Аннотация: ...Молодость берет свое: утро, солнце, поздняя весна - почти лето, в воздухе носится пьянящий аромат первых цветов, солнечные лучи ласково манят на озеро...
Молодость берет свое: утро, солнце, поздняя весна - почти лето, в воздухе носится пьянящий аромат первых цветов, солнечные лучи ласково манят на озеро. Юноша послушался зова приближающегося лета, босиком выбежал на озеро, быстро разделся и нырнул с крутого берега, испугав стаю деловых уток. Пока Ормунзд плескался, нырял и наслаждался прохладой воды, на берегу что-то изменилось. Почувствовав внутренним чутьем чье-то присутствие, он обернулся к берегу. Там стояла молодая девушка. Леонка! - черноволосая, чернобровая, с сочными смеющимися губами и шаловливыми глазками.
Ормунзд и раньше замечал на себе ее огненные взгляды, но отворачивался. Она ему не внушала ни любви, ни особой симпатии. Но сейчас девушка среди утренней свежести, в лучах только что пробудившегося солнышка, разрумянившаяся от легкого ветерка, а может волнения, была весьма привлекательна. Ее глаза весело и зовуще блеснули, и она показала, что держит в руках одежду юноши. Игриво захохотав, озорница забросила ее подальше от берега и неторопливо начала снимать с себя рубаху.
Ормунзд изумленно и зачарованно смотрел, он конечно мог мысленно представить женское тело, но увидеть воочию ему не приходилось. Девушка, целиком освободившись от одежды, распустила волосы и вошла в воду. Она ничего не говорила, лишь завораживающе смотрела на Ормунзда. Он для нее являлся идеалом красоты, власти и богатства. Ей очень хотелось замуж, но княжич своим невниманием не оставлял ей на это надежды. И поэтому она, "глупая гусыня!" , уже давно задумала таким образом завоевать княжича.
Ормунзд был потрясен - все вокруг говорило и пело о любви: и птицы на небе, и животные на земле, и два человечка в хрустальной воде священного озера - он и она. Она, предлагающая себя, соблазнительная и сладкая, несколько порочная своим замыслом и внешностью. И он...
Он поддался, потерял остатки воли и разума и любил ее, любил со страстью и нежностью молодости.
А когда туман растаял, он обнаружил, что женщина, обнимающая его, ему неприятна и сейчас ему с ней неудобно и вообще... как-то... захотелось уйти!
Юноша встал, оделся и ушел не оборачиваясь. Леонка в ярости завыла, уткнувшись лицом в речной песок. Мысли, обгоняя одна другую, пронеслись в неразумной головке:
- Он не уйдет!
- Это его первое чувство!
- Теперь ему от меня не отвязаться, я имею право всем заявить.
- Я не отдам его никому. Я у него первая! Я его заставлю жениться на мне!!!...
Слезы обжигали лицо и сразу высыхали на пылающих от гнева щеках.
Юноша ушел растроенный и рассерженный на свою слабость. Он корил себя, - уже столько раз при встречах с Леонкой он показывал ей, что она ему совсем не нравиться, а она продолжала его домогаться и вот сегодня добилась своей цели, так безрассудно предложив себя...
Лицо его вновь и вновь заливалось краской, но молодой мужской организм при этом совсем не чувствовал себя виноватым, а даже наоборот! Тело наполнялось молодецкой удалью и силой, энергия сквозила в каждом движении: хотелось бежать не разбирая дороги, окунуться в зелень лугов и кричать, петь песни. Его никто не видел и не слышал, поэтому он дал волю своему могучему голосу: все плясало и пело вместе с ним, дорога уходила вдаль, а Ормунзд в таком растрепанном состоянии чувств бежал и бежал, совершенно забыв обо всем...
Внезапно он споткнулся и упал лицом в придорожную пыль, а чей-то смех вывел его из состояния одержимости. Юноша неторопливо повернул голову и увидел сидящую у дороги девушку.
Она на минутку присела передохнуть, а тут мимо "пролетал" вздымая тучу пыли парень - симпатичный и странный одновременно.
Ормунзд в который раз за сегодняшнее утро густо покраснел: "Ну это уже слишком, - подумал он - хоть сквозь землю провалиться от стыда!"
- Ты - наш будущий князь? А куда ты торопился с такими дикими воплями, как будто за тобой гонится стадо разъяренных кабанов? Погони я что-то не вижу. Может тебе нужна помощь?
Ормунзд смутился окончательно. Он просто сел рядом на землю, вытянув ноги и застенчиво улыбнулся. Девушка смягчилась:
- Ну ладно, можешь не говорить, хотя ты и так это не можешь сделать, но все же, если хочешь, я буду задавать вопросы и подсказывать тебе ответы, а ты будешь соглашаться или нет, договорились?
Юноша улыбнулся и кивнул. Ему стало легко и спокойно с неожиданным другом. Назад они возвращались вместе, весело разговаривая, вернее щебетала только девушка - ее звали Анной - но зато делала это она за двоих. А Ормунзд шел рядом и счастливо улыбался - он нашел друга, теперь ему хорошо и легко.
У ворот в главное городище они расстались, девушка побежала к себе домой, а Ормунзд пошел в центральную палату, где ежедневно собирался внутренний Высший Совет старейшин и воевод, и он, как наследник, должен был присутствовать. Там уже вовсю шло собрание, разбирали различные мелкие дела и тяжбы, ожидали заморских купцов и готовили свой товар для обмена.
Край щедрый и богатый в полной мере одаривал свой народ, и поэтому его часто посещали иноземные гости. Озеро Оклад на самом деле не являлось замкнутым, одним рукавом оно соединялось с суровым северным морем. Этот канал, достаточно широкий и глубокий, позволял народу Ормунзда сообщаться с северными соседями. Они соорудили на перешейке плотину и шлюз, и поэтому всегда приходилось заранее поднимать воду, чтобы потом открыть ворота для лодок и судов из соседних государств. Чужеземцы же появлялись два-три раза в год и это происходило как раз в начале лета.
Пока решались все технические вопросы, юноша думал о своем. Ему вспомнилось утро с зовущей, жаркой и жадной в страсти Леонкой, по телу пробежал трепет возбуждения, который тут же был потушен возмущением и брезгливостью. Странное состояние стыда и желания. Память вновь и вновь возвращаясь, волновала молодую мужскую чувственную природу, а строгое сердце каждый раз отвергало видение категорично и резко.
Что бы вырваться из этого круга мыслей и чувств, он постарался вспомнить Анну, но облик ее ускользал, такое впечатление, что она была бесплотна, только легкость, журчащий голос и смех...
Ормунзд с трудом вспомнил, что она невысокая и хрупкая, лицо же совсем не обращало на себя внимание: как летнее облачко, несущее теплый дождик, взбрызнет пересохшую землю и тут же улетит гонимое прочь ветром судьбы...
- Ну ничего, после Совета я ее обязательно найду или встречу на празднике.
Время тянулось медленно и скучно. Наконец все разошлись. Палаты опустели и княжич свободно вздохнул, его тяготили хозяйственные вопросы: "Сколько людей говорят, сколько слов льются пустым потоком, сколько времени и эмоций уходит даром. Непостижимо. Неужели им доставляет удовольствие такая жизнь: им нравится ежедневно собираться, важно кланяться друг другу, затем яростно спорить о совершеннейших пустяках, а затем с чувством собственной значимости расходиться по домам. Странные люди и странный мир, который они сами себе создают.
Вот мастер, он производит что-то: либо это украшение, либо домашняя утварь, но насколько интереснее и полезнее его труд, с каким упоением и любовью он выполняет свою работу, он не делает, он творит! Нет у него ханжества, нет тщеславия, он не стремится завладеть, он отдает произведение своих рук, ума, таланта людям и радуется этому вместе с ними. Вот поистине счастливый человек!"
"А что ждет меня? Что я умею и какой мир я себе создам? По праву рождения я должен править, но если это то, чем я только что занимался на совете, то мне это не нужно и скучно".
День прошел как всегда в занятиях и спорте, но послеобеденный сон был нарушен сообщением: " Умер дед ГОРЖИЛ!"
Ормунзд бросился туда, весь в слезах и печали, он не стеснялся плакать по уходу близкого человека. А люди сновали вокруг, совсем не испытывая чувства утраты или сожаления. Они привычно приводили тело в порядок, обкладывали его травами, умащивали маслами, затем погребальные носилки были унесены в дубовую рощу под Великий Дуб. Там, по прошествию трех дней, тело покойного полагалось сжечь, а прах, положив в глинянный кувшин, выпустить в озеро Оклад.
Кувшин устанавливался на плотик, в узкое горлышко вставляли толстую зажженную свечу и отталкивали от берега, пока он не бывал подхвачен одним из подводных течений. Далее удаляющийся огонек таял в закатной дымке и навсегда исчезал из поля зрения провожающих. Затем ветер и волны завершали его путешествие, перевернув плот и потопив горшок, а прах человеческий беспрепятственно смешивался с водой и илом. "Из земли и воды вышел, в землю и воду - уйдешь", - таков был обычай.
Вечерело. Ормунзд, согнувшись и обхватив колени руками, сидел неподалеку от последнего ложа старого друга. Солнце клонилось к закату. Холодало. Ночная влага обрела полновесность, скопившись на листьях и траве, пропитав собой каждую капельку уже почти летнего воздуха.
Юношу пробил озноб. Костры по четырем сторонам от ложа, хоть и горели ярко, но тепла и света не давали. Мгла покрыла землю. Показалась сама Царица Ночи - молодая луна. Своим упрямым серпом рассекая ночное небо, она плыла, ни мало не смущаясь присутствия огромного количества звезд вокруг.
И в этой торжественной тиши со стороны озера докучливо доносились крики, шум, музыка и смех. Это начался праздник "Грозовой невесты".
Ормунзд резко поднялся не опираясь о землю руками и подошел посмотреть на своего друга, сейчас сделавшегося старым и спокойным. Он никогда не видел у него такого строгого лица, раньше оно светилось энергией и добротой: на него хотелось смотреть не отрываясь, наблюдая за смеющимися морщинками, блеском зорких, почти молодых глаз, ощущать на своем затылке прикосновение сухой, широкой, все еще твердой руки.
Не осталось и следа от живого, милого старика: сведенные брови и сжатые губы словно остановились перед чем-то, лицо погрузилось в тяжкую думу, как-будто дед Горжил сейчас выполнял очень тяжелую, почти непосильную работу, казалось даже вены на старческих руках крайне напряжены. Ормунзд недоуменно отпрянул: "Может это обманчивая игра света и тени, отсвет молодой луны? Что защищал старый друг сейчас, кого покрывал крылом своей любви и заботы? Он уже не жил на этой земле, но еще и не ушел от нее далеко". Юноша инстинктивно почувствовал предупреждение, как-будто внутри прошелестел знакомый голос: " Не ходи на праздник".
Ормунзд недовольно мотнул головой, как молодой упрямый бычок: " Что такое мне мерещится? Какой для меня может быть праздник! Пойду искупаюсь, сколько событий за день, озеро всегда помогало мне смыть пыль повседневности".
"Не ходи...", - вновь пронеслось в мыслях, но наш герой не был суеверен, отмахнувшись, приложился губами к руке старика и опрометью бросился прочь - по направлению к озеру.
Но совсем не на место праздника, откуда доносились шум, смех и пение, а к другому рукаву озера - отлогой песчаной отмели. В ночные часы он иногда там купался, а потом на мелководье просто лежал на озерном песке среди плеска ласковых волн - любовался звездами.
Ночь чудесна. Глубокая чернота небесного купола оттеняла блеск многочисленных звезд. Они мигая переливались, как бы переговариваясь между собой. Среди них торжественно плыл острый серп серебристой луны, как бы строго наблюдая за порядком. Наш царевич смотрел и молчал, мысли не оформлялись, а суетливо перескакивали с одного на другое: "Я наверно устал, нужно идти спать, правильно мне советовал мой старый друг. Праздников будет еще много". Он поднялся, сделал несколько энергичных движений, прошелся на руках, слегка обсохнув, оделся и пошел по направлению к дому.
Но обходить праздничную суету лесом было неудобно, да и к чему, кто его может заставить отстаться там, где он не желает быть? Поэтому Ормунзд пошел прямо, мимо костров с догорающими в них стволами берез - остатками грозового коромысла.
Действительно, все веселились, танцевали, пели песни. В кострах на тонких прутиках поджаривались лепешки хлеба с завернутыми туда капустными листьями, кусочками моркови, репы - любых овощей, сохранившихся с долгой зимы в глубоких подвалах. Это означало надежду на удачу в новом урожае: съесть то, что вновь должно народиться в изобилии на этой земле.
Как близко порой смерть ходит рука об руку с рождением и жизнью. И вот уже никому дела нет, что совсем недалеко, у Священного Дуба так же горят костры, но погребальные. И он решительно направился мимо, но вдруг взгляд его упал на сидящую в отдалении фигурку девушки - Анна! Ормунзд подошел к ней и присев на корточки, коснулся рукой склоненной головки, заглянул в глаза, казалось он хотел сказать, что тоже чувствует печаль и одиночество в этот вечер.
Ресницы девушки дрогнули и глаза засветились нечаянной радостью, она с обожанием взглянула на юношу, а он прочел в ее взгляде столько тепла и счастья, что вынужден был присесть рядом. Так они и сидели молча, издали наблюдая за пляшущими юношами и девушками, всполохами костров и тьмой ночи таящейся позади освещенного круга.
Ормунзд исподволь рассматривал Анну. В девушке не было ничего яркого, кричащего: нежное лицо, тонкий профиль, неприметная ещё девичья грудь, и если бы не длинная коса, то можно было бы принять ее и за мальчика.
Неожиданно сзади как смерч на них налетел крик. Это кричала Леонка. Её плач не разобрать. Все озадаченно замолкли, невольно наблюдая необычную сцену.
Ормунзд встал и гневно сжал губы, его взгляд не предвещал ничего хорошего. Но яростная фурия не могла остановиться: кричала, пританцовывая в трансе, рвала на себе одежду, царапала щеки, шею, грудь, падая на колени, билась головой о прибрежную гальку.
Сцена заставила замереть невольных зрителей, которые только что радостно и беззаботно веселились и высокого разгневанного юношу, рядом с которым стояла потрясенная девушка, больше похожая на мальчика-подростка.
В центре развернувшегося действия - в мерцающем свете луны и отблесках костра, бросавшего кровавые блики - многократно отраженная темнотой озера, одержимая черной ревностью и страстью, фигура другой девушки, но по динамике и чувству намного превосходящая силу обычного человека. Казалось, в ней сидит нечто особое, какая-то сущность ловко управляет этим бессознательным телом в его танце-трансе.
Да, этот танец - оргия тьмы и вокруг нее расходились волны ужаса и злой энергии:
- Ты, ты виноват в моем бесчестии, княжеский сын, ты соблазнил меня и клялся в любви, а сейчас сидишь на берегу с этой "белой" мышкой и не думаешь о воздаянии! Как ты бесстыден и коварен, а хочешь стать нашим князем, за своим немым языком прикрываешь черные мысли. Ты виноват в моем безумии, да я - безумна, я прыгну и уничтожу тебя, я выпью твою кровь, я наслажусь своей победой!
Все это выкрикивалось вперемежку с воем и бесстыдными телодвижениями, ее безудержное движение по кругу каждый раз вновь и вновь обрывалось около Ормунзда, но что-то вновь и вновь удерживало ее от последнего прыжка.
И новый круг и новый поток проклятий и угроз...
А над верхушками сосен выплыло плотное облачко и в нем отсветом - толи костра, толи огня адского жерла - высветилось усмехающееся белозубым ртом черное сморщеное лицо шаманки. В одной руке она сжимала нож, другой - держала за горло свекровь Аянки, которая с улыбкой сомнамбулы, облизывая пересохшие губы, жертвенно подставляла свою немолодую шею. Ведьма, сделав надрез, припала алчными губами к черной струйке крови, набрав ее полный рот и с силой выдохнула по направлению к беснующейся Леонке. И та от этого, обретя еще большую силу и неистовство, стала заходить на новый круг...
В толпе зрителей с некоторыми случился обморок, а кто-то стоял не в силах пошевелиться или хоть что-то предпринять.
Леонка двигалась по направлению к Ормунзду и стоявшей рядом с ним Анной.
Безумные глаза устремлены в глаза юноши. Он же закостенел, в нем нет страха, но все же тело его испывает странное оцепенение.
В воздухе повисла тень, луна спряталась, звезды потускнели. Лишь фантастическое облачко скрывшее луну - темнело, наливаясь свинцовой тяжестью, казалось оттуда вот-вот вырвется молния или что-то еще...
Глаза в глаза.
Расстояние сокращается.
Ормунзд стоит как зачарованный: ни мыслей, ни чувств, лишь онемение - не только голоса: руки, ноги - все тело свело, закостенело, отяжелело, притянулось к земле.
Еще немного и он будет втянут в ее недра, так тяжел груз, что сжимает сейчас человека - человечка неземной силой - сдавливает, продавливает и налегает, кажется Сейчас, вот сейчас еще немного и начнется деформация. Требуется сверхчеловеческое усилие, чтобы противостоять натиску черной энергии.
Лицо одержимой страшно, ужасно, жутко: оскал молодых зубов, медленно сползающая розоватая пена по подбородку, клокочущий звук из горла.
Вместо глаз два раскаленных угля, все остальное вообще куда-то выпало из поля зрения. Ее руки устремлены к юноше и казалось они растут, становясь непомерно длинными. Скрюченые пальцы тянутся и тянутся к Ормунзду, к его пылающему сердцу, которое в этот миг одно живет, стучит, отстукивает мгновения и разгоняет медленно пульсирующую завороженную кровь в жилах. Могучий источник жизни - сердце - будоражит и стучится в мозг, заставляя его очнуться и действовать.
Но тело юноши, как и всех свидетелей событий, остается недвижимым .
Леонка приближается - шаг за шагом, а шаги ее теперь медленные, тяжелые - кажется, что она с трудом отрывает, вытягивает ноги от земли, да так, что земля со стоном каждый раз отдает и принимает удары ее ног - ног???
Нет! - К о п ы т !!!
Ужас объял, расколол пространство, всё пало ниц, - сознания людей не могли выдержать увиденного. Тонко завизжала Анна, опадая на колени в глубоком обмороке. Все готово сорваться в один миг...
Ведьма готова к броску...
Леонка - бездушное орудие в ее руках, - сконцентрировалась собираясь...
Но вдруг крепкая старческая рука легла на плечо Ормунзда и, Леонка как споткнулась, миг и ее лицо приобрело несколько более осмысленное выражение.
Юноша почувствовал прояснение и прилив сил. Он осознал, что старый друг Горжил рядом и поддерживает его. Ормунзд набрал полные легкие воздуха, он готов ступить навстречу одержимой девушке.
Но туча не дремала, сверкнула молния, загрохотало небо так, что вздрогнув ответила земля и в это мгновение Леонка вновь обрела силы: одним прыжком, лишь на мгновение притормозив перед княжичем, обдав его горячечным жаром, метнулась к Анне и буквально схватив в охапку бесчувственное тело девушки, скрылась в невесть как поднявшейся воде озера.
Тут же вода успокоилась, костры потухли и луна холодно осветила берег, на котором только что разыгралась трагедия.
И лишь отголоском в ушах и измученных сердцах продолжал звенеть жалобный крик Анны: " Ормунзд - спаси, я погибаю!"
И металлический смех Леонки: "Ты, ты виноват в гибели наших душ! Ха-ха-ха..."
Народ Ормунзда постепенно успокаивался после пережитого. Но Ормунзд уже ни минуты не сомневался в своем уходе, дождался положенных трех ритуальных дней и проводил в последний путь деда Горжила. Девушек потом выловили в озере и так же совершили положеное погребение.
Юноша ничего не ощущал, кроме грусти и желания уйти. Все счеты с родным домом закончились. Он зашел домой, поцеловал мать, сестер, племянников и племянниц. Никто его не удерживал и не жалел, лишь мать по привычке проронила несколько слезинок.
"Что стало с тобой мама? Ну, да ладно".
Ранним утром, в первый летний день он отправился на запад туда, откуда иногда наезжали по суше заморские гости.
Молодой, высокий, красивый мужчина с ясными глазами в свой первый путь по жизни. Cветлые волосы свободно рассыпались по плечам, чистый лоб, перехваченный кожанной перевязью, удерживал на себе внимательный взгляд случайного наблюдателя благородством и ноткой трагичности.