Женский день Восьмое марта подруги решили отметить по-хорошему: с выпивкой, закуской и без мужей. Последнее желание было легко выполнимым: покладистые мужья согласились не портить праздник женам своим присутствием. С закуской и выпивкой оказалось сложнее. Вкусненького и свеженького по приемлемой цене не видели давно. На прилавках колбасы трупного цвета без запаха, сыры незрелой белизны, горькие и скрипучие на зубах, фрукты по заполярным ценам и твердости сырой картошки. Как-то купили шампанское местного производства, открыть не смогли, пришлось в пробке сверлить дырку, ─ кислое безалкогольное пойло.
Желание вкусно покушать и выпить настоящего шампанского так сильно, что Света вспомнила о тетке, живущей в Москве. В хлебосольную столицу решили отправить единственную незамужнюю и бездетную Веру. Тетка Светланы работала в медицине и лечила нетрадиционными методами, пользующимися большим спросом у легко внушаемых торговых работников. Естественно, качественные и недорогие товары ей были доступны.
Вера ─ инвалид после неудачной операции, не работала уже давно и перепоручила Свете домашние обязанности, которыми обросла за годы свободной жизни, как пень мхом.
Света согласилась готовить кашу и кормить лежачего деда, но убирать из-под него какашки отказалась наотрез.
Маленькая и худая Вера наступала на высокую и плотную Свету, а та кричала: "Нет, ни за что! У меня с детства аллергия на кал!" Дед ухмылялся, лежа в постели. Крики усиливались. Из смежной комнаты вышла мать Веры и жена деда, статью похожая на пожилую Анну Ахматову с характерной для поэтессы гордой посадкой головы. Мать по старости любила вкусно покушать и согласилась ухаживать за дедом.
Семидесятилетний дед, бывший сосед Веры и ее матери по квартире, залег в кровать и не вставал уже год, когда, вернувшись из Загса мужем и отчимом бывших соседок, решил, что за потерю свободы имеет право на привилегии. С раннего утра, иногда под утро он начинал просить есть. Если по старости приобретенная падчерица не просыпалась, стучал в стену кулаком. Ей приходилось вставать и идти на кухню варить кашу. В туалет дед не просился и делал под себя, что ему надо было, делал, естественно, когда хотел. Если Вера подходила не сразу, то норовил ударить ее ногой в живот в тот момент, когда она склонялась проверить простыню под ним. Сначала он ловко попадал в цель, но Вера стала подходить к постели со стороны его головы и различать по поведению, что там под одеялом. Она ловко уворачивалась от пинков ногами и тычков сухоньким кулачком. Правда, в последнее время от постоянного лежания дед ослабел и выражал неудовольствие только матом. Жена к нему не подходила и на его крики ночью не вставала. Замуж вышла ради дочери, чтобы ей досталась трехкомнатная квартира. "Вот и ухаживай, Верка, за дедом. За все платить надо", ─ говорила мать. Вера ухаживала.
***
Восьмого марта женщины собрались у Веры к обеду. Стол был накрыт, гости не могли оторваться от созерцания колбас нескольких сортов на большом блюде в центре стола, принюхивались и восхищались подзабытыми аппетитными запахами. Сыр тоже не подкачал, ярко желтый, с дырками, давно такого не видывали.
Закуски и салаты в красивой посуде, открытые банки рыбных консервов, на краю стола коробка с шоколадными конфетами, а рядом шампанское и водка.
Гостьи рассматривали стол, а Вера голосом за кадром рассказывала:
─ Я вчера дедушке колбаски нарезала маленькими кусочками, зубов у него мало, все надо мелко резать. Ой, помидоры забыла! ─ прервала она себя и вышла из комнаты.
Света в нарядном платье из красного бархата, мать единственного сына, сложила руки под грудью и не сводила просветленного взгляда с аккуратно нарезанных колбас. Таня, мать четырех детей, брала вилку и нацеливалась на квадратик сыра, не дотянувшись до цели, спохватывалась и другой рукой проверяла, на месте ли серьги и бусы, по случаю праздника бижутерию одолжила старшая дочь. Наконец, зажав коленями сложенные вместе ладони, Таня замерла в ожидании.
Но спелые, внесезонные помидоры уже не произвели на публику должного впечатления. Красивый пустячок на фоне обилия закусок: не забыты ни оливье, ни винегрет, ни селедка под шубой. И все руками Веры.
─ Мама так просила, так просила шпроты перед смертью, так их хотела. Говорила, поем и умру спокойно. Но где бы я достала их в нашем городе, ─ Таня сложила руки под грудью как Света и опечалилась.
Никто не поддержал грустную тему. Таня легким движение коснулась бус на груди и опять схватилась за вилку, прицеливаясь в кружок колбасы. Вера продолжала прерванный помидорами рассказ:
─ Обошла все магазины, масло все казалось несвежим, хотелось желтенького, как раньше. Деда сегодня накормила, доволен был.
─ Давайте выпьем. ─ Света потянулась за бутылкой водки.
─ Нет, нет, начнем с шампанского. Это так прекрасно! ─ Таня, сверкая улыбкой, прижала тяжелую бутылку к груди как младенца.
Бутылка открылась с положенным хлопком, началось веселье. Женщины, не стесняясь, подливали в свои фужеры шампанское. Света и Таня быстро опьянели, чувствовалось, что им так хорошо, как давно не было. Деда за стенкой не слышно. Звучал монотонный голос Веры:
─ Я вчера сварила дедушке геркулесовую кашу, положила масло, покрошила помидор. Он все съел и еще попросил. Весь день ел и какал пять раз. Сегодня рано проснулся и опять стал просить, то колбасы, то каши с маслом.
Когда Света открывала вторую бутылку шампанского, пришел ее двенадцатилетний сын Саша.
─ Мама, пошли домой, я есть хочу.
Его усадили за стол. Он налег на шоколадные конфеты, съел все до одной, и прилег на диван. Многодетная Таня заторопилась домой. Детей оставила на мужа, а он к этому времени должен уже напиться.
─ Не торопись, Таня, еще чаю попьем. Так вот, вернулась я в тот магазин, с которого начала обход, коммерческий называется и цены коммерческие, смотрю, еще один сорт появился. Взяла килограмм, жалею, что мало. Дедушке понравилась: вкусная и мягкая. Вы почему ее не едите? ─ заметила вдруг Вера.
Женщины под Веру налегали на квашеную капусту с клюквой, луком и подсолнечным маслом, чуть тронули кабачковую икру, но сыра и колбас никто не взял. И ни одна из них не решилась разрушить симметрию в банке с сайрой.
─ Вот так, везла, мучилась, а вы не едите. Ну-ка быстро берите, чтобы на столе ничего, кроме посуды, не оставалось! ─ Гостьи под команду потянулись вилками к банке с сайрой и тарелке с колбасой. ─ До операции я была закомплексованной. Разве могла раньше решиться поехать в чужой город к незнакомым людям. Твоя тетя, молодец, помогла купить свежее мясо. Чувствуете запах из кухни? Сейчас принесу.
Котлеты были съедены. Две пустые бутылки из-под шампанского перекочевали под стол. Туда же отправилась пустая бутылка из-под водки.
─ Теперь китайский чай с карамелью. ─ Вера хлопнула в ладоши.
─ Может, не надо? Может, дома попьем? ─ опять забеспокоилась многодетная Таня.
─ Что ты домой рвешься? Если что-то с детьми случится, прибегут. Вон, Саня пришел, и твои дорогу найдут.
─ Верно, гулять так гулять. Или это не праздник? Давайте споем, ─ предложила Света.
Но песня не заладилась. Женщины под голос Веры выпили чай и быстро опустошили вазу с карамелью "Гусиные лапки".
Было шесть часов, когда подружки вышли на улицу. Дул пронизывающий ветер, в лицо бил колючий снег. Вера говорила:
─ Я сегодня рано встала, надо было нарезать овощи для салатов, а дедушка зовет и зовет. Попросил есть, накормила, а потом какать стал. Так и бегала от плиты к дедушке.
Первыми отделились Света с сыном. Вера продолжала рассказывать Тане:
─ В день отъезда их Москвы я уже не соображала ничего, так замоталась. Когда я приехала в столицу и прошлась со светиной тетей по магазинам, чуть в обморок не падала, такого шока давно не испытывала, чего только нет, а потом полночи не спала, все думала, что покупать. На второй день я уже самостоятельно ездила, с автобуса на автобус.
Таня нетерпеливо приплясывала у своего дома, лицо ее приобрело обычное озабоченное выражение.
─ Может, зайдешь? У меня бутылка водки припрятана, ─ предложила она Вере.
─ Зайду. Правда, мне надо посуду мыть и дедушку посмотреть. Он, наверное, в мокре лежит.
Не успели снять сапоги в прихожей, раздался звонок. Вошла растрепанная пьяная меньше Веры старушка со свежим синяком под глазом.
─ Танечка, пусти меня е себе, я тебя люблю. Мой Колька дерется, требует деньги на водку, свои все пропил.
Не дождавшись ответа, старушка, держась за стенку, добралась до дивана и села. Таня помогла лечь, подложила под голову подушку и укрыла одеялом ноги в спущенных чулках и разных носках: один черный, шерстяной плотной вязки, другой серый в полоску, синтетический.
─ Сейчас бутылку принесу, подожди немножко, Вера.
Таня вышла, из соседней комнаты донеслись детские голоса. Вера заскучала. Наконец вошла Таня с бутылкой и нарезанным хлебом с салом.
Бабушка опустила ноги на пол и села, не отрывая взгляда от бутылки.
─ Выпить хочешь, да, бабушка? А, может, лучше водички? Я принесу. Ты ведь уже пьяненькая.
─ Я не пьяная. Налейте чуть-чуть, я вас люблю. ─ Она с трудом приложила пальцы к губам, чмокнула и неверной рукой послала в пространство между Верой и Татьяной воздушный поцелуй.
─ Налью, не бойся, мне не жалко.
Бабушка залпом выпила, Таня протянула ей бутерброд с салом.
─ Сало мне нельзя. Вредно для печени, ─ отказалась бабушка неожиданно трезвым голосом,
Вера невольно оглянулась на телевизор, не включился ли он. Нет, экран был темный.
─ Водка еще вреднее, ─ не выдержала она.
─ Что ты, милая, водочка чистит сосуды, кто много пьет, тот долго живет. ─ Бабушка взмахнула рукой и чуть не упала с дивана, Таня успела поддержать ее.
Когда в бутылке осталось водки на два пальца, раздался звонок.
─ Сиди, Таня, я открою, а то уйдешь и с концом. ─ Вера легко, будто и не пила, поднялась.
На пороге стоял маленького ростика дедушка и протягивал пустой стакан, дрожа всем телом. Слезы лились по его лицу.
─ Налей водочки. Плохо мне, ой как плохо.
─ Заходи уж.
Он увидел на диване старушку:
─ Ах, ты, матушка моя, а я тебя потерял. Думаю, куда моя бабушка делась и меня одного оставила.
Бабушка смотрела на дедушку, будто впервые видела его, и улыбалась. Дедушка схватил бутылку дрожащей рукой, вылил остатки водки и жадно выпил. От закуски отказался. Дрожь в теле стала проходить.
─ Пойдем, матушка домой, пойдем, моя хорошая. Спасибо вам, спасли дедушку. ─ Он обнял за плечи бессмысленно улыбающуюся бабушку и вывел из квартиры.
─ Света не догадалась, а ты молодец, встретила меня на вокзале. Что бы я делала с тремя сумками без тебя.─ Вера хотела продолжить, но в соседней комнате раздался крик, а потом детский плач.
Со стороны соседей что-то грохнуло, донеслась мужская угрожающе-матерная речь.
─ Дедушка опять бабушку бьет, ─ сказала Таня.
─ Засиделась я у тебя, надо идти домой.
Почему-то в этот день работал киоск союзпечати. Вера поздравила с праздником смутно различимую за стеклами женщину.
─ Все отдыхают, а вы работаете.
─ Живу одна, дома тоскливо, на работе веселее.
Вера купила газету, даже не посмотрела названия. Дома было тихо, дедушка спал, мать куда-то ушла. Все прибрано, посуда чистая. Удобно расположившись в кресле, развернула газету. На нее смотрела наполовину одетая или, наоборот, наполовину раздетая девушка с обнаженным задом на фоне вождя революции. Рядом с ней одетый вождь в кепке с красным бантом на груди выглядел неуклюже.
Почему-то вспомнилось, как ей двадцатилетней на лекции в университете подсунули порнографические фотографии, она страшно разволновалась, фотографии выпали из рук и рассыпались по полу. Выскочив из аудитории, чуть не бросилась в лестничный пролет с третьего этажа университета. Сейчас фотография в газете никаких чувств не вызвала, обнаженка привычна, как дедушка за стенкой, не желающий вставать в туалет, как пьяная бабушка с синяком под глазом, и как женский день Восьмое марта. Человек ко всему привыкает.
Вера училась на филологическом факультете вместе со Светой и Татьяной и была влюблена в молодого и красивого профессора, читавшего лекции по эстетике. Он часто повторял, что человек имеет право называть себя человеком до тех пор, пока не потерял способности любить, ненавидеть и удивляться. Красивые слова, бодрят как хорошее вино. Хотелось выпить, она пожалела, что так мало привезла алкоголя.