Леонова Юлия Сергеевна : другие произведения.

Fatal amour. Искупление и покаяние (главы 46-49)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Глава 46 Покачав головой, Марья протянула руку супругу и последовала за ним в круг вальсирующих пар.
  
  "Ежели бы всю жизнь можно было прожить вот так, как вальс станцевать, бездумно кружась в однообразном ритме, ежели бы всю жизнь Nicolas был таким, как нынче вечером, ежели бы всегда глядел с немым восхищением во взоре, разве ж не смогла бы полюбить? - вздохнула Марья, отводя глаза. - Нет, не смогла бы, даже к гадалке не ходи, ибо другой образ приходит во снах и тревожит душу".
  
  Марья закрыла глаза, и ей вспомнился другой бал, роскошный величественный зал, она сама, едва способная дышать от того, что кружилась в объятьях Андрея, и взоры сотен представителей самых родовитых семей империи были устремлены на них, но она не замечала никого и ничего, видела только пристальный взор синих глаз Ефимовского. А после мгновение самого наивысшего наслаждения обернулось для неё величайшим позором, когда поняла, как мало значит для него.
  
  - Маша, - услышала она тихий голос над ухом.
  
  Очнувшись от воспоминаний, она вернулась из прошлого и поняла, что музыка стихла, музыканты готовятся играть мазурку, а она всё ещё стоит в центре бальной залы, а её ладонь покоится на плече супруга.
  
  - Ты нынче где-то далеко, - улыбнулся ей Куташев, но взгляд его при этом остался настороженным, вопрошающим.
  
  О, знал бы он, как далеко она была, знал бы, о ком грезит каждую свободную минуту!
  
  - Тревожно мне, - рассеянно огляделась она. - Пойду, гляну, накрыт ли стол к ужину, - сослалась она на дела насущные и поспешила удалиться.
  
  Николай проводил её взглядом, нынче вечером у них вряд ли появится возможность побыть наедине. Хозяин дома, ежели он не слишком стар, должен танцевать и развлекать милых дам, хозяйке надлежит проследить за тем, чтобы вовремя накрыли стол к позднему ужину, что последует во время третьего и самого длительного перерыва в танцах, и только под утро, когда разъедутся последние гости, можно будет отдохнуть.
  
  Проходя через бальную залу, Марья то и дело останавливалась, примыкала то к одному, то к другому кружку беседующих, стараясь удержать на лице приветливую улыбку, и следовала дальше. Лакей распахнул перед нею двери в парадную столовую. В помещении царил полумрак, потому как свечи горели только в настенных бра. Как только пригласят к столу, прислуга зажжёт свечи в высоких канделябрах на столе.
  
  - Всё готово, барыня, - с поклоном обратился к ней дворецкий, - когда подавать прикажете?
  
  - Скоро, Фёдор. Как Глушковский антракт объявит, так и подавайте, - распорядилась она.
  
  Вернувшись в зал, она попыталась разыскать Софью, да куда там, когда более сотни гостей перемещаются в огромном помещении с места на место. Большой толчеи не было, благодаря огромным размерам бальной залы, но и разглядеть кого-то среди этого множества людей было почти невозможно.
  
  Софья, станцевав вальс с Волховским, поспешила избавиться от кавалера, навязанного ей Марьей Филипповной. Несмотря на то, что Владимир Андреевич оказался весьма недурён собой, княжна не могла побороть неприязнь, возникшую у неё с первых мгновений знакомства, и не столько оттого, что поручик посмел нелестно отозваться об Андрее, сколько потому, что ей не нравился его оценивающий взгляд и не сходящая с лица ухмылка. О, она догадывалась, что он думал о ней. Конечно, старая дева, вырядившаяся в яркое платье, дабы привлечь внимание, готовая на всё, дабы использовать последний шанс на замужество, к тому же немалое приданное, обещанное за ней, должно компенсировать недостатки внешности и уже неюные годы. О, упаси её Боже от таких поклонников. Уж лучше в девках вековать, чем с тем, кому нужна не она сама, а лишь материальные блага, что достанутся счастливцу вместе с её рукой.
  
  Да и, несмотря на то, что прошло немало лет, и не было никакой надежды на взаимность, глупая девичья мечта не желала оставлять её. Пока бьётся сердце, есть надежда. Однако Владимир Андреевич оказался довольно настойчив и после вальса остался подле mademoiselle Куташевой. Возможно, он решил, что сумеет очаровать её.
  
  Размышления Софьи оказались недалеки от истины. Некогда весьма состоятельный и высоко поднявшийся при прежних государях род Волховских, ныне пусть и не бедствовал, но уже давно утратил былые привилегии, да и от состояния семьи стараниями предшественников Владимира Андреевича осталось немного. Вот ему и приходилось, что называется, пускать пыль в глаза, стараясь удержаться на плаву. Он рано усвоил, что добиться положения в обществе можно не только благодаря хорошей родословной и состоянию, накопленному предками, но и при помощи нужных связей. Надобно всего лишь оказаться в нужном месте в подходящее время. Иногда откровенная лесть и незначительные услуги, оказанные значимым людям, способны продвинуть по карьерной лестнице куда быстрее, нежели годы безупречной и усердной службы. Для того, чтобы быть допущенным в круг избранных Волховскому не хватало лишь жены из хорошей семьи и с внушительным приданым, а княжна Куташева, как никто другой отвечала его устремлениям.
  
  Что же касалось чувств, то об этом Владимир Андреевич не беспокоился. Любовь, в его понимании, отнюдь не являлась необходимым условием для брака, любовь можно найти где угодно, а став родственником князя Куташева, он будет куда ближе к несравненной Марье Филипповне. Потому Волховский со всем обаянием, дарованным ему природой, принялся обхаживать княжну, надеясь на успех задуманного. Софье его внимание было неприятно. Она подспудно ощущала фальшь и неискренность в щедро расточаемых поручиком комплиментах, догадываясь о причинах, побудивших его, обратить внимание на скромную и невзрачную старую деву. В его присутствии она испытывала лишь неловкость и, кляня про себя, на чём свет стоит Марью Филипповну, не знала, как избавиться от настырного поклонника.
  
  Заметив, проходившего мимо официанта с подносом, на котором оставалось только три фужера с шампанским, Софья мысленно попросила у паренька прощения и, сделав вид, что оступилась, толкнула того под руку. Содержимое подноса опрокинулось прямо на неё.
  
  - О Боже, Софья Васильевна! - отскочил в сторону Волховский, испугавшись, что пострадает и его парадный мундир. - Олух! Ты что же совсем не видишь, куда идёшь?! - напустился он слугу.
  
  - Владимир Андреевич, не стоит беспокоиться, - нахмурилась княжна. - С нашей прислугой я разберусь сама. Ступай, Ваня, - поспешила отправить она растерявшегося лакея подальше от взбешённого поручика. - Простите, но мне надобно отлучиться, - жестом указав на пострадавшее платье, вздохнула Софья.
  
  Платья было жаль. От сладкого шампанского наверняка останутся пятна, однако, пожертвовав им, mademoiselle Куташева получила возможность покинуть бальный зал, именно потому, Марья, сколько не всматривалась в лица, не смогла её обнаружить. Софья довольно долго переодевалась в своих покоях, сменив яркий бальный туалет на традиционное белое платье, что было пошито два года назад к Императорскому балу, на который она так и не попала по причине болезни.
  
  Ей не хотелось возвращаться в бальную залу к гостям. Вероятно, Волховский предпримет ещё ни одну попытку завладеть её вниманием, а она вновь станет пытаться избежать его общества. Однако ей сделалось смешно, когда она представила, что её попытки избегать Владимира Андреевича со стороны, наверняка, выглядят, как детская игра в салки. Софья спустилась по боковой лестнице и, проходя черед анфиладу комнат из южного крыла дома в северное, увидела приоткрытые двери библиотеки. Княжна, не заметив рядом прислуги, хотела было закрыть их, но разглядела свет одинокой свечи. Кто-то сидел в кресле у стола и листал книгу. Софи стушевалась. Она повернулась, намереваясь незаметно покинуть помещение, но её присутствие уже обнаружили.
  
  - Прошу прощения, что без разрешения вторгся в вашу библиотеку, Софья Васильевна, - услышала она тихий, но приятный голос.
  
  Софья шагнула в комнату, стараясь рассмотреть того, кто к ней обратился. Нынешним вечером брат уже представлял ей высокого худощавого человека, ныне бережного перелистывающего старинный фолиант, оставленный Николаем на столе. Напрягая память, княжна вспомнила имя.
  
  - Вам не понравился бал, Илья Сергеевич? - с интересом разглядывая гостя, осведомилась Софи.
  
  Урусов вздохнул. Но не рассказывать же сестре хозяина дома, что в библиотеку он ушёл оттого, что не любил больших сборищ, что в петербургском обществе чувствовал себя неуютно. Куда милее его сердцу были светские гостиные Первопрестольной, но ныне дела требовали его присутствия в столице, а уж коли он здесь, то не пожелал обидеть княгиню Куташеву, ответив отказом на её приглашение, да и саму Марью Филипповну ему было видеть одновременно и отрадно, и больно. Уйти до ужина, стало быть, выказать хозяевам дома неуважение, вот он и выжидал подходящего момента. Но вслух сказал другое. Он обвёл взглядом книжные шкафы, верх которых терялся в сумраке большого помещения и улыбнулся княжне:
  
  - У вашего брата весьма обширная библиотека.
  
  - О да. Nicolas по праву гордится ею. Он ведь более десяти лет собирал её. Здесь имеются весьма древние экземпляры, - оживилась княжна.
  
  - А вы, Софи, тоже разделяете увлечение брата? - пройдясь вдоль книжных полок, остановился князь.
  
  - В какой-то мере, - кивнула княжна. - Я люблю читать.
  
  Княжна едва не добавила, что книги для неё всё равно, что для иного человека друзья и приятели, но смолчала. По сути, Урусов ей совершенно не знаком, и князю совершенно ни к чему знать, что она большую часть времени проводит в одиночестве, а потому чтение заменило ей общество.
  
  - И что же вы читаете нынче? - продолжил расспросы Урусов.
  
  Софья смутилась. Обыкновенно барышни её возраста предпочитала французские романы или иную лирическую прозу. Ей вовсе не хотелось, чтобы Илья Сергеевич счёл её скучной старой девой, потому она несколько помедлила с ответом.
  
  - "Максимы" Ларошфуко, - тихо обронила княжна.
  
  Одна бровь Урусова удивлённо взлетела вверх:
  
  - Афоризмы де Марсийака? У вас весьма необычные литературные пристрастия, Софи.
  
  Mademoiselle Куташева растерялась, не понимая, сделали ли ей комплимент, или напротив, то была ирония по поводу её учёного занудства.
  
  - Не часто встретишь барышню вашего возраста, которой вообще известно, кто такой Ларошфуко, - с улыбкой продолжил князь.
  
  Надобно было что-то отвечать, но Софья, казалось, проглотила язык. Как же это тяжело, оказывается, поддержать беседу с малознакомым человеком. Прислушавшись, княжна поняла, что в бальном зале стало значительно тише, музыка смолкла, и гости явно переместились в столовую.
  
  - Ужин подали, - улыбнулась она своему собеседнику.
  
  - Так позвольте вас проводить, - предложил ей руку Илья Сергеевич.
  
  Услышав про ужин, Урусов испытал облегчение, наконец, настал тот момент, когда вскоре можно будет проститься с хозяевами дома и отправиться восвояси.
  
  Признаться, получив приглашение княгини Куташевой, Илья Сергеевич тешил себя надеждой, что Марья ещё помнит о нём, и потому пожелала видеть, но приехав сегодня, убедился в ошибочности своих предположений. Марья Филипповна не выказала никаких иных чувств по случаю его приезда, кроме полагающейся вежливости. Для княгини Куташевой он стал одним из многих, ровно также она приветствовала всех остальных, никоим образом не выделяя его.
  
  От осознания того, что он ничего более не значит для той, что долгое время была его наваждением, сделалось грустно. Год назад Урусову показалось, что Марья не была счастлива, обвенчавшись с князем Куташевым, но ныне она выглядела вполне довольной и такой бесконечно далёкой для него.
  
  Провожая в столовую княжну, Илья Сергеевич украдкой бросил взгляд на свою спутницу. Княжну вряд ли можно назвать красавицей, но всё же она довольно мила, к тому же прекрасно образована, что не часто встретишь среди девиц её возраста. Но более всего ему понравилось, что в ней не было и толики кокетства, она не пыталась произвести на него впечатления, беседовала с ним на равных, словом, весьма отличалась от Марьи Филипповны и внешностью, и манерами.
  
  Войдя в столовую, Илья Сергеевич отодвинул стул для mademoiselle Куташевой и сел за стол рядом с ней. Софья Васильевна старалась держаться в обществе незаметно, а потому Урусов сделал вывод, что она не большая любительница шумных увеселений, как и он сам, а потому невольно проникся к княжне симпатией. По другую руку от mademoiselle Куташевой расположился поручик Волховский. Урусову показалось, что Софья не больно-то рада такому соседству за столом, но старается не подать виду, что недовольна. Она поддерживала беседу, но как только вопросы поручика касались её лично, замыкалась и отвечала весьма неохотно. Расслышав, как Волховский пытается уговорить княжну оставить за ним последний вальс, Илья Сергеевич склонился к Софье и тихо заметил:
  
  - Софья Васильевна, вы не запамятовали, что последний вальс мне обещали?
  
  Софья удивлённо взглянула на князя, но тотчас поспешила воспользоваться его словами.
  
  - Да я помню, по пути из библиотеки, - улыбнулась она.
  
  Волховский отступился. Илья Сергеевич обвёл глазами собравшихся за столом. Гости Куташевых оживлённо переговаривались между собой, не смолкал гул разговоров, кое-где слышался смех, шутки. В общем, вечер, что называется, удался на славу, но князем Урусовым всецело завладела тоска, по сути, он ощущал себя совершенно чужим, и досадовал на то, что поддавшись отголоскам былого чувства, приехал сюда, теперь и сам не понимая зачем. Мало того, он пригласил княжну танцевать и теперь вынужден будет остаться и после ужина, почти до самого конца.
  
  После трапезы Илья Сергеевич коротал вечер в компании своего зятя. Ракитин прибыл один без Натальи, потому, как madame Ракитиной посещать подобные увеселения стало весьма затруднительно. Натали была на сносях и родить должна была в самом скором времени. Между соседями по имению разговор зашёл о хозяйстве в усадьбах и оба увлеклись, обсуждая дела насущные и приземлённые. Только когда кто-то робко тронул его за рукав сюртука, Илья Сергеевич вспомнил про вальс, что он сам попросил у княжны, желая помочь ей избавиться от общества назойливого поклонника.
  
  Софья выглядела смущённой. Уже давно прозвучали вступительные аккорды, а князь продолжал разговаривать с Сержем. Краем уха прислушиваясь к разговору, княжна поняла, что имение Ракитина граничит с владениями князя Урусова. Испытывая мучительную неловкость от того, что князь забыл о своём приглашении, княжна чуть дотронулась сложенным веером до его рукава, желая привлечь внимание.
  
  - Софья Васильевна, Бога ради, простите, увлёкся, - улыбнулся Урусов, - предлагая руку княжне.
  
  Илья Сергеевич легко повёл Софью в вальсе. Он давно не танцевал, но, оказалось, ничего не забыл и ни разу не сбился с шага. Росточка mademoiselle Куташева оказалась небольшого и едва доставала ему до плеча, что, конечно же, создавало кое-какие неудобства, но вместе с тем, Урусов поймал себя на мысли, что ему нравится обманчиво хрупкая внешность княжны, за которой, впрочем, угадывались гибкий ум и сильная воля.
  
  Софья тоже старалась незаметно рассмотреть князя, сквозь опущенные ресницы. Он показался ей приятным человеком, и захотелось узнать о нём побольше. Можно было расспросить Марью Филипповну, ведь она долгое время жила по соседству с Ильёй Сергеевичем, а стало быть, должна хорошо знать его.
  
  Во время танца Софья и её кавалер не перемолвились и словом, но это не смущало ни его, ни её. По просьбе княжны, Урусов проводил её к пожилой родственнице, расположившейся в кресле у стены бального зала, и откланялся. Более его ничего не удерживало в этом доме, а потому он не стал медлить с отъездом. По дороге домой Илья Сергеевич всё думал о mademoiselle Куташевой. Немногословная, немного замкнутая, но притом нельзя сказать, что совсем неинтересная. Было в ней нечто, какой-то внутренний огонь, искры которого иногда мелькали отсветами в тёмных очах, было что-то загадочное и недосказанное в едва заметной улыбке.
  
  Ближе к утру веселье утихло. Уставшие музыканты, наконец, получили возможность отдохнуть, последние гости прощались с хозяевами, да и сами хозяева не прочь были отправиться в опочивальню.
  
  - Надеюсь, не разочаровала вас? - поднимаясь по лестнице под руку с супругом, осведомилась Марья.
  
  - Вы будто только тем и занимались всю жизнь, что устраивали балы да рауты, - пошутил Куташев, поддерживая жену под локоток.
  
  Марью шатало от усталости, глаза слипались, потому она лишь сонно улыбнулась в ответ.
  
  - Маша, - остановился у двери её покоев Николай, - два месяца прошло, как мы с тобой...
  
  Марья вздрогнула, сон, как рукой сняло. Она вытащила пальцы из ладони супруга и покачала головой.
  
  - Я устала, Nicolas. Не нынче.
  
  Не оглянувшись, она шагнула в комнату и, закрыв двери, прислонилась к ним спиной. Она ждала и боялась того, что Николай вновь станет настаивать на правах супруга. Дабы не вызвать у него подозрений, ей конечно же, надобно уступить, сделать вид, что всё между ними по-прежнему, но она панически боялась, что понесёт от него. Что будет тогда? Зачем она нужна будет Ефимовскому с чужим ребёнком? Да и вестей от Андрея не было слишком давно, что ежели он передумал? Марье становилось тошно от подобных мыслей, но она не могла заглушить в себе страх, и он рос, ширился с каждым днём, грозил свести её с ума.
  
  Сегодня Серж обмолвился, что проездные бумаги готовы и осталось дождаться только возвращения Ефимовского, но сам не мог сказать ничего нового об Андрее. А ещё ей не давал покоя разговор, что состоялся между ней и братом накануне. Несмотря на то, что Сергей сам предложил свою помощь, Марья явственно видела, что его одолевают сомнения. Серж предпринял попытку отговорить её, и те доводы, что он приводил, посеяли в душе Марьи немало тревог.
  
  Кто мог поручиться, что со временем чувство, что влекло Андрея к ней, не остынет, не превратится в привычку? Кто мог поручиться в том, что он никогда не пожалеет о том, чем пожертвовал ради неё, что никогда не упрекнёт её в том? Боже, ведь он теряет, куда больше, чем она! Ведь ему побег в случае неудачи грозит не только потерей доброго имени, но ценой может стать его свобода. Да даже, ежели капризная фортуна не отвернётся от них, он утратит всё, что имеет, почти всё.
  
  И ежели ей приходили на ум подобные мысли, то, наверняка, и Андрей думал о том же. Но иначе им никогда не быть вместе. Ефимовский не опустится до того, чтобы крутить интрижку с ней за спиной у Николая, для этого он слишком честен, слишком благороден, одним словом, не для такой, как княгиня Куташева. Ведь она с готовностью согласилась бы стать его любовницей, и плевать ей было бы на то, что станут говорить о ней, о её супруге.
  
  До слуха княгини долетели приглушённые голоса из соседних покоев. О чём говорили, разобрать было невозможно, но то её и не интересовало. Главное, её супруг ушёл к себе, и она может не опасаться его нынче.
  
  Марья торопливо разоблачилась с помощью новой горничной, что выбрала среди домашней челяди, и скользнула в постель. Усталость взяла своё, и она уснула, не зная, что князь Куташев покинул свои апартаменты и под утро отправился в Екатерингоф.
  
  Едва заговорив с Марьей о том, чтобы прийти к ней, Куташев уже понял, каким будет её ответ. Она тотчас переменилась в лице, её благодушный настрой улетучился, во взгляде появилась настороженность, сменившаяся страхом. Она поспешно отняла у него свою руку, торопливо шагнула за порог, закрыв перед ним двери, весьма недвусмысленно давая понять, что видеть его в своей постели по-прежнему не желает. И что ему делать? На коленях ползать перед ней? Умолять? Никогда! Скорее небо упадёт на землю, чем он станет просить. Марья - его жена, но не единственная женщина в Петербурге. Есть немало мест, где ему будут рады.
  
  Уже светало, когда тройка гнедых, от которых валил пар после быстрой скачки, остановилась у крыльца избы в цыганской слободке. Куташев выбрался из саней. Из-под крыльца под ноги ему бросился небольшая лохматая дворняга, залаяла, но признав гостя, заскулила и завиляла рыжим хвостом, ластясь к руке князя.
  
  Николай заметил, как шевельнулась занавеска на оконце, а через некоторое время отворилась дверь, и на порог ступила Рада.
  
  - С чем пожаловал, княже? - уставилась на него тёмными очами цыганка.
  
  - В дом пустишь, али на крыльце разговоры вести станем? - усмехнулся Куташев.
  
  Рада отступила в сторону, предлагая войти. Николай последовал за ней, отметив про себя, что со времени его последнего визита в слободку, в доме цыганки ничего не переменилось. Также висели в сенях пучки трав на стене, в тёмном углу стояла кадушка с какой-то снедью. Пригнувшись под низкой притолокой, Куташев ступил в горницу. В углу под образами теплилась лампадка, на лавках постелены домотканые коврики, на печи заворочалась старая бабка Рады. Узрев князя, старуха Аза ловко спустилась с полатей, накинула на плечи овчинную душегрею и поспешила на улицу, сказав внучке, что пойдёт за водой. Было слышно, как в сенях старуха громыхнула ведром и захлопнула дверь, ведущую на улицу.
  
  - Зачем приехал? - нахмурилась Рада, скрестив руки на груди.
  
  - Худо мне, - вздохнул Куташев. - Примешь али прогонишь? - улыбнулся он уголком рта, разглядывая бывшую любовницу.
  
  - Надобно бы прогнать, да сил нет, - вздохнула девушка, шагнув в раскрытые объятья.
  
  
  Глава 47
  
  
  
  Зимнее утро выдалось ясным и морозным. Снег искрился на солнце, поскрипывал под ногами по пути к колодцу, что стоял посреди слободки. Набрав воды, старая Аза не спешила возвращаться домой. Оставив ведро у крыльца, цыганка прошла к соседней избе, в сенях обмела веником снег, налипший на валенки и постучала в горницу.
  
  - Входи, - послышался за дверью женский голос.
  
  - Доброго дня тебе, Станка, - обратилась Аза к хлопотавшей у печи женщине лет сорока пяти.
  
  - И тебе, - отозвалась цыганка, поставив в печь горшок и закрыв заслонку. - С чем пожаловала? - присела за стол напротив гостьи хозяйка.
  
  - К Раде гость дорогой приехал, - хитро улыбнулась старуха, - не хочу мешать.
  
  - Гость, говоришь, - нахмурилась Станка. - Не к добру гость этот объявился, - вздохнула она. - Опять бражничать станут с ночи до утра... - умокла цыганка.
  
  - Вот упорхнёт моя Рада из табора и тихо станет, - грустно улыбнулась Аза.
  
  - Как же, упорхнёт, - усмехнулась Станка. - Внучке твоей давно пора за ум взяться, замуж пойти, а не вертеть подолом перед тем, у кого мошна тугая.
  
  - Уж не за Шандора ли? - зашлась негромким смехом старуха.
  
  - А чем ей мой Шандор не жених? - подбоченилась Станка.
  
  - Иная судьба у Рады, - возразила Аза.
  
  Станка махнула рукой и отвернулась.
  
  Шандор, - позвала она спавшего в углу за занавеской сына, - поднимайся, дров принеси.
  
  Протирая спросонья глаза, из-за занавески вышел молодой цыган, снял с вбитого в стену гвоздя овчинный тулуп и накинул на широкие плечи, но заметив за столом старуху, остановился на пороге.
  
  - Что же ты, Аза, с утра по гостям? - усмехнулся он.
  
  - Я к вам по-соседски зашла, а гость-то с самого утра у Рады, - ухмыльнулась старуха.
  
  - Гость? - насторожился цыган. - Это кто же к вам пожаловал?
  
  - Князь соколик приехал, - улыбнулась Аза почти беззубым ртом.
  
  Шандор выругался и что было сил саданул кулаком по косяку, поморщился потирая костяшки пальцев и вышел вон, громко хлопнул дверью.
  
  - Совсем твоя внучка моему сыну голову заморочила, - вздохнула Станка, расставляя на столе нехитрую снедь к завтраку.
  
  - Шандор ей не пара, - убеждённо ответила старуха.
  
  - Уж не князя ли ты ей в мужья прочишь? - усмехнулась Станка. - Гляди, принесёт твоя Рада в подоле, тогда и Шандору не нужна станет.
  
  - Карты мне сказали, что судьба Рады связана с этим гаджо, - насупилась Аза.
  
  - Лгут твои карты, - отозвалась цыганка, нарезав каравай хлеба и положив большой ломоть на тарелку перед старухой.
  
  Аза ничего не ответила и молча принялась за еду. Станка выглянула в оконце и покачала головой, глядя во след убегающему сыну. Выбежав во двор, Шандор промчался через всю слободку и остановился только на берегу обледеневшей реки. Стиснув пальцы в кулаки, цыган несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь погасить бешенную ярость, что бушевала в крови. "Ненавижу!" - в бессилии топнул ногой Шандор. Едва появилась надежда на то, что Рада ответит взаимностью, как вновь явился этот никчёмный высокомерный аристократ, вновь заморочит девчонке голову и оставит с разбитым сердцем. Но он ещё посмотрит, чья возьмёт. Князь вновь уедет и Рада сама к нему придёт, как только поймёт, что не нужна своему богатому любовнику.
  
  Вечером в избе, где проживала старая Аза со своей внучкой, собралась половина табора, Шандор никак не выказал неприязни к князю. Напротив, был весел, бренчал на гитаре, подыгрывая Раде, когда она пела по просьбе Куташева, но тем не менее Николай не раз ловил на себе его пристальный тяжёлый взгляд. После полуночи Рада выпроводила разгулявшихся родичей за дверь, как то бывало и раньше. Выл за оконцем ветер, трещали в печке дрова, тихо и тепло было в тёмной избе. Доверчиво льнула к плечу темноволосая голова девушки. Николай перебирая тёмные кудри, тяжело вздохнул. Никогда ранее он не задумывался над тем, чего ждёт от него молоденькая цыганка, брал то, что ему предлагали, ничего не давая взамен, но ныне неспокойно было на душе, то ли совесть запоздалая проснулась, то ли в нём самом что-то переменилось безвозвратно. И пусть ни словом не упрекнула его, но никогда ещё такой тяжестью не лежало на душе ни к чему не обязывающее свидание. Хорошо там, где любят, там, где ждут, не упрекнут ни словом, ни взглядом, но сам-то он что может предложить взамен?
  
  Поутру следующего дня пошёл снег, и разыгралась метель, но Николай не стал более задерживаться в слободке. Пусть ему было хорошо с Радой, ласковые руки цыганки ночью дарили ему наслаждение, влюблённый взгляд, её бесхитростные признания в любви в тишине опустевшей избы, были бальзамом на душу, но эта ночь, полная любовной неги ничего не переменила в его жизни, по-прежнему он не знал, как быть, что делать, да и иные заботы не оставляли его. Прощаясь с Радой, князь привлёк девушку к себе и в каком-то отчаянии прошептал в распущенные тёмные волосы:
  
  - Хочешь, увезу тебя отсюда, дом куплю, прислугу, никогда нужды не узнаешь?
  
  Рада покачала головой:
  
  - Хочешь птичку в клетку упрятать, Никола? - грустно усмехнулась она. - Не поёт малиновка в неволе.
  
  - Ты вольная птичка, Рада, - провёл ладонью по густым локонам Николай, - захочешь, уйдёшь.
  
  - Вот и не забывай о том, - усмехнулась девушка. - Уезжай, Никола, - вздохнула она. - Не рви мне душу.
  
  - Я вернусь, - пообещал Куташев.
  
  Княжеская тройка въехала в растворённые настежь ворота под аркой. Дворецкий поспешил открыть двери перед хозяином, склонившись в угодливом поклоне.
  
  - Марья Филипповна дома будут? - поинтересовался князь, отряхивая от налипшего снега шинель и отдавая её прислуге.
  
  - Дома, барин, - отозвался дворецкий.
  
  - Спрашивали обо мне? - не сдержал любопытства князь.
  
  - Никак нет, ваше сиятельство, - сконфуженно пробормотал Фёдор.
  
  Куташев усмехнулся и отправился к себе. Стало быть, княгиню его столь долгое отсутствие нисколько не взволновало, но разве можно было ждать чего-то иного?
  
  Марья Филипповна после бессонной ночи проснулась с тяжёлой головой. Её уверенность в том, что что Nicolas пожелает продолжит разговор, оказалась напрасной, она прождала его до полуночи, прислушиваясь к оглушающей тишине в смежных покоях. Не трудно было догадаться, что ночь сию Nicolas предпочёл провести в другом месте, но расспрашивать прислугу Марья не стала. Нет, княгиня не должна опускаться до того.
  
  Плотные портьеры, задёрнутые на окнах, почти не пропускали света, отчего в комнате было довольно сумрачно. Княгиня приподнялась на локте, дотянулась до шнурка сонетки и упала обратно в мягкие пуховые подушки. Явившаяся по звонку горничная присела в книксене и замерла в ожидании.
  
  - Одеваться, - вздохнула Марья.
  
  Всё тело нещадно ныло, тягучая ленивая истома манила обратно в постель, но Марья Филипповна пересилила слабость и поднялась. Пока горничная в гардеробной подбирала барыне платье, её сиятельство отодвинула тяжёлую бархатную портьеру и выглянула из окна. На улице мело. Сквозь снежные вихри, летящие над застывшей поверхностью Мойки, едва можно было разглядеть дома на противоположном берегу.
  
  - Завтракать изволите? - отвлекла её горничная от созерцания разгулявшейся непогоды.
  
  - После, - отказалась княгиня, усаживаясь у туалетного столика.
  
  Румяная черноволосая девка, взятая княгиней в услужение из девичьей, принялась расчёсывать спутанные локоны хозяйки.
  
  - Софья Васильевна уже поднялись? - поинтересовалась княгиня у прислуги.
  
  - Спозаранку встали, - отозвалась девушка. - Барышня нынче у себя в покоях, рисовать изволили.
  
  Девушка принялась укладывать волосы Марьи Филипповны в тяжёлый узел, но княгиня недовольно поморщилась.
  
  - Косу заплети, - велела она. - А Николай Васильевич вернулся? - не удержалась она и сама тотчас обругала себя за слабость.
  
  - Барин, ещё не возвращался, - ловко сплетая русые пряди в тугую косу, ответила горничная.
  
  - Ну, и Бог с ним, - вздохнула княгиня.
  
  Облачившись в домашнее кисейное платье, Марья Филипповна отправилась к золовке. Услышав негромкое "Entrez", княгиня ступила на порог. Несмотря на сумрачное утро, в комнате княжны было довольно светло, от того, что горело не менее дюжины свечей в двух высоких канделябрах. Софья, сосредоточенная и нахмуренная, водила карандашом по бумаге.
  
  - Что вы рисуете? - полюбопытствовала Марья Филипповна.
  
  Mademoiselle Куташева отодвинулась от стола, позволяя взглянуть на рисунок.
  
  - Да это же Илья Сергеевич! - удивлённо всплеснула руками княгиня.
  
  - Не думала, что получится, - пробормотала Софья, - я и разглядеть его толком не успела. Расскажите мне о нём, - попросила княжна, жестом предлагая присесть.
  
  - И что бы вы хотели узнать о князе Урусове? - вздохнула Марья.
  
  - Всё, - просто ответила княжна.
  
  Марья Филипповна нахмурилась. Всё, слишком всеобъемлющее понятие, да она и не собиралась посвящать Софи во все тонкости своих взаимоотношений с сиятельным соседом по имению.
  
  - Князю тридцать два года, у него довольно большое и доходное имение в Смоленском уезде, - пожала плечами княгиня. - Но неужели он вам понравился больше, чем Владимир Андреевич? - удивилась она.
  
  - У меня была возможность немного побеседовать с Ильёй Сергеевичем, и мне он показался интересным собеседником, - уклончиво ответила Софья.
  
  - Урусов умеет произвести впечатление, - не сдержала тяжёлого вздоха Марья. - Он умён, расчётлив и безжалостен, там, где дело касается его интересов.
  
  - О Николя можно сказать тоже самое.
  
  - Николай - ваш брат, Софи, и он вас никогда не обидит...
  
  - А Илья Сергеевич... он вас обидел? - насторожилась Софья.
  
  - Нет, Софи. Князь Урусов меня ничем не обидел, - отвела взгляд Марья.
  
  - Тогда отчего вы говорите так? - отложила карандаш mademoiselle Куташева.
  
  Марья Филипповна взяла в руки неоконченный рисунок, подошла к окну, вглядываясь в нарисованные черты.
  
  - Моя жизнь могла сложиться совершенно иначе, - обронила она, не отрывая взгляда от портрета.
  
  - Неужели и князь Урусов пал жертвой ваших чар? - насмешливо поинтересовалась княжна.
  
  Марья вернула рисунок на стол:
  
  - Вас это сколько-нибудь задевает? - приподнялся в усмешке уголок её рта.
  
  - Нет, нисколько, - пожала плечиками княжна. - Не мне с вами тягаться, - уже тише добавила она.
  
  И всё же в её тоне помимо горечи княгиня услышала и некую долю насмешки.
  
  - Считаете, что я глупа?! - вскинулась Марья.
  
  - Ежели бы у меня была его любовь, я бы никогда не пренебрегла ею, - резко обернулась княжна, глядя в глаза невестки.
  
  - Чья любовь? - помертвевшими губами, спросила Марья.
  
  - Андрея, - отвернулась Софья. - Я люблю его, сколько себя помню, а он любит вас. О, знали бы вы, как мне горько знать о том. Вы не стоите его.
  
  - А вашего брата я тоже не стою? - тихо обронила Марья.
  
  - Я, право, не знаю, - вздохнула Софья. - Он не любит вас, - безжалостно добавила она. - Порою я его понимаю.
  
  - Видимо так, - пряча слёзы за улыбкой, отозвалась княгиня Куташева. - Зато Андрей любит меня, - уколола она в ответ княжну.
  
  - Что с того? - скривила губы княжна. - Пусть так, но Andre - человек чести, а стало быть...
  
  - Довольно! - перебила mademoiselle Куташеву Марья.
  
  Невыносимо было слышать то, о чём и сама думала не раз, о том, что не раз повергало её в сомнения. Не помня себя от обиды, она стремительно прошла к выходу и, оказавшись в коридоре, громко хлопнула дверью. Прислонившись к ней спиной, княгиня Куташева закрыла ладонями лицо. Заслышав шаги, Марья отпрянула от двери и, путаясь в юбках, кинулась в свои комнаты, не желая, чтобы кто-нибудь стал свидетелем её слабости.
  
  Из соседних покоев послышался голос князя Куташева. Судя по всему, Nicolas пребывал в отличнейшем расположении духа. Он о чём-то перешучивался с камердинером, до Марьи Филипповны то и дело доносились взрывы смеха. Сжав пальцы в кулаки Марья шагнула к двери, отделяющей её комнаты от покоев супруга. На мгновение она замерла, но злость, бушевавшая в душе, возобладала над разумом, и княгиня решительно шагнула на половину супруга:
  
  - Как я погляжу, так вы изволили явиться, - усмехнулась она, жестом отослав слугу.
  
  - Бог мой, Марья Филипповна, неужто вы почтили меня своим присутствием? - снимая изрядно помятый мундир, насмешливо отозвался Куташев.
  
  - И где же вы были, mon cher? - задыхаясь от гнева осведомилась княгиня.
  
  Князь небрежно швырнул мундир на спинку кресла и приблизился к жене.
  
  - Вам ни к чему знать о том, - вглядываясь в пылающие негодованием глаза, отозвался он.
  
  - О, можете не отвечать, - взмахнула рукой Марья. - Я знаю, искали утешения в чужих объятьях.
  
  - Не думал, что вы опуститесь до подобного, - брезгливо отозвался Куташев.
  
  - Чего же вы ждали, Nicolas? Думали, я стану молча сносить ваше пренебрежение?
  
  Куташев резко развернулся, схватил княгиню за плечи и немилосердно встряхнул:
  
  - Вы сами толкнули меня в эти объятья! Так чего же вы ждали? Что я стану пресмыкаться перед вами? Умолять вас? Без сомнения, это именно то, чего бы вы желали, но я никогда не стану просить, не стану ползать у ваших ног, - процедил Куташев.
  
  - Жалеете? - ядовито усмехнулась Марья.
  
  - Ни единого мгновения, - усмехнулся Куташев. - Вы - редкая драгоценность, Мари и, как истинный коллекционер, я умею ценить то, что мне досталось.
  
  - Отпустите меня, Nicolas, - пробормотала Марья.
  
  Куташев выпустил её из рук. Поёжившись, княгиня обхватила себя за плечи.
  
  - Позвольте мне уехать, Nicolas, - не глядя на него, произнесла она.
  
  - Мы уже говорили о том, и вам известны мои условия, - вздохнул Николай.
  
  - Вы - чудовище, - всхлипнула Марья. - Вы причиняете мне боль, и вам это нравится.
  
  - Нисколько, - омрачилось лицо Куташева. - Всё зависит только от вас.
  
  - О, говорить с вами совершенно лишено всякого смысла, - раздражённо отмахнулась Марья. - Коли вам так нравится, ступайте к своей цыганке.
  
  - Вы меня из собственного дома выгоняете? - вздёрнул бровь Куташев.
  
  - Только из своей спальни, - язвительно отозвалась Марья, закрывая за собою двери.
  
  Оставшись в одиночестве, княгиня Куташева почти повалилась в кресло. "Невыносимо!" - потёрла виски кончиками пальцев Марья. - Господи, ну отчего так?" Отчего мысль о том, что муж провёл ушедшую ночь в чужих объятьях была, что острый нож в сердце. Отчего так больно, что дышать сил нету?! Схватив с туалетного столика щётку, Марья Филипповна швырнула её через всю комнату. Воображение услужливо рисовало ей сплетающиеся в объятьях тела, а тело сотрясалось в ознобе, ещё хранила память все те греховно-сладостные ощущения, что испытала с ним сама.
  
  "Боже! Боже! Да что же это со мной?! - схватилась за голову Марья. - Как можно? Коли надумала такое! Но отчего Андрей не пишет. О, Господи, я с ума сойду! Вот уж два месяца минуло, и никаких вестей! Неужели передумал?!"
  
  О, как недалеки от истины были её опасения. Покинув Петербург, граф Ефимовский отправился в подмосковное имение "Веденское". Сия усадьба, отстроенная его прадедом, поистине была гордостью семьи. Большой каменный особняк в три этажа, окружённый со всех сторон обширным парком, раскинувшимся на несколько вёрст вокруг дома, искусственный пруд в форме совершенного овала, в котором в ясную погоду, словно в зеркале отражалось величественное строение, в окрестностях не было ни одной усадьбы равной по красоте и роскоши поместью графов Ефимовских.
  
  Быстро сыскался покупатель на имение, но Андрей медлил с подписанием купчей. Вправе ли он вот так, ради собственной прихоти за бесценок отдать то, что не одно десятилетие создавалось его предками? И пусть сам он ничего не вложил в усадьбу, но всё одно, мысль о том, чтобы продать имение, казалась ему кощунственной.
  
  Зима в Подмосковье выдалась на редкость снежная. Парк в Веденском походил на сказочный снежный бор, того и гляди выступит из-за вековых дубов сам Морозко, а следом за ним Морена-зима, взмахнёт серебристым крылом, укроет всё вокруг белым саваном.
  
  И сам себя не мог понять Андрей. Отчего ему казалась жизнь грядущая не началом нового, а неминуемой смертью старого. Не видел он ничего впереди, туманным и неопределённым рисовалось будущее. Нет, не было страху, но как ни пытался представить себе грядущее, всё мутная пелена перед глазами. Разве ж так должно быть? Разве не того желал? Разве не к тому стремился? Но видимо не к тому.
  
  Ни сна, ни покоя, маялся седмицу, пока не решил отправиться в Клементьево, да и уехать, не простившись с матерью, не по-людски получалось. Мчалась тройка по серебристому покрову, вздымая за собой белые вихри, звенели в стылом январском воздухе звонкие бубенцы, сжималось от тоски сердце. Там на чужбине не будет всего этого, никогда не охватит душу радостное чувство, что хозяин этому белому простору, стелющемуся вокруг на много вёрст, сколько взгляда хватает. Там он будет лишь изгнанником. Да и что он станет делать, какое занятие найдёт себе? Безделье ли сведёт его с ума, тоска ли раздавит, не всё ли равно, конец всё одно один. Ещё даже не оказавшись в изгнании, он уже заранее страшился всего того, что сопутствует беглецу, человеку, объявленному вне закона.
  
  И потом есть ещё и сын, мальчик, к коему он не испытывал никаких родительских чувств. Странное это было ощущения знать, что где-то есть плоть от плоти твоей, но ни разу не видеть, не осознавать себя отцом. Да и что он сможет дать ему? Здесь, в России, мальчишка - князь Куташев. Перед ним сотня дорог, выбирай любую и везде будут сопутствовать почёт и уважение, тогда, как он, как родной отец, не сможет предложить ему и сотой доли от того.
  
  Дорогой Андрей много думал о том, что сам он никогда бы не решился на столь отчаянный шаг, его подтолкнули к такому решению, вынудили, можно сказать, принять его. Да разве мог он ответить отказом, разом поставив под сомнение глубину своих чувств?
  
  Вдали показались сияющие в лучах закатного солнца над темнеющим еловым бором позолоченные луковки местного храма, и через четверть часа тройка графа Ефимовского замедлила свой бег перед воротами усадьбы в Клементьево. Привратник, невысокий коренастый мужичок с тёмною окладистой бородой кинулся отворять тяжёлые чугунные створки.
  
  - Давненько вы не заглядывали к нам, Андрей Петрович, - снял лохматый треух мужик и поклонился барину в пояс. - То-то матушка ваша рада будет свиданию. Расхворалась барыня наша совсем, - с тяжёлым вздохом добавил он.
  
  Андрей только молча кивнул. Известие о болезни матери больно кольнуло в груди. Последнее письмо от неё он получил почти месяц назад, и в нём madame Соколинская ни словом не обмолвилась о своих недугах. Тройка пронеслась по подъездной аллее и остановилась у крыльца. Поднимаясь по очищенным от снега ступеням, Ефимовский замедлил шаг. Как он скажет ей о том, что оставляет её? Ранее, отправляясь на службу, он не задумывался о том, сколь долгой может стать разлука, во всём полагался но волю Всевышнего, но ныне его приезд станет их последним свиданием. Никогда более он не увидит её и писать не станет.
  
  Он ещё не успел передать подоспевшему лакею шубу, а Татьяна Васильевна, коей уже сообщили о приезде сына, торопливо спустилась по лестнице.
  
  - André, mon cher garçon, comme je suis contente de te voir. (Андрей, мой дорогой мальчик, как же я рада видеть тебя), - замерла она подле него, стискивая тонкие пальцы, но не решаясь обнять, заметив замкнутое отчужденное выражение его лица.
  
  - Мне сказали, вам нездоровится, матушка, - склонился Ефимовский, коснувшись поцелуем бледной щеки.
  
  - Пустяки, mon cher, - улыбнулась Татьяна Васильевна. - Ты приехал, и мои недуги не посмеют тревожить меня.
  
  Madame Соколинской не терпелось расспросить его, слухи, что дошли до неё из столицы внушали ей некоторые опасения, да и потом, эта его внезапная отставка. Нет, она конечно, рада была тому, что он не станет более рисковать собой, но это было так непохоже на него. Татьяна Васильевна сердцем чувствовала, что Андрей задумал что-то. Что-то, что ей совершенно не понравится, не от того ли такой сумрачный приехал?
  
  - Ты устал с дороги? - прошла она вперёд, желая сама проводить сына до его покоев.
  
  - Нисколько, - грустно улыбнулся Андрей. - Тридцать вёрст не такой уж длинный путь, маменька.
  
  - Наверное голоден? - вошла она следом за ним в комнаты, где он всегда останавливался по приезду. - Я распоряжусь, дабы стол накрыли.
  
  - Я не голоден. Чаю выпью, замёрз, - отозвался Андрей, окидывая взглядом помещение, где не был уже по меньшей мере полгода.
  
  Ефимовский спустился в уютную маленькую гостиную, где так любила коротать время madame Соколинская. Небольшой круглый стол у окна, сервированный к чаю, пара удобных кресел, жарко пылающий камин, от всего этого веяло покоем и умиротворённостью, коих он давно был лишён, по собственной воле выбрав такую жизнь.
  
  Усаживаясь за стол, Андрей мельком глянул на не зашторенное окно. Смеркалось. Синие зимние сумерки окутали парк за стеклом.
  
  - Тихо у вас здесь, - улыбнулся он, принимая из рук матери чайную пару с обжигающе горячим напитком.
  
  - Что есть, то есть, - согласилась Татьяна Васильевна. - В прошлом году Дробышевы частенько наведывались, а нынче никого, никому не нужна, - тихонько вздохнула она.
  
  - Дробышевы это те, у которых усадьба за рекой? - полюбопытствовал Андрей, не решаясь начать разговор, ради которого приехал.
  
  - Они самые, - кивнула madame Соколинская. - Катенька Дробышева совсем уж невеста стала, вот и подались на сезон в Москву. Ты должен помнить её. Очень милая барышня.
  
  Ефимовский невольно улыбнулся. Его маменька не оставляла надежды сосватать за него какую-нибудь из окрестных барышень.
  
  - Я помню её. Весьма милая барышня, как вы заметили, да и только, - усмехнулся он.
  
  Татьяна Васильевна отвела глаза, тонкие пальцы madame Соколинская нервно сплела в замок.
  
  - Andre, я надеюсь, ты всё же понимаешь, что прошлого не вернуть, надобно жить дальше. Да и потом, вы с Николя друзья, не стоит забывать о том.
  
  - Вряд ли я могу назвать другом человека, который готов нанести удар в спину, - перебил мать Андрей.
  
  - Пусть так, но ты должен отпустить её, ничего нельзя переменить, - покачала головой madame Соколинская.
  
  - Об этом я и хотел поговорить с вами, маменька, - вздохнул Ефимовский. - В моей жизни грядут большие перемены.
  
  - Я слышала ты ушёл со службы, - осторожно поинтересовалась Татьяна Васильевна.
  
  - Это лишь самая малость, маменька. Я собираюсь поехать в Европу.
  
  - Отчего бы и не съездить. Тебе нужно развеяться, новые впечатления, знакомства... - охотно подхватила его мысль madame Соколинская.
  
  - Не всё так просто. Я намерен уехать не один.
  
  - О, Andre, избавь меня от подробностей. Твои амурные дела меня совершенно не касаются, если речь, конечно, не идёт о будущей графине Ефимовской, - смутилась Татьяна Васильевна.
  
  - Увы, фамилия Ефимовский вскорости должна будет исчезнуть, - тихо отозвался Андрей, не сдержав тяжёлого вздоха.
  
  За столом воцарилась тишина. Татьяна Васильевна рассеянно принялась мешать остывший чай.
  
  - Я не понимаю тебя, Andre, - промолвила она после продолжительного молчания. - Подобное заявление вселяет тревогу. У тебя возникли какие-то затруднения? Может быть, я могу чем-то помочь?
  
  - Можете, - прямо глядя в лицо матери, решился Ефимовский. - Я собираюсь продать Веденкое, а на остальные имения составить дарственную на ваше имя, дабы их не конфисковали в последствии.
  
  - Помилуй, Боже, - приложила сухонькую ладошку к груди madame Соколинская. - Ты проигрался? Нет-нет, я не стану осуждать тебя, все мы по молодости совершаем необдуманные поступки.
  
  - Я не проигрался, я никому не должен, - раздражённо вздохнул Андрей, - однако, мне нужны немалые средства. Я собираюсь покинуть Россию вместе с Марьей Филипповной, - выдохнул он.
  
  - Ты так говоришь, будто уже всё решил, - едва слышно вымолвила Татьяна Васильевна. - Andre, ты не можешь поступить подобным образом. Ты не представляешь себе, какие последствия будут у твоего решения.
  
  - Я знал, что вы станете отговаривать меня, - поднялся с кресла Ефимовский. - Мне тяжко оставлять вас, оставлять всё, что мне дорого, но у меня нет иного выхода.
  
  - Он есть! Ты должен оставить даже мысль об этой женщине! Она мизинца твоего не стоит, а уж губить из-за неё всю жизнь... не думала, что скажу это, но ты словно голову потерял, ты будто одурманен. Отступись, либо я вынуждена буду...
  
  - Я приехал проститься с вами и попросить о помощи, а вы вновь собираетесь вмешаться в мою жизнь, - горько усмехнулся Андрей. - Где ещё мне искать поддержки, сочувствия, понимания, коли родная мать мне отказывает в том?
  
  Татьяна Васильевна отвернулась, смахивая слёзы, выступившие на глазах.
  
  - У меня ведь более никого нет, Andre. Самое страшное, что может случиться со мной, это потерять тебя, - всхлипнула она. - Мы все подвержены слабостям, но на то нам и даётся жизнь, дабы преодолевать их. Ты выбрал не тот путь, он приведёт тебя к гибели, а я не могу смиренно взирать на то, как ты сам, своими руками ломаешь себе жизнь. Дай мне слово, что не станешь торопиться, что ещё раз всё обдумаешь. Поезжай в Европу, но один, без неё. Вот увидишь, пройдёт год, другой и ты даже не вспомнишь о ней.
  
  - Может быть, вы и правы, и мне надобно уехать, дабы разобраться в самом себе, - отозвался Андрей, избегая беспокойного взгляда матери.
  
  - Дай мне слово, Andre, - настойчиво попросила Татьяна Васильевна.
  
  - Я даю вам слово, маменька, что до конца этого года не стану ничего предпринимать, - сдался Андрей.
  
  Глава 48
  
  
  
  Поручик Волховский появился в доме Куташевых спустя месяц после бала в безупречно выглаженном мундире, сияя белозубой улыбкой. Поскольку князя Николая дома не оказалось, встречать гостя выпало Марье Филипповне и Софье. Признаться честно, княгиня Куташева вовсе не испытывала желания принимать кого бы то ни было, но пересилив себя, спустилась в гостиную, дабы не оставлять золовку наедине с Волховским в нарушение приличий.
  
  Рассыпавшись в комплиментах, Владимир Андреевич преподнёс княжне букет белоснежных роз, чем, казалось, немало смутил её, склонился над изящной ручкой Марьи Филипповны, не забыв одарить хозяйку дома восхищённым взглядом из-под длинных светлых ресниц.
  
  На сей раз его внимание нисколько не льстило. Марья пребывала в самом скверном расположении духа, и подобное настроение не покидало её уже довольно давно. Для неё отнюдь не являлось тайной, где её супруг проводит дни и ночи, лишь изредка появляясь дома. Безусловно, только её вина была в том, но, тем не менее, мысль, что ей предпочли черномазую девку без роду и племени, отравляла каждый её день. Не было и письма, что она так ждала, не смея надеяться на благополучный исход задуманного дела, что невольно наводило на мысль о том, что Андрей всё же отказался от рискованной затеи. Но ведь мог хотя бы написать ей, не заставляя мучиться неизвестностью и строить предположения одно безумнее другого.
  
  Устроившись в кресле у окна, Марья Филипповна делал вид, что занята рукоделием, прислушиваясь к беседе поручика и княжны. Волховский говорил без умолку, сетуя на то, что дела службы занимают у него слишком много времени, и потому он не мог нанести визит очаровательной mademoiselle Куташевой так долго, несмотря на то, что она очаровала его с первого взгляда.
  
  Марья поморщилась, слащавые речи поручика о том, сколь сильное впечатление произвело на него знакомство с княжной, в её представлении никак не могли соответствовать истине. Нет, не то, чтобы Софья не могла кому-нибудь внушить глубокое чувство, но ей слышалась фальшь в каждой произнесённой фразе. Видимо и сама княжна не спешила поверить в искренность своего нового поклонника. Она выглядела смущённой и растерянной, однако же букет приняла и попросила лакея поставить цветы в вазу в её покоях.
  
  Наконец, поток красноречия Волховского иссяк, заметив нервозность княжны и чувствуя её явное нерасположение к нему, поручик откланялся, однако, прощаясь испросил разрешения нанести ещё один визит в конце седмицы.
  
  - Боюсь, Владимир Андреевич, сие будет несколько затруднительно, - вмешалась в разговор княгиня Куташева. - Видите ли, мы собирались поехать в Сосновки, - беззастенчиво солгала она.
  
  Софья бросила недоумённый взгляд на невестку, но опровергать её слова не стала.
  
  - Тогда мне остаётся только надеяться, что судьба будет благосклонна ко мне и подарит новую встречу, - скрывая разочарование за улыбкой, отозвался Волховский.
  
  - Судьба, порою так капризна, Владимир Андреевич, - холодно улыбнулась в ответ Марья, сделав знак лакею проводить гостя, и тем самым, давая понять, что визит окончен.
  
  - Вы не слишком-то вежливо выпроводили его, - заметила Софья после непродолжительного молчания.
  
  - Боюсь ошибиться, но мне показалось, что общество поручика вам радости не доставило, - пожала плечами Марья, перекусывая шёлковую нить.
  
  - Не доставило, - согласилась княжна. - Но неужели это было столь очевидно? - щёки девушки вспыхнули румянцем при мысли о том, что её поведение вероятно было столь неучтивым.
  
  - Вы можете считать меня глупой, Софи, но не слепой, - отозвалась Марья, не поднимая головы от работы.
  
  - Я никогда не говорила, что считаю вас глупой, - вспыхнула Софья.
  
  Марья усмехнулась.
  
  - Поверьте, Софи, иногда слова вовсе не нужны.
  
  - Ежели я чем-то оскорбила вас, то мне только остаётся просить прощения, - потупилась княжна, припоминая, когда она могла высказаться подобным образом.
  
  - Полно, Софи. Я уже привыкла, что в этом доме меня ни в грош не ставят, - иронично отозвалась Марья.
  
  - Ежели вы о Николя, то вам надобно всего лишь поговорить с ним начистоту. Уверена, что вы сможете примириться, - смутилась Софья.
  
  - Боюсь, разговорами делу не поможешь, - вздохнула Марья Филипповна.
  
  - Но может быть, стоит хотя бы попытаться, - робко возразила mademoiselle Куташева.
  
  - Вам не следует вмешиваться, Софи, и в ваших советах я совершенно не нуждаюсь! - вспылила Марья.
  
  Бросив на стол вышивку, княгиня устремилась к двери, но ответ золовки заставил её остановиться на пороге.
  
  - Вы разрушаете всё, к чему прикасаетесь, Марья Филипповна, - выдохнула Софья.
  
  - Что же я разрушила? - обернулась Марья, нахмурив брови.
  
  - На вашей совести жизнь Мишеля, вы встали на моём пути, вы разрушили даже собственную семью, - не могла остановиться Софья, сыпля обвинениями.
  
  - Откуда вы знаете про Мишеля? Nicolas вам сказал? - прижала ладонь к груди Марья.
  
  - Нет, не Nicolas, - скривила губы княжна в презрительной улыбке. - Андрей Петрович говорил о том. Он много чего о вас говорил.
  
  - Надо полагать, что не вам. Стало быть, вы подслушивали, - не удержалась от язвительного укола Марья.
  
  Софья вспыхнула, подтверждая правоту её слов.
  
  - Ну и ну, Софья Васильевна, а я думала, что в этом доме только Анна Кирилловна занимается столь недостойными делами.
  
  - Я не желала, само вышло, - стала оправдываться княжна.
  
  - Ваши оправдания мне ни к чему, - махнула рукой княгиня, прерывая её. - Пусть это останется на вашей совести.
  
  Марья Филипповна вышла за двери и едва не столкнулась с лакеем, спешившим в гостиную из вестибюля.
  
  - Ваше сиятельство, - склонился он перед ней, - братец ваш пожаловали.
  
  Княгиня замерла. Сердце забилось в тревожном предчувствии. Видимо,у Сержа появились новости, раз он приехал столь неожиданно, не упредив заранее о визите.
  
  - Проводите Сергей Филипповича в библиотеку, - велела она, не желая, чтобы Софья стала свидетельницей её разговора с братом.
  
  Княгиня прошлась по библиотеке, заглянула даже за портьеры и убедившись, что кроме неё в помещении никого нет, замерла посреди комнаты в страшном волнении. Едва Ракитин ступил на порог, Марья метнулась ему навстречу.
  
  - Серж, - шагнула она в объятья брата. - Ты получил какие-то известия? - пытливо заглянула в светлые, такие же как у неё самой глаза.
  
  - Граф Ефимовский вчера вернулся в Петербург, - отозвался Сергей. - Он был у меня нынче утром, и мы говорили о нашем деле, - тихо промолвил Ракитин. - Боюсь, новости тебя не обрадуют.
  
  - Ну, говори же, - умоляюще глядя на него, сцепила пальцы Марья.
  
  - Андрей Петрович считает, что надобно всё отложить, - отвёл взгляд Сергей.
  
  - Отложить? Но отчего? Что произошло?
  
  - Его матери не здоровится, и он не может нынче оставить её.
  
  - Я ждала довольно долго, подожду и ещё, - отошла от брата Марья Филипповна. - Он сказал, как долго надобно ждать?
  
  - До конца этого года, - вздохнул Серж.
  
  - До конца года, но он же только начался! - резко развернулась Марья, недоверчиво глядя в глаза брата. - Не могу поверить, что он отказался от меня...
  
  - Маша, мне порою кажется, что сама судьба противится тому, что мы задумали. Разумнее будет отказаться, - опустил голову Сергей. - Я поспешил, и кажется, ошибся с выводами. Ефимовский... Я понимаю его. Я бы тоже медлил, коли бы на кон было поставлено так много.
  
  Марья опустилась в кресло, закрыв лицо ладонями:
  
  - Ты желал помочь мне, и тебе не в чем себя винить, - пробормотала она. - Теперь я понимаю, что вся эта затея с самого начала была обречена.
  
  Сергей Филиппович тяжело вздохнул, достал из кармана золотой брегет и с тихим щелчком откинув крышку, тревожно взглянул на циферблат.
  
  - Маша, я должен идти, - извиняющимся тоном произнёс он.
  
  У Ракитина была назначена встреча и нынче он безбожно опаздывал. Именно сегодня его ждали, дабы передать подорожные бумаги на имя супругов Вербицких, но ныне в них отпала необходимость. Однако дело было сделано и надобно было расплатиться за оказанные услуги.
  
  - Ступай, я же вижу, что ты спешишь, - отпустила его Марья Филипповна.
  
  Поднявшись в свои покои, княгиня из окна проводила глазами возок брата и в бессилье опустилась на кушетку.
  
  Как же больно ощущать, как рушатся надежды, как мечта ускользает будто вода сквозь пальцы, но больнее всего было осознавать, что предал тот, кому верила безоговорочно. Что это, ежели не предательство? Сначала обнадёжить, позволить расправить крылья, а потом безжалостно отнять их. Выть хотелось от бессилия, от тоски, что грозила задушить, став комом в горле. Как жить дальше, когда ничего нет впереди, когда даже то, что можно было сохранить, рухнуло и похоронено под обломками?
  
  - Барыня, вам нехорошо? - робко осведомилась горничная, застав хозяйку, сотрясающуюся в глухих рыданиях.
  
  - Прочь пошла! - отняла Марья Филипповна заплаканное лицо от сгиба локтя. - Впрочем, стой! - тотчас вернула она поспешно бросившуюся к дверям прислугу. - Причеши меня и платье подай, чёрное бархатное. Отлучиться мне надобно.
  
  - Выезд велите закладывать? - осведомилась девушка.
  
  - Нет, здесь недалече, пешком пойду, - отозвалась княгиня, усаживаясь перед зеркалом.
  
  Спустя час, Марья Филипповна, закутанная в соболий салоп, выскользнула за ворота. Дойдя до моста через Мойку, княгиня убедилась, что её не видно из окон особняка и остановила извозчика. Велев вознице ехать на Английскую набережную, Марья надвинула капор пониже и подняла пушистый воротник, почти скрывший бледное со следами недавних слёз лицо. "Пускай в лицо мне скажет, что отказывается от меня!" - пыталась она подогреть в себе гнев, дабы не дать жалости задушить остатки гордости.
  
  Лёгкие санки быстро домчали её по указанному адресу. Расплатившись с извозчиком, княгиня выбралась из саней и застыла перед воротами. Привратник покосился на хорошо одетую даму, разглядывающую окна особняка.
  
  - Ваша милость, вы к кому будете? - нерешительно осведомился он.
  
  - Андрей Петрович дома будут? - глухо поинтересовалась Марья, стараясь не показывать лица.
  
  - Как доложить прикажете? - склонился в поклоне мужик, стараясь рассмотреть лицо нежданной гостьи.
  
  - Скажи mademoiselle Ракитина, - сглотнула ком в горле княгиня Куташева, не решившись назваться нынешней фамилией.
  
  Привратник вернулся спустя десять минут и торопливо отворил калитку рядом с чугунными воротами.
  
  - Входите, ваша милость, засуетился он.
  
  Марья подобрала полы салопа и торопливо поднялась по ступеням. Едва она шагнула в огромный вестибюль, как тотчас оказалась в объятьях Андрея.
  
  - Маша, я не поверил, когда мне сказали... Боже, разве можно так рисковать?!
  
  Взмахом руки отослав дворецкого, он сам помог ей снять салоп и капор.
  
  - Идём, - взял он её за руку, увлекая через анфиладу комнат.
  
  Распахнув двери в кабинет, Андрей пропустил её вперёд себя и плотно прикрыл их за собой. Марья Филипповна огляделась.
  
  - Это твой кабинет? - тихо спросила она, пройдясь по комнате и робко коснулась высокой спинки вольтеровского кресла кончиками пальцев.
  
  Андрей молча кивнул, во все глаза разглядывая её.
  
  - Не верю, что ты здесь, - грустно улыбнулся он. - Ты виделась с братом?
  
  - Да, Серж был у нас нынче днём...
  
  - Я думал, что ты...
  
  - Что я видеть тебя не захочу? - горько усмехнулась Марья. - Посмотри на меня, Andre.
  
  Андрей и без того не отводил взгляда от бледного лица, глубокий чёрный цвет её платья сделал его и вовсе бескровным.
  
  - Ты более не любишь меня? - голос её прозвучал еле слышно.
  
  Ефимовский отвёл глаза.
  
  - Мои чувства не переменились, но...
  
  - Но положение в обществе, доброе имя тебе дороже, - перебила она его. - Что ж, это я могу понять.
  
  - Маша...Ежели мы уедем, то наша жизнь безвозвратно переменится. Ты никогда более не увидишь ни брата, ни матери. Я сам не знаю, что нас ждёт за границей, с трудом представляю, что за жизнь нас ожидает.
  
  - Довольно, - остановила его Марья. - Не надобно оправданий, Andre. Мы не станем более видеться, - она говорила это, глядя на свои пальцы, стискивающие спинку кресла с такой силой, что побелели костяшки.
  
  Ефимовский обошёл стол и приблизился к ней со спины. Его ладони с длинными изящными пальцами легли на хрупкие плечи. Марья невольно качнулась и спиной коснулась его груди.
  
  - Маша, - губы Андрея легко коснулись её шеи. - Поверь, мне столь же тяжело, как тебе нынче. Единственное, чего я страшусь, что ты станешь сожалеть после...
  
  - Как ты можешь говорить так?! - развернулась она в его объятьях, - Ежели я просыпаюсь и засыпаю с мыслью о тебе. Когда я увидела тебя в первый раз, то не зная, кто ты, поняла, что моя жизнь, моё сердце принадлежит тебе. Ты столько раз отвергал меня, столько раз причинял мне боль, но я так и не смогла задушить то чувство, что родилось во мне после самой первой встречи. Ты помнишь бал в Зимнем? Я помню каждое мгновение, каждый твой взгляд... и каждое твоё слово...
  
  Ефимовский склонился к ней, заглушая её слова поцелуем.
  
  - Коли бы я мог возвернуть всё вспять, коли бы мог исправить всё то, зло, что причинил тебе, все те ошибки, что совершил...моё предубеждение в отношении тебя сыграло со мной злую шутку. Я, как мог противился тому чувству, что испытывал к тебе, - тяжело дыша отозвался он. - Всё чего я желаю, это никогда более не отпускать тебя.
  
  Марья обвила руками его шею, поднялась на носочки приникая к его губам в долгом поцелуе, запустила пальцы в шелковистые кудри на затылке:
  
  - Не отпускай меня, - прошептала ему в губы, едва прервав поцелуй.
  
  Андрей притиснул её к огромному столу, обхватив ладонями стройный стан с такой силою, что Марья тихо вскрикнула, вцепившись в его плечи. Её пальцы заскользили по широкой груди, распахивая полы бархатного шлафрока, торопливо расстёгивая пуговицы на вороте его рубахи.
  
  - Я теряю разум рядом с тобой, - шептал Андрей, целуя закрытые веки, шею, тонкие ключицы. - Тебе надобно уйти...
  
  - Нет, - тряхнула головой Марья, ощущая, как посыпались шпильки из её волос на стол за спиной.
  
  Жарко, горячо, кровь шумела в ушах, кузнечным молотом по наковальне бухало в груди сердце, только на мгновение затуманенный страстью разум очнулся, когда прохлада коснулась обнажённых плеч. Смятое бархатное платье соскользнуло на пол.
  
  Марья Филипповна, княгиня Куташева пришла в себя, лёжа на широкой столешнице, Андрей перебирал русые локоны, касаясь губами влажных завитков у виска.
  
  - Я люблю тебя, - тихий шёпот ласкал её слух. - Боже, как же я люблю тебя, - целовал он тонкие пальцы.
  
  Рассеянный взгляд Марьи скользнул по комнате. "Как темно, - вздрогнула она. - Который час?"
  
  - Который час? - спросила она вслух, приподнимаясь на локтях.
  
  Андрей пожал плечами:
  
  - Право, не знаю, кажется восемь пробило.
  
  - Я не слышала, - прошептала она, потянувшись к нему.
  
  - Надобно распорядиться, чтобы возок заложили, не в силах выпустить её из объятий шептал Андрей. - Тебе пора вернуться.
  
  - Когда мы увидимся? - соскользнула со стола Марья, стыдливо поправляя сорочку.
  
  - Так не должно быть, - вздохнул Ефимовский, поднимая с пола её платье, - но одно твоё слово, и я вновь буду у твоих ног, - помогая ей одеваться, продолжил Андрей. - Пускай разумом я понимаю, что поступаю недостойно, но расстаться с тобой выше моих сил.
  
  Крытый возок остановился у дома на Мойке, когда уже совсем стемнело. Ефимовский распахнул дверцу изнутри, но сам выходить не стал. Чуть придержав изящную ладошку, затянутую в перчатку, Андрей сжал тонкие пальцы.
  
  - Напиши мне при первой возможности, - попросил он, прощаясь с Марьей.
  
  Княгиня Куташева торопливо кивнула и тенью проскользнула к чёрному ходу. На её счастье дверь для прислуги оказалась открыта. Марья Филипповна торопливо вбежала по лестнице на второй этаж и перевела дух. Блаженная улыбка скользнула по губам. Толкнув двери в свои покои, она распахнула салоп, скинула его на пол и закружилась по комнате, обхватив себя руками. Остановившись у зеркала, Марья провела кончиком пальца по зацелованным губам, щёки пламенели ярким румянцем, глаза возбуждённо сверкали. Как же была не похожа женщина, что нынче смотрела на неё из зеркала на ту, что вышла из этой же комнаты всего несколько часов назад.
  
  - Барыня, родненькая, - услышала она позади себя и испуганно обернулась.
  
  Плаксивые нотки в голосе горничной заставили затрепетать сердце в дурном предчувствии. Тотчас вспомнилась кошмарная ночь, когда ревность совсем затмила разум её супругу: "Неужто вернулся?!" - в страхе отшатнулась она от зеркала.
  
  - Князь вернулся? - севшим голосом спросила она.
  
  - Ой, убили барина! - заголосила горничная. - Привезли всего в кровище, - всхлипнула девка, утирая слёзы передником.
  
  - Как убили?! - пошатнулась Марья, схватившись рукой за горло.
  
  - Дохтур у него, не пущают никого, - продолжила горничная.
  
  Марья отодвинула причитающую горничную и вышла в коридор. Прислонившись лбом к двери, она глубоко вздохнула и решительно толкнула обе створки, ведущие в спальню супруга.
  
  - Вон все! - услышала она раздражённый голос Хоффманна.
  
  Послышался слабый стон:
  
  - Чёрт вас возьми, Хоффманн, подохнуть не дадите спокойно, - услышала она раздражённый голос князя.
  
  - Молчите, Николай Васильевич, - сурово приказал Генрих Карлович, продолжая заниматься своим делом.
  
  Марья ступила на порог, заставила себя сделать шаг, затем ещё один и почти бегом побежала через всю комнату. Её взгляду предстали залитая алым простынь, перепачканные полотенца, руки Хоффманна, обагрённые кровью её супруга. Генрих Карлович обернулся, светлые глаза немца сердито сверкали за очками в золотой оправе.
  
  - Марья Филипповна! - не сдержал он удивлённого возгласа.
  
  - Я могу вам чем-то помочь? - помертвевшими губами прошептала княгиня, глядя на бледное лицо мужа.
  
  - Мне надобно зашить рану, - вздохнул Хоффманн. - Не могли бы вы лампу подержать?
  
  Марья взяла со стола довольно тяжёлую масляную лампу и приблизилась к постели.
  
  - Что произошло? - шёпотом спросила она, стараясь не смотреть на то, как Генрих Карлович орудует иглой.
  
  - Я не знаю, - также шёпотом ответил немец. - Меня вызвали, когда князя уже привезли.
  
  Куташев распахнул глаза, затуманенный болью взгляд остановился на Марье.
  
  - Мари, - хрипло выдохнул он, попытавшись протянуть к ней руку.
  
  Хоффманн выругался и шлёпнул князя по руке.
  
  - После, Николай Васильевич. Дайте же мне закончить, пока вы кровью не истекли.
  
  Окончив обрабатывать раны и перевязав пациента, Генрих Карлович шагнул к столу, где стоял таз и кувшин с водой.
  
  - Вы не поможете? - кивнул он на кувшин, обращаясь к Марье.
  
  Марья Филипповна наклонила над тазом кувшин, поливая на руки доктору.
  
  - Вы не перестаёте меня удивлять, Марья Филипповна, - покачал головой немец. - Редко встретишь подобную стойкость у женщин вашего сословия. Даже ваша горничная, дура, прости меня Господи, в беспамятстве свалилась.
  
  - Что с ним? - кинула быстрый взгляд на широкую кровать княгиня.
  
  - Два проникающих ранения в области живота, очевидно ножевые, более точно не могу сказать, - складывая инструменты в саквояж, отозвался Генрих Карлович. - Я дал князю лауданум, судя по всему уже подействовал. Необходимо, чтобы кто-то был около него. Возможно его будет мучить жажда, но воды не давайте, можно только губы смочить.
  
  - А где его камердинер?
  
  Хоффманн тяжело вздохнул.
  
  - Этот бестолковый малый ещё хуже, чем ваша горничная, - покачал он головой.
  
  Проводив доктора до дверей спальни, Марья вернулась в комнату, заглянула в гардеробную и, обнаружив там Митьку, поманила его к себе.
  
  - Постель надобно перестелить и прибрать здесь, - окинула она взглядом беспорядок на туалетном столике.
  
  - Это я сейчас, барыня. Вы уж не серчайте, - втянул голову в плечи Митька, - я с детства крови боюсь.
  
  Марья отмахнулась от него и устало опустилась на стул около кровати. Что-то причитая себе под нос, камердинер взялся наводить порядок в комнате. Позвав на помощь лакея, сменил пропитавшееся кровью бельё на постели, сделавшись притом бледнее, чем простыня, которую он застилал.
  
  - Откуда его привезли? - тихо спросила княгиня, когда прислуга закончила уборку.
  
  - Знамо откудова. От цыган, будь они все прокляты, - злобно бросил камердинер, закрывая дверь за лакеем, уносившим бельё в прачечную.
  
  - Ступай, - отпустила его Марья. - Я сама с ним побуду.
  
  Митька поспешно ретировался в гардеробную, где спал обыкновенно на узкой кушетке, оставив барыню одну. Склонившись над Николаем, Марья отвела с бледного лба влажную тёмную прядь. Тяжёлый вздох вырвался из груди. "Господи, прости мне мои мысли грешные", - поправила она одеяло, натянув его повыше.
  
  
  Глава 49
  
  Простившись по обыкновению с Радой, Куташев спустился с крылечка и уж поставил одну ногу в сани, запряжённые тройкой гнедых, когда его окликнули.
  
  - Не спеши, гаджо! - насмешливо улыбаясь, вышел из-за угла дома Шандор.
  
  Молодой цыган остановился в нескольких шагах, окинул князя презрительным взглядом и сплюнул себе под ноги.
  
  Куташев замер около саней, ожидая продолжения. Не спроста же его окликнули, не спроста назвали презрительным прозвищем, принятым у цыган по отношению к тем, кто не принадлежал к их племени.
  
  - Говори, чего хотел, - не сдержался Николай, посчитав, что молчание Шандора больно затянулось.
  
  - Я-то скажу, - подобрался цыган, глядя на него исподлобья. - Не зачем тебе к Раде ездить, голову ей морочить. Моя она, и Баро наш добро на свадьбу дал.
  
  - Вот оно что, - ухмыльнулся Куташев. - Так это не тебе, а Раде решать, - повернулся он спиной к цыгану, собираясь покинуть табор.
  
  Шандор в два шага настиг его и остановил, положив руку на плечо.
  
  - Вот, что я тебе ещё скажу, князь. Любопытно мне, знает ли Рада о том, что у тебя жена и сын есть?
  
  - Знает, - прищурился Куташев, скидывая ладонь Шандора с плеча.
  
  - А княгиня твоя знает, где ты ночи проводишь? Хотел было я ей рассказать сегодня, с самого утра у дома твоего кругами ходил, надеялся увидеть. И увидел, - усмехнулся цыган, - да только подойти не успел. Вышла, вся в соболя укутанная, до моста дошла, оглянулась и извозчика остановила. Тут-то мне любопытно стало, к чему это княгине, при собственном выезде наёмного извозчика останавливать? - перевёл дух Шандор.
  
  Куташев промолчал. Не дождавшись от князя реакции на свои слова, цыган продолжил.
  
  - Хорошо, что воскресенье нынче, народу на улицах видимо невидимо, а то упустил бы я эти санки, - засмеялся Шандор. - Доехала твоя жена до Английской набережной, - не отводя взгляда от лица Куташева, продолжил Шандор. - Вижу, что знаком тебе сей адресок, - хмыкнул, он, заметив, как дернулась щека Николая. - Ты бы, князь лучше за своей женой приглядывал, чем к чужим невестам по ночам ездить, - презрительно бросил цыган.
  
  - Лжёшь! - выдохнул Куташев, хватая наглеца за отвороты овчинного полушубка.
  
  - Зачем мне лгать, да и откуда мне знать-то, что полюбовник твоей жены на Английской набережной живёт?
  
  Не помня себя от гнева Николай встряхнул зарвавшегося цыгана и отшвырнул в сугроб.
  
  - Пёсье отродье, - брезгливо отряхнул он руки. - Ваша порода, только и умеет, что брехать без повода. Воровать да лгать без стыда и совести, вот всё, на что вы способны.
  
  Смуглое лицо Шандора потемнело от прилившей к лицу крови. Тёмные глаза сверкнули убийственной яростью.
  
  Пренебрежение князя, его слова о никчёмности жизни в цыганском таборе разожгли в душе пожар ненависти, что углями тлела уже довольно давно. Что он может знать о жизни? Отродясь не знал ни нужды, ни горя!
  
  - А Рада ведь тоже из нашей породы, весь род пороча, ты и её заклеймил, - поднялся Шандор.
  
  - А что мне Рада, - усмехнулся Куташев, - в дни скуки - отрада, да и обходится недорого.
  
  Не помня себя от гнева, застившего разум, Шандор схватил пригоршню снега и бросил в лицо Куташеву.
  
  - Щенок! - утирая рукавом шинели мокрое лицо, князь шагнул к застывшему посреди двора цыгану.
  
  Довольно сильным ударом кулака по лицу Куташев сбил с ног довольно щуплого противника. Вторично поднимаясь на ноги, Шандор вытер кровь из разбитой губы, опустил руку и нащупал рукоятку ножа за голенищем сапога.
  
  - Не попадайся мне более! Удавлю! - прошипел Николай.
  
  - Не успеешь, гаджо, - бросил цыган, рванувшись вперёд.
  
  Сначала Куташев почувствовал только удар в живот, а спустя мгновение острая невыносимая боль, пронзила его, заставив согнуться пополам. Цыган успел ударить его ещё раз, прежде, чем княжеский возница опомнился и кинулся к нападавшему, повиснув у него на плечах со спины. Вырвавшись и, оставив в руках княжеского слуги овчинный полушубок, Шандор бросился бежать. Кучер растерялся. Толи за цыганом бежать, толи к князю на помощь броситься? Крик зазнобы барина, выбежавшей из избы и упавшей подле князя на колени, развеял морок, что нашёл на слугу.
  
  Отшвырнув цыганку в сторону, княжеский возница склонился над барином.
  
  - К дому, Егор, - выдавил Куташев, побелевшими губами.
  
  Душная тьма озарилась призрачным светом, монотонный голос нараспев бубнил, что-то над его головой. Куташев силился понять, где он. Боль, терзавшая его тело в последние несколько часов, отступила, он, словно воспарил над ней и над собой. Смутные видения, мелькавшие в воспалённом мозгу, нежданно приобрели чёткие очертания, вселив ужас и панику. Гроб, и он сам в гробу в окружении близких и друзей. Священник медленно обходит вокруг него, качается в руках кадило, распространяя вокруг удушливый аромат ладана, жар от огня, воск, стекающий с оплывших свечей. "Нет! Не хочу!" - воспротивилось происходящему всё его существо. Но, сколько бы не силился очнуться от кошмара, морок, сковавший его разум, волю и чувства, не желал отступать. Николай хотел закричать, но горло сдавило какой-то неведомой силой, и ни звука не вырвалось из плотно сомкнутых уст.
  
  Для Марьи потянулись долгие ночные часы, отсчитываемые мерным качанием маятника в напольных часах. Свечи в канделябре оплыли, догорели и погасли одна за другой с тихим шипением, оставив в воздухе сизоватые дымные кольца. Очнувшись от дрёмы, княгиня с тихим стоном поднялась со стула, затекли шея и плечи, спина не разгибалась. Положив руку на поясницу и стараясь ступать неслышно, она приблизилась к окну и отодвинула портьеру. Светало. В утреннем сумраке лицо князя выглядело мертвенно-бледным. Страх ледяной дланью сжал сердце, Марья вернулась к постели и опасливо дотронулась до покрытого испариной лба супруга. Тёмные брови Николая сошлись на переносице, хриплый вдох показался чересчур громким. Испуганно отпрянув, княгиня запуталась в тяжёлой бархатной юбке и опрокинула стул, с грохотом рухнувший на непокрытый ковром участок паркета.
  
  Длинные ресницы Николая затрепетали, и он открыл глаза.
  
  - Маша, - выдохнул Куташев, - думал, помстилось вечор, - прошептал он, потрескавшимися сухими губами. - Воды, - попросил он.
  
  Памятуя о наставлении Хоффманна, Марья Филипповна торопливо прошла к столу, смочила водой из графина носовой платок и, вернувшись, приложила к его губам мужа. За спиной тихо скрипнув отворилась дверь, на порог ступила Софья. Тёмные глаза княжны, обрамлённые синеватыми кругами, на бледном лице казались огромными.
  
  - Ступайте, я подменю вас, - вымолвила она, приблизившись к невестке и дотронувшись до её плеча.
  
  Появление золовки оказалось, как никогда кстати. Менее всего Марье хотелось нынче говорить с супругом, да и что сказать ему, она, видит Бог, не знала. Обвинять в неверности? Но разве сама она накануне не предавалась запретной страсти в объятьях любовника?
  
  Оставив Николая на попечении сестры, Марья, не оглядываясь удалилась в свои покои. Бесшумно закрыв за собой дверь, тяжело привалилась к ней спиной и сползла на пол. Защипало в глазах, слёзы покатились по щеках. Шмыгнув носом, княгиня затряслась в рыданиях, закрыв лицо ладонями.
  
  Горничная попыталась поднять её, но Марья Филипповна оттолкнула её, упала ничком и зашлась истеричным плачем.
  
  - Господи, Боже, - застыла над ней девка в полнейшей растерянности.
  
  Захлёбываясь слезами, собственным страхом, гнетущим чувством вины, Марья не слышала ничего. Заглушила истерику холодная вода, коей её окатили. Отведя с лица мокрые пряди, княгиня подняла голову, встретившись взглядом с выцветшими голубыми глазами Анны Кирилловны. Старуха передала горничной пустой графин и нагнулась, помогая подняться.
  
  - Слезами горю не поможешь, - сурово поджав губы, молвила пожилая дама, вытирая лицо Марьи белоснежным носовым платком. - Вам надобно отдохнуть и набраться сил, - продолжила она. - Тяжко нынче придётся, шепотки по столице пойдут, слетятся, аки вороньё на падаль, - нелестно отозвалась она о любителях позлословить на чужой счёт.
  
  Ежели бы не чувствовала такой опустошающей усталости, ежели бы не страх и раскаяние в недостойных мыслях, что нахлынули, едва пришло понимание, насколько тяжело ныне положение Николя, Марья, наверное, рассмеялась бы в ответ на гневную тираду madame Олонской, поспешившей заклеймить городских сплетников, тогда, как сама редко отказывала себе в удовольствии позлословить о других.
  
  - Были бы вы Николя хорошей женой, не пришлось бы нынче слёзы лить, - продолжая ворчать, Анна Кирилловна обошла комнату, цепким взглядом окидывая каждую мелочь, попадавшуюся ей на глаза.
  
  - Вы ведь знаете, где он был! Отчего меня вините во всём? - не сдержала Марья недовольства несправедливыми упрёками.
  
  - И по чьей же милости он к цыганской потаскухе ездить стал? - отозвалась madame Олонская, смерив княгиню Куташеву гневным взглядом. - Не надобно считать меня выжившей из ума старухой, я всё вижу и всё примечаю, - добавила она укоризненно.
  
  Анна Кирилловна удалилась с видом оскорблённо королевы. Оставшись наедине с горничной Марья Филипповна с её помощью избавилась от намокшего бархатного платья. Глядя вслед Дуняше, уносившей платье, княгиня горько усмехнулась. Подумать только, какое нелепое совпадение, надев траурное одеяние, она едва не стала вдовой. Княгиня забралась в постель, натянула до подбородка пуховое одеяло и закрыла глаза, но поспать ей не удалось. Спустя всего полчаса, горничная вернулась и застыла у кровати заламывая руки.
  
  - Ваше сиятельство, - прошептала она, убедившись в том, что барыня не спит, - там урядник пожаловал, желает непременно говорить с вами.
  
  Марья нехотя поднялась и жестом велела подать капот. Туго затянув пояс, княгиня провела пуховкой по лицу и отправилась в гостиную, где её ожидал для беседы полицейский чин. При её появлении коренастый широкоплечий полицейский урядник с намечающимся животом, повисшим над ремнём, поднялся с кресла, и неловко поклонился.
  
  - Ваше сиятельство, сочувствую вашему горю, но вынужден задать вам несколько вопросов, - начал он.
  
  - Задавайте ваши вопросы, - устало вздохнула княгиня, усаживаясь на диван.
  
  Урядник прошёлся по комнате, собираясь с мыслями.
  
  - На вашего супруга напали вчера вечером в цыганской слободке. По словам вашего кучера, нападавший один из обитателей табора.
  
  - К чему вы рассказываете мне о том? - потёрла виски кончиками пальцев Марья Филипповна.
  
  - Ваш возница описал нападавшего. Я опросил и другую вашу прислугу, и дворецкий сказал, что днём он видел человека, подходящего под описание преступника, около вашего дома.
  
  - Всё одно, я решительно не понимаю, каким образом могу вам помочь? Я не знакома с цыганами из табора и вряд ли могу быть вам полезной в вашем расследовании, - раздражённо отозвалась княгиня.
  
  - Скажите, вчера вы отлучались из дома? - осведомился он, пристально глядя в глаза княгине Куташевой.
  
  - Да, я отлучалась, - кивнула Марья. - Что из того?
  
  - Ваш дворецкий утверждает, что человек, наблюдавший за домом, последовал за вами, а спустя всего три часа, на вашего супруга напали. Вы не находите подобное совпадение довольно странным?
  
  - Я не понимаю, о чём вы говорите! - рассердилась княгиня, поднимаясь с дивана.
  
  - Полагаю, что нападение на вашего супруга неслучайно.
  
  - Послушайте, господин урядник! - вспылила Марья. - Вы сами сказала, что Егор, наш кучер, стал свидетелем нападения на Николая Васильевича, вот ему и задавайте ваши вопросы. Прошу вас оставить меня, коли вам более нечего мне сказать.
  
  - Напрасно, ваше сиятельство, вы не желаете помочь расследованию. По словам вашего кучера, в слободке проживает некая девица, которую князь навещал время от времени, - невозмутимо продолжил полицейский чин.
  
  - Я не вижу, коим образом, похождения моего супруга могут быть связаны со мной, - застыла посреди комнаты Марья.
  
  - Но как же, Марья Филипповна! - воскликнул урядник. - Ревность - весьма серьёзный мотив для убийства!
  
  - Ревность, - недоумённо произнесла Марья, - убийство. Экая у вас фантазия богатая, - усмехнулась княгиня.
  
  - Я полагаю, что вы знали о том, что князь... - замялся полицейский, - неверен вам, - продолжил он после заминки, - и сговорились с тем цыганом с тем, дабы он убил вашего супруга.
  
  - Чушь! - заявил с порога князь Анненков, входя в гостиную. - Простите, господин урядник, но ваше предположение совершенно абсурдно.
  
  Вслед за Борисом в комнату вошла Ирина и устремилась к княгине Куташевой, поспешив заключить её в объятья.
  
  - Вместо того, чтобы заниматься поисками преступника, вы возводите напраслину на несчастную ни в чём не повинную женщину! - прогремел Анненков. - Я этого так не оставлю и непременно побеседую с вашим начальством.
  
  - Простите, с кем имею честь разговаривать? - нисколько не смутился полицейский чин, внимательно оглядывая князя.
  
  - Князь Анненков Борис Александрович, - представился Борис, - моя супруга, княгиня Ирина Александровна, - взглядом указал он на жену.
  
  - Ваше сиятельство, - тотчас склонился урядник, - для меня большая честь свести знакомство с вами, и с вами, сударыня, - поклонился он княгине Анненковой.
  
  В ответ Ирина Александровна смерила урядника уничижительным взглядом, удостоив лишь чопорным кивком.
  
  - Фёдор, - позвал дворецкого Борис, - проводи господина урядника.
  
  Служителю закона ничего более не оставалось, как только откланяться, коль его выпроводили из дому столь бесцеремонным образом, но возражать князю Анненкову он не осмелился. У Бориса Александровича имелись весьма обширные связи в различных кругах, и памятуя, о его обещании довести до начальства сведения о его чрезмерном служебном рвении, урядник решил, что не стоит рисковать карьерой, а с княгиней Куташевой он сможет побеседовать и в другой раз, когда рядом с ней не будет столь влиятельной особы.
  
  - Как вы узнали? - шёпотом поинтересовалась Марья, провожая взглядом приземистую фигуру полицейского.
  
  - Ефимовский утром приехал к нам с известием о Николя, - также тихо отозвалась Ирина.
  
  - Андрей? - удивилась княгиня Куташева.
  
  - Ему Софья прислала записку, - отвечая на невысказанный вопрос, промолвила княгиня Анненкова. - Andre с нами приехал, он попросил его проводить к Николя.
  
  - Он сейчас у него?! - испугалась Марья. - Я должна идти, - отстранилась она от Ирины.
  
  - Не спеши, - удержала её за руку княгиня Анненкова.
  
  - Ты не понимаешь...
  
  - Понимаю, - тяжело вздохнула Ирина Александровна, присела в кресло и расправила широкие юбки. - Я знаю, ты всегда любила Андрея, и признаться честно, я надеялась, что он сделает тебе предложение ещё в твой первый столичный сезон, но этого не случилось. Неужели думала, что вашу связь удастся сохранить в тайне? Мари, утаить в Петербурге подобное невозможно.
  
  Марья Филипповна опустилась в кресло напротив подруги.
  
  - Я... старалась быть осторожной, - едва слышно вымолвила она.
  
  - Не понимаю, зачем ты ответила Николаю согласием, - укоризненно покачала головой Ирэн.
  
  - Тебе не понять того, - отвела взгляд Марья Филипповна.
  
  - Возможно. Возможно, мне не понять, ибо, как можно... как можно, Мари?
  
  - Видимо, можно, - глухо отозвалась Марья. - Право, я не знаю, что мне делать теперь? - промокнула она увлажнившиеся глаза носовым платком. - Мне так тяжело, я запуталась, - прерывающимся шёпотом поведала она.
  
  - Ты должна объясниться с Andre. Это должно закончиться. Твой муж при смерти, тебе о нём думать надобно, а не...
  
  - Замолчи! - в сердцах воскликнула Марья Филипповна. - Для меня расстаться с Andre всё одно, что сердце из груди вынуть.
  
  - Надобно было соглашаться на его предложение тогда, когда ты могла выбирать, ныне у тебя нет выбора, - помолчав некоторое время, добавила Ирина. - Николя не заслуживает, чтобы его обманывали, да ещё так жестоко. Они всегда были друзьями, все трое, Николай, Андрей, Борис. Ты встала между ними, стала причиной ссор и раздоров. Борис весьма переживает о том. Ему так трудно принять чью-либо сторону, ведь она никогда не делал различий между твоим мужем и Ефимовским.
  
  Ответить Марья Филипповна не успела. В гостиную вернулся Борис вместе с Андреем. Оба выглядели расстроенными.
  
  - Скверное дело, - тихо отозвался Ефимовский.
  
  Марья вздрогнула, ведь Андрей наверняка знал, о чём говорил.
  
  - Мари, он зовёт вас, - подошёл к дамам Борис.
  
  Марья поднялась, в дверях обернулась, бросив последний взгляд на скорбно молчавшую троицу и поспешила наверх в покои супруга. Перед дверью она немного помедлила, собираясь с мыслями и переступила порог. При её появлении Софья отошла от изголовья кровати брата и, наградив невестку предостерегающим взглядом, вышла.
  
  - Вы звали меня? - опустилась на стул Марья.
  
  - Нам надобно объясниться, - каждое слово давалось Куташеву с огромным трудом. - Я не питаю иллюзий и вероятно дни мои сочтены, - продолжил он.
  
  - Вы поправитесь, - нащупала Марья Филипповна его ладонь, безвольно лежащую поверх одеяла.
  
  Николай усмехнулся, но тотчас скривился.
  
  - Я желал бы внести кое-какие изменения в завещание, - произнёс он. - Распорядитесь, чтобы пригласили моего поверенного, но прежде, я бы хотел сказать вам о том, что заставило меня сделать вам предложение, несмотря на то, что я узнал о вас.
  
  - Что вы узнали обо мне? - помертвевшими губами прошептала Марья.
  
  - Я знал, что вы в тягости от Ефимовского, когда делал вам предложение, - отвёл взгляд Николай. - Когда Софье было десять лет, она заболела заушницей, и я заразился от неё. Перенесённое заболевание лишило меня возможности стать отцом, когда бы то ни было. Узнав о вашем положении, я воспользовался единственным доступным способом обзавестись наследником, - длинная фраза совершенно лишила его сил.
  
  - Вы знали, - поражённо вымолвила Марья.
  
  Николай прикрыл глаза, едва заметно кивнул.
  
  - Я страшно виноват перед вами, Мари. Пытаясь устроить собственные дела, я нисколько не задумывался о вас, о ваших чувствах, мало того, я полагал, что со временем вы смиритесь со своим положением, но, увы, того не случилось.
  
  - Меня тогда поразила ваша настойчивость и, признаться, напугала... - отозвалась Марья. - Но вы говорили о завещании...
  
  - Теперь, когда вам всё известно, я хочу, дабы Мишель стал продолжателем рода, потому попрошу вас сохранить в тайне всё, что связано с его происхождением. Ефимовского я просил о том же, и Андрей поклялся, что не станет предъявлять отцовских прав, в случае моей смерти.
  
  Марья прерывисто вздохнула и закрыла глаза. Разум никак не желал воспринять того, о чём ей поведал супруг.
  
  - У меня нет оснований доверять вам, Мари, - продолжил Николай. - Вы довольно часто лгали мне, потому, дабы вы не слишком торопились примерить вдовье одеяние, я просил Андрея позаботиться о Софье. После моей смерти они обвенчаются, - закончил он.
  
  - О, - только и смогла вымолвить Марья.
  
  Он всё предусмотрел! Всё! Даже его смерть не сделает её свободной от него. Какая злая ирония! Какая жестокая, изощрённая месть, прикрытая добрыми намерениями! Конечно, Андрей согласился, когда так умело сыграли на его чувстве вины. Чувство жалости, что она испытывала к супругу, сменилось слепящей ненавистью. Марья выпустила его ладонь и поднялась.
  
  - Я распоряжусь, чтобы послали за вашим поверенным, - сухо обронила она.
  
  - Вы ненавидите меня сейчас, ma сherie, - грустно усмехнулся Куташев. - Понимаю, но поступить иначе я не могу. Состояние Куташевых слишком лакомый кусок, и найдётся немало желающих воспользоваться случаем. Кроме того, я хочу быть уверенным в том, что Софья не останется ни с чем.
  
  - А как же я? - остановилась на пороге комнаты Марья. - Обо мне вы подумали?
  
  - С вашими способностями, Мари, вы сумеете прекрасно утроиться после моей смерти. Я в том нисколько не сомневаюсь.
  
   - Мне остаётся только молиться о вашем скорейшем выздоровлении, - процедила княгиня, закрывая за собою двери.
  
  - Я и надеяться не смел... - пробормотал Куташев, глядя на закрытую дверь.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"