Ледок Диана Дмитриевна : другие произведения.

Прошу на борт! (первые 6 глав)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Здорово жить в Испании, особенно если ты - жизнерадостная 18-летняя выпускница местной школы, твой кумир - популярный и совершенно недоступный актер, постеры с чьим изображением обильно украшают стены твоей комнаты; а не за горами экскурсия в Италию. И совершенно неважно, сколько экзаменов еще маячат на горизонте, и как мала вероятность однажды познакомиться со своим кумиром... Ведь в этой стране, под этим солнцем и на берегах бирюзового моря, не приходится жаловаться на невезение и уныние, а одно лишь плавание на пароходе может перевернуть всю твою жизнь!
  Прошу на борт!
  
  Все равно что мемуары, написанные русской испанкой
  
  Глава 1
  Ярко розовая картинка мерцала у меня перед глазами, а словно спрессованные вместе картинки улыбающегося идола вызывали нечто вроде дурноты. Еще раз проглядев страничку, куда я заглядывала каждый день на протяжении вот уже двух лет, едва в мое распоряжение попал ноутбук с интернетом, я глубоко вздохнула и кликнула по роковой опции в самом низу странички: "Удалить профиль". Ярко розовый фон вспыхнул, и тут же померк.
  - Кира, - чуть хрипло сказала я в телефон, - кажется, я это сделала.
  Голос по ту сторону издал победоносный клич.
  - Ты удалила? Удалила? Скажи мне!
  Покусывая губу, я быстро пробежала взглядом вспыхнувшее белым окно, изображавшее грустную рожицу, с надписью над ней: Вы уверены, что хотите покинуть нас? А под ней две опции: "Да" и "Отменить". Не давая себе времени вдуматься в написанное, я быстро кликнула по первой опции и выдохнула. Профиль удалился.
  - Все, - пискнула я, с гулко бьющимся у горла сердцем. - Я удалила. Слушай, по-моему я просто с ума сошла.
  - Ты что?! Ты молодец! - голос Киры был полон гордости, и я невольно улыбнулась. - Ты удалила свой профиль на этом никчемном сайте, куда даже заходить-то не стоит любому уважающему себя человеку, старше двенадцати лет!
  Я еще раз пробежала взглядом главную страницу сайта, куда меня автоматически перебросило едва из постоянного пользователя я превратилась в гостя. Одно и тоже лицо, одна и таже улыбка, один и тот же имидж, неизменно приводивший в восторг меня на протяжении этих семи лет. Меня, и еще этих трех тысяч восемьсот сорок девчонок, чьи аватарки виднелись тут же, рядом с большим фото того, в чью честь и был назван сайт: Луис Алехандро Кастаньеро... Испанский актер, глядя на чье лицо мне всегда хотелось плакать от умиления, одновременно повторяя про себя обещание быть самой верной его фанаткой. Фанаткой, которая останется с ним, даже когда отливающие сталью густые волосы поседеют, а белоснежная улыбка принца станет лишь заслугой удачно подобрaнной вставной челюсти.
  - Что ж, вот и все, - меланхолично пробормотала я в трубку, отвoрaчиваясь от экрана ноутбука и проводя рукой по волосам. - Я теперь одна в этом мире... Совсем одна, без самого захудалого кумира.
  - Элли! - воскликнула Кира.
  Я потыкала пальцем свой старенький деревянный стол.
  - Ты ведь сама предложила покончить с этим! - продолжала моя лучшая подруга, не понижая голоса. - Столько лет жизни, пущенной коту под хвост! И все ради чего?
  - Ради мечты, - я виновато улыбнулась и тут же добавила, не успела еще Кира и ответить на это провокационное высказывание. - Да ладно, я же шучу. Я сама рада. Давно пора было.
  - Напомни мне, почему ты решила покончить со всем этим, - потребовала моя подруга, не терпящим возражений голосом. - Давай, как на духу.
  - Кира, я же уже и так удалила!
  - Нет, ты напомни.
  - Ну хорошо, - я закрыла глаза и принялась медленно вертеться на своем кресле вокруг своей оси. - Во-первых, потому что я наконец поняла, что когда девушке исполняется девятнадцать лет, глупо быть влюбленной в картинку на экране.
  - Так, - одобрительно протянула Кира.
  - Во-вторых, потому что у него вот уже год как есть девушка... Кстати, насколько я знаю, они расстались буквально неделю назад, я читала об этом. Ну да ладно. И в-третьих, потому что... потому что не может человек, чьими фото пестрит каждый второй журнальчик для девочек подростков, быть пригодным для нормальной жизни человеком.
  - Вот то-то же, - хмыкнула Кира. - Так что ты поступила совершенно верно. Я не понимаю только, почему ты раньше не удалила этот профиль...
  Я вздохнула и пожала плечами.
  - Ну что ж, - продолжал неунывающий голос в трубке. - Теперь, когда ты вылечилась от этой болезни, под названием "О, Луис, Луис!" тебя можно поздравить. Правда, можно было вылечится и раньше, все-таки девятнадцать лет это срок, но... В общем и целом, нельзя ведь быть влюбленной в продукт собственного воображения, слепленный с красивой картинкой, верно?
  - Верно, - кивнула я, и добавила, не сумев сдержатся. - Особенно силен соблазн не просыпаться от этой грезы когда продукт этот еще и прекрасно поет, и когда твоя лучшая подруга называет его принцем на нашей эстраде, а сама ты лишь из-за простой вежливости ничего ей на это не отвечаешь, так как и ты сама влюблена в знаменитость. Когда ты влюблена в актера, а подруга в певца, сложновато как-то быть реалисткой и давать той увещевания быть здесь и сейчас, в реальности.
  Кира какое-то время молчала, потом возмутилась. Но я уже едва слышала ее слова о том, что быть актером и певцом это не одно и то же, что у певца есть голос, а актер может похвастаться лишь смазливой внешностью. Я прекрасно знала, что именно Кира питает по отношению к Аарону Денси, как знала и то, как бесполезно пытаться донести до нее, что если любишь песни певца, совсем не обязательно при этом выучивать наизусть все его хобби, как и читать про его настоящий рост, личную жизнь и так далее. Это было бесполезно и просто не подобало ей - девушке, которая была была неравнодушна к актеру. Ей и сейчас следовало бы придержать себя в руках...
  Высказавшись в волю по поводу своего безразличия к личной жизни певца Аарона Денси, Кира в конце концов спохватилась и начала прощаться, вспомнив о несделанных уроках и особенно сложном задании по истории искусства.
  Положив телефон на стол, я отъехала на своем стуле на середину комнаты и принялась осматриваться.
  Солнечный свет свободно вливался в комнату, вместе с легким, прохладным, осенним ветерком. Легчайшие шторки чуть заметно поднимались и опускались, и создавалось впечатление, что они дышат, а благодаря большому зеркалу на двери шкафа комнатка казалась дальше большой. Было тепло, как и всегда бывает здесь в октябре, когда осень еще не успела простится с летом, и даже закрывать окна было незачем, потому что за окном было двадцать-двадцать два градуса.
  Но ни приятный, бархатный день, ни свежие струи ветерка не могли заставить меня обратить на них внимание. Положив руки на подлокотники, я облокотилась о спинку кресла и развернулась к стене, что вся была заклеена фотографиями, разных размеров, но с одним и тем же красивым лицом знаменитого актера. На одних он был даже младше меня сегодняшней, на большинстве старше, но на всех них он широко улыбался, глядя на зрителя со всей доступной ему лучезарностью.
  Я помнила, когда купила первый постер. Это было семь лет назад, когда мы с Кирой впервые посмотрели фильм с участием тогда еще малоизвестного Луиса Кастаньеро, отправившись на премьеру в кино. Стояло совершенно роскошное, летнее утро, в Барселоне было довольно жарко, и мы обе горели предвкушением, ожидая увидеть нечто эдакое. Родители отпустили нас в кино под зарок, что встретят нас сразу же после сеанса, а пока что мы в волю веселились, разглядывая гигантский постер метров десять в длину. Сложно было счесть непривлекательным того парня, чье лицо так искусно изображало на постере героизм, готовность бросится на схватку с любой опасностью и просто пример того, как важен правильный ракурс. Если на экране мы увидели его со всех сторон и нашли сногсшибательным, то на постере я и вовсе потеряла дар речи от восхищения. Сейчас я понимаю, что будь на месте тогдашней двенадцатилетней девчонки сегодняшняя я, постер едва ли разбудил во мне нечто большее кроме простого восхищения красотой актера, но тогда я была просто сражена.
  Эффект подкреплялся еще и тем, что на тот момент я не понимала почти ни слова из того, что говорили в фильме главные герои. На тот момент мы с родителями лишь два месяца как переехали из России, поэтому мой запас испанских слов был более чем скуден. Чего нельзя было сказать о Кирe, у которой отец был коренным испанцем. Oна с гораздо большим трудом изъяснялась на русском, предпочитая испанский и каталонский - можно сказать, именно благодаря этому я так быстро и овладела этими двумя языками - новая подруга наотрез отказывалась общаться на русском. Но об этом позже. Достаточно будет лишь сказать, что тогда моя подруга уделяла внимание диалогам главных героев, а я разглядывала их лица, что и пустило свои определенные ростки. Как раз после того фильма я и поклялась быть вечной фанаткой прекрасному актеру Луису Алехандро Кастаньеро, скупая постеры едва ли не с каждого его фильма.
  И пошло поехало... Я и опомнится не успела, как пришлось искать на стенах моей комнаты мизерное пространство, скрупулезно рассчитывая размеры и важность новой фотографии кумира, которые уже там не помещались. Кира первое время полностью разделяла эту мою своеобразную болезнь, но потом ее отпустило, и вид двадцати-пяти постеров на стене моей комнаты вызывали на ее лице лишь снисходительную улыбку. Сама она увлеклась творчеством восходящей звезды испанской эстрады - молодым певцом с прекрасными, пышными ресницами темно-коричневого цвета, проникновенным взглядом из под них, и ростом под метр восемьдесят с хвостиком. Сама Кира была едва ли выше метра шестидесяти, так что рост кумира ее вполне устраивал. Чего нельзя было сказать обо мне, если бы я тоже вздумала заинтересоваться им - мои метр семьдесят шесть не слишком бы хорошо смотрелись рядом со средним ростом Аарона Денси. Так что мы понимали друг друга в этой нашей обоюдной страсти быть увлеченными людьми нам недоступными, и поддерживали друг друга вплоть до того момента, как вдруг решили, что пора взрослеть.
  Это произошло буквально на днях, и явилось результатом долгих и мучительных раздумий, по крайней мере у меня. Как человек с творческим взглядом на мир и богатым воображением, я умудрилась, за эти семь лет, превратить своего кумира чуть ли не в единственного человека, с которым я могла бы быть счастлива. Вообще, воображение определенно весьма сильно поиграло с моим сознанием, сумев убедить меня в том, что было просто-таки смехотворно и стыдно рассказывать посторонним. Словом, я решила вырвать у себя из сердца идола, заменив его личностями куда более близкими ко мне и более осязаемыми. И куда более несовершенными, как мне казалось тогда, и как все еще кажется сейчас... Но это пройдет. Обязательно пройдет.
  Я сидела и смотрела на постеры, а мысли у меня в голове метались туда-сюда со всей доступной им хаотичностью. Мне не хотелось снимать ни одной фотографии... Я ценила каждую из них, это было что-то вроде моего второго личного дневника, только в изображениях... Я помнила, как купила каждую из них, или хотя бы большинство. И выбрасывать их?! Нет, нет... Только бы Кира не узнала.
  По моему лицу разлилась краска, едва я представила ее лицо, когда она зайдет проведать меня и увидет это вещественное доказательство слабости моего характера.
  Тяжело вздохнув, я подошла к стене, отклеила маленький постер пятилетней давности, и бросила его в ящик комода рядом с кроватью. Потом удовлетворенно хмыкнула и, не оборачиваясь, вышла из комнаты, обещая себе никогда больше не пускать в свою священную обитель Кирy. Разве только в старости, когда все постеры уже рассыпаться в прах.
  
  Глава 2
  Кира жила в Феналсе, я в самом Ллорет де Маре, так что чаще всего мы пересекались именно в школе. Конечно, иногда она заезжала ко мне в гости на своем блестящем красном мопеде, но это происходило лишь когда одной из нас был срочно необходим "личный психиатр". Это выражение мы выкопали где-то нa просторах интернета, и онo нам так понравилось, что когда у одной из нас были какие-то проблемы, мы начинали диалог в соцсети именно этой фразой: "Мне срочно нужна твоя помощь, если ты все еще не отказалась от звания моего личного психиатра!" или "Мой личный психиатр на связи? Очень срочно!" Психиатр отзывался немедленно и мы пускались в долгие обсуждения той части нашей личной жизни, в которой свою главенствующую роль нередко занимали наши знакомые парни. Особенно это, конечно, касалось меня, к моему стыду. Года три-четыре назад моя платоническая любовь к кумиру Лору Кастаньеро внезапно ослабила свои тиски. Думаю, это случилось именно в один из приступов срочного желания "вернутся в реальную жизнь", какие иногда приключались со мною. В любом случае, тогда я всерьез увлеклась парнем из параллельного класса. Его звали Адриан, он был так же как и я не испанец, что сильно сближало нас в моих глазах, делая чуть ли не родственными душами. Он был высок, что было для меня громадным плюсом, обладал шикарным умением вытягивать любого из болота уныния, а так же умен. Староста класса, высокий, красивый, иностранец... Я влюбилась в него по уши но, благодаря какому-то внутреннему барьеру, сумела ни разу ни дать ему понять, что именно чувствую. Во мне всегда жил страх быть отвергнутой, начиная, наверное где-то класса с пятого, когда один из одноклассников довольно нелепо подшутил надо мной. А Адри...
  Мы часто пересекались, общались, когда оставались в школе во время двух-часового обеденного перерыва перед вечерними занятиями, и я вообразила себе, что он лишь со мой одной так весел и так обходителен, только мне одной готов помочь, только меня успокаивает, перехватывая после школы на пути к дому... Я была счастлива, он, кажется, от природы был жизнерадостным человеком, а когда кто-то из его одноклассников в шутку спрашивал меня, не влюбилась ли я в Адри, я чувствовала себя избранной... но и не теряющей, по какой-то неясной причины, головы. В такие щекотливые минуты я совершенно спокойно отвечала, что "конечно, нет", а стоящий тут же Адриан смотрел на меня, как мне казалось, с пристальностью.
  Все шло гладко, а потом мои родители решили переехать в другую страну, и связь оборвалась. Какое-то время мы общались в соцсети, а потом он перестал отвечать на сообщения. Я удалила его из списка друзей, желая поставить точку, а потом, когда мосты уже были сожжены, мы опять вернулись в Испанию. Позже я узнала от его сестры, что он обзавелся девушкой, и тогда... Тогда Кира пережила настоящее цунами из моих сообщений и звонков.
  Адри остался в прошлом. Когда он переехал учится в Барселону, моим вниманием вновь завладел принц с экрана, и больше мне не было больно. Безопасной и безоблачной была влюбленность в актера, не омраченная даже сознанием того, что весь характер его я расписала для себя сама. Потом, когда у него появилась девушка, и об этом трубили все газеты и сайты, я начала ощущать себя униженной, а потом и вовсе решила покончить со всем. Что Кира, как моя лучшая подруга, полностью одобрила.
  После знаменательного удаления своего профиля с сайта Луиса Кастаньеро, я чувствовала себя вялой и как никогда ждала погрузится в толчею людей в школе. А когда новый учебный день начался, и я влилась в толпу школьников, я слегка приободрилась.
  Как часто говорили мои родители, система обучения в Испании была "интересной" и отличной от русской. В Ростове на Дону, где я жила первые одиннадцать с половиной лет, я успела окончить лишь четыре класса. Переехав же в Ллорет, я обнаружила, что в той школе, куда меня определили, мне не задержатся больше года. Так что не успела я подружится с однокашниками, общаясь на языке знаков, как меня перевели во "взрослую" школу, как ее здесь называют - в институт. Мне предстояло учится здесь еще четыре обязательных года, а потом я уже могла лететь куда мне вздумается. Могла пойти на курсы, или избрать для себя сложную задачу преодолеть терний бакалавриата, длительностью в два года. Я выбрала последнее, и сейчас как раз вкушала первые месяцы нового учебного года - последнего года в этой школе. Дальше, маяча в лучах восходящего солнца, меня готовился принять в свои объятия университет.
  Вместе с Кирой мы избрали для себя артистический бакалавриат. Есть еще и гуманитарный, и социальный, и технический... Но мы решили, что нам ближе творчество Клода Моне, чем математические формулы, так что выбор наш был обдуманным и совершенно понятным. Вдобавок мы еще и неплохо рисовали, так что чувствовали себя в нашем творческом классе как рыбы в воде.
  Прошагав с наушниками в ушах по коридору, я поднялась на второй этаж и подошла к классу испанского, у которого уже столпилась кучка одноклассников. Джиневра, которая хотела, чтобы ее все называли Джинни, демонстрировала Остину новый цвет волос - ярко рыжий, а стоящие тут же Лора и Васко весело гоготали. Я никогда не чувствовала себя особенно комфортно среди бурлящих жизнелюбием испанцев, быть может из-за моей принадлежности к более сдержанному на эмоции народу, и поэтому постаралась аккуратно встать позади Васко, не вынимая наушников из ушей.
  Сеньора Перла - учительница испанского - запаздывала, и когда появилась запыхавшаяся Кира, я получила целых пять минут на возможность поговорить с ней.
  - Скоро экзамен по истории искусства... - ответила та на мое приветствие. - Боже мой... Я вчера села заниматься, и поняла, что я ровным счетом ничего не знаю об архитектуре в романском стиле! Ты помнишь исторический контекст?
  Вчерашний разговор о Луисе Кастаньеро был забыт, и я позволила себе ужаснутся новостью о приближающемся экзамене.
  - Мало света, толстые колонны и тема религии, - продекламировала я, глядя в остекленевшие глаза подруги. Так мы все смотрели друг на друга, когда на горизонте появлялся новый экзамен, и вид полуживых одноклассников не вызывал ничего кроме понимания. - Ты что, уже начала заниматься?
  Кира ахнула.
  - А ты нет?
  - Вы о истории искусства? - громким басом поинтересовался Васко, поворачиваясь к нам и округляя и без того большие глаза.
  Он играл на рояле, и был настолько артистической личностью, что первое время я не верила словам Джинни - его близкой подруги - когда та говорила, что он "на самом деле так себя ведет, не выпендривается". Он производил впечатление актера в немом кино, каждую секунду исполняющем наиболее пропитанной экспрессией сцену.
  Он навис над нами, как высокий тополь, и посмотрел на Киру.
  - Когда будет этот экзамен? - поинтересовался он, глядя на нас обеих по очереди. - Мы с Джинни собирались начать готовится уже на этих выходных, но я даже сейчас не представляю, как можно выучить исторический контекст романской и готической архитектуры! Это невозможно! А ведь есть еще и скульптура и все эти картины...
  - На самом деле на картину и на какой-нибудь собор контекст будет примерно одинаковый, - Кира явно села на своего любимого конька. - Они были построены и написаны в примерно одно и тоже время, так что тебе остается только запомнить, что в это время происходило в мире. Всего-то навсего.
  - Неужели вы опять про историю искусства? - простонала Лора, выглядывая из-за спины Васко и надувая губы. - Может хватит уже? Все только о том и говорят, что о истории искусства! Кому только в голову пришло выдумать этот предмет?
  Васко и Кира уставились на нее, причем на лице Васко читалось яркое недоверие.
  - Лора, - сказал он, выставляя широким жестом вперед ладонь, отстраняясь от Лоры и от ее слов. - Лора, дорогая, ты ведь и вовсе не знаешь, что такое история искусства. Так что помолчи, дай нам пострадать в спокойствии.
  - Тем более что экзамен на носу, - добавила Кира, водя глазами по стенам коридора. - Тут уже даже и не до страданий...
  - Но все равно, - голос пухленькой Лоры имел свойство подниматься в определенные моменты до фальцета. Как сейчас. - Меня уже воротит от этой темы. Не могу больше слушать об этом!
  - Оставь их в покое, Лу... - донесся из-за спины Васко деловитый голос Джинни. - Им и впрямь плохо.
  Лора повертела в пальцах прядь волос, которые она, собственно, всегда любила перебирать пальцами, и от того они выглядели почти всегда сальными, и отошла. Васко поводил ее взглядом, и, когда Лора присоединилась к Джинни и Остину, что были заняты преимущественно созерцанием экранов своих телефонов, он вновь повернулся к нам с Кирой.
  Моя подруга уже успела вытащить из ранца папку и теперь рылась в ней.
  - Ну а ты что скажешь, Эвви? - неожиданно спросил Васко у меня. - Ты такая тихая.
  Он всегда вел себя так, словно я был пациенткой, которую требовалось подготовить к выступлениям перед публикой: избавить от застенчивости, депрессии, уныния или вообще от всего того, что не было типичными проявлениями характера экстраверта. Таково экстраверта, каким и был сам Васко. Экстраверта до мозга костей.
  Помню, как еще в прошлом году, когда все мы еще только знакомились меж собой, он вполне серьезно был занят тем, что пытался раскусить мой характер. Я была его полной противоположностью, плюс иностранкой, что ему было интересно в той же степени, как психотерапевту, в чье распоряжение попал особенно интересный пациент. Он часто спрашивал у меня что-то вроде "Почему ты не улыбаешься?" или говорил "Давай посмеемся, просто так!" словно проверяя, до какой степени он может меня раскрепостить. Меня это веселило, а он в конце концов решил оставить меня и мой характер в покое. Правда иногда в нем все же просыпалось это желание еще раз попытаться "надкусить" мой характер, с тем чтобы все-таки раскусить его загадку. Как сейчас.
  Я загадочно улыбнулась.
  - Вы, русские, такие чудные, - с чисто-испанским простодушием сообщил он мне, когда я не ответила. - У вас всегда такое лицо, словно вам дали задание срочно решить какую-нибудь мировую проблему.
  - Бывает, - призналась я, понимая, что своими словами он ни в коем случае не стремился как-то задеть меня. - Но иногда во мне растет непреодолимое желание разразится монологом или тирадой.
  Круглые глаза на удлиненном лице еще больше округлились.
  - Не может быть, - он недоверчиво улыбнулся.
  Я кивнула.
  - Да ну тебя, Васко, - не выдержав, рассмеялась Кира. - Она же просто задумалась! И ты тоже задумываешься иногда, верно?
  Судя по его лицу, задумывался он чаще всего вслух, но от ответа его избавила начавшаяся возня среди толпы одноклассников вокруг, так как к нам уже приближалась сеньора Перла. Мы с Кирой "заплыли" в течении общей реки одноклассников в класс, и сели на наше обычное место около окна, за которым виднелись матовые окна другого коридора, а между ними росли деревья. Деревья служили чем-то вроде напоминания о том, что все-таки нас не совсем держат лишь в одних стенах из бетона, но есть еще и растительность поблизости. Конечно, хвала тем, кто планировал эти здания и посадку деревьев, но все-таки недоставало возможности наблюдать нечто более масштабное чем пара метров растительности до матового окна. Но в этом, разумеется, были и свои преимущества: мы не отвлекались на посторонние раздражающие факторы. Или не должны были отвлекаться.
  - Ты как, в порядке? - после того, как Кира аккуратно сложила вокруг себя тетрадки, телефон, и достала ручку, ее взгляд остановился на моем отсутствующем лице.
  Все еще не успели рассесться, и стоял гул, так что мне пришлось повысить голос, чтобы меня услышали:
  - Я ведь удалила профиль, так что да, все в порядке.
  Но карие глаза Киры смотрели с подозрением, и мне пришлось сознаться. По крайней мере частично:
  - Чувствую себя потерянно. Надеюсь, это скоро пройдет.
  - Из-за этого твоего Луиса Кастаньеро?
  Я передернула плечами и закрыла глаза. Кира, какой бы хорошей подругой она ни была, все же не смогла удержатся от вздоха удивления.
  - Боже мой, Элли, неужели опять он?
  - Нет, нет, это просто что-то вроде остаточного...
  - Давайте, может, уже начнем? - сеньора Перла обвела гомонящий класс взглядом и села за преподавательский стол. - Нам предстоит увлекательнейшее путешествие в страну Тиранта белого.
  - Вокруг столько прекрасных парней, - прошипела Кира, наклоняясь ко мне. - Реальных парней, Элли.
  Я критически оглядела класс. Прямо впереди нас сидели Остин с Дарио, которые играли в нечто похожее на крестики-нолики, в середине класса буйствовали энергией счастья Васко с Джинни, а где-то в конце помещения сидел погрузившийся в раздумия Иньиго, сложивший вместе кончики пальцев. Больше никого из мужской составляющей класса не было. Мы были группой артистического бакалавриата, так что если где и ощущалась, скажем, нехватка парней, так только у нас. Их было едва ли больше восьми в нашем классе.
  Мой взгляд вернулся к Кирe и та неуверенно сказала:
  - Вот, к примеру, Иньиго не так уж плох...
  - Кира, он на пол головы ниже меня, - я апатично передернула плечами. - Каким бы мыслителем он ни был, все же такой фактор как рост имеет для меня не последнее значение.
  - Ну хорошо, хорошо, - Кира подавила улыбку. - А... Дарио?
  Она так говорила, словно была продавцом сувениров в лавке. Я скептически уставилась в затылок играющего в крестики-нолики парня.
  - Ему почти тридцать.
  - Ну и что же, - Кира понизила голос. - Зато у него умный вид.
  Я не удержалась и прыснула.
  - Сеньорита Леманн, - сеньора Перла прервала свой рассказ и посмотрела на меня. - Мне очень приятно было бы знать, что моя манера рассказывать историю Тиранта веселит вас, но так как история эта трагическая, меня начинают одолевать сомнения. Может быть вы поведаете нам причину вашего смеха?
  Я почувствовала, как горит лицо.
  - Простите, сеньора Перла, - пробормотала я, садясь попрямее и стараясь не смотреть на Кирy.
  - Быть может это как-то связано с этой экскурсией, которая вас наверняка так переполошила? - предположила наша учительница испанского, оглядывая класс. - В любом случае, думаю, у вас и так будет возможность обсудить все, и не обязательно на нашем уроке.
  - Какая экскурсия? - спросила Джинни звонким голосом.
  Если до сих пор в классе словно летали несколько мух, наполнявших воздух жужжанием, то теперь воцарилась тишина. Сеньора Перла выглядела так, как выглядели на ее месте все испанские учителя, в которых природное стремление к открытой жизнерадостности боролось с необходимостью быть серьезной.
  Может быть существовали под этим южным небом и хмурые личности той же национальности, но мне такие еще никогда не встречались. Обычно все учителя здесь были совершенно одинаковы - жизнерадостные дети, которых необходимость заставляла время от времени принимать серьезный вид.
  Сейчас, когда Джинни задала вопрос, сеньора Перла как раз явила миру совершенно прекрасный пример того, как среднестатистический испанский учитель роняет с своего лица маску превосходства и серьезности. Ее карие глаза вспыхнули озорством, щеки с припудренной загаром кожей покрылись румянцем, и она улыбнулась.
  - Что, неужели ваша классная руководительница вам еще ничего не рассказала? Странно, мы ведь буквально перед этим уроком говорили с ней о вашей экскурсии.
  Поднялся ропот, и Джинни опять взяла слово. Собственно, как и всегда, когда требовалось озвучить мнение класса, Джинни брала слово. Как и ее друг Васко, она была не только экстравертом в самом высшем его проявлении, но и одной из лидеров класса, деля звание старосты вместе с Остином.
  - У нас рисование как раз после испанского, - сказала она.
  Джуана, наша классная руководительница, преподавала у нас артистический рисунок, сокращенно - рисование, которое мы имели возможность иметь словно минуты манны небесной четыре часа в неделю. Это было время релакса и отдыха от коварной и жестокой жизни. Мы слушали музыку - разрешалось носить наушники, и рисовали мир грез. А в моменты, когда нам хотели попытаться преподнести теоретический урок, мы вспыхивали как спички, и начинался скандал. Поэтому чаще всего мы именно рисовали, хотя Джуана и не упускала возможности пoпытаться соблазнить нас теоретическим уроком, ссылаясь на финальные годовые экзамены.
  Чуть выпуклые глаза сеньоры Перлы обвели весь класс с выражением какой-то наигранной коварности и она потерла руки.
  - Ну что ж, значит, она вам все расскажет, - сказала она в полнейшей тишине. - А пока вернемся к уроку.
  Поднялся гомон, но на сей раз учительнице испанского удалось настоять на своем, и уже спустя пять минут по воздуху опять принялись летать своеобразные жужжащие мухи-шепотки. Мы с Кирой переглянулись.
  Когда прозвенел звонок, мы устремились к классу рисования и столпились у дверей еще когда Джуаны еще и видно не было. Судя по всему, ум всех занимало сейчас лишь одно, и мы с Кирой не были исключением. Такая вещь как экскурсия было чем-то вроде отпуска для работающих в офисе работяг, а мы ой как нуждались в таких просветах сквозь тучи будней.
  Когда Джуана появилась и пропустила нас в класс, все тотчас же накинулись на нее с вопросами. Мы с Кирой, отделившись от толпы, сели за один из больших четырех столов и положили рюкзаки на стол, ожидая официального рассказа случившегося.
  В отличие от второго класса для рисования, что был этажом выше, этот был поменьше и куда уже. С точки зрения слышимости он не особенно справлялся со своей задачей, так как от доски до последнего из четырех столов было целое море голов и метров тридцать. Но именно для презентаций он не использовался, так что этот грешок классу вполне прощали. Он был классом рисования, и об этом говорило все - начиная от гипсовой фигуры какого-то греческого бога в конце класса, мольбертов, и кончая вещественными доказательствами присутствия в школе юных дарований - картинки, написанные маслом, акварелью, акрилом обильно нагружали все полки. Все это действовало на нас вроде ароматических свеч - они придавали классу атмосферу искусства.
  Едва Джуана справилась с трудной задачей сбросить с себя лавину любопытствующих учеников и те расселись по местам, она бросила папки, что держала подмышкой, на первый стол, что был ближе всего к классной доске.
  - Я ведь вам все время повторяю одно и то же, - устало заметила она, вороша рукой свои всклокоченные короткие волосы. - Будете нападать на меня, добьетесь лишь того, что я выгоню кого-нибудь из класса. Я ведь все равно собиралась рассказать вам об этой экскурсии, так зачем же пугать меня возможностью быть задавленной?
  Умудренные опытом общения с классной руководительницей, и зная ее довольно вспыльчивый, но и отходчивый при этом характер, все молчали.
  - Что ж... - Джуана села за стол и раскрыла классный журнал. - Хорошо, давайте тогда произведем перекличку, и я вам расскажу, что да как.
  - А разве нельзя раньше? - послышался из-за третьего стола голос Лоры, поднявшийся до фальцета.
  Джуана помрачнела а мы с Кирой обреченно переглянулись, совершенно точно зная, что последует за этим вопросом.
  Поднялся гомон. Все разом принялись втолковывать Лоре, что влезать сейчас с вопросами - дело последнее, так как этим они только все испортят, и Джуана может вообще ничего не рассказать. Сквозь общий гул голосов различался бас Васко, так же как и все негодующего:
  - Лора, дорогая, ты просто неисправима!
  Джуане пришлось встать и ждать десять минут, пока все успокоятся. Потом она произвела перекличку и начала рассказывать:
  - Я предложила дирекции перенести экскурсию в Италию, которую мы с вами планировали на конец года. Ученики второго бакалавриата обычно совершают подобные путешествия ближе в июню, но я решила, и, думаю, вы со мной согласитесь, что когда у нас с вами на носу будут экзамены PAU, нам будет не до экскурсий. Поэтому...
  Все взволновались и пришлось ждать еще пять минут.
  - Поэтому, - продолжала Джуана, - я предложила сoвершить это путешествие в начале семестра. Сейчас и экзаменов нет, и вы получите возможность отдохнуть, не отвлекаясь на мысли о них.
  Я глянула на Кирy, и увидела на лице той выражение недоумения. Судя по всему, она все еще думала о истории искусства, как и наверное многие еще в классе.
  - Если все пойдет гладко, мы отправимся уже в первых числах ноября, и пробудем там неделю, - Джуана чуть улыбнулась, глядя на учеников. - Что думаете?
  Сидящие за первым столом оглянулись посмотреть на второй, а те на третий. За этим столом сидели те, чей голос обычно имел решающее значение в подобные моменты. За ними сидели такие личности как Джинни, Васко, Остин, а так же и Бланка, Алита и Марина - последняя, так же как и я, обладала русскими корнями. Все они были чем-то вроде эпицентра класса.
  - Здорово, - наконец произнесла Алита, вертя в руках свою бейсболку.
  Сидящие рядом с ней Васко и Джинни присоединились к ней, а Лора принялась накручивать на палец локон.
  - А куда именно? - спросил Остин, перекрывая шум.
  - В Рим, - коротко отозвалась Джуана.
  - В Рим! - воскликнули хором сидящие за последним столом Кармела и Мэри.
  - Там ведь будет презентация нового фильма Луиса Кастаньеро! - воскликнула Мэри, когда все к ней повернулись. Ее лицо сияло. - Боже мой! Мы наверное будем там как раз в это время!
  Почувствовав на себе взгляд Киры, я отвела глаза в сторону, чувствуя, как у меня горит лицо.
  - Луис Кастаньеро? - Васко звучно хохотнул. - Мэри... О боже...
  - А что, серьезно? - Джинни повернулась к четвертому столу. - Откуда ты знаешь?
  Мэри слегка порозовела под взглядами одноклассников, но все же сказала:
  - Я читала на сайте... На его официальном сайте.
  Джуана терпеливо оглядывала класс, ожидая внимания, а я тем временем боролась с ярким видением, вставшим у меня перед глазами: я, вчерашним днем, удаляющая свой профиль с ярко розового сайта, наполненного фотографиями моего кумира. Лицо Киры, когда та говорила мне о реальных парнях на уроке испанского, а так же и все те постеры у меня в комнате, которые теперь предназначались лишь для моего взора. У меня запылали уши и я прикусила губу. Боже мой... Худшего момента для этой экскурсии Джуана выбрать просто не могла.
  - Как я вижу, никто, похоже, не против? - спросила Джуана, перекрывая шум. - Что ж, прекрасно. Тогда с этим решено. Сейчас доставайте листы и краски, а в конце урока я раздам бумажки для вашим родителей с ценой экскурсии.
  Я с трудом дождалась конца урока, а когда прозвенел звонок и Джуана раздала нам обещанные бумажки, то поспешила к двери. Сейчас я не могла говорить даже с Кирой.
  
  Глава 3
  Как ни мило было со стороны Джуаны перенести экскурсию на время, когда нам не надо было беспокоится за близость семестральных экзаменов, все же вышло так, что отъезд в Рим был назначен едва ли не в день в день экзамена по истории искусства. Мы с Кирой, а так же и добрая половина нашего класса - другая половина занималась технических рисунком - не могли думать ни о чем другом, поэтому последние дни перед отъездом в самую последнюю очередь можно было назвать расслабляющими и переполняющими предвкушениями. Кроме колонн, выполненных в готическом стиле, различий меж картинами с изображением Дев Марий, написанныx в двух разных стилях, а так же отличных характеристик Византийской империи мы думали лишь о сне. А так же и о том, что было связано с нашей личной жизнью, не связанной со школой.
  Обычно я всегда радовалась, едва наступала осень. В сентябре свой день рождения праздновала мама, в октябре папа, а в ноябре моя старшая сестра. Это был целый марафон по праздникам, и меня нисколько ни смущал тот факт, что меня саму угораздило родится в конце весны. Время, когда всеми овладевала хандра, для меня было временем чудес. Именно было, в прошедшем времени, потому что с началом бакалавриата ни о каких праздниках я больше не могла думать. Просто потому, что на это не оставалось времени. Так было в прошлом году, а в этом, как выяснилось в конце октября, и подавно.
  - Выезжаем пятого ноября... - простонала я, едва в мое распоряжение попала бумажка со временем отъездa, приезда, видом транспорта, и прочими подробностями. - Просто чудесно... На следующий день после экзамена!
  - Ну и что, - Кира тоже получила свой информационный лист, и теперь разглядывала его. - Как раз отдохнем. Хорошо, что не на день раньше.
  Я уронила листок на стол и закрыла лицо руками.
  - А третьего Мелли празднует свой день рождения!
  Кира глянула на меня с некоторой озабоченностью и похлопала по спине.
  - Ничего, есть время все продумать, - сказала она, возвращаясь к своему листку. - Все успеем.
  Но казалось, что мы ничего и никогда не успеем. Я уже привыкла к этому чувству за весь прошлый год, а теперь мне пришлось вновь смерится с его присутствием.
  Моя старшая сестра вот уже три года как жила и училась в Барселоне, но на свой день рождения всегда приезжала к нам, давая нам возможность понаготовить в честь таково дня салат Оливье, салат из тертых варенных яиц с сыром, а так же закупится целым множеством разных соков. Ну и, конечно, нельзя было забывать о большом шоколадном торте.
  Двадцатичетырехлетняя Мелани исправно загадывала желание и задувала свечи, в то время как мы с Кирой, с ее и моими родителями, весело смеялись, стараясь не дать упасть бумажным колпакам на головах.
  Года два назад вместе с Мелли неожиданно приехал и ее бойфренд, что повергло всех в крайнее смущение и все прошло очень тихо. Но потом она появилась как и всегда одна, никак ничего не комментируя. Мама пыталась что-то узнать у нее, но либо Мелани и в самом деле была с головой занята учебой в университете, на что намекала, либо в отношении парней ей не везло. И в том и в другом случае мы ей сочувствовали.
  Но кто приезжал всегда на подобные праздники, так это Кира и ее родители. Так уж вышло, что мои мама с папой были знакомы с мамой Киры еще когда все мы жили в России, а нас с Кирой тогда еще и в проекте не было. Тогда, вместе с модой давать детям по возможности редкие имена, пришло и жгучее желание как можно чаще выезжать в Европу, так что однажды, лет двадцать назад, когда мама Киры сообщила моим родителям, что познакомилась к прекрасным парнем из Испании, и что выходит за него замуж, им оставалось лишь порадоваться за нее. Потом она уехала жить к мужу и родила там Киру, а мои родители последовали ее примеру лишь когда мне стукнулo одиннадцать. Так что все мы дружили еще с незапамятных времен.
  Но именно в этом году веселого и легкого праздника, на мой взгляд, не получилось. Мы с Кирой кричали "С днем рождения!" держа учебник по истории искусства подмышкой, а едва нам было позволено выйти из-за стола, мы умчались в мою комнату заниматься. Мы пребывали в таком состоянии высочайшего умственного напряжения, что Кира даже и внимания не обратила на двадцать пять лиц Луиса Кастьянеро, что улыбались ей со стен моей комнаты, и мы прозанимались до самого отъезда ее родителей.
  На следующий день, с тенями под глазами и невменяемыми лицами, мы явились на экзамен, где произошло наше свидание с тринадцатью таких же измученных как и мы одноклассников.
  * * *
  - Поверить не могу... - простонала Кира, блаженно вытянув ноги на ковре в моей спальне, и глядя как я собираю чемодан. - Мы свободны! Ты представляешь, Элли, свободны!
  Время близилось к закату, а красный мопед Киры стоял на стреме перед мoим домом. Сама Кира забежала ко мне затем чтобы проведать обстановку и сообщить, что она уже полностью готова. Я же собиралась довольно долго, так что увидеть сияющую Киру на пороге дома, когда я еще заполнила лишь половину собственного чемодана, было как-то... словом, я решила ускорить темп сборов.
  Весело вертя в руках чашку с какао, какой она налила себе еще на кухне, Кира беспечно наблюдала за тем, как я аккуратно складываю свой белый свитер, укладывая его рядом с бежевыми джинсами скинни.
  - Будешь как белая газель, - прокомментировала она, глядя на меня со смешинкам в глазах. - Вся такая тонкая и высокая, будешь нести свою осанку по Риму... Отдашь мне этот свитер поносить?
  Я удивленно посмотрела на нее.
  - Да, если хочешь, но... Разве ты носишь белый?
  Кира пожала плечами. Ее любимый, темно-синий свитер, на мой взгляд, не потерпел бы соседства с моим белым. В отличие от меня, ванильной блондинки, Кира обладала мало того что роскошной, оливковой кожей испанки, так еще и темно-каштановыми волосами и темными глазами, что совершенно идеально смотрелось с насыщенными и просто темными цветами. Какие она и носила, предоставляя мне возможность носить все пастельное и белое.
  - Я тебе могу отдать свой красный свитер, - предложила Кира, - я уложила его в чемодан, а ты мне белый. Махнемся.
  - Но зачем? - все еще недоуменно спросила я. - Ты ведь терпеть не можешь белый!
  - Кто тебе это сказал? - Кира погрозила мне чашкой с какао. - Иногда я как раз за то, чтобы временно сменить имидж. Поношу твою пастельную гамму, а тебя одену в насыщенные цвета. Все-таки не зря же у тебя все-таки темно-карие глаза. Они будут шикарно смотрится не только с нежно-розовым цветом, но и с тем же черным.
  - Я подумаю, - сказала я, беря в руки уже другой свитер.
  Кира смотрела на меня с довольно забавным выражением на лице. Я успела уйти в свои мысли, а когда случайно перехватила ее взгляд, то не удержалась и улыбнулась.
  - Что такое? У меня паук на лице?
  - Ах, Элли, - Кира хихикнула. - Я просто подумала... Ты меня извини, конечно, но я просто представила себе, как бы ты выглядела, если бы тебе пришлось выступать перед публикой. Такая задумчивая и погруженная в себя... - она состроила на лице гримаску.
  Я невольно передернулась.
  - Ох, нет. Вот это нет.
  - А если бы тебе пришлось?
  Я покачала головой.
  - Да ну, никогда. Да и зачем?
  Кира задумчиво посмотрела на стену, где висели фотографии Луиса Кастаньеро. До сих пора она еще ни разу мне ничего не сказала по поводу них, но теперь я почувствовала, что зря понадеялась на ее деликатность. В каких-то вопросах Кира была сама откровенность, что не мешало ей быть мне лучшей подругой, хотя я готова была откусить себе язык, чем сказать нечто такое, что не кажется мне деликатным.
  - А если бы тебе пришлось с ним встретится? - спросила она тихо, и я подняла на нее огорошенный взгляд. Этого вопроса я ждала меньше всего. - Ты ведь его фанатка с двенадцати лет, а если бы... Если бы он и впрямь случайно показался нам на глаза в Риме?
  Я почувствовала себя довольно неуютно, сознавая, что отнюдь не должна чувствовать того тепла, какое предательски разлилось по мне после этих слов Киры. Тепла, смешанного со смущением. Как я только могла?.. Каким же бесхребетным существом надо быть, что бы не соблюдать установленных собою же правил? Отвратительно.
  Нахмурясь, я бросила свитер в чемодан.
  - Не думаю, - сказала я, довольно резким голосом. - В любом случае, мне все равно.
  Кира одобрительно улыбнулась.
  - Ого, да ты молодец.
  Я глубоко вздохнула и взяла в руки следующую вещь, на этот раз шарф. Мне не хотелось обсуждать сейчас Луиса Кастаньеро. Я даже думать о нем не хотела, если уж на то пошло. Чего мне на самом деле недоставало, так это того ясного голоска сознания, какой мог бы мне повторять время от времени нечто похожее на "Возвращайся уже с небес на землю" или "Сколько можно думать о том, чего никогда не будет?"
  Но мне лишь предстояло вывести этот голосок из спячки, в какой он пребывал с моего двенадцатилетия. И вывести я должна была его в самом скором времени. А так же и снять все двадцать пять фотографий Луиса Кастаньеро...
  - Большие глаза цвета рассветного неба, в которых утонула вся вселенная, - Кира поставила пустую чашку на пол и теперь кружилась по комнате, хитро на меня посматривая. - А эта кожа... Загорелая, и потрясающиe, отливающиe сталью на солнце волосы...
  - Перестань, - я гневно глянула на нее, но все-таки не удержалась и улыбнулась. - О чем ты только думаешь?
  - Рост метр девяносто и такое сложение, словно он сошел с Олимпа...
  - Кира! - я метнула в нее очередным свитером, который аккуратно складывала вот уже несколько минут.
  Но Кира лишь хихикнула.
  - Давай напоследок посмотрим "Воды пустыни?" - предложила она, переставая пританцовывать и садясь вновь рядом со мной. - Там он похож на загорелого ангела.
  Я не успела ничего на это ответить, так как раздался стук в дверь и вошла моя мама, с маленькой стопкой моих носков. У меня была самая лучшая коллекция носков совершенно одного фасона, единожды обнаружив которые в магазине я уже не могла расстаться с этим даром удобного белья. Мама мило перестирала для меня пять пар этого чуда.
  - Привет, Кира, - мама совершенно не удивилась виду моей подруги, что развалилась на моем ковре. - Уже собралась?
  - Ага, - блаженно улыбнувшись, отозвалась та.
  Я нахмурилась и принялась быстро складывать оставшиеся вещи.
  Мама вернулась с работы пораньше, чтобы вместе с папой помочь мне, если надо, разобраться со сборами. Все-таки я должна была отсутствовать целую неделю. Папа еще не вернулся, но мама появилась ровно в шесть, как и обещала. Какая же она милая.
  - Ксюша мне звонила, - сказала мама, передавая мне носки, и глядя на Киру. - Сказала, если ты здесь, передать тебе просьбу вернутся пораньше.
  Кира слегка посерьезнела.
  - А во-сколько? - чуть напрягшись, спросила она.
  - Разве вы с ней этого не обговорили? Думаю, твои родители хотели бы удостоверится, что у тебя уже все готово.
  - Да я им и так уже сказала, что готова, - буркнула Кира. - Ну, папе, если быть точной. Мама вот-вот должна вернутся.
  - Уже вернулась, - заметила мама.
  После этих слов Кира приняла вид невинного котенка, который понял, что нашкодил. Я прыснула.
  - Иди давай, - улыбаясь сказала я. - Тебе не нужны проблемы.
  Кира покорно встала, бросив на меня обиженный взгляд.
  - Они и так знают, что я... Я ведь не у кого-нибудь, а у вас, - буркнула она, обращаясь к моей маме. - Вы ведь знаете меня, верно?
  - Знаем, дорогая, только и твои родители тебя знают, - заметила мама.
  Стянув волосы сзади в воинственный хвост, Кира побеждено вздохнула и повернулась ко мне.
  - В пять мы с папой за тобой заедем, - сказала она мне. - И не опаздывай.
  - Вы ведь выезжаете в полшестого? - мама обеспокоенно прислонилась рукой к моему письменному столу.
  Кира пожала плечами.
  - Да, если автобус не опоздает. Или Элли.
  - Не опоздаю, - сказала я, серьезно поглядев на нее. - Или я не я.
  Удостоверившись этим железным объяснением, которое делало честь моей пунктуальности, Кира повернулась к моей маме и церемонно сказала:
  - Что ж, Элиза, хорошо вам оставаться.
  Я наблюдала за ними, оставив на время свои сборы. За все те годы, что мы с Кирой были знакомы, та как только не обращалась к моей маме, не переваривая, очевидно, сложное имя Елизавета. Мама вообще могла называться рекордсменкой по количеству имен, какими ее именовали знакомые и родные. Наши родственники из России называли Елизаветой или Лизой, папа и близкие русские друзья тоже называли ее Лизой, а иногда в уменьшительной форме этой уже уменьшенного имени: Лизок. Испанцы взяли и переделали имя Елизавета на Элизабет, как ее называл отец Киры, а сама Кира обращалась к ней исключительно как к Элизе. Что мама и принимала с завидным самообладанием. Мне иногда даже казалось, что ей нравится, когда по телефону бабушка называет ее Елизавета, сидящий рядом муж - Лиза, Кира - Элиза, а отец Киры - Элизабет. И я от нее недалеко ушла... До сих пор не понимаю, как умудряюсь отзываться на Элли, Эвви и Лина... Хотя, надо признать, имя Эвелина определенно стоит таких сложностей.
  Пока я думала над всем этим, мама уже приступила к прощанию с Кирой:
  - Пока, дорогая. Передавай родителям привет.
  Кира кивнула, улыбнулась мне и шмыгнула за дверь. Со стороны лестницы послышался громкий топоток, и мама хмыкнула.
  - Тебе точно не нужна помощь? - спросила она, взглянув на меня.
  Я покачала головой.
  - Нет, спасибо.
  - Как знаешь... Приходи ужинать, сейчас уже будем садится за стол, когда твой папа вернется, а потом ты ляжешь. Вставать в четыре, это тебе не шутки.
  - Хорошо, - кивнула я и мама вышла из комнаты, оставив меня в спокойном одиночестве медленно складывать последние джинсы.
  В комнату вливался оранжевый свет заходящего солнца, образовавшего на стене прямоугольник света, на которой танцевали на ветру тени от листьев эвкалиптов. Я бросила взгляд на чашку, что стояла на ковре, и где еще так недавно был какао.
  Улыбнувшись, я вернулась к своему чемодану.
  
  Глава 4
  Если где и можно было назвать осень на редкость мягкой и солнечной, так это здесь, где средиземное море встречалось с берегами Испании - берегами Коста Бравы. В сентябре здесь температура обыкновенно не опускается ниже двадцати градусов, в октябре - ниже восемнадцати, а в ноября уставшие дождаться похолодания испанцы надевают куртки... хотя температура все так же не желает смерится со сменой сезонов. И хотя листья опадают, хотя ранним утром в теплом воздухе может мелькнуть слабая нотка осенней свежести, все же в полдень совершенно естественным образом может вдруг ударить жара. И вы, а вместе с вами и другие, можете, скрепя зубами, спокойно стягивать с себя шарфы и куртки, и прятать их куда подальше.
  Я иногда чувствовала себя виноватой из-за того, что жду суровых холодов посреди таких откровенно-райских теплых ветров и горячего солнца - идеального со всех точек зрения климата. Жду, между прочим, совершенно напрасно, так как холода здесь обычно начинаются во второй половине декабря, и то, если повезет. И холода эти могут вызвать лишь скептическую, полную ярости улыбку у жителей севера, так как тут довольно обычное дело, чтобы кто-нибудь начинает жаловаться на холод при температуре пять градусов выше нуля. Тут без комментариев.
  Преодолев это вступление, позволю себе вернутся к тому утру, когда папа Киры заехал за мною, за тем чтобы отвезти нас с ней к отелю Олимпик. Там нас должен был ждать автобус, и кучка сонных одноклассников. Профессора обычно появлялись за пять минут, хотя и не уставали нам говорить о важности привычки приходить заранее. Но тут уж нам оставалось лишь проявлять терпение, тем более что казалось, что за эти лишние пять минут профессора успевали как следует подзарядится первоклассным настроением. Как это им удавалось, я никогда не могла понять. Моя время от времени прорывающаяся наружу натура, которая была скупа на эмоции и происходила из моей принадлежности к русскому народу, лишь чистосердечно дивилась подобным настроениям.
  - Подумать только, - зашептала я Кире, когда мы вылезли из машины и ее отец уехал, пожелав на прощание вести себя отменно. - Ты посмотри. Такое чувство, будто они только что вернулись с пляжа.
  Кира шмыгала носом и ежилась, переживая утреннюю (или еще ночную?) свежеть. Но на мое замечание ответила:
  - Мы ведь едем на курорт, - заметила она. - Или... на что-то вроде того, верно? Так это вполне объяснимо.
  На темно синем небе еще горели несколько звездочек, но на востоке небо уже светлело. Было довольно темно и прохладно. Думаю, не выше двенадцати градусов. Мы с Кирой трусцой поскакали к одноклассникам, словно к живым обогревателям, таща за собою свои чемоданы.
  - Каждый раз, как едем куда-нибудь, они пышут счастьем, - пожаловалась я Кире. - Я чувствую себя неловко. Мне в такие минуты обыкновенно хочется лишь ненавидеть все и всех. И спать.
  До нас донесся басовитый смех Васко и Кира понимающе хмыкнула мне. Но ответить ничего не успела, так как мы уже подошли вплотную к толпе знакомых и нырнули в гущу людей.
  Вместе с нами должeн был поехать еще другой класс, но я мало кого там знала. Но они, кажется, знали всех, так что и теснились друг к другу. Может быть, конечно, дело объяснялось холодом, или потребностью поделится первыми новостями, словом, все сгрудились в кучу. И мы с Кирой не составили исключение.
  Мы протолкались к группке наших одноклассников, где главенствовал Васко, Джинни, Алита и Лина, веселившие всю компанию. Джинни и Алита выглядели как сошедшие со страниц глянцевого журнала модели. Джинни, чьи волосы по какой-то парадоксальной причине (вызывавшей во мне даже понятную белую зависть) лишь выиграли от знакомства с рыжей краской, мягкими волнами падала ей на спину, а несколько локонов пряталась под синим шарфом грубой вязки. Раннее утро не умолило ее способности идеально прокрашивать себе стрелки на глазах, а так же ровным, красным слоем прокрашивать губы. Которые теперь все время были растянуты в улыбке. Стоящая рядом Алита деловито листала ленту Instagram в своем телефоне, а из под полей ее бейсболки с буквами NY на лицо спадали черные волосы. На ней был надет ее любимый бомбер, на ногах обувь на платформе - писк сегодняшней моды. Обе, как я сказала, выглядели сошедшими со страниц журнала моделями, но, если сравнить, то Джинни могла бы быть испанской моделью, а Алита американской. Не знаю, в чем именно это выражалось, но на нее явно как следует подействовала атмосфера Америки, где она училась в прошлом году.
  Лина не претендовала на звание it-girl, это было сразу, как и то, что ей, очевидно, для собственной неотразимости не нужны были эффектные вещи. По крайней мере так считала она сама, гордясь своим колючим остроумием и умением худеть, поедая гигантские бутерброды за раз.
  Мы с Кирой не чувствовали решимости распетушится и заявить свои права на величие и идеальность, стоя рядом с этими тремя (или четырьмя, так как Васко тоже не выглядел отстающим от трендов моды) и вели себя мирно. Правда, я лично считала, что Кира вполне могла бы выглядеть супер эффектно, если бы захотела. По крайней мере я искренне восхищалась ее длинными, прямыми волосами, в то время как мои были пушисты и длинною чуть ниже плеч. И они, само собой, нравились всем, кроме меня.
  - Как вата! - восхищались мои одноклассницы, щупая мои невесомые, белые завитки. - Боже мой, как мило!
  Так или иначе, может быть мы с Кирой и были очень даже милы, но нам не хватало в этом уверенности. Кира могла сколько угодно называть меня стройной как ива с глазами газели, а я восхищаться ее волосами, но, находясь рядом с одноклассницами, мы слегка терялись. Те прямо-таки лучились уверенностью в собственной неотразимости и чувстве собственного достоинства. Как и все испанки, на мой взгляд.
  - Народ, привет! - голос Васко разрезал утренний воздух, когда он поприветствовал нас. - Как? Готовы?
  Я слегка вздрогнула, так как все еще слегка дремала, а Кира со всей серьезностью провозгласила:
  - Люди, готовые плыть в Рим, не могут быть к этому не готовы!
  Джинни весело рассмеялась, а Алита на миг оторвалась от телефона:
  - Который час? - она огляделась. - Нас уже должны были запустить в автобус.
  - Иначе мы превратимся в лед, - на одной ноте сказала Лина, деревянно выпрямившись.
  Васко весело расхохотался и я вновь вздрогнула.
  - Еще где-то пять минут, - Кира поставила свой чемодан рядом с собой. - Кажется, я видела Марину Хосе.
  - Повеселимся, - Джинни в предвкушении сузила глаза и принялась говорить, театрально взмахивая руками: - Дети, посмотрите на Пантеон, вы видите, как возвышаются к небу эти колонны?
  Мы обменялись понимающими и добрыми улыбками. Стиль нашей учительницы по истории искусства был известен далеко за пределами нашего класса.
  Нам не пришлось слишком долгое время представлять себе, как будет вести себя в Риме Марина Хосе, так как вскоре она сама появилась прямо перед нами, ступая как всегда с поднятой головой, прямой спиной и на каблучках.
  Конечно, неприлично говорить о возрасте дам, но в случае Марины Хосе я просто не могу пройти мимо исключительной возможности восхитится ее манерой держатся и одеваться. Надеюсь, она не обидится, если прочитает эти строки, но если даже и так, то пусть знает, что несмотря на то, что ее безупречный макияж не вполне справлялся со своей задачей молодить ее до тридцатилетнего возраста, он все же придавал ей шарм.
  Она была маленькая, следящая за своей фигурой, и неизменно, преувеличенно женственна. Мы лишь раз видели ее в спортивных штанах, при чем тогда ее вид изрядно удивил нас - это говорит само за себя. Она всегда была одета в юбку-карандаш черного или красного цвета, с черными колготками, с блузкой, расписанной каким-то дизайнером, что в душе явно был импрессионистом, и с бусами/шарфиком. И над всем этим красовалась ее голова со светлыми, прямыми волосами чуть выше лопаток. Она любила изящно поправлять их.
  - О, вся честная компания! - Марина Хосе просияла, увидев нас, и мы тут же умильно и приветливо заулыбались ей в ответ. Все мы были выше ее, а Васко и вовсе возвышался над ней словно небоскреб. - Готовы ко встрече с вечным? Так, так, - добавила она, по детски наивным голоском, не давая толпе учеников сзади задавить ее. - Обходите, обходите, люди, осторожнее.
  - Скоро будем заходить в автобус, Марина Хосе? - спросила я.
  Она осмотрела толпу, чуть сжав свои красные губы, и кивнула мне.
  - Да, осталось только дождаться нашего любезного Августина.
  - Это кто? - Лина недоуменно глянула на нее.
  Марина Хосе вдохнула и перекинула через плече прядь волос.
  - Знаешь такого наполненного счастьем молодого человека, который преподает испанский? - спросила она, повернувшись к Лоре.
  Та покачала головой.
  - Сейчас увидишь, - пообещала Марина Хосе. - Он скоро подойдет.
  - Он был у меня классным руководителем во втором ESO, - заявила я, улыбаясь. Перед моими глазами встал двадцати-пятилетний Августин, превращавший уроки испанского в комическое шоу.
  Скоро к нам начали стекаться все наши одноклассники, и появился Августин. Они пошептались с Мариной Хосе, потом Августин шмыгнул в открывшуюся дверь одного из двух автобусов, и Марина Хосе принялась производить перекличку. Мы же быстро кидали свои чемоданы в специально открывшийся широкий карман в низу автобуса.
  - Займи мне место, - шепнула мне Кира, когда голосок произнес "Эвелина Леманн!"
  Я кивнула и нырнула в автобус, тотчас же почувствовав себя словно окунувшись с головой в теплую воду. Здесь было просто упоительно тепло.
  Заняв место в середине автобуса я прошмыгнула к окну и достала из сумки наушники. Мне предстояли полтора часа прослушивания гениальных песен One Republic, Lullaby (Nickelback), и прочих произведений, от которых и после десятого раза прослушивания появляется гусиная кожа.
  После того как Кира плюхнулась рядом со мной на соседнее сидение, зашли все остальные и за Мариной Хосе закрылась дверь, воцарилась наполненная предчувствием тишина.
  - Дамы и господа, - Марина Хосе раздобыла микрофон и теперь ее голос наполнял весь воздух автобуса. - Пристегните ремни, ведите себя хорошо и жуйте жвачки. До нашей остановки в порту у нас полтора часа пути, а там мы, как вы знаете, пересядем на пароход.
  Я слушала ее, закрыв глаза. Так эффект от произнесенного был выше. Хотя этого и не требовалось, я и так была вся в восторге от происходящего.
  - Пароход отвезет нас до Неттуно, а оттуда поездом до самого Рима.
  - А там есть порт? - спросил кто-то сзади.
  Марина Хосе неуютно поерзала. Ей явно не хотелось признаваться в том, что не на все вопросы она может дать исчерпывающий ответ.
  - Нас там высадят, - заметила она в микрофон. - А что будет делать пароход, мне не известно.
  Мы заволновались, предвкушая предстоящую дорогу и наблюдая внутренним зрением, как пароход от будет бороздить ярко голубые воды моря. Я еле сдержалась, чтобы не включить One Republic, и не погрузится с головой в грезы. Но Марина Хосе уже заканчивала:
  - В отеле мы расселимся по четыре человека в комнате и будем весь остаток дня отдыхать. А завтра я вам расскажу наши дальнейшие планы. Сейчас вам лучше разделится на эти группы по четыре человека.
  - А на пароходе нам дадут каюты? - спросил тот же бестелесный голос.
  На сей раз Марина Хосе с готовностью проинформировала всех нас, ответив тотчас же:
  - Да, они оплачены. По двое на каюту.
  - Теперь я понимаю, почему экскурсия стоит пятьсот евро, - помрачнела Кира. - Мы прекрасно бы провели время на палубе все эти... А сколько мы будем плыть? - спросила она громко.
  - Часов шесть-восемь, - уклончиво отозвалась наша учительница по истории искусства.
  Кира сделала страшные глаза и посмотрела на меня. Я многозначительно кивнула.
  - На палубе? - спросила я с улыбкой.
  Кира покачала головой и воткнула наушники в уши.
  Автобус тронулся и я наконец получила возможность потеряться в мире музыки. Мимо пролетали деревья, что росли вдоль магистрали - преимущественно туи и кедровые ели, а на небе праздновал свое возвращение рассвет.
  К тому времени как мы въехали в Барселону и принялись вертеться на всевозможных поворотах, развилках, кругах, я уже успела устать от всего. Кира тоже неуютно вертелась на своем сидении, а я прислонилась лбом к стеклу.
  Я пребывала уже в таком пасмурном настроении от движения в мегаполисе, что когда мы выехали в порт, едва обратила внимание на космический пейзаж. А когда автобус остановился перед квадратным, металлическим зданием, на чьем фоне терялся в дымке гигантский пароход далеко впереди, я проснулась от этой дремы и встрепенулась.
  Мы вышли, вытащили свои чемоданы, и, еле разгибая ноги, потащились словно выводок утят за Мариной Хосе, что повела нас к зданию. После проверки документов, и прочих осмотров, мы наконец вышли на свежий воздух и пошли вдоль вереницы лодок и катеров к высящимся над водою лайнерам.
  Мимо нас сновали тележки и даже машины, а рядом с Мариной Хосе шел теперь человек, который был одет в форму. Оглянувшись, а увидела позади еще один выводок утомленных дорогой братьев по путешествию, чей автобус прибыл немногим позже нашего. Их вел Августин.
  Море блестело где-то в щелях, какие образовывали стоящие рядами представители водного транспорта, а так как им не было конца, мне уже стало казаться, что мы прибыли в какой-то мегаполис лайнеров.
  Марина Хосе энергично шла вперед, беседуя с человеком в форме, мы с Кирой время от времени перебрасывались словами, а позади смеялись и шутили наши вечно неутомимые Васко и Джинни.
  Наконец Марина Хосе остановилась, причем совершенно внезапно. Мы, слегка отставшие, поспешили подойти, с некоторой опаской посматривая на гигантский пароход, мимо которого проходили. А когда мы его миновали, то обнаружили милейшее на свете маленькое созданьице, гордо именующиеся "El Mundo". Перед ним как раз и стояла Марина Хосе, ожидая, пока все подойдут. В том числе и группа Августина. Когда все подошли и принялись с недоумением или опаской разглядывать пароходик, наша учительница прервала ропот:
  - Наш пароход, - заметила она, улыбаясь малышу, который выглядел птенцом на фоне орла лайнера соседа.
  - Подходящее название, - прыснула Кира. - Мир. Коротко и ясно.
  - Пошли, - поманила нас Марина Хосе, и мы послушно последовали вслед за ней и вслед за сопровождающем к "El Mundo".
  
  Глава 5
  Ступив на борт я почувствовала себя чужестранкой, переступившей порог какого-нибудь английского особняка. Маленькое помещение, куда мы попали, было выкрашено в розовато-белые тона, пол сверкал плиткой, а рядом со стойкой ресепшна стояла длинная, стеклянная ваза, с одним-единственным цветком. Пахло сиренью.
  Каким бы малюсеньким не выглядел пароходик снаружи, внутри он отнюдь не производил впечатление чего-то жалкого. Отнюдь, думаю даже, это был хитрый рекламный ход - цена на билеты вряд ли была так же высока как на другие пароходы побольше, а убранство с трудом можно было счесть безвкусным или ниже среднего в плане комфорта. Нет, нет, тут даже ароматизатор воздуха был подобран качественно, а это уже было кое что.
  Мы едва ли поместились бы в маленьком холле, ввалившись все разом, так что Марина Хосе и ее сопровождающий принялись со скоростью пулеметной очереди направлять нас по каютам, прибавляя помимо указаний координат одно и тоже коротенькое замечание:
  - Обед с трех до пяти на первом этаже, в носовой части. Если возникнут трудности, звоните, у вас есть мой телефон.
  Наконец мы с Кирой получили ключи от нашей каюты и весело пошли в сторону длинного и очень узкого коридорчика, что начинался в левой стороне от стойки ресепшна, следуя как раз за какими-то нам незнакомыми парнями из параллельного класса.
  Колесики чемоданов скользили по блестящим плитам пола словно по льду, а в окне иллюминатора посередине коридора виднелась стенка нашего соседа лайнера.
  Ощущение было странное. Я едва ли могла представить, что мы уже находимся на борту морского судна. Ничего об этом не говорило, включая отсутствие качки и каких-то подозрительных наклонов стен.
  Мы с Кирой поднялись по лестнице на второй этаж, потом на третий, заглядываясь на матовые большие стекла, что пускали на лестницу мягкий свет. Он ложился на растущие прямо здесь же мини пальмы и те блестели капельками воды.
  - Пришли, - я посмотрела на ключик, что держала в руках, когда мы прошли по очередному коридору и остановились у двери, чей номер искали.
  Кира устало выдохнула, обернувшись назад, к лестнице. И сзади и спереди никого видно не было, так что можно было подумать что мы - единственные из всей нашей большой компании, кто поселится на третьем этаже. Было тихо, лишь откуда-то со стороны лестницы слышался стук колес чемоданов, голоса и смех.
  Вставив ключ в замочную скважину, я повернула его и дверь с мягким щелчком открылась, пропуская нас в комнатку, где стояли две застеленные кровати а иллюминатор был занавешен легкой шторкой, пропускавшей внутрь мягкий, тусклый свет. Очевидно, наша сторона пароходика была в тени.
  Все так же ненавязчиво пахло сиренью, а около шкафа со стеклянными дверцами стояла длинная ваза с цветком. Больше ничего, что могло было быть декором, не было. Если не считать, разумеется, стен и одеял на кровати, что вместе смотрелись просто замечательно, совпадая по оттенку.
  - Сиреневый... - Кира оставила свой чемодан и плюхнулась на кровать по правую сторону от окна. - Чур моя!
  Я бросила на другую свою сумку, чемодан пристроила рядом, и ушла осматривать ванную.
  Какими бы утомленными мы ни были, все же дух путешественниц в нас ничуть не ослаб, и мы не смогли слишком долгое время провести просто валяясь в кровати.
  Пылая жаждой наконец отчалить, Кира пристроилась у иллюминатора, и вскоре громко позвала меня.
  - Ты посмотри, целая толпа народу!
  Присев рядом с ней, я всмотрелась в ту часть пристани, что была видна из нашего окошка. Действительно, на борт подымались люди. По большей части все - с документами, пестро одетые и гогочущие.
  - Попугайчики, - я хмыкнула. - Неужели и мы так же нелепо выглядим?
  Кира прыснула и укоризненно глянула на меня.
  - Ну, надеюсь, что нет. Во всяком случае не мы с тобой.
  Толпа постепенно поступала на борт, и вскоре все скрылись из глаз. Довольно долгое время мы молча наблюдали за пустой пристанью, потом я вздохнула.
  - Когда же мы наконец отплывем? - Кира нетерпеливо постучала ногой по полу. - Теряем зря время! И так уже все зашли!
  Пока она говорила, в наше поле зрения попал еще человек, судя по виду - запыхавшийся и недовольный чем-то. Он держал в одной руке документы, другой придерживал подол какого-то дикого одеяния, похожего на мешки, сшитые между собой. На голове красовался тюрбан.
  Мы с Кирой недоуменно переглянулись. Не успели мы разглядеть его, как человек исчез из поля зрения, попав на борт пароходика.
  - Что это такое было? - спросила недоуменно я, поглядев на не менее удивленное лицо подруги. - Неужели это что-то вроде последнего писка сезона, носить такие балахоны? Я даже не поняла, мужчина это или женщина.
  Кира сделала большие глаза.
  - Что-то мне неуютно стало, - пробормотала она, с едва уловимой смешинкой в голосе. - Ты представляешь, плыть нам теперь с этим типом до самой Италии!
  Не прошло и десяти минут, как пароход наконец тронулся и мы поплыли.
  К нам в каюту теперь вливался яркий, солнечный свет, заливавший собою часть обеих кроватей, на которых Кира затеяла дремать, а я - читать свой дневник. Было тихо, спокойно и по-волшебному необычно.
  Стоило выглянуть за стекло иллюминатора, как до самого горизонта расстилалось полотно сверкающего на солнце моря, с едва заметными пенящимися волнами.
  Мы плыли уже, должно быть, пару часов, когда Кира обнаружила, что она, вероятнее всего, страдает от морской болезни. Нас лишь слегка покачивало, но она вдруг побледнела, вся укуталась в свое одеяло и перестала отвечать на мои замечания.
  Не представляя себе, как можно ей помочь, я в конце концов оставила ее в покое, углубившись в свой дневник и растянувшись на своем одеяле. Солнце приятно нагрело мое одеяло, и меня начинала одолевать приятная дрема.
  - Силы небесные... - простонала Кира, со своей кровати. - Если я умру, не кидайте меня, пожалуйста, за борт.
  Я разлепила глаза и тревожно посмотрела на нее. Кира повернулась к стене, свернувшись калачиком. На мой вопрос она ответила стоном.
  Я встала и подошла к ней. На Кире лица не было.
  - Думаю, здесь можно раздобыть какое-нибудь лекарство от этого... - неуверенно предположила я. - Я могла бы сходить, если хочешь.
  - Оставь меня, я так и так умру.
  - Серьезно, Кира, если хочешь...
  Но Кира лишь закрыла глаза и жалостливо заявила, что намерена спать, и больше не просыпаться. После колебаний, я вернулась к своей кровати и вновь улеглась на подушки.
  Но в сон больше не клонило. Я некоторое время еще валялась на подушке, представляя себе, что поделывают все остальные наши одноклассники, а потом встала.
  - Я пойду, прогуляюсь, - сказала я, и, получив в ответ нечто нечленораздельное, вышла за дверь.
  Было уже не так пронзительно тихо как раньше - со стороны соседних номеров уже доносились невнятные звуки голосов, музыка, смех, а в номере напротив кто-то совершенно явно говорил по телефону.
  Спустившись на первый этаж, я быстро нашла маленький ресторанчик, куда нам надо было явится ближе к трем часам. Там уже сидели на солнышке незнакомые мне личности в солнечных очках, и я не стала там долго задерживаться, отметив лишь, что из ресторанчика можно попасть прямо на палубу сквозь французские окна, и что из-за каждого столика открывается вид на море. Это было прекрасно.
  Где-то в укромной боковой части пароходика излишне любопытный пассажир мог наткнутся на дверь в спортзал. Я не стала там задерживаться, лишь заглянув в дверь и поспешив дальше.
  Как оказалось, все наши с Кирой одноклассники разместились примечательно на первом и втором этаже. Пока я шла по коридору обратно, к себе, слышала и басовитый смех Васко, и голос Остина, что о чем-то разглагольствовал с Бланкой, а на лестнице чуть не столкнулась с Линой и Мариной. Обе спешили поделится новостями о своем номере с друзьями, причем мне показалось, что им не долго придется искать нужную комнату - смех Васко разносился по всему коридору.
  Слушая музыку и неслышно ступая в своих кедах по плитам пола, я медленно побрела по коридору к своему номеру и, остановившись у двери, прислушалась. Благодаря тому, что из нашего с Кирой номера не доносилось ровным счетом ни звука, так же как и с соседних номеров, голос из комнаты напротив был слышен особенно четко. Я невольно стала свидетельницей чей-то беседы по телефону, не успев еще зайти в свой номер.
  - Сколько хочешь, но пока что не надо. Не надо, говорю тебе. Когда приеду, поговорим обо всем, но сейчас еще не время. Ты хоть представляешь, что будет, если узнают, что я опоздал на этот самолет?
  Я чуть тряхнула головой, и взялась рукою за дверь, чтобы зайти в свою комнату и перестать подслушивать. Но не успела, замерев, начиная лишь открывать дверь.
  - Еще три-четыре часа и мы приплывем... Никто пока не должен знать, что я плыву на этом пароходе. Думаю, я не сойду с него живым, если уж на то пошло...
  Мои ноги приросли к полу и я почувствовала, как у меня отвалилась челюсть. Нет, нет, это невозможно, невозможно! Но... этот голос... Я столько раз слышала его на экране, что узнала бы с первых секунд...
  Вздрогнув, я почувствовала, как поворачивается ручка двери в наш с Кирой номер, и как сама Кира выглядывает в коридор. Только теперь я отдала себе отчет в том, как долго отсутствовала, и как наверное странное выглядит дверь, которая сама начинает открываться.
  - О, это ты, - Кира, все еще бледная, выдохнула, увидев меня. - А я не могла понять, почему дверь вдруг начала открываться... Ты ведь ее не закрыла? А что ты тут делаешь?
  Видимо, море совершенно успокоилось, потому что в глазах Киры совершенно исчез мрачный призрак надвигающейся кончины, и проснулось любопытство. Я не смогла выдавить из себя ни звука, переводя взгляд на дверь номера напротив.
  - Понятия не имею, узнали ли меня, - продолжал все тот же мужской голос. - Я надел тюрбан и этот халат из... Откуда я знаю? Пока все тихо. Словом, никуда не сообщай, а то я тебе голову оторву. Когда приплыву, естественно. А пока...
  - О мой бог... - Кира так больно стиснула мою руку, что я, не окутай мое сознание такой плотный туман, наверное бы вскрикнула. - Эвелина! Это ведь...
  Я походила скорее на дерево в человеческом облике, чем на существо из плоти и крови, которое можно сдвинуть с места, так что Кира, желавшая подтянуть меня поближе к двери напротив, оставила эти попытки и подошла к ней сама. Оттуда все еще слышался бархатистый, низкий голос:
  - Опоздал по совершенно нелепой причине, это автобус в аэропорт прибыл на десять минут позже. Ладно, давай.
  - Кира! - зашипела я, внезапно проснувшись и схватив ее за руку. - Пошли, Кира, не трогай ручки двери!
  - Да ведь это...
  Мы не успели еще ничего предпринять, когда дверь номера напротив внезапно распахнулась, ударив меня по голове. Я схватилась за нее, упав на пол, а Кира вдруг как-то вся одеревенела, как я минуту назад, и из ее губ принялись вырываться бульканья.
  - Мой бог... - услышала я ее севший голос.
  Мне было еще слишком больно для того, чтобы испытывать шок, но я все же инстинктивно подняла глаза и увидела того, чей голосок и поверг меня в состояние крайней окаменелости.
  Держа в руках телефон, в проеме двери стоял Луис Кастаньеро, совершенно ошарашено глядя на нас с Кирой. Его лицо я изучила вдоль и поперек, мне даже казалось, я знаю его лучше, чем сам его обладатель. И теперь все это казалось настолько далеким от реальности, что я вновь почувствовала себя потерявшейся где-то в тумане, без надежды вернутся в реальность. Ведь это не могло, не могло быть реальностью! Не мог человек, взорвавший для меня безмятежный мир когда мне было еще двенадцать, стоять сейчас здесь, в полу-метре от меня, так небрежно держа в руках телефон, глядя... на меня. На нас с Кирой. В совершенно простых, потертых джинсах, синего цвета майке, которая заставляла его глаза сиять морозным, светло-голубым светом, какой наверное появляется в природе лишь когда замерших стен ледников касаются лучи солнца, просвечивая их насквозь... Так он просвечивал сейчас меня, не выражая своим лицом ничего, кроме удивления. Я же парила где-то над землей. Там, где мысли ползут в голове как сонные мухи, а поимка утерянного дара речи представляется делом до смехотворного нереальным.
  Тем временем, в каком бы загипнотизированном состоянии не пребывали мы с Кирой, Луис Кастаньеро выглядел более приближенным к реальной оценке происходящего. Очевидно, дверь он открыл совершенно автоматически, или же слышал наш с Кирой яростный спор, в любом случае, весь вид его теперь говорил о том, что он в последнюю очередь ожидал сбить кого-то дверью.
  Я потерла рукою лоб, все еще потрясенно глядя в лицо того, чье изображение обильно украшало стены моей комнаты. Мое тело словно онемело, а последним, что я могла бы сейчас делать, было попытаться что-то сказать. Чего нельзя было сказать о Кире.
  - Луис Кастаньеро! - пискнула она, все так же стоя на полусогнутых ногах, протягивая ко мне руку. - Луис Кастаньеро!
  Первое, что Луис Кастаньеро сделал, едва шок прошел, это нахмурится. Он посмотрел на свой телефон, потом на нас, и пасмурно вздохнул. Потом его взгляд перебежал с двери на меня, точнее, на мой лоб. Помедлив, он протянул мне руку.
  Я продолжала ошарашено смотреть на него, не предпринимая даже попыток что-либо предпринять.
  Вероятно, мы бы так и стояли еще час, глядя друг на друга и молча, но тут откуда-то послышался звук открываемой двери.
  Действуя словно по инерции, Луис Кастаньеро впихнул лепечущую нечто Киру себе в комнату, потом схватил меня за руку, и, проделав тоже самое что и с Кирой, закрыл за всеми нами дверь номера.
  - Луис Кастаньеро! - Кира наконец пришла в себя и, не обратив внимания на мрачное лицо актера, подошла к нему. - Боже мой, неужели это вы?
  Он ответил ей взглядом, в котором в последнюю очередь читалось добродушие.
  - Можете... можете дать мне автограф? - спросила Кира.
  Я все еще держалась рукой за свой лоб, который горел. Вероятно, шок от удара был очень силен, потому что я даже удержалась на ногах, когда Луис Кастаньеро отвернулся от моей подруги и спросил, обращаясь ко мне:
  - Что вы делали под моей дверью?
  - Н...ничего, - выдавила я из себя, все еще глядя на него круглыми глазами.
  - Ничего? - в светло-голубых, даже сероватых глазах актера мелькнуло презрение. - Так уж и ничего?
  Либо шок вдруг прошел сам, либо его недоброжелательный голос подействовал на меня отрезвляюще, но я вдруг почувствовала, что могу вполне ясно изъясняться.
  - Я возвращалась в свой номер. Он напротив вашего.
  - Она гуляла по теплоходу, - заметила Кира, чье восторженное настроение тоже заметно выровнялось. Она подошла ко мне и доверительно посмотрела на лицо актера снизу вверх. - Мы случайно услышали ваш голос. Но Эвелина... она пыталась оттащить меня от вашей двери.
  Я была благодарна ей за эти слова, но они отнюдь не растопили лед в глазах Кастаньеро. Он переводил взгляд с моего лица на лицо Киры и довольно долгое время он молчал. Потом, вероятно сделав над собою усилие, он вздохнул и сказал, взглянув на меня:
  - Не хотел вас ударять, простите.
  Я лишь смотрела на него. Его лицо было изучено мною вдоль и поперек. Я знала каждую веснушку, родинку, знала, что цвет глаз его меняется в зависимости от настроения, и что за время своей карьеры о менял цвет волос восемь раз. Но я еще ни разу не чувствовала на себе его настоящего, не штампованного как на плакате, взгляда. Мне трудно было бы оценить свои шансы на то, чтобы остаться с холодной головой, если бы он вздумал мне улыбнутся, но в этом смысле его теперешняя манера держатся как нельзя лучше действовала на мое расплавленное сознание. Даже мысли окончательно проснулись, и я не замедлила с ответом:
  - Все в порядке. Вы не могли знать, что за дверью окажутся... фанатки.
  Что-то мелькнуло в его глазах, похожее на насмешливое удивление, а я уцепилась за ту единственную мысль, что как-то поддерживала сейчас мое достоинство - по крайней мере я не собиралась отнекиваться от того, что являюсь его преданной фанаткой. Это, конечно, не делало мне чести в его глазах, но... Моя убийственная честность и так и так наверняка придушит меня при первой же попыткe играть какую бы то ни было роль.
  Конечно, Кира могла запротестовать против этого моего смелого утверждения, но она не стала, сказав лишь:
  - Простите, мы не собирались подслушивать. Просто так вышло, случайно.
  Тут я не выдержала и покраснела.
  Какое-то время Луис Кастаньеро смотрел на нас обеих с непроницаемым лицом, потом на его губах появилась улыбка, расшифровка которой была простой - его раздражали все фанатки мира, а так же и смехотворные попытки каждой из них казаться единственной в своем роде.
  Его тщеславие, как видно, достигло того уровня, когда внимание не только не льстит, но раздражает, как раздражает возня муравьев где-нибудь вблизи зубной щетки в ванной.
  Увидев эту улыбку, я моргнула, словно он одарил меня хорошей оплеухой. Картинка улыбающегося идола у меня в комнате вдруг чуть-чуть померкла, а мое сонное, радужное настроение совершенно рассеялось, оставив после себя лишь недоумение и первые ростки неудовольствия. Словно сравнение его глаз со льдом айсберга было не только сравнением, но и объяснением волшебной трансформации этого самого льда в глаза знаменитого актера. Смотрел он, по крайней мере, на нас с Кирой с недвусмысленным видом и с удушающим, ледяным холодом. Что не мешало ему при этом едко улыбаться.
  Этот вид Луиса Кастаньеро - насмешливого, раздраженного Луиса Кастаньеро - так безумно контрастировал с его изображениями на моих плакатах, что я вдруг вспылила. Холодная волна разочарования поднялась во мне стремительно, внезапно, испугав меня саму своим появлением, и вытолкнуло из моих губ слова, какие в нормальной ситуации я бы никогда не сказала. Тем более своему кумиру:
  - Вы омерзительны... - я посмотрела на Киру, и увидела на лице той смесь ужаса, одобрения и слабого намерения прийти мне на выручку одновременно. Но я уже и сама испугалась собственной вспышки. Я не хотела сказать ничего подобного, конечно не хотела...
  Но тут случилось нечто такое, что и вовсе повергло меня, дошедшей до какой-то необъяснимой ярости, в состояние еще большего расстройства. Вместо того, чтобы засверкать на нас яростными взорами и попросту вытолкнуть из своего номера - а какая-то новая часть моего "я" не сомневалась, что он на это способен - Луис Кастаньеро перестал улыбаться. Более того, в его глазах появилось выражение восторга, повергшее меня в знакомое состояние окаменелости. Только теперь уже из-за другого вида шока, если можно так выразится.
  Словно мои слова стали для него первоклассным, вкуснейшим комплиментом. Мне просто подумать было страшно, какой человек сочтет такие слова за комплимент. Как, наверное, и Кире. Мы обе заговорили одновременно:
  - Что ж, мы пойдем...
  - Нам пора, еще раз извините.
  Он нависал над нами как скала, одетая в мускулы словно в броню. А учитывая то, что позади нас с Кирой была дверь, чувствовали мы себя неуютно, особенно после моего откровения, результатом которого стало совершенно странная реакция. Нездоровая реакция, как по мне.
  Я тем временем переживала состояние странного раздвоения - одна, новорожденная часть моего "я", которая была связана с чувством моего собственного достоинства, с ревом боролась за право установить надо мной диктатуру, свергая другую, старую часть моего "я", которая все еще считала Луиса Кастаньеро чуть ли не ангелом во плоти. Побеждала, как не странно, новая часть, хотя старая и заставляла меня глупо и неуверенно улыбаться, пока я шарила в поисках дверной ручки позади себя. Кира поддерживала меня в основном тем, что вела себя так же глупо как и я.
  Быть может Кастаньеро понял, что испугал нас отсутствием агрессии, которая должна была у него появится после моих слов, а может что-то из актерских навыков подтолкнуло его в спину, но он улыбнулся нам совершенно спокойно, без примеси чего-либо настораживающего. Как, к примеру, странный блеск глаз или излишне широкий оскал.
  - Кто вы такие? - спросил он, переводя взгляд с моего лица на лицо моей подруги.
  С ревом борющиеся за право главенствовать надо мною, мое новое "я" вдруг с позорной быстротой ухнуло вниз, под натиском моего старого "я". Я совершенно растерялась, и при этом, к моей досаде, почувствовала, как у меня дрожат колени и горит лицо. Он не мог, просто не мог теперь вести себя так мило, когда я уже готова была гордо покинуть это поле боя, оставив в воспоминаниях лишь вырвавшуюся из меня фразу: Вы омерзительны. Я могла бы рассказывать об этом...
  - Мы учимся в Ллорете, - дружелюбно, как будто и не было перестрелки глазами, затараторила Кира. - В артистическом бакалавриате. Вместе с классом "Б" мы сейчас едем в Рим. То бишь плывем.
  Я кивнула, совершенно раздосадованная.
  - Меня зовут Кира, а ее - Эвелина. Она ваша фанатка с двенадцати лет, - великодушно поставила его в известность Кира, глядя на него широко открытыми глазами.
  Прежде чем я оценила свои шансы на противостояние желанию наступить Кире на ногу, Луис Кастаньеро взглянул на меня.
  - Серьезно?
  Я глубоко вздохнула, закрыв глаза, потом подняла на него взгляд и сказала:
  - Да, к сожалению.
  Он явно с трудом удерживался от улыбки. Кира продолжала:
  - Мы знаем, наверное, каждый ваш фильм, а у Элли дома все стены...
  - Кира! - я не сдержалась, и вонзила в нее яростный взгляд.
  Наверное, она поняла по моему взгляду, что я готова придушить ее, потому что смолкла, продолжая, тем не менее, улыбаться. Я просто не могла теперь оценивать всю тонкость ее юмора, мне хотелось провалится сквозь землю. Боже мой, я могла бы до старости смотреть на эти несчастные плакаты на моей стене, не чувствуя при этом необходимости вспоминать об этой встрече... Мне наверное до самой старости будет за нее стыдно.
  - Как мило, что есть такие преданные фанатки, - бархатным, приятным голосом сообщил Кастаньеро, обращаясь то ли ко мне, то ли к Кире.
  - О, это скорее относится к Элли, - продолжала показ своего великодушия моя лучшая подруга. - Она даже была зарегистрирована на вашем официальном сайте "О, Луис, Луис!"
  Он не сдержался и прыснул.
  - О, Луис, Луис?
  Кира тоже улыбнулась и кивнула.
  - Звучит совершенно по-дурацки, - доверчиво призналась она.
  Они беседовали так, словно были закадычными друзьями. Мне, сгорающей от стыда, оставалось лишь завидовать этой способности Кастаньеро подбирать в зависимости от ситуации лучшую манеру держатся. Ему, казалось, не стоило никакого труда болтать хоть о чем с любым подвернувшимся под руку человеком.
  - Вы разве не знали, что ваш официальный сайт так называется? - продолжала Кира.
  - На самом деле их довольно много, - отозвался тот. - И потом, я предпочитаю, чтобы меня называли все-таки по второму имени - Алехандро. Но об этом мало кто знает.
  - Даже мы с Элли, - заметила Кира, и оба посмотрели на меня.
  Я больше не могла этого выдерживать, иначе бы этот огонь стыда оставил бы от меня лишь печальную кучку угольков. Я нашарила-таки дверную ручку и, повернув ее, открыла дверь.
  - Всего хорошего, - буркнула я, хватая Киру за руку и бросая на своего кумира короткий, пасмурный взгляд. - Мы пойдем.
  И прежде чем на лице Кастаньеро отразилась хотя бы одна эмоция в ответ на мои слова, прежде чем Кира успела пожелать ему удачи или еще чего, я закрыла за нами обеими дверь его номера и мы вывалились в коридор, a потом ввалились в наш номер, закрыв за собою дверь.
  
  Глава 6
  Вопреки моим ожиданиям, Кира не стала взрываться по поводу того, что я так резко завершила наше эксклюзивное интервью с одним из самых знаменитых и красивых актеров современности. Она лишь как-то странно посмеивалась, пока наблюдала за тем, как я закрываю за собою дверь на ключ, а потом свалилась на свою кровать. Я, по правде сказать, чувствовала себя даже не по себе из-за этого, так как уже приготовилась к волне негодования.
  - Что ты делаешь? - спросила Кира, глядя на то, как я ожесточенно вожу пальцем по экрану моего телефона.
  - Удаляю песню, - пробурчала я.
  - Какую?
  - Алехандро, Леди Гага.
  Кира хихикнула.
  - Ах, Элли, ты в своем репертуаре.
  Я удалила песню, давая себе обещание больше не скачивать ее ни при каких условиях, и села на краешек своей кровати. Случившиеся, как ни странно, не вызывало во мне ничего кроме какого-то болезненного ощущения задетого самолюбия, чего я не могла понять.
  - А где... где мой дневник? - спросила я, пошарив в своей тумбочке и не найдя там ничего. - Я ведь оставила его здесь, нет?
  Кира на сей раз обнаружила тактичность, позволив мне переменить тему.
  - Ты наверняка взяла его с собой, - заметила она, по возможности небрежно. - Засунула в карман. Книжечка-то маленькая.
  - Но я... Разве? Ах, да... - я приняла бить себя по карманам и вся покрылась холодным потом. - О нет... Его нет!
  Кира чуть нахмурилась.
  - Нет? А где же он?
  - Понятия не имею... - я вскочила и принялась бегать по комнате, совершенно при этом бесцельно заглядывая под кровати. - Боже, боже, мой дневник!..
  - Ты не могла его выронить?
  - Нет, конечно, нет, я ведь не бегала и не прыгала...
  Я почувствовала, как холодею, и схватилась за голову.
  - О, нет.
  - Что? - Кира села на кровати и недоуменно поглядела на меня. - Элли?
  - Я ведь упала... Наверное он почти что выпал уже тогда, а потом он затащил нас в номер... То-то мне показалось, что что-то упало... - я застонала. - О нет! Нет, нет!
  На лице Киры появилось довольно интересное выражение. Она встала, подошла ко мне и похлопала по плечу.
  - Ну, это можно исправить, - заметила она, беря меня под руку и ведя к двери. - Ты сейчас пойдешь и попросишь его обратно.
  Я выдернула руку и уставилась на нее с ужасом.
  - С ума сошла? Да никогда в жизни!
  - Но почему? Это ведь Луис Кастаньеро... Лишний раз посмотреть на него тебе не повредит, хотя бы для того чтобы вспомнить это потом как-нибудь перед сном.
  - О, мой дневник... - я подошла к своей кровати и плюхнулась на нее, закрыв лицо руками. - О нет...
  Кира подошла и села рядом, чинно сложив руки на коленях.
  - Элли, - наконец позвала она. - Слушай, Элли.
  Я всхлипнула.
  - Я не стала бы этого говорить, - начала Кира, - зная твою тонкую душевную организацию, но по-моему ты слегка перегнула палку в том, что касается неприкосновенности твоих золотых мечтаний и идеалов.
  Отняв руки от лица, я посмотрела на нее.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Он ведь твой кумир, Элли, - Кира говорила тоном учительницы. - Кумир, так? Ты мечтала встретится с ним, так? Так за чем же дело стало? У него в номере твой дневник, так пойди и возьми его.
  Почувствовав ужас, я помотала головой.
  - Н-нет...
  - Почему же нет? Разве тебе не хочется еще раз увидеть его и поговорить с ним? Ты же... боже мой, да любая наша одноклассница разбила бы все стекла криком, если бы я сказала ей, что напротив нас обитает Луис Кастаньеро.
  - Я не мечтаю увидеть его, и не мечтала никогда, - пробормотала я.
  - Либо ты сошла с ума, либо близка к этому, - озабоченно сказала Кира.
  - Я... Мне хватало того, что можно им восхищаться издалека, мечтать, смотреть его фильмы... Но узнать его по-настоящему я никогда не хотела.
  - Ты сошла с ума, - Кира воззрилась на меня. - О, святые небеса, у меня подруга сумасшедшая.
  Я вновь спрятала лицо в ладонях.
  - Между прочим никто не запрещал мне сообщить всему пароходу, кто тут плывет вместе с нами, - продолжала моя подруга. - Можно даже предложить устроить свидание... Интересно, кто сколько даст мне за это.
  - Кира, перестань...
  - А что? Я думаю, любая бы взломала его дверь и без его на то согласия. Я поэтому даже понимаю, почему он так мило вел себя с нами. Зауважал за то, что мы не набросились на него как пара голосящих пантер.
  Я запыхтела как вскипевший чайник, и запустила все десять пальцев в волосы.
  Какое-то время мы молчали. Я переживала некое подобие внутреннего землетрясения, а моя подруга, должно быть, строила планы заработка.
  Не знаю, как глубоко мне удалось погрузится в саму себя и потонуть в глупом желании стереть себе память, но в конце концов я почувствовала на своем плече руку Киры.
  - Пошли обедать, - мягко сказала она. - Без десяти минут три. Если хочешь, я еще раз постучусь к нему, и попрошу поискать твой дневник. Ну и заодно поклянусь, может даже и не безвозмездно, не разглашать тайну его присутствия на пароходе.
  Я чуть не бросилась ee обнимать.
  Так что по выходу из комнаты я оставила Кирy стучатся в дверь напротив, а сама как можно быстрее устремилась по коридору прочь, к лестнице.
  * * *
  На сей раз ресторанчик гудел, как переполненный улей, и ничто не напоминало о сонном и беспечном спокойствии, какое витало здесь еще час назад. Сквозь открытые французские окна в круглое помещение врывались потоки морского воздуха, а так же далекий, свежий, даже ментоловый, я бы даже сказала, шум волн. Я не сомневалась, что стоит мне выйти на палубу, как из меня тотчас же выветрятся все опасения и тяжелые впечатления. Но пока что нет, теперь стоило поесть как следует.
  Мой класс занял половину всех имеющихся столиков в левой половине залы. Они гудели сильнее правой половины, смеялись тоже отнюдь не тихо, и я сразу же увидела, куда мне следует направится. Марина Хосе, едва увидев меня, переступающую порог, энергично указала мне рукой на стойку и прилавки с едой, у которых сновали люди. Должно быть, там был шведский стол.
  Рассеяно думая о том, как бы повели себя мои одноклассницы, если бы я подлетела к ним с криком "Луис Кастаньеро здесь, он занимает комнату напротив нашей!" я направилась накладывать себе еды. А когда я добралась до десертов и развернулась, готовясь идти к столикам у окон, меня настигла запыхавшаяся Кира.
  Ее длинные волосы были растрепанны, щеки покрылись румянцем. Она явно сбежала по обеим лестницам, лучась энергией.
  - О, вот ты где! - воскликнула она, запыхавшись, и едва не сбив по пути Лору, которая подкладывала себе тортик.
  Я подождала, пока Лора с тортиком отойдет, а потом тихо спросила:
  - Ну, так что?
  Кира хмыкнула и развела руками.
  - Ничего! Я не нашла дневника.
  Я уставилась на нее, едва не опрокинув свой поднос с тарелкой и приборами.
  - Как?!
  - Ты уверена, что не оставила его в нашей комнате? - спросила, все еще не отдышавшись, Кира. - Он мне совершенно точно сказал, что не видел дневника.
  Вздохнув, я посмотрела на море, что поблескивало яркой полосой за бортом.
  - Я его брала с собой, я помню.
  - Тогда я не знаю, - Кира угрюмо поглядела на строй шоколадных пирожных. - Я его попросила даже заглянуть за кровать и все такое прочее, но... Ни-че-го.
  Вспыхнувшая было во мне искорка надежды вновь угасла. Я вновь могла оплакивать свое сокровище... которые было со мной с десяти лет.
  - Слушай, - Кира все не сводила глаз с пирожных. - Надеюсь, это все уже оплачено?
  Я подождала ее и мы направились к одному из немногих пустых столиков, что соседствовали со столом Васко и Джинни. Я хмуро тыкала вилкой в салат со шпинатом. Кира, исполнившая свой долг, поедала омлет, запивая его апельсиновым соком.
  - Кира, - я осторожно посмотрела на нее. - Послушай-ка... Мы ведь имеем дело со знаменитым актером, так?
  Кира бросила на меня насмешливый взгляд.
  - Нет, это он так, претворяется, - сквозь ломоть хлеба бросила она.
  Я соединила вместе кончики пальцев, положив на них подбородок. От мысли, которая меня поразила, и которой я хотела поделится, мне в лицо бросилась краска.
  - А что если он... ну, взял дневник? - тихо спросила я.
  Кира чуть не подавилась, закрыв рот рукой.
  - Зачем? - глядя на меня слезящимися глазами, спросила она. - Ему, дневник поклонницы?.. Чтобы черпать в нем вдохновение?
  Я смущено пожала плечами.
  - Эвелина, - Кира укоризненно указала на меня вилкой, - нельзя так привязываться к вещам, что после их исчезновения обвинять в этом каждого. Какое он имеет к этому отношение?
  - Он выпал ведь в его комнате... - мой голос был едва различим под громким смехом Джинни и Васко. - Что ему стоило...
  Кира лишь многозначительно вздохнула, словно учитель, чьи подопечные не переставали стоять на голове, и не ответила.
  Дальше мы ели молча, а потом вернулись в нашу комнату. Обшарив все, даже чемодан, я в конце концов вынуждена была смерится с кошмарной реальностью - дневник, если можно так выразится, приказал долго жить. Я начала вести его когда мне исполнилось десять лет... Он был куплен еще в России моей мамой, подарен мне на день рождения, и я относилась к нему как с другу, который знал все мои тайны... Я не могла потерять его! И пусть я веду себя как ребенок.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"