Сегодня в этой истории почти не осталось белых пятен. Теперь, с нынешней точки во времени, мы можем заглянуть в прошлое и увидеть, как опасность стремительно приближалась к нам; увидеть, как созревал и шёл к чудовищной развязке огромный тёмный заговор против жителей Земли. Оглядываясь назад, теперь кажется странным, что мы были столь доверчивыми и в упор не замечали надвигавшейся бури. Но мы не знали. Вот наше оправдание. И оно чуть было не стало нашей эпитафией. Мы не знали.
По большей части это история об одном человеке. С него всё началось, на нём всё и закончилась. Низенький, полный учёный с очками на носу - не самый подходящий кандидат в герои космической эпопеи. И всё же именно его руки подтолкнули Землю к краю ужасной катастрофы. А затем оттащили назад. Теперь нам известно истинное величие этого человека.
Впрочем, доктор Говард Гилберт прославил своё имя еще задолго до тех кошмарных событий, поскольку являлся величайшим авторитетом в некоторых отраслях электрической науки. Всего через два года после окончания университета он изобрёл революционный 'тормозящий' трансформатор, принёсший ему не только общенациональную известность, но и щедрое вознаграждение. Большую часть полученных денег доктор потратил на финансирование дальнейших исследований. На вершине горы Раллс, в отдалённом уголке верхнего Адирондака, располагались его лаборатория и дом. Более десяти лет он жил и работал там почти в полном одиночестве: компанию ему составляли его молодой помощник Фрэнсис Таунсенд и двое слуг-филиппинцев. Уединённость того места свела бы с ума большинство людей, но для скромного и застенчивого Гилберта это было главным преимуществом.
Романтическая фигура - вот кто он такой, этот отшельник от науки. Такого мнения в конце концов стали придерживаться газеты, придававшие большое значение всем заявлениям учёного. Впрочем, заявления эти были достаточно редки, поскольку Гилберт, предпочитавший трудиться в тишине и покое, сообщал миру о результатах своих исследований лишь в случае успеха. За двенадцать проведённых на горе лет доктор многое подарил миру. Он выдвинул несколько революционных теорий, которые поначалу были встречены в штыки, но позже - проверены и приняты. И наконец, затмив все свои прежние достижения и бросив в итоге на них тень, он сделал сенсационное объявление, что принял светолучевые радиоимпульсы, исходившие из внеземного источника.
По его словам, он уже какое-то время работал над проблемой телевидения, то есть над передачей изображения посредством радио. Кроме него, над решением этой задачи бились еще многие, однако Гилберт атаковал проблему самым нестандартным образом. Вместо того, чтобы искать способ посылать световые лучи по радио, а затем изыскивать метод их приёма, он соорудил примитивный аппарат для приёма подобных импульсов, намереваясь, следуя от обратного, сконструировать на основе его схемы передатчик. Он успешно собрал грубый приёмник и, когда привёл его в действие, был немало поражён, обнаружив, что тот, как ни странно, принял и зарегистрировал световые импульсы, отправленные, по всей видимости, из какого-то неизвестного источника.
Приёмник требовал больших доработок, а потому показывал только размытые тени, двигавшиеся по матовому стеклу экрана. Однако даже этого хватило, чтобы прийти к потрясающему выводу: полученное изображение означало, что кто-то уже собрал передающий аппарат, как минимум, и теперь передавал световые лучи, преобразованные в радиоимпульсы, которые, в свою очередь, поймал и превратил обратно в свет приёмник Гилберта.
С головой уйдя в работу, Гилберт выяснил, что, по-видимому, полученные импульсы транслируются постоянно, без остановки. В течение нескольких недель доктор работал с направленным волновым приёмником и таким образом определил местоположение источника импульсов. И этим источником, как он заявил, был спутник Земли - Луна. В этой связи, заключил учёный, было бы логично предположить, что эти телевизионные светолучевые сигналы посылают некие разумные создания находящиеся на самой Луне, и что, как только удастся получить более чёткую картинку и собрать передающий аппарат, способный посылать ответные импульсы, с ними можно будет наладить разумное общение.
Вот о чем говорилось в заявлении Гилберта. Нынче не стоит даже пытаться вообразить ту бурю споров и критики, что вызвало то заявление. На следующий день на доктора обрушился град вопросов и возражений. Главным каналом связи с внешним миром ему служила его собственная мощная радиостанция, и на какое-то время эфир оказался забит адресованными Гилберту сообщениями с требованием дополнительной информации. Однако все подобные сообщения учёный оставил без ответа, сказав только, что в настоящее время он работает над подтверждением своей теории, чтобы на ней не лежало и тени сомнения. Добравшимся до отдалённой лаборатории репортёрам и прочему любопытному люду было вежливо, но решительно отказано в приёме.
И хотя, таким образом, ключевая фигура предпочла держаться в стороне, скандал продолжил набирать обороты и без неё. Интерес общественности разгорался день ото дня. Новость занимала все больше и больше места на страницах газет, добравшись в итоге до первых полос самых консервативных изданий. В конце концов члены нью-йоркского отделения Всемирной федерации учёных решили поставить жирную точку во всей этой истории и пригласили Гилберта продемонстрировать свой эксперимент на следующем собрании. И он принял это приглашение.
Собрание должно было состояться через три недели, и за это время интерес широкой публики достиг сенсационного размаха. Тысячи учёных вели споры, высказываясь как 'за', так и 'против'; большинство из них высмеивали заявления Гилберта. Он не занимал никакой академической должности, а его прошлые коммерческие успехи в немалой степени настраивали на предвзятое к нему отношение. Самые непримиримые осуждения доносились со стороны астрономов, утверждавших, что никакие формы жизни не могут существовать на Луне, на которой, по сути дела, не было ни воздуха, ни воды, а день и ночь длились по две недели - испепеляющий жар сменялся чудовищным, близким к абсолютному нулю холодом. Несколько астрономов, стоит отметить, высказались в пользу Гилберта, указав на присущую разумной жизни поразительную способность приспосабливаться к окружающей среде - взять хоть людей в нашем собственном мире. Один или двое заступников также припомнили старую теорию полой Луны - теорию, основанную на том факте, что удельный вес Луны намного меньше, чем удельный вес Земли, хотя, насколько известно, обе состоят из одних и тех же веществ.
Однако мнение учёных склонялось не в пользу Гилберта. И оно лишь ухудшалось по мере того, как приближался день собрания. За неделю до назначенной даты председатель Федерации получил от Гилберта длинное, восторженное радиосообщение, возвещавшее, что его усилия увенчались полным успехом. 'Последние две недели, - заявил он, - я поддерживаю постоянное и разумное общение с обитателями Луны. С их помощью мне удалось добиться такого, по сравнению с чем, телевизионная связь - просто детская забава. В означенный день я не только разъясню членам федерации мой эксперимент, но и предоставлю им доказательство своих заявлений. Конкретное доказательство. Живое доказательство. На том собрании произойдёт самое важное событие в истории нашей планеты с той поры, как Солнце исторгло её из своих недр. Пусть весь мир запомнит дату. В этот день я предъявлю моё доказательство'.
Многие приняли то сообщение за бред сумасшедшего. Однако нельзя не отметить, что после обнародования сообщения интерес публики к происходящему взлетел до небес. Знаменательный день собрания наконец настал, и к установленному часу лекционный зал штаб-квартиры Федерации оказался забит народом от стены до стены. Места в первых рядах заняло несколько десятков журналистов, а в здании установили телеграф.
Наступил и миновал назначенный час, но никто так и не появился на возвышении. Толпа беспокойно шевелилась, репортёры строчили в блокнотах, мир ждал. Наконец, примерно через сорок минут, на площадку вышел председатель Федерации. Его встретил грохот аплодисментов, и он поднял руку, прося тишины. Когда шум улёгся, председатель степенно произнёс:
- С сожалением я сообщаю, что доктор Гилберт не явился в здание организации и не соизволил прислать никакого уведомления. Таким образом, учитывая обстоятельства, собрание переносится.
На мгновение повисло ошеломлённое молчание. А затем по залу пронёсся гул удивления, быстро переросший в сердитый рёв. Собравшиеся были готовы почти к любой сенсации, но не к подобному разочарованию. Гнев их стремительно разрастался, и, выходя из лекционного зала, они высказывали горькое осуждение в адрес Гилберта, который, как им казалось, обманул их.
Не успел последний человек покинуть зал, как в типографиях уже во всю стрекотали линотипы. И вскоре на улицы хлынул поток газет, разнося известие о том, что сенсационное собрание, которого все так дожидались, обернулось полным провалом. Насколько газетчикам удалось выяснить, Гилберт вообще не приезжал в Нью-Йорк и, очевидно, по-прежнему находился в своей горной обители. Должностные лица Федерации и журналисты слали ему несметное число радиограмм, однако ни на одну из них не было получено ответа.
Молчанию Гилберта могло найтись лишь одно объяснение, в свете которого вся эта история становилась вполне понятна. Во внезапном приступе безумного желания прославиться учёный сочинил своё первое заявление, и позднее усилил произведённый эффект, прислав второе сенсационное сообщение. Затем, не имея возможности выбраться из той трясины обмана, в которую доктор угодил благодаря своим заявлениям, он не отважился показаться людям на глаза. Погнавшись за славой, Гилберт уничтожил свою безупречную в прошлом репутацию. Вот что можно было прочитать в газетах тем вечером. Многочисленные злопыхатели, ранее осуждавшие заявления Гилберта, теперь самодовольно праздновали победу. А те несколько учёных, что оказали ему поддержку, испытывали досаду.
Общественность, ясное дело, была разочарована подобными новостями. Люди ожидали чего-то сенсационного, чего-то нового и удивительного. Ведь Гилберт обещал им это. А теперь оказалось, что он обычный шарлатан. Шквал язвительного порицания обрушился в тот вечер на двуличного учёного.
Лишь одному человеку казалось, что всему происходящему - молчанию Гилберта и его отсутствию на собрании - можно подыскать какое-нибудь другое объяснение, помимо обвинений в обмане. Этим единственным исключением был Рэй Мэннинг - молодой сотрудник одной электрической компании, с которой Гилберт в прошлом сотрудничал. Мэннинг был одним из нескольких близких друзей учёного, и он даже мысли не допускал, что внезапная жажда славы могла заставить его друга выступить с сомнительными заявлениями. Молодой человек прекрасно знал: чрезмерная скромность Гилберта не позволила бы ему пойти на такое.
И в то же самое время Мэннинга не покидала тревога: друг вот уже как два дня не отвечал на его вызовы. Учитывая случившееся тем вечером, он захотел повидаться с Гилбертом и выяснить причину его молчания. Будучи любителем авиации, Мэннинг решил совершить путешествие на большом спортивном самолёте, который был его личным хобби.
Поздним утром следующего дня он отправился в путь; взмыл в небо с лётного поля в Уэстчестере и взял курс на север. Одинокий человек в одиноком самолёте летел на север над разросшимися пригородами. Под рёв двигателя нёсся к первому акту колоссальной, ужасающей драмы, сценой для которой должна была стать вся Земля. Сквозь сияние утреннего солнца Мэннинг мчался к тёмной приземистой горе, на чьей вершине сосредоточилась судьба целого мира.
2
Любому сейчас понятно, что невозможно составить подробный отчёт об ужасе, что обрушился на Землю в тот судьбоносный августовский день, менее чем через двадцать четыре часа после сенсационного собрания Федерации учёных. Разумеется, этот кошмар пережили все живые существа на планете, однако сама природа напасти не позволила кому бы то ни было получить о ней широкое представление. Дабы обзавестись таким представлением нужно обратиться к несметному множеству личных переживаний и постараться как можно тщательнее собрать их воедино.
Итак, на одном из таких описаний личного опыта мы и заострим внимание. Составлено оно было со слов некоего Вудли - клерка средних лет, работавшего в одной из нью-йоркских контор. Его рассказ в достаточной мере отображает особенности произошедшего и даёт чёткое представление о том, как бедствие ударило по Нью-Йорку.
Вудли, на первый взгляд, был самым заурядным клерком и трудился в самой заурядной конторе на Бродвее. В ту злополучную дату полуденный свисток застал его, когда он, покинув свою контору (как покидал её неисчислимое число раз до этого), направлялся к небольшому ресторанчику, расположенному в нескольких кварталах от места работы. Сражаясь с бушевавшими на улицах волнами людских масс, он протискивался в сторону Таймс-сквер. Ему потребовалось несколько минут, чтобы добраться до юго-восточного угла пересечения Сорок второй улицы и Бродвея.
Сорок вторая и Бродвей! Сердце нации. Нервный узел западного полушария. Можно постараться увидеть тот день, как видел его Вудли, стоявший на перекрёстке в те первые послеполуденные минуты. Стремительные, шумные потоки легковых машин, грузовиков, лимузинов и мотоциклов. Перемигивание огней светофоров, пронзительные свистки, урчание двигателей и забитые битком тротуары - обычная полуденная давка. Все эти огромные человеческие ульи, возведённые из камня и стекла, на один час извергли наружу своих обитателей, и те бурлили на улицах в ревущем водовороте жизни. Дородные руководители, бойкие клерки, стенографистки и прочий народ таращились в витрины магазинов с задумчивым видом. Треск голосов, хриплые крики, резкий звенящий хохот. Над головой - жаркое августовское солнце. Уставилось на все внизу, раскаляя улицы и подогревая темпераменты.
Сорок вторая и Бродвей...
Есть бесчисленные описания первого прихода ужаса, и многие из них сильно разнятся. Но то, как это воспринял Вудли, и с этим нынче соглашается большинство людей, свидетельствует, что катастрофа грянула совершенно бесшумно и неимоверно быстро. Только что были мчащиеся машины, напористые толпы, свет раскалённого солнца. А в следующий миг...
Тьма.
Глубокая, непроглядная тьма. Как если бы весь мир мгновенно перенёсся из сияющего полдня в самый глухой час ночи - ночи без единой искорки света. Как если бы огромная губка в мгновение ока впитала в себя весь свет мира.
Замершему в глубоком изумлении Вудли показалось, что глаза его утратили способность видеть. Он зажмурился, потёр глаза руками, снова поднял веки. Вокруг по-прежнему царил полнейший, беспросветный мрак.
На одну секунду вокруг стало очень тихо. На фоне недавнего гула толпы тишина эта просто оглушала. Затем с проезжей части донеслась череда громких скрежещущих звуков - в темноте автомобили слепо врезались друг в друга.
Одинокий пронзительный женский крик прорвался сквозь грохот - и это словно послужило сигналом: хриплый рёв тысячи глоток взметнулся к небесам. В ту первую минуту темноты многие, так же, как и Вудли, должно быть, решили, что их поразила внезапная слепота. В тот момент им не приходило в голову иного разумного объяснения столь резкому исчезновению из окружающего мира всего света.
Вудли зашатался и припал к стене справа от себя.
- Боже правый! - пробормотал он, и это лишь в малой степени выражало его потрясение. - Боже правый!
В смолистой тьме вокруг него нарастала какофония ужасающих воплей, рыданий и визга; слышались проклятия, крики о помощи, топот бегущих ног. Один-два раза кто-то мучительно вскрикнул от боли. Казалось, что страх и безумие, полностью затопили расходившиеся от перекрёстка улицы.
До Вудли наконец дошло: опустившаяся вдруг тьма не была слепотой и завладела не только им одним. Похоже, она распространилась на весьма обширную территорию. Клерка посетила гениальная по своей простоте идея. Он достал из кармана коробок, вынул спичку и чиркнул ею о боковую сторону коробка. Ожидаемый огонёк, однако, не вспыхнул, хоть он и провёл спичкой по коробку еще несколько раз. Однако спустя несколько секунд кончики его пальцев обожгла боль, и он, негромко вскрикнув, отшвырнул спичку прочь. Она все-таки загорелась, хотя пламени при этом не было видно! Он ошарашенно ломал голову над этим обстоятельством.
- Боже правый! - снова пробормотал он.
Из темноты в сторону Вудли рванулся звук бегущих ног. Кто-то со всего разгону налетел на Вудли, и они вместе полетели на тротуар. Вцепившись один в одного, они шарили в темноте пальцами и ощупывали друг друга. Похоже в Вудли врезался дородный мужчина, одетый в костюм для гольфа.
- Что это? - спросил он с лёгким раздражением в дрожащем голосе. - Что это такое?
- Что именно? - уточнил Вудли.
- Темнота, - жалобно простонал незримый собеседник. - Весь свет исчез.
- Ну конечно исчез, - согласился Вудли. - Это ведь затмение... Или что-то в этом духе.
Толстяк умолк, переваривая это утверждение, а затем, похоже, стал рыться у себя в карманах. Вудли услышал чирканье спички.
- Не делайте этого! - произнёс он быстро, но толстяк ничего не ответил.
Через секунду, впрочем, раздался короткий крик боли и удивления.
- Я ведь предупреждал, - сказал клерк, чувствуя лёгкое удовлетворение.
Шум вокруг звучал уже не так громко. Первый всплеск бурной паники, судя по всему, немного улёгся, хотя из густой тьмы все еще доносились вопли и стенания. Вудли поднялся на ноги. Второй мужчина вцепился ему в ногу и взволнованно проговорил:
- Вы куда?
- Попытаюсь добраться до своей квартиры, - ответил клерк. - Пока мы остаёмся на улице, с нами может случится всё что угодно. Машина, например, собьёт... И все такое прочее. Почём знать, сколько продлиться эта темнота.
- Не уходите, - испуганно умолял толстяк. - Не оставляйте меня одного. Я вам хорошо заплачу...
Но Вудли вырвался от него и на ощупь стал медленно пробираться вдоль возвышавшегося справа здания. Перед его внутренним взором раскинулся план кварталов, через которые ему предстояло пройти, чтобы добраться до меблированной комнаты, где он жил. С огромной осторожностью продолжал он путь сквозь удушливый мрак.
Вудли на всю жизнь запомнил своё странствие через сердце объятого кромешной тьмой Нью-Йорка. Улицы все еще были забиты людьми, угодившими в полуденный час в ловушку и потерявшими всякое чувство направления. Они не предпринимали никаких попыток достичь знакомых мест, а просто лежали на мостовой лицом вниз и рыдали, испытывая всепожирающий, унизительный страх. Он слышал обезумевших от ужаса женщин, что звали своих потерявшихся в темноте детей. Ночной мрак, которому позавидовал бы сам Эреб, оглашали душераздирающие крики и стоны. Вудли продолжал ощупью продвигаться вперёд. Он то и дело сталкивался с другими медленно бредущими странниками и всегда вырывался от них во внезапном приступе панического страха. Он был готов даже драться. Это была тьма - абсолютная ночь, в которой невозможно было понять кто перед тобой: друг или враг.
Он часто спотыкался о распростёртые на тротуаре тела и проходил мимо покорёженных автомобилей. Однажды он набрёл на группку людей пытавшихся в темноте поднять одну из таких машин и освободить застрявшего в ней водителя, чьи жуткие стоны были отчётливо слышны в нескончаемом мраке.
Но не только добрые дела вершились во тьме. Вудли имел массу возможностей убедиться в этом, пока пробирался к своему жилищу. Он слышал звон бьющихся витрин - это под покровом темноты взялись за своё дело мародёры. Как-то раз в отдалении раздался резкий треск выстрелов и послышались испуганные крики. Также до его ушей донеслось отдалённое грохотание мощного взрыва. Вудли продолжал ковылять домой.
Вместе со светом исчезли и все признаки времени, и он не мог даже предположить, который был час, когда он наконец поднялся по каменным ступенькам своего пансионата. Дверь оказалась заперта, но ему удалось убедить перепуганную домовладелицу впустить его внутрь. Изнывая от усталости, Вудли поднялся в свою комнату. Там он рухнул в кресло и попытался осмыслить ту катастрофу, что так внезапно разрушила привычный мир.
Он попробовал включить в комнате свет, но, как и ожидалось, это ни к чему не привело. Вудли решил попытать счастья со стоявшем в углу радиоприёмником. Добравшись до него на ощупь, он щёлкнул выключателем и покрутил ручку настройки. К его неизмеримой радости в динамике вдруг отчётливо и громко зазвучал голос диктора. Этот доносившийся из тьмы голос в немалой степени успокоил его, несмотря на то что новости, которые сообщал ведущий, были ужасающими по своей сути.
Прежде всего Вудли узнал, что поразившая Нью-Йорк тьма не была сугубо местным явлением. Точно такая же темнота опустилась повсюду на земле в одно и то же время. В одних регионах земли она пришла на рассвете, в других - в полночь или на закате. Или же, как, например, в Нью-Йорке, в самый разгар дня. Тем не менее она везде приводила к одинаковым последствиям - поглощала весь свет до единого лучика и погружала всю землю в абсолютный, доселе невиданный мрак.
С приходом темноты привычный уклад жизни по всей планете рухнул почти мгновенно. Под покровом ужасающей ночи миром правила анархия. Единственным средством распространения новостей оставалось радио, и в огромных радиовещательных станциях люди возились во мраке со своими приборами, стараясь удержать открытым этот последний канал связи. Они обращались к своим слушателям со словами поддержки: советовали сохранять спокойствие и оставаться на местах, ведь, возможно, тьма скоро рассеется.
Природа и причины темноты оставались загадкой. В самом начале многие приняли случившееся за солнечное затмение. Однако эта теория не объясняла полного исчезновения в мире всего света, включая свет искусственных источников. Пламя огня по-прежнему обжигало, не давая, однако, никакого света. Также было отмечено, что, хотя солнечные лучи больше не достигают земли, их жар никуда не делся. Какая бы чертовщина ни заглушила свет на планете, она, по крайней мере, никак не затронула тепло.
Учёные, кое-как пробираясь сквозь тьму, собирались вместе, чтобы попытаться разрешить эту загадку. Провести какие бы то ни было опыты не представлялось возможным. Сама темнота делала тщетными такие попытки: учёные не могли даже увидеть инструменты в руках. Они сообщили, что, по их мнению, некий каприз природы поглотил весь свет, нейтрализовав световые колебания и при этом не оказав никакого воздействия на радиоволны и тепловое излучение. Вероятно, говорили они, Земля движется через область какой-то электрической силы, которая и вызвала данный феномен. Большего они сказать не могли.
По мере того, как шли часы, отсчёт которых теперь стал невозможен, все более и более жуткие новости долетали до Вудли из темноты. Большинство городов внезапно охватили невиданных масштабов беспорядки, центром которых были продовольственные магазины. Люди, словно дикари, сражались во мраке за ветчину или несколько банок консервов, слепо дрались голыми руками и резали один одного всевозможным холодным оружием. Многие носили с собой пистолеты и винтовки и не раздумывая палили во всякого, кто становился на пути. В поисках еды и ценностей мародёры грабили дома. Все преступления, когда-либо уродовавшие земной лик при свете дня, вершились нынче под покровом темноты.
Пришло известие, что в Филадельфии свирепствует большой пожар, вспыхнувший по неведомой причине. Это было чудовищное бедствие. Огонь пожирал здания квартал за кварталом, и то обстоятельство, что стремительное, ненасытное пламя не давало ни единого лучика света, делало ситуацию еще более ужасающей. Люди чувствовали подступающий жар и в страхе бежали. Они слепо метались по улицам города в попытках выбраться из полыхающего города. Многие из них вбегали прямо в невидимый огонь и встречали там кошмарную смерть.
Корабли в море слали панические призывы о помощи. 'Мы вслепую дрейфуем во тьме, - говорилось в тех сообщениях. - Нет никакого света, что указал бы нам путь или позволил бы разглядеть компас. Команды взбунтовались, офицеров убивают и бросают за борт. Ради бога, помогите'. Но никто не мог им помочь.
Медленно тянулись часы. Пришла ночь - ночь лишь по названию, ведь темнота нисколько не изменилась. И пока длилась эта ночь, радиостанции начали смолкать одна за другой. К рассвету не вещала уже ни одна.
Мир еще не знал такого кошмарного рассвета - рассвета без единого солнечного лучика. Люди ощущали теплоту восходящего солнца, но не видели его. Не замечали ни малейшего проблеска зари. Они с мольбой протягивали руки к востоку и рыдали от безысходности. Некоторые теряли рассудок и умирали.
Задыхаясь под навалившейся на него тьмой и не ведая, что еще больший ужас, чем эта тьма, подбирается к нему, готовясь к броску, мир в безнадежном страхе ожидал развязки.
3
В то мгновение, когда тьма поглотила планету, самолёт Мэннинга находился на земле в лучшем случае минут пять. Незадолго до полудня он увидел впереди цель своего путешествия - горбатую, поросшую лесами гору. Сделав круг над вершиной, он разглядел далеко внизу расчищенный от деревьев участок, на котором стояли огромные стальные мачты антенн и длинное, приземистое здание лаборатории Гилберта. Зная, что участок слишком мал для приземления, Мэннинг по широкой спирали снизился к узкой открытой поляне у подножия горы. И вот как раз после того, как он посадил туда самолёт, его и окутал мрак.
Однако для Мэннинга случившееся было чем-то гораздо более ужасным, чем для большинства людей во всем остальном мире. Он был совсем один, и ему, показалось, что он внезапно ослеп. Эта пугающая мысль посетила в тот день многих. Но Мэннинг пережил несравнимо больший страх: он никак не мог опровергнуть первую мысль о слепоте, поскольку рядом не было ни души. На минуту он совершенно потерял голову и, обезумев, блуждал по округе, прижав ладони к глазам. Однако первый миг паники длился недолго. Когда ему удалось более-менее взять себя в руки и трезво поразмыслить над проблемой, он понемногу начал сознавать истинную природу этого явления.
Повсюду вокруг стояла абсолютная тишина: c приходом тьмы резко оборвались трели и крики птиц. Данное обстоятельство более-менее успокоило Мэннинга относительно характера явления, хотя причины его оставались неясными. Электрический фонарик, который он взял из самолёта не смог дать и крупицы света, спички тоже. Мэннинг снова вплотную приблизился к порогу паники, но, к счастью, ему пришло в голову, что удивительное исчезновение всего света, может оказаться последствием одного из экспериментов Гилберта. Эта идея слегка приободрила его, и он стал обдумывать сложившееся положение. В конце концов, прихватив из самолёта крупнокалиберный пистолет и сунув его в карман пиджака, Мэннинг двинулся сквозь непроницаемый мрак в сторону горы.
В течение примерно двух часов он вслепую продирался через подлесок, шлёпал по болотам и в итоге выбрался на ухабистую, но твёрдую поверхность узкой дороги, взбиравшейся вверх по склону горы. Передохнув какое-то время, он продолжил путь, медленно шагая по дороге. Вскоре она пошла в гору.
С натянутыми до предела нервами Мэннинг несколько часов двигался вперед. Время от времени он натыкался на невидимые препятствия и часто останавливался для отдыха. В один из таких привалов, его посетила мысль, что, должно быть, он уже преодолел больше половины пути до вершины. Разбив защитное стекло своих часов, Мэннинг на ощупь определил, что время уже давно перевалило за семь часов вечера. Безмолвие и кромешная тьма вокруг нисколько не изменились.
Когда он поднялся и снова слепо зашагал сквозь тишину, откуда-то издалека, сверху, до его ушей донёсся слабый непонятный звук. Он походил на утробный рокот какой-то большой машины. Пульсирующее бормотание накатывало сверху, с вершины горы: пум... пум... пум... Легким шёпотом долетало из вязкой темноты. На мгновение биение прервал лязг металла. Затем, когда он стих, первый звук продолжил пульсировать. Пум... пум...
Мэннинг на мгновение замер, чтобы прислушаться к таинственным звукам, и когда он это сделал, впереди, во мраке послышались приближавшиеся к нему шаги. Мэннинг вздрогнул, под его ногой резко хрустнула веточка.
Шаги тут же стихли. Очевидно, незнакомец услышал его. Некоторая время стояла глубокая тишина. Ни тот, ни другой не двигались. Безмолвие нарушали только загадочные звуки, накатывавшие сверху. Пум... пум... пум...
Тишина и странный звук начали давить на и без того натянутые нервы. И когда Мэннинг уже больше не мог этого выносить, он хрипло позвал:
- Кто там?
Из окружающей тьмы не последовало никакого ответа, кроме эха его слов, которое стихнув оставило после себя лишь призрачную пульсацию на вершине горы Он напряженно вслушивался, его губы внезапно сделались сухими.
- Кто там? - снова позвал он слегка невнятно. - Гилберт, это ты? Это Мэннинг, Рэй Мэннинг.
Где-то впереди раздалось восклицание, а затем к Мэннингу рванул топот бегущих ног. Прежде чем он успел отступить, человек налетел прямо на него, схватил за руки и взволнованно затараторил:
- Мэннинг! Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?
- Гилберт! - воскликнул Мэннинг с внезапным облегчением.
Учёный поспешно зажал ему рот ладонью.
- Не так громко, Рэй, - приказал он приглушённо. - Они могут услышать.
- Они? - недоуменно повторил Мэннинг, переходя на шёпот. - Ты о ком, Гилберт? И где Таунсенд?
- Таунсенд мёртв, - сказал учёный бесцветным голосом, и Мэннинг отшатнулся от него. Гилберт продолжал говорить: - И это полностью моя вина. Моя, и ничья больше. Гибель Таунсенда, и эта тьма, которую они наслали на нас, и тот ад, что вот-вот разверзнется на земле - все это моя вина. - Его тихий голос был исполнен отчаяния.
Мэннинг справился с удивлением. Одно слово в речи Гилберта привлекло его внимание.
- Тьма! Ты знаешь, что её вызвало?
- Слушай! - приказал Гилберт, и они оба замерли в молчании.
Сверху, с вершины горы долетал тот самый утробный, не стихающий рокот. Пум... пум... пум... Сквозь него вновь прорезалось гулкое лязганье металла о металл - на этот раз громкое и резкое. И снова лязганье стихло, а пульсация - продолжилась.
- Ты слышишь, как работает машина, которая вызвала эту темноту, - сказал Гилберт, - Полагаю, она поглотила свет во всем мире.
Прежде чем Мэннинг успел как-то прокомментировать, услышанное, учёный отвёл его на обочину дороги. Они уселись на землю и под покровом тьмы, скрывавшей мир перед ними, стали перешёптываться, неспособные увидеть лица друг друга.
- Все из-за лунного эксперимента, - сказал Гилберт. - Из-за нашего контакта с лунным народом. Полагаю, ты слыхал об этом?
Что ж, три недели назад мы с Таунсендом усовершенствовали наш приёмник и собрали передающее устройство. Ты должен понимать: наш аппарат представлял собой телевизор. Он в виде радиоимпульсов посылал наше изображение через пустоту к Луне и принимающему устройству её обитателей, в то время как наш приёмник принимал сигналы, посланные ими. Глядя в стеклянный экран приёмника, мы словно через окно заглядывали в помещение на Луне, в котором была смонтирована их установка.
Прежде всего наше внимание привлекли сами обитатели Луны, эти лунные люди. Они не походили на нас. Были совершенно другими. Примерно такого же роста, как мы, да и тела их были грубой пародией наших. Однако внешне они выглядели совершенно иначе - как настоящие чудовища. Их тела были пухлыми, темными и жирно блестели. Толстые короткие конечности, которые служили им руками и ногами, заканчивались не кистями и ступнями, а чем-то вроде ласт. Маленькие круглые головы обтягивала та же тёмная кожа, что и тела. На головах мы не заметили никаких признаков носа или ушей, а рот представлял собой узкую горизонтальную щель. Крошечные, близко посаженные глазки были белого цвета и не имели зрачка. Однако при всей их нечеловеческой внешности, существа эти превосходили людей своим знаниями и интеллектом. Мы выяснили, что наука лунных жителей несоизмеримо превосходит нашу, подобно тому, как их род несоизмеримо древнее нашего.
Как я сказал, все наше общение основывалось сугубо на зрительных образах. Глядя в стеклянный экран приёмника, мы, словно через окно, видели их принимающую станцию. Она представлялась нам большой затенённой комнатой, единственным источником света в которой был шар, подвешенный к потолку и испускавший слабое фиолетовое свечение. Перед аппаратом сидело три или четыре лунных жителя и пристально взирали на нас через космическую бездну.
Прежде всего они попросили, донеся до нас свою просьбу многократно повторяемыми жестами, чтобы мы приглушили свет в нашей лаборатории: дневной свет, струившийся в окна, почти ослеплял их невероятно чувствительные глаза. Мы исполнили их желание, а затем стали пытаться наладить контакт.
Они делали нам знаки и жестикулировали, а мы отвечали им на столько хорошо, на сколько могли. В течение многих дней мы с Таунсендом не отходили от аппарата, изучая письменный язык лунных жителей. Они обучали нас, помещая перед экраном сначала модель или рисунок, а затем показывая соответствующее слово. Поглощенные этим занятием, мы уже не обращали внимание на вызвавший у нас поначалу отвращение нечеловеческий облик лунных жителей. И в последующие дни мы многое о них узнали.
Как мы и предполагали, они обитали в полой сердцевине Луны. Постепенное исчезновение воздуха и воды с поверхности нашего спутника, заставило их переселиться в недра Луны. Все это произошло за много веков до того, как на Земле возникла разумная жизнь. В изрытых пещерами недрах они умудрились выжить, пополняя истощающиеся запасы воздуха и воды искусственным путём. Шли века, и лунные жители все больше и больше приспосабливались ко мраку пещер. Для нас это была бы абсолютная темнота, но только не для них. Человеческий глаз способен различить лишь несколько световых вибраций, известных людям. Он способен видеть вибрации между красным и фиолетовым краями спектра. Но инфракрасные, то есть лежащие ниже красного цвета, и ультрафиолетовые, расположенные выше фиолетового, нашим глазам уловить не дано. Некоторые физические и химические приспособления (например, те, в основе которых лежит феномен флуоресценции) могут зарегистрировать эти высокие и низкие вибрации. Также есть предположение, что на это отчасти способен кошачий глаз. То же касается и жителей Луны. Столетия, проведённые во тьме, постепенно меняли их глаза, пока те не обрели способность улавливать и различать невидимые для нас световые вибрации. Таким образом, если говорить грубо, они с лёгкостью видели даже в такой темноте, в какой мы не различили бы вообще ничего.
Лунные жители столь сильно переменились в недрах своего мира, что, по их утверждению, теперь они и вовсе не смогли бы жить при солнечном свете. Он стал губителен для них. Так же губителен, как и для любого растения или животного, обитавшего в кромешной темноте глубоких пещер и которое извлекли наружу. Пурпурная сфера внутри их радиостанции, сказали они, нужна была только для нашего удобства: позволяла нам видеть их, и это был самый сильный свет, какой они могли вынести.
Так они и жили век за веком под поверхностью Луны, и век за веком пытались наладить связь с обитателями других миров. Их наука позволяла им посылать изображение (световые лучи) в виде радиоимпульсов, которые беспрепятственно и с лёгкостью проходили почти сквозь любую твёрдую материю. Подобным образом они долгие века продолжали без остановки слать свои визуальные сигналы и не получали никакого ответа, пока наконец Таунсенд и я не приняли их сигналы и не ответили им.
А затем, когда мы были с ними на связи уже несколько дней, они предложили нам провести потрясающий эксперимент, который не удался бы без нашей помощи.
Они сказали, что не только звуковые и световые колебания можно преобразовать в радиоимпульсы и передать на расстояние. То же самое можно сделать и с материей. Звуковые колебания, световые лучи, радиоволны и сама материя - это всего лишь четыре различные вибрации эфира, отличающиеся друг от друга только частотой. Радиоволны можно передать как угодно далеко и практически через любую преграду. Изменяя частоту звуковых волн до тех пор, пока те не станут радиоволнами, мы можем транслировать их, а любой радиоприёмник, поймавший эти радиоволны, преобразует их назад в звуковые колебания. Таунсенд и я проделывали то же самое со световыми лучами при помощи нашего телевизионного аппарата. И теперь лунные жители поведали нам, что точно так же можно поступить и с материей. Все что нужно, говорили они, - это повысить частоту колебаний вещества, пока те не превратятся в радиоволны. Затем эти радиоимпульсы нужно передать через космическое пространство к приёмному аппарату, который, поймав их и понизив их частоту до прежней, снова преобразует их в материю. На самом деле, это было не на много сложнее, чем передача звуков или света.
По словам лунных жителей, они уже давно знали, как это делается, и у них имелся подобный передатчик материи, готовый к применению. Если бы мы под их руководством построили сходный приёмник материи, это позволило бы одному или двум из них перенестись в виде радиоимпульсов через разделявшую Луну и Землю космическую пропасть, и принести с собой записи, книги, макеты машин и прочее. И таким образом они смогли бы лично посвятить нас в тайны своей науки.
Мы тут же приняли это предложение: слишком уж привлекательна была научная сторона вопроса. Но не только это побороло наши сомнения. Дело в том, что я уже публично объявил о наших первых попытках установить контакт и обещал разъяснить свой эксперимент. Если бы удалось заполучить одного из лунных жителей, тогда я смог бы все доказать, и никто бы не усомнился в моих словах. Один вопрос не давал мне покоя, и я спросил у обитателей Луны, на много ли отличается земная сила притяжения от лунной, предположив, что, возможно, гравитация нашей планеты сделает их слишком тяжёлыми и они не смогут здесь передвигаться. Однако они сказали, что не видят в этом проблемы, поскольку им известен метод, позволяющий до каких угодно пределов уменьшать собственный вес. Для этого им нужно было всего лишь подвергнуть себя воздействию некой особой силы, вызывавшей изменение в атомной структуре тела. Они могли подобным образом уменьшить свой вес перед прибытием на Землю, что позволило бы им свободно перемещаться по её поверхности. Так что Таунсенд и я взялись за работу и под руководством лунных жителей построили приёмник материи.
Основным его элементом был гладкий металлический диск диаметром около восьми футов, который приводился в действие сложным электрическим аппаратом. Прибор этот, похоже, использовал электрические токи, чтобы понижать частоту принятых радиоимпульсов и тем самым превращать их обратно в материю. Но, по правде говоря, хоть мы с Таунсендом и собрали то устройство, принцип его работы оставался для нас совершенно неясен. Каждую деталь мы изготавливали, следуя указаниям, которые лунные жители давали нам по телевизору.
Наконец устройство было закончено и готово к испытаниям. Лунные люди требовали полностью затемнить лабораторию - так, чтобы ни один лучик света не проникал внутрь. Мы не соглашались. Ведь в таком случае мы не сможем ничего видеть. Поразмыслив над этим, лунные жители предложили решение проблемы. Они проинструктировали нас, как изготовить специальные очки. В точности исполнив все указания, мы получили причудливые окуляры и когда надели их, обрели возможность видеть в темноте почти так же хорошо, как и лунный народ. Очки в грубой форме воспроизводили строение их глаз, и, как оказалось, в них мы могли довольно неплохо видеть в полнейшем мраке. Все предметы вокруг нас выглядели так, словно были залиты странным фиолетовым светом. Эти очки конечно же имели сходство с флюороскопом, через который можно отчётливо видеть рентгеновское излучение и прочие вибрации, невидимые невооружённому глазу.
Следуя указаниям, я изготовил очки для себя и для Таунсенда, и заодно, на всякий случай, сделал запасную пару. Мы дали лунным жителям знать, что у нас все готово, и вчера рано поутру привели приёмник материи в действие. Лаборатория была полностью затемнена, но для нас все внутри неё выглядело так, словно было освещено слабым фиолетовым светом. Диск загудел, мы стали ждать. Прошло несколько минут. Внезапно подул ветер, и на гладкой поверхности диска возникли... пятеро лунных жителей!
Они сошли с приёмного диска и остановились напротив нас. Движения их были медленными и неуклюжими, но большая сила тяжести, похоже, нисколько их не сковывала и вообще никак не влияла на них. Впрочем, я заметил, что, судя по всему, им было тяжело дышать нашим более плотным воздухом.
Сохраняя молчание, мы разглядывали их, а они - нас. До этого я не раз видел их на экране телевизионного устройства, и уже более-менее притерпелся к их странной наружности, но теперь, когда лунные жители во плоти стояли в нескольких шагах от нас, они казались мне чудовищами. А еще я заметил, что каждый из них держит в руке-ласте по короткому стержню из зелёного металла.
На минуту в лаборатории повисла тишина, пока мы таращились друг на друга. Затем внезапно я ощутил страх. Меня, будто удар молнии, поразила неправильность всего происходящего. Объятый неожиданной паникой, я бросился к выходу. Я увидел, как Таунсенд шагнул навстречу пятёрке лунных жителей, и услышал, как кто-то из них издал хриплый, гортанный крик. Когда я дёрнул на себя дверь, один из металлических стержней поднялся вверх, из него вырвалась тонкая полоска белого пламени и ударила в Таунсенда. И тот бесследно исчез. Там, где он только что стоял, висело небольшое облачко густого белого пара, которое через мгновение поредело и растаяло.
Все это заняло не более трех секунд. Когда я положил ладонь на дверную ручку, ближайший ко мне лунный житель направил стержень в мою сторону. Но стоило ему это сделать, как я распахнул дверь. Тёплый утренний свет хлынул внутрь лаборатории и ударил прямо в того лунного жителя, что целился в меня, но не достал до остальных. И потом я увидел, почему они так настаивали на том, чтобы мы тщательно затемнили лабораторию. Когда свет упал на монстра, тот надсадно взревел и тут же сморщился. Казалось, он съёживается и увядает, точно живое растение, брошенное в печь.
Прежде чем остальные пришельцы успели что-то предпринять, я выскочил за дверь и через поляну помчался к окружавшему лабораторию и сулившему укрытие лесу. Задыхаясь, я нырнул за большое дерево. В этот момент двое слуг-филиппинцев, услыхав шум, вышли во двор из коттеджа и теперь недоуменно поглядывали по сторонам. Я крикнул им, чтобы они шли обратно в дом, однако, прежде чем слуги поняли меня или сделали хоть шаг, новые полосы огня с шипением вырвались из открытых дверей лаборатории и поразили их. Они исчезли так же, как и Таунсенд. Белый густой дым повисел недолго, указывая на место, где они только что находились, а затем тоже растворился в воздухе.
Вскоре дверь лаборатории осторожно закрыли изнутри. Я знал, что твари, оставшиеся внутри, не осмелятся преследовать меня при дневном свете, так что я весь день бродил вокруг лаборатории, прячась за деревьями и наполовину сбрендив от страха и ярости. Мне ничего не было видно, поскольку, поскольку дверь и ставни на окнах оставались закрыты. Однако я слышал, доносившиеся изнутри низкие хрюкающие голоса и скрежет.
Чем ближе была ночь, тем страшнее мне становилось. Прежде чем дневной свет исчез, мне удалось пробраться в коттедж с обратной стороны и набить карманы едой. Также я прихватил с кухни длинный мясницкий нож и сунул его за пояс. Вооружившись таким образом, я прокрался назад в своё укрытие за деревьями.
Я предполагал, что с наступлением темноты лунные жители смогут выйти из лаборатории, и решил держаться поблизости. Единственное, на мой взгляд, что мне оставалось, это быть неподалёку и дожидаться удобной возможности уничтожить приёмник материи, который мы с Таунсендом столь неосмотрительно построили для них. Я приступил к выполнению своего замысла, вскарабкавшись на развилку высокого дерева. Затаившись там, я наблюдал и ждал.
Как только окончательно стемнело, лунные жители вышли наружу и разбрелись по участку. Очевидно, приёмник материи принял переброшенное с Луны подкрепление: примерно двадцать пять или тридцать пришельцев двигались по участку предо мной. И, похоже, их число постоянно росло. Из дверей то и дело появлялись небольшие группки по два-три лунных жителя каждой.
Из лаборатории тотчас начали выносить странного вида оборудование и инструменты. На краю участка, прямо напротив лаборатории, они взялись за работу - начали возводить какую-то замысловатую машину. Её назначение и составные части были понятны мне не больше, чем детали обычного радиоприёмника были бы понятны эскимосу. Тем не менее я всю ночь наблюдал за их работой. Большой, сложного вида механизм становился все выше и выше. Когда ночь подошла к концу и забрезжили первые признаки приближающейся зари, лунные жители поспешили укрыться в лаборатории. Однако через час после восхода солнца примерно пять или шесть из них снова вышли наружу, облачённые в причудливые доспехи. На первый взгляд металлические, они полностью скрывали их тела. Закованные в броню монстры шагнули прямо под солнечные лучи, и тот никак на них не подействовал. Было ясно, что именно для этого доспехи и предназначались.
Защищённые подобным образом, пришельцы возвратились к работе над машиной и все утро - сегодняшнее утро - трудились не покладая рук. Наконец, незадолго до полудня, сборка, похоже, была завершена, потому что сверху на механизм опустили огромный прямоугольный кожух из черного металла, по частям вынесенный из лаборатории. После этого непонятный агрегат стал походить на черный куб со сторонами, по моим прикидкам, по пятнадцать футов каждая и с расположенной на передней стороне сложной панелью управления, которую покрывало множеством кнопок и рычажков. В центре этого скопления выключателей виднелась одна большая светящаяся рукоятка.
Назначение машины до сих пор оставалось для меня полной загадкой. Одна из шести бронированных фигур отступила от машины на пару шагов, полюбовалась ею немного, после чего подошла к пульту управления и начала возиться с переключателями. Несколько секунд пришелец нажимал, поворачивал и дёргал различные элементы управления, а потом схватился за светящуюся, центральную рукоятку и неспешно потянул на себя.
Из машины тут же стала доноситься утробная пульсация, чей ритм убыстрялся по мере того, как рукоять выдвигалась наружу. Внезапно вокруг меня исчез весь свет, и я мгновенно очутился в кромешной темноте. На поляне неподалёку продолжала пульсировать машина пришельцев.
Несколько минут я был ошарашен, а потом вспомнил об очках, которые мы использовали в затемнённой лаборатории. Я сдёрнул свои очки с лица, когда выбегал наружу, и теперь они вместе с запасной парой лежали у меня кармане. Я извлёк одни из них и надел. Перемены последовали немедленно. В один миг все на поляне и вокруг меня словно бы озарилось призрачным фиолетовым светом, и я смог рассмотреть, что происходит внизу.
Шестеро лунных жителей сбросили свои доспехи, а прочие потоком хлынули из лаборатории. Теперь назначение машины стало предельно ясным. Это было приспособление, которое поглощало весь свет: солнечный, звёздный, искусственный - свет, посредством которого мы видим, - но при этом оставляло неизменным высокочастотные ультрафиолетовые колебания, видимые для обитателей луны, а также для меня, надевшего заранее подготовленные очки. Вероятно, противопоставляя световым колебаниям равносильные, но противоположные по знаку колебания, машина нейтрализовала их и таким образом делала их неопасными для лунных жителей, так что они могли без опаски выходить наружу. Я гадал: как далеко распространяется действие машины? Как далеко протянулась пелена порождённой ею тьмы? На всю Землю, решил я.
Теперь лунные жители вновь приступили к работе на поляне, кроме троих из них, которые, вооружённые огненными стержнями, охраняли нейтрализующую машину. Остальные тем временем вынесли из лаборатории большие куски гладкого металла, уложили их на землю и начали соединять вместе. Эти секции, насколько я понял, были доставлены с Луны на диск приёмника материи, и я ломал голову над их предназначением. Шли часы, вцепившись в ветку подо мной, я наблюдал и раздумывал. По мере того, как работа лунных жителей продвигалась вперёд, её цель наконец стала мне очевидна. Они собирали на поляне огромный металлический диск, все сто футов в диаметре, - диск, который был увеличенной копией приёмника материи в лаборатории. И они разместили рядом с ним такое же, только больших размеров, управляющее устройство.
Тогда-то я наконец понял, каковы были их намерения, и осознал, что за зло Таунсенд и я сотворили. Несомненно, жители Луны веками мечтали о Земле, теснясь в своём пещерном мире. У них имелась возможность перебросить себя через космос в виде радиоимпульса, но без принимающей станции на Земле это не имело смысла. Долгие века они безуспешно слали сигналы на Землю, надеясь вступить с кем-нибудь в контакт и уговорить его построить для них станцию приёма материи. И мы с Таунсендом создали для них подобную станцию!
Мы дали им то, чего они жаждали много веков, и предоставили плацдарм на Земле. Теперь они строили более мощный приёмник материи, который был достаточно велик, чтобы позволить им за короткое время переместить с Луны на Землю все их полчища. И я был уверен, что на Луне у них имеется таких же внушительных размеров передатчик.
Машина, заглушившая на Земле весь свет, несомненно, была частью их замысла. Под покровом произведённой ей глубокой темноты пришельцы могли беспрепятственно распространиться по всей планете и захватить её. Какое сопротивление могли оказать им силы людей, дезорганизованные полным исчезновением света?
И, захватив Землю - а это и было их целью, - они, конечно же, навсегда оставят ее погруженной во мрак, поскольку лишь во мраке они могут жить. Наконец мне все стало ясно, и я осознал, что за чудовищную напасть мы навлекли на ничего не подозревающий мир.
Тогда я прекратил наблюдения, спустился с дерева и направился вниз по склону. Без хоть какого-нибудь огнестрельного оружия я ничего не мог сделать, но, если бы мне удалось привести подмогу!.. Если бы удалось привести подмогу!..
Потом я наткнулся на тебя, Мэннинг. Прислушайся, друг мой, и ты услышишь рокот нейтрализующей машины и то, как лунные жители скрепляют последние секции своего огромного диска. И как только диск будет закончен, они хлынут с Луны на Землю, переправят в наш мир все свои силы. Они истребят человечество, которое уже, без сомнения, перепугано наступившей тьмой, и тогда планета окажется в их полной власти. Это станет нашим концом. Человек сгинет навеки, а лишённая света Земля будет слепо нестись сквозь небеса, и лунный народ будет властвовать над нею от полюса до полюса!
4
Гилберт умолк, и наступила тишина - тишина, которую нарушала только непрерывная пульсация, приплывавшая с вершины горы и издевательски шептавшая на ухо. Первым из двоих мужчин заговорил Мэннинг.
- Что мы можем сделать? - спросил он сухим, полным отчаяния голосом. -Нельзя позволять им продолжать. Но что мы можем предпринять, чтобы остановить их?
- У тебя есть оружие? - спросил Гилберт.
- Пистолет, - ответил молодой человек, вытащив оружие из кармана и на ощупь убедившись, что оно заряжено.
Медленно и задумчиво Гилберт произнёс:
- Можно попытаться найти помощь, но в этой непроглядной тьме нам не удастся уйти далеко или найти дорогу обратно. А времени у нас в обрез. Думаю, мы должны рассчитывать только на себя. Что мы можем попытаться сделать, так это уничтожить или отключить нейтрализующую машину и таким образом избавиться от темноты. Если мы преуспеем, это по меньшей мере задержит их, и у нас появится возможность отправиться за подмогой, а затем вернуться.
- Но я ведь ничего не вижу, - ответил Мэннинг. - Эта темнота...
- Совсем забыл, - сказал Гилберт. - Вот.
Он вложил в руки Мэннинга пару больших круглых очков, походивших на защитные и прикреплённых к кожаному ремешку с застёжкой.
- Надень их, - сказал учёный. - Это запасная пара, которая, к счастью, оказалась у меня в кармане.
Мэннинг натянул очки на глаза и не смог сдержать восклицание. Кромешный мрак, сквозь который он пробирался несколько часов, сменился мерцающим фиолетовым светом, слабо озарявшим окрестности. Он разглядел ухабистую дорогу, тёмные очертания деревьев вокруг и пухлую фигуру Гилберта рядом.
- Вот какой у меня план, - произнёс учёный. - Мы поднимемся на вершину, подкрадёмся к границе участка, а затем разделимся. Прихватив твой пистолет, если ты мне одолжишь его, я обойду поляну и устрою на её противоположном краю переполох. Буду кричать и палить из пистолета. Это должно привлечь внимание всех, кто будет на поляне, и они пустятся за мной в погоню. Если я преуспею, у тебя появится шанс добраться до нейтрализующей машины и разбить её. Ну, или хотя бы отключить. Если тебе удастся каким-то образом вывести машину из строя, ты получишь возможность покинуть поляну и отправишься на своём самолёте за помощью. Затем ты вернёшься и, если потребуется, разбомбишь всю вершину. Все зависит от того, оставят ли охранники свой пост возле нейтрализующей машины или нет, когда я подниму шум.
- Но тебя ведь могу поймать, - запротестовал Мэннинг. - Ты берёшь на себя самую опасную часть.
- Нет, - возразил Гилберт, - мы оба рискуем одинаково. К тому же я думаю, что с лёгкостью смогу удрать от них.
Он поднялся на ноги, и Мэннинг последовал его примеру. Взглянув на часы, Мэннинг увидел, что уже почти полночь. Он вручил свой пистолет Гилберту, и тот, внимательно его изучив, двинулся по дороге. Молодой человек направился следом за ним.
По мере их приближения к вершине, звуки кипевшей там работы становились все громче. До слуха мужчин долетали пульсация машины, лязг металла о металл и утробный хор грубых, хрюкающих голосов. Мэннинг старался не отставать от друга, его дыхание участилось.
Вскоре, свернув с дороги, Гилберт медленно и осторожно зашагал вверх по склону, пробираясь сквозь густой подлесок и обходя деревья. Шум впереди делался все сильнее. В конце концов Гилберт опустился на четвереньки и дальше полз уже на них. Мэннинг поступил точно так же.
Внезапно они очутились на лесной опушке, и перед их взорами раскинулась вся поляна - картина необычайной деятельности.
Фиолетовое свечение было достаточно слабым, однако Мэннингу показалось, что на поляне оно было сильнее, чем в лесу, и он ясно разглядел два или три десятка темных неуклюжих фигур, которые с неожиданным проворством двигались по участку, входили и выходили из здания лаборатории. Это были лунные жители, в точности такие, какими их описывал Гилберт - тёмные, пухлые, похожие на переспевшие, готовые вот-вот лопнуть грибы. Наружность этих чудовищных ласторуких людей казалась ещё более омерзительной в тусклом фиолетовом свете, в котором Мэннинг их рассматривал.
То, над чем большинство из них трудилось, представляло собой большую причудливую машину цилиндрической формы, стоявшую рядом с огромным плоским диском из гладкого металла, что раскинулся на поверхности поляны.
- Они заканчивают устройство, активирующее большой диск, - прошептал Гилберт. - Нам нельзя мешкать. Ты видишь нейтрализующую машину?
Мэннинг перевёл взгляд и на дальнем краю поляны увидел громадный черный куб. Перед кубом торчали без дела три лунных жителя, вооружённые смертоносными стержнями, которые описывал Гилберт. Мэннинг тут же понял, что это нейтрализующая машина - то, что набросило на землю покрывало тьмы, сквозь которую он пробирался к вершине.
- Оставайся здесь, - прошептал Гилберт, - а я проползу вокруг поляны к южной стороне. Будь наготове и, когда услышишь устроенный мной переполох... и, если все они отправятся узнать, что там за шум... не упусти свой шанс. Удачи, Мэннинг.
Прошептав эти последние слова, Гилберт повернулся направо и пополз между деревьев, огибая поляну по широкой дуге. Оставшись один, Мэннинг ждал с бешено колотящимся сердцем.
Ему пришло в голову ненадолго снять очки, и, как только он это сделал, фиолетовое свечение перед ним мгновенно исчезло, уступив место сплошной темноте. В приступе лёгкой панике он надел очки обратно на глаза, и вся сцена тут же снова возникла в поле зрения.
Время еле тянулось, и с каждой минутой неизвестность становилось все более невыносимой для выжидавшего Мэннинга. Затем с пугающей внезапностью из леса на южной стороне поляны донёсся громкий крик Гилберта - дикий вопль неповиновения. Лунные люди на поляне недоуменно замерли и уставились в том направлении.
Вопль тут же повторился, потом треснул пистолетный выстрел, и один из лунных жителей распластался на земле, сражённый пулей. Такой провокации оказалось достаточно. Все тёмные фигуры на поляне с неуклюжей поспешностью устремились к ее южной границе. Они держали огненные стержни на изготовку, готовые пустить их в дело.
Мэннинг напряженно наблюдал, и едва не закричал от радости, когда увидел, что трое охранников у нейтрализующей машины присоединились к остальным в их погоне за Гилбертом. Он увидел, как они вломились в лес, и понял, что в данную минуту на участке не осталось ни одного пришельца.
Вскочив на ноги, Мэннинг выбежал на поляну и бросился в сторону нейтрализующей машины. Он остановился только для того, чтобы подобрать с земли тяжёлый металлический прут, затем помчался дальше. Когда Мэннинг приблизился огромному диску приёмника материи, то услышал исходивший от него слабый звук - тонкое жужжание, смысл которого в тот момент не мог постичь. Он нёсся вдоль края большого диска к своей цели - черной кубической машине.
Он находился, должно быть, уже в двадцати ярдах от машины, когда внезапно его ударил и едва не сбил с ног порыв яростного ветра. Он оступился и закачался из стороны в сторону, пытаясь сохранить равновесие. А потом, когда его взгляд упал на нечто, чего мгновение назад не было на поляне, Мэннинг издал отчаянный крик.
Ибо на поверхности огромного диска вдруг появилась плотная масса темных фигур - сотни лунных жителей, перенёсшихся с Луны на Землю через космос!
Мэннинга заметили, и орда хлынула с диска в его сторону. Он попытался добраться до нейтрализующей машины, но не успел преодолеть и половину расстояния, как поток темных громоздких фигур обрушился на него и сбил с ног. Он мельком увидел взметнувшуюся вверх ласту с зажатым в ней металлическим инструментом и поднял руку в бесплодной попытке отразить удар. Однако инструмент с оглушительной силой обрушился ему на голову, и Мэннинга поглотила тьма.
5
Когда к Мэннингу вернулось сознание, его голова все ещё пульсировала от мучительной боли. Он попытался поднести руки к голове и понял, что не может этого сделать. Открыв глаза, он обнаружил, что очки по-прежнему на нем, и, глянув вниз, увидел, в какое затруднительное положение угодил.
Его руки и ноги были крепко связаны прочной верёвкой. Другие путы удерживали его в вертикальном положении у стены лаборатории, внутри которой - Мэннинг осознал это лишь сейчас - он и находился. Дверь комнаты была отворена, и сквозь неё он рассеянно наблюдал за невероятной сценой, что разворачивалась на поляне снаружи.
Участок перед лабораторией озаряло все то же фиолетовое свечение. Только теперь он кишел лунными жителями, чьи несметные полчища расползались по окрестным лесам. Мэннинг видел, что на поляне их тысячи. И численность их продолжала постоянно расти, по мере того как новые орды прибывали на большой диск. Возникнув на его поверхности, пришельцы немедленно устремлялись прочь, дабы уступить место следующей партии, появлявшейся спустя несколько мгновений. С собой они приносили инструменты, машины и огромные секции металла, которые тащили на поляну и вниз по склону горы.
Приступы острой ослепляющей боли вынудили Мэннинга снова закрыть глаза. Он впал в полубессознательное состояние и лишь отчасти воспринимал шум на поляне. Он пытался разогнать туман, что спеленал его разум, и после некоторых усилий вспомнил свой бросок к нейтрализующей машине и нанесённый лунным жителем оглушающий удар. Почему они сохранили ему жизнь, спрашивал он себя. Может, они рассчитывали выудить из него сведения касательно мира, в который вторглись? Или на то была некая иная, более мрачная причина?
Мэннинг обвёл лабораторию усталым взглядом. В ней больше никого не было. Однако рядом с собой он заметил небольшой диск собранного Гилбертом приёмника материи. Гилберт! Где он сейчас, гадал Мэннинг. Лунные жители все-таки поймали его? Убили?
Внезапно его внимание привлёк резкий лязг, раздавшийся снаружи, и он вновь обратил взор на поляну. Он увидел, что группа лунных жителей демонтирует большой диск и управляющее им устройство. Смысл этого действа обрушился на него точно удар. Это означало, что пришельцы более не нуждались в принимающем диске и что все их полчища перенеслись с Луны на Землю и собраны теперь на горе и вокруг неё. Это означало, что все до единого лунные жители находились на Земле и намеревались на ней остаться - и не важно, победят они или умрут!
На заполненной тёмной ордой поляне, а также вокруг неё и далеко за её пределами, разрастался чудовищный шум. Лязг, стук и скрежет сливались в один глубокий пульсирующий рёв. Эта какофония, казалось, расползается по склонам горы и вокруг подножия. Мэннинг осознал, что армия лунных жителей должна исчисляться миллионами, дабы образовать подобное скопление.
Его глаза скользнули по тёмному убранству лаборатории и остановились на часах, вмонтированных в стену справа от него - и он едва не задохнулся от удивления. Стрелки показывали семь часов утра, а ведь Мэннинг знал, что, когда его оглушили, время совсем недавно перевалило за полночь. Значит, он провёл все эти часы без сознания, и на протяжении всех этих часов лунные жители, должно быть, покидали большой диск, перемещаясь с Луны на Землю. Какие неисчислимые орды вырвались за это время на Землю, спрашивал он себя.
На другой стороне участка Мэннинг смутно различал громаду нейтрализующей машины, темневшую в тусклом свете, и улавливал блеск большой рукоятки, что сияла в её центре. Он увидел, что перед машиной снова топчутся трое охранников, но, погруженный в глубокую апатию отчаяния, взирал на это без особого интереса. В голове опять возникла резкая колющая боль, и он вновь закрыл глаза.
Впоследствии Мэннинг никогда не мог ясно припомнить подробности того, что он увидел за время, пока беспомощно висел, привязанный к стене лаборатории. Из-за мучительной боли его разум большую часть времени не воспринимал происходящее вокруг, и Мэннинг улавливал лишь смутные и случайные проблески происходившего на поляне.
Звуки он воспринимал с предельной ясностью: грохочущий лязг, резкий перестук инструментов, грубые хрюкающие крики многотысячной толпы на поляне, шипение и пыхтение непонятных машин. И над всем этим, вплетаясь в слух и сознание странным довлеющим ритмом, плыла пульсация нейтрализующей машины. Пум-пум-пум...
Он заметил на поляне громадные металлические конструкции, которые, благодаря трудовому рвению копошащихся лунных жителей, вырастали с невероятной скорость. Он видел огромные плоские объекты, заполненные толпами пришельцев. Они с шипение поднимались в воздух и кружили над вершиной горы. А ещё он видел гигантские платформы, поддерживаемые исполинскими, сотни футов в высоту, конечностями из металла. Эти машины шагали по лесу, будто царственные великаны, и тоже несли на себе скопления темных фигур. Были и другие - походившие на извивающихся металлических рыб-дьяволов. Их гибкие щупальца вырывали из леса деревья, расчищая путь для двигавшихся следом машин-пауков.
Внезапно сквозь весь этот чудовищный гвалт прорвался резкий пронзительный сигнал, который, казалось, исходит с подножия горы, но, несмотря на расстояние, звучавший громко и чётко. Шагающие гиганты издали ответный клич и, покинув поляну, с грохотом начали спускаться в направлении звука. Устройства, с шипением кружившие наверху, тоже отозвались на призыв и, просигналив в ответ, спикировали в темноту. Со всех сторон долетали ответные сигналы, и гора сотрясалась под тяжестью гигантских механизмов, когда те двигались вниз по склонам.
Бурлящий рой остававшихся на поляне лунных жителей тоже снимался с места и устремлялся по следам огромных машин. За немыслимо короткий промежуток времени залитая фиолетовым светом поляна оказалась совершенно пустой. В лесу к западу от неё Мэннинг различал голоса примерно десятка лунных жителей и скрежет какой-то машины, над которой они там работали. Прямо напротив него, по другую сторону открытого пространства, три охранника по-прежнему несли караул рядом с нейтрализующей машиной. Кроме них, на поляне больше никого не было.
Он прислушивался к далёкому, удаляющемуся шуму марширующей армии лунных жителей, когда, казалось, прямо у него над ухом раздался какой-то звук, заставивший его насторожиться. За окном возле Мэннинга слышались лёгкое царапанье и возня. Створка начала приоткрываться с неспешной осторожностью. Вывернув голову и затаив дыхание, Мэннинг наблюдал за окном.
Через секунду оно полностью распахнулось, и в комнату пролезла какая-то тёмная фигура, после чего закрыла створку за собой. Мэннингу лишь с трудом удалось сдержать восклицание, уже готовое сорваться у него с губ. Это был Гилберт!
Гилберт крадучись приблизился к пленнику.
- Мэннинг! - прошептал он. - Слава богу, ты уцелел! Я видел, как они унесли тебя в лабораторию и думал, что ты мёртв.
- Я думал то же самое про тебя, - прошептал Мэннинг. - Я слышал, как они гнались за тобой по лесу.
- Я залез на дерево, - объяснил ему учёный. - Просидел там несколько часов, и слез лишь недавно, когда они убрались с поляны. Мэннинг это наш шанс на миллион. Шанс избавиться от темноты. Шанс уничтожить нейтрализующую машину.
Он достал из кармана нож и начал разрезать путы Мэннинга.
- Вместе мы можем... - Он резко умолк, когда Мэннинг предупреждающе зашипел.
Стражники нейтрализующей машины что-то заподозрили, и двое из них направлялись через участок в сторону лаборатории. В руках-ластах они сжимали огненные стержни, нацелив их на дверь здания.
Скользнув к окну, Гилберт наблюдал за их приближением. Они подходили все ближе, постепенно замедляя шаг. До двери им оставалось футов сорок... Тридцать пять... Тридцать... Ближе, ближе...
Быстрая череда громких выстрелов едва не оглушила Мэннинга, когда Гилберт начал палить через окно в подступавших охранников. Оба упали на землю, и Гилберт бросился к двери.
В лесу к западу от поляны послышались встревоженные хриплые крики, а затем - треск кустарника, когда лунные жители в своей неуклюжей манере поспешили к поляне.
- Гилберт! - закричал Мэннинг. - Машина...
Но Гилберта уже не было в лаборатории, он мчался через озарённую фиолетовым свечением поляну к тёмному квадрату нейтрализующей машины. Охранник возле неё заметил приближение Гилберта, поднял огненный стержень и прицелился...
Прожилка белого пламени пронеслась через поляну, но Гилберт, метнувшись вбок и вниз, избежал попадания. Пистолет учёного коротко рявкнул, и лунный житель осел на землю рядом с нейтрализующей машиной. Мэннинг ликующе закричал. Его руки были уже свободны, и теперь он сражался с верёвками, что удерживали его у стены. Треск в лесу на западе становился все громче и громче, все ближе и ближе.
Внезапно Мэннинг издал предупреждающий окрик. Лунный житель, лежавший подле нейтрализующей машины, поднялся и выпустил еще одну огненную прожилку. Услыхав предупреждение Мэннинга, Гилберт снова попытался увернуться. Но на этот раз он двигался недостаточно быстро, чтобы избежать воздействия смертоносного оружия. Когда он бросился в сторону, белое пламя ударило его по ногам и охватило их. Мэннинг зажмурился в тошнотворном ужасе. Белая прожилка превратилась в небольшое облачко белого дыма, которое тотчас улетучилось. Гилберт остался лежать ничком, его ноги ниже колена резко обрывались, дезинтегрированные оружием пришельцев. Охранник возле машины тоже упал на землю и лежал совершенно неподвижно.
И тут Мэннинг громко прокричал имя друга. Гилберт приподнял своё искалеченное тело и кое как развернулся лицом к нейтрализующей машине, от которой его отделяло половина поляны. С неимоверным усилием он поднял правую руку с зажатым в ней пистолетом и, не торопясь, прицелился в нейтрализующую машину - в большую светящуюся кнопку в её центре.
Дюжина лунных жителей вырвались из леса на западный край поляны и замерли на месте от того, что увидели. Их огненные стержни взметнулись вверх, и в сторону Гилберта понеслись сразу полдесятка белых разрушительных полос.
Но стоило лунным жителям сделать это, как пистолет Гилберта выстрелил, и Мэннинг увидел, как под сокрушительным воздействием тяжёлой пули светящаяся кнопка проваливается внутрь машины. Лишь растворяющееся облако густого белого дыма указывало на место, где только что был Гилберт. Пульсация нейтрализующей машины резко оборвалась.
Лунные жители на поляне зашатались, как пьяные, и хрипло закричали. Мэннинг сорвал с лица очки, но затем, почти ослепнув, надел их обратно. Потому что с неба изливался сверкающий поток золотистого солнечного света и омывал своим горячим блеском всю вершину горы. И в этой ошеломляющей иллюминации лунные жители корчились в слепом смятении, падали на землю и замирали в неподвижности.
Издалека, со всех склонов горы и со значительного расстояния от неё, доносились слабые крики ужаса и разочарования, исторгаемые ордами лунных жителей. Спустя мгновение послышались треск и грохот огромных механизмов, которые слепо кружили и падали, лишившись живых рук, что направляли бы их. Потом шум внезапно стих, и воцарилась гробовая тишина.
Мэннинг сорвал с себя последние верёвки, выбежал на непослушных ногах на поляну и воздел руки к блиставшему в небе величественному шару.
Солнце! Солнце! Старое благословенное солнце! Выстрел Гилберта вернул миру его сияние, отключив машину, чьё излучение поглотило весь свет на планете. Солнце! Оно за один миг высушило и убило все воинство вторгшихся на Землю лунных жителей. Все их неисчислимы тысячи погибли, точно цветы на морозе.
Повсюду над вершиной горы, на поляне и в окрестном лесу несколько минут продолжала висеть гробовая тишина. А потом внезапно запели все птицы разом...
6
К тому времени, как Мэннинг наконец собрался покинуть вершину горы, на неё вновь опустилась ночь. За прошедшие часы он разбил на кусочки нейтрализующую машину и приёмник материи внутри лаборатории, после чего провёл несколько часов в изнеможённом сне. Теперь же, прошагав через поляну, Мэннинг на минуту задержался на её краю и осмотрелся.
Вокруг маячили огромные тёмные механизмы лунных жителей - могучие и загадочные машины разрушения. Также тут и там валялись сухие и сморщенные тела самих пришельцев. Мэннинг пока не придавал никакого значения этим машинам. Позже, подумал он, люди, возможно, исследуют их, извлекут из них новые знания. Позже...
Мэннинг повернулся, чтобы уйти, затем снова замер. Его глаза уловили на востоке внезапный проблеск света. Это был сияющий диск полной луны, только что поднявшийся на восточный небосклон, будто сверкающий пузырь. С него на поляну низвергся резкий поток белого света и выхватил из темноты блестящие поверхности огромных машин. Любуясь ночным светилом, Мэннинг ещё долго стоял без движения. Внезапно он широко раскинул руки и негромко прокричал:
- Гилберт! Где бы ты сейчас ни был, ты меня слышишь?! Это ты нас спас! Спас нас всех! Слышишь?!
Лишь шёпот ветра тревожил безмолвие вокруг. Внезапно глаза Мэннинга защипало от подступивших к ним горячих слез.
- Гилберт!
Мгновение ничто не нарушало царившую тишину. А потом лёгкий ветерок взъерошил деревья вокруг, и они, завздыхав, склонили к Мэннингу свои ветви. Это был единственный ответ, который получил человек, замерший на краю поляны с руками, раскинутыми навстречу летней ночи в жесте приветствия и прощания.