Все мы живем, как стадо черепах на прогулке в море. Круиз на собственных лапах. И, несмотря на то, что вокруг всё такие же черепахи, все равно в панцире. Нет, конечно, встречаются суда рыболовные и всякие там туземцы с баграми и копьями, от которых только в панцирире и спасешься. Но ведь не так много их. Нас-то, черепах больше! С нами сила! Массой задавим! В том только беда, что хоть и плывем рядом, всякий лапками сам щевелит, о себе заботится. Кто видел двух черепах, третьего волокущих? А? Неприспособлены мы. Лапы не из того места растут. А высунешься больше чем надо и прижать могут, другими панцирями, может и не со зла, да только больно от этого не меньше. Вот и строим мы все себе панцири, прячем, тащим в них все дорогое нам. Что б не дай бог, не увидел кто. Что б не узнали, как зацепить тебя можно. Смазываем их снаружи цинизмом, дабы легче все скатывалось. И вода и слеза и помои. Изнутри стихами расписываем, своими, выстраданными. Может никудышными, а может и гениальными, но своими, потом, дерьмом и слезами написанными. И хоть невелико дерьмо, но своё.
А прижмет рядом плывущий кому другому лапу, взвизгнет тот, заскулит жалобно. Что мы сделаем? Отпихнем прижавшего лапу ближнему своему подальше. Он плохой был, а теперь его рядом с нами нет, пусть другие мучаются! Не мое это дело! И, если потонул вдруг сосед-черепах, панцырей на двести юго-восточней, поубиваемся даже, вылезем на солнышко, повздыхаем полной грудью, а дома, все равно ж туда вернемся, в панцирь-то, порадуемся тихо: не я утонул, не я! Он утонул, он слабее был, а я не такой, лучше я. И поэтому он на дне, а я тут. Он, говорят, слишком часто и слишком сильно из панцыря выкарабкивался, вот и получил. Вылез он, а его волной, волной... Я умней буду, хоть и спокойно море, все равно ко всему готов, защищен всегда!
Это так, к слову. Почему я здесь такие вещи предпочитаю писать, а не в реале их с тумбы на площади кидать в безразличные массы, надо объяснить или сами догадаетесь?