За окном стемнело. Хоть день уже и пошёл на прибыль, но солнышко было ещё совсем молодое и с трудом пробивало себе дорогу в новорожденном году сквозь холодную тьму длинной ночи. Милка заёрзала на печке поудобней устраиваясь под шкурами. Мать, отец и оба старших Милкиных братца ещё вчера отправились в ближнее городище отвезти купцам беличьи шкурки да льняное полотно. Вятко, старший брат Милки, обещал привезти ей с торга красную бусинку и Милка с нетерпением ждала утра, собираясь, если понадобится, весь день проторчать у ворот тына, выглядывая родительскую волокушу. Спать совсем не хотелось, хотелось глядеть в потолок, и рассматривать причудливые тени, отбрасываемые огоньком лучины на брёвна родного сруба. И Милкиному взору показывались то огромные волки, то медведица с медвежатами, а то и русалки с рыбьими хвостами, кружащиеся в странном танце.
- О чём же тебе рассказать, милая? - в умелых старческих руках текла нить, убегая вниз к веретену, мерно постукивающему по полу.
- Про детей Макоши, - отозвалась Милка благоговейным полушёпотом. Казалось само упоминание о них могло разбудить древнюю силу земли, покоящейся в это время года под пушистым снежным одеялом.
Бабушка помолчала, а потом глубоко вздохнула, и Милке представилось будто бубушка в этот момент достала из огромного резного ларя, полного её воспоминаний, одно особенное и, бережно развернув его, как вышитое полотно, положила к себе на колени. Ларец воспоминаний действительно был, самый что ни на есть настоящий, он стоял в углу напротив печки и в нём хранились вполне осязаемые вещи, связанные с историей их рода. И каждое поколение докладывало туда своё "воспоминание", особенное, которое нельзя забыть. Туда Милка когда-нибудь обязательно положит и свою красную бусинку, когда будет такой же старенькой как бабуля ...
- Было это давно, - заструился, как нить на веретене, глубокий голос бабушки и Милка подпёрла шёку ладошкой, приготовившись слушать, - тогда люди ещё понимали голос земли на которой жили. Ведь Земля-Матушка, она живая, и сила в ней таится божественная, она не молчит, это просто мы сердцами стали глухи, ведь богов не ушами, а сердцем только услышать и можно. У Земли детей много. Не только мы с тобой и наш род человеческий, ведь и звери и деревья и всё что видимо глазам нашим, ею рождено - Она великая Мать. И силой своей божественной она творит новую жизнь и наполняет ею особо кого сама избирает.
Так могло случиться, что человек живёт в своём роду, сеет-пашет, ничего не зная, и вдруг, перед лицом нежданной беды просыпается в том человеке иная суть, иная сила, которой не было прежде. А силы эти бывают разные, то может человек тот вдруг зверем лесным оборачиваться, а то и деревом каким, и даже, бывало, когда ветром или огнём начинал он разгуливать по земле. Да всё не с проста, а ради одного дела: принести спасение своему роду.
А бывало и наоборот. Развратится поселение, увидит земля непотребства человеческие, услышат чуры, в земле покоящиеся и не смогут сдержать беззакония. Вот тогда приходит сила та на избранного, дабы руками своими принёс он наказание, что бы была наука всякому. Но и тут мудра Земля-Матушка! Верно говорят, никто так не любит, как она. Ибо род своего примет, вырастит, пригреет и до гробного жилища проводит, а там и отпустит. А земля не так. Она и родит и накормит, да и после смерти к груди своей ещё пуще прижмёт, обнимет, и всё равно ей какого ты рода, сословия, всегда ль хорошим был иль оплошать успел немало. Так и здесь является её мудрость, не погубит она зря ни одну живую тварь, но наставит снова на путь истиный, запишет урок свой в каждое сердце.
И называют тех людей - дети земли. И никто не может знать кого Она изберёт послужить ей, даже человек тот, покуда не сойдёт на него сила. А как сойдёт, так и оставит, и вспоминай только о былом, случившемся - было ли то на самом деле или привиделось? Сложит родитель какой это в былину для своих дитятков и передаёт из рода в род, из уст в уста. Так и дошли эти сказания о детях земли и до наших дней. А быль ли это или небыль, кто скажет теперь?
Но как Земля-Матушка многолика и разнообразна, так и дары её и дела не одинаковы. И рассказывали нам деды совсем дивные истории, будто порой выходили прямо к тыну люди, то из лесной чащи, то с поля, а то и находили их сами люди, по грибы ушедшие, или среди сенокоса и жатвы - дитяток совсем малых или отроков, рода и племени неизвестного...
На дворе расцветал месяц травень. В полях уже белели рябины, подставляя ласковому солнышку пушистые соцветия. А по утрам по земле стелился густой туман, поднимавшийся в предутренние часы от речки за полем. Стоян брёл сквозь серую гущу, пытаясь высмотреть впереди очертания Зорьки, годовалой телушки, не вернувшейся вчера с пастбища. И куда она могла забрести? На опасного зверя Стоян не грешил, волки в здешних лесах хоть и водились, но поживы им и без коров вдоволь было: леса вокруг стояли богатые, и человеку и зверю на всякое добро щедрые. Но сколько он вчера ни зазывал её, сколько ни обходил вдоль и поперёк всю округу, Зорьки нигде не было. Корова-матушка Зорьку в прошлом году после самого пожара скинула, и была она им как лучик света в том несчастье, как обещание богов, что всё ещё образуется. Нельзя её потерять. Никак нельзя... Туман цеплялся за портки и пробирал сыростью до самых костей. Сочные весенние травы, пропитанные влагой, обнимали поршни и каждый шаг отдавался чуть слышным чавканьем. Вот из тумана выплыла старая рябина, за ней, половина версты и берег Ветлянки будет, а на другом берегу её стоит густой березняк: вчера Стоян туда не сунулся, побоялся нечисти, но сегодня решился заглянуть и туда. От налетевших на него мыслей и воспоминаний о событиях прошлогодней давности, Стоян вовсе забыл кликать телушку, и, когда из тумана, как в неожиданно открывшейся двери, проступил силуэт бурёнки, он не сразу и имя её вспомнил от удивления, остановился вглядываясь - не морок ли привиделся? - а рядом с бурёнкой стояла девица. Да нет, не девица, дитя ещё малое, лет двенадцати! Обнимая берёнку за шею, она смотрела прямо на Стояна и улыбалась. Белая рубаха её ярким пятном святилась рядом с бурой Зорькой. Волосы, до того белые, что казались покрывалом на детской голове, вольно ложились кудрями на плечи и поднятые руки. Стоян остановился, словно увяз в земле, второпях осенил себя знаком Перуна и вытаращился на этакое чудо, не зная, бежать ли отсюда без оглядки или всё же сперва тёлушку забрать.
- Дяденька, что стоишь? Мы с Зорюшкой тебя уже заждались! - озорно прозвучал её голосок, разрезая нависшую тишину. Не дождавшись, пока мужик придёт-таки в себя, девочка двинулась ему навстречь, не отнимая одной руки от шеи бурёнки.
- Не бойся дядя Стоян, не морок я, вот, можешь руку мою потрогать, видишь теплая! - она успела уже подойти к нему и теперь протягивала вперёд тоненькую ручку открытой ладошкой кверху.
Стоян поторогать всё же не решался, но теперь с интересом разглядывал чудо. Глаза девочки, голубые как ясное весеннее небо, смотрели умно, с неприсущей возрасту глубиной и разумением, слегка щюрясь улыбкой. Маленький носик забавно топорщился на белом лице, а щёки пылали ярким румянцем, словно натёртые свежей земляникой.
- Не веришь?
- Верю, отчего ж не верить, не слепой, вижу что не морок. - неуверенно начал Стоян. - Кто ж ты такая будешь, и откуда здесь?
- Ты Зорюшку искал, вот я и вывела её к тебе. А откуда я, не важно, теперь-то я у вас жить буду. Меня Матушка к вам послала, сказала, без моей помощи не обойдётесь. Вот! - руки она теперь упирала в бока, и весь её вид этот говорил о том, что никаких возражений по этому поводу ему, Стояну, иметь не положено.
- Ну.... пойдём, коли так. - протянул мужик.
Девчушка шепнула что-то на ухо Зорьке и та послушно двинулась в сторону деревни, поматывая хвостом. Ну и дела! Стоян постоял ещё немного, глядя обеим вслед, но потом всё же оторвал, казалось пустившие корни ноги, от сырой земли и пустился следом.
Пристроившись с другого бока животного, он опасливо косился на девчушку: она бодро шагала, то и дело выглядывая из-за Зорькиного хвоста в сторону озадаченного мужика, всё с той же неизменной улыбкой. До деревни они дошли молча, хотя у Стояна голова рвалась от неисчислимого роя вопросов, которые он и не знал-то кому задать: то-ли странному ребёнку, появившемуся незнамо откуда, то-ли кому из богов, только какому? А то ли и самому себе. Ведь что теперь будет? Сейчас в деревне к ним на двор сбегутся со всех домов, ему ответ перед любопытными бабами да перед старейшиной держать придётся, а ответов он и сам не знает. Ну да ладно, как-нибудь, придём-увидим.