Поступить в Питерский университет, для меня, человека из провинции, было делом непростым. Но я справился. Мне дали место в общежитии. Мой сосед по комнате оказался компанейским парнем, учился на третьем курсе и был старше меня на пару лет. Выглядел как настоящий таежный житель - поджарый, высокий, широкоплечий, мускулистый. И имя у было под стать - Бронислав Шилов. Сосед говорил, что имя это созвучно с бронёй, и отдает во рту привкусом металла. Он, и впрямь, был железным мужиком. Вскоре мы подружились и стали "не разлей вода". Началу нашей дружбы предшествовал один случай.
Случилась эта история в конце сентября. Большой компанией отправились в поход, в Лемболово. Забрались вглубь леса, довольно далеко от станции. Было весело, как обычно в студенческих компаниях. Играли в вышибалу, дурачились. Резко отбитый мяч, улетел в канаву - я прыгнул за ним. Но, когда попытался выбраться из ямы, у меня это не получилось. Какая-то ржавая железка обвила ногу вокруг щиколотки и не пускала.
- Помощь нужна? - крикнул в ответ Бронислав и подошел к краю ямы.
- Сейчас... железка прочная, хоть и ржавая...
- Замри! - неожиданно приказал Бронислав.
Ничего не понимая, я удивленно глянул вверх. Лицо Бронислава было суровым, застывшим, словно каменное.
- Руки от железа убери, - тихо, но твердо приказал он, - и не шевелись. Дернешься - погибнешь.
Надо мною стало тихо. Гвалт ребят мгновенно умолк. В напряженной, нервной тишине только деревья легкомысленно шелестели поредевшей листвой, продолжая играть с беззаботным ветром.
В этой пугающей тишине, я отчетливо слышал стук. И, лишь спустя время понял, что слышу собственные зубы. От страха они выбивали дробь.
- Что это, Броня? - проклацкал я.
- Снаряд с войны остался.
- Ты с ума сошел! Война шестьдесят лет, как кончилась!
- А эхо осталось. Вот как аукнется, костей не соберешь, на версту разнесет. Знаешь какие тут бои были! Так что сиди тихо и не дергайся.
Я замер и даже зубы сцепил.
Бронислав отошел к ребятам. Я уловил, как девчонки приглушенно пищат, видимо прикрываясь от страха ладонями.
- Без паники! - приказал Бронислав. - Дима - быстро уводишь всех к станции. Не бежать! Идти спокойно, но быстро! На станции сообщите о случившемся, и сразу уезжайте... Дальше! Дайте карту! Генка, держи! В пяти километрах отсюда военная часть. Беги, зови на помощь. А я останусь с Серегой.
Через пару минут он появился надо мной.
- Ты как?
- Нормально.
Волна животного страха немного отхлынула. Благодаря четким командам Бронислава, у меня появилась надежда на спасение. Да и его присутствие рядом, такого сильного, серьезного, уверенного, придавало бодрости духа.
- Ну и ладно.
Он, как ни в чем не бывало, лег у края ямы, подложил руку под голову, и уставился на быстро летящие облака. В молчании прошло около получаса. У меня заболела спина, нога с проволокой затекла в неудобной позе, словно тысячи мелких игл одновременно кололи ее. Но это было ерундою по сравнению с тем, как мне хотелось по маленькому. Как ни странно, но эта проблема заняла все мысли, вытесняя ужас создавшегося положения. Я понял, что больше не выдержу.
- Броня!
Он приподнялся на локте и глянул на меня.
- Мне приспичило, - признался я.
Бронислав усмехнулся.
- Знаешь, учитывая момент - это самая незначительная проблема.
- Легко тебе говорить, - простонал я.
- Лучше быть мокрым, чем мертвым. Если ты меня стесняешься, так забудь об этом.
Он опять улегся. Но я не дал ему расслабиться.
- Ты всегда такой невозмутимый? Неужели тебе совсем не страшно?
- В жизни вообще нужно меньше дергаться - дольше проживешь. Холодная голова - хороший помощник, а нервы и страх только вредят. Так какой смысл бояться и переживать?
- Но это же непроизвольные эмоции!
- Почему? Все поддается тренировке. Научиться владеть собой не так и сложно, было бы желание. Владеешь своими эмоциями - владеешь ситуацией. Все просто.
- Хорошо ты рассуждаешь, а вот взлетим сейчас, и что тогда?
- Ничего. Умрем молодыми, быстро и не мучаясь. Да пойми - пока мы есть, смерти нет, она придет - нас не будет, так чего бояться?
Хоть в его рассуждениях и был здравый смысл, но от цинизма мурашки бежали по спине. Нет, Бронислав точно непробиваемый - все ему не почем. Имя свое он оправдывает полностью. Не человек - броня!
Без движения я сидел уже долго. По крайней мере, мне так казалось, ведь на часы я смотреть не мог. Моя спина и ноги окончательно онемели. Но это и к лучшему - боли я уже не чувствовал.
Бронислав, подозреваю, специально на часы не смотрел, чтобы не было повода для нервов.
Помощь пришла, когда я уже совсем измучился и морально, и физически. Неожиданно над ямой появился мужчина в камуфляже.
Он бросил внимательный взгляд на меня, покачал головой.
- Да, парень здорово ты влип. Ну, ничего, - он подмигнул ободряюще, - потерпи еще чуток, сейчас снимем.
Служивый спустил в яму какой-то прибор. Я был слишком измучен, чтобы рассуждать о том, что это. Потом несколько человек, аккуратно спустились ко мне. Тонкими, мягкими на вид щеточками они зачистили землю вокруг моей ноги. Показался ржавый металлический бок. От напряжения достигшего высшей точки я покрылся липким потом, но, не смотря на это, меня бил озноб. Закрыл глаза и замер, ожидая взрыва...
Я не верил своим ушам! Хохот! Он как лавина, сначала сдерживаемый, потом все сильнее, и сильнее сотрясал землю. Я открыл глаза. Мои спасатели ржали, как молодые рысаки на выгуле. Только Бронислав даже не улыбался, мрачно сведя брови.
- Отбой, Серый, - сказал он.
Я, ничего не понимая, посмотрел на ноги. Лодыжка цеплялась за ручку старого ржавого ведра! "Откуда оно взялось в лесу?" - была первая мысль, пришедшая мне в голову. Потом чувствовал, что истерический хохот одолевает и меня. Затекшее тело не позволяло сразу подняться и вылезти из ямы. Сидя на дне, я ржал вместе со всеми, не мог остановиться, меня трясло, как под током. Ржал безудержно, надрывно пока не ощутил, что промок. Подавился хохотом, сжался от стыда.
Услышал ободряющие слова, адресованные Брониславу, кем-то из военных:
- Ты, парень не расстраивайся, что курьез вышел. Так по любому лучше. А ты молодец, что перестраховался, здесь и правду зачастую еще взрывы гремят.
Вскоре они ушли.
Бронислав протянул мне руку, но я отказался вылезать. Скрючившись, сидел на дне ямы.
- Эй, ты чего? - нахмурился он.
Я затравлено глянул на него. Бронислав все понял.
- Горе мне с тобой! Вылезай, давай, у меня в рюкзаке запасные штаны есть. Взял на всякий случай, в походах всякое бывает...
Мы шли по лесной дороге, плечо к плечу. Молчали. Я переживал свой позор. Вдруг Бронислав резко остановился и повернулся ко мне.
- Давай договоримся - ты никому не скажешь, что я принял за снаряд ржавое ведро, - сказал он.
"А ты самолюбив", - подумалось мне. Я словно радовался, что и у этого железного человека есть слабое место. Нет, я не зло радовался, наоборот, по-доброму. Таким он был мне ближе.
- А ты не рассказывай про... про меня.
- Мне и в голову бы не пришло.
Это страшное приключение, закончившееся курьезно, стало началом нашей дружбы.
Началась другая, совсем непохожая на прежнюю жизнь. Учеба, студенческие дела, веселые бесшабашные пирушки. Бронислав не давал мне скучать. Мы сплавлялись по Вуоксе на байдарке, заходили на дальние острова. Были в походе на выносливость, где основной путь предстояло проложить на велосипеде. Но порой, из-за ненастья, дороги были размыты настолько, что не я ехал на велосипеде, а велосипед на мне. Бронислав был одержим странствиями, где нужно выкладываться на полную. Он был силен как Геракл, вынослив и неприхотлив.
Не знаю, почему мы сошлись и стали лучшими друзьями. До встречи со мной сильному, властному Брониславу было трудно найти друга. Может моя общительность, уживчивость помогли нам стать друзьями, а может, мы просто были полной противоположностью друг друга. А противоположности, как известно, притягиваются.
2.
Она была необыкновенная, удивительная. И имя у неё, как песня - Ангелика. В Питер она приехала из южного приморского городка. Темперамент её был насквозь пропитан жарким, южным солнцем и плескался в тонком теле, как морская волна в девятибалльный шторм. Адреналин бурлил, не давая ни минуты покоя. Заводила во всех наших начинаниях и каверзах - иногда совсем не безобидных. Через месяц от неё стонали все преподы. Но лекции она посещала регулярно, зачеты сдавала вовремя, так что вопрос об отчислении отпал сам собой. Лика была невысокая, стройная. Некоторые считали её чрезмерно худой, но мне она такой не казалась. Лицо не отличалось особой красотой - треугольное с тонкими, как ниточка губами, и востреньким носиком. Но её не южная, мраморно белая кожа, тёмные прямые волосы и большущие в пол-лица глаза цвета крепкого чая, ярко очерченные чёрными ресницами, магически притягивали взгляд. Увидел раз - забыть невозможно. Вся мужская половина факультета была очарована, вздыхала, надеясь на взаимность. Но она - одинаково холодна со всеми.
Меня не миновало всеобщее безумие - я тоже был влюблён - с первого взгляда, отчаянно и безнадёжно. К двадцати годам считал себя опытным мужчиной, который всё знает о тайнах любви и женщинах. На девушек смотрел со снисходительностью бывалого ловеласа. Поэтому нежданно озарившие чувства были, как буря в пустыне, от которой не спрячешься. Я снова стал нерешительным мальчишкой, страдающим от первой тайной любви. Не решался подойти и признаться, наоборот, скрывал свои чувства от всех - боялся быть осмеянным.
Осень в том году выдалась тёплой. На дворе октябрь, раскрашивал листву яркими красками, а температура не опускалась ниже пятнадцати градусов. В выходной мы с Броней скучали, валялись на кроватях, лениво перекидываясь в картишки. Окно было распахнуто настежь по случаю прекрасной погоды.
- Эй там, на втором этаже! - неожиданно раздался с улицы звонкий девичий голос. Это была Лика. - Хватит бить баклуши. Идёмте гулять. Мы ждём. И побыстрее там!
Весёлый смех девушки звенел с улицы радостным колокольчиком. Потом уже тише, видимо обращаясь к подруге, она добавила:
- Ох уж эти мужчины, всегда их ждать приходится, а ещё говорят, что женщины копуши.
Я осторожно отвёл занавеску и выглянул на улицу. "Кто же этот счастливец?" - подумал я.
Неожиданно Броня сорвался с места, оттеснил меня от окна и высунулся в него по пояс.
- Привет! - крикнул он и помахал рукой. - Сейчас идём!
Я остолбенел, глядя на него широко открытыми глазами. Броня поймал мой взгляд:
- Вот так-то, братец кролик! - самодовольно улыбнулся он. - Собирайся давай, чего сидишь!
- Я-то причём?
- Так Лика не одна пришла, с подружкой! - подмигнул мне Броня. - Гуляем!
Мы вышли к девушкам.
- Знакомьтесь, Наташа, - представила Лика свою подружку.
Наташа оказалась пухленькой и вполне миловидной: светло-каштановые, короткие, аккуратно уложенные волосы, нежная кожа, серые глаза, по-детски пухлые губки и ямочки на щеках при улыбке. Она выглядела хорошо, но рядом с пленительной Ангеликой, казалась мне простушкой.
Лика, как обычно была заводилой, она предложила отправиться на Елагин остров в ЦПКиО, и все согласились. По дороге она веселилась, хохотала, приставала к прохожим с шутками, болтала всякие глупости. В парке мы катались на лодке. Лика и тут проявила себя - устроила "морское сражение". В нём участвовало не меньше десяти лодок. Все веселились от души, поливали друг друга водой, отталкивали чужие лодки вёслами, пытались их перевернуть.
Когда стемнело, отправились на дискотеку. Конечно, и там Лика отличилась. Участвовала во всех конкурсах, танцевала свободно и легко, смело пила коктейли, не боясь захмелеть, и, конечно же, всё мужское восхищение было ей одной.
Мы стали встречаться всё чаще и чаще, и постепенно превратились в "великолепную четвёрку".
Вскоре я заметил, что когда неприступная Лика смотрит на Броню, её взгляд теплеет, становится мягким. Честно скажу - мне было больно. Я всё бы отдал, чтобы эти удивительные глаза одаривали меня теплом. Но, увы! Она полюбила Бронислава. Он же был спокоен и сдержан, как всегда.
А Наташка... Наташка не была глупой и, конечно, замечала мои чувства к Лике, поэтому не навязывала себя.
3.
Прошли три месяца после нашей первой встречи с девчонками. Отношения Лики и Брони не ладились. Я стал замечать, что Бронислав избегает Лику, а она ходит расстроенная. Лика уже не пускалась в авантюры, и вообще была пассивна и подавлена. Я попытался узнать о причине. Но Лика резко отмахнулась от меня.
В эти три месяца они часто встречались в нашей с Брониславом комнате, поэтому мне приходилось исчезать. Иногда я ездил навестить тётушку, или проводил время в холле у телевизора, а если была хорошая погода и не очень холодно - гулял по городу.
Но в тот раз мне повезло. Сосед из комнаты напротив уехал домой и пустил меня пожить в свою комнату. Я смотрел телевизор, но ничего интересного не показывали. От скуки клевал носом и уже собирался ложиться спать, но тут раздались громкие голоса, перекрикивающие друг друга. Моё сердце тревожно забилось - Бронислав и Лика ссорились.
- Ты меня достала, понимаешь?! Достала! Что ты хочешь от меня?! Что вяжешься?! Я не хочу быть с тобой. Ты же умная, должна понимать! Я устал от тебя. Всё прошло, понимаешь, прошло! - кричал Бронислав.
- Негодяй, предатель! Со мной никто так не поступал! - рыдала Лика.
Наше общежитие располагалось в новом блочном здании, с тонкими "картонными" стенами. Я был поражен, не узнавал своих друзей! Бронислав, всегда такой сдержанный, орёт как армейский старшина! И на кого - на девушку! А гордая Лика! Она униженно плачет!
- Я ничего тебе не должен! Мы оба получали, что хотели! Я не клялся тебе в верности, не обещал любить всю жизнь, что же ты от меня хочешь? Да, я действительно люблю твою подругу! У неё, в отличие от тебя лёгкий, мягкий характер. С ней не надо постоянно быть как на вулкане и ждать неприятностей!
- А я хочу быть с тобой!
Я не хотел это слушать, но громкая ругань проникала сквозь заткнутые ладонями уши.
- Вот опять - "я, я, я!!!". Ты, когда нибудь, думаешь о ком-то кроме себя? Ну не люблю я тебя, понимаешь, ну что же мне делать! Возьми себя в руки, ты же всегда была гордой девчонкой! За тобой мужики табунами ходят, только мигни, любой твоим будет, зачем я тебе сдался?! Уходи, пожалуйста, очень тебя прошу, не приходи больше. Пойми, я имею право на счастье, как любой человек. Это только ты считаешь, что весь мир для тебя вертится, и все твои желания должны исполняться. Но это не так. Подумай об этом. Нельзя постоянно вести себя, как любимый избалованный ребёнок. Ты уже большая девочка.
Ор стих, хлопнула дверь. Я потерянный, оглушенный сидел на кровати. Но через пару секунд бросился в нашу комнату.
Бронислав стоял спиной ко мне, вцепившись в подоконник. Он резко повернулся, услышав шаги. Угрюмо глянул из-под нахмуренных бровей.
- Слышал? - спросил он.
Я не ответил. Пересёк комнату в два огромных шага и врезал ему по физиономии. Голова Бронислава мотнулась назад, на разбитых губах выступила кровь. Но он не отшатнулся, не закрыл лицо руками, а лишь утёрся рукавом светлого джемпера.
- Сволочь, гад... как ты с ней! - задыхаясь процедил я. От негодования дыхание стало тяжёлым и я не мог нормально говорить.
Бронислав усмехнулся.
- Отдышись, герой. Я понимаю тебя, поэтому не отвечу тем же. Но хочу предупредить на будущее, как друга. Послушай: она пламя, вулкан - с ней невозможно жить. С ней ты никогда не будешь счастлив. Я измучился за эти три месяца, поэтому и бросил её. Я не оправдываюсь, просто хочу, чтоб ты понял - она самовлюблённая эгоистка, капризная, упрямая...
Я опять ударил его, и не желая больше разговаривать, вышел вон.
Лику нашел в коридоре первого этажа, она стояла у окна. Совсем не похожая на себя, несчастная, заплаканная.
- Лика! - окликнул я.
Она вздрогнула от неожиданности, заметила меня, и сразу же отвернулась, спрятала лицо. Не хотела, чтобы я видел её слёзы. Подошёл близко-близко, так что почувствовал лёгкий, едва ощутимый аромат духов. Лика не прогнала, это придало решимости.
- Не плачь, - сказал я, - не стоит.
- Я ему этого никогда не прощу! Я отомщу обязательно, отомщу!
- А надо? Не кипятись, всё пройдёт и забудется. Он не стоит твоих слёз, забудь. Лика, я тебя люблю, я готов всё для тебя сделать, всё что попросишь. Ты будешь счастливой, только будь со мной.
Больше всего я боялся в этот момент увидеть её ледяные глаза, казалось, если она посмотрит на меня так - умру. Но она, глазами полными горя и тоски, смотрела тепло и благодарно. Я обнял её. Лика не сопротивлялась, тихо-тихо неровно, дышала на моей груди, успокаиваясь. Сейчас она была несчастной и слабой, а поэтому ещё более дорогой и желанной. Моё сердце разрывалось от жалости и любви к ней. Я гладил темные волосы, вдыхал аромат духов и таял от счастья.
С Брониславом мы все же помирились спустя какое-то время. Дружба наша не распалась и после окончания университета. Только теперь мы уже дружили семьями.
Даже сейчас, когда прошло почти десять лет, вспоминая те дни, я ощущаю головокружительное счастье. Счастье любящего и любимого. Я был безоблачно счастлив. Ликины глаза светились нежностью, она была милая, ласковая - и это было чудесно.
4.
Однажды мы вчетвером отправились кататься на лыжах. Целыми днями пропадали в горах. Как-то умчались далеко, сбились с пути, заблудились. Поднимался ветер, что предвещало буран. Я всерьёз беспокоился, а Лика смотрела так спокойно и доверчиво, что я чувствовал себя ответственным за её судьбу. Ветер становился всё сильнее, я снял с себя шарф и закутал Лику так, что остались видны только глаза. Она возмущалась, отталкивала мои руки, говорила, что ей совсем не холодно, но я слышал, как стучат её зубы, и был настойчив.
Мы все очень устали, но Наташка буквально валилась с ног. Бронислав словно не замечал этого, продолжал упорно двигаться вперёд. Я не решился упрекнуть его в невнимании к жене, и сам подталкивал уставшую Наташку, которая то и дело пыталась сесть в снег.
Вскоре сил у нее не осталось совсем, а Наташка со стоном упала в сугроб.
- Бронислав, остановись! - прокричал я сквозь завывающий ветер.
Он оглянулся назад, повернулся на лыжах, подъехал к жене.
- Ты немедленно встанешь и пойдёшь вперед! - сказал он строго. - Ты меня поняла? Не слышу ответа?!
Его твёрдый, уверенный голос был громче бури, и даже порывы стонущего ветра не заглушали металлических ноток.
Наташка заплакала, бесшумно, но отчаянно.
- Если есть силы распускать нюни, то идти дальше тоже найдутся, - хмуро бросил Бронислав, - не думай, что я тебя понесу.
Он наклонился над рыдающей Наташкой и резким рывком поставил её на ноги. Держа одной рукой за капюшон - другой он замахнулся на неё лыжной палкой.
- Не вздумай снова сесть, а то я ударю. Ты пойдёшь вперед, чтобы это не стоило. Я не дам тебе загнуться здесь в снегу.
Мы с Ликой стояли рядом, пораженные его жестокостью. Но, как ни странно, угроза подействовала. Наташка обиженно дёрнулась, освобождаясь от железной хватки мужа, и пошла вперёд.
- Вот так-то лучше, - пробурчал Бронислав и двинулся за ней.
Мы шли на лыжах вперед и вперед. Я не знаю, сколько прошло времени. В полном отупении двигал поочередно ногами. Ничего не было видно из-за пурги. Хлопья холодного, колючего снега больно царапали лицо. Бронислав и Наташка ушли вперед, и я потерял их из виду. Лика, не в силах больше двигаться, упала на снег. Приступ панического страха накатил на меня волной. Но я не дал ему взять надо мной власть, заставил себя успокоиться, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов. Неожиданно порыв ветра смел в сторону летящий снег и что-то черное мелькнуло в стороне. Что это? Показалось? Нет, я отчетливо видел сквозь пургу, среди белого снежного моря что-то чёрное.
- До-о-о-м! - долетел до меня протяжный, едва слышный из-за воя ветра крик. - Дом! Я вижу дом! Идите сюда! - услышал я голос Бронислава.
Я снял лыжи с Ликиных ног, стащил с себя куртку, укутал Лику, поднял ее на руки и пошёл вперед. У меня появилась надежда на спасение. Ноги не слушались, подкашивались, руки онемели. Лыжи заметало снегом, от чего они казались тяжелыми, как пудовые гири. Но я не мог остановиться, не мог дать закончиться нашему счастью, нашей ещё только начавшейся жизни.
Это был маленький домик, какие встречаются в горах - шале. В таких домах обычно есть запас еды и дров, чтобы можно было переждать бурю.
Внутри хижины - каменный очаг, грубо сделанный стол, широкие голые нары. На них мы уложили девчонок.
- Надо затопить очаг, а не то все равно погибнем во сне, окоченеем от холода, - сказал Бронислав, - принеси дров!
Меня шатало, я постаял в полном отупении, потом всё же собрался и дошёл до двери, рядом с которой лежали аккуратно сложенные дрова. Оглянулся и с тоской глянул на свободное место рядом с Ликой. Дрова казались неподъемными, я запыхался, пока сложил несколько штук в очаг.
- Ты чего совсем? - усмехнулся Броня, и покрутил пальцем у виска. - Думаешь, они так загорятся? Лучину надо строгать!
Он проворно обстругал полено. Я только диву давался. Он, наверное, семижильный. Вроде и не устал вовсе.
Чиркая спичкой о коробок, я несколько раз ткнулся носом в щепки. Броня, тяжело вздохнув, отобрал у меня спички и быстро развел огонь.
- Иди, ложись, - сказал он.
- А ты?
- Успею. Надо дождаться чтоб разгорелось, еще дровишек подкинуть.
Волна благодарности к нему наполнила меня, вытесняя усталость.
Меня разбудила Лика. Я хорошо отдохнул, ушли усталость и слабость. В доме мы были одни, Броня и Наташка ушли разведывать местность.
Лика улыбнулась.
- Вставай, Сережик, я чайник согрела.
Пили чай, сидя у очага, прижавшись друг к другу. В доме было тепло и уютно, не смотря на убогость обстановки. Мы были спокойны и счастливы. Буря улеглась, скоро Бронислав приведет помощь, и мы вернёмся на базу. Лика задумчиво смотрела на огонь.
- Ты очень испугалась вчера? - спросил я.
Она помолчала, но потом ответила честно:
- Да, очень... Но знаешь, во всём этом есть положительная сторона.
- Какая?
Она опять помолчала немного.
- Мы попали в экстремальную ситуацию. Ты сделал все, что было в твоих силах, и не беда что кто-то оказался сильнее. Тем более с Брониславом мало кто сравнится в выносливости, сам же знаешь... Но почему женщина должна быть слабой и надеяться на мужчину? А если бы я была одна, то погибла. Да, да, погибла, и не спорь - из-за своей слабости, неспособности справляться с трудностями.
- Ты женщина и мужская сила не для тебя, она грубая, даже жестокая,сама же видела вчера.
- Но именно такая сила заставила бороться за свою жизнь, без неё Наташка бы замерзла в снегу. Знаешь, что сказал Броня Наташке сегодня утром?
- Что?
- Жизнь слишком дорогой подарок, чтобы легко с ней расстаться. Здорово, да?
- Да, - согласился я.
- А потом он извинился за вчерашнюю грубость.
- И ты сделала для себя выводы? - усмехнулся я.
- Да. Почему только мужчина должен быть сильным? Бронислав прав: спасение утопающего дело рук самого утопающего. Зачем преднамеренно старается быть слабой, беспомощной. Зачем постоянно надеется на кого-то? Нет, так не должно быть. Я теперь это хорошо понимаю, потому что могла погибнуть. Я докажу, что женщина сама может решать трудные задачи и справляться с самыми сложными проблемами.
- К сожалению, тогда она перестанет быть женщиной, - заметил я.
- Совсем нет, можно быть женственной, но сильной.
- Ты думаешь? Мне кажется, нет.
Я не принимал в серьёз этот разговор. Мне казалось, что Лика говорит так после потрясения, которое ей пришлось пережить, что скоро она забудет свои идеи о женской силе. Как я ошибался тогда!
5.
Все реже и реже Лика бывала дома. Тренировки, поездки, соревнования занимали всё время. Когда она была дома, я её раздражал. Она разговаривала со мной односложно, а то и просто отмалчивалась, не отвечая на вопросы. Все её мысли, все желания, все интересы, да и она сама были не со мной, а далеко в горах, среди камней, скал и разреженного воздуха. Лику не интересовали бытовые проблемы. Всё, что касалось дома, было ей чуждо, не интересно, противно до зевоты, до зубного скрежета. На мои замечания она презрительно фыркала.
Пришлось, наконец, серьёзно поговорить с женой.
- Ты слишком много времени уделяешь своим увлечениям. Так у нас никогда ничего не получится.
- А что должно получиться? - она смотрела на меня пристально, глаза потемнели. - Если ты даже понять не хочешь, что это не увлечение! Это моя жизнь!
- Я тоже частичка твоей жизни, если ты ещё об этом помнишь.
- Что ты хочешь от меня?
- Хочу уютный дом, где ты будешь хозяйкой. Где будут расти наши с тобой дети.
- Что?! - переспросила она, будто не понимая и, вдруг захохотала. Это было вызывающе и грубо.
- Что тебя так рассмешило?!
- Какие дети?! О чем ты?! А-у-у-у!Кто тебе сказал, что мне это нужно? Зачем мне это стоячее болото! Зачем мне жить серо и буднично! Нет, я хочу полноценную жизнь.
- Полноценная жизнь, как я понимаю, это которую ведешь ты?
- Естественно! Адреналин, риск, энергия, сила, чистый горный воздух - это жизнь, а не твой бред о тихом семейном счастье!
Я не верил своим ушам! Но всё же, сказал:
- Можно жить нормальной семьёй, а отпуск проводить, как нравится.
- Раз в год?! - она снова засмеялась, картинно закатила глаза. - Пахать весь год, чтобы потом испытать две недели счастья?!
Раздражение волной звериного бешенства захлестнуло меня - захотелось ее ударить. Но я сдержался, внутренне сжавшись в тугой до звона нерв.
- А тебе не кажется, что ты слишком заносишься? Я не вижу ничего смешного в том, что человек много работает и мало отдыхает. Я, в отличие от тебя, хочу сделать карьеру, начать по настоящему хорошо зарабатывать, а не свернуть башку где-нибудь в горах. Кому-то в семье надо заботиться о том, чтобы нормально жить.
- Когда я выходила за тебя замуж, то была глупой слабой девчонкой, и многого не понимала. Тогда я тоже считала, что уютный дом, любимый муж, дети - это идеал счастья. Сейчас я сильно изменилась, стала другой, и идеалы стали другими. Я всегда хорошо к тебе относилась, хотела, чтобы мы вместе занимались своим развитием, вместе путешествовали. Жили интересной жизнью. Думала, что сумею тебя расшевелить, но ты как упёртый сидел над учебниками, а потом на своей работе!
- Интересно, кто бы оплачивал твои поездки и занятия, если бы я не работал? Ты забываешь - именно потому, что я пропадал на работе целыми днями, ты могла заниматься тем, чем хочется.
- Хорошо, сейчас я крепко стою на ногах, получаю не меньше тебя. Что тебе мешает бросить всё и быть со мной?
- Да, не хочу я этого! Хочу уютный дом, любимую, нежную жену, детей. Я хочу путешествовать, но не постоянно. Но тебе это не подходит! Мы ходим вокруг да около, просто замкнутый круг какой-то! Как два барана на мосту, которые упёрлись рогами и не хотят уступать друг другу. Лика, ты вообще меня слышишь?
- Да пойми же, наконец, что в маленькой, ветхой избушке в горах, с убогой мебелью и каменным очагом, тогда три года назад, я в тысячу раз была счастливей, чем в нашей городской квартире. Я тогда тебя очень любила. Думала, так будет всегда, но тебе это не нужно. Я не собираюсь опускаться до твоего приземлённого уровня, для меня это не жизнь. Я задыхаюсь в этих стенах, они на меня давят. Но у тебя есть возможность подняться ко мне, и мы снова будем вместе. По-другому никак, понимаешь, никак!
- В той избушке в горах ты была слабой и нежной, - горько сказал я. - Именно такой я тебя любил. Всей душой, всем сердцем, каждой своей клеточкой. И когда ты плакала на моём плече, там, в общежитии, такая несчастная, обиженная, слабая, ты была самой дорогой, самой желанной. А теперь, произошло то, о чем я когда-то говорил. Мне больно это видеть. Ты стала сильной, но потеряла женственность. Ты черствая, грубая, потерявшая всю свою нежность, очарование, теплоту. Мужик в юбке. Да какие там юбки, ты из джинсов не вылезаешь! Посмотри, что ты с собой делаешь! На твоём теле живого места нет от шрамов. Их у тебя больше, чем у меня после экстрима с Броней!
Лика смотрела на меня, ее глаза были ледяными. И мне стало плохо, очень плохо, от её взгляда.
- Ты так ничего и не понял, - зло, словно яд, выдохнула она, и ушла, хлопнув дверью.
Я стоял посреди комнаты, внутри всё болело, стонало, рвалось, но я стоял, не двигаясь с места.
6.
Она ушла и больше не вернется. Смириться с этим я не мог, это было выше моих сил. Обида и злость быстро сменились тоской и безразличием ко всему. Ходил на работу, и трудился не хуже, чем всегда, даже лучше, наверное, так как уходя в дела с головой, забывался хоть ненадолго. Но как тяжело мне было вечерами! Как не хотелось возвращаться в пустой, холодный дом! Там всё напоминало о ней. Множество забытых вещей. Сердце сжималось невыносимой тоской. Целые вечера я перебирал милые сердцу безделушки. Понимал - так жить нельзя. Нельзя делать смыслом жизни пару заколок, резинку для волос, массажную щетку. Но не мог ничего исправить - окаменел для всего на свете, кроме этих мелочей. Я знал свою жену. Знал, что она не вернётся. Умом понимал, сердцем нет. Сидел ночь напролёт под входной дверью, перебирая её вещи, и ждал. Ждал, что на площадке нашего этажа хлопнут двери лифта, раздадутся лёгкие, летящие шаги. Она постучит в дверь условным сигналом, я подхвачу её на руки. Покрою поцелуями родное, милое лицо и мы снова будем вместе. Я сходил с ума, любил её, простив все обиды, уничтожая себя, и ждал, ждал, ждал.
Она не вернулась. Постепенно я свыкся с одиночеством. Перестал ждать, надеяться. Я жил обычной жизнью: работал, встречался с друзьями, даже смеялся иногда. Но в душе поселился леденой холод. В ней не было тепла. Душа стала черствой, как старый сухарь, завалявшийся на самой дальней полке кухонного шкафа.
Но беда не приходит одна. Однажды поздно вечером, когда я никого не ждал, в дверь позвонили. Моё сердце взметнулось птицей: "Она!". Бросился в прихожую. Руки мелко дрожали, пока открывал замок. И вот дверь распахнулась. Сердце ухнуло... и провалилось от разочарования. Это была Наташка.
- Ты? - неприветливо буркнул я. - Чего надо на ночь глядя?
Наташа смотрела широко распахнутыми, полными слёз глазами. Но меня это не тронуло - я был не в силах справиться с разочарованием.
- Что-то случилось? - спросил равнодушно.
- Да, - прошептала она сдавленно, протянула мне какую-то бумагу.
Я машинально взял листок в руки, но прочитать не успел. Наташа, закрыв лицо руками, расплакалась горько и отчаянно. Я подавленно молчал, не зная, что делать. Просто стоял и ждал, когда она успокоится.
- Где телеграмма? Прочитай, - с трудом выговорила она.
Я развернул смятый листок: "Ваш муж погиб..." Сердце сдавило новым, отчаянным приступом боли. Этого не может быть! Неделю назад мы проводили Бронислава в очередной рейс! Меня словно накрыло черной тучей. Стало тяжело дышать, ладони вспотели. Внутри всё бурлило, клокотало, словно в вулкане, но сделать я ничего не мог. От бессилия сжались кулаки, я со всего маху ударил кулаком в стену...
Мы не спали всю ночь. Я ходил по комнате из угла в угол, курил без остановки. Наташа сидела на краешке дивана, ее потемневшие от горя глаза смотрели в одну точку. Потом она всё же сказала:
- Не кури так много, Сережа, пожалуйста.
- Что? - не сразу понял я.
Глянул в пепельницу, полную окурков, на Наташу в сизом дыму. Рванул створку окна. Свежий сырой весенний воздух наполнил комнату, освежил мою затуманенную голову. Мне стало немного легче. Правильно говорят, что с бедой надо пережить ночь.
- Давай спать укладываться. Я тебе в спальне постелю, а сам здесь, в гостиной лягу.
Лежа без сна, снова прикуривая сигарету одну от другой, я слышал за стеной приглушенный подушкой плач.
Мы стали жить вместе, как двое несчастных людей, помогающих друг другу справиться с бедой. Наташа оказалась отличной хозяйкой. В доме появились красивые вазочки, милые фарфоровые безделушки - те вещи, которые создают уютную домашнюю обстановку. Из кухни всегда доносился чудесный аромат домашних пирожков и вкусного обеда. Но это мне не доставляло радости. Хозяйка была не та, не моя любимая, желанная.
Как-то, придя домой с работы, заглянув в комнату, я увидел Наташу у окна. Она задумчиво и грустно смотрела во двор, где на площадке играли дети. Я обратил внимание, как изменилась ее фигура. Плавность изгибов тела была словно размыта начинающейся полнотой. Я пригляделся внимательней.
- Наташа?!
Она оглянулась на меня, смущенно улыбнулась:
- Да, не ушел Броня бесследно, будет о нем память - его продолжение.
Я заботился о Наташе. Оберегал, не разрешая проводить время у жаркой плиты, или дышать пылью. Сам готовил и убирал квартиру, покупал свежие соки и фрукты. Но всё это словно в тяжелом, вязком тумане.
Утро было тихим. В фиолетовой предрассветной тишине, кружились тихие, сонные снежинки. Попадая в свет уличного фонаря, они искрились крошечными фонариками.
Мне вспомнилось, как однажды мы гуляли с Ликой в такой же тихий зимний денёк, только тогда был вечер и снег, летящий с тёмного неба, был первым. Мы шли по аллее старого парка, взявшись за руки, и Лика тихо-тихо читала стихи:
Первый снег пушистый и нежный,
Снежинки морозца цветы,
Я хочу полететь вместе с ними,
Потому что со мною ты...
Она тогда остановилась, повернулась ко мне. Её глаза сияли, она смотрела так нежно и ласково, что во мне все сжалось и сердце застучало быстро-быстро. Я стиснул её в объятиях, приник к её прохладным губам и захлебнулся поцелуем...
Я болезненно застонал от тоски. На душе было тяжело.
- Поздравляю, папаша, дочка у вас! - услышал я рядом с собой голос врача. Он подошел ко мне.
- Что грустный такой? Сына ждал? Дочка тоже хорошо.
- Не папаша я! - вырвалось у меня. Я глянул хмуро на удивлённого доктора и, вдруг, неожиданно для самого себя, всё рассказал ему.
- Д-а-а-а, - протянул он, выслушав меня, - всякое бывает в жизни... Вот, видишь, "скорая" стоит? - показал он в сторону.
Там, действительно, стояла машина скорой помощи. На её борту была пугающая красная надпись: "транспортировка новорождённых". Из дверей приёмного покоя вышла медсестра, она несла на руках младенца, закутанного в теплое розовое одеяльце.
- Родила одна, отлежалась, и ушла, девочку оставила. И за что маленькой такая судьба с самого рождения? В детскую больницу увезут, потом в дом малютки отправят, затем в детдом. Кому она нужна будет в этой жизни?
Я подавленно молчал. Ну что я мог на это ответить?
- А у Наташи и ее дочки есть вы. Идите к ним. Как бы жизнь не повернула они ваши, раз уж вы заботу на себя взяли.
Я ее не любил, совсем не любил... Нет, любил, конечно, - человека, друга - не женщину. Но пошел к ней, к Наташе. Понял, не разумом, а скорее душой и сердцем, что не все еще потеряно для меня в жизни. Я буду жить. Не существовать, а именно жить. Есть те, кому я нужен, о ком стоит заботиться: о Наташе, о её дочке, о крошечной брошенной девочке. Принял решение и, впервые за долгое время, почувствовал себя легче. Тупая боль, терзавшая мою душу отступила, пропал и холод в сердце. Глубоко вдохнул свежий, морозный воздух, словно освобождаясь. Я ставлю точку на прошлом. Я не знаю, что будет в будущем. Я просто буду жить.