Аннотация: Два несчастья - падение с дерева и удар молнии меняют жизнь молодого человека необыкновенно странным образом...
Дмитрий Ледовской
Все персонажи романа, их имена, выдуманы и не имеют прототипов в реальном мире.
РОМАН С ПОДМИГИВАНИЕМ
Глава 1.
МИГ-МИГ и ТЕМЕЧКО
Есть много лекарств против болезней. Против больной жизни лекарства нет.
("МиМ")
Дурачок упал с дерева и разбился. Сломал правую ногу, треснули два ребра, сучок пропорол веко на левом глазу, где навсегда остался шрам зигзагом, а веко стало как будто подмигивать чаще, чем моргать. Этим дурачком был я...
-Ты учишься неплохо, - говорила мне мама, после очередной двойки или тройки с минусом. - Только зачем ты дразнил учительницу русского языка? Евфалия Павловна к тебе хорошо относится...
Я не мог объяснить вечно занятой маме, что у меня при ответе мучительно дергалось раненое веко, и я, чтобы не пугать и так нервную Евфалию Павловну, просто закрыл левый глаз и придавил его указательным пальцем. И ответ на "четверку" сменился на "тройку". А веко мигало чаще, когда я нервничал. Если я знал урок, оно вообще вело себя смирно.
Учился я неважно. Умные мама и папа решили отдать сына в школу как только мне исполнилось шесть лет. Они подсчитали, что при окончании десятилетки у меня будет год до призыва в армию, то есть я смогу дважды попытаться поступить в институт. При этом они не учли, что в новом, изменяющимся как бредовый сон, мире, само поступление в армию станет почти виртуальным. Не предвосхитили они и того, что после окончания первого класса я влезу на даче на дерево и рухну вместе с обломившейся веткой. И помимо дергающегося века приобрету и легкую хромоту. Так что армия отвалила от меня еще перед вторым классом. Не учли и того, что все мои однокашники были старше меня и... умнее. Может, просто взрослели раньше, но я как-то подслушал вечерний разговор родителей.
-Дурачок он у нас, - громко вздыхал на кухне грузный папа. - Ни черта в уроках не разбирается... Глупости ляпает, вчера сказал мне: "Отец, ты неправдоподобно тучен!" Это мне-то!
Вечно занятая и раболепствующая перед мощным и ленивым мужем, худенькая мама лепетала:
-Это временно, временно! Он рванет! Вот- вот рванет!
-Скорей бы рванул, - вместе со скрипом стула густо скрипел папа. - А то не дождемся...
Не дождался папа. Помер от тромба неожиданно в конце мая, когда я заканчивал уже девятый класс. На похоронах его сестра, значит, моя тетя, толстая и обширная, обняла меня за плечи и скрипло сказала:
- Ты поплачь, поплачь - легче будет.
Я мигнул левым веком.
- Нехорошо шутить, когда отца хоронишь! - шепотом взъярилась тетя.
Я резко закрыл глаз пальцем. Тетка отшатнулась и побледнела.
-Брат говорил мне, что его не любят в семье! Он был прав! А тебя Господь накажет, накажет за шутки над могилой отца...
Господь наказал меня через полчаса. Навалилась гроза, мощные струи стали наискосок бить по крестам и памятникам, молодой листве старых деревьев этого небогатого кладбища, беспорядочно забили молнии. Слава Богу, гроб уже был засыпан землей, все побежали от могилы к выходу из кладбища, а я встал под развесистым вязом, хихикая в душе, что лучше всех спрятался от грозы. Но одна взбесившаяся молния ударила как раз в этот вяз. И какая то искра клюнула меня точно в темечко. Как говорили потом врачи, кора головного мозга не была повреждена, но на темечке у меня образовалась небольшая красная плешь, круглая и по своему красивая. В общем, школу я закончил на круглые тройки, слегка плешивый, имеющий кличку Миг-миг, чуть-чуть прихрамывающий, но... Вот это "но" превратило меня в монстра настоящего. Молния пробудила в моих мозгах удивительный и странный дар. Я стал смутно понимать его не сразу, словно вспоминая неясный сон, но, получая из рук директора школы Василия Васильевича Приплюснутого свой Аттестат зрелости, я вдруг отчетливо понял, что у директора болит желудок, и он молит Бога о том, чтобы скорее закончилась церемония вручения путевок в жизнь.
-Спасибо, - сказал я, забирая драгоценный "троечный" аттестат, - а вы немедленно идите к врачу, у вас язва!
И дважды мигнул левым веком. Приплюснутый замер, машинально протянул руку за следующим аттестатом, который ему протянула завуч, но не взял его, а лунатически двинулся вглубь сцены актового зала, прибавил шаг и почти бегом выбежал вон.
-Что ты сказал ему? Хулиган! - взвизгнула завуч и тоже рванула за директором.
Зал загудел и засмеялся. Я же прижал глаз пальцем и прошел к ребятам.
Глава 2.
МИГ-МИГ и ЛЮБОВЬ
Чем больше женщина нас любит, тем меньше тратим на неё.
("МиМ")
Первый раз я влюбился в четвертом классе в нашу лифтершу. У неё был китель с ясными блестящими пуговицами и белозубая улыбка под кудряшками, выбивающимися из-под лихо заломленного берета. Я, когда она дежурила в нашем громадном холле дома "сталинской" постройки, мучительно замирал перед ней, яростно прижимал дергающееся веко и слышал всегда одно:
-Привет, Серая шейка! Хочешь конфетку?
И я принимал любимую "Раковую шейку", краснея от напоминания о моей легкой, почти незаметной хромоте, но прощая всё и вся, потому что лифтерша наклонялась ко мне, и я видел через не застегнутые верхние пуговицы волнующие холмы груди, ложбинку межу ними, а её ладонь, отдав конфету , чуть касалась моих волос, и тогда все мое тело пронзала сладостная дрожь. Она улыбалась, доставала вторую конфетку и смеялась:
-А эту конфетку я принесу дочурке. И когда-нибудь вас познакомлю. Вдруг - зятем мне станешь!
Лифтерша стала мне сниться. Я уже всерьез думал жениться на ней и объявить об этом маме и папе. Но вот однажды она, вдруг, притянула меня за плечи, и я оказался между округлых колен, слегка стиснувших меня.
-Слушай, - зашептала она прямо в ухо столь сладостно, что все волосы зашевелились как от нежной щекотки. - Сейчас я... поднимусь наверх, побуду там немного, а если меня кто спросит - скажи, что пошла в аптеку, вот ту, через дорогу, за бульваром. Понял, Серая шейка?
Я мигнул.
-Вот! - воскликнула любимая. - Ты умница! Все понимаешь без слов!
И исчезла в лифте. Не было лифтерши минут сорок. Потом она появилась какая то взъерошенная, красная, суетливая, с большой и, видимо, туго набитой сумкой.
-Посиди ещё чуть-чуть, - попросила она и поцеловала прямо в губы. - Мне же все таки в аптеку надо. Понял? Приду - еще поцелуемся. До встречи!
Она подмигнула мне, а я в ответ ей. У меня жарко горели губы, полным дыханием наполнялась грудь, и я ещё часа два не отрывал немигающего взгляда от входных дверей, лунатически твердя всем, кто подходил к лифту, два слова:
-Она в аптеке...
Те же слова я говорил на другой день в милиции, а рыдающая мама твердила следователю:
-Он дурачок у меня! Как вот упал с дерева, так и все... Мучаемся, мучаемся!
Отец же, узнав обо всем, спросил своим скрипучим голосом:
-Ну, что с тобой делать прикажешь? Квартирку то лифтерша обчистила с твоей помощью.
-Неправда!- громко ответил я. - А я женюсь на ней! Когда она вернется из аптеки!
И взахлеб зарыдал. Лифтерша так и не вернулась никогда. Но этот вкус сладостного поцелуя я пронес сквозь... в общем, сквозь всё!
В десятом классе, когда мое сознание начало наполняться странностями, что стал приносить тот удар молнии по темечку, я влюбился в одноклассницу, Марину Свиблову. К этому времени я почти перестал хромать, отпустил длинные волосы, прикрывающие красную плешинку, но чувство уверенности я все-таки наигрывал, притворялся перед всеми, что уверен в себе, хотя ни черта этой уверенности не было. И вот довелось мне провожать Марину июньским вечером, перед выпускными экзаменами, домой. Она нравилась мне, конечно, не так яростно и беззаветно как лифтерша, но все-таки нравилась. Она была уже крупная девушка, с высокой грудью, короткой стрижкой каре, а, главное, в ней чувствовались те раскованность и распущенность, легкий цинизм, что влекут к себе пацанов всегда. Я шел не хромая (это было всегда немного больно) и вдруг уловил какую ту смутную мысль, вторгшуюся в меня от неё, Марины. Она будто думала: " А что если Миг-миг целоваться полезет? Дать или не дать?" И я сказал громко:
-Можешь и не давать!
-Что? - поразилась девушка.
Мы остановились в темном прохладном дворе, рядом с мусорными баками, возле которых были собраны дворниками черные мешки. Колодец из четырех двенадцатиэтажных башен был мрачен и безмолвен, светящиеся разными палитрами из люстр и занавесок, мигающие окна казались уютными, открывающими входы в теплые, чудесные миры. Марина уставилась на меня, чуть покусывая нижнюю губу.
-Так что ты сказал? - спросила Марина, и я почувствовал, что она словно испугалась.
И снова пришла смутная мысль: "Поцелует или нет?" Я подошел вплотную, почувствовал прикосновение её напрягшихся сосков, несильно обнял. Марина положила мне руки на плечи, острый запах вспотевших подмышек словно дернул мою голову назад, потом я опустил голову, пряди волос сползли вокруг лица, и здесь я уловил другую мысль. "Плешь открылась у Миг-мига. Ой, умру сейчас от смеха"
Хромая и мигая я яростно выбрался из двора и пошел не глядя куда, бессвязно бормоча: "Учиться! Экзамен! Это главное! А ты потом воняешь! А я дурак плешивый! К черту всех баб! Ненавижу!" Но в память упорно вторгался облик девушки в кителе с блестящими пуговицами, и я, уже по семилетней привычке, невольно оглядывался, надеясь и боясь этого - увидеть её. Но в глаза ударила яркая светящаяся надпись "Парикмахерская", я, ни секунды не колеблясь, вошел в салон, уверенно, ничего не спрашивая, сел в свободное кресло и коротко приказал пожилой женщине:
Деньги - зло! Но как, не зная зла, узнать, что такое добро?
("МиМ")
Мама подарила мне пятнадцать тысяч рублей - награда за окончание школы. Она работала режиссером на телевидении, немного оправилась после смерти мужа, стала хорошо зарабатывать, обрела уверенность в жестах и словах, купила маленькую японскую машину, слегка пополнена и несколько раз приносила букеты цветов и не ночевала дома. Так вот - пятнадцать зеленых, упоительно шелестящих бумажек, мама вручила мне днем, когда я только-только собрался вылезать из-под одеяла. Заодно на диван плюхнулась коробка с новеньким мобильником.
-Поздравляю, дурачок мой любимый, - сказала мама, поцеловала меня, всхлипнула сладостно, я ощутил запах тонких духов, а в голове обрисовался облик мужчины явно "кавказской внешности", о котором думала сейчас мама. - Вставай, завтрак, вернее, обед на кухне. У меня вечерний эфир, приеду поздно или...
"Вообще не приедет" - понял я. До вечера возился с дорогим телефоном, менял "симку" обзванивал одноклассников, упорно избегая Марину, заодно бессчетно разбрасывал, собирал, разворачивал веером, 15 тысяч рублей. К вечеру накопилась взрывная энергия, и желание выплеснуть её стало захватывающим. У меня хватило здравого смысла оставить дома десять тысяч, с собой я взял пять и с чувством невероятной, небывалой для меня уверенности, выскочил на темнеющую улицу.
Восторг богача шваркнул меня в легкое кресло уютного, ранее недостижимого, полуподвального кафе неподалеку от нашего двора, в районе бывшей немецкой слободы. Мы поменяли квартиру ещё два года назад и поселились здесь, заработав на обмене немного денег, в коих нуждались после смерти папы. Я барственно заказал двести грамм коньяка, мясо, лимон и кофе. Все было доставлено довольно быстро, и после двух рюмок мое состояние стало близким к эйфории. Забыты были обритая, тупая башка, красный кружок на темечке, хромота, мир стало послушным, теплым, цветным и что-то напевающим, а тут мой восторженно-рассеянный взгляд столкнулся со взором очень, ну, очень красивой девушки, скромно сидящей за чашкой кофе. Я уставился на неё и мигнул два раза. Она тут же встала, блеснула рядом блестящих пуговиц на кофточке, взяла свою чашечку и через несколько секунд присела за мой столик.
-Привет! - сказала она. - Что празднуем?
Моя голова мгновенно стала все улавливающим локатором. Далеко не часто я понимал мысли окружающих, этот бесовский дар просыпался всегда неожиданно, а сегодня, подпитанный подарками, коньяком, мой мозг стал принимать все, что вертелось в голове этой глазастой, белокурой девушки с яркими губами. "Он при деньгах" - это я понял сразу и тут же заказал шампанское. "А он ничего, хотя пацан еще" - было принято мною уже с восторгом. Я тут же соврал, что работаю менеджером в мощной фирме по поставке чего-то и куда-то, узнал, что зовут её Матильда, что она тоже где-то престижно вертится, хотя было ясно, что она всё врет. Я болтал легко, не мигая, потом зазвучала музыка. "Куда его вести?" - пришло мне от неё во время первого медленного танца, когда она прижалась ко мне грудью, животом, да ещё и толкала коленями.
-Все в ажуре! - сообщил я Матильде. - У меня свободная хата рядом!
"А он умный, все понимает, как собака", - примчалось от улыбнувшейся девушки. - "Пару тыщ я с него сдеру"
-Да хоть три! - бесшабашно заявил я.
Взор Матильды стал удивленным, она прижалась ещё плотнее и поцеловала меня в губы. Это был второй в моей жизни, после лифтерши, поцелуй. К этому мигу я был ещё девственник, хотя многое знал из фильмов, телепорнушных программ, рассказов одноклассников, уже вкусивших запретные плоды. Проклятая хромота, отставание от сверстников по возрасту и физическому развитию, чертова огненная плешь, всё убеждало меня - женщинам я нравиться не могу! Но вот с Матильдой случилось чудо. И дело не в том, что она пошла со мной за деньги. Когда мы оказались на диване раздетые, первые обрывки её мыслей были ужасны: "Скорей бы... Деньги то даст? На ночь не останусь ни за что..." Но потом стало получаться другое. Я стал улавливать её желания и мгновенно, почти опережая, исполнять их. Вот эти импульсы: "Сожми мне ягодицы... Укуси... Полижи... Ляг сзади сверху.... Укуси за ухо... Щипни посильней... Погладь живот... И, даже (!) - ударь меня!" Все перечислять нет смысла, да я и не запомнил всего. Я исполнял её желания со всем пылом молодости, накопленной страсти, фантазии, окунался в волшебные, острые и невероятно возбуждающие запахи молодого тела, входил в него, ласкал, терзал... Взбудораженная Матильда иногда перехватывала инициативу, сама откровенно ласкала меня, потом снова посылала бесстыдный импульс, который я незамедлительно исполнял. Уже к утру, отуманенная первым отдыхающим сном, она спросила:
-Где ты всему научился? Ты же... ты же... такой...развратный! Опытный! Ласковый зверь... Ты так чувствуешь женщину! Я и представить не могла.
-Это ты, - вяло ответил я. - Я не виноват.
И мигнул. Она, уходя в полдень, сквозь пелену моего забытья, взяла предложенные три тысячи и начисто отказалась ещё от двух.
-Это я тебе должна, - тихо шепнула она мне в ухо на прощание.
Матильда, как и моя лифтерша, ушла словно в сон. Но я навсегда полюбил и стал принимать как божественный дар женское тело и понял - что женское тело, его ласки, не только наслаждение, но и творчество.
Глава 4.
МИГ-МИГ и УБИЙСТВО
Какую бы дорогу ни выбрал человек, она все равно приведет к смерти.
("МиМ")
Я осмелел немного. Решив отдохнуть от учебы вообще, я не стал поступать ни в какой институт, да я и не знал, куда поступать, съездил на юг, позагорал на галечном пляже Голубой бухты возле Геленджика, там же, на этих камнях, меня уговорила "поразвлечься" сумасшедшая девчонка в рваных шортах, что, хотя и не принесло мне тех ощущений, что были с Матильдой (все произошло быстро, нескладно и тревожно, с оглядкой на ночной пляж), но утвердило меня в мысли, что женщины у меня есть и будут ещё. Было бы желание.. И не мешает этому и красный пятак на темечке. Я был уверен, что загорелая, бритая моя башка сравняется по цвету с плешью, но загар дал неожиданный эффект. Рассматривая уже в Москве затылок с помощью двух зеркал, я обнаружил, что кружок на темечке стал каким то фиолетовым , в то время как вся голова забронзовела от черноморского солнца. Но теперь я не расставался с бейсболкой и именно в ней сидел на кухне перед расстроенной мамой и каким то Рифатом - кучерявым и горбоносым кавказцем, на среднем пальце которого, на левой руке, вызывающе переливался золото-алмазный большой перстень.
-Ну, что будем делать? - спрашивала мама. - Институт уплыл, ты ничем не занят...
-Я работать пойду, - неуверенно пообещал я.
-Кем? - горестно всплеснула руками мама. - Дворником? Так там азиаты все перехватили. Киллером?
Я мигнул.
-Дурачок, ты дурачок, - мама пододвинула к себе чашку с кофе. - Вот, Рифат, как упал он с дуба - таким вот и остался.
Судя по поведению, мама уже впала в рабство к Рифату, по крайней мере смотрела она на него жертвенно и беспрерывно. Рифат гортанно всхлипнул и встал. Взгляд мамы обеспокоенно метнулся за ним, мужчина, все движения которого было смесью рывков и плавных жестов, резко двинулся к окну, потом мягко обернулся.
-Ты знаешь, что такое Дума? - вдруг спросил он.
-Ну, знаю... Там бездельники сидят, - глупо ответил я.
-Там работают слуги народа, - внушительно сказал мужчина, - лучшие люди страны. Там и мой брат - он депутат!
Последняя фраза прозвучала столь гордо, что я чуть ни встал. Рифат продолжил:
-Ему нужны помощники. И не только адвокаты или охранники. У него они есть. Они получают деньги. Зарплату. Нужны и молодые. Поехать там куда-нибудь. Документы передать. По мелочам. Общественный помощник. Проявишь себя - будешь деньги получать.
-А сейчас не будет получать? - расстроенно спросила мама.
-Будет. Но не зарплату, а так, будет брат ему помощь оказывать. Удостоверение у него будет, красное, в Думу будет ходить, знакомства заведет нужные. Это хорошая работа. Согласен, джигит?
Он подмигнул мне, на что я ответил двойным миганием.
-Молодец! - воскликнул Рифат.
* * *
-Настоящий мужчина, - поучал первый в моей жизни шеф, депутат Измаил Измайлович, - всегда должен быть джигитом в битве, заботливым отцом в семье, джентльменом для женщин, верным другом! И должен красиво выглядеть. Сегодня я приглашаю тебя на большой банкет, это подарок за твою работу, и ты одень какой-нибудь костюм, там будут важные гости, богатые... известные! Хорошо?
Приличного современного костюмы у меня не было, но я мигнул. Случайно.
-Понял! - сказал шеф. - Возьми вот...
Он не спеша, с большим достоинством, вытащил из толстого портфеля пачку денег в банковской упаковке и небрежно, но не пренебрежительно, положил на стол. В упаковке, как выяснилось, было 50 тысяч рублей.
-В двадцать часов подходи - поедешь со мной.
Эти деньги были первыми за время моего месячного служения депутату. Поручений я выполнил не много. Несколько раз отвозил запечатанную в глухие конверты почту в аэропорты, дважды встречал смуглых земляков или родственников своего начальника, прибывающих на поездах южного направления, раза три бегал за букетами цветов. Моя красная книжечка обладала почти магическими свойствами открывать двери в любые учреждения Москвы и, особенно, подмосковья, куда я тоже отвозил пакеты и конверты. Когда мой начальник был не в Москве, в Думу я вообще не ездил, валялся на диване перед бесконечным телевизором, рассматривал плешь, надеясь, что она начинает уменьшатся, иногда просто гулял, иногда - готовил обеды. Мне нравилось возиться с мясом, насыщать его различными ингредиентами, создавать особый вкус. Научился варить харчо и борщ (рецепты взял в Интернете), мечтал о женщинах, поэтому, проходя мимо кафе, где встретил Матильду, всегда заглядывал в окошки. На посиделки в самом кафе денег не было. И вот первая солидная денежная припарка! В магазине "Мода" я быстро нашел себе очень прилично и престижно выглядевший темный костюм с мелкой полоской, изящные туфли, галстук бабочкой был у меня в доме, и когда я предстал в новом обличье перед мамой, собирающейся на работу, то она открыла рот и медленно опустилась на стул.
-Откуда все это? - спросила мама и повела руками, словно облачая меня в невидимую мантию.
-Шеф дал деньги, зарплату! - я таким же, как у Измаила Измайловича, жестом приплюснул на стол оставшиеся деньги. - Возьми мам, здесь ещё двадцать пять тысяч !
-Оставь себе, сынок, - всхлипнула нежно мама. - Ах, Рифат! Спасибо тебе! Ты поблагодари его обязательно!
Я мигнул.
-А куда ты собрался?- явно любуясь мной и уже уходя поинтересовалась мама.
-Еду с Измаилом Измайловичем на банкет!
И соврал неизвестно зачем:
-В Кремль!
И даже не мигнул. Но это была многолюдная кавказская свадьба в неизвестном мне ресторане на окраине столицы. Она уже гудела на уровне второго или третьего тоста, но депутата явно ждали. Мы сели за центральный почетный стол во главе пиршества, где юркий, с тонкими усиками жених, словно пчелка витал вокруг пышноволосой, высокой и красивой невестой, величаво и спокойно озирающей мир. Охранник моего шефа, здоровяк по кличке Мамо, недовольно расположился за дальним столом, а меня Измаил Измайлович представил юной паре и тамаде очень лестно:
-Мой помощник! Корифей во всех науках! Все знает и понимает!
"Как собака" - чуть ни добавил я, но только мигнул. Меня и посадили рядом с шефом.
-Жених - мой племянник, - шепнул мне на ухо депутат. - Так джигит, неизвестно что ещё получится из него. А вот невеста - дочка директора торгового центра. О!
Он поднял указательный палец, посмотрел на него. Толстяк тамада подскочил и возгласил в микрофон:
-Наш знаменитый земляк, лучший депутат Государственной думы России, великий политик Измаил и, просто дядя нашего жениха, хочет сказать свой тост!
Шеф встал с бокалом, охваченным обеими руками. Наступила тишина. Я заметил, как Мамо, пригнувшись, выбрался из-за дальнего стола с пышным букетом и ноутбуком и встал рядом с нашим столом.
-Друзья! - голос депутата наполнился силой. - В нашем мире, где поднимают свои головы всякие однополые твари, где попираются святость брака, верность и любовь, мы видим, как славные дети нашего Кавказа, нашей Родины, показывают нам пример любви, верности и чистоты! Они верны нашим традициям, они верны своим семьям, они - будущее и нашего Кавказа и нашей России! Пьем за молодых!
Зал взревел. Все поднялись с бокалами в руках. И оркестр грянул... Государственный гимн СССР! И многие, следуя за депутатом, запели его. И здесь я заметил Рифата. Он, оказывается, сидел за нашим столом с другого конца и, увидев меня, чуть приметно кивнул. Пока звучал гимн, Измаил Измайлович выбрался из-за стола, встал напротив молодых и как только музыка смолкла вручил им букет и ноутбук. И тут же зазвучала мелодия вроде лезгинки, и четыре пары профессиональных танцоров заструились в центре зала.
Я выпил свой бокал шампанского, пару других тостов снабдил рюмками коньяка, и вот тут в голове моей снова смутно зашевелилось что-то непрошенное. Пришла странные мысли, обрывками бьющими в мозг: "Пора... лишь бы не было осечки... еще один тост... Пистолет... Можно без глушителя..."
Я помотал башкой, и в глаза мне вонзился напряженный и немигающий взгляд мужчины, сидящего за боковым столом справа от нас. Взгляд маленьких глаз под шапкой длинных волос был осязаем как черный лазерный луч, и именно оттуда продолжали приплывать торопящиеся, словно сбивающие друг друга, слова: "Пора... Нет, еще немного... Надо прямо в лоб... Кто так на меня смотрит? Что он знает? Ему - вторая пуля" Я понял, что последние мысли мужика относится ко мне, похолодел от страха и судорожно дернул за рукав Измаила Измайловича. Он вежливо склонил ко мне свою крупную голову.
-Там, там, - торопливо зашептал я, - мужик с пистолетом. Он хочет стрелять!
-В кого? - не меняя позы и внешне спокойно спросил шеф.
-В вас и меня...
-Надеюсь, это не шутка? Как ты узнал?
Я прижал пальцем дергающийся глаз. Что я мог объяснить? Но я попытался:
- Я его мысли понимаю. Меня когда то молния ударила! Это бывает... Не часто, но вот сейчас чувствую.
-Не часто? - также спокойно спросил депутат. - А где он?
-Да вот он! - взвизгнул я. - Встал и к нам идет!
Измаил Имайлович тоже встал и обеспокоенно стал всматриваться в зал, где уже мельтешилась в быстром танце толпа гостей. Он не видел, не смог сразу найти, а я завороженно смотрел в неумолимо приближающегося убийцу, взгляд в взгляд, и когда в голове грянуло чужое и злобное "Пора!" , а ладонь мужика скользнула внутрь за борт пиджака, я два раза яростно мигнул киллеру. Тот удивленно замер, остановился, а я заорал что-то нечленораздельное, вскочил на стол, а оттуда упал на киллера, все таки доставшего свой пистолет. Как и куда он стрелял, я, конечно, не видел. Я вцепился в его ладонь, сжимающую оружие, чувствовал, как она дергается от выстрелов, катался с убийцей по полу, при этом успев откинуть свалившийся с него парик, и смог заметить испуганно округленные глаза Мамо, недвижно стоящего над нами. Потом нас растащили, убийца был скручен и связан гостями, кто то ударил его ножом в грудь и лицо, потом меня, всхлипывающего и дергающегося, подряд обнимали и тискали десятки людей, а я не мог отвести взгляда от лежащих на полу официанта и корчившуюся от боли девушку. Две бесцельные пули нашли случайных жертв. И, дурацкий случай, в плечо был ранен и Рифат.
Глава 5.
ВХОЖДЕНИЕ В МИГАЮЩИЙ МИР
Властная вертикаль подобна шесту стриптизерши - на ней надо тоже скользить и извиваться.
("МиМ").
Они напряженно ждали. Измаил Измайлович, психиатр по фамилии Глезарин и Рифат, еще пользующийся поддерживающей повязкой для раненного правого плеча. Я отчаянно потряс пустой головой:
-Ничего нет, ни-че-го !
В окна кабинета депутата донеся дальний колокольный звон. Психиатр уперся руками в свои колени и вздохнул:
-Ну, теперь попробуем ещё раз. Я буду напряженно думать об очень известном человеке. А вы соберитесь и принимайте мои импульсы.
Он уставился не мигая в мои глаза. Я тоже напрягся, хотя мне мешал вышагивающий вдоль дальней стенки Рифат. Шеф же недвижно сидел в своем кресле.
-Ни черта, - тихо сказал я и мигнул.
- А я ведь думал о президенте страны! Могли и просто догадаться. Ну, а что сопутствовало вашему видению? Там в ресторане? - долбил психиатр. - Усталость, возбуждение, бессонная ночь?
-Он, Валерий Семенович, выпил там хорошо, - проронил важно, как и всегда, Измаил Измайлович. - Шампанское, коньяк...
-Так дайте ему, - совсем устало попросил Глезарин и прикрыл, и так спрятанные за выпуклыми очками, светлые глаза.
Я выпил солидную порцию коньяка из серебряной чарки, преподнесенной мне Рифатом и откинулся в кресле. Все трое снова уставились на меня, Рифат даже вышагивать перестал. Понятно, что именно о президенте я, после заявления психиатра, и думал. И тут в голове снова что то стало происходить необычное, путанное, проявились мутные фразы: "Отставка... Все решено... Как раз перед новым годом..." И горькое, тяжкое - "устал..."
-Он хочет уйти в отставку, - ясно, уверенно, сказал я, и трое мужчин враз спросили:
-Кто?
-Ельцин.
Они переглянулись.
-Бред, - устало произнес Валерий Семенович, - хотя... Когда он уйдет?
-Перед Новым годом. Завтра.
-Э, - огорченно махнул левой рукой Рифат, а Измаил Измайлович мягко произнес:
- В Новый год не уходят! Ладно, хватит с него, а то он уже фантазировать начал.
Моя уверенность мгновенно поблекла. Но в голове возник могучий облик нашего первого президента и абсолютно ясно, с придыханием прозвучало: "Да катись все к... матери!" Эту фразу я мгновенно произнес вслух.
-Не надо, не надо так нервничать! - Измаил Измайлович развел руками. -Все бывает. Ты спас мою жизнь, ты герой, а это... ну, это, придет ещё. А не придет - не страшно. Держись, джигит, все будет хорошо. Давай, идите домой, я поздравляю всех с наступающим новым годом! Какое время наступает - новый век! Моя машина всех отвезет. Только все, что здесь было - тайна!
На другой день, в новогоднем обращении, Ельцин заявил всему миру о своей отставке.
* * *
Все завертелось уже через три дня после Нового года. Почти каждый день мы встречались то в кабинете Глезарина на Никитском бульваре, то в Госдуме, и везде эта троица требовала от меня самых разных новостей. Требовала уважительно, с некой даже раболепностью. Чертов врач давал мне пить психотропные таблетки, Рифат угощал коньяком, и что то действительно иногда вваливалось в мозг, но чаще всего это было то, что вертелось в черепах этих мужиков, то есть рядом со мной.
-Нам нужно имя преемника Ельцина, - просто умолял шеф, - что тебе ещё подарить? Не смущайся...
А мне уже были подарены новенький "Мерседес", кинжал, перстень и деньги, в сумме за все время, тысяч на пятьсот.
-Напрягайся! - приказывал Валерий Семенович.
Я напрягался отчаянно. "Везет мальчишке" -плыло от врача, "хватит с него" - думал Рифат.
-Надо его приближать к объекту, - считал Глезарин. - Мы его только путаем...
-Как я его к президенту приближу? - недоумевал депутат.
От этих сеансов у меня то кружилась, то болела голова. Пропал интерес к женщинам, хотя в Думе была масса симпатичных, раскованных девочек и молодых женщин. Сеансы шли чередой, превращая меня в комок нервов. И все-таки они добились своего. Шеф стал выписывать мне пропуск на балкон зала заседания Думы, где бывали гости, я принимал таблетки или пил коньяк, шел туда, и однажды, в сумбуре поступающих чужих мыслей, в мозг все чаще стала вплывать странная фамилия, то ли Путов, то ли Путилин, иногда четко - Путин.
-Есть такой Путин, - раздумчиво сказал Измаил Измайлович. - Но он не политик. Кажется - силовик. Проверим... У тебя что, голова болит?
Я кивнул. Голова болела отчаянно.
-Давай, езжай домой, Валерий Семенович, проводишь его? Возьмите машину.
-Конечно! Но без машины. Прямая же ветка метро - ему до Бауманской мне до Арбатской. Быстрее будет в два раза.
-Я тоже поеду, - поднялся Рифат, улыбнулся, обернувшись ко мне, и я, похолодев, увидел вместо лица кавказца черно-серый силуэт черепа. Рифат вышел первым, я подошел к Измаилу Измайловичу и перепугано ляпнул:
-Рифат завтра умрет. Возможно...
Депутат побледнел и медленно приподнялся из кресла. Психиатр открыл рот и спросил:
-Ты что видел?
-Череп Рифата. Четко-четко!
Измаил Измайлович положил руку на грудь:
-Бог мой! Ему завтра лететь на Кавказ. Бог мой! Ты уверен, джигит?
-Нет, череп то видел и больше ничего. Но вот ощущение такое было, такое - гробовое. Страшно стало.
-Это могло быть и от моих лекарств, - утешил психиатр. - Средство сильное!
-Так! - Измаил Измайлович встал. - Брату ни слова. Завтра едем в аэропорт и на месте решим, что делать. И если что-то тебе в башку стукнет - он не полетит.
В метро на станции "Площадь Революции" я, ещё по детской привычке, погладил бронзовую собаку по истертой морде.
-Это ты зря, это глупость, - снисходительно-иронично заметил Валерий Семенович. - Что теперь ты загадал? Если сбудется - ты уверуешь в дурацкое чудо, перестанешь на свои силы надеяться, а не сбудется - разочаруешься. И то и это - плохо! И все это - удар по психике.
-У меня перестала сразу болеть голова, - скромно соврал я. - Вот прямо сейчас! Как только погладил собачку.
Я мигнул. Громыхнул, подъезжая электропоезд. Валерий Семенович растерянно оглянулся и вошел в вагон первым. Там почти прижался ко мне и сквозь громыханья поездки сказал:
- Собачка, конечно, ерунда, а вот видение черепа - скорее всего галлюцинация. Кажется, я переборщил с этими препаратами. Ты отдохни, хорошо выспись.
-В аэропорт то ехать?
-Прокатись, но я уверен, все обойдется. Я то не поеду, у меня график приема больных очень плотный. Отдохни хорошо!
В аэропорту я чувствовал себя великолепно. Лицо Рифата никакой тревоги не вызвало, о чем я облегченно и смущенно сказал тихонько Измаилу Измайловичу. Мы провожали его на вечерний рейс втроем - с нами был ещё новый охранник вместо уволенного за трусость Мамо. Этого усатого крепыша звали Мимино.
-Все у меня нормально, никакой тревоги, - радостно поделился я ещё раз с шефом. - В голове полный ажур.
-Это хорошо, - кивнул депутат и махнул приветственно открытой ладонью брату, идущему на регистрацию. Тот весело оглянулся, потом его колени почему-то подогнулись, Рифат завалился, хватаясь за стойку, вправо, потом упал на спину, и его пальцы, это я видел четко, заскребли по полу... Подбежавшие медики аэропорта констатировали смерть.
На похоронах, на кладбище, Измаил Измайлович, отвел меня немного в сторону и сказал:
-Ты и Путина угадал точно. А брата не спас. Нет, все ты сказал верно, молодец, а не спас! Наверное, не все тебе дано. Только вот, недельки три не приходи на работу, отдохни. Вот тебе деньги, жди звонка... И на поминки не иди.
В его голосе явственно чувствовался испуг, а в моей голове мелькнуло от него же: "Вдруг ещё и мой череп увидит"...
Глава 6.
ЧЕРЕПА
Не всякий череп есть голова!
("МиМ")
-Я изучил труды Берна, Фрейда, Карла Юнга, который был соратником Фрейда и учеником Блейера, Валентина Домиля... Черте ещё кого! Вот! - Глезарин повел рукой, показывая на ряды книг, многие из которых были на немецком языке. - И прояснилось одно - темнее моей науки нет ничего!
Он засмеялся и придвинул мне чашечку кофе. Я еще раз огляделся. В его квартире-кабинете, помимо сотен книг, на громадном письменном столе стояли и лежали стеклянные шары, прозрачная пирамидка, какие- то аппараты с торчащими проводами, метроном...
-Понимаешь, - продолжал, прихлебывая крепчайший напиток, психиатр, - твой случай поразил меня. Потому и вытащил к себе. Что то стало ясно, например, случай с Рифатом. Здесь было чистое совпадение, какие то тени легли на лицо Рифата в кабинете Измаила, тебе это показалось черепом, а Рифат был давно болен, его сосуды были в полном беспорядке и вот - тромб в головной мозг. Простое совпадение! Но вот не дают мне покоя твоё прочтение мыслей Ельцина и случай на свадьбе. То, что в тебе сидит какая-то чертовщина - понятно. Ты прости, я увлекся твоим случаем и применял такие препараты, силу которых сам ещё не знал. Ты как себя чувствуешь? Голова не болит?
Я чувствовал себя неплохо. От трехнедельного ничегонеделанья прошли головные боли, последние ночи я спал без сновидений, по 8-10 часов. Иногда гулял, я очень люблю Лефортовский парк, и шатался там, благо неподалеку от моего дома, бесцельно наблюдая, как он начинает словно распрямляться после зимнего сна, набухать и дышать. Вернулся к книгам, ведь в школе я много читал. Пришла в себя после смерти Рифата и мама, уже несколько дней накрашиваясь старательно и тщательно. И, главное, вчера впервые пришла с букетом цветов. Утром... И я в эту поездку к врачу уже с удовольствием посматривал на молодых женщин, отмечая всякие нежные выпуклости и спереди, и сзади, свежие, с улыбкой, лица.
-Садись-ка вот на стул, я ещё раз твое темечко поизучаю. Не возражаешь?
Чего было возражать? Валерий Семенович вооружился лупой и стал рассматривать мое темечко, прощупывая весь череп, что было очень приятно.
-Ничего аномального, - бурчал Глезарин, - кожа сухая, теплая, вот цвет на темечке странный. Психика человека неразрывно связана с мозгом, а что там? Что движет маньяками? Ревнивцами? Почему человек использует только пять-семь процентов своего мозгового потенциала? Кто придумал такую странную и абсолютно неизученную штуку, как мозг? Природа, а, может, Бог? Как человек может вмещать в свою крохотную черепную коробку целую вселенную! А ведь, когда мы представляем космос, звезды - мы это делаем! Вмещаем! Не болит, когда нажимаю? Кстати, ты пополнел, цвет глаз улучшился, Отлично, отлично, а тебе звонил Измаил?
-Звонил, - отвечал я, почти засыпая, - и, (тут я хмыкнул) спрашивал, не вижу ли я его череп.
-Боится депутат! - хмыкнул и психиатр. - Я его успокою, смогу убедить, что это - просто случай. Ну, этот чертов череп. А как у тебя с деньгами? Ты ж без работы сейчас.
И с деньгами был полный порядок. В тот раз, на кладбище, Измаил Измайлович вручил мне конверт, где лежало двести тысяч. А я ни копейки из них не истратил. Продукты на дом заказывала мама, да я почти и не ел ничего. Так - йогурты, кефир, лаваши, фрукты. Самое важное - за это время я не выпил ни капли спиртного.
-Ничего особенного, - подытожил свое исследование врач, - а ты садись-ка вот в это кресло и расслабься. Небольшой сеанс гипноза тебе не помешает. Буду смягчать вред, нанесенный моих рвением. Возвращать тебя в нормальную жизнь...
Он сел на кушетку напротив и вперил в меня взгляд своих выпуклых глаз. Гипноз начался...
Матильду я увидел через пару дней в окно того самого полуподвального кафе, где мы и встретились когда-то. Она сидела в том же кресле, за тем же столиком перед чашечкой кофе. Я штормом ворвался в кафе, плюхнулся в кресло напротив и яростно мигнул:
-Привет!
-Привет! Все подмигиваешь? А я вот... - она как-то беспомощно повела вокруг себя руками.
-Есть хочешь? - безошибочно угадал я, хотя в голове ничего не билось. - Официант, девушка, сюда!
Через несколько минут мы объедались мясом ( я после очередного гипноза ярко хотел есть) и жареными овощами, пили коньяк, и меня все ярче охватывало желание снова припасть к этому телу, впитать всю его сладость и подарить свои страсть и силу. О чем говорили - не помню, что-то бессвязное, наверное смешное, потому что она постоянно хихикала сквозь слегка размазанный рот. И вот она наелась, мягко откинулась в креслице и сказала смущенно и кокетливо:
-А я целый час ждала тебя у подъезда, ну, где живешь..
- Тебе нужны деньги? - снова безошибочно угадал я, и её лицо вспыхнуло и стало виноватым.
-У меня брат, ну очень болен. Он не ходит... Нужно лекарство, обследование...
-Возьми! - я отдал ей десять тысяч рублей. - Возьми и идем ко... (тут я вспомнил, что мама сегодня дома).
-Не сегодня, - радостно улыбаясь и торопливо пряча деньги, сказала девушка. - Давай, завтра приеду? На всю ночь? Будет ещё лучше! Спасибо, спасибо тебе! Я бегу!
Она встала, наклонилась, благодарно поцеловала меня, сорвала с палки-вешалки свой жакетик и почти бегом побежала к выходу. У дверей обернулась и звонко крикнула:
-Завтра! Часиков в десять! Обязательно! Здесь и встретимся!
И сквозь кожу её веселого лица, вдруг, явственно проступил черепной оскал. Я оцепенел лишь на миг, потом попытался кинуться за Матильдой, но опрокинул стул, а за рукав меня схватила узкоглазая официантка:
-Рассчитайтесь, господин! С вас две тысячи! - и сунула мне под нос чек.
Матильду я успел увидеть, когда она уже вдалеке пересекала улицу, поскальзываясь на брусчатке трамвайных линий. В этот момент сзади неё резко сорвалась с места битком набитая пассажирами маршрутная "Газель", стала разворачиваться, толкнула Матильду в спину, и девушка, всплеснув руками, упала под ударом наезжающего трамвая. "Газель" с гулом промчалась мимо меня, я даже успел разглядеть перепуганное и оскаленное лицо водителя-южанина, а вот пробиться к телу Матильды сквозь кричащую и жадно рвущуюся к трупу толпу, не смог. А, может, и не хотел...
Я все-таки приехал на третьи за последние четыре года похороны на маленькое, далекое, кладбище в деревне. Хмуро постоял в сторонке, увидел небольшую группку провожающих, уже пьяненьких, плохо одетых, разнообразно скучных. Но увидел и мальчика лет семи, пускающего слюнные пузыри в инвалидной коляске. Матильда не солгала, это был её брат, неуловимо похожий на погибшую. Я бросил в сумку для пожертвований ком денег, тысяч двадцать, и торопливо ушел, как только гроб опустили в яму. Мой грязный "мерс" натужно, но уверенно выбрался с проселочной дороги на шоссе, я вздохнул поспокойнее, а тут зазвонил мобильник, и важный голос шефа произнес:
-Ну, как, джигит? Черепа моего не видел? Э, шучу! Приезжай завтра на работу. К трем часам.
Глава 7.
МИГ-МИГ и НАТАЛЬЯ ВЛАДИМИРОВНА
Мусор легко плавает по волнам истории.
("МиМ")
-Привет! Дорогой! Привет, джигит! - шумно и немного искусственно обрадовался мне депутат, но легкий испуг все-таки проскальзывал в его поведении, я понял, что он всё ещё боится, что я увижу его череп. - Ну, ты как - больше не видел черепов?
Я не стал рассказывать про Матильду. Эту тяжкую тайну я поведал лишь через год Глезарину, а сейчас отрицательно качнул головой и даже изобразил улыбку.
-О, как хорошо! О, как отлично! - намного искреннее снова обрадовался шеф. - А теперь - слушай!
Он показал царственным жестом на кресло напротив него и на несколько секунд задумался. Я послушно подождал.
-Вот, ты уже немного разобрался в нашей Думе. Это - сборище врагов. У каждого свои интересы, каждый хочет урвать свой шашлык для себя и для своих друзей, семьи, даже - для своей родины. Той, Малой родины. И большую родину - Россию все тоже любят. Особенно тогда, когда она им готовит бесплатные шашлыки. Это любят все - и русские, и чечены, и татары, и дагестанцы... все! Все мы люди. Но есть ещё и власть. Её называют исполнительной. Президент, его Администрация, милиция, прокуратура и... и... всех и не перечислишь сразу. Она очень хочет, что бы мы, народные избранники, делали так, чтобы не мешали ей делать свои шашлыки. Поэтому она очень хочет знать, что мы думаем, хотим, к чему готовимся. Понял?
-Нет, - честно ответил я.
-Сейчас поймешь! Мы знаем, что в Думе обязательно есть люди, которые... которые, ну, в общем, это сотрудники. Тайные! ФээСБэ, милиции, президента, они , конечно, очень умные, их не раскусить, но нам надо просто знать, кто они. Э, нет, - он, словно протестуя, махнул ладонью, - ничего мы против них делать не будем. Но мы сможем меньше болтать при них, быть умнее и осторожнее. Всего лишь! Так вот - сегодня внизу в столовой будет банкет. Скромный, но там будет много депутатов, помощников, обслуги. Я тебе покажу, на кого надо обратить внимание. Попытайся проникнуть в его мысли, а?
-Постараюсь, - вздохнул я.
-Постарайся, постарайся, пожалуйста, - попросил Измаил Измайлович. - Банкет будет скромный, сразу двух депутатов назначили начальниками двух Комитетов. А Комитет - это власть, это деньги. Они и решили скромно отметить эти назначения.
На столах скромного банкета стояли различные бутылки и графины с водкой, виски, коньяком, винами и шампанским. Скромно краснела и чернела икра в серебряных мисочках, были впечатляюще скромны две эффектные ладьи с толстыми осетрами, как и два блюда с жареными поросятами, две громадные вазы с букетами цветов бросали скромные тени на салаты, мясные закуски, свежие овощи, сыр, фрукты и сладости. Мы сели в конце столов, сдвинутых "покоем", Измаил Измайлович, похоже, избрал эти не самые почетные места потому, что отсюда было видно все пиршество, всю скромность которого сломали первые же тосты депутатов. В речах, направленных в адрес двух мужчин, сидящих рядом возле букетов цветов в центре застолья, звучали и блистали слова о родине, о России, о чести, о чистоте и преданности делу новоиспеченных глав комитетов, их бескорыстии, душевной щедрости, верности идеалам! С каждым тостом зал ревел все беспорядочнее, все чаще к виновникам торжества лезли с поцелуями, я пил коньяк, бестолково пьянел, а Измаил Измайлович шептал: