Их корабли пока за девять волн от берега, и я спокоен: я знаю, как плести слова, от которых поднимается настоящий ураган. Древнее знание течет сквозь меня, и буря расшвыривает корабли пришельцев, а море ударяет их о скалы. Ло! Вот пошла ко дну ладья, и крики тонущих заглушает вой ветра.
Но что это? Песнь моя сильна, однако что-то ломает ей крылья. Море затихает, становится гладью зеркальной, по которой к берегам легко скользят корабли.
Я гляжу, как высаживаются пришлые воины, и подхватываю копье, именем Неумолимо Разящее. Три дня оно пьет чужую кровь, но враги теснят нас, словно они и впрямь надеются победить.
Три короля сами выходят на битву и ведут за собой самых доблестных и отважных из нашего рода. Напрасно -- рок настиг нас, и сраженные короли падают, как подрубленные дубы, и гибнут их королевы.
Скорбь сжимает мое сердце, скорбь и горечь, когда я вижу смерть славных родов. За мной с грохотом захлопывается холм.
Белый*
Въ дьне пьрвыи быхъ язъ съчастьливъ и пълнь радования, и свѣта. На высокомь холъмѣ стоѩхъ язъ, и нозѣ мои обȢѧхуть зеленыѣ травы. Въздвизахъ язъ руцѣ и звонъко и ѩсьно говорѧхъ свѧтая словеса, и пътицы небесныѣ въторяхоȢть мънѣ.
Въ дьне дъвѣнадцать быхъ въсе такъ же язъ пълнь радования и свѣта, хотѧ како прѣжде несъвьршеныи въ мъногoм. Лишенъ красьнорѣчия и бѣдьнъ словесы, не могохъ язъ описовати съчастиѥ моѥго сьрдьца. Ранѣе бяхъ былъ язъ бȢдьто камы въ глȢбокѣ трѩсинѣ, нъ Сильныи мѧ приходи и въ милости Своѥи положи нъ врьхѣ стѣны.
Въ дьне же тридцать пьрвыи окрȢжиша мои холъм ѩдовитии гады, которыимъ не быхъ числа. Шипѣша, мъногоѩзыкии, и кидаша сѧ на мѧ, тьщаша сѧ мѧ поразити, низложити и погȢбити. И тъгда язъ громко възъвахъ къ Нему, и стахъ настȢпати на гады, и кидати въ нихъ камения. И съ въстързьмь язъ Ȣзрѣхъ, како они въ страхѣ отъ имене Ѥго Ȣпълъзаша въ морѣ, и никъгда сѧ боле не поѩвять на тои земли.
Гдѣ твоѥ, съмрьти, жало?..
Оранжевый
Настоящий ирландский герой должен умереть. Да нихрена, держите карман шире, набивайте побольше. Это для всяких там псов Улада да для спящих в пещерах подходит, а я не собираюсь. Хоть бы и потому, что еще не сделал то, для чего родился.
Ирландия будет свободной. Ага, а на Авалоне яблоки растут. Дурачье. Да прежде чем это произойдет, должны вымереть все гребаные англо-саксы. По самым оптимистичным подсчетам это случится примерно тогда же, когда и второе Пришествие.
Дело наше не то что бы совсем провальное, но вероятность успеха колеблется примерно около нуля. Все это гэльское возрождение ни черта не стоит. Я сам-то на гэлике больше чем "спасибо", "привет" и "Боже, покарай Англию" сказать не могу. Правда, старый Падди О'Мур меня ругаться научил: я его вечно встречал в пабе, где все наши после работы собирались. Разве ж это, мать его, возрождение?
Мы сегодня ночью должны... да неважно, что должны. Пока шли, Тарлах, дурья башка, все рассказывал, как три дня назад, когда камуфляжку стирать носил, встретил обалденную девушку, мечту просто. Платье, говорит, красное, фигурка загляденье, и тоже вещи постирать принесла. Красные, говорит, и улыбается, как идиот. Не выношу я этот долбанный красный цвет, и Тарлаха теперь тоже.
Ща докурю и дальше пойдем. Возрождать, блин.
*В день первый я был счастлив и исполнен радости, и света. На высоком холме стоял я, и ноги мои обнимали зеленые травы. Воздев руки, я звонко и ясно читал святые слова, и птицы небесные вторили мне.
В день двенадцатый я был все так же исполнен радости и света, хоть по-прежнему несовершенен во многом. Лишенный красноречия и бедный словами, не мог я описать счастье моего сердца. Раньше я был будто камень в глубокой трясине, но Сильный пришел и в милости Своей положил меня наверху стены.
В день же тридцать первый окружили мой холм ядовитые гады, которым не было счету. Они шипели, многоязыкие, и бросались на меня, тщась меня поразить, низвергнуть и задушить. И тогда я громко воззвал к Нему, и стал наступать на гадов, и кидать в них камни. И с восторгом я узрел, как они в страхе от имени Его уползли в море, и никогда более не появлялись на этой земле.
Смерть, где твое жало?