В понедельник, ближе к обеду, Лю Е заехал в отель "Виктория" за русскими друзьями. О встрече они договорились заранее, когда Евгений перезвонил китайцу из Гонконга. Генерал решил угостить Евгения шашлыками на природе, и там же, без лишних глаз и ушей, обговорить накопившиеся вопросы. Поехали Вишневецкие и переводчик. Полицейский неплохо выучился русскому от своей любовницы из России и на бытовые темы мог говорить на русском сам, но при обсуждении сложных профессиональных вопросов приходилось прибегать к помощи посредника.
"Сити отель", ранее отель "Виктория", Харбин
Тихонов с охраной ещё в воскресенье уехал в Хэйхэ, куда вызвал своих русских сотрудников, планировал вернуться к обеду. Марина решила остаться в Харбине и пройтись по магазинам. Португальцы с Ван Тинином знакомились с городом и его спецификой.
Найти уединенное место на природе в Китае - задача сложная. Любой ровный уголок земли распахан или кому-то принадлежит и огорожен многометровым забором. Многочисленные парки и скверы забиты людьми. Места, где можно спокойно провести время, как привыкли в России, где есть тень от деревьев и нет толпы людей вокруг - большая редкость. Генерал знал такое, километрах в 20 на запад от центра города, вверх по течению Сунгари, на её северном берегу, и отвёз туда гостей.
Харбин опоясывают две кольцевые обводные дороги - четвёртая автомобильная и железная. На западе города эти два кольца проходят на расстоянии пяти километров друг от друга. Северный берег реки защищён дамбой, метров пятнадцать высотой.
Вид на Харбин с северной дамбы
Она проходит в ста метрах от русла реки, и сплошь засажена ивами. Дамба новая, посадки состоят из прутиков с мизерным количеством листьев. В месте, которое приметил генерал, сохранился участок старинных сооружений, защищавших город от наводнений в прежние времена, лет двести назад. До сих пор этот рукотворный бугор на пару метров возвышался над рекой. На этом искусственном пригорке каким-то чудом выжили полсотни вековых ив в три обхвата, дававшие в изобилии и тень, и дрова.
Прибрежные заросли в черте города - редкое место, где в радиусе 100 метров никого нет рядом
Поехали двумя машинами. На служебном микроавтобусе везли шезлонги, барбекюшницу, посуду, древесный уголь, готовые шампуры с шашлыками из баранины, говядины и свинины для гостей и различные малосъедобные деликатесы для хозяев, вроде рубца, шелкопряда, ещё каких-то насекомых, еду и напитки. Машиной управлял персональный водитель, он же охранник чиновника в форме. Генерал в штатском, сам за рулём личной "Ауди", вёз почётных гостей.
Китаец относился к русскому с откровенной симпатией. Сотрудничество с ним за прошедший год принесло двести тысяч долларов. Весьма весомая прибавка к его вполне приличной зарплате. Главное - не приходилось нарушать законы и рисковать шкурой. А после перехода из суда на должность начальника уголовной полиции провинции, их контакты стали ещё более тесными.
Для облегчения разговора Евгений ещё в Гонконге сделал подборку из документов по контрабанде реакторов, написал короткую пояснительную записку, свои пожелания. Слава всё перевёл на китайский язык.
Добравшись до островка дикой природы, все вместе быстро расставили дачную складную мебель, продукты. Водитель занялся разведением огня и приготовлением шашлыка, Ирина пошла побродить по окрестностям. Переводчик развалился в шезлонге на почтительном удалении от шефа, но готовый прийти на помощь по первому требованию. Вишневецкий и генерал устроились в двух складных креслах в тени под ивой, почти у воды. Лю Е внимательно изучил материалы и нашёл их очень интересными и перспективными, а предложения по разрешению ситуации ко всеобщему удовольствию весьма разумными, естественно, если их слегка подкорректировать.
Место, куда они приехали, было действительно великолепное. Прямо у ног в южном направлении расстилалась двухсотметровая гладь одного из судоходных протоков Сунгари. Где-то на горизонте проглядывали массивы домов, корпуса электростанции. В трёх километрах на востоке на стометровую высоту вздымались два пилона Н-образной формы моста четвёртого автомобильного кольца. На западе горизонт перечерчивала низководная эстакада железной дороги, длиной в шесть километров. С севера пятачок от холодных ветров прикрывала дамба - узкая полоса земли в сто метров шириной и два километра длиной, покрытая травой и деревьями, без единого дома или хозяйственной постройки, поля или огорода, отгороженная от остального мира высокой насыпью со спускающимися вниз гранитными ступенями и приличной дорогой по хребту.
- Ты уверен, что центральные власти в этом не участвуют? - спросил генерал.
- Абсолютно, но я не против, чтобы ты запросил Пекин. Если они в курсе, мы и пальцем не шевельнём. Двигаться должны в Сянгане *().
Китаец задумался, комбинация смотрелась неплохо. Он одновременно доказывал столице свою преданность, наличие хороших связей и источников информации в России, демонстрировал прекрасное взаимопонимание с коллегами из Сянгана. Показывал политическую зрелость и мудрость, отсутствие суетливости и неразумной спешки, что так ценили в Пекине. Если русский прав, а судя по документам так и есть, кое-кто из коллег в провинции Дзилинь будет иметь немалые проблемы. Их автономные национальные корейские узы у многих в столице вызывали раздражение. Установление неформальных отношений с полицией Гонконга принесёт пользу, и вся эта история позволит прижать хвост обнаглевшему президенту "Дунфана", покажет ему, что он отнюдь ни неприкасаемый, которому всё дозволено. Комбинация обещала хорошие перспективы служебного роста.
- Окей, я сделаю звонки, о которых ты просишь.
Он встал, подошёл к самому краю обрыва на берегу, сделал несколько телефонных звонков. Первый - куратору в Центральном Комитете партии. Уточнил, что власти не санкционировали данную акцию. Потом непосредственному руководителю в министерстве. Получив от них добро, связался с заместителем комиссара по оперативной работе Гонконга, с которым был знаком по совместным сидениям на общекитайских совещаниях силовиков.
Вернувшись, он сказал Евгению:
- Женя, успокойся. Ни проблем, ни скандалов не будет. Всё решено. Твои предложения приняты. Контрабанду на выходе задержит таможня Сянгана. Переправит груз на материк. Россия вообще нигде не будет упоминаться. Кстати, в Сянгане вашу деятельность засекли люди комиссара. Я сказал, что вы работаете на меня,
- Спасибо, - поблагодарил Евгений.
- Знаешь, твою комиссию стоило создавать ради только одной этой операции.
- Жаль, первую отправку просмотрели, - сказал Вишневецкий.
- Пекин решит этот вопрос с Пхеньяном, - заверил генерал. - Не сомневайся. Пошли есть шашлыки.
35. Май. Россия.
Никонов разложил перед собой запрошенные документы. Собственно, размышлять над ними долго было нечего. Всё совершенно прозрачно и очевидно. Об этом он догадывался, отправляя запросы, точнее знал, но надеялся на чудо. Перед ним копия акта московской пожарно-технической экспертизы. Первый экземпляр исчез, подменён фальшивкой. Второй - заключение местных экспертов, работавших на пожаре. Далее - список сотрудников, принимавших участие в расследовании. Два имени на первом месте - капитан Дергачёв и лейтенант Буров. Оба меньше месяца назад по ходатайству Волкова переведены с периферии в управление. Рапорт подполковника Курганова на младшего лейтенанта Наджиева о нарушениях в его заведовании, докладная местного особиста относительно бросающихся в глаза "нетрудовых доходах" офицера. Всё в копиях, подлинники испарились неизвестно куда. И тут же рапорт майора Дорошенко о проверке сигналов. Нарушений не выявлено, Наджиев - безупречно честный человек. Выписка из приказа на демобилизацию двух бойцов, обслуживавших склад до того, как их допросили по поводу пожара. Оба - земляки заведующего складом. Впрочем, при таком следствии могли бы и допросить, результат заведомо известен.
Всё ясно, покрытие украдено. Сделали это его сотрудники, или кто-то при их непосредственном участии. Вопрос в другом - что делать ему, генералу Никонову. Когда в управлении служил Волков, которому он полностью доверял, то скользкие дела передавал ему. Полковник со своим отделом решал проблемы. Полковника нет - проворовался. Заместителя вообще придавить мало, ещё двоих сотрудников отдать под трибунал. Если глубже капнуть, что тогда всплывёт?
Генерал поёжился, вспоминая откровения старого друга, как они "развели" на четверть миллиона и, отнюдь не рублей, предпринимателя Вагарова. О похищении людей ради выкупа. О намёках на неизбежные потери среди гражданских при проведении подобных акций. Вспомнил постановление Коллегии Верховного Суда России, освободивших почти всех финансистов, смягчив им приговор и сроки до отсиженных полутора лет. Это ещё хорошо, ведь рассматривался вопрос вообще о реабилитации двоих.
Всё приходилось делать самому, прятать расследование от подчинённых - ведь не знаешь, на кого можно рассчитывать. Главная проблема лежала здесь же на столе - приказ из главка о назначении нового заместителя начальника управления, который должен прибыть из северо-западного округа в ближайшие дни. Будь у него время, спокойно расковырял бы гнойник, выросший под его чутким руководством. Но приход зама означал, что его перевод на регион окончательно согласован. Времени на неспешную работу по выявлению "оборотней" и воров нет.
Вариант первый - он молчит о причастности его сотрудников к краже антирадарного покрытия, делает вид, что расследование проведено, как положено. Шаг рискованный. Если покрытие не вывезли из страны, есть опасность, что его задержат на границе. Запустится маховик независимого расследования, в ход которого он не сможет вмешаться. Ещё один фактор риска - он попадает в полную зависимость от Щёголева и его друзей. Им правда известна в полном объёме.
Можно поступить по-другому. Никонов пускает дело в ход, передаёт материалы, собранные им на подчинённых, новому заместителю. Приказывает задержать подозреваемых. Если покрытие в стране, и его найдут, может пронести. Но прошло уже больше месяца, почти наверняка его вывезли. Тогда начинается скандал. Полетят многие, начиная с него и кончая замами в министерстве. Он вместо повышения отправляется на пенсию копать грядки на соседнем с Волковым садовом участке. История может всколыхнуть и старые дела - Вагаровское, Папаши Мюллера, высветит под другим углом информацию, касающуюся реакторов. И тогда решение Верховного Суда будет восприниматься по-другому - не как успех адвокатов обвиняемых, а как его личный провал.
Пара недель у Никонова есть. Он свяжется с Щёголевым, попросит совета и помощи. Надо выяснить по его каналу, где сейчас находится покрытие. Срочно требуется убрать из управления Бурова и Дергачёва. После этого он будет решать, что делать. Надо и на приемника посмотреть внимательно. Может, что хорошее в голову придёт.
36. Май. Россия.
Нервы Игоря Бурова были на пределе, вторую неделю он толком не спал. Еда не лезла в горло, от водки начинало рвать. По ночам снились кошмары, он просыпался каждые пять минут и по полчаса сам с собой вёл длинные и совершенно бессмысленные диалоги, проигрывая по десять раз за ночь возможные варианты допроса по поводу украденного покрытия. Во всех сценариях он проигрывал и в лучшем случае отправлялся на много лет в тюрьму.
Месяц назад разработанная ими операция по краже краски казалась идеальным преступлением. Сейчас он видел, что это было авантюрой. Их ослиные уши торчали всюду. Оправдаться не было никакой возможности.
Десять дней назад его поймал в курилке встревоженный лейтенант Романов, имевший в канцелярии управления сердечную подружку. Тиская её в обеденный перерыв, увидел запрос, подписанный Никоновым, в центральную лабораторию. Он просил Москву прислать копию заключения по пожару на авиационных складах. Под этим письмом лежал второй запрос о представлении повторно всех материалов, полученных местными экспертами на пепелище. Это был конец. Их проверяли, шансы вывернуться практически отсутствовали.
Десять дней они втроём - он, Романов и Дергачёв - не вылазили из канцелярии под любыми предлогами, в надежде ещё раз перехватить и заменить заключения экспертов. Ничего не вышло. Три дня назад, минуя канцелярию, ответ из Москвы с офицером фельдсвязи поступил прямо на стол к начальнику управления. Вчера позвонил Наджиев, рассказал, что его снова почти три часа допрашивал особист. В очереди на допрос сидели бойцы из роты охраны, выпустившие грузовики с покрытием с территории складского комплекса.
Игорь не совсем понимал, почему их до сих пор не задержали. За эти дни он потерял килограммов пятнадцать живого веса, белки глаз приобрели ярко-красный оттенок, его бросало то в жар, то в холод от любого резкого звука, руки тряслись, по малейшему поводу он срывался на крик. Кончилось тем, что начальник отдела, майор Кобец, отправил его на обследование в медчасть, подозревая, что подчиненный сидит на наркотиках. Врачи поставили диагноз - тяжелейшее нервное и физическое истощение, выдали больничный лист и рекомендовали лечение в санатории.
Выйдя от врачей, он написал рапорт об увольнении по состоянию здоровья и заявление о предоставлении очередного отпуска. Заперся дома. Но сидеть и ждать ареста в одиночку было ещё страшнее. Он каждый час звонил подельникам, спрашивал, какие новости, доводя их до того же состояния, в каком пребывал сам.
На третий день добровольного заточения, не позвонив предварительно, его посетил капитан Дергачёв. Принес выпивку и закуску. У Игоря еда кончалась, но выходить из дома за покупками было страшно. Он очень обрадовался визиту капитана. Пили молча, откладывая разговор на потом. Три стопки по пятьдесят граммов на пустой желудок, и лейтенант, при его взвинченном состоянии, поплыл.
- Игорёк, так не годится, надо поговорить, - забеспокоился гость. Протянул хозяину две маленькие белые таблетки. - Выпей, придёшь в себя.
- Что это? - спросил Игорь, отправляя таблетки в рот и запивая услужливо налитой водкой.
- Могучая штука "Зорекс Супер", специально по заказу конторы разрабатывался. Пять минут - и трезв, как стеклышко, - ответил капитан. - Ты давай, закусывай. Препарат сильный. Желудок может заболеть, если на пустой принимать.
Через пять минут Буров спал глубоким сном от смеси водки и клофелина. Гость сфотографировал спящего на камеру телефона, затем аккуратно поднял его, уложил на диван, накрыл одеялом, сунул под голову подушку. Он относился к Игорю очень хорошо, можно сказать, по-братски. Парень ему нравился. Но его нервный срыв заставлял действовать жёстко.
Капитан Дергачёв, пройдя горячие точки и побывав в настоящих переделках, обладал более крепкой психикой. Доказать его участие в краже было сложно. Буров вёл следствие, отправлял запросы на экспертизу и заменял их на липовые, выкидывая из материалов всё, что говорило о краже, а не о самовозгорании старой электропроводки. Степан, как и все нормальные люди, попавшие в аналогичную ситуацию, боялся, но был в состоянии держать себя в руках и оставаться внешне в нормальном виде, заглушая страх водкой. Игорь его очень беспокоил, ещё неделя, и лейтенант дозреет до явки с повинной. Тогда он потянет за собой всех - и Романова, на которого вообще ничего нет, и его, капитана Дергачёва. Первый удар придётся по Наджиеву, потом настанет очередь людей Дорошенко на гражданке. Мало никому не будет. Пётр спрятался за границей, деньги у него есть. Достать непросто. Капитан, как и младшие коллеги, не понимал, почему руководство медлит с их арестом. Возможно, Пётр прав - Никонов боится очередного скандала в управлении и молчит о том, что знает. Им это на руку, даёт шанс вывернуться безнаказанно. Но Игоря необходимо остановить. Как именно, вопрос второй.
Наджиев знает Петра и Игоря, и будет говорить только о них. Надо отдать его следствию, пусть раскалывают - им тоже нужно чем-то заняться. А вот Буров знает всех и, скорее всего, сдаст. Поэтому задача Степана, как старшего в группе, ценой жизни слабого звена спасти остальных. Как учили в школе, так он и поступит.
Возможно, их не трогают потому, что не выявили все связи, не проявили контакты. Картина, в целом, ясна, а деталей нет. Один туман. Ищут похищенное. Жалко парня, но делать нечего. Или он, или мы. Советоваться ни с кем нельзя - лишняя утечка информации, а из конторы надо уходить, пока не поздно.
Степан достал из портфеля стакан, пустую бутылку водки с отпечатками бомжей из скверика, газету, об которую обтирали руки после разделки сельди, создал живописный беспорядок на столе. Игорь спокойно спал, пуская пузыри на подушку и тихо посапывая. Степан постоял над приятелем, размышляя - остановиться, пока не поздно, оставить всё, как есть. Вдруг повезёт?
Нет, рисковать глупо. Буров сломался, и даже, если случится чудо, и беда обойдёт стороной, рассчитывать на него в будущем нельзя. Так лучше для всех. Благо, он одинокий, только тётка где-то на севере. Родители погибли в автодорожном в 1991, оставив малолетнему сыну приватизированную двухкомнатную квартиру. Суворовское училище, школа ФСБ, распределение в родной город, в связи с наличием жилья - вот и вся биография. Свою семью завести пока не успел.
Степан налил в стакан тёплой воды, всыпал туда горсть таблеток из десятка пузырьков, выставленных лейтенантом на прикроватной тумбочке. Половину из них выписал врач, остальные принёс капитан. Помешивая чайной ложечкой, подождал, пока они растворятся полностью. Долил в стакан водки. Из портфеля достал спринцовку с длинной резиновой трубкой на конце. Наполнил резиновую грушу смесью водки и медицинских препаратов. Приподнял голову лейтенанта и очень аккуратно, чтобы не поранить нёбо и горло, вставил трубку в рот, опустив до пищевода. Медленно, почти нежно опустошил спринцовку и вынул трубку из горла. В этом деле, главное, не вызвать рвотной реакции. Завернув прибор в пластиковый пакет, спрятал в портфеле. Он отправится в мусорный контейнер в четырёх кварталах от дома коллеги. Включил телевизор, приглушил звук. Спортивный канал транслировал его любимый баскетбол. Удобно расположился в кресле, наслаждаясь перипетиями игры.
Через полтора часа проверил у друга пульс, он почти отсутствовал. Для верности подождал ещё полчаса, в течение которых, надев перчатки, тщательно обыскал квартиру. Забрал сотовый телефон для связи с Дорошенко, три сменные симки к нему. Из тайника под батарей достал пистолет Макарова со спиленными номерами, запасной комплект документов, двадцать тысяч долларов. Не должно у скромного лейтенанта быть таких денег. Просмотрел документы, убрал всё лишнее.
Лейтенант не подавал признаков жизни. Оставив работающий телевизор с приглушённым звуком, включил на полную мощность обогреватель с таймером, чтобы сбить с толку экспертизу и затруднить определение времени смерти, если тело, по недоразумению, обнаружат в течение ближайших двенадцати часов. Плотно закрыл форточку, проверил водопроводные краны - нельзя случайно затопить соседей. Выходя из квартиры, аккуратно протёр всё, к чему прикасался.
Труп найдут не раньше, чем через десять дней, может и больше, когда тяжёлый запах дойдёт до соседей и вынудит обратиться в милицию. Это может произойти и через два - три месяца, возможно, если повезёт, через полгода. Повреждений на теле нет, заключение медиков о тяжелейшей депрессии на столе, там же следы употребления алкоголя и различных мощнейших препаратов в неблагоприятном сочетании. Даже не легко прогнозируемое и ожидаемое самоубийство, а несчастный случай - передозировка на фоне алкогольного отравления. Дата смерти будет установлена с точностью плюс-минус неделя.
Из квартиры Бурова капитан Дергачёв отправился на свидание с Соней, прапорщиком их управления. Вечер они провели в приличном ресторане на набережной, а затем поехали в ее квартиру. Если бы женщину спросили про её спутника, она, не покривив душой, поклялась бы, что капитан был совершенно трезв, весел, обаятелен и беззаботен, что он прекрасный любовник, беззаботно спавший до утра сном праведника.
Расчёт капитана оказался верным. Тело бывшего коллеги нашли в конце декабря, когда к Бурову приехала тётка из Нерюнгри. Решила съездить в Китай перед Новым годом. Она и подняла тревогу. В квартире нашли разложившийся труп. Благодаря качественно сделанному евроремонту, двойной китайской двери и стеклопакетам на окнах, запах разлагающегося человеческого тела не покинул квартиру.
Дату смерти установили приблизительно - конец мая-начало июня. С причиной проблем не было - Буров был уволен и из управления, и из вооружённых сил, согласно его рапорта, поданного после посещения медчасти. Кадровики выполнили формальности, перевели его в резерв и сложили документы в сейф ещё летом. Когда понадобятся, придёт и заберёт. Расследовать смерть уволившегося в запас по состоянию здоровья офицера повода не было, а главное, отсутствовало желание заниматься этим делом. На католическое Рождество лейтенант Буров переехал на городское кладбище.
