Перебрался за океан, на главный Британский остров, точнее - западное его побережье. Под именем Николас Невил поселился в провинциальном, малонаселенном графстве Ньюкасл-апон-Тайн, округ Дарнем. Там жилища и жители выглядели современно, а традиции и идеи задержались в восемнадцатом веке, когда страной правила добродетельная и набожная королева Анна, последняя Стюарт.
Не торгуясь о цене, Николас приобрел отдельно стоящую усадьбу Грин Хилл с домом, амбаром, пастбищем и перелеском.
Почему в провинции? Потому что первым условием было "только не в столице". Лондон - центр бизнеса и туризма, там шум и суматошность, от которых давно отвык. Вдобавок навязчивое присутствие "новых британцев", всех этих смуглых "пакистани" в тогах и "хинду" в тюрбанах. Николас был не против инородцев, но чувствовал себя уютнее в обществе себе подобных -одетых по-европейски. В данном случае рассуждал как расист и не испытывал вины.
Почему, собственно, расистов записали в последние негодяи? Чуть ли не изгоев общества из них сделали, достойных быть сосланными в Большую Песчаную пустыню Австралии, как в прежние недобрые времена.
Глупо отрицать - различия в расах существуют, и не только внешние. Другое дело - людей за это дискриминировать, притеснять, тем более истреблять. Это непозволительно, противозаконно. Николас никогда того не допускал и не собирался. Но жить рядом - извините. Предпочитает среди своих - бледных, рыжих, голубоглазых, привычнее выглядящих в мало-солнечном английском краю.
Лондон как место постоянного жительства ему категорически не подходил. Впадать же в другую крайность, забиваться куда-нибудь в Шропшир - безлюдный, замечательный разве что полями, на которых рисуют фигуры инопланетяне, тоже не стоило. Николас выбрал место посередине. Не в географическом смысле, а в теоретическом - нечто между столицей и глухоманью. В соответствии с собственной идеей: чтоб отдельно, но не заброшенно; на деревенском просторе, но недалеко от крупного населенного пункта с развитой инфраструктурой.
Ближайшим к Грин Хиллу городом был Ньюкасл - столица графства. Куда Николас время от времени выбирался, чтобы посмотреть на достижения прогресса в музее "Дискавери" или полюбоваться на самый футуристический в мире мост. Следил за экспозициями в местной галерее, пару раз в год ходил в театр. Жертвовал скромную сумму любительскому духовому оркестру при городской пожарной части, за что два раза в год - на Рождество и Пасху получал от них поздравительные открытки.
Это был тот минимум социальной активности, который устраивал Николаса. В котором с удовольствием участвовал - впервые за длительный период. Опускаться в безразличие к себе и окружающему, дичать в одиночестве планов не имел. Пройденный этап.
Располагалась его усадьба в ряду себе подобных - зажиточных, растянувшихся вдоль дороги, идеально заасфальтированной и до такой степени пустынной, что, казалось, две полосы для нее роскошь. Простаивали без дела: едва ли одна машина в день проезжала. Две было редкостью, три - стало бы событием десятилетия.
Адрес недвижимости Николаса Невила гласил: Сондерленд-роуд триста сорок один. С дороги вела к его хозяйству грунтовка, идти по которой не более минуты, а на машине и того меньше.
За то время можно было полюбоваться на местные виды: слева - луг, огороженный забором в виде необработанных, параллельно лежащих в три ряда досок. Прибиты они повыше и без широких щелей, чтобы домашний скот не перепрыгнул или в дыры не вздумал пролезть. Справа хозяин самолично насадил вечно-белых березок - веселить глаз молодой стройностью, не исчезающей с годами. Именно за благоразумие и элегантность Николас их уважал: в отличие от дубов, с годами грузнеющих, раздающихся в объеме, березы и в солидном возрасте сохраняют фигуру, не дают себе разползтись до размера "в три обхвата".
Дом представлял собой скромный двухэтажный коттедж из серого камня, какие строили раньше в деревенской стороне зажиточные многодетные семьи. Снаружи выглядел антикварно, внутри был оборудован домашней техникой по последнему слову глянцевых интерьерных журналов.
С определенного времени Николас начал ценить домашний комфорт. Почему нет, если имеется желание и позволяют вампирские возможности? Бытовые удобства, телефон, интернет - глупо от всего этого бесконечно отказываться. Вот новомодные гаджеты вроде душевой воды с витамином С или лампы, зажигающейся по приказу голосом, не установил. Считал излишеством. Практической пользы не представляли, а хвалиться не перед кем.
Коттедж каждое лето зарастал настырным, ползучим плющом, который будто обнимал стены густыми, почти черными щупальцами-лианами. В первый же год проживания Николас объявил ему войну и тем показал, что некоренной британец. Соседи его с растительностью не боролись, считали: именно старый, добрый плющ придает дому прелесть аутентичности. А по мнению Николаса - запущенности, вроде неподстриженной бороды у мужчины.
Конечно, плющу можно было бы позволить расти: не дико, но под строгим контролем и в определенных местах - не ввысь, а в ширину вдоль фундамента. Для ухода нанять специалиста-садовника, который приезжал бы раз в месяц его подстригать, приводить в аккуратный вид. Но Николас не стал заморачиваться. Раз и навсегда вырвал с корнем как сорняк и землю покрепче утрамбовал.
Перед домом - лужайка, на которой росла тонколистная, по утрам росистая трава, свежая даже на запах. При прежних хозяевах бродившие без присмотра по двору козы и дети вытоптали траву начисто. Новую Николас самолично рассеял и поливал - педантично, как истинный англосакс, два раза в неделю. Для удобства процедуры поставил на углу дома бочку - собирать дождь с крыши. К крану ее прилаживал шланг и, прижав конец, разбрызгивал воду веером.
Сбоку - амбар с сеном и другими заготовками для корма живности, сарай-мастерская, собачья будка. В ней проживала немецкая овчарка мужского пола Пират. Он находился в расцвете сил и был окрашен в типичный овчарочий цвет: коричневый разных оттенков - от бежевого спереди на шее, до насыщенной охры на кончиках лап. Спина накрыта черным пятном, как плащом. Когда Пират лежал, вытянув передние лапы и подняв голову, походил на эдакого собачьего сфинкса: гордая осанка, остро стоящие, настороженные уши, всепонимающий взгляд. Завидев хозяина, подбегал, вопросительно поднимал черные брови и склонял набок голову, ожидая приказа. Или приглашения поиграть. Хоть и взрослый по годам, а шебутной - как щенок.
Ходил без поводка, в котором не имелось необходимости. Умнющий Пират не давал повода ограничивать себя в свободе. Без дела не лаял, тем более не кусался. Николас доверял ему полностью и ни разу не пожалел.
Каким-то дополнительным, чисто собачим органом чувств пес угадывал суть посетителей усадьбы. Хороших людей - соседей, почтальона не трогал, только внимательно следил, чтоб не делали резких движений. Разного же рода коммивояжеров, разъезжавших по провинциям рекламировать плохо продаваемую в столице ерунду, не подпускал близко. Не бросался хватать, а разражался ожесточеннейшим лаем. Особенно же не любил Пират служащих окружной администрации, которые раз в год заезжали персонально к каждому землевладельцу сообщить о повышении налогов.
Адаптация к новому месту у Николаса проходила не совсем гладко, но за двенадцать лет все-таки завершилась. Он кое-как привык к здешним узко специфическим вещам: к правостороннему рулю, к горько-сладковатому элю и даже к местному сленгу - джорди. Который раньше в официальных лондонских кругах считали вульгарным искажением английского языка, а потом решили поступить прогрессивно - перестать дискриминировать население целого графства. Джорди деликатно назвали диалектом и признали имеющим право существовать.
Николас, не страдавший политкорректностью, назвал бы его попросту жаргоном. Поначалу почти не понимал. До смешного. Ну в каком уголке Великой Британии еще услышишь слово "паб", произнесенное как "пюб", "хаус" как "хюс" и тому подобные идиотские искажения? Впрочем, пообщавшись с местными годик, он и сам понял, что сокращать лишние гласные удобно, когда хочешь что-то быстро сказать. К чему церемонии с идеальным выговором каждой буквы? Не на заседании парламента находятся, где ошибка в произношении может стоить политической карьеры.
Поселившись в Грин Хилл - неторопливой дарнемской глубинке, Николас заметил за собой изменения. Будто на новый уровень сознания перешел. Внутреннее успокоение разлилось в душе - теплым, ароматным, врачующим зельем. Многие вещи, которые раньше выводили из равновесия, теперь приобрели статус неважных в его личном каталоге ценностей.
Он перестал загружать мозг мировыми проблемами, судьбами человечества и планеты. Прекратил злиться на себя, оглядываться на совершенные ошибки, теребить старые раны. Покинув дом на озере Эри со всем его содержимым: мечтами-дворцами, портретами девушек, мандалой на стене, он как бы освободился от давившего на плечи прошлого. Он не забыл Онейду, просто она отошла в другую плоскость. Которая с теперешней его жизнью не пересекалась ни в одной точке.
Душевный настрой его назывался "смирение". В позитивном смысле. Есть смирение под ударами судьбы, когда подчиненность вынужденная, потому что некуда деваться - негатив. А есть сознательный выбор, без надрыва и насилия над собой. Николас пережил разные этапы психического настроения: агрессию, разочарование, обиду, отчаяние, безучастность. Все по одной причине - не получал, чего желал. А желал самой малости - любви. Сначала материнской, потом женской. Теперь повзрослел, поумнел. Угомонился. Решил не обвинять судьбу в неудачах, принимать ее и себя как есть.
Решил начать сначала. Или точнее - с конца. С окончания своего первого тысячелетия, ведь за плечами десять веков уже. С чего обычно начинают новую жизнь? Согласно дамским журналам - с новой прически. Журналов Николас не читал, догадался интуитивно.
Он не стал напрягаться - напиваться кровью и наедаться человечиной, чтобы возвратить двадцатилетнюю молодость. Седой цвет волос ему шел. Аккуратно подстригся, вокруг щек и на подбородке оставил коротенькую, стильную бородку, усы. Приобрел приличную одежду в "Маркс и Спенсер" - пару брюк в стиле "кэшуэл", пару рубашек в бледную полоску, пару пуловеров с V-образным вырезом, пару кожаных ботинок на шнурках. Набор классический - не выходящий из моды и на все случаи жизни.
Второй вопрос - чем себя занять? Спокойная жизнь смерти подобна -маленький парадокс. Спокойная в смысле бездельная для души и тела. Будучи натурой креативной, лениться Николас не любил никогда.
Раньше, когда бурлила молодая энергия и злоба на мир застилала глаза, занимал себя агрессивной деятельностью: войной, охотой, работой на приисках, где каждодневно участвовал в драках и убийствах.
Когда поостыл, проводил время за написанием картин, постройкой фантастических замков, созерцанием пейзажей под рюмку вина. И постоянно читал. Библиотека, большая или ограниченная, присутствовала в каждом его жилище.
Чтением занимал он душу - ревностно ограждая ее от разрушающих эмоций извне. Тело напряг деревенским трудом. Нетяжелым. Исключительно ради удовольствия. Себе в компанию завел животных: лошадь, овечек, гуанако, которых выпускал пастись на лугу в пределах ограды. На лошади, гнедой по кличке Жаклин, Николас выезжал прогуляться по окрестностям. Длинношеих гуанако - родственников чилийских лам - завел, чтобы в обыденность добавить капельку экзотичности. Овец держал не ради мяса или шерсти, а для создания в усадьбе умиротворенного, староанглийского пейзажа - как у Констебля на картинах.
Животные собрались разные, паслись все в одном месте и - как ни странно, никогда не ссорились. Не проявляли нетерпимости друг к другу: желания командовать, ставить себя выше других или заявлять права на территорию. Даже Пират в ту сторону не гавкал, не изображал из себя начальника. Наоборот, забежит на луг и начнет, как молодой, с ягнятами наперегонки носиться, пока не упадет отдохнуть, вывалив язык. Ягнятам - хоть бы что, они без устали готовы бегать-прыгать, не понимают пиратовой усталости. Подходят, бодают его кудрявыми головами, мол - ну что разлегся, вставай в догонялки играть. Николас умилялся, глядя на них.
Да, стадо в прямом смысле раношерстное получилось, а секрет их взаимо-терпимого существования прост - потому что довольны. Живут на всем готовом, вниманием хозяина не обижены. Он всегда найдет время, подойдет к каждому - погладит, поговорит, самолично почистит, почешет, а то и на поцелуй расщедрится. Кто ж при такой заботе будет злиться?
Луг он регулярно освобождал от навоза: собирал вилами, складывал в аккуратную кучку в дальнем углу. За ним регулярно приезжал Брайан Хиггинс - владелец животноводческой фермы милях в десяти отсюда. Он использовал навоз в котельной - дешево, экологично, неисчерпаемо. Взамен привозил свежий сыр, молоко, масло. Раньше Николас молочные продукты не ел, считал детскими, теперь - деликатесными.
Сено сам заготовлял, по-старинке - косой. Двойная польза: траву косит и тело тренирует незаметно. Опять же целый день на воздухе - поддержка здоровью. Это и вампирам полезно.
Всеобщий мир и благодать царили на полях усадьбы. Прямо-таки грин-хиллское отделение рая получилось, удовлетворенно думал Николас. Выйдет ранним летним утром на двор, вдохнет полной грудью. Постоит. Послушает. Посмотрит.
В воздухе тишина - хрупкая, пугливая. Кажется, громко крикнешь, она вздрогнет и исчезнет.
На поляне овечки пасутся, сочную травку щиплют. Гуанако пофыркивают, любопытно поглядывают за забор. Жаклин забавно головой трясет, будто здоровается с хозяином. Вдали между холмами клок тумана висит, ждет, когда солнце поднимется, его рассеит.
Модель идеального мира в пределах одной усадьбы - пасторальная деревенская идиллия, от которой сердце тает, обливается умилительными слезами.
Не ошибся он, что сюда переехал.
Вечера проводил чаще всего в мастерской. Николас открыл новый вид творчества - резьбу по дереву, создание статуэток из природного материала. Когда бродил по окрестностям, высматривал что-то интересное на земле: причудливо изогнутые сучки, корневища или камешки необычные, листья, шишки - все в работу шло. Собирал, приносил в мастерскую, обрезал где надо, подчищал, подкрашивал. Составлял в фигурки. Самые удачные приносил в дом, ставил на каминной полке или подоконнике. Чаще всего получались бытовые сценки: лощадь тянет телегу; собака лежит возле домика с крышей и кривой трубой; дородная крестьянка стоит, подбоченясь.
Иногда ездил на пароме на континент, в страны, лежащие недалеко от берега - в Бельгию, Голландию.
Амстердам не понравился. Николас знал особенность голландцев - не цепляться намертво за традиции, не бояться экспериментировать. Вот в собственной столице нагородили всего понемногу и рядом. Получилась логическая несочетаемость современности и старых времен.
Из района легальных проституток открывается отличный вид на храм Святого Николаса. Не то, чтобы он обиделся за тезку-святого, в конце концов Николас - это не его первоначальное имя. Или начал считать продажу тела грехом - заразился пуританством, проживая на его, пуританства, родине. Но не лежало сердце к контрастам.
Что-то ненастоящее есть в городе. Историческая часть выглядит как заброшенная деревня. Ходить там неинтересно, даже опасно. Тесно прижавшиеся друг к другу дома построены еще во времена великих морских открытий. Фасады их накренились в сторону улицы, грозя завалиться прямо на прохожих. Выглядят ненастояще - как дешевые макеты Голливуда, которые никто не собирается реставрировать. Потому что незачем: когда снимут фильм про Объединенную Восточноиндийскую Компанию, сразу же снесут. Фасады подперли балками - допотопный метод, странно смотрящийся в новом времени.
По прибытии на главную станцию города, дорогу в центр можно не спрашивать - иди туда, куда большинство. Толпа, устремляется плотным потоком в центр, где растекается ручейками по марочным магазинам. Они что сюда ради шопинга приехали? Им неинтересно сначала пройтись по музеям Ван Гога и Рембрандта?
Кроме музеев, единственный плюс Амстердама - население поголовно говорит по-английски. В отличие от Испании, например.
Больше нравился Николасу уютный бельгийский Брюгге. Трогательный в попытке изо всех сил сохранить прелесть старо-голландской архитектуры фасадов, не похожих один на другой. Здесь их не забросили, не подперли кое-как деревянными стволами. Уделили внимание - подремонтировали, подкрасили, придав парадно-открыточный вид.
Город хоть и полон туристов, но на удивление тих, будто говорит шепотом, ходит на цыпочках. Тишину его лишь иногда разрывает звонкое цоканье копыт по брусчатке. Из экологических соображений автотранспорт в центре запрещен, а кареты - нет. Вот гости и хозяева пользуются возможностью быстрого передвижения, ну... относительно быстрого - если сравнивать с ногами. Опять же - романтика.
Попользовался один раз и Николас. Прокатился в экипаже - вспомнил транспорт времен своей ожесточенной молодости. Романтического ощущения не получил: гулко, тряско, некомфортно. Может, потому что был один? Жаль, не придумали бельгийцы для таких случаев девушку впридачу к карете. Как раньше на танцвечерах для состоятельных пожилых мужчин - молодые партнерши за деньги.
Потом передвигался по городу только пешком, чтобы без спешки рассматривать достопримечательности.
Не только архитектурные. Как настоящий бельгийский бонбон, вкус которого доведен местными кондитерами до совершенства. Шоколад - утешение для одиноких: приятен в качестве компаньона и всегда под рукой, чтобы скрасить вечер. Дарит удовольствие сразу и просто так. Не требует усилий со стороны вкушающего - только положить кусочек на язык и ощутить его пленительную сладость: мягкую как губы любимой, теплую как ее язык. Волшебный вкус, который манит пробовать себя снова и снова. Говорят, ловкие наркодельцы придумали в кокаин добавлять шоколадный аромат - для привлечения клиентов-сладкоежек.
В Брюгге обосновались известнейшие магазины, продающие бонбон. Чтобы побить конкурентов - придумывают новые вкусы, чтобы привлечь клиентов - создают оригинальнейшие фигуры из шоколада. Изощряются как могут. В последний свой приезд Николас стоял у витрины и смеялся. Там выставили изделие в виде женских негритянских грудей в натуральную величину. Причем не бесстыдно-голых - шоколадные груди целомудренно прикрыли белым кружевным лифчиком из того же съедобного материала. Подчеркивая: здесь вам не сексуально разнузданный Амстердам, а приличный город, подходящий для посещения в любом возрасте.
Купил. Привез домой. Еще привез другое изделие на уровне кондитерского шедевра: изящную красную туфельку на шпильке.
Выезды в континентальную Европу Николас совершал нечасто. Регулярнее совершал путешествия по новой родине. Путешествия - громко сказано, точнее - прогулки по окрестностям. Совершал по выходным, с приятелем - Аланом Вэйтли. Он был первым человеком, с кем Николас здесь познакомился, и единственным, с кем крепко подружился.
Встретились они в пабе "Конец света", расположенном на другом конце Сондерленд-роуд, в пяти с половиной минутах езды от Грин Хилл. Внешне паб не отличался оригинальностью, походил на другие, себе подобные заведения: беленый фасад, перечерченный черными, деревянными балками. Зато вывеску имел эффектную, цепляющую взгляд - картинку о Всемирном потопе: синяя с белым гребешком волна накрывает корабль, на котором Ной собрал свое эпическое стадо.
В самом начале Николас для себя решил: на новом месте не обособляться, не уединяться, поддерживать контакты с соседями хотя бы на поверхностном уровне. Объезжать их с визитами вежливости не стал - только время терять, поступил проще. Решил познакомиться со всеми и сразу. Давно известно: в любом захолустье с населением больше троих самое активное социальное общение происходит в пабе. Туда и отправился.
Новичка местные приняли, как водится, настороженно: пришлый, к тому же иностранец, судя по американскому выговору.
Но Николас знал законы. В качестве вступительного билета в клуб постоянных клиентов он оплатил один круг выпивки всем присутствующим. После чего ледяное недоверие к чужаку дало первые трещины. После второго круга - пошел ледоход. Когда же Николас подал пару фунтов на благотворительность - борьбу за сохранение вересковых зарослей в округе, река доверия весело зажурчала. Скупые улыбки засветились на суровых лицах коренных обитателей паба. Новичок был радушно и единогласно зачислен в их ряды.
Сдружился с Аланом на почве любви к природе, особенно - рыбалке. К которой Николас был, в принципе, равнодушен, а новый приятель обожал. Почему? Это спорт для ленивых. Шахматы - тоже, но там головой работать надо. Толстый посередине, с маленькой лысой головой и тонкими ногами Алан работать не любил. Ни головой, ни конечностями.
Рыбалка для него - самая подходящая дисциплина, полезная, по крайней мере в трех смыслах. Спокойная: ни судья над душой не стоит, ни соперники не нервируют. Демократичная: подходит мужчинам всех весовых и возрастных категорий, и даже женщинам. Философская: поймал - хорошо, не поймал - тоже хорошо, зато на воздухе побыл.
Целесообразная крестьянская практичность определяла образ жизни Алана. Предпочитал, чтобы все необходимое для комфорта находилось под боком: дом, диван, жена, дети, домашние питомцы и другие животные, луга для выпаса, рощица для прогулок. Он и рыбалку себе упростил. Чтобы не платить за лицензию на право ловли, не мотаться по графству в поисках подходящей реки - вырыл в усадьбе пруд, запустил форелей и частенько приглашал Николаса посидеть на берегу с удочкой.
Сегодня они договорились около полудня собраться вдвоем, пообщаться, поудить свежей рыбки на обед - подходящее времяпрепровождение для воскресенья. Но вмешались непредвиденные обстоятельства в виде фривольной британской погоды, нетипичной для конца февраля. Утром повалил снег, к полудню сменился дождем, к трем осадки превратились во что-то трудноопределимое, образовав в воздухе стопроцентную влажность. Которую Николас определил без гигрометра, только выйдя на минутку из дома и вдохнув воды.
В такую погоду не то что с удочкой на берегу сидеть, даже по большой нужде - в магазин за беконом или хлебом для тостов идти не захочется. Тем более имелось опасение, что к вечеру начнет морозить. Тогда на машине отправляться самоубийству подобно - не про вампира будь сказано. Его сияющая первозданным фабричным лаком, в прошлом декабре купленная, черная "Ауди" пусть спокойно отдыхает в гараже и не боится, что хозяину вздумается испытать ее шины на гололедо-устойчивость.
В связи с погодным форс мажором Николас только что отзвонил Алану, договорился перенести рыбалку на следующую неделю. Нажав кнопку отбоя, в нерешительности остановился посреди комнаты. Прошелся туда-сюда. В заранее спланированном воскресном расписании появилось окно, которое не сразу придумал, чем заполнить. Посмотрел на часы: чай пить поздно, вино - рано. Межвременье какое-то.
Как бы побыстрее его пережить?
Старым, проверенным способом. Включил телевизор. По первому общегосударственному шла беседа с писателем, которого зрители знали не по его произведениям, а по частым появлениям в ток-шоу. Фамилия его в памяти не всплыла. Да и незачем. Тема дня стояла в уголке для напоминания ново-присоединившимся зрителям - "депрессия и способы ее преодоления".
Николас уже видел того писателя в темах про "ссоры с близкими людьми - как восстановить отношения" и "публичный скандал как способ саморекламы". Наверняка, он участвовал и в других передачах, делясь неиссякаемым личным опытом. "Вот удивительно, - подумал Николас. - Некоторые люди имеют опыт на любую тему. Даже я таким многообразием не могу похвастать. А ему всего-то лет сорок".
Про тяжкий путь к победе над депрессией писатель начал рассказывать издалека и с видимым удовольствием, что понятно - про себя же вещал. Было у него безоблачное детство и трудный подростковый период, который в конце концов он успешно преодолел. Окончил университет по специальности "литературоведение" и отправился осуществлять мечту - сочинять серьезные книги.
Но только, вроде, замаячил профессиональный успех - вышел первый большой роман, личная жизнь установилась, как родной отец подставил ножку.
Совершил попытку самоубийства.
Попытка не удалась. Тем не менее оставила глубокий эмоциональный след в характере и мировоззрении писателя.
Сильнее всего мучило недопонимание. Отец был хорошим человеком и родителем, не подавал признаков депрессии или недовольства бытием. Тем неожиданнее и больнее для близких оказалось его давно вынашиваемое желание добровольно уйти из жизни.
После попытки он лежал в коме в больнице. Писатель, приехавший навестить, сидел у его постели, погруженный в психологический шок от размышлений на тему "как, почему". Тут отец очнулся. Увидел удрученного сына, понял, что не на небесах. Пробормотал невнятно, будто только для себя:
- Я этого не хотел...
Писатель было взбодрился, подумал: слава Богу, отец понимает, что совершил ошибку, раскаивается. Он не хотел оставлять жену и детей сиротами, выбивать почву из-под ног, припечатав им вечное звание "семья самоубийцы". Потому что это пожизненное клеймо. Это чувство вины, груз которой несут родственники до собственной могилы. Отец осознал, пожалел о содеянном. Сейчас попросит прощения и - забудем.
Но отцу было не до сочувствия членам семьи. Он не думал раскаиваться, продолжал существовать в своем, узко-эгоистичном мире. Закончил фразу, как прибил молотком:
- ... не хотел остаться в живых.
Что стало для писателя последней каплей, приведшей его самого к краю. Отчаяние овладело. Хотя был он тридцати четырех лет, имел жену, дочь, дом, работу - все в одно мгновение потеряло смысл. Потом потеряло физическое присутствие в его жизни. Он развелся, съехал в летний домик, забросил дела, закрылся в четырех стенах.
Напала депрессия. Не то легкое расстройство настроения, которое помогает творческим людям создавать шедевры. Не тот короткий ежегодный период творческого подъема, который кокетливо называют пятым временем года: зима, весна, лето, осень, депрессия. А настоящая, безысходная тоска, отнимающая силы, энергию, необходимость существовать...
На том месте Николас подумал: вот странные люди, не умеют ценить, что имеют - и выключил телевизор. Посидел бездумно, поглазел в камин с горящими поленьями. Поднялся, подошел к окну. Тотчас прибежал кот Мартин и начал тереться о брюки.
Кота он получил в качестве жизненного компаньона в подарок от Алана. Тот не представлял себя существующим в одиночестве и, однажды посетив коттедж Николаса, воскликнул:
- Как ты живешь в такой замогильной тишине? Хоть бы птичку себе завел, чтобы чирикала, настроение создавала. Или морскую свинку. На них смотреть забавно, особенно когда в колесе бегут. Сосредоточенно так, будто генератор крутят, хозяев током обеспечивают. Колесо для них, как для нас беговой тернажер - в спортивную форму приходить после того, как объешься. Хочешь, подарю тебе кого-нибудь из домашних питомцев? У меня их полно. На любой вкус - пернатых, хвостатых, шерстяных.
Раньше Николас никогда не задумывался о животных в доме. Считал недостойными терять на них время, не имел настроения заботиться о ком-либо, кроме себя. Поселившись же в Грин Хилл, заметил, что помягчел характером. Завел разных животных, бесполезных с точки зрения выгоды - лишь ради контакта с кем-нибудь одушевленным. С удовольствием ухаживал за своим пестрым стадом, разговаривал, гладил, лечил, кормил. Без них уже не мыслил себя - почти семьей стали. На отдалении. Когда видит их - теплое чувство появляется, домой ушел - и забыл.
Над предложением Алана задумался. Идея приобрести сожителя поначалу не показалось великолепной: появится чужак под боком, со своим характером, привычками. Будет присутствовать днем и ночью. Мешать, надоедать. Вопить не по делу, внимания требовать.
Потом - почему не попробовать?
- Ну... я не против, собственно... Кто у тебя есть, не требующий спецобслуживания? Негромогласный. И умный. Я идиотов не люблю.
- Есть отличный кандидат. Котенок. Мальчик. Купишь ему крытый туалет, миски для еды и воды - все. Коты - звери самостоятельные, неприхотливые. Ни забот, ни хлопот не доставляют. Зато ласковые - лучшая компания для таких одиноких бирюков, как ты. Его уже привили и кастрировали. Будете долгими, зимними вечерами сидеть на диване, лобызаться как два гомика. Ха-ха-ха! Зато нескучно.
Юмор Алана не отличался изяществом, подобно ему самому. Николас не обиделся. Улыбнулся, что означало - согласен. На следующий день прибыл Мартин - короткошерстный, дымчато-серый в синюю полоску, с белым пятном над розовым носом. Походил, пообследовал новое жилье. Потом прыгнул хозяину на колени, свернулся кружком, заурчал. И прижился, легко - будто здесь родился.
Не надоедал, но внимания требовал регулярно.
Любопытный до ужаса. Вот сейчас: хозяин смотрит в окно, и Мартину захотелось. Николас поднял его на руки, отодвинул занавеску поглядеть на сумерки, слишком рано наступавшие из-за ненастья.
Неизвестно от чего - почувствовал себя неспокойно. В затылке засвербило. Вместе с холодом по спине раньше это служило предвестием опасности. Сейчас спина не захолодила. Вместо того по груди растеклось умиротворяющее тепло. Приятное - даже во рту сладко сделалось. Не придал значения. Тепло могло исходить от кота.
Вдали, в сизой, неясной дымке различил две включенные фары, за которыми не было видно автомобиля, будто они двигались сами по себе. Фары медленно подъехали к дому и остановились на углу. Оказалось, они принадлежали серебристой "Ауди" того же года выпуска, что его - определил по колесным дискам.
Какому сумасшедшему пришло в голову отправляться в такую собачью погоду на машине, тем более в воскресенье?
Удивительно: Пират не загавкал на чужаков. Заснул, что ли, в своей будке?
Николас ждал. Из машины вышли двое: стройная женщина в обтягивающих джинсах и ребенок ростом чуть пониже, парень. Направились к двери.
Звонок. Открыл.
- Простите пожалуйста, - проговорила женщина. На вид ничего особенного - молодая, с короткой стрижкой, белой кожей, в очках. На стеклах повисли капли, мешая рассмотреть глаза. Цвет волос не разобрать: потемнели и слиплись от сырости.- Мы заблудились. Ехали из Дарнема домой в Ньюкасл, на развилке отправились не по той дороге. Спросить было не у кого - из-за погоды на дорогах пустота. И вот куда занесло...
- Даже ай-пэд не помог, - сказал ломким, подростковым голосом мальчик, показывая планшет в темно-синей, кожаной обложке. - Я хотел сориентироваться по гугл-карте, но на том месте интернет пропал.
- Позвольте у вас передохнуть, обогреться, - просительно продолжила дама на правильном английском - не джорди. - Кристофер, кажется, простудился. У вас есть парацетомол?
Незнакомцы - явно не нищие побирушки, не рекламные коммивояжеры, не мошенники, пытающиеся втереться в доверие, чтобы ограбить. Выглядели немного жалко - именно как заблудившиеся путники, не желавшие ничего более, как передохнуть в комфорте и тепле, потом отправиться восвояси.
Распахнув дверь шире, Николас сделал приглашающий жест:
- Конечно, проходите.
- Меня зовут Миранда. Это мой сын Кристофер.
- Николас, - представился в ответ. И повторил: - Проходите.
- Кристофер, следи за выражениями, - поправила спокойно мать.
- Я хотел сказать - круто!
Миранда остановилась рядом, и тоже огляделась. Мысленно она поддержала оценку сына, самую первую - "Вау!". Последующие также были верны. Неожиданно - увидеть моднейшую планировку в коттедже, одиноко стоящем в тупике деревенской дороги, а не в зажиточном пригороде Лондона. Конечно, его удаленное расположение не означает автоматического отставания в моде. Но ее опережение? Это действительно круто.
Николас с любопытством и удовольствием наблюдал за нежданными гостями. Их реакция погладила самолюбие - молодежь понимает толк в новшествах. Значит, он со своим тысячелетнего возраста сознанием не отстал от веяний времени, во всяком случае - в устройстве интерьера.
Раньше он не любил нововведений, не обращал внимание на быт, довольствовался малым. Поселившись в Грин Хилл, решил себя ни в чем не ущемлять. Разве он обязан всю жизнь жить по-спартански? Надоело, сказал себе, хочу комфорта.
Захотел - создал. По принципу: иметь все необходимое, высшего качества.
И под рукой. Чтобы не терять время на переходы из комнаты в комнату, не путаться в дверях, полностью перекроил первый этаж. Убрал все внутренние стены, значительно расширив пространство. Получил больше света и свободы передвижения. За счет чего дом стал представлять оптическую иллюзию: изнутри казался больше, чем снаружи.
Стены, потолки - чистый белый цвет. Детали - черный металл. Пол - натуральное дерево, с подогревом.
В центре - четыре поддерживающие колонны по углам воображаемого квадрата, внутри которого - круглый стол и ваза с живыми цветами. Дальше за ними видна лестница на второй этаж.
На одной территории разместились все узко-функциональные места: гостиная, библиотека, каминная, кухня, читальня, которые разделялись лишь воображаемыми границами.
Дизайн - современный, рассчетливо-практичный, но не оставляющий впечатления холодности, безликости. Наоборот, уют и тепло гостеприимности, которое создавали детали - картинки на стенах, вазы, коврики. Мебель классическая: мягкая, без острых углов - не для любования футуристической формой, а для удобства в употреблении.
Правую половину гости в подробностях разглядеть не успели, хозяин сделал жест в другую сторону.
- Осматривайтесь. Грейтесь. Я пока пойду поставлю чай, смастерю сэндвичи. А вы подходите, когда отдохнете.
Налево от входа располагалась мебель, которой обычно обставляют гостиные. Спиной к окну - диван темной обивки с пухлыми, разноцветными подушками и традиционным пледом, аккуратно сложенным в уголке. Напротив - низкий столик со стеклянной, слегка затемненной поверхностью, через которую просвечивали его изящные ножки. На стене телевизор на 75 дюймов, огромнейший - будто дополнительное окно, только черное. Размер - не для показухи, а чтобы удобнее читать титры, не напрягая глаз.
Далее современный камин, работавший и на газу, и на дровах - по желанию хозяина. Сейчас в нем полыхали поленья, распространявшие свежий древесный запах. На каминной полке - дизайнерская ваза из переливающегося зелеными оттенками стекла, предназначенная для любования: широкая, приземистая, с извилистыми краями. Сверху картина-фото в стиле максимализма - крупным планом и в ярких цветах: бабочка "павлиний глаз", сидящая на цветке. Перед камином - два глубоких, мягких кресла с регулятором спинки и подножки и опять же пледами на подлокотниках. Кресла удобны до такой степени, что, если сядешь, не захочется вставать.
Далее узкая, стоячая, декоративная перегородка с цветами в горшках. В самом дальнем углу - кухонное отделение.
Кухня открытая, небольшая, оборудованная по запросам Николаса. Одному не требовалось много места и приспособлений: плита, раковина, аппараты для тостов, кофе и кипячения воды, пара навесных шкафов. Еду принимал за простым, прямоугольным, обеденным столом с четырьмя стульями, три из которых не использовались.
Гости прошли сразу за Николасом на кухню. Они были заметно утомлены, но больше голодны. Кристофер помыл руки - хорошая привычка, отметилось у Николаса - и уселся лицом к окну, выходившему на заднюю сторону дома. Где в ясную погоду открывался вид на луга, холмы и перелески - постоянный пейзаж, лишь менявший цвета по временам года. Сейчас же там виделось нечто мельтешащее - будто помехи в телевизоре. Оно шлепалось на стекло, таяло и стекало, уступая место новым брызгам. Кроме этих капель и потеков ничего другого невозможно разглядеть.
"Почему не придумали стеклоочистители для окон? - вяло подумал Кристофер. - Подобно дворникам на автомобиле. Управляемые пультом из комнаты..."