БЕССМЕРТНЫЕ

триптих

и она уже не знала как себя изуродовать - лишь бы ее чуть меньше хотели: и встретила своего первого мужчину и свою первую женщину почти одновременно - предпоследней весной последнего века. они так походили на своих двойников многолетней давности что казались ими - как молодое вино которое после большой выдержки остается тем же - только гораздо дороже потому что лучше. нелепость своих первых разнополых партнеров еще иногда вспоминалась но никогда не снилась: ночью в философских и сказочных снах приходила только ее единственная Муза и просила ласки обнажая грудь и разбросав руки как на распятии... а утром было странно просыпаться и понимать что при всей реальности этого сна они как никогда далеки друг от друга. она - ее Муза - теперь жила в Петербурге...

но Ахматова была с Модильяни.

___ ___ ___

невыносимые боли в желудке - даже при маленьком как спичечный огонь стрессе. глотать кишку - это хорошо. но она знала что это. и сама должна была себя беречь и думала о себе меньше чем о тех кого действительно любила и “разумный эгоизм” Чернышевского продолжал витать в ее воздухе как позабытая и непонятая птица в поисках окончательного гнезда. когда снились размытые Черным морем храмы - обители поэзии - как дорогие духи благоухающие облагороженной похотью и распадом похожим на декаданс - она писала красивые стихи и заказывала маленькие сборники в нескольких экземплярах и отсылала их друзьям с трогательными дарственными - они благодарили и не внимали - а внимая не спали ночами много курили и забывали их как яркий сказочный фантом - радужный бумажный змей скрывшийся за непроходимыми дебрями леса. потому что им надо было жить а не летать в облаках воспоминаний и баснословных образов которые она дарила бумаге - такой же бесчувственной как ее питерская Муза...когда к ним приходили гости - к маленькой потерянной девочке и ее Музе - они всегда пили чай - спиртного не было: на заре нового века это казалось анахронизмом. они сидели в разноцветных халатах, в манеже спала маленькая дочь похожая на обеих. гости вели себя восторженно и напряженно - наверное потому что чувствовалась какая-то фальшь и невозможность взаимного прикосновения ибо страх социума всегда становится фобией для однополых существ влюбленных друг в друга. но тогда было наплевать на всю Вселенную потому что тихими вечерами приходили такие образы каких не знал сам Хем и Миллер, сама Вирджиния и Бунин и даже сам король Набоков. а ночью они спали в кольце своих объятий и были счастливы как ни одна пара со времен сотворения мира. и никакого яблока никаких Змеев никаких деревьев познания Добра и Зла - они были выше этого им не надо было соблазнять друг друга - они были уже поражены соблазнены навеки красотой которая райски губит мир и умирает сама под его тяжестью...

но Ахматова любила Модильяни.

___ ___ ___

они странно нравились друг другу: она и Питер. но это было в прошлой жизни... сейчас у нее болел желудок и двести лет глубокой весной когда потребность в пиве гораздо несомненней чем в бесконечном сексе - она стиснув зубы пила таблетки равнодушно проходя мимо ларьков - но стоило только увидеться со своей женщиной как пиво лилось Викторией а вино Ниагарой и не было человека который сказал бы ей НЕТ. ее мужчина и женщина молчали и радовались вместе с нею. а утром корчась от боли она глотала разбавленный вареньем геркулес - и думала что когда человек болен он еще более одинок чем когда он счастлив: она была из тех сумасшедших которые в момент наивысшего счастья переживают одиночество и счастье кажется смертью. и теперь она была почти инвалидом что держит в голове черный список запретных плодов вкусив которые можно погружаться в пучину кайфа: водопады пива, водка настоянная на ореховых перегородках, шашлык с острым кровавым соусом при одном воспоминании о котором начинает выделяться слюна. она любила заниматься сексом трезво и почти никогда не достигала вершины под алкоголем - однако ее мужчина и женщина трезвые представляли собой закомплексованные мумии или мумии которым все наскучило или мумии думающие о другом но не о сексе. и она несколько раз пыталась их соединить чтобы эти мумии напивались и занимались любовью до смертной усталости но они не желали и твердили что хотят только ее - трезвую, пьяную - все равно. в такие часы она вспоминала о Музе и так грезилось ей все вернуть - то блаженное полудетское состояние когда не нужны никакие допинги и только бы лежать обнявшись...

но Ахматова пила с Модильяни.

___ ___ ___

ее женщина была художницей. господи, как интересно писать пастелью а потом сделав два шага в сторону в своей мастерской долго-долго заниматься любовью с нею в постели когда пальцы еще пахнут пастелью даже отмытые и кажутся не пальцами а пастельными красками: указательный - красной, средний - желтой, безымянный - белой, большой - черной, а мизинец - синей. а потом очнуться и вновь писать Любовь Разлуку Справедливость Смерть и Свободу - пять любимых женщин настоящих творцов - только Свобода теперь была не на баррикадах а в постели и может просила себе псевдоним но художнице не нравилось слово Похоть и для нее она не находила цвета - разве что какой-нибудь оттенок красного а ее Ахматова называла художницу Модильяни и любила только черный - особенно в одежде: черные водолазки свитера джинсы пиджаки туфли пальто костюмы банданы перчатки шарфы береты платья платки белье. на заказ даже шилось черное постельное белье и художнице нравилось на его фоне смотреть на белое тело Ахматовой распростертое на черной простыне и делать невероятные наброски ибо тело ее было телом богини... в мастерской у окон сыпался потолок когда мимо их замка проезжала машина но они все равно любили друг друга на окне в ванной на столе и стульях стоя у вешалки когда Модильяни зарывалась лицом и руками в одежды и испытывала наслаждение какое не снилось и Еве а потом они расставались на минуту на сутки на вечность и снились друг другу и наслаждались во сне. и голуби топали по козырьку парадного крыльца под марши старой Германии когда они расставались с горечью думая что им - слабоумным птицам мира которые так иногда голодают что едят человеческую блевоту на асфальте - не надо расставаться - они могут топать по козырьку под веселящие бравурные марши и любить друг друга и ворковать подпевая... а под Наталию Медведеву Ахматова и Модильяни - пили. она разрываясь кричала “возьми меня, возьми...” и коньяк разливался по жилам горячащей волной и было сладостно... а под маленькую девочку Блэкмора занимались любовью которая становилась цыганским океаном и желанием чтобы она - их неистовая любовь - была всегда здесь. Wish you were here... и под марши старой Германии расставались и художница писала Разлуку - злую фею в форме гестапо с ангельским лицом белокурой Евы Браун - самой Жизни которая полюбила Монстра как ангелы влюбляются в демонов только для того чтобы испытать свою чистоту на прочность. а Ахматова болела все больше и больше и уже совсем отказалась даже от выспреннего коньяка - она так нервничала когда они расставались уезжая в разные города что кто-то увидев ее в разлуке сказал что у нее нет кожи - что даже у ребенка который только вылез из чрева - тоненькая но кожа - а у нее - нет. и как же ей жить без кожи? но внутри так болело что это казалось правдой потому что кожа берет на себя главный удар защищая безответные внутренности а у нее удар приходился как будто прямо по ним и она только терпела скрутившись в калачик когда никто не видел а в присутствии мужчины взяв себя в руки вальяжно читала Караваны историй любимую Саган смаковала любимцев-самцов: Хема Миллера Набокова грустила в Темных аллеях над судьбой Уайльда который плакал в тюремном лазарете увидев бутерброд с маслом и восхищалась Рембо - его сумасшедшей диковинной жизнью являющей своими половинами антонимичную пару - такую черно-белую и страстную и писала стихи - циничные в своем романтизме где воспевала слонов лам пауков монахов кошек раков лебедей щук кукол коней похожих на людей и этот созданный ею мир лучился в глаза мужчины неясной живой игрушкой которую можно кормить поить и мыть как томагочи или забросив - смотреть как она умирает. мужчина был очень добрый. очень добрый но бесстрастный. и смеялся над всеми и над собой даже в моменты счастья. с ним нельзя было заниматься сексом пафосно как с Модильяни у него не было нежной и пышной груди которую можно ласкать часами у него не было благоухающего алого цветка о двух лепестках который вспоенный цветет между ног и истекает когда его целуют у него не было детского рта который приносит столько наслаждения сколько не могут принести все самые веселые дети мира резвясь у тебя на глазах и самое главное у него не было той звериной уверенности самца что его хотят вместе со всеми его потрохами но лишь уважают и ценят за его большую лохматую голову дающую совсем другое - наслаждение в общении людей читающих одни и те же книги. они лежали в своих маленьких кроватях - он и Ахматова - как дети в детском саду - и читали читали читали и цитировали цитировали цитировали друг другу зацепившие отрывки и спали потом сопя у своих стен и снились им пиры в первом круге ада - пиры с родителями книг которые они читали как маргиналы потому что их друзья уже давно молились на интернет. так Ахматова разрывалась балансируя в пространстве и времени между своими мужчиной и женщиной и называла мужчину Сафо ибо были у него женские руки и похожая фамилия и говорил он что хотел бы в следующей жизни родиться лесбиянкой чтобы надеть черные колготки и сапожки на высоких каблуках и идти цокая по мостовой и чтобы все оборачивались и он бы шел дальше и дальше цокая и цокая а потом бы садился в самую дорогую машину самого интересного цвета - розового например - и ехал бы в никуда и там - нигде - трахался бы и трахался с женщинами мужчинами детьми с глазами и боттичеллевскими лицами лолит и кончал бы кончал бы и потом бы ехал к Ахматовой то есть к ней - любимой - и осыпал бы ее заработанными в постели деньгами как в Девять с половиной недель - только не для того чтобы возбудиться и чтобы Ахматова униженная ползала перед ним на коленях собирая деньги - а во имя души поэзии и красоты и глядел бы как она ела купалась писала стихи спала смеялась рассматривала бы свои перстни - глядел бы со своей далекой от нее кровати - и все - и больше ничего потому что был бы уже сыт. вот такой он был этот ее Сафо.

но Ахматова хотела Модильяни.

___ ___ ___

она не шла к врачу. она знала что это. и тщетно глотала таблетки и самоутешаясь заваривала траву. она была даже рада скорому освобождению и смеялась во сне видя другие миры. и завершив свои дела тайно уехала в Дивноморск сказать любимому морю последнее до свиданья. все время шел дождь и первая весна нового века цвела деревьями и пахла такими духами какие не мог придумать даже Гренуй. и она знала что эта первая весна нового века - ее последняя весна. и ей было странно думать что грудь Модильяни будут трогать другие руки и цветком ее будут восхищаться другие глаза и кто-то другой будет входить в нее брать ее как весеннюю кошку и с кем-то другим она будет стонать от наслаждения и блестеть подаренными ею перстнями. эта мысль была единственной которая причиняла боль даже большую чем в желудке... и Сафо будет кому-то другому цитировать излюбленные кусочки книжек и смотреть на кого-то другого со своей далекой кровати. и в Дивноморске она умерла. был тихий дождливый день когда чайки прячутся в гнездах и серые облака как глаза самурая нависают над морем потихоньку вскипающим мириадами кругов рая и можно плыть плыть и плыть под этим серым небом по этим маленьким пузырям и желать и желать жить и заплывать все дальше и не оглядываться на желтые скалы пророчащие разлуку с миром который реален только во сне. и похоронили ее тихо совсем не так как она жила - эта маленькая революционерка-андрогин смущающая нравы чеховской родины которая через сто лет после его смерти стала смелее а значит умнее как будто всего лишь на миг - не на век...

и Ахматова покинула Модильяни.

___ ___ ___

и первая женщина Ахматовой так и осталась для нее тайной ибо она потеряла ее так и не успев понять. от нее пахло Блаватской лавками экзотических благовоний оккультизмом и спиритическими сеансами и сиренью которая зацветала к ее именинам и осыпала душу и пол белыми каплями где они занимались любовью и просыпались. ее первая женщина улетела далеко-далеко в чужую страну и цинковый занавес опустился как веки и Ахматовой стало страшно как будто она потеряла маму - страшно оттого что если бы даже она захотела ее больше всего не свете - больше сна и самой изысканной еды и питья - все равно не смогла бы просто увидеть ее - не говоря о том чтобы только коснуться потому что деньги которые стоил билет в эту страну были баснословнее самой сказочной сказки: железный занавес сменился цинковым с наклеенными на него долларами и для таких как Ахматова - поэтов от самого Бога - уехавшие друзья просто умерли и не воскресли и было очень больно а потом все равно все равно... и Ахматова спустилась в подвал и взяла бутыль вина трехлетней выдержки где сидел двойник ее первой женщины и поднявшись вернулась на землю и встретила Модильяни.

___ ___ ___

и первый мужчина Ахматовой не читал ничего кроме “Радио” где он долго смотрел на схемы электрические принципиальные и в свободное от учебы время разбирал поломанные магнитофоны знакомых. иногда он был такой жалкий что даже любить его было жалко - маленький мальчик с фигурой Олега Даля и печальными глазами собаки требующий чтобы Ахматова целый день шуршала на кухне над разносолами и каждой ночью раздвигала ноги не смотря на самочувствие и настроение. рано утром он скатывал ее с кровати и гнал на кухню готовить ему обильный завтрак чтобы он сытый сидел в институте а вечером после плотного ужина копошился в чужих магнитофонах. на выходные он ходил по родителям и приносил большие сумки с продуктами и на робкий риторический вопрос Ахматовой: зачем так унижаться? только молчал или нехотя отвечал: ну мы же студенты... и садился у телевизора. а она читала читала читала и был он ей больше не интересен ни днем ни ночью и она глотала Драйзера Зюскинда Куприна пока его не было дома потому что когда он был - книга которую она держала в руках чайкой летела в стену и падая разбивалась оземь и она тихо плакала и потом опять читала но уже одна и думала как могла она полюбить этого человека с которым даже не достигает вершины а потом они расстались. и когда она пришла за вещами - увидела забирая из ящика стола разные свои мелочи что он выгреб все деньги - их деньги и она чуть не вырвала от отвращения в этот уже почти пустой ящик зная что ей не нужны эти деньги и что она никогда бы их не взяла даже если бы очень нуждалась. и потом было долго тяжело она долго болела и жила одиноко и училась и писала и любовалась своей Музой и однажды спустилась в подвал и взяла бутыль коньяка пятилетней выдержки где сидел двойник ее первомужчины - только выдержанный и перевернутый как песочные часы: он читал читал читал - и поднявшись вернулась на землю и встретила в небе Сафо почувствовав Модильяни.

___ ___ ___

и жаркая ночь августа слепила встречными огнями мчащихся в ночь машин когда ты лежала у меня на коленях и замирала от моих рук и грудь твоя под тоненьким платьем была такая какой не знал Соломон лаская ночами пушистые ноги царицы Савской и входя в недозревшую Суламиту и рот твой был как мякоть персика и губы мои приникали к их сладкому соку и находили скользкий жемчуг зубов и разжимая их вкушали твое жало и лоно твое было нежным ребенком и роза твоя еще источала морские пространства роскошнейшей бухты которую вижу во сне и теперь и ты слово чайка стонала и заднее кресло автобуса было как райское ложе и не было нас на Земле и фары светили светили и женщина дико глядела косясь правым глазом как ты возлежала на тонких коленях как я над тобой наклонялась и локоны соприкасались и губы твои были лучше и сладостней смерти потом рассвело автобус приехал потом мы расстались и я через век позвонила и ты мне сказала что ты зачала и готовишься к свадьбе и я из счастливейшей стала несчастной и так безутешно рыдала на корточках у косяка и думала что умираю меня поливали холодной водой говорили что все поправимо что ты будешь мать и я не погибну найду себе мужа рожу и утешусь - они говорили и слезы стирали с ресниц моих мокрых а я умирала и вновь умираю в заоблачной бухте - Ахматова долго сидела на камне гигантском потом засмеялась закату и в домик ушла - бумаги свои ворошила искала стихи что рожала от Музы веселой которую видела четко в волну заходящей как будто нагая наяда и счастьем плыла неизбывным... так длилось и длилось и длилось писались живые шедевры сжигались мосты за спиною и как-то весною последнего века она родилась в Модильяни.

/левая створка раскрытого триптиха/

ДОМЕН БОГА

СМЕНА ПОЛА

тихая-тихая осень - тихая

благословенная старость о юности

думает словно о небе - белые-

белые крылья разлук провожая...

долго мне ждать электричку до Выхино

чтобы уехать от маленькой глупости

девочки нежной как персики спелые

груди ее на прощанье сжимая...

думаю словно о море из литер...

синие крылья разлук провожая

жалость к любимым когда-то сгорела

красной зеленой и желтой листвою...

проблески черные белых соитий

пеплом становятся в сердце пожара...

девочка нежная вряд ли согреет

чтобы остыть потом вместе со мною...

и Модильяни вся в трауре как-то вошла в интернет проверить свой ящик и прочитала это послание с адресом ей не знакомым: www.OLIMP.freedom

это было последнее стихотворение Ахматовой которое она читала Модильяни ночью в постели в ее объятиях смотря на лунно светящуюся в ночи лепнину. она сказала что порвала его рукопись но непостижимым образом это стихотворение навеки отпечаталось в памяти как след ступни на еще горячем асфальте и теперь сидит в голове и не дает себя забыть... Модильяни тогда мало что поняла и запомнила потому что сильно хотела спать после пиков и криков...

и Модильяни похолодела у монитора не только потому что воссоздать дословно эту ахматовскую лебединую песню могла только сама Ахматова но и потому что вспомнила прошлую свою ночь и пророчество этого стихотворенья стало прозрачно как вода в дивноморской бухте в которую как-то в октябре возила ее Ахматова. и вспомнила что не видела ее в гробу ибо была кремация и Модильяни опоздала и Сафо сказал потом что она лежала такая красивая как никогда и потом прах летал по бухте как серая неуемная мошкара и черные очки скрывали неудержимые слезы... и сегодня ночью шестидесяти шестилетний богатый человек когда они приехали к ней домой из ресторана пытался раздеть ее и уже почти обнажил грудь чтобы стиснуть ее как эспандер дрожа от похоти и по-стариковски стесняясь - она пронзительно крикнула НЕТ когда луч луны вдруг упал на портрет который она писала с Ахматовой за несколько месяцев до ее смерти... шестидесяти шестилетний богатый человек ушел... и теперь она в оцепенении сидит у монитора и не может понять что происходит и едет к Сафо.

___ ___ ___

- что это?.. я не понимаю и немножко боюсь...

- успокойся дорогая девочка - кто-то просто разыграл тебя - рукопись наверняка была - и где-то она - царство ей небесное нашей девочке - ее по рассеянности оставила и теперь какой-то анонимный Доброжелон хочет тебя немножко удивить и попугать: попугай сказал попугаю: дай-ка я тебя попугаю - попугай - сказал попугай...

- Сафо! не до шуток! - и Модильяни со стыдом и горечью вспомнила прошлую ночь: кто мог видеть ее с шестидесяти шестилетним богатым человеком и прислать по электронной почте такой укор?!? и она не стала рассказывать Сафо о таких странных совпадениях...

- хорошо милочка - твои варианты?

- а что ты скажешь об этом... - и протянула листок с распечатанным ахматовским стихотворением где в углу красовался странный адрес: www.OLIMP.freedom

- о! домен языческого бога!

- Сафо-о-о! что ты несешь - ты сошел с ума потому что теперь тебе не на кого смотреть со своей далекой кровати...

- дорогая моя... войдем в интернет прямо сию минуту... сегодня ночью я как раз думал: что есть всемирная паутина? - от Бога она или от Дьявола, а?.. хочешь водки?

- надо окончательно убедиться что это какой-то безумный розыгрыш.

и они набрали адрес и после минутной загрузки увидели трансцендентную явь похожую на астральный сон.

___ ___ ___

домен Олимп freedom развернулся девятью директориями в виде белокурых облаков на каждом из которых было написано имя бога. они щелкнули мышкой в центральное верховное облако по имени Вокобан что соответствовал древнегреческому Зевсу. на фотографии он сидел на троне похожем на обычное профессорское кресло и держал на коленях маленькую спичечную девочку с боттичеллевским лицом и чуть грустными глазами и мантия его была кроваво-красного цвета и после фотографии шел текст:

...долго после ее смерти я чувствовал, как ее мысли текут сквозь мои... - в этот миг Модильяни сильно побледнела и закрыла глаза чтобы не потекли слезы но потом взяла себя в руки и продолжала читать -

...пусть играют они вокруг меня вечно, никогда не взрослея...

...и я глядел, и не мог наглядеться, и знал - столь же твердо, как то, что умру - чтоя люблю ее больше всего, что когда-либо видел или мог вообразить на этом свете илимечтал увидеть на том...

...день умирал, я уже катил по шоссе под мелким дождиком, и как бы деятельно ни ез-дили два близнеца по смотровому стеклу, они не могли справиться с моими слезами... - и опять Модильяни закрывала глаза и брала себя в руки и думала что лучше не думать и опять читала -

...и, урча, зарывал лицо в ее теплые кудри, и поглаживал ее наугад, и, как Лир, просил у нее благословения, и на самой вершине этой страдальческой бескорыстной нежности(в миг, когда моя душа как бы повисала над ее наготой и готова была раскаяться), вне-запно, с мерзостной иронией, желание нарастало снова... и в следующую минуту инежность, и лазоревый луч - все распадалось...

и они вышли из Вокобана.

- женщина! - Сафо щелкнул мышкой в облако богини любви и красоты по имени Авотамха которая соответствовала древнегреческой Афродите.

на фотографии она с томным взглядом сидела в кресле в платье стиля модерн с крупными янтарными бусами и колени ее принимали женщину которую богиня обнимала за талию и другой рукой держала мундштук с папиросой и после фотографии шел текст:

..Я этот день люблю и праздную,

Приду, как только позовешь.

Меня, и грешную и праздную,

Лишь ты одна не упрекнешь...

и Модильяни вновь закрывала глаза и вновь брала себя в руки и вновь читала -

...Когда приневская столица,

Забыв величие свое,

Как опьяневшая блудница,

Не знала, кто берет ее...

и дальше стихотворение обрывалось... и вдруг Сафо блестя глазами повернулся к Модильяни и продолжил:

Мне голос был. Он звал утешно, он говорил: “Иди сюда, оставь свой край глухой и грешный, оставь Россию навсегда...”...Но равнодушно и спокойно руками я замкнула слух, чтоб этой речью недостойной не осквернился скорбный дух...

- господи! это же...

- тссс!.. - Сафо поднес указательный палец к губам и они продолжали читать:

...Боже, мы мудро царствовать будем,

Строить над морем большие церкви

И маяки высокие строить.

Будем беречь мы воду и землю,

Мы никого обижать не станем..

и потом:

...И вот вошла. Откинув покрывало,

Внимательно взглянула на меня,

Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала

Страницы Ада?" Отвечает: "Я".

- кстати, об Аде... вот и Аид, по-моему...- и Сафо выйдя из Авотамхи щелкнул мышкой в облако бога подземного царства по имени Нинуб который соответствовал древнегреческому Аиду.

на фотографии он стоял на коленях у зажженного камина во фрачном черном костюме перед женщиной с папиросой в белоснежных зубах и влюбленно и дерзко глядел в ее глаза и пытался обнять ее ноги но в клубах папиросного дыма его руки терялись и таяли и жерло камина было как вход в Аид и после шел текст:

...Что это было? Пронеслось и скрылось. Но сердце в груди так и осталось стоять. И так, с остановившимся сердцем, неся его в себе, как тяжкую чашу, я двинулся дальше.Я знал, куда надо идти...

...Если есть будущая жизнь и мы встретимся в ней, я стану там на колени и поце-лую твои ноги за все, что ты дала мне на земле...

и Модильяни уже не сдержавшись заплакала горькими как маленькая и сладкими как большая слезами и Сафо налив им водки обнял ее за плечи:

- если хочешь выйдем отсюда... я не хочу чтобы ты плакала...

- нет-нет...ничего. ничего...

и они вошли в бога войны по имени Реллим что соответствовал древнегреческому Арею. на фотографии в одной руке он как меч держал огромный искусственный фаллос а в другой руке - красного рака и полулысую его голову прикрывал венец и был он одет как американец и после шел текст о Моне:

...Она поднимается из моря лиц и обнимает меня, обнимает страстно. Тысячи глаз,носов, пальцев, ног, бутылок, ридикюлей и блюдечек глазеют на нас, а мы - в объятиях друг друга, забыв все на свете. Я сажусь рядом с ней, и она начинает говорить... Но яне слышу ни слова, потому что она прекрасна, потому что я люблю ее, потому чтотеперь я счастлив и готов умереть...

...Если бы христианин был так же верен своему Богу, как я верен ей, мы все были бы Иисусами...

...В секунде оргазма сосредоточен весь мир...

и потом уже почти пьяные они вошли в Посейдона по имени Мех где на фотографии плыл рыбак с большой седой бородой и трезубцем в руке в крохотной лодчонке с маленьким мальчиком сидевшим на корме - и читали:

...Мальчик убедился в том, что старик дышит, но потом увидел его руки и заплакал...

и потом вошли в Диониса по имени Носирром и увидели фотографию молодого красавца с бутылкой и пронзительным взглядом смотрящим в себя и читали:

Проснись.

Дрожащие сны в твоих волосах,

Мой милый ребенок...

и они просыпались и продолжали читать строки Хрустального корабля:

...Где, мне поведай, свобода твоя?

Улицы - это луга...

Дай мне возможность забыться, и я...

Плачешь зачем ты, пока

Птицей парю в облаках?..

и потом:

people are strange when you're a stranger

faces look ugly when you're alone...

и Модильяни услышала собственный голос напевая эти строки.

- так это же...

- тссс!.. - перебила его Модильяни и они продолжали читать и осталось немного и они вошли в Аполлона которого звали Акрол и прочли божественные строфы Цыганского романсеро:

...О дай мне скорей, цыганка,

откинуть подол твой белый!

Раскрой в моих древних пальцах

лазурную розу тела!..

и еще:

...Я сонных грудей коснулся,

последний проулок минув,

и жарко они раскрылись

кистями ночных жасминов.

А юбки, шурша крахмалом,

в ушах у меня дрожали,

как шелковая завеса,

раскромсанная ножами...

и еще:

...А бедра ее метались,

как пойманные форели,

то лунным холодом стыли,

то белым огнем горели.

И лучшей в мире дорогой,

которой вечно бы длиться,

меня несла этой ночью

атласная кобылица...

и долго любовались фотографией где он в щупленьком пиджачке на фоне Гранады сиял глазами и улыбался по-детски и лучезарно и рядом стоял Дали с гигантскими усами и выкатывающимися глазами и что-то шептал ему на ухо...

и потом вошли в Гермеса которого звали Обмер и был он одет как Офелия и с крыльями и пыльный - и молодой дерзкий взгляд сквозил силой и с ним рядом стоял бородатый старик с краснеющим носом держащий в руке изумрудный абсент и Модильяни прочла бессмертные строки Офелии:

..И вот поэт твердит, что ты при звездах ночью

Сбираешь свой букет в волнах, как в цветнике,

И что Офелию он увидал воочью

Огромной лилией, плывущей по реке.

и увидела что Сафо уже спит сидя у монитора устало прикрыв глаза и щелкнула девятое облако: оттуда появился Гефест по имени Нирпук - плотный некрасивый мужчина одетый в серый костюм. в руке он держал гранатовый браслет и рядом на книжной полке лежала кассета с фильмом “Молох” и стояла скляночка с надписью “Морфий” и после фото была только одна фраза:

Да святится имя твое...

и когда выходила из домена внизу страницы с девятью облаками Модильяни - сонная - увидела:

Не будет смерти для тебя...

/центральная часть/

ДОМЕН ДЕМОНА

и потом она разбудила Сафо и сказала ему что уходит и он провожая ее до двери сонно кричал:

- маленькая моя девочка!.. интернет - это от Бога... сегодня мы были в его домене... о боже! весь Пантеон...о моя Ахматова! спасибо! царство - небесной и пусть облака ей будут пухом!.. ты понимаешь, девочка: она теперь ТАМ! с ними! о-о-о!..

и утром проснувшись Сафо решил заглянуть в свой ящик и там он нашел короткое письмо состоящее из одной фразы:

не горячись! и адреса: www.LUCIFER.matrix

дрожащей рукой набрал он этот адрес и обмер и понял что это ни много ни мало - домен Демона по имени Никорос: голый он сидел в луже мочи и крови на голубом айсберге расставив ноги и демонстрируя вялый фаллос и в левой руке держал кисет а в правой - какой-то коричневый чемодан... Сафо стал читать его текст:

...Мама, у нас для тебя есть подарок... Пресс раздавил ее... Менее чем за три часа мясо и внутренности трупа были переработаны... Когда все было кончено, сок и кровь перелили в тридцатилитровый бак... Ребров и Штаубе подняли бак и перелили его содержимое в чемодан... Теперь можно и шампанского... Они чокнулись и выпили... Через 28 минут спрессованные в кубики и замороженные сердца четырех провалились в роллер, где были маркированы по принципу игральных костей. Через три минуты роллер выбросил их на ледяное поле, залитое жидкой матерью. Сердца четырех остановились: 6, 2, 5, 5...

Сафо сразу же узнал текст ибо нередко забавлялся им в минуты досуга пока не было Ахматовой и смеялся как делали Жидкую мать но теперь было не до смеха - они с Модильяни получали письма с того света и это было мягко говоря странно... и в эту минуту четыре цифры от которых не мог оторвать взгляда Сафо мультимедийно превратились в другие: 6 6 6 и через несколько секунд вернулись в прежние и тогда Сафо понял что 2,5,5 как зашифрованный код - то же самое что и 66... и руки у него вспотели и глаза побелели и стали стеклянными и он читал дальше:

...Молочное видо будем учитывать как необходимые белила.

Гнилое бридо - коричневый творог.

Мокрое бридо - плесень подзалупная.

А кисет?

С кисетом было трудненько, мил человек...

Так что, в соответствии с упомянутым, мы положим правильное:

Молочное видо - это сисоло потненько.

Гнилое бридо - это просто пирог.

Мокрое бридо - это ведро живых вшей...

Сафо смахнул со лба пот который уже стал капать на клавиатуру и выпив рюмку коньяка стал читать дальше:

...P.S. Потрясающий сон! Давно так не SMEялся: ... океан, огромный айсберг из голубого сала. По нему, как блохи, прыгают наши 7 объектов. Они ищут, ищут друг друга (Слепые?) Наконец, находят: olo у всех (кроме Ахматовой-2) встают. Набоков пронзает Платонова, Платонов - Чехова, Чехов - Пастернака, Пастернак - Достоевского, Достоевский - Толстого, а тот, рыдая, - Ахматову. А она, L-позитно хохоча и dis-активно визжа, раскрывает свою мокрую раковину и писает на голубую кожу айсберга. И ее моча размывает голубое сало. Словно это простой лед.

Как? 88% L-гармонии.

Спать дальше!..

но теперь Сафо было не до сна... это уже слишком! так грязно использовать его покойную Ахматову! сукин сын! урод! Дьявол!..

и когда выходил из домена в конце страницы он нашел фразу:

А ты говорил, что Бог и Дьявол - одно и то же...

и Сафо стал звонить Модильяни чтобы поделиться с ней этой вопиющей новостью но телефон ее не отвечал и он подумал что это к лучшему ибо не надо ей этого читать: вчера на домене Бога она всего лишь ласкала свою рану леча ее живой водой - домен же Демона разъел бы ее кислотою. поздно вечером они встретились чтобы унять обрушившийся на них ужас и залить его коньяком и скорбные пытались опять открыть домен Бога - но его как будто и не было: электронный мозг опутанный паутиной не понимал этого адреса и потом уже пьяные пытались войти в домен Демона когда Сафо проговорился ей о своем утреннем открытии - но и его не было. тогда они расстались боясь смотреть в глаза друг другу ибо почти понимали: они сходят с ума. и ночью Сафо увидел страшный сон:

сидя у монитора он вдруг понимает что никто не сумасшедший. это всего лишь вирус который сеет домен Демона. и думает что их Ахматова им заразилась и быстро потухла как пламя упавшее в море. и он начинает бороться: Лозинским, доктором Webом но тщетно и слышит по радио новости что люди входящие в интернет с глазами стеклянными и пустыми идут под машины уже зараженно и гибнут и головы пробивают пружины выскакивая из мозга и сердце и мозг после вскрытия и трепанации оказываются микросхемой и матричные созданья идут опять за компьютер опять и опять заражаясь и он - безнадежный Сафо - все ищет и ищет вакцину потом он подходит к окну и видит что город пылает и радио вдруг говорит что все города запылали - пылает весь мир - взрываются словно ракеты и звезды компьютеры - море пылает и небо и вся голубая планета... “от Дьявола или от Бога, от Дьявола или от Бога...” - бормочет Сафо и рыдает и знает что скоро проснется и к лесу пойдет по грибы... там встретит Ахматову и Модильяни и им этот сон перескажет - и те посмеются - втроем они будут стареть грибы собирая и раем их жизнь обернется у вечной Разлуки...

/правая створка раскрытого триптиха/

весна 2001