Аннотация: Старость - это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости.(Ф. Раневская)
Старость - это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости.(Ф. Раневская)
Мама дорогая! Ершов... твою мать... всё вам хихоньки, да хаханьки, но не вижу я "соринки в своём глазу, не вижу, а о бревне и речи быть не может!"... О других я повествую...
Мой частный дом с летней кухней во дворе, банькой - сауной находился напротив такого же дома, в котором проживала моя соседка Нюра - половозрелая дева, ведомая нормальным женским естественным инстинктом - продления рода, такая пухленькая молодица с аппетитной попкой - игруньей, образованная и не единожды разведённая. Нюра относилась к тому поколению, когда уже познали, что бананы не нужно варить по два часа в ведре, как раков и не жарить их же, словно птичьи окорочка на сковородке.
На моих глазах она выросла и уже в пятнадцать лет девочка в отличии от своих подружек - сверстниц приобрела аппетитные формы и отличалась особой женственностью, сексапильностью и сексуальностью, а нежная её грудка уже была грудью, превышающей четвёртый номер (по европейским стандартам), она практически выпрыгивала из глубокого декольте.
Хозяйка выходила поутру на писанное резьбой высокое крылечко, и томно разминая своё сочное бархатно - манящее тело, потягивалась и, вскинув руки к небу, распевала арию из оперы "Ах, кому же умудрилась я отдаться..." (Признаюсь - я такой оперы не слыхивал.)
-Себя люблю я очень, очень! Себя люблю давно - давно... Остальные все тоже прекрасные люди!- пыталась петь она, но не получалось у неё и походило не на песнопение, а на нытьё молодой, уже тридцатилетней зануды.
Ну, не было в их семье солисток даже в драмтеатре на школьном уровне, так какого же хрена нужно было так завывать, изгаляясь над соседями на ранней зорьке, будя горластых молоденьких петушков раньше времени и дразня всех собак в округе, готовых сорваться с цепи. Одни торгаши были в их родне, одни торгаши, так к чему нужно было надрываться и солировать, накликая на себя ругань добропорядочного люда...
Для этой юной зазнобы с очень ранним вегетативным проявлением климактерического синдрома был приемлем по наследственности лишь временный брак. Раньше её поведение было бы обществом расценено не иначе, как разврат, а она, как и многие, скрывают его под личинкой неведомого доныне брака - брака гостевого. Сам же разврат не считается сей день развратом, хотя секс совершенствуется любимыми чадами своих родителей, в коем только участвуют уже не все. (Нет-нет, сказано же, не о себе я повествую...)
Соседка моя с малых лет выглядывала в оконце, всматривалась в серую мглу и туманную даль, ожидая принца "на мерине"; тем лишь и жила... Главное, ей было комфортно, а на остальное она плевать хотела со своего высокого крыльца, хотя и это ей было ленно делать, так как была с пелёнок Нюра эгоисткой в бабку свою со своими плюсами. Она продала душу уже тогда, когда на бабушкину денежку приобрела первые в школе бикини...
- Как я люблю свою высокую грудь, тонкую талию, крутые бёдра. И как я ненавижу толстый слой жира, за которым всё это скрывается!- признавалась она не раз, примеряя при мне тот лоскуток, ту тряпочку на себе.
Попросила девочка совета у мамки выйти замуж за темнокожего Тумбу - Юмбу, та её сдури и поставила пред иконой Святой Богородицы, но не переросли их отношения в семейные; недолго они посожительствовали, стукнулись зад о зад, да и разбежались кто куда.
С большой радостью я воспринял это решение соседки, ибо у того Юмбо лишь ноготь торчал на ноге из-под одеяла, как кинжал, да грудь, как флигель ходила ходуном после курения от кашля. Каких-либо преимуществ у него пред её сверстниками не было, видимо в рамадан он был зачат, а потому сладкая женщина недолго баловала его вниманием и своими прелестями в ложе.
Да и занятие в кризисный период у афро - азиата было специфическое, не у каждой женщины нервы выдержат. В свободное от безделья времечко выпускал тот баранам и овцам требуху, а кишки сдавал на фабрику для производства презервативов, кои были настолько по-советски надёжными, насколько это было возможно; не лопались даже при переносе в них до ведра воды на большое расстояние и пользовались большим спросом у жителей близлежащих посёлков и деревень, так что деньги у соседки водились и деньги немалые...
После баньки молодку всегда навещал некий синдром, так похожий на картофельный, ибо возлежала она в кресле - качалке в тенистой прохладе кухни, словно овощ сорванный на грядке, и запрещала даже мухам её беспокоить, пока сама не пробуждалась от спячки...
Откуда мне всё это известно, спросите вы; так сказываю же - сосед я, соседушка её... разве могла певунья - молодица что-то от меня скрывать, никак не могла... Болеть бы ей - не переболеть, коли мне бы чего-то Нюра недосказала, ведь женщины умеют хранить секреты лишь группами. Человек так по десять - шестнадцать. Да вам лучше знать всё об избалованных ныне девицах, я уж, вроде как к древним себя отношу.
В гости всегда ожидала Нюрка друзей, но требовала блюсти её устав, а не со своим к ней жаловать. Не любила она того. Даже родственницу свою бабку не желала лишний раз видеть.
А вот о её бабушке стоило бы отдельно рассказать и поподробнее. Знавал я её более шестнадцати лет и всегда виделась она мне со взором горящим и убойными навыкате глазами, особливо при виде мужиков, причём любой возрастной категории; уж, мне ли об этом не знать. О её похождениях легенды доселе ходят в округе.
-Зачем, скажи, живут!? Чтоб нашу жизнь подпортить.- думал я.- Работал видимо над наследником отец её Иван Савельевич, но вышел брачок небольшой. Видать мамка лишь имитировала зачатье наследника, ибо вопреки воли мужчины, девка родилась, Нюркой крещёная. Видимо в тот день на голову старика обрушился "водопад счастья", ибо все видели, что он ходил тогда месяц понурым с выражением на лице, будто мину с тротилом в шаровары ему заложили.
Дочь его с коэффициентом интеллекта в два балла Совой всю жизнь в поселении кликали. Почему - не ведомо мне; догадываюсь лишь, что в лунные ночи сослепу зазывала мужичков в своё внебрачное ложе.
А у нас так в селениях, ежели кого наградят нецерковным дворовым именем, то всю жизнь ярлык тот носить - не переносить и не только тому, кто имечко оное заработал, но и детям и правнукам до седьмого колена. И если назвали моего свата недалёкого Тузиком, то ни ему, ни его отпрыскам уже не отмыться от той клички; даже Мухтаркой им уже никогда не быть.
Не верите - поспрашивайте, поверите...
Всё время меня мучает вопрос, какая необходимость была жить бабке особняком ото всех в посёлке, уводя мужиков из семей и воровать, обсчитывая, воровать, обвешивая, просто воровать, чтобы воровать, ничем не брезгуя, да видно натура такова её была - воровская.
И что она тем нажила, да лишь недоброжелателей, да квартирку трёхкомнатную за всю свою сознательную длиннющую жизнь. И стоило ради того идти на сделку с совестью, не имея в конце жизненного пути практически никого, даже подруги, которой можно было поплакаться в плечо.
Этому божьему в женском обличье одуванчику - Сове помогал сам Гермес - покровитель воров, ибо всю сознательную жизнь та воровала и спекулировала и ни разу, скажи, не попалась в лапы правосудия. Каждый квартал, а то и каждый месяц с торговой точки, где она работала, воры дань для себя взимали, вскрывая по ночам замки. И сколь собак по их следу не пускали, всё они крутились и теряли нюх у юбки Совы - Нюрки. В её совсем неженском носу верно стояли специальные фильтры, заглушающие запахи пива, пота и чеснока одновременно; она к тому была привыкшая, но собаки работать в экстремальных условиях не желали.
Всё же надо отдать ей должное посему поводу, не каждому дано уйти от уголовного преследования, но ей удавалось; так честь ей и хвала. Ныне, в период капитализма, даже Джоконда с полотна улыбается так, будто что-то вчера украла у своих постоянных воздыхателей... Так выходит, что лучше своровать и молчать, чем на паперти просить и унижаться!
Отвлекусь здесь и поведаю о том, как однажды она и мне подпортила безукоризненно белые новые брючки, в которых я хотел сразить свою милашку, отмечая праздник Дня молодёжи.
В тот знойный июньский день стоял я в очереди за разливным пивом в парке, где Сова боцманской походкой дефилировала у самодельного прилавка и пиво продавала; я же ожидал, когда она отпустит живительный холодный напиток шерстяному кавказцу с надписью на руке "Сын Аварии"...
Поначалу взгляд продавщицы был обращён на волосатую, словно кошмой в завитушках покрытую его грудину. Так, ежели нравится женщине такой тип со щетиной на теле - смотри, кто против то, да никто... Ежели грудка волосяная вас возбуждает, то почему бы тому не порадоваться.
Никем она не брезговала в этой дыре, ни водителем, ни родителем, ни крестителем, ни строителем; сердцу не прикажешь, так и себе незачем было ей отказывать.
Но, вдруг вижу, что в её глазах пыхнул огонь, причём такой силы и так ярко, что заставил меня ловить направление её кинжального взгляда с фейерверком для присутствующих. Взгляд тот, будто у зомби, выкопанной с древнегреческой пирамиды, был направлен на вожделенный объект ниже неправильно завязанной пуповины горца, ниже той ватерлинии, где могли плавки напополам вот-вот треснуть, куда и смотреть то другим женщинам было совестно. А ведь вовсе этот южанин не похож был на полового гиганта или мужской взгляд здесь вовсе неуместен.
-О, Святая Метида - богиня мудрости, зачавшая богиню Афину, так она была сражена тем, что видела, так была сражена тем, что её манило, так она была сражена тем, что её влекло, что помутнела вся её крашеная головка, ибо совсем забыла, что торгует пивом, а не пребывает на песке черноморского пляжа.
Чувствовал я в голове продавщицы изменения, та верить своим глазам не могла - у горца в тот миг в штанах шевеление...
Ёшки - матрёшки! Как забавно было смотреть на неё в тот момент, когда расплывающиеся глаза по всему лицу русскому вздумала строить почти что иностранцу. То язычком по губам своим проведёт, то бретельку с плечика приспустит. Помнится мне, что перекрестилась тогда Анна Ивановна, а её умоляющий похотливый взгляд так и говорил: "Верни, мол, мне силу, что плоть поднимает!"...
Хотя её трудно было чем-то удивить, как дружка моего Рожкова Серёгу, всю жизнь просмотревшего не в дали океанские и речные волжские, куда всегда мой взор был обращён, а в святую впадину, Всевышним созданную, а им, как и другими гинекологами, ещё не совсем исследованную.
-Так ты милейшая смоковница совмещай ради Христа чувства возвышенные с работой, коль с такой лёгкостью мужичком возбуждаешься. А то открыла кран и хлещет пиво под напором и не в кружку, а на меня и мои неимоверной белизны брюки!- крикнул я грубо, раздосадованный тем, что она запачкала мои штанцы в самом интересном месте.- Сразил, называется, подругу новизной и белизной, иди теперь.. твою халатность.. переодевайся, да в самый разгар празднества.- жаловался я жаждущим пива лицам.
Продавщица же такое лицо состроила, будто волосяной покров на грудке того горца покраснел, как и всё её русское лицо.
Спорить же не стал с нею - себе дороже, тем более спорить по поводу недолива пива, лучше было вызвать карету со специалистом для психической реабилитации. Нужно заметить, что её извилины, как ни у кого работали здраво, потому как недостачи никогда в её лавке не могли обнаружить. Запомнились мне и её загребущие руки, кои она никому и никогда не подавала, боясь сглаза. Если только их и протягивала, то лишь за предложенными деньгами...
А вот скука эту бабушку - старую перечницу одолевала невыносимая в квартирке своей, потому то нахаживала и наезжала к внучке в гости, да уж, не каждый ли день, вроде как чайку попить, а сама на пять суток запасы мясопродуктов в зобу, да во вставных челюстях делала, будто та ей холодильник продуктами не забивала на месяц вперёд.
Это раньше Красные Шапочки бабушек навещали, да пирожки на свой страх и риск в плетёном лукошке им носили, а теперь отбоя от них нет молодым; всё научить, поучить желают, влезть туда, куда собака свой нос не суёт, хотя в этом никто и так не нуждается. Но такова уж наша жизнь... Терпения нам...
Что могла наследница с родственницей поделать, коль такой запасливой и неугомонной, как и всё её поколение уродилась.
Зависть у меня всегда к её поколению, кое ещё заслушивалось пламенными речами Троцкого, за бороду Лёвку Толстого по деревне таскало и нюхало табак самого Иосифа - вождя российского люмпенпролетариата, ну, да не буду его никаким словом поминать, а то пустят ещё наши скороспелые демократы по привычке в расход.
На другом замесе теста воспитана была внуча Совы - Нюрки, но никак не на подвигах Павлушки Морозова и Молоденькой Гвардии.
Однако достаточно вступления, поведать же хочу о том, к чему приводят наши бурные фантазии, когда мы накручиваем сами себя от безделья, глупости и тупости.
Так, ни с того - ни с сего завела как-то старче разговор о том, что родственник их, бывший начальник РАЙПО, Жидулин по причине страшного своего недомогания и недуга нуждается в уходе со стороны. Так испугала, так выпугала своим телефонным разговором, что даже сердце у моей соседки - милашки зашлось. Бабка же, ежели когда что-либо сказывала внучке, запятую негде было вставить.
Ну, требуется уход и требуется... Так, мало ли кто нуждается в помощи людской, да пусть хоть и по родственной линии, а моя то соседка - молодица каким здесь боком, ведь у того ближе родня есть, так и пусть из-под него они утки носят, а ей то зачем такое тяжёлое бремя на нежные плечики и милую шейку. А то у неё своих забот было мало по молодости. На безделье и плевок в потолок - работа. Не каждая девушка ждет принца, кто-то, например, ждёт и короля.
Прошло месяца два с того дня, что и забыла Нюра прежний говор бабки, мало ли что плела старуха...
Однажды отдыхала молодуха - барыня с разгорячённым и распаренным телом в кухоньке после баньки, да о принце, а более "о красивом мерине" том самом думала... Так возбудилась, что девичья похоть прошила нервные её сердечные окончания, что захотела друга вызвать, причём, в срочном порядке. Так кто смеет эгоистке перечить, кто смеет эгоистичной натуре мешать... Ведь она вся в бабушку свою и именно то самое родное её яблочко, кое от яблоньки падает близко.
Да телефон занят...
Он у неё всегда был занят, ибо бабушка - ехидна опять скучала и вновь гостила. Запасы видно оскудели внутри зубных протезов, что несколько спичек, выполняющих роль зубочисток, вхолостую бегали по рту в поисках позавчерашней колбасы, влево - вправо, вправо - влево, мешая матюгами знакомую Павлину - Пензу на другом конце провода крыть, но не мешая однако, получать нужную для сплетен информацию извне.
Бабушка у соседки загостилась, но не могут две женщины, две Нюры в доме хозяйничать. К тому же долго Нюра - старшая ожидала старость, дабы в детство впасть, да уж, не девяносто ли лет. Пугал её уже даже столбняк от ссадины.
Чем могла бабушка думать, мне было не понять, так как даже из ушей её несло уже нафталином. Но разговор испугал внучку не на шутку, ибо ей показалось, что вновь бабушка завела речь по телефону об уходе за своим больным родственником...
-Пусть он стар, но в кухнёшке перезимует.. Я присмотрю за ним, чтоб его не выкинули куда на дачу или того хуже - на помойку, ведь век прослужил Марье (тётке) и мне ещё сгодится; у других хуже намного, да пользуются, а этот нечто можно к рукам не прибрать, чей ещё не разваливается, будто из дуба оный делан, и мне радость на старость, да и внуча будет тому не супротив.- сказывала она кому-то на другом конце провода..
В этом то месте и встрепенулась Нюра - внучка, словно ей с утра пораньше произвели депиляцию верхней губы и нижней части живота пинцетом вручную; надо же, так нежданно - пришёл посыл ей нехороший, да чуть ли не с Небес... В её летнюю неотапливаемую резиденцию, её махонькую кухоньку, без её на то ведома, вдруг, пожелала вселить старуха больного родственника.
Так она рассусоливала, так думала она.
И вспомнила вдруг деточка прежний, совсем недетский лепет старушенции с давно уже зарезервированным в раю местом, об уходе за больным...
Фантазиям молодки не было предела, но ведь непонятно ей было, куда бабушка собралась вселять родню - в малую кухоньку, да когда додумалась вселять то она его - в зиму. Да пусть он трижды не человек уже, а растение, но и растению тому в её кухоньке не выдюжить. Это что же его, ещё живого - на верную гибель, дабы заморозить. Не бывать такому, ибо с Законом девонька состояла в дружбе, тем более с уголовным и не желала всеми почитаемого когда-то родственника смертельной опасности подвергать.
-Какой ни есть-м, а он родня и в лихие девяностые хоть по праздникам, а банку кофе выдавал из райповских закромов его холуй - кладовщик, да пусть за денежку, но всё же выдавал.- говорила она мне.-Да и "Три слона" с Индии у нас на столе всегда стояли. Иной раз и в грудку пятого размера (явно преувеличила) свою постучишь, постучишь, что Жидулин мне роднёй доводится, так и малахай или картуз даже удавалось прикупить бывшему постояльцу Тумбе - Юмбе на межрайбазе вне райкомовского распределения вторым секретарём Разпёкиным.
- Другие то вообще последний овощ без хлеба доедали, а мы "Тремя слониками" по праздникам баловались. А теперь его - и на мороз. Нет, негоже. Не допущу выноса тела на мороз, так же, как и его вноса в мою летнюю кухню. Чей не мавзолей для торгашей. Смотри, какая заботливая, прямо до приторного!- бросила в финале разговора со мною она фразу.
- Я чей не из семейки наших соседей Люмх, чтобы взять из-за небольшой ссоры родную жену при луне под яблонькой во дворе закопать в ночной сорочке и шито-крыто! Кое-как ментозавры обнаружили и выкопали её, но увы, выкопали уже холодную. Нет уж, меня увольте, я не позволю преступного деяния на своей территории.- молвила про себя мудрая не по годам девочка.
И вот, как-то в один из поминальных дней присели и стали кушать водочку всей своею весёлой семейкой. Нормально они так выпивали, вдумчиво, да только до песни: "Иисус, возлюби меня!"
Повеселев от огненной водицы, когда уже родители её перестали дуреть со скуки, эта их эгоистка и затеяла оживлённый громкий разговор с красивыми русскими оборотами. Не скажу, чтобы стоял многопалубный мат, будто на корабле оказались все во время шторма, но она начистоту выразила свою точку зрения на вмешательство в её личную жизнь старческого поколения. Смысл скандала заключался в том, что не желала она превращать своё жильё в лазарет для больных.
Так разошлась, что успокоение к ней не могло прийти ещё долгое время, даже когда она завидела квадратные глаза у своих обалдевших от витиеватых выражений и скрежета мозговых извилин родственников. Непростое испытание это было для уха окружающей родни, но как раз то, что хотела она довести до больной старухи.
- Да простит меня мой прадедушка Иван, царствие ему Небесное, но сказывала я вам, маманя, что не тот сперматозоид попался при зачатии нашей бабушки, не тот!- орала младшая как резаная свиноматка на мать, словно приступ мезантропии её шарахнул по маковке; так орала, чтоб слышала её родная бабуля.- Одно недоразумение с хромосомами ваших предков! Одно недоразумение!- кричала она.
Вот тут то бабка и не стерпела...
-Не парься и не смей повышать на меня, уважаемую всем торговым сообществом, голос!- осадила бабка свою внучку, поднимая челюсть с колен и высоко задрав как в молодости голову.- Я уже его, этот раритет, помнящий моих почивающих на погосте родителей, перевезла, и он находится в летней кухне; я буду его защищать всеми силами и до той поры, пока не призовёт меня к себе с Небес Господь!- заявила она, всё не понимая, о чём идёт речь.
Сомнений ни у кого не оставалось - видимо на своём горбу старуха перетащила родственника Жидулина в кухню внучки и теперь предстоит им этому родственнику улыбаться до его кончины.
И, оставив ложки и вилки, бросились все в летнюю кухню, находящуюся в двадцати метрах от дома, нанося по горбине удары кулаками друг другу, чтобы не поперхнуться и не захлебнуться на резвом ходу.
Бросилась и бабка, словно спринтер, исполняя на ходу что-то похожее на "Приват - танец!"... Видимо вспомнила бурную свою юность, а забежав в кухню, упала высохшим своим тельцем на сундук, обхватив его своими дряблыми загребущими ручонками, шепелявя: "Не отдам! Моё! Не имеете права!"
Вела она себя словно Екатерина Вторая после освобождения Казани от Емельки Пугачёва.
Молодые же, исследовав все углы и закоулки кухни, не нашли никого похожего на их родственника, да и человечьим духом там вовсе не пахло. Совершенно никаких изменений в обстановке, кроме стоящего в углу кухни старинного, кованного железом, красивого сундука с внутренним замком, коего до того момента совсем не было.
Все онемели. Так, значит, речь изначально шла всего-то о старом сундуке, на котором как медуза распласталась бабка, а не о больном родственнике, которому никто в семье не был бы рад.
-Ха-ха-ха...- рассмеялась доча Совы - Нюрки...
-Ха-ха-ха...- вторила ей внуча.- Чем же это я слушала свою милую бабушку!?- то ли оправдывалась, то ли вопрошала сама себя она.
Заскулила от радости во дворе и преданная собачонка Жучка...
Настроение тут же у всех изменилось. И приплясывая, все последовали в дом, где присели вновь за стол, кроме старушки; в результате неумеренных в себя вливаний набрались так, что уже и света белого не видели, не думая о завтрашнем похмельном синдроме.
Тут же всеми овладела радостная эйфория и на их лицах нарисовалась улыбка средневековых палачей, которым безразлично было прошлое, безразличной была память о прошлом...
Хотели испортить с родной бабкой отношения, потому и начали их выяснять, ведь не было у них большой беды - скандальчику малому были рады. Однако, хмель от выпитого и чувство вины перед старушкой размером с гиппопотама, придавило, наконец, их головы к столу там же, в летней кухне, где они и уснули.
У бабки же, на почве такого потрясения, да и преклонного уже возраста, провалы стали наблюдаться в памяти, маразм и тому подобное. Ведь сундук помнил её ещё совсем юной особой, помнил её почивающих на погосте родителей; хранил её приданое, хранил тайны всей семьи.
В тот день она чувствовала себя, как изнасилованная росомаха. Никогда она не была такой беззащитной, как в тот вечер, никогда ей так себя не было жаль, как в тот момент...
Но речь пока у старушки связная, по дому на счёт порядка шуршит самостоятельно, так что ещё ценная хоть для дочери осталась. Однако на улицу её уже перестали выпускать, дабы не потерялась по той самой причине. Внучка стала запирать входную дверь на ключ во избежание потери бесценной домохозяйки, да и других нежелательных со стороны старухи действий. Вдруг, да познакомит ещё её с каким другим своим родственником.
Эх, жизнь.. твою мать.. доживёшь до такого... Ну, что может знать эта молодёжь о маразме!..
Так какие могут быть хихоньки, да хаханьки, не будем же богохульствовать, а будем внимательны к старости своих близких, хотя не старость сама по себе уважается, а прожитая жизнь; помнить необходимо своё прошлое и прошлое своего рода, да жалеть своих родителей не только тогда, когда мы их потеряем...