"...нашему брату,хуторянину,высунуть нос из захолустья в большой свет - батюшки мои!" (Н.В.Гоголь).

1							
Перескочив речушку - то ли Псëл,
а то ли Псоу - (кто не застрахован
от слепоты куриной спящих сел)-
въезжаем в глуховатый, как Бетховен,
с огнями крайних хат вместо буйков,
в овраг кренящийся, - посёлок рыбаков.
И застряëм,
два городских стиляги,
- подобно мысли на листе бумаги 
под остриём -
у первой же коряги.

Идеализм на базисе песка
не может укрепиться без знакомых
черт. Ну, скажем,  костерка.
Куда , как в омут, 
к нам ртутью степь сползалась по кускам,
тьмой и жужжаньем насекомых.
Вот и сюжетец под второй стакан:
ночь зябко кутается в облака,
температуря. 
Тьмутаракань в овечьей шкуре.  
Два чудака.	

Ночь. И луна подсветку, как фонарик
даëт сквозь тучи: то монеткою со дна
мигнëт, то вдруг подсовывает под руку чинарик
чужого сна -
( невыносимо чешется спина. Хана.)
Нет-нет, да и в кофейной гуще
просматривается луна.
Теперь, как ветка яблони цветущей.
Точно весна,
что хлещет сквозь пробоину в заборе,
с напором олимпийским ЦСКА
(хи-хи: после финального свистка )...
Такое впечатление что море
задействовало зуммеры цикад
по всей степи, пытаясь дозвониться
в приемную морского замминистра,
который для отмашки матерится,
издалека.	

Конечно, море мимо кассы. Как и мы,
видя в гробу дырявую запаску.
Не может быть просторнее тюрьмы,
чем ночь в степи. И рядом, как на Пасху
присыпанные звёздной крошкой,
побеленные крыши и холмы
( от высунувшейся в дыру луны)
собачий лай, сарай, дорожка,
протоптанная кумом до кумы...
Словом, все прелести любимой "хохломы" -
и голливудский антураж зимы
и гоголевский ужас понарошку.
		  
2							
Даже в очках профессора ( застиг
бы он меня в дурацкой позе ) -
мир кажется невнятным и, прости
Господь, копаешься, как жук в навозе,
(в , так сказать, прозе),
что бы наскрести поэзии хоть с полгорсти.
Нет, так не сдать у памяти экзамен,
когда туман перед глазами,
мысли кочуют, как цыгане,	
а язык в костИ.

Пытаюсь список из позиций 
- ну,  т.е. абвгд -
составить в датах, цифрах, лицах.
Задумываюсь, как Роден
над каменною глыбой.
Жуткий выбор.
Попал что кур в ощип. И срам
воочию увидеть неказистой
всю жизнь свою из под пера.
Друзья? Поищем. Т- а-ак,  Козицкий.
Раз-два, обчёлся. И etc.

За что и не люблю я сходство
плохого зрения с волной.
Оно старается господство
взять над простором, предо мной
болтаясь, как рюкзак туриста.
И без того , сойдя на пристань,
просто мутит
(после качелями играющего моря )
от росказней про жуткий аппетит,
нагулянный семейкой на просторе.

К нему и так  в сезон,  на нашем юге,
пытаются лепить, ( как я очки на нос)
курятники,  (как горизонт - к фелюге,
как в школе к "мутер" преувеличенье "гросс"),
держа ( опять же ! - нос ), как флюгер
по ветру. Вот какой здесь к лету 
"ну, просто сумасшедший спрос" -
так выражаются здесь все. И шлюхи,
до седин подбитые, как рюхи 
и прочий сброд,
сбываньем занятый всего что "прод"
( к примеру - шпрот),
по одиночке, вместе и вразброс, 
воюют за клиента, точно мухи
на кухне за отброс. 
И гонорея обгоняет слухи.
 
3
Но если в глубине души порыться,			
как в мягком мху -
бессонно  падаешь в подушки рыльцем,
в его пуху. 
Возмёшься астму досмотреть  гардины
в окне, - как средство,-
что б перистые на верху седины
смогли согреться.
Слетевши со ступенек дней,
в  самой глубинке,
осталось, слава Богу, в ней
всё по старинке. 
Здесь, так же, как и век назад :
сползает с крынки 
подслеповато в погребе слеза,
как уж с тропинки.
Так, как нигде на свете,
здесь в ночи
костёр беспечно-весело трещит, 
в пустой степи гуляет ветер,
городовыми супятся борщи,
через ограду лазят дети 
в соседский сад,
мычит телёнок...
А, вдоль дороги, точно из пелёнок,
меж прикорнувших хат,
выглядывает запылённый,
калёный солнцем виноград.
Здесь пьют спросонка.
И в зенки правде горькой
смотря, и клича Борькой,
поросёнка
в мешке несут на рынок,
что б стал он парою ботинок.
Здесь чернозём косится на суглинок,
как жёваный сапог на туфли,
дороги от дождей припухли,
точно губы или черта, что
отделяет город от деревни,
а детство от чердачной 
(пахуче - древней),
набившейся туда за годы, пыли.
Откуда выбравшись, все мы расплылись
кто -куда. По городам. 
И там, долбили  в институте
неподдающийся гранит науки, 
(как папуас на острове кокос).
И, как багровый столбик ртути,
наш опыт рос :
так губы переспевших абрикос,
по сути и на вкус равны минуте,
(и так же падки ! ) как засос 
в студенческой палатке.
Здесь я возрос, 
немножко "звезданутей"
мечтая стать, ведя свои тетрадки.
Здесь я, наверное, и постарею
в мечтах о неком "издамнуте"
( так на иврите говорят евреи) -
ну,что-то  вроде Божьей лотереи.
И вот, у зеркала жужжу, как трутень
электробритвой. И себя жалею.

4
Но после лирики, любви или дороги			
( плюс  пунктов бесконечность, 
как в меню...О, Боже! Устрицы, вино, миноги... ) - 
изводит голод, а потом тревоги
турусы разведут про быстротечность.
Хотя у времени и нет определений
кроме часов, морщин или бород.
И зачастую, точно вброд, 
в нём ходим мы, как гуси по деревне,
разыскивая водоём.
Надолго застряём ( как мы застряли
этой ночью) возможно в нём, 
а может и в своём ментале:
в ночи, чуть теплящейся, нас почти загрызли 
- размером с гризли -  комары. И мысли.
Луна просунувшись меж облаков,
пересыпает солью складки
кустов, с намёком на колядки.
Иже - сало.
( Ну, вечно нос суёт куда-попало
как - кто сами знаете - под воротник крылатки).
И вот, сорочий пёс 
внезапно с моря, по - собачьи
напрыгивая , на хвосте  принёс
повизгивание  рыбачьей
шхуны (точнее, - ржавых талей),
на наше "сос"
приплывшей из отверстых далей. 
Как бы судьбы подарок и каприз.
И вниз, всё время вниз, 
куда вела кривая,
отчаянно крича, срываясь, 
как выстрелы в горах
( дыша отрывисто :"пиф-паф")
мы к морю добежали, впопыхах...
Теперь детали
уже не помню, как-то разбрелись,
припоминаю только, что  застали 
в воде лежащим лунный обелиск,
церковным басом пели скалы,
таращили на нас буркалы.
А под ногами, близ их риз,
изнемогая от реприз,
скакал, как пудель лёгкий бриз,
аплодисменты волн срывая,
соль слизывая с каравая
заверченной морской травы.
И не живы и не мертвы
мы были в пригороде рая.
Хотя, - увы.
Нас утром рыбаки сыскали.
И получив  креплёный приз,
приехать снова приглашали
(как  бы на "бис" из-за кулис).
Потом попуткою тряслись.
Усаживались так и так. И
лишь прибой, успевший до Итаки
добраться за ночь, пьян и сиз,
на берегу отплясывал сиртаки.

	       ***********