Сопливое небо сегодня опять брызгало дождевым насморком. В такой пасмурный скучный день особенно сильно хочется пойти в паб и напиться до потери сознания. И, наверное, мир был сильно лучше, если бы люди так и делали, вместо того, чтобы сидеть по домам и трепать нервы своим сожителям. Редкие пешеходы вжимали головы в воротники пальто и курток, прячась от противного ветра, несущего с собой холодную испарину дождя. Если бы кто-то из прохожих всё-таки поднял голову, то он смог увидеть странно летящую над городом птицу. Её можно было сравнить с самолётом, у которого отказала электроника, а пилоты были слишком пьяны, чтобы вести машину в ручном режиме.

  О стену дома семейства Эвансов гулко шмякнуло чем-то не очень твёрдым, подобно спущенному футбольному мячу. Глава дома, Фёдор Михайлович Эванс, сидел в кресле и читал газету, когда он услышал этот шлепок. Подозревая проделки уличной шпаны, он с кряхтением встал с кресла, поправил на себе несвежий спортивный костюм Адидас и пошёл к входной двери, посмотреть на источник шума. На газоне перед домом лежала большая сова без признаков жизни. "Гарик," - позвал Фёдор Михайлович кого-то внутри дома - "иди посмотри, что упало на наш газон". В дверном проёме появился подросток. "Мёртвая птица," - сухо констатировал подросток. "Надо бы убрать, пока это бедное животное не начало разлагаться и вонять," - сказал Фёдор Михайлович, доставая из кармана пачку сигарет и закуривая. Подросток по имени Гарик ушёл и через минуту вернулся с ярко жёлтыми резиновыми перчатками и полиэтиленовым пакетом. Фёдор Михайлович одобрительно кивнул, выпуская из ноздрей струйки дыма.

  Нагнувшись с пакетом над птицей Гарик обнаружил в её судорожно сжатых лапках заляпанный грязью и промокший бумажный конверт. Не снимая жёлтых резиновых перчаток он разорвал конверт, достал письмо и начал читать. "Дорогой Гарри. Администрация школы Хогвардс с радостью поздравляет тебя с зачислением в нашу школу! Учебный год начинается первого сентября, большая просьба не опаздывать. Директор А. Дамблдор." Мальчик молча протянул письмо Фёдору Михайловичу. Тот взял письмо и несколько раз его перечитал, даже зачем-то посмотрел на оборотную сторону листа, как будто ожидая увидеть там дополнительные разъяснения. "Полный бред, глупая шутка" - резюмировал Фёдор Михайлович. В этот момент с небес упала вторая птица. В предсмертной агонии она жалобно пискнула, как будто извиняясь за неудачное приземление, и умерла. К её лапке тоже была прикреплена записка, в ней было написано: "На всякий случай, если вы не сможете отправить ответ с птицей, вот мой номер телефона. А. Дамблдор." Ошеломлённые, взрослый и подросток стояли молча, каждый обдумывая что-то своё. Первым прервал молчание Фёдор Михайлович: "Наверное, является разумным предположить, что во второй записке имелись в виду эти самые птицы, которых мы здесь наблюдаем." Подросток опустил глаза на два безжизненных трупика и задумчиво произнёс: "Эти парни своё отлетали. Но тот, кто их посылал, предполагал возможность их гибели. " Короткими волосатыми пальцами Фёдор Михайлович нервно почесал свою лысину; Гарику показалось, что он слышит, как под ногтями отца скрипит на голове кожа. "Боюсь," - озабоченно сказал Фёдор Михайлович, всё ещё держа руку на голове, - "на такой идиотизм способны только люди, погубившие твоих настоящих родителей." Он опустил руку и на мгновение золотая печатка на его пальце сверкнула яркой искоркой, словно неведомый артист в небесном фотошопе добавил жёлтое пятнышко в чёрно-белую фотографию обесцвеченной улицы под серым небом.

  Своих биологических родителей Гарик не знал. Они погибли при странных обстоятельствах, когда он был ещё младенцем. Его воспитывали сестра матери, Петуния, и её муж, Фёдор Михайлович. Этих людей Гарик считал своими настоящими родителями. Своих детей у них не было, они любили Гарика от всего сердца и искренне считали его своим сыном. Фёдор Михайлович был иммигрантом из России; при женитьбе на Петунии он взял фамилию жены Эванс, чтобы, как ему казалось, лучше ассимилировать в другой стране. Юность Петунии протекала бурно, в поисках духовных и интеллектуальных откровений она много путешествовала в компаниях хиппи и прочих странных личностей. Как-то, пролетая по очередной траектории в поисках смысла жизни она налетела на молодого русского интеллектуала. Бурный секс и разговоры о смысле жизни переросли в дружбу, дружба обернулась в любовь. Они поженились. После многих лет совместной жизни они всё ещё относились друг к другу нежно, с заботой и уважением.

  Сейчас все трое возбуждённо спорили. Родители отговаривали Гарика ехать в Хогвардс; тому Хогвардс виделся как интересная перемена в жизни. От волнения Петуния много двигала руками, трогая голову и лицо, от чего её волосы растрепались и макияж вокруг глаз потёк. Она говорила сыну: "Поверь, в этой школе все конченные психопаты - люди, возомнившие у себя сверхспособности. Секта безумцев. Закрытый культ. Тебе туда не надо!" Гарик минуту подумал и затем спросил: "Зачем тогда мои биологические родители туда поехали? Не думаю, что они были дураками. Почему их никто не отговорил? И почему они там остались, если там так всё плохо?" Петуния опять нервно вцепилась в свои волосы, разговор ей не нравился, но она не сдавалась: "Их обманули. Они запутались. Всем нравится ощущать себя особенным; на этой слабости людей играют морально нечистоплотные обманщики." Гарик, понял, что мама уводит разговор от опасной темы. Напрашивался вопрос, не спросить который было нельзя: "Кто, как не ты, знал свою сестру. У неё были сверхчеловеческие способности? Только, честно." Не ответив, Петуния умоляюще посмотрела на мужа. "Понимаешь, сынок," - начал Фёдор Михайлович, приходя жене на подмогу, - "все эти игры в вуду, шаманов, или чем они там занимаются в этой школе, так или иначе привели к смерти твоих родителей. И это - факт. Ты же - умный мальчик. Зачем тебе опасности и неприятности? Отучись в нормальной школе, получи специальность, и затем живи как все." Гарик хищно улыбнулся - сам того не подозревая отец подставился для удара. "Хм, хиппи, молодёжные протесты, подозрительные духовные лидеры, поиски правды и смысла жизни, алкоголь и психотропные средства - это ваша с мамой молодость. Вы же сами не хотели быть "как все". А теперь пытаетесь из меня сделать скучного обывателя. Не хочу! Мне выдался шанс выпрыгнуть из колеи, и я им воспользуюсь," - сказал Гарри. На это Фёдор Михайлович только хмыкнул. "Теодор, это от тебя он научился так разговаривать," - предъявила претензию мужу Петуния. "Брось, " - попросил Фёдор Михайлович жену, - "просто наш сын уже достаточно большой чтобы думать своей головой и отстаивать свою точку зрения." "Мам, так были у твоей сестры сверхспособности?" - опять спросил Гарик. Петуния тяжело вздохнула, ещё раз провела рукой по волосам, будто решаясь на что-то серьёзное и сказала: "Да. Были. А у тебя их нет. И ты там будешь, как белая ворона. Я даже не понимаю, зачем они тебя приглашают. Мне страшно за тебя, сынок." Воцарилась тишина. Информация подействовала на Гарика отрезвляющем образом, ему стало понятно, почему родители его отговаривают; но со стороны Петунии можно было бы сразу объяснить обстановку. "Я вот что думаю, " - сказал Гарик, - "теперь тем более надо попробовать выяснить, что за этим стоит. Может, я могу выгодно воспользоваться этой ситуацией. А может у меня и выхода нет. Надо садиться за стол переговоров. Мам, звони Дамблдору прямо сейчас." "Сынок, сегодня уже поздно, давай завтра, в рабочие часы," - сказала Петуния. "Психопату, который посылает письма, привязывая их к совам, можно звонить в любое время," - заметил Фёдор Михайлович, вкладывая жене в руку телефон. Фёдор Михайлович был прав - Дамблдор ответил на звонок.

  Гарика тряс нервный озноб. Болела голова. Он прислонился горячим лбом к холодному стеклу бокового окна такси, везущего его и родителей на железнодорожный вокзал. Стекло приятно холодило, успокаивало нервы; казалось, что от прохлады стекла и голова болит меньше. Родители тоже нервничали, и от этого много улыбались и с натужным энтузиазмом говорили о всякой ерунде. Гарик не любил их таких; он сидел молча, погружённый в свои переживания. Он никогда надолго не разлучался с родителями, и вот теперь ему предстоит много месяцев жить вдали от них, в школе Хогвардс. Может быть его скоро отчислят из школы и он вернётся домой? Хорошо бы вернуться. Хотя, нет, если вся эта затея обернётся большой ошибкой, то он будет всю жизнь сожалеть о том, что спорил с родителями и настоял на своём. Всё, стоп, не стоит так накачивать свои эмоции, родители его всегда будут любить, а со временем прошлые глупости вспоминаются реже - не конец света. Всё-таки, зачем его, человека без паранормальных способностей, позвали в Хогвардс? Не хотелось бы оказаться просто разменной пешкой в чей-то игре.

  По телефону Дамблдор долго увиливал от прямых ответов. Сначала он говорил, что никаких проблем у Гарри в школе не будет, что и никаких специальных способностей студентам вовсе не требуется. После этого Петуния обозвала его наглым старым лгуном, ведь она тоже просилась в Хогвардс вместе с сестрой, но ей отказали, сославшись на отсутствие способностей. После этого Дамблдор стал заходить с другой стороны, объясняя, что Гарри будет на полном обеспечении, потому что кое-какие деньги были отложены настоящими родителями Гарри на обучение их сына в Хогвардс. Разве не будет это большим финансовым облегчением для их семьи? Петуния послала Дамблдора к чёрту, сказав, что она будет судить Хогвардс, за то, что они удерживают деньги, принадлежащие Гарри. Потом директор школы сказал что-то такое, от чего лицо Петунии побелело и она долго молчала, опустив руку с телефонной трубкой. Гарик и Фёдор Михайлович смотрели на неё, ничего не понимая и не догадываясь, что она такое услышала. Затем Петуния поднесла телефон к ухо и сказала: "Хорошо. Мы обсудим всё и дадим ответ." На этом телефонный разговор был окончен. Петуния стояла, кусая губу, остальные продолжали выжидательно на неё смотреть. Наконец она сказала: "Дамблдор намекнул, что в школе Гарри будет в большей безопасности, чем дома. Никаких деталей он не дал, сказал, что это связано с делами, в которых участвовала моя сестра и её муж. И что весьма вероятно, что ему это всё мерещится, но лучше перестраховаться." "Может в полицию обратится," - предложил Фёдор Михайлович. Петуния отрицательно покачала головой.

  На вокзале в условленном месте их встретил представитель школы, мистер Снарк. Он был вежлив, но сух. Сразу сказал, что отсюда он лично позаботится о Гарри, и предложил родителям попрощаться с сыном. Мать и отец по очереди обнялись с Гарри. Все улыбались, никто не хотел показывать свои эмоции при постороннем, мистере Снарке. Фёдор Михайлович взял жену под руку и они направились на выход. Мистер Снарк жестом предложил Гарри следовать за ним.

  К удивлению Гарри мистер Снарк привёл его в привокзальный буфет. Заказав напитки они уселись за столик. Снарк достал из внутреннего кармана своего сюртука флягу и плеснул оттуда в свой стакан с кофе. Даже через столик в нос Гарри ударил крепкий запах алкоголя; учитель начинал ему нравиться. Снарк отпил из стакана и неожиданно процитировал: "Был меж ними Бобёр, на уловки хитёр, по канве вышивал он прекрасно." Гарри быстро сообразил, что от него требуется и продолжил стих: "И, по слухам, не раз их от гибели спас. Но вот как - совершенно неясно." "Прекрасно!" - воскликнул учитель, - "я очень боялся, что ты окажешься недостаточно смышлёным парнем. Слушай меня и запоминай. Тебе предстоит тяжёлый день. Ты увидишь то, к чему твой разум не готов. Ты увидишь магию. Не паникуй, не пугайся. Ко всему можно привыкнуть и к магии тоже. В тебе, увы, нет никакой магии. Но я буду рядом и помогу, если что." Гарри не сильно удивился, услышав про магию, наверно, он уже был готов к этому. Но его неприятно задело напоминание, что ему предстоит быть второсортным существом, человеком без магических способностей.