Кирпич наконец уходит. Уходит и Рустам, который почему-то все выслуживается перед ним. И я, наконец, свободно вздыхаю. Пора звать Машку.
Но не успеваю напечатать в коммуникаторе и пары слов, как дверь распахивается. И вваливается пузратый Максим из службы поддержки. Он недоуменно оглядывается и радостно возвещает:
- Марина Соснова! Снова и снова!! - и принимается ржать, очень довольный своей плоской и избитой шуткой.
- Тебе что-то нужно, Макс? - ледяным тоном интересуюсь я; особенно раздражает то, что называть его нужно именно "Макс", а не "Максим".
Он снова оглядывается с идиотским выражением. Несколько узкая футболка выразительно оттопыривается на выступающем животе.
- А Борис Борисыч уже ушел?
- Посмотри на часы, Макс.
- А что "часы"?
- Когда ты в это время видел Борис Борисыча на работе?
Максим ощеривается, что должно означать дружелюбную улыбку.
- Ну, а чего? Мало ли? Ты чего, Соснова?
- Ничего, Барятьев. Катя тоже ушла. За ней заехал муж.
- А что "муж"?
- Да ничего. Муж у нее есть. Муж. Понял?
- А мне-то чего? - Максик опять издает хохоток.
- А того. Что мне известно, чего ты тут каждый вечер ошиваешься.
- Злая ты, Соснова. Недобрая.
- А ты просто замечательный, верно?
Блин! Валил бы он отсюда, что ли?
- Да ну тебя.
- И тебя - тоже.
Максим пожимает плечами и нарочито медленно выходит. Джинсы новомодно свисают с его жирного зада, обнажая полоску голубых трусов.
Вот ведь тоже повадился! Обезьяна обезьяной, а туда же. Ни мозгов, ни внешности. Зато поволочиться, конечно же, надо за Катей, а вовсе не за бочкообразной Леной с щеками ватрушкой.
Покрутив в пальцах ручку, чтобы не злиться на этого дурака, пишу наконец Машке. Она отвечает, что у нее максимум минут сорок. Максимум. Потом надо будет Светку забирать от мамы, укладывать ее, рассказывать сказку. Сережик-то ведь никак. Сережик-то ведь только о себе.
Иду темными коридорами. Мерцают фосфоресцирующие лампы. И все вокруг выглядит так, словно я одна во всем мире. Ни шума, ни шороха. Только шаги. И светлая полоска, что пробивается сквозь щель в столовую.
Толкаю дверь. Машка уже там. Сидит, склонив голову. Вихры волос торчат на затылке. Как ночью спала, так и встала. Даже не расчесывалась. Уж я-то ее знаю. Расчески в хозяйстве точно не водится. Поэтому и стрижется коротко - возни никакой. Вот оборачивается, и во взгляде ее опять такая тоска, что сердце екает.
Машка всегда была с закидонами. Ни хозяйства вести, ни за деньгами следить. И наплевать, что на ней надето, и как у нее в квартире. Но мужики все равно липли - красивая она, Машка, смуглая, в кости тонкая. Стихи, опять же, наизусть читает. В основном всё свои. Понять, хорошие стихи или плохие, мужики, естественно, были не в состоянии. Но это их жутко заводило - Машка неоднократно со смешком об этом рассказывала. Меня прямо передергивает, а у нее - смешок. Говорит - лезет такой со скукой, с ленцой раздевает. А ее как попрет с этими стихами, он только глаза вытаращит, пасть раскроет. И сразу у него такой стояк, прямо зверь делается.
Тьфу, блин! Сами два слова связать не могут, зато отыметь красивую девчонку, которая им еще и стихи читает - это для них в самый раз. Козлы! Иногда так бы и отхлестала Машку по щекам за такое наплевательское к себе отношение. А ей и действительно все равно. Тело, говорит, только оболочка для души. Что с ним происходит и как, ей абсолютно фиолетово.
Тьфу, одним словом! Когда Сережик появился - артистичный вылизанный мальчик, я даже обрадовалась. Уж он-то никакого другого мужика не потерпит. А он и не терпит, нет. Только Машку изводит. И все - про себя да о себе. Он ведь у нас тоже... Поэт и актер. Тьфу!
- Ты чего там застыла? - спрашивает Машка из-за плеча.
- Да так... Сережика вот твоего вспомнила, - Машке врать бессмысленно, она мою ложь за версту чует.
- Ой, да ну Сережик как Сережик. Не одна, и ладно.
Вот-вот, еще одно ее свойство - она страшно боится одиночества. И никак не могу понять, почему. Хоть с кем, хоть с любым, но лишь бы не одна. Светка, естественно, не в счет. Светка маленькая.
- Тебе с мятой или с ромашкой? - спрашиваю я, включая чайник.
- Да простого черного, - Машка встает, поправляет выбившуюся рубашку.
И я опять отмечаю, как удивительно идет голубой цвет к ее смуглой коже, темным глазам. Причем, не специально ведь она его выбирала. Просто надела первое, что попало под руку. И во всем у нее так. Другая специально разодевается, сто раз подумает. А эта схватит то, что с краю лежит, напялит черт знает как. И все равно выглядит как... Ну, не знаю. Как со вкусом и стилем одетая модель, наверное. Casual, одним словом.
Снег за окном переходит в дождь. Ветер лупит веткой по стеклу. И от этого становится как-то особенно тоскливо.
- Наверное, сегодня весь день об этом думала? - крутя серебристую ложечку в пальцах, спрашивает Машка.
- Конечно, - вздыхаю я. - Знаешь, чувствовать себя чокнутой как-то неприятно.
- Да не чокнутая ты, - она закидывает руки за голову, кусает губы. - Я ведь тоже весь день думала. Сопоставляла. Сколько же? Года полтора я санитаркой работала в психушке.
- Ты?? - у меня даже челюсть отвисает.
- Не рассказывала, что ли? - щурится она. - Ну да, было дело. Еще студенткой.
- Господи! Тебе только санитаркой и работать... Да еще в психушке! Тебя тогда, наверное, пальцем можно было переломить.
- Да какая разница? Дело-то не в этом. Я же их всяких насмотрелась. И буйных, и тихих. И со стороны совсем нормальных.
- И чего? - мне не столько боязно, сколько интересно.
- Да не похожа ты на них. Ни на одного. И это означает, что в твоем случае дело в другом.
- А в чем?
- А ты сама-то что думаешь?
- Вот и Катя так же спрашивает.
- Катя? - Машка усмехается. - Значит, ты с ней уже поговорила.
- Ну, ты же знаешь Катю, - чувствую я себя немного неловко. - Она же клещами вытянет.
- Она-то? Это да. Точно. На обеде, что ли, обсудили?
- Ага.
- Ну и что говорит Катя?
- А что думаешь ты?
Машка кладет ногу на ногу, некоторое время изучает свои руки - то так повернет их, то сяк. А потом выдает:
- Странно все это. Непонятно. На повернутую ты не тянешь, на больную - тоже. Однако налицо провалы в памяти и словно подмена одних фактов другими. Даже не знаю, что и сказать.
- Но какие-то выводы ты ведь сделала, конечно? По роже твоей вижу.
- По роже, говоришь?
- Ага.
- Ну раз "по роже"... Слушай, - вдруг пригибается она ко мне, и в ее глазах вспыхивает надежда. - А ты вчера никаких там препаратиков не пила? Новых там каких-нибудь? Ну, чтобы уснуть получше.
- Каких таких препаратиков? - у меня даже брови вверх лезут от такого поворота.
- Ну, типа снотворных. Или успокаивающих. Транквилизаторов, в общем. А потом, может, рюмашку другую винца?
- Да ты что, Машка?? Ты совсем, что ли?
- А что? - несколько обижается она.
- Слушай, ты ведь знаешь меня.
- Ну знаю, - нехотя тянет она.
- Спиртного я не пью в принципе. И этих... Успокаивающих - тоже. Вот пустырника - да. Тяпнула. Но это уже после. Когда все уже было в полном разгаре.
За окном по-прежнему свистит ветер. Качается фонарь через дорогу. И его свет как-то особенно обреченно мечется вдоль пустой улицы.
Углы обеденной комнаты прячутся в неверном сумраке. И мое горло вдруг перехватывает почти невыносимая боль. Словно я здесь - чужая. Словно затеряны мы глубоко во вселенной. А вот это - вокруг - лишь жалкая декорация. Потуги выдать картонный мир за настоящий.
Передергиваю плечами, чтобы стряхнуть жуткое ощущение, и сжимаю в ладонях еще горячую кружку.
Машка оглядывается, всматривается в тьму за пределами нашего стола. Видимо, и ей становится как-то не по себе.
- Ну, плохо тогда, - наконец говорит она и тоже ежится.
- Почему плохо?
- Потому, что все обыденные объяснения ничего тогда объяснить не могут.
- Ну, Катя вот считает, что у меня какое-то замещение в сознании случилось. От серости и скуки жизни.
Машка прищуривается, отчего тень от ее длинных ресниц становится еще причудливее.
- Боязно тут как-то, да? Все ушли. Так сильно я еще не задерживалась.
- Ну да, - подтверждаю я. - Как-то... Не так как-то, в общем.
Она водит ложечкой по краю чашки, не поднимая взора. И будто что-то шепчет.
- Что? - спрашиваю я, устав прислушиваться.
- Выпала ты из своего мира, Маришка, - по-прежнему очень тихо говорит Машка. - Перешла грани. И попала в другой.
Кружка выскользает из моих рук. Боком шмякается на пол, расплескивая коричневую жижу. И беззвучно, как во сне, крутится.
- Ай! - вскрикивает Машка и вскакивает со стула. - Не обожглась?
Кружка вертится и вертится. А я все смотрю и смотрю. И мне кажется, что от этого вращающегося предмета идет рябь.
- Маринка, черт бы тебя подрал!
Крепкие пальцы вцепляются в меня. Трясут и дергают. Заставляют оторваться и взглянуть вверх.
- Ну, слава богу! А то - прямо как неживая.
- Как - неживая? - язык мой заплетается, путается в зубах, будто его слишком много.
- Да так. Ф-фу, черт. Сейчас я тебе горяченького принесу. Да очнись же ты наконец!
Испарина выступает на лбу. Вздрагивают кисти рук. Но мне становится ощутимо лучше.
Передвигаю ватные ноги, опираюсь локтями о стол. Стараюсь сосредоточиться.
- Блин, ну и напугала же ты меня, - ставит Машка передо мной новый чай. - Что вдруг стряслось-то?
- Не знаю, - глоток обжигает, горячей лавой течет внутрь.
- Слушай, а может, ты и вправду заболела? Вон как побледнела.
Ее внимательный взгляд не отрывается от моего лица. Она то берет чашку, то отставляет ее.
- Ты будто дернула что-то, - все еще не слишком внятно произношу я. - Словно рассыпала меня на куски.
- Как это?
- Ну как за нерв дергают. Знаешь?
- Странно.
- Мне скоро сутки, как странно.
- Очень смешно. Ха-ха, - заявляет она.
- Что значит "выпала из своего мира и попала в другой"? - чувствую, как на виске болезненно пульсирует жилка.
- Читать надо больше, подруга.
- О чем? - ее фраза неприятно цепляет меня.
- О! Щечки заалели, нам не нравится, что про нас говорят, - Машка хмыкает, а потом и откровенно фыркает. - Значит, жизнь налаживается.
- Слушай, тебе ли не знать, насколько много я читаю?
- Так. Хорошо. Явно приходим в себя. Немного злимся, начинаем выпендриваться.
Она так явно вышучивает меня, что я не выдерживаю и тоже прыскаю от смеха.
- Замечательно.
- Думаешь?
- Точно. А теперь о главном.
- Ну?
- Если рассматривать только факты, то тут не замещением в сознании пахнет, а переменой миров. Расположенных крайне близко, почти вплотную. Иначе бы у тебя был муж не Витька, и жила бы ты в другой квартире. Ну а меня бы ты и в помине не знала.
- Как Катю? - уточняю я.
- Да, - она щурится. - Как Катю. Просто здесь ты с Катей дружишь года два. А со мной - лет десять. И ввиду того, что миры расположены рядом, этот факт игнорироваться не может.
Я с интересом слушаю, что несет Машка. А несет она вдохновенно. Как обычно с ней бывает, если только из нее в тот момент не лезут стихи.
- Если принять эту гипотезу, то все события ложатся просто идеально.
- Фантастика! Разве так бывает?
- То, что раньше я такого не наблюдала, не говорит о том, что такого не бывает в принципе. Вот ты шаровую молнию видела?
- Нет.
- Ага! Но это не означает, что ее не бывает. Верно?
Хмыкаю и единым глотком выхлебываю чуть не половину чая.
- В том мире Витька без пятна, в этом - с пятном. В том - оградки нет, в этом - есть. Ну и наконец, в том Катя ходит другими дорогами, в этом - вы пересеклись, - Машка с довольным видом откидывается на спинку стула. - Ну, что скажешь?
- Занимательно.
- И все?
- И все, - подтверждаю я. - Таким манером можно придумать все что угодно. И легко притянуть за уши.
- И что же это?
- Ну-у, например... - тяну я, не зная, что сказать.
- Например, - настаивает подруга, задетая за живое.
- Ну, вот, например, что вот это все вокруг только иллюзия.
- И я? - с вызовом спрашивает она.
- И ты. А на самом деле лежу я где-то с проводками, воткнутыми в мозги. А мне меняют частоту. Или произошел у них там сбой. Ну, и картинка слегка изменилась.
- Это избитая и заезженная тема, - презрительно констатирует Машка. - Настолько избитая и настолько заезженная, что о ней даже неприлично говорить.
- Ну, а твоя - нет?
На Машку нападает кашель.
- Вот-вот, - припечатываю я. - Абстрактно фантазировать любой дурак может. Попробуй объяснить реальные факты.
- Факты?
- Да, факты.
- Знаешь, когда-то и метеориты считали бредом, - она складывает пальцы на животе и принимается ими дергать.
- И что?
- Да ничего! Ты-то сама как все это объясняешь?
Опускаю голову и почему-то чувствую себя виноватой. Наваливается усталость, идти домой к какому-то совершенно чужому человеку не хочется совершенно. Уж лучше бы к Машке.
- Ну, так что? - не отстает она.
- Да не знаю я ничего! Жила себе и жила. Никого не трогала.
- Слушай, - вдруг оживляется подруга. - А может, это тебе знак?
- Какой еще знак? - похоже, сегодня она решила меня доконать.
- Ну, что жизнь тебе надо изменить. Понять что-то.
- Чего понять? - недоумеваю я все сильнее.
- Да откуда я-то знаю? - неожиданно раздражается она. - Знак-то тебе, а не мне.
- А это еще из какой оперы?
- Да из такой! Есть же в мире некие силы, которые нам не понять, и которые живут своей собственной жизнью. Нами они могут восприниматься, как боги. Или там демоны, - Машка принимается с преувеличенной серьезностью счищать что-то с рукава.
- И что? - спрашиваю я, когда молчание затягивается слишком сильно.
- Ну, и ничего. Иногда они, так я понимаю, могут вмешиваться в нашу жизнь, вносить коррективы, давать знаки. Или пинки, - тут она снова хмыкает.
- Ну, замечательно как, - медленно произношу я. - И что, интересно, в моей жизни не так?
- Тебе лучше знать, - она кидает взгляд на часы.
- Квартиру, конечно, хотелось бы побольше. Работу поинтереснее.
- Ну, и в качестве мужа кого-нибудь другого, - заканчивает она за меня.
- Н-ну-у, - такая радикальная мысль как-то не приходила мне в голову.
- Стремно ведь жить просто так, по привычке? Без любви, без восхищения. Потому что так сложилось, не знаю. Или потому что слово дала. И так далее. У тебя же свои дурацкие тараканы в голове.
- Ну, знаешь, - начинаю я. - У кого ты видела-то эту самую любовь? Чем, допустим, твоя семейная жизнь отличается от моей?
Машка грустно смотрит на меня, и мне становится стыдно. И правда, какого черта я вдруг решила наподдать в ее больное место? Просто потому, что мне оно хорошо известно? Тьфу! Что за гадкое существо - человек. И не хочет, а гадость сделает. Непременно.
- Извини, - я пожимаю ее безвольно лежащие пальцы. - Не специально, ты же понимаешь. Как-то вырвалось.
- Да понимаю я, - говорит она, но руку убирает. - Слушай, ты же сама спрашиваешь мое мнение. Вот я и высказываю догадки. Не похожа ты на сумасшедшую. Да и предпосылок к этому не было. А Катино "замещение в сознании" - это тот же самый психический сдвиг, - Машка вздыхает. - Врать ты не врешь - действительно уверена в том, что я, допустим, знаю совершенно по-другому. Вывод тогда один - ответы нужно искать в чем-то необыкновенном.
Потом мы моем чашки. Все, что могло быть озвучено сегодня, уже сказано. И расходимся в разные стороны. Она - на автобусную остановку, а я - к метро.
Кладбище, через которое приходится идти, чтобы срезать дорогу, в этот час особенно мрачно. Деревья размахивают голыми ветками, уныло и зловеще торчат кресты. А заледеневшая тропинка так и норовит выскользнуть из-под ног.
В отличие от пугливых особ моего пола я не боюсь этого города мертвых. И всегда стараюсь сократить путь к метро, если, конечно, земля не слишком раскисла от дождей или тающего снега. А идти через квартал, естественно, светлее, да и народу там много. Но минут десять потеряешь точно.
М-да. А здесь если кого и встретишь, так только колдырей каких-нибудь. Ну, или на худой случай упыря. Ха-ха.
Интересная картина вырисовывается. Ну, насчет событий, произошедших со мной. Мнение каждой из подруг четко определяется складом их характера. Вот Машка - нервная, постоянно что-то придумывающая, обладающая незаурядным воображением. И идеи у нее такие же фантастические. Надо же - другой мир или знаки, подаваемые высшими существами. Не сразу и выдумаешь-то такое. А Катя, насколько я успела понять, крайне рациональный и уравновешенный человек. И объяснения у нее сугубо рациональные. Ладно. А что же я-то все-таки думаю по этому поводу?
Тут мои ноги оскальзываются на темном льду. Секунду балансирую, но неминуемо падаю, в последний момент цепляясь за чей-то крест.
Уф-ф. Даже взмокла вся. Чуть не грохнулась. Не хватало еще ногу сломать. Ну, или подвернуть. Помощи здесь не дождаться точно. Если только утром не потянется цепочка людей, стремящихся так же как и я срезать дорогу.
Крест. Да. Символ распятия то ли человека, то ли ангела. До чего все-таки отвратительны люди, если задуматься. Сами же обрекли на мучительную смерть своего же бога, который излечивал их болезни, воскрешал умерших, сотворял из воздуха еду. Да и много еще чего делал. А по большому счету дарил им свет, истину и очищение. Они пользовались, пользовались, а затем сами же закидали камнями и распяли, не в силах вынести бескорыстную помощь и стремясь отомстить за добро.
Господи, до чего показательно, честное слово. И ведь ничего не изменилось за две тысячи лет. По-прежнему доверять нельзя никому. А если хочешь протянуть руку помощи, так сто раз подумай, не вернется ли тебе это сторицей. Причем черной и гадкой.
Да уж. И по-прежнему все определяется силой. Физической или силой денег и власти.
И странный ведь какой он был человек, этот их бог. Мог убить их всех одним движением пальца. Да и, наверное, уничтожить всю дурацкую цивилизацию. Однако предпочел мученическую смерть. Ради чего?
Непонятно. Надо будет с девчонками обсудить. Интересная тема. Наверняка будут самые разные мнения. Ведь и подруги-то у меня такие разные.
Тоже удивительно. До сегодняшнего дня была у меня одна подруга. А теперь их две. И обе они будто выделенные части моего сознания. Одна мечтательная и стремящаяся ко всему таинственному, другая - сугубо рациональная.
Вот и метро. Вот и толпы людей. Спешащих, толкающихся даже в этот час. Одно перекошенное лицо сменяется другим. Кто-то обгоняет, кто-то тормозит.
Приваливаюсь спиной к колонне в вестибюле и с облегчением стаскиваю берет. Жарко, душно. Атмосфера будто накалена. И кто поручится, что накалена она не моими мыслями?
Если продолжать размышлять в ключе Машки, то все вокруг нас создано нашим же воображением. И мир наш в той или иной степени создан мышлением, разумом. Вот говорят, плохое цепляется за плохое, а хорошее - за хорошее. А, может, это так да чуть-чуть и не так. Просто начинаем мы злиться, и возле нас становится темнее, и злость наша порождает ответную злость и насилие. А если мы счастливы...
- Эй, дамочка, куда прешь, блин?? Смотри, куда лезешь, дура!
![[]](/img/l/lazarewa_e_m/labyrinth03/2.jpg)