Лесная Обитель

  

   Скрипят, бренчат ржавые ветви, бурый мох скользит под ногами - того гляди оступишься. Ветер завывает в полых стволах, щелкают, искрят мертвые плети лиан. Погладит такая по затылку, сорвет капюшон - и нет путника.

   Габи шагает впереди, отец слева обходит гигантские корни. Запретный Лес встречает враждебно, ухмыляются осколками стекол "спящие" монстры, рокочут обвалы, пророчески каркает ворон. Шелестят металлические листья, блестят острые кромки, и страшно представить, чем измазаны темные зазубрины.

   - Шон, не спи, - отец, как тень, возникает за спиной. Он это умеет - появляться и исчезать незаметно. Сколько раз мы с сестрой пытались научиться, ничего не выходит.

   Габи маленькая, легкая, выбирает путь. Светлая коса качается маятником, полупустой рюкзак кажется огромным по сравнению с хрупкой фигуркой. У нас с отцом рюкзаки еще больше.

   - Они точно не пойдут за нами? - спрашиваю я.

   - Шон, сколько можно? - оборачивается Габи. - Мы в Запретном Лесу, пойми, наконец. Сюда никто не сунется по доброй воле.

   - Стражам могут приказать, - возражаю, но не чувствую уверенности. Будь у меня выбор - войти в Запретный Лес или не выполнить приказ, я бы сбежал.

   - Стражи не заходят дальше первого канала, - говорит отец, и я вспоминаю широкий ров, полный ядовитой жижи, булькающей, кипящей. Зловоние сбивало с ног, выворачивало наизнанку. Домашние заготовки помогли преодолеть ров, но мы, оскальзываясь и задыхаясь, натерпелись страха на полжизни вперед. - Наша семья - не первые беглецы, и не последние. Раз в десять-двадцать лет находятся смельчаки или безумцы, которые покидают Приют. Тогда стражей посылают в погоню. Воины Приюта входят в Лес, скрываются из виду - как раз дойти до канала, и ждут. День, ночь... потом возвращаются.

   - Пап, откуда ты это знаешь? - спрашивает Габи.

   - Тогда почему мы идем вперед? - восклицаю я одновременно с сестрой.

   - Тихо, Шон, мы не на прогулке, - отец идет замыкающим. - А я не всегда был охотником.

   - Мы могли бы переждать где-нибудь у опушки. Ты же сам говорил, что там безопаснее!

   Габи отвечает вместо него:

   - Ты трус, Шон, трус и дурак. Ну, дождемся мы, пока стражи уйдут. И куда пойдем? Земли вокруг поселка заняты. Разъезды на равнинах, егеря в лесах. Нас поймают и казнят.

   - Уйти дальше, - хмуро разглядываю полосу кустов. Придется делать крюк - через такие продираться только с мясом.

   - В Солнечное? Или, может, к Князю? Куда - дальше? Думаешь, Пустоши безопаснее Леса?! Тут у нас хотя бы есть шанс.

   - Детские сказки! Нет никаких...

   - Тихо! - рявкает отец, и мы замолкаем.

   От обиды темнеет в глазах, наворачиваются слезы. Когда нога начинает проваливаться в яму, а рука отца подхватывает в последний момент, слышу его голос:

   - Хватит дуться, Шон, следи за дорогой.

   Он сжимает мое плечо, и я киваю - понял, мол, не дурак. Здесь не место и не время для истерик.

   Мы идем весь день. Что только не встречается на пути: поваленные рядами гладкие стволы и непроходимые буреломы - их приходится обходить часами, озера с темной водой и голые набережные из крошащегося серого камня. Запретный Лес богат на ловушки. Плитки редких тропинок норовят перевернуться. Из неприметной щели в любой момент может вырваться рой красно-черных "ос". Ужалит такая - руку или ногу сутки не будешь чувствовать, а если в грудь, то сердце остановится. Бледно-розовые склизкие червяки копошатся, выедая целые поляны. Они как живая трава, но стоит коснуться - слизь проест насквозь перчатки и кожу.

   Самыми опасными были бабочки. Большие, с размахом крыльев в два локтя, еще ничего. От них легко сбежать - летают медленно. А вот маленькие, юркие, размером с ладонь, чуть нас не убили. Мы переправлялись через пустой канал, когда они налетели. Красиво - жуть! Сияют, вокруг ореол света такой, что залюбуешься. А сядут на тебя, прижмут крылышки и приклеятся. Отодрать можно только вместе с кожей, а если промедлишь - с мясом. Пришлось бежать вдоль русла, мы рисковали сломать ноги, но обошлось. И ведь не убежали бы - повезло. Остатки моста перегородили дорогу, зато сверху болталась сеть. Самая настоящая! На синеватых прожилках то и дело вспыхивали искры, дрожь волнами катилась от центра к углам. Бабочки мимо сети пролететь не могут. Приклеятся, а там кто кого - или сеть их выпьет, или они ее.

   Крупной живности мы не видели. Только однажды что-то огромное заворочалось в кустах, загремело, зафыркало, но нас не заметило.

   Приближается ночь. Дневной Запретный Лес по сравнению с ночным, что обычный рядом с Запретным. Жутко, в сумерках разгораются огни, скрежет и вой звучат громче. Теперь я иду первым, Габи не отстает, жмется ближе - страшно. Душная тишина давит, накрывает черным пологом.

   Отец отвлекает нас разговором:

   - Лесная Обитель - не сказки. Она существует, теперь я могу рассказать вам правду. Нет, это не островок света и радости во тьме Леса. Обитель ничем не отличалась бы от Приюта или Солнечного - там живут такие же люди. Но из нее намеренно решили сделать легенду, мечту, недоступную и далекую...

   - Когда-то было иначе. Запретный Лес не был непроходим. Путешествие занимало сутки, Обитель давала Приюту необычные или нужные вещи - сети, искровики, отличное оружие. Приют платил пищей и тканями. Не знаю, почему все рухнуло. Обитель стала закрываться, окукливаться. Власть правителя усиливалась, а связь с миром слабела. Дорога начала зарастать. Жить в Лесной Обители было тяжелее, чем в Приюте, проблемы с пищей и водой не искупались редкими чудесами. И люди уходили в Приют, новых приходилось заманивать сказками.

   - Я родом из Обители, - споткнуться от слов отца немудрено, Габи врезалась мне в спину. Но тот, словно не замечая, продолжал: - Я ушел в Приют безусым юнцом, таким как ты, Шон. Думал, сбегу из клетки, найду лучшую долю. Судил резко, бил наотмашь, но воином был хорошим и Лес знал. Меня не взяли бы в стражи, если б не ваша мать. Мелинда была сестрой этого скота, Кормана.

   - Директора?!

   - Директор - ха! Вот их отец был настоящим директором, заботился о благополучии жителей, действовал мудро и предусмотрительно, не искал власть ради власти. Приют при нем цвел, не смотря на разрыв с Обителью. А ничтожество, что заняло его место... - горечь пропитала слова отца. У меня сдавило горло. Нет, нам в Приюте не жить. Отец говорит, в Обители хуже, труднее? Ну и пусть, зато вместе.

   Усталость соперничает со страхом, и начинает побеждать. Мы обходим какие-то угрозы, видимые отцу, замираем или бежим. Он скользит впереди, иногда командует двигаться тише, а раз пришлось бить палками по стволам. Звон отпугивает крохов - надо запомнить.

   Глаза слипаются, свинец в ногах не перетекает из мышцы в мышцу при каждом шаге - застыл так, что больно. Хочется прилечь под кустом - не глядя на шипы, лианы и ковер из острых листьев - и спать, спать...

   Утро, кажется, никогда не наступит.

   Отец забирает у Габи рюкзак. С двумя тяжело, неудобно, но иначе она просто свалится. Мне отдать поклажу некому, надо держаться. Габи, конечно, старше на год, но я - мужчина!

   Рассвет встречаем у глубоченного канала.

   - Почти пришли. Там должен быть мост, - машет отец вправо.

   Сказал бы, что идем из последних сил. Но где те силы? Остались у холмов в сумерках? Канули в воду три часа назад? Сожраны страхом и ночными кошмарами?

   - Стойте! - командует воин в сером. Не знаю, откуда он появился - я загляделся на мост.

   Отец стоит, а мы с Габи оседаем на землю. Какое сопротивление? Мы от гигантских бабочек-то не убежим. Подняться тяжело, кто-то тянет меня за шиворот, встряхивает, как щенка. И я иду куда сказано.

   - Не ожидал, что ты вернешься, Лораг, - говорит один из воинов отцу. Их много вокруг и подходят новые.

   - Значит, ты был плохим товарищем, - лицо отца застывает пугающей маской. Сведенные брови, плотно сжатые губы, глубокие складки у рта - печаль пополам с яростью, как тогда, после смерти мамы. Что происходит? А отец роняет слова-булыжники: - Не узнал меня за годы учебы? Пять лет вместе: есть, спать, биться, планировать вылазки... И не мог предугадать мои действия?

   - Предатель! Перебежчик паршивый, ты ответишь - за все, - воин исчезает в толпе.

   Сердце Лесной Обители пульсирует, пурпурные отблески бегут по стенам, расцвечивают лица. Жажда в глазах людей, предвкушение зрелища.

   Я смотрю на отца и не могу поверить. Он знал, что шел на смерть - то же ждало его в Приюте, но вел. Ведь здесь мы с Габи можем начать заново. Нас примут, Обитель ценит рабочие руки. Смертью наказывается лишь побег. Побег! Как же так? Мы будем жить не хуже прочих, есть, пить, дышать... И все это будет оплачено кровью.

   - Нет, пустите! - рвусь вперед, но держат крепко. Куда мне против двух здоровых мужиков? Слезы текут по щекам. Отца привязывают к темной плите. Глыба длиной в два моих роста, шириной четыре локтя и высотой по пояс имеет специальные крепления. Это же алтарь! Как будто они поклоняются богам, а убийство даже не казнь, а жертвоприношение.

   Я впервые близко вижу знаменитые радужные мечи. Но какое восхищение, когда этими железками собираются резать отца?! Габи побелела как полотно, но стоит и не шевелится.

   Отец, тоже белый, ухмыляется в лицо "товарищу"-палачу. Сверкает занесенный меч, и я не выдерживаю, зажмуриваюсь. Удар, скрежет железа по камню. Радужные мечи легко рассекают плоть.

   - По законам Обители беглецам сначала отрубают ноги, - ввинчивает в уши чей-то голос. Я открываю глаза, кровь заливает камень, капли стекает по лезвию, в висках грохочут барабаны. Передо мной хоровод образов, мелькают воспоминания детства - вот отец дарит деревянный кинжал, вот учит видеть следы в лесу.

   Снова скрежет, а я никак не могу разглядеть лиц. Даже Габи будто далеко-далеко. "Ненавижу-у!" - срывается воем с искусанных губ. Но мне быстро затыкают рот тряпкой.

   Третий удар, и голова откатывается в сторону. Я рыдаю, задыхаюсь, будничные разговоры зрителей сливаются в равномерный гул. "Будь ты проклят, Запретный Лес, вместе с Обителью!" - хочу крикнуть я, но кляп не дает. Удар по затылку погружает меня во тьму.

   Сырой подвал, скудная еда, лихорадка. Жар сменяется холодом, в углу кто-то скребется. Порой мне кажется, что это тварь из Леса, и она вот-вот доберется до меня.

   Приходит Габи, сначала вместе с какой-то женщиной, потом одна. Пытается меня убеждать, что раз отец пожертвовал всем ради нас, то мы должны жить.

   - И прислуживать палачам? - хриплю я.

   Габи плачет и уходит. А потом возвращается. Снова и снова.

   - Как тебе сказка, уже встретила принца? - смеюсь ей в лицо.

   - Шон, ну пожалуйста, пойми... - а светлые волосы обрезаны по местной моде, на запястьях блестят браслеты. Габи красивая, на маму похожа.

   - Что я должен понять? Что моя сестра - продажная тварь?

   "Они не такие. Это закон. Как ты можешь?" - эхом звучит ее голос. Тьма перекатывается под веками, но откроешь глаза, и тьма по-прежнему рядом, кутает душным одеялом. Как ночь в Запретном Лесу... В следующий раз я соглашусь с Габи, или не буду серьезно спорить - пора. Чтобы выкарабкаться наверх, к солнцу. Лихорадка отступит вместе с сыростью и тьмой. Да, придется играть в послушание. Но я смогу, должен. А потом сбегу, так, что никто не догонит. Тьма меня не поймает, и Лес не поймает...Иначе все зря, да, отец? Я обязательно сбегу... Не догонят... Сбегу от тьмы... Сбегу.

20.11.2011