И в частности, об одной конкретной истории - о повести, в которой дух умершего волочит свои цепи вверх по длинной темной лестнице; в которой образы прошлого и будущего мелькают, точно пламя свечи, дрожащее на ветру; и в которой человек, заливаясь слезами, падает на собственную могилу.
Вы, конечно, читали эту страшную историю под названием "Рождественская песнь в прозе". Читали? А-а, у вас никогда и в мыслях не было относить "Рождественскую песнь" к ужасам? И почему же? Потому что в ней говорится о человеческом бытии, а в произведениях, написанных в жанре 'хоррора', нет? Что ж, вы... ошибаетесь!
В "Рождественской песне" Чарльз Диккенс использовал элементы литературы ужасов, чтобы подчеркнуть словесный образ и рассмотреть жизнь одного человека посреди просторов ночи. На что была бы похожа эта повесть без трех ее призраков? Или без эфемерных странствий сквозь время? Или без пристального взгляда из загробного мира?
На стопку пустых страниц - вот на что.
Я сочиняю страшные истории. Для меня красота и мощь литературы ужасов заключаются в том, что каждая история представляет собой переосмысление идеи борьбы добра со злом. Говоря так, я подразумеваю не только сражение между воинствами ангелов и демонов (хотя, видит бог, это случается довольно часто), но и внутреннее противоборство, что кипит в умах и сердцах самых обычных людей, таких как мы с вами.
Квинтэссенция борьбы - суть литературы ужасов. Вы создаете персонажей, а затем бросаете их в дебри воображения. Некоторые проваливаются в смоляные ямы, другие - теряются в чаще. Но те из них, кто продолжает бороться до последнего предложения, в итоге станут сильнее и умнее, и я надеюсь, что то же самое ждет и читателя. Итак, что такое литература ужасов? Всего лишь мешок окровавленных костей? Или же у нее имеются мозги и мясо? На мой взгляд, у нее хватает и того и другого. Если бы я придерживался иной точки зрения, я бы не работал в этом жанре, так ведь?
Однажды мне довелось принять участие в семинаре под названием "Нездоровая литература". Отправляясь туда, я понимал, на что это будет походить. И не обманулся в своих ожиданиях. Публика в основном состояла из людей, которые желали знать, почему авторы "хоррора" упорно льют кровь на страницы своих книг и называют все это развлечением, а то даже и литературой. Меня обвинили в убийстве котят, ненависти к сиротам и в том, что я, как ни крути, чокнутый негодяй, которого нельзя и на милю подпускать к школьным дворам - чтобы я не заразил их детишек разжижением мозга. Никакие мои слова не смогли бы переубедить их. Я приводил в пример "Рождественскую песнь", а они кричали: "Пятница 13-ое!" Понимаете, все те ребята пришли поговорить о нездоровой литературе, так что именно этим они и хотели заниматься.
Впрочем, то была реакция на ярлык: они спутали книги с фильмами (а это два разных зверя, вы уж поверьте мне) и считали, что литература ужасов в силу навешанного на нее ярлыка только и делает, что пугает людей до усрачки, или вызывает тошноту, или принуждает граждан громить свои районы и носить белые носки с черными брюками. Литература ужасов - это нечто большее, чем просто бездумные эмоции... Верно?
Думаю, да. Точнее говоря, так обстоит дело с лучшими представителями жанра. Какой еще вид литературы включает в себя жизнь и смерть, добро и зло, любовь и ненависть, низменное и возвышенное, упадок и возрождение, секс, Бога и Дьявола? Я хочу сказать, что все ЭТО и есть литература ужасов! Если вам придет в голову перечислить авторов, которые в своей работе использовали элементы "хоррора", то ваш список составят следующие имена: Герберт Уэллс, Эдгар Райс Берроуз, Редьярд Киплинг, Джордж Оруэлл, Марк Твен, сэр Артур Конан Дойл, Эдит Уортон, Фланнери О'Коннор...
В общем, вы меня поняли. Поскольку мы живем в мире категорий, мне приходится использовать ярлык "литература ужасов" для той работы, которой занимаюсь я и многие другие писатели. Тем не менее термин "литература ужасов" предполагает, что написанное доводит эмоции людей до исступления и при этом обходит стороной разум. На литературу ужасов смотрят как на тягу к пронзительным воплям и рекам крови; как на несерьезное упражнение в печатании, а не на логически построенный писательский труд. Другими словами - и, на мой взгляд, вина за продвижение столь позорного общего знаменателя лежит на издателях - другими словами, критики ставят литературу ужасов в один ряд с таким видом искусства, как аудиозаписи криков, которые появляются в магазинах на каждый Хэллоуин.
Но... неужели испытать испуг - это ни капельки не весло, а? Я имею в виду, что нет ничего скверного в написании книг, предназначенных лишь для одного - вызывать страх, согласны?
Мне нравится время от времени прочитать какой-нибудь добротный "кроваво-мясной" роман ужасов, однако я не оставляю такие книги на своих полках. Я читаю их, а затем выкидываю вон. Романы, которые я оставляю, делают нечто большее, чем просто пугают. Они, кроме всего прочего, резонируют с человеческими эмоциями и со своего рода... наивностью, да. И резонанс этот длится еще долго после того, как была перевернута последняя страница.
Вот некоторые из названий, которые можно увидеть на моих полках с литературой ужасов: "Питомец" Чарльза Гранта, "Обитель Теней" Питера Страуба (а так же "Талисман", написанный им в соавторстве со Стивеном Кингом), "Интервью с вампиром" Энн Райс, "Проклятая игра" Клайва Баркера и "Аукционист" Джоан Сэмсон. Есть и другие книги, много-много других книг. Эти книги остаются на полках, поскольку для меня они являют собой целые миры, запрятанные под обложку, - миры, в которые хочется раз за разом возвращаться и заново их исследовать. Лучшая литература ужасов содержит в себе "пугалки и страшилки", но строится не вокруг пронзительного крика, а скорее вокруг жесткого ядра человеческого опыта.
Человечность - вот чего не достает плохой литературе ужасов. Как у читателя сможет возникнуть сладкое предчувствие страха, если в книге отсутствует человечность; если персонажи не обладают достаточной реальностью, чтобы можно было протянуть руку и дотронуться до них; если мир, описанный в книге, скуп на детали, краски и сведения?
Когда я приступаю к построению идеи романа, я начинаю не с перечня пугающих сцен, которые необходимо включить в произведение, дабы оно попало под определение литературы ужасов, а с проблемы, которую требуется решить. Я приступал к работе над романом "Неисповедимый путь" с намерением перевернуть устоявшееся представление о понятиях добра и зла. "Участь Эшеров" - это роман о борьбе молодого человека за свое место в мире. Моя самая последняя книга, "Лебединая песнь", рассказывает о последствиях ядерной бойни и последующей борьбе за выживание. Сейчас я работаю над романом о жителях маленького городка на юго-западе Техаса, чей жизненный уклад рушится с невероятной скоростью; но, разумеется, в этом романе присутствуют элементы литературы ужасов, поскольку именно этот жанр я люблю читать и именно в этом жанре люблю работать. И все же я начинаю работу не с того, что набрасываю перечень страшных сцен; эти сцены - сцены противостояния добра и зла - появляются в результате естественного хода событий, а не потому, что я заставляю события, словно спутники, кружить вокруг заранее придуманных сцен. Сюжет, персонажи, атмосфера, обстановка - все это необходимо продумать и оценить по существу, в не зависимости от того, относится книга к жанру ужасов или нет.
В конце концов литература есть литература, а умение писать - это умение писать, тогда как отсутствие такого умения губит книгу с первой же страницы.
Чуть раньше я упоминал о наивности. Наивность в литературе ужасов? Ага. И под "наивностью" я подразумеваю авторское ощущение чуда - в персонажах, в обстановке и даже в пугающих элементах. Без этого ощущения роман не сдвинется с мертвой точки. Мне кажется, большинство хороших писателей, в каком бы жанре они не творили, хранят в сердце наивность двенадцатилетнего ребенка - ребенка, который только-только начинает постигать мир. Эти наивные авторы способны забросить читателя куда угодно, и читатель охотно следует туда, куда его уводят строчки текста, ведь чудо способно перекраивать мир. Не это ли самое главное в чтении?
Литература ужасов должна не только пугать. Да, это здорово - придумать что-нибудь очень страшное, и сама по себе подобная задачка может оказаться весьма трудной. Тем не менее в лучших произведениях жанра речь идет о человеческих переживаниях. Быть может, все дело в искаженном взгляде на человеческую природу, а возможно - в брызгах крови, тут и там пятнающих страницы книги. Впрочем, у всего этого есть лишь одна причина: мы - писатели ужасов, и кровь сама сочится из наших ручек. Лучшее произведение литературы ужасов - это не мешок с костями, о котором я говорил ранее; это целый организм, снабженный пульсирующим сердцем и пытливым, самосозерцающим умом.
В общем, мне кажется, что просто пугать - это само по себе ни хорошо, ни плохо. Тем не менее историям, не заходящим дальше простого устрашения, остро чего-то не хватает. Такие книги можно легко определить уже с первой главы. Персонажи там представляют собой пустые оболочки, чье единственное предназначение - блуждать по лабиринту пугающих сцен; они ничего не сообщат вам о человеческом опыте, поскольку (и это несомненно) их создателю нечего сказать.
Говорю вам: не садитесь писать "ужастики". Садитесь писать литературу - простую и ясную. Если вашему внутреннему голосу присущи устрашающие нотки, они проявятся при работе, и повествование станет развиваться естественным путем. Я никогда - никогда! - не сажусь писать роман ужасов. Я всегда сажусь просто писать - и что получится, то получится.
И не бойтесь касаться сложных вопросов. Одержимый демоном ребенок, старый мрачный дом и сумасшедший-убийца-из-маленького-городка-кромсающий-на-куски-королев-выпускного-бала покинули горизонты сюжетных линий - и как нельзя кстати! Я говорю: не бойтесь быть непохожим на других! Политики, телефонные компании, компьютеры, рост городов, замороженный йогурт, да что угодно - сюжет становится тем крепче, чем тверже писатель уверен в этом сюжете, а также, если он (или она) чувствует необходимость что-то сказать, а иначе закипят мозги. Актуальность, прямота, убедительность - все это играет определенную роль при разработке сюжета, независимо от того, над какого рода романом вы сейчас работаете.
Черт, вы только послушайте меня. Звучит так, словно я знаю все на свете. Конечно же, нет. Я работаю писателем; а это значит, все еще учусь. Раньше я думал, что чем дольше буду заниматься писательством, тем легче будет писать. Я ошибался. Нынче работа дается мне труднее, чем когда-либо. Потому что я принуждаю себя писать на более глубоком, более инстинктивном уровне. Моя первая книга, "Ваал", была совсем простенькой. А еще - до неприличия поверхностной. И вот что я скажу вам, начинающие авторы: ваши книги могут очень, очень долго топтаться на месте. В некоторых случаях дольше, чем вам бы этого хотелось.
Но что-то, разумеется, должно лежать в основе. Иначе мы бы вряд ли состоялись как писатели, верно?
Человеческий опыт. Детальность. Тщательно проработанные образы. Наивная вера в чудеса. Риск, что в работу придется вкладывать всю душу целиком. Квинтэссенция борьбы. Все перечисленное - это важные составляющие писательства; они позволяют роману ужасов носить высокое звание мира между обложками. Мира, который ждет, когда его исследуют. Исследуют не единожды. Данные элементы нелегко освоить, быть может, это вообще недостижимый идеал, но, если мы хотим овладеть нашим ремеслом, то затраченные усилия не пропадут впустую.
Я горжусь тем, что я писатель. Мои книги называют "литературой ужасов", поскольку никто еще не придумал определение, которое более полно охарактеризует самый яркий и выразительный жанр человеческой литературы. Я хочу сделать все, от меня зависящее, чтобы принести пользу этому жанру.
Писать только для того, чтобы вызвать страх? Мне больно слышать такое. Я знаю, где на эту тему проводят семинары. Если возникнет желание, можете сходить.