Гид приправил паузу загадочной улыбкой, и только потом задал вопрос:
- Верите ли вы в сверхъестественное?
Марк ехидно усмехнулся и задал гиду ответный:
- А вы?
Юные влюбленные дружно хихикнули - они не скрывали своего отношения ко всей этой чертовщине. Как и похожие, словно близнецы, супруги-агностики; взгляды, которые они бросали вокруг, устрашили бы любую потустороннюю силу. И те, и другие пришли сюда развлекаться. Каждый - по-своему.
- И я не верю, - сказал гид, и снова помолчал, смакуя удивление посетителей "Дома Демонов". - Но это не имеет значения. Древние силы существуют, независимо от того, верим мы в них или нет. Возможно, именно поэтому и в наш век разума в этом доме происходят вещи необъяснимые никаким рассудком. Вера важна только для нас самих. Кто в наше время поверит в ангелов и демонов, в магию и древние силы, пока не увидит их своими глазами?
...Дом производил впечатление и без "древних сил", мрачный, прохладный, с тяжелой вычурной мебелью, и высокими окнами. Наши шаги по когда-то натираемым до блеска половицам звучали как кощунство. Здесь правила тишина, а вовсе не темные силы. Стоило глянуть на окно - хрустальной прозрачности стекла с золотистым отливом - как легко представлялось: за этим окном - турнирное поле, или эшафот, или ярмарка... Готовая вот-вот зазвучать музыка таилась под портьерами. Музыка из тех, что не нарушают никакой тишины. Повсюду горели свечи. Темная бронза подсвечников слабо поблескивала, пахло веками и воском. Это был очень старый дом, и мы - новые, казались тут лишними.
Гид так и не дал нам полюбоваться домом в тишине. Он быстро провел нас по всем заслуживавшим нашего внимания комнатам, явно держа про себя какую-то иную цель, и остановился возле небольшой деревянной двери:
- А теперь, дамы и господа, я провожу вас в ту самую комнату, где знаменитая колдунья вызывала демонов, и торговалась с ними, пытаясь получить бессмертие для тела, не платя за это бессмертной душой... Что есть бессмертие? Долгая жизнь, отягощенная памятью веков, жадность до жизни вначале - скука или равнодушие в конце, и невозможность умереть, а значит - ненависть к жизни. Вы попадете в колдовскую комнату поочередно и попарно, так что некоторые на время останутся здесь, в неведении. Но поверьте, ожидание только стоит того!
Его речь мне понравилась, а реакция остальных экскурсантов - нет. Молодые хихикали, супруги-скептики гордо молчали, "вечный студент" и его друг, вообще неизвестно как попавшие на это "шоу с привидениями", о чем-то шептались, отчаянно жестикулируя. Я мысленно посетовала на неуважение к "древним силам" и шепнула Марку:
- Еще немного и они начнут скучать.
- Дорогая, ты не права, - мягко улыбнулся он, - а они тем более не правы. Скуки не существует.
Гид не упустил возможности "по сходной цене" продать всем "магические талисманы" - грубые медные бляхи с непонятными символами. С довольным видом опустив в карман полученные за них деньги, он отворил двери в "ту самую комнату" и провел в них молодую пару.
Не прошло и минуты, как коридор огласился душераздирающим воплем.
Марк кивнул, словно как раз этого и ждал, усмешка скользнула по его губам. Дверь отворилась, пропуская передвигающихся на четвереньках молодых людей. Юноша жадно хватал ртом воздух, и беспорядочно мотал головой, а девушка тряслась и икала. Оба были босы на одну ногу. Зато наверняка напрочь забыли о скуке.
Похожие, как близнецы, скептики, оглядели вернувшихся с откровенным презрением; несчастные, насмерть перепуганные влюбленные то бледнели, то краснели под их взглядом и наверняка успели пожалеть, что не осталась в страшной комнате подольше.
В свое удовольствие попризирав перепуганную молодежь, супруги гордо последовали к двери с полнейшим равнодушием ко всему, что могут там увидеть; дверь за ними захлопнулась сама.
- Так, - вслух подумал Марк, - сейчас опять кто-нибудь закричит.
- Ты способен представить себе истошный вопль в устах одного из почтенных неверующих? Ну и воображение у тебя! Но раз так, то вот интересный вопрос: зачем приведению туфли, две - но обе на левую ногу?
Ответить Марк не успел. Из-за двери раздался очередной вопль, медленно перешедший в тихий хрип, потом глухой удар, и все стихло. А затем дверь отворилась, и тучная дама подмышки выволокла в коридор своего мужа, переставшего, наконец, быть на нее похожим. Обувь их не пострадала, но у дамы не было сумочки, а от шляпы мужа осталась только половина. Выборочная любовь привидения к человеческим вещам внушала мне подозрение.
Гид почему-то больше не показывался.
Из-за двери донесся тонкий, жалобный крик и голос, бормочущий что-то мрачное. Марк прислушался.
- Стоит ли учить Язык, чтобы позволять себе такой акцент? - недовольно спросил он, придираясь по своей привычке. Я толкнула его локтем в бок.
"Вечный студент" со своим другом тихо исчезли. Мы с Марком храбро переглянулись и шагнули в дверь.
Комната за дверью оказалась тесной и мало примечательной. Черный, странных очертаний стол, с лошадиным (ужас и позор!) черепом, черной же свечой, тени, снующие по углам, старые сундуки, шкаф с фолиантами и вездесущая пыль веков... Замечательное оправдание для ленивых слуг - зачем вытирать пыль, если она представляет собой антиквариат?
Что-то тихо скрипнуло, и крышка стоявшего в углу сундука откинулась, стукнув о стену. Тощая бледная длань выпала из темной глубины сундука и, перебирая пальцами, по паучьи отползла прочь, в темноту. Портрет на стене со скрипом отъехал в сторону, предварительно зыркнув на нас белыми глазами.
За портретом скрывалась темная ниша необозримой глубины; оттуда послышался душераздирающий вой, а следом появился его источник - двухголовый волк.
Наверное, именно в этом месте я и должна была закричать. Но я не собиралась подыгрывать человеку, так плохо продумавшему сценарий запугивания. Марк бросил в волка какое-то Слово, и зверюга застыла со скрежетом заевших шестеренок, не допрыгнув нас совсем немного. Красные глаза-лампочки весело подмигивали нам.
Следующим сюрпризом оказалась невесть откуда взявшаяся мумия. Из синтетической резины. Она бросилась на меня, и это показалось мне и скучным и оскорбительным. Так что церемониться я не стала: мумия вспыхнула и растеклась отвратительно воняющей лужей.
- Примитив, - констатировал Марк с видом ничуть не разочарованным.
- Примитив? - я удивилась его непривычному добродушию, - да это просто оскорбление! Механика! Гайки и шестеренки! Провода и изоляция! Нам обещали, что покажут призраков!
Свеча на столе внезапно погасла (откуда-то зверски потянуло сквозняком) и мы оказались в полной темноте. Шоу продолжалось.
Я хотела зажечь живое пламя, которое, если поместить его над головой, создавало восхитительный нимб, но Марк, угадав мои мысли, остановил меня:
- Подожди, вдруг еще будет что-то интересное.
Я скептически хмыкнула: надежда - глупое чувсво.
Сундук - что удивительно, безо всякого скрипа! - отодвинулся, в углу подозрительно громко зашуршало. Мыши таких размеров здесь не водятся, это точно. Я на миг отвлеклась, и тотчас что-то цапнуло меня за ногу, а потом, видимо, от нечего делать потянуло к себе мою сумочку. Самозваная потусторонняя сила оказалась слишком настойчивой. Я поднялась в воздух и зависла под потолком, стряхнув нападающих. Марк, судя по звукам, тоже возился кем-то, кто привязался к нему с намерением крупного стяжательства в свою пользу.
Заскучав, я решила спуститься. Что оказалось весьма опрометчивым решением - едва только я ступила на пол, как он ушел у меня из-под ног.
Я очень люблю летать, но только не так - когда над головой твоей захлопывается крышка люка, в который ты только что провалилась, когда рядом с тобой в темную бездну скользит по наклонному каменному желобу твой друг... Успевший, прежде чем я подумала об этом, очередным Словом замедлить наше падение, чтобы минуту спустя оно благополучно закончилось в каменной комнате с аркой-выходом, откуда несло прохладой. Я мысленно поблагодарила его, зная, что он услышит.
Глаза Марка сияли в темноте. Я, наконец, смогла зажечь милые моему сердцу огни над нашими головами. В стене, под самым потолком, зияло отверстие желоба, из которого мы, по чьей-то задумке, должны были вывалиться, ошеломленные и беспомощные, а небольшой люк находился на самом потолке. Он скрипнул, отворяясь, и в него высунулась взлохмаченная голова нашего гида. Человек то открывал, то закрывал рот, видимо, не находя подходящих выражений на наш счет. Я уже решила ему помочь, как он, справившись с собой, произнес, мило картавя:
- Проклятье, кто вы такие?
- Ты немного опоздал, мой друг, - заметил Марк и щелкнул пальцами, - об этом стоило спросить раньше.
Гид с писком вывалился из люка, но не упал, а завис в метре над полом. Вслед за ним из люка выпало с полдюжины сумочек, туфель и распотрошенных кошельков, которые закружились по своим орбитам вокруг висящего в воздухе человека, как спутники-грехи вокруг закоренелого грешника. На лице гида отражалась смесь ужаса, удивления и восторга вдребезги пьяного человека, которому повезло увидеть летучую мышь в смокинге и при часах.
- Марк! - попросила я, сердясь, - отпусти этого мошенника.
- Как пожелаешь дорогая, - гид грохнулся на пол и, проворно перебирая руками и ногами, отполз в угол
- Ты и теперь не веришь в потусторонние силы?
Усмешка Марка была совсем не страшной.
- Я в-в-верю, - заикаясь, ответил гид и по совместительству мелкий жулик, пытаясь вжаться в камень стены.
- Отлично, - сказала я, красивый гортанный голос звучал ласково, даже нежно, - и что нам теперь с тобой делать?
- Н-н-ничего, - еще больше заикаясь, ответил жулик.
- Ничего? - усмехнулся Марк, - это слишком много для такого, как ты. Дорогая, во что нам превратить его?
- М-м, может в мороженое? Пусть он достанется детям. Или в статую. Нет, не оригинально. Или давай предложим ему что-нибудь?
- Богатство? Удачливость? Дар красноречия?
Я поморщилась.
- Милый, не будь скупердяем. Ты же видишь, перед нами в некотором роде наш коллега. Дай ему хотя бы бессмертие. Вдруг из него еще можно что-то сделать.
Марк подмигнул человеку.
- Ну, как, хочешь получить бессмертие? Ты так упоительно врал о нем, подпуская в свое вранье чуточку философии...
- Бессмертие?.. - пробормотал человек.
- Бессмертие, богатство, славу, любовь женщин, уважение мужчин, возможность исполнить все свои желания...
Кажется, до него, наконец, начало доходить, о чем мы говорим.
- Взамен на душу?? - тихо взвизгнул он и попятился задом, хотя дальше пятиться было уже некуда.
- Душа? - повторил Марк, - она и так принадлежит сам знаешь кому. Вспомни о том, чем ты тут занимался.
Кошельки и сумочки, упавшие на пол, снова поднялись в воздух, и закружились по комнате.
- Ты мошенничал и грабил, прикрываясь именами Темных Сил. Теперь ты должник этих Сил, разве не так?
Жулик дернулся, нелепо махнул рукой, отталкивая особо настырный кошелек, лезущий ему в лицо разорванной подкладкой.
- Я не хотел... я... я больше не буду!
- Не будешь? - усмехнулась я, - ну почему же нет? Ведь это так сладко - обманывать доверчивых простаков... а денег всегда не хватает...
- Я больше не бу-уду... - повторил он с подвыванием, - о Боже...
- Молчать! - Марк рявкнул так, что даже я вздрогнула, - не смей призывать Его! Твое место здесь!
Он щелкнул пальцами, и в воздухе появилось видение. Пещера, где полным полно черных и рогатых с хвостами и вилами. А ведь кому-то и Пекло - дом родной...
Я поморщилась и спешно взяла все в свои руки, подменяя одно видение другим - горы золота, красивые женщины, большой дом, чем-то похожий на этот, и даже самолет с улыбающейся рожей этого жулика, намалеванной на борту.
- Прямо сейчас ты получишь вот это - в качестве приза за то, что так хорошо делал свое и... наше, - я улыбнулась, - дело. Ведь ты делал его хорошо?
Человечек хотел что-то сказать, но поперхнулся, а в следующий миг мы услышали прежнее:
- Я больше не буду... я не хочу-у!.. - и неуверенно начал, - Отче наш... который есть на небе...
- Ты сам не знаешь, от чего отказываешься! - вскрикнули мы оба, старательно отступая на шаг - чтобы как-то продемонстрировать ему нашу "слабость".
Старались мы не зря. Как не был напуган человек, он заметил, какое впечатление на нас произвело Святое Слово... Этого хватило. Он вскочил на ноги весьма резво, выкрикивая во весь свой визгливый голос слова старой молитвы, заставляя нас пятиться и отступать в невысокую темную арку за нашими спинами. И не забывая наблюдать за нашей агонией с жадным интересом.
- ...святится... имя Твое... и... царство Твое, - слова явно вспоминались с трудом, но ведь вспоминались! - на наше гневное шипение и на уговоры он уже не реагировал. И слава Всевышнему.
- Аминь! - закончил он, с торжеством пялясь на бледные черные тени под аркой - все, что от нас осталось, - я не ваш!
Он бухнулся на колени и поднял руки к небу.
- Бог защитит меня, потому что я раскаиваюсь и больше не буду!..
При слове "раскаиваюсь" мы усохли окончательно, но "не сдававшийся" Марк потянул к человеку тонкие длинные черные руки со спешно отращенными уж-жасными когтями.
- Ты заплатишь!..
Человек отпрыгнул с очаровательной поспешностью, звонко шлепнулся на задницу, и завопил еще громче:
- Я раскаиваюсь, раскаиваюсь!
Вот тут-то это и произошло.
- Да будет так! - прогремел раскатившийся под сводами подземелья голос, идущий словно бы с необозримой высоты. Черные тени-мы вспыхнули ослепительным светом, переплавлявшим нас в нечто иное. Человеческий облик... удобен, но он не так красив, как вот этот.
Серебристо-голубое сияние - пульсирующее и мягкое, тонкая, почти прозрачная фигура и нимб. И конечно ослепительно-белые крылья - вы не забыли о них? Из прежнего опыта я помнила, что самое большое впечатление производят глаза, и впилась в дрожащего человечка двумя синими звездами.
- Не перестарайся, - предупредил Марк, - а то получится, как с тем рыцарем...
- Герцогом, - поправила я, - ты вечно будешь меня им попрекать? Ну, потерял человек дар речи, зато какие стихи потом писал!..
"Осторожней, подруга, антураж испортишь" - мысленно сказал мой друг, и я согласилась. Играть - так до конца. Не люблю праздновать полупобеду.
- Встань, смертный! - возопил Марк и голос его, невыносимый для человеческого слуха, заставил недотепу сжаться в комок. Голос этот не исчезал, не умолкал, он бился от стены к стене, рождая бессчетные эха чуть ниже и выше тоном. Стены пол и потолок хорошо резонировали, и хотя дело портила пресловутая пыль веков, итог звучал красиво. - Ты прошел испытание, ниспосланное тебе Всевышним, и отринул посланников Зла!
Из-за наших спин вырвалась оглушающей красоты музыка, пронеслась шквалом по всему подземелью, и стихла.
- Ты достоин награды, - проворковала я сладко. - Все благодати Рая ждут тебя, и врата его откроются перед тобой. Идем с нами, и ты вкусишь блаженство. Мир, в котором нет зла мы предлагаем тебе - взамен этого грязного, грешного мира, где правит Сатана, взамен его злобы и алчности, золота и крови... оставь этот мир и иди с нами! Дух твой вознесется в горние выси!
Последняя фраза была сказана, для того чтобы "герой" не очень то распускал счастливые слюни. И чтобы перспектива оказаться в Раю прямо сейчас дошла до него со всеми прилагающимися к ней прелестями, вроде немедленного расставания с бренным телом. Человек бухнулся на колени и застыл, не находя достаточно веских слов, чтобы возразить ангелам. Марк сделал вид, что недоволен.
- Ты колеблешься?
- Я... это...
- Так земная, неблагодарная жизнь грешника прельщает тебя больше? Что ж...
Человек отчаянно закивал; весь вид его выражал - "мне ничего другого не надо".
- Прощай, - скорбно сказал Марк, (пока я давилась смехом), - мы встретим тебя у райских врат, когда придет твое время.
- И прошу тебя, сохраняй в тайне то, что случилось с тобой, - добавила я, разжигая в нем костер желания немедленно всем рассказать о том, как он чуть не попал в Рай при жизни, - только доверенных друзей ты можешь посвятить в эту тайну.
Теперь он точно помчится рассказывать о нас всем и каждому. Столб света накрыл нас, сделав невидимыми, и мы наблюдали, как праведный жулик пулей вылетел из каменной комнаты в темную арку, нюхом отыскивая выход. Очень многообещающей была эта его поспешность. Правда, мне стало жаль первого человека, на которого он набросится с рассказом об ангелах.
Наконец, я смогла сбросить личину. Шесть крыльев и нимб - и тем и другим вечно за все цепляешься. К тому же тяжело и не очень-то полетаешь - с крыльями явный перебор. А вот так гораздо лучше - крылья одни, черные с алой полосой, блестящая, точно отполированная кожа, чернее ночи Последнего Дня, когда не будет, говорят, уже ни звезд, ни луны. И, чуть не забыла - когти с восхитительным маникюром из алмазной крошки.
- Жизнь проста, - сказал Марк, потягиваясь всеми своими разнообразными конечностями и запрокидывая гребенчатую голову.
Я щелкнула копытцем-каблучком, высекая искру из каменного пола.
- Проста, пока есть вера. Настоящая, а не вера человека в игрушки подобные тем, что там, наверху. Как ты думаешь, он нам поверил?
- Конечно, - хмыкнул Марк (называю его так - об его настоящее имя я все свои шесть языков сломала), - ведь ему это выгодно. "Дом Демонов", где вы можете встретить ангелов - разве не звучит? Туда повалят толпы народа... Хотя, он ведь прав - кто в наше время верит в ангелов?
- Я верю, - призналась я (хорошо, что черная кожа не может краснеть, выдавая смущение), - где-то же они должны быть. Сотни и тысячи лет люди рассказывают о них сказки, поминают по делу и без дела, и даже вставили их в Главную из своих книг. Разве это не доказательство?
- Не знаю, дорогая, существовали ли они вообще. За тысячелетия нашей жизни ни ты, ни я никогда не видели ангелов. Никто не встает у нас на пути, не вступает с нами в борьбу за души, не является в Пекло чтобы вытащить из котла отмоленного грешника... Что, если всегда были только мы, подданные Большого Рогатого? Что если это мы, играющие роль Божьих посланников, чтобы Равновесие не нарушалось, и породили легенду?
- В Равновесие ты веришь, а в ангелов - нет? - обиделась я.
- Равновесие - это то, что я делаю своим руками.
- Если нет ангелов, значит, Равновесия тоже нет.
Марк вздохнул, его красивые сумеречно-серые крылья устало опустились.
- Не знаю, любимая. Но Бог знает. Если конечно Он есть.
Где-то далеко, и уже не в этом мире, прозвучал голос Большого Рогатого, призывающего нас к себе. Поспешность призыва обещала грозу на наши головы.
- Влетит, - заметила я, - об этом нельзя говорить. Не только люди, но и мы должны верить в то, что ангелы существуют, иначе Равновесию конец.
- Влетит, - согласился Марк и тут же подмигнул мне, - а может и нет. Это тоже знает только Он.
И мы дружно взглянули сквозь потолок и крышу и все, что разделало нас - взглянули на небо, надеясь, что Он, действительно есть.
9 июня 1998 г.
автор: Шер
жанр: фэнтези, ангст
форма: рассказ
ПОГОВОРИТЕ С ПАЛАЧОМ
Посвящается лисенку Ирви, маленькому другу,
чьи слова зажгли искру вдохновения.
Над единственным занятым столиком во дворе харчевни светился зачарованный тент. Сияние его бросало цветные блики на лица двоих мужчин, что сидели друг против друга и болтали о пустяках - погода, урожай, рождение у королевы сына, возможная война либо мирный договор с соседним государством, имевшим заносчивого правителя. Блики быстро гасли и не создавали ощущения праздника. Один из мужчин пил чай из маленькой чашки, второй не ел и не пил ничего, и даже почти не двигался, сохраняя одну и ту же позу - прямая спина, положенные на стол локти, соединенные в замок пальцы рук.
Говорившие почти не делали пауз, так что ничего иного, ничего важного нельзя было вклинить в этот разговор. И, кажется, оба собеседника уже потеряли надежду на что-то иное, чем пустая болтовня, потому что были затянуты ее инерцией и не могли остановиться.
Гулкий колокол Часовой Башни отзвонил половину десятого вечера; в стороне Университета Магии и Всех Наук в очередной раз полыхнуло фейерверком - студенты всегда найдут повод для праздника и возможность опробовать новое заклятье; от Золотого Театра слышалась музыка, со стороны мостовой - стук копыт и колес проезжавших экипажей. Пустой разговор продолжался.
Когда пробило десять и темнота, несмотря на светящийся тент и принесенные служанкой свечи, ухитрилась проникнуть в этот круг, у столика, словно сам собой, появился человечек в желтом камзоле, новомодных штанах с буфами и со сверкающей брошкой у горла воротника яркой рубашки.
- Господин, - с наивной веселостью он глянул на того из мужчин, что смаковал чай, светлокожего, с коротким ёжиком волос и пронзительным взглядом синих глаз. - У меня для вас есть предложение, от которого вы не сумеете отказаться! Амулеты на все случаи жизни!
Отодвинув в сторону чайное блюдце, человечек положил на столик и распахнул коричневый чемодан, оказавшийся, в самом деле, полным амулетов всех видов и назначений. Кольца, броши, подвески и серьги, заколки мужские и женские, статуэтки и просто карманные безделушки были рассортированы и разложены по собственным отделениям.
- Не продается, - сказал синеглазый.
- Прошу прощения? - несколько оторопел уличный торговец, - вы о чем?
- Мое время не продается. Если ты хочешь поговорить, то не надо приставать ко мне со своим товаром.
- Это еще почему? - рассердился чемоданник, - почему нельзя совместить приятное с полезным?
- Потому что они несовместимы, как например повешение и танцы, - усмехнулся синеглазый. - Впрочем, повешенные иногда танцуют.
- Ну вас с вашими шуточками, господин кат! Я к вам как к человеку, а вы...
Второй из мужчин, неулыбчивый, что сидел неподвижно, рассмеялся; от этого кожа на его лице странно стянулась, словно это был не смех, а судорога. Чемоданник, вздрогнув, покосился на него - а до этого он словно и не видел неулыбчивого. Встретившись с ним взглядом, торговец моргнул, закрыл чемодан и, торопливо семеня, покинул двор таверны.
Молчание было прекрасным. Кажется, оба были благодарны торговцу за паузу, которая смогла возникнуть и за тишину, из которой они могли, наконец, сделать то, что им нужно.
- Чем ты его? - спросил синеглазый "господин кат".
- Да как обычно. Чем еще напугаешь человека, кроме него самого? - неулыбчивый внимательно смотрел на собеседника. - Проницательность - хорошее качество. Что ты понял обо мне и как?
- Я понял, что другие тебя не видят, - усмехнулся синеглазый, - и не склонен считать тебя галлюцинацией. Ты вошел сюда, как входят люди, а не появился ниоткуда. Но я не думаю что ты человек.
- А откуда этот торгаш знает тебя?
- Он часто бывает моим клиентом.
Неулыбчивый дернул головой точно слово "клиент" раздражало его:
- И не надоедает тебе выслушивать исповеди?
- Надоедает. А что делать, если ты палач и это - твоя обязанность? И если на свете полным полно людей, которым больше не с кем поговорить, кроме палача? Вот ты, например. Хочешь что-то рассказать? Тогда начни сначала.
- Запросто, - легко огласился неулыбчивый, - слышал песенку, которую наш знаменитый Голосин поет?
Поговорите с палачом
О чем? Да, право, хоть о чем!
В нас дух тщеславный заключен
Жестокий гений.
Нас надо выслушать, а там -
Ни до чего нет дела нам,
И каждый выбирает сам
Час откровений.
Кому-то - в ночь перед грозой,
Рассказ со смехом и слезой,
Кому-то просто выкрик злой
На грани бреда.
Пусть собеседник твой молчит -
Болтать не любят палачи,
Но если душу облегчит - его победа.
А дальше можно просто жить
Колодцы рыть и воду пить
И все что высказал забыть,
Былое лихо.
А снова встретив палача
Его в упор не замечать
И можно что-то проворчать
Но очень тихо.
- Бывало и хуже, - заметил палач, - случалось, что человек совсем не мог найти слова, а ты нашел чужие. Но что дальше? Где начало твоей истории?
- Начало было обычным, - неулыбчивый задумчиво простучал пальцами по столу ритм только что произнесенного стиха. - Был у меня друг...
- Но что-то в вашей дружбе было не так.
- Прочему ты так решил?
- Потому что ты сказал "был" о своем друге, - палач поднял и снова поставил на стол чашку. Она была пуста.
Неулыбчивый помолчал.
- Я не знаю, о чем ты подумал, но ты забыл главную причину, какая может стоять за любым из "был".
- Ааа, - протянул палач, - Пусть так. Но в любом случае это не начало.
Неулыбчивый наконец-то поменял позу - сел чуть ссутулившись и убрав локти со стола.
- Я слышал о странных мирах, - сказал он, - о мирах, где всего лишь один бог на всех. Интересно как при таком объеме... "клиентов" он ухитряется справляться со своим обязанностями?
- Наверное, он всемогущий.
Неулыбчивый зло усмехнулся:
- Но не до такой же степени! Сверхмогущество - это куча работы. Другое дело наш мир. Каждый здесь создает себе своего собственного бога и поклоняется ему, а личный бог помогает только одному - своему собственному подопечному. И только от твоего воображения и твоих наклонностей зависит, какой это будет бог. Все что ты способен придумать...
- Хорошо, я понял, - прервал палач. - Что дальше?
- Дальше у меня все-таки был друг по имени Альза... Если подумать то мы были слишком разными для долгой дружбы, но она длилась долго. Я держал бойцовых собак для Звериной Арены, сдавал их и продавал, иногда сам ставил на своего же бойца. Моему богу нравились зрелища и, пребывая в хорошем настроении, он мог подсказать мне, на кого ставить. Альзе не нужно было работать - он был единственный сын весьма богатых родителей. Правда без дела он не сидел никогда - вырезал марионетки, простые и сложные, сам раскрашивал их и давал имена, иногда устраивал представления во дворе своего дома. Родители Альзы относились к этому как к причуде, а меня его пристрастие бесило.
- Полагаю, что он к твоему роду занятий относился лучше? - с легкой иронией спросил синеглазый.
- Нет, он не любил насилия, а мне нравилось дразнить его, то и дело зазывая на арену, посмотреть на моих собачек. Не перебивай!
- Разве я перебиваю? - усмехнулся палач, - это ты никак не можешь начать.
Неулыбчивый дернул щекой.
- Однажды я предложил Альзе завести лавку и продавать свои марионетки, из-за которых в его доме стало тесно хозяевам. Как ни странно он послушался; впрочем, мне всегда легко было убедить его. Только лавка не была лавкой в полной мере. Часто он просто раздавал игрушки всем желающим, а не продавал. Особенно если в лавку заходил ребенок. Многие пользовались этим, подсылали своих отпрысков, а потом продавали подаренное им за деньги. Когда я рассказал ему, он сначала огорчился, потом улыбнулся. "Знаешь, наверное, у них есть причина так поступать. Вот мы с тобой ни в чем не нуждаемся. Нам легко судить, легко быть честными и благородными, потому что ничто не мешает этому. А они? Те, кому нечего есть и негде ночевать?" "Тогда возьми свое наследство и устрой в городе ночлежный дом или больницу, или харчевню для бедных, где нищим наливают бесплатный суп, а для всех остальных миска стоит полмедяка". "Я подумаю над этим" - пообещал он, и я обругал себя. Еще не хватало, чтобы мой друг занялся тем, что стал бы спасать мир от неистребимого зла вроде голода, бедности или одиночества.
- А это к чему? - удивился палач, - к чему ты упомянул одиночество? Разве ты был одинок, если имел такого друга?
- Нет, но... Как ты судишь? Я еще ничего не рассказал тебе, а ты уже выносишь свой приговор!
- Я палач, а не судья. Я никого не сужу, - сказал синеглазый ледяным тоном. - И приговариваю тоже не я.
Это несколько охладило пыл неулыбчивого, собиравшегося, кажется, обвинять палача и дальше.
- В очередной раз зайдя к Альзе в магазинчик с предложением пойти посмотреть выдающиеся бои, я застал там девушку. Она стояла за прилавком, простушка в цветном платье, и слушала рассказывавшего о своих куклах друга. Моему богу она не понравилась, а мне еще меньше. "Что это? - спросил я у Альзы, - ты принял работницу?" "Ну да. Она любит детей", - ответил он, словно давал ей самую лучшую рекомендацию, какая была нужна. Я понял, что простушка станет поступать так же как и он сам, не продавая, а раздаривая марионетки, и толку от нее не будет.
- А тебе не кажется, что твой друг имел полное право поступать так, как поступает, даже если тебе это не нравилось? - спросил палач, - он не уговаривал тебя бросить собаководство и заняться, например, выращиванием цветов?
- Нет, даже не пытался. К чему ты клонишь? К свободе воле?
- К доверию, которое бывает между друзьями. К тому, что одному не надо обязательно знать причину поступков другого, а еще к тому, что верить друг другу - значит иногда принимать что-то без вопросов.
- Если я чего-то не понимаю, то лучше спрошу, - не согласился неулыбчивый, - и доверие тут ни при чем. В конце концов, мы с Альзой были такими же разными как наши боги. Он верил в бога чудес и со своим чудо-богом порой в такие истории попадал, что просто чудо, как жив оставался. А мой бог был суров.
- И это ты сделал себе такого бога. У тебя не хватило воображения, чтобы поверить в чудо, и ты поверил... во что? В справедливость? В возмездие? У нас тут каждый фанатик своей собственной веры, своей правды и этот фанатизм неистребим...
- Дай мне закончить рассказ! - зло перебил неулыбчивый. - У простушки было почти королевское имя Тиаммина. Я присматривался к ней и к другу. В судьбу я не верил, хоть она и бог над всеми богами, но мне казалось, что Тиам и Альза хорошо подходят друг другу. Они были похожи как брат и сестра и даже больше - боги их были похожи, его бог-чудо и ее - "богиня, от улыбки которой все расцветает". Но я ошибся - я сам ее полюбил, тихо и незаметно. Так по капле набирается вода в бездонный водоем. Она была мила, она учила меня радоваться простым вещам. Знаешь мне такое раньше и в голову не приходило - что можно улыбаться просто потому, что хочется улыбаться.
Палач покачал головой:
- Да уж... человек понимает, как много возможностей для радости он упустил, только когда его время заканчивается.
Словно не заметив, что его снова перебили, неулыбчивый продолжал:
- Мы даже не говорили о любви, это было и так очевидно...
- Серьезно? - тут же вмешался палач, - и ты ни разу не сказал девушке что любишь ее, просто для того чтобы ее порадовать?
- Она и так была счастлива, - почему-то с раздражением сказал неулыбчивый.
- Да ты дурак... Но продолжай, мне интересно чем все закончится.
Собеседник палача словно прислушался к чему-то и с каким-то особым выражением произнес:
- Я не говорил ей, что люблю ее, потому что она и так это знала. А тратить время на то, в чем нет необходимости, я не желал. Мой бог посоветовал мне не торопиться: "Любовь обязана проходить проверку временем"...
- Любовь никому ничего не обязана, так же как и дружба, - бесцеремонно прервал откровение синеглазый.
Рассказчик зло ударил ладонью по столу:
- Но, по крайней мере, палач обязан терпеливо выслушивать все исповеди, а не спорить и не упрекать!
- Совершенно терпеливы только камни. Продолжай.
Собеседник продолжил:
- Однажды я заметил, что Альза задумчив. У него и раньше это было в привычках, забивать чем-то голову. Но эта его задумчивость мне не понравилась, и я спросил что случилось. "Мой бог сказал мне, что осенью меня убьет мой друг". Если честно, я не сразу понял, что он подумал обо мне. А когда понял, взбесился. "И ты поверил своему чудо-богу?" "Боги не врут" - ответил Альза. "Да все врут. Просто боги врут правдой, а это даже хуже!". Но толку было спорить, если он уже поверил? Это как с личным богом... ты создаешь его, начинаешь в него верить и в итоге живешь в каком-то своем мире...
- Не очень-то ты добр к своим друзьям. Хочешь, я скажу, что ты стал делать дальше, или - что тебе очень захотелось сделать?
- Ничего ты не знаешь! - воскликнул неулыбчивый, встав на ноги, - Альза стал проводить со мной почти все свое время. Знаешь, почему? Потому что не хотел упускать ни минуты из того что ему осталось, даже если это я его убью! Любой другой начал бы сторониться всех друзей и людей вообще, а этот... этот...
- И тогда вы первый раз поссорились с ним. Или не с ним, а с девушкой, - кивнул палач.
Неулыбчивый постоял, качаясь с ноги на ногу, и снова сел, уронив руки на стол так, что звякнула чашка с недопитым чаем.
- Тогда я стал его избегать. Не хотел стать убийцей.
- Ты думал о себе, а не о нем, - жестко сказал палач, - если бы ты думал о нем, то спросил бы его, чего он хочет.
- Может быть... Да, я думал о себе. Жаль, что боги не лгут. Если бы чудо-бог Альзы не сказал ему эту чушь про друга-убийцу, он, может, и сейчас был бы жив.
- Ты противоречишь сам себе. Но продолжай. История становится интересна тем, что я не могу сказать, что будет дальше.
Неулыбчивый с капризным упрямством поджал губы:
- Пожалуй, я больше не буду ничего тебе рассказывать.
- Как хочешь, - палач отсчитал несколько монет подошедшей девушке-служанке и встал. Второго сидевшего за столиком она не видела так же, как и настойчивый торговец с чемоданчиком. Неулыбчивый окинул девушку взглядом.
- Она воровка, - с нехорошей усмешкой сказал он, - таскает продукты с кухни, а еще украла кольцо у своей лучшей подруги.
- Считаешь, я должен позвать стражу? - спросил палач.
Девушка удивленно посмотрела не человека, который разговаривал с пустотой.
- Спасибо, мне больше ничего не нужно, - сказал синеглазый, и служанка ушла и унесла пустую чашку.
- Ты казнишь по приговору суда безо всякой жалости. А сам трусишь вынести приговор, - попытался подначить палача невидимый для остальных собеседник.
- Судить - не моя работа.
- А чья?? - крикнул неулыбчивый тоже вставая, - кто-то же должен этим заниматься, наконец! Если даже наши боги не заботиться о справедливости и никого не судят...
- Пойдем, - сухо бросил палач, словно отдавая приказ, и шагнул к выходу из внутреннего дворика, освещенного магией зачарованного тента и свечами, и тем светом, что падал из окон харчевни.
Так, вдвоем, они и вышли на полупустую улицу, полную ветра и полутьмы. Странно, но там где они сидели, нельзя было заподозрить, что погода портится. Плясавшее в уличных фонарях пламя создавало причудливые, словно не всегда принадлежавшие предметам и существам этого мира, тени.
- Как убить бога? - неожиданно спросил неулыбчивый, который чуть отставал, но не уходил совсем, словно что-то держало его рядом с палачом.
- Убить бога - значит убить веру в него. Я не ошибся?
- Нет. Созданные нами боги нуждаются в нашей вере только на первых порах. Потом они становятся вполне самостоятельными, и ни от кого не зависят.
- Тогда зачем мы им? - спросил, почти остановившись, палач.
Неулыбчивый, наконец, решился, и догнав его пошел с ним вровень по мощенному камнями тротуару.