Всегда думал, что Лабытнанги - это обезьяны такие, пока на узнал, что это город на севере. С тех пор, при слове Лабытнанги, воображение дорисовывает прямоходящего плотоядного гигантского примата-альбиноса, стоящего скалою среди скал в ночном буране.
Поэтому, я безошибочно узнал их, когда оторвал глаза от телефона в вагоне метро московской кольцевой.
ОН и ОНА! Вдвоем они занимали сразу четыре места. У него был огромный хуй. У нее не было, поэтому я и понял, что это она.
Долго рассматривать себя они мне не дали. Как только наши взгляды пересеклись, я одеревенел и уставился правым глазом в переносицу правой особи, а левым - левой. В голове наперебой зазвучали голоса.
- Не пытайся сопротивляться нашему гипнозу, несчастный!
- Не ссы, антрополог! Твое место в первом ряду! На сцене, не выживешь!
- Никто в вагоне, кроме нас с тобой, не выживет!
- А ты опишешь это!
- И жителям Лабытнангов не понравится, что ты назвал нас лабытнангами!
- Но ты все равно назовешь нас так в своем полевом дневнике!
- И это будет наказанием, за то, что ты нас так называл!
- Сиди и наслаждайся!
- Трепещи и ужасайся!
- Понеслась!
И понеслась оргия! Тех двоих, что по краям разорвали ещё до начала соития. Просто разорвали пополам. А потом верхние половинки тел поменяли местами. Расхохотались и предались любви в кровище, залившей половину вагона. Что происходит во второй половине я не видел, так как призван был наблюдать соитие, но знал, что другие пассажиры находятся в таком же гипнотическом оцепенении, что и я сам. С той лишь только разницей, что меня пообещали оставить в живых, а их убить.
И их убивали.
Поезд ехал по кольцу, не останавливаясь на станциях. И стоящие на перронах люди его не замечали.
Снежные сверхлюди совокуплялись посреди ими же устроенной бойни. Трахались, откусывая куски живой плоти,
но открытые в ужасе рты жертв оставались немы - звуки издавали только новобрачные. От этого нереальная реальность становилось ещё страшнее. Вдруг, они прочитали мои мысли, и тогда я услышал у себя в голове беззвучный, и вместе с тем оглушающий хор ужаса и боли.
- Так лучше, антрополог?
Я неподвижно и молча сидел, отказываясь верить в происходящее. Но знал, что опишу весь этот кошмар. И что назову чудовищ лабытнангами. Просто не смогу иначе - ведь я антрополог. А антропология - царица наук!