Лазарева Евгения Михайловна : другие произведения.

Вспышка, глава 5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мне нет места в вашем мире, мое имя Анк

 []
  Глава 5
  ------------------------------------
  - Ну так что? - спрашивает Енг. - Мы не договорили про Пенделла.
  
  Все небо усыпано звездами. Мы лежим, сложив лапы, у маленького озера с удивительно прозрачной водой. И всматриваемся в его глубокие воды, где шныряют юркие серебристые рыбки с черными хвостами. Их ментасфера чиста. Либо не читается тхоргами.
  
  Взглядываю на дружищу Енга. Его шерсть до сих пор кое-где взлохмачена. Особенно на макушке - что придает ему немного непривычный вид. И щурю глаза.
  
  - Красота какая, посмотри, - говорю я ему и показываю носом на полоску неба у горизонта.
  - Да я и так смотрю, не насмотрюсь. Мы живем в поразительно красивом мире. И не устаю удивляться этому.
  - Потому, что могли оказаться где-то еще?
  - Иногда мне кажется, что мы недостойны этого. И становится не по себе. Ты никогда не задавал себе вопроса, почему нас окружает именно такой мир? И что буквально шерстинка отделяет нас от реальности, где одни только камни и скалы. И очень - предельно - холодно. Либо невыносимо жарко.
  
  Я внимательно смотрю на него и не прерываю.
  
  - И, например, все живое не соединено в единую сеть, а совершенно не способно понять и воспринять друг друга.
  - Нет. Вот такие мысли - не приходили. Слушай, а разве может быть иначе? Не так, как у нас? Мне кажется, всё было создано единым целым.
  - Создано? - строит недоуменную морду Енг.
  - Ну, просто я так выразился. Не знаю, как иначе сказать.
  
  Енг молчит, вглядывается в блистающее звездами небо. Поводит ушами.
  
  - Я не могу себе объяснить, почему всё именно так - ведь я не ученый. Но иногда мне просто удобнее считать, что всё вокруг такое потому, что есть мы.
  - Это как? - я даже привстаю. - Что ты подразумеваешь под этим?
  - Н-ну, не знаю. Словно, если бы нас не было, то и ничего вокруг не было.
  
  Меня разбирает смех, настолько это нелепо.
  
  - Ну у тебя и гигантизм, - говорю я ему. - Это же, получается, что и вся вселенная была создана исключительно ради нас.
  - Да я не думаю, что создана. Если бы создана, то надо было бы подразумевать создателя. Но тогда и его должен был кто-то создать. И так до бесконечности.
  - Ну а как тогда? Если все вокруг существует исключительно потому, что есть мы.
  - Я же не ученый, и логически объяснить и обосновать свои мысли не могу. Но иногда у меня ощущение, что в силу законов природы или чего-то еще - не знаю - окружающее проявляется в реальности вокруг тхоргов.
  
  Несколько мгновений смотрю на Енга и не могу понять, то ли он шутит, то ли серьезно.
  
  - Да ну тебя, - наконец говорю я и трогаю лапой траву.
  
  Он фыркает, переводит взгляд в сторону. Да уж, такого мне выслушивать еще не приходилось.
  
  - Слушай, - прерываю я молчание. - Ну а почему тогда у нас есть ограничения?
  - Какие, например? - поворачивается Енг ко мне.
  - Почему, допустим, мы в космосе быть не можем? Или не летаем? Или, - тут я задумываюсь. - Не можем принять любую форму.
  - Ну а почему у нас не должно быть ограничений?
  - Ну, раз мы способны генерировать вокруг себя столь сложную и разнообразную реальность, то у нас и не должно быть таких пределов. Настолько примитивных, я имею в виду.
  - Я же не сказал, что это мы генерируем реальность, - улыбается он. - Просто реальность проявляется там, где появляемся мы. А уж в силу чего она проявляется - это другой вопрос. Например, в силу законов природы.
  
  Снова изучаю дружищу и пытаюсь все это осознать. Ветер ерошит его шерсть. Ровный свет звезд заставляет мерцать глаза. Таинственным таким образом.
  
  - И что, реальность проявляется вокруг любого количества тхоргов? Даже если он один?
  - Ну да, наверное. Я не задумывался.
  
  Мы лежим, молчим. Смотрим вдаль.
  
  - Так что там насчет Пенделла-то? - интересуется Енг.
  - Он создал совершенную работу. Совершеннее я не видел. Но он никак не может достигнуть гармонии. И поэтому впечатление, которое производит его работа, бросает от крайности в крайность. От высшей радости до предельного отчаяния. Я застал как раз отчаяние - и это просто ужас какой-то. После минуты-другой созерцания тянет немедленно раствориться в вечности.
  - Вот как? - глаза Енга удивленно расширяются. - Разве так может быть?
  - Ну да. Пенделл совершенно особенный. Он способен раскладывать на составляющие ощущения, доступные в нашем мире. И вот восторг от совершенства состоит, оказывается, из кучи ощущений. А Пенделл не может добиться гармонии. Слушай, такого отчаяния я и представить себе не мог. Какой-то древний атавизм - может, миллионы лет назад он и был присущ тхоргам. Не знаю.
  
  Дружище наклоняет голову, глаза его перестают смеяться.
  
  - И что ты ему посоветовал?
  - Ничего. Попросил не выставлять работу, пока она не будет полностью завершена. На самом деле, он это и сам отлично понимает. Как добиться гармонии в таком творении - это уже вопрос не ко мне. Да и ни к кому из нас, насколько я знаю. Столь сильного таланта среди тхоргов еще не было.
  - Да уж. С одной стороны, ты меня заинтриговал донельзя. С другой - такое и правда нельзя показывать. Причем ни в каком проявлении - пока не достигнута гармония. Предельная радость - что это? Полное отсутствие мышления?
  
  Мы лежим под куполом звезд. Ветер доносит сотни ароматов. Вокруг тишина, нарушаемая только шелестом трав под особенно сильным его порывом да стрекотанием соро.
  
  - Слушай, - говорю я Енгу. - Давай, дружище, спать.
  
  Мы сгущаем себе постельки и устраиваемся на ночь.
  
  
  А спозаранку он за шкирку выволакивает меня купаться. Вода в озере прохладная и пузырчатая. И сразу же с берега - глубоко.
  
  Мы залетаем, распугивая серебристых рыбок. И я окончательно просыпаюсь - хотел бы я посмотреть на того, кто продолжал бы спать в воде без дна.
  
  Плавать - это здорово. Словно ты не на земле, а где-то еще. Паришь, среда тебя держит. Рафак и иже с ним утверждают, что именно так и есть в космосе, где нет притяжения.
  
  Не знаю, как там в космосе, а в воде - замечательно. Енг предлагает плыть на тот берег - наперегонки. А наперегонки, потому что так - веселее.
  
  Сначала отказываюсь, но потом не выдерживаю, и мы стартуем, кто как может. Озеро-то, конечно, небольшое, однако я так редко плаваю, что чуть дальше середины распластываюсь и принимаюсь просто качаться, лежа на животе. Лапы в стороны, морда вверх.
  
  Енг смеется надо мной и праздновать победу не спешит. Сначала плавает около меня кругами, а потом тоже распластывается брюхом вниз.
  
  Так мы и качаемся на волнах - вверх, вниз, вверх, вниз. Шерсть у нас на загривках распрямляется, впитывая энергию солнц. Лапы слабо двигаются. Хвосты - плывут. Выглядим смешно, в общем. Даже рыбки перестают опасаться наших огромных для них тел и шныряют совсем рядом.
  
  А потом, уже на том берегу, Енг пихает лобастой головой меня в плечо и немного виновато прощается - потому что у него сейчас творческий зуд, и как бы ему ни хотелось провести со мной еще несколько дней, работа тянет непреодолимо.
  
  Я это очень хорошо понимаю. У меня бывает так же, но не сейчас.
  
  И вновь я сам по себе. И вновь несусь под яркими солнцами. Сквозь высокие травы. Сквозь разноцветные цветы. И ветер - в морду. И лапы пружинят, работают слаженно. И тело послушно. И радостно мне вот так бежать, отталкивая землю. И чувствуя, что вот-вот полечу.
  
  Хвост сзади - вьется. Уши - торчком. А в ментасфере, смотрю, полемика по поводу того, какой формы наша вселенная.
  
  Ох уж эти физики, ох уж - астрофизики. И чего-то они только ни придумают. Чего - ни выдумают. Вот - поверхности какие-то навыдумывали, чудным образом скрученные.
  
  Вообще, если поразмыслить - интересное у них дело. Требует и фантазии недюжинной, и воображения. Это я к тому, что тут не только хорошие мозги нужны.
  
  Даже жалко становится, что сам я - не такой. Ведь мироздание, все-таки, грандиозная штука. Чувствуешь себя несколько так... Глобально, что ли. Не то что обычные тхорги с обычными их занятиями.
  
  Вот ты радостен такой и весел. Скачешь под ярким небом. Но на самом-то деле над тобой нависает необъятность космоса. И планета, по которой ты так бездумно скачешь, не песчинка даже и не атом. А вообще нейтрино какое-то - по отношению ко всей вселенной.
  
  Я уж не говорю о самом тхорге. Смешно, честное слово - и как Енг додумался-то, что все вокруг создается специально для тхоргов. От этого хохотать только, задрав лапы.
  
  Что такое тхорг, и что - вселенная. Хотя, признаться, вчера вечером увлек он меня своими идеями. Даже казалось, что есть у них вероятность. И немаленькая.
  
  Смешно.
  
  Наверное, еще дня два пути, и покажется море. Вот когда так идешь или бежишь, мысли либо совсем исчезают, либо проясняются донельзя. Совсем не так, как, например, когда сидишь.
  
  Можно думать о чем угодно, и настолько легко. Почти воздушно. Например, почему же все-таки накапливается усталость. Или еще что-то. И отчего каждый тхорг - кто раньше, кто позже - но все-таки выбирает растворение в вечности. Хотя - чисто теоретически - мог бы жить всегда.
  
  Мне трудно это понять. Вернее даже - невозможно. Как можно отказываться, причем навсегда, от живой этой жизни, что блистает вокруг тебя. От дня этого - яркого, от звездных ночей. От миллионов загадок, что ждут тебя за поворотом. От радости движения. От вкуса энергий. Да и вообще - от кучи всего.
  
  Непонятно. Никто не запрещает, конечно же, спросить у Прика. Но во-первых - неудобно. А во-вторых - вдруг снова спровоцируешь его на этот ужас с одним концом. Сейчас-то, судя по словам Ранча, дружище настолько погружен в работу, что и думать не думает о растворении.
  
  Хотя, вот если почувствовать отчаяние, то да - до такой степени все выглядит бессмысленным и никчемным - причем любое действие ли, бездействие ли - без разницы. Я очень хорошо помню впечатление, произведенное работой Пенделла.
  
  Все вокруг становится таким пустым, словно обесцвеченным. Что чтобы продолжать жить, надо прикладывать неимоверные усилия. Черная тьма, на самом деле. И что за существо вообще может такое ощущать?
  
  Сразу представляется кто-то неимоверно старый - просто неимоверно! С каким-то выработанным уродливым телом. Уже неспособный радоваться никому и ничему.
  
  Впрочем, может быть, я и неправ. Но тогда это ужаснее в тысячу раз - если такое может почувствовать полный жизни тхорг. Это - болезнь. Причем, чудовищная.
  
  Все-таки, что за дар такой был дан Пенделлу, чтобы это увидеть? И все равно непонятно, что именно чувствует Прик - ведь не этот же ужас, чтобы хотеть раствориться.
  
  Перехожу на шаг. Потом и вовсе сажусь на хвост - на полянке, просто сплошь покрытой цветами. Даже трав не видно - настолько всё в цветах.
  
  И тут только осознаю, что сегодня ночью лес не приходил. Предыдущие ночи - приходил. А в эту - нет.
  
  Вот это дела. То ли особенность моя пропала так же внезапно, как и появилась - тут я фыркаю. То ли связано это с присутствием Енга - прямо ли, косвенно - непонятно. То ли присутствие другого тхорга отпугнуло деревья. То ли рядом с себе подобными я утрачиваю то, чем привлекаю их. Неизвестно. Но у меня есть время понаблюдать.
  
  - Пенделл, - тихо зову я.
  
  Он откликается далеко не сразу.
  
  - Что, Анк?
  - Как дела, дружище? Что-то пропал ты - как вода сквозь землю.
  - Да так как-то...
  
  Голос тусклый. Безжизненный даже.
  
  - Слушай, - немедленно говорю я. - К тебе можно?
  
  Ответ опять с задержкой - словно у него даже нет сил транслировать мысли.
  
  - Ну, если хочешь.
  
  Я прыгаю и сгущаюсь рядом с ним. Дружище сидит на хвосте с унылой такой мордой. Похудевший, растрепанный. Словно торчит в этой своей хижине не первый день, и даже не выходит под солнца, чтобы поесть. Я уж не говорю - чтобы развеяться.
  
  В хижине у него темновато, и вообще как-то - не как жилое.
  
  - Давай на воздух, - говорю я ему.
  
  Он вяло отнекивается, а сам какой-то прямо как бессильный. Словно и костей-то у него нет - одна шкура.
  
  Беру его за шкирку и выволакиваю наружу. Шерстинки у него сразу же растопорщиваются. Прямо вибрировать начинают, тянутся к солнцам. А через несколько минут и взгляд дружищи принимает более осмысленное выражение.
  
  - Что это ты тут затеял? - строго спрашиваю я. - До чего себя довел?
  - Ай да, - тихо говорит он и отворачивается.
  
  Видимо, стыдно становится - что такое отчебучил. Ну и ну.
  
  - Ты что, раствориться в вечности захотел? Так а чего тогда так сложно? Можно и по-простому, чего себя морить-то?
  - Ой, да ну тебя, - бормочет дружище. - Ничего я не захотел. Замучался просто, вот и все.
  
  Но уже пободрее отвечает. Вообще - на тхорга начал походить. Хвостом вон подергивает.
  
  Понятно, что замордовался он с этой своей работой. Всю энергию, видимо, она из него повысасывала. Далось же ему это произведение, лучше бы уж и не начинал.
  
  Пенделл чувствует мой настрой, хоть я и не транслирую, и сам же говорит:
  - Да там не отчаяние теперь. Ну и ясно, - он даже находит в себе силы фыркнуть. - Что не радость. По морде моей это хорошо видно.
  
  Я сижу на хвосте, не понукаю его - молчу. Пусть сам выскажется, так лучше.
  
  - Эх-х... Сейчас там - горечь.
  - Что?? - изумляюсь я, слово мне незнакомо.
  
  Дружище взглядывает на меня и снова фыркает.
  
  - А ты покопайся, покопайся в своей памяти. Вернее, в памяти предков. Я вот тоже не сразу разобрал, что это.
  
  И правда, что-то такое всплывает. Неприятное, в той же части спектра, что и отчаяние.
  
  - Слушай, может - да ну его? Ведь ты себя разрушаешь - так нельзя.
  - Отправить в космос? - кидает он на меня взгляд.
  
  Отвечает дружище как-то слишком быстро. Даже не задумываясь. Видимо, и самому ему такая мысль все мозги проела.
  
  - Чего молчишь-то? - продолжает он. - Вот так предложить-то - проще простого. Сам же знаешь, когда долго возишься с какой-нибудь работой, она становится тебе дорога, как никакая другая.
  
  Переступает лапами. Снова смотрит в сторону.
  
  - Думал я об этом. Уже тысячу раз, наверное. Любая работа должна приносить радость. А когда такие муки - стоит ли это того? Не уверен.
  - И что же ты собираешься делать?
  
  Он поворачивается, и в глазах его вспыхивают веселые искорки - я сразу узнаю прежнего Пенделла.
  
  - Закончить начатое, - фыркает он. - Слушай, это для меня как вызов. Я ведь тоже понимаю, что это лучшая моя работа. В принципе, если удастся ее закончить, то и действительно можно больше ничего не делать.
  - Со скуки очумеешь, - теперь фыркаю я.
  
  Он щурит глаза.
  
  - Да это я так - шучу. Понятно, что никто не собирается сидеть на хвосте, сложив лапы.
  - Пойдем, пройдемся немного. Носиться пока не предлагаю. Тебе нужно хоть немного придти в себя.
  
  Он согласно кивает, и мы трогаемся с места. Повсюду такая радость жизни, что изможденный Пенделл выглядит тут почти чужаком. А меня так подмывает пуститься стремглав, чтобы почувствовать ветер - всем телом, сотни запахов - всем носом. А еще - как слаженно работают все мои мышцы. И что я - тоже живой.
  
  - Слушай, - говорю я. - Разреши растворить твою хижину - ужасно мрачное место.
  
  Пенделл жмурит глаза, сопит.
  
  - Да я и сам сейчас растворю. Видимо, скапливается всякое, когда не контролируешь.
  - Вот не думал, что чувства и ощущения могут быть такими вещественными. Они же просто истекали из тебя и никуда не девались, повисали в твоем жилище.
  - Я тоже не думал, - он на мгновение замолкает, затем продолжает. - И в ментасфере таких данных нет. Видимо, никто не сталкивался.
  
  Мы идем, переступаем лапами. Солнца высоко в небе. Трава гладит нас по брюху. И что-то такое разлито в воздухе - просто непередаваемое.
  
  Смотрю, оттаивать начал Пенделл. И морда уже не измученная. И сам такой - тхорг, как тхорг. И я не выдерживаю - подпрыгиваю и несусь, что есть мочи. Снова подскакиваю и мчусь обратно. И так - кругами возле него.
  
  Он сначала улыбается, потом принимается хохотать и присоединяется ко мне. Видимо, тело его уже достаточно впитало энергии, расправилось.
  
  И вот мы носимся, пока не захватывает дух. А потом сваливаемся на бок друг напротив дружки.
  
  - Ну что? - интересуюсь я. - Хорошо?
  
  Дружище морщит нос, фыркает.
  
  - Ясное дело - хорошо. Я бы даже сказал - здорово.
  - Ну ее к предкам эту твою горечь. Выморочная она, неживая. Не должно ее быть вовсе, как искусственное что-то.
  - В чистом виде - да, не должно. А как составляющая - никуда от нее не деться.
  - Доконаешь ты себя этой работой, - я внимательно смотрю на него и не представляю, как бы мне вытащить-то его из этого морока.
  - Перестань, - говорит он, и глаза у него делаются серьезные-серьезные. - Мне нужно пройти через это, вот и все. Это как рубеж для меня, порог.
  - Рубеж для чего? Что скрывается-то за ним, ты не задумывался?
  
  Он вытягивает лапы, смотрит чуть в сторону.
  
  - Задумывался. И много. Ты же видишь, как тяжело идет у меня эта работа. Ну, и понимаю, что уникальная она. Не было такой, да, может, и не будет. Нужно мне пройти через это. Не знаю даже, с чем сравнить, - он переводит взгляд на горизонт, будто ищет там что-то. - Не сравнивается ни с чем, в общем.
  
  
  Весь этот день я таскаю Пенделла за собой. Так как уверен, что только мир, окружающий нас, и участие друга способны вытащить его из того сумеречного состояния, в которое он погружен.
  
  Ясно, что он давно не выбирался из своей хижины - иначе так сильно не похудел бы. И энергия двух солнц также идет дружище на пользу - к концу дня он уже вовсе не напоминает того изможденного субъекта, которого я обнаружил утром.
  
  Не берусь сказать - сможет ли Пенделл, выдюжит ли. Уж слишком громадную задачу он на себя возложил. Но если ему удастся, то - без сомнения - его работа станет совершеннейшим произведением искусства, когда-либо видевшим свет в нашей истории.
  
  Вполне возможно, он прав, и это стоит того, чтобы настолько изнурять и изводить себя. Хотя лукавлю - не "вполне возможно", а "абсолютно точно" стоит.
  
  Думаю, на протяжении многих поколений каждый тхорг будет в восхищении замирать при виде творения Пенделла. Если, конечно, ему удастся работу свою закончить.
  
  И вновь мне кажется, что мои произведения не стоят усилий, затрачиваемых на их создание. Да и при чем тут усилия? Дело не в них. А в том, что ни к чему делать что-то, если ты заранее знаешь, что оно не будет совершенным.
  
  Или нет, я не прав. Ясно, что в начале работы ты не можешь сказать - насколько хорошо она получится. Тут дело в другом.
  
  Надо пытаться снова и снова. Но только в том случае, если в той области, которой ты занимаешься, нет идеального творения. Или же - если ты еще не знаешь границ собственных возможностей.
  
  И вот как раз это я отлично знаю. Границы давно очерчены. Просто подобных Пенделлу среди нас еще не было.
  
  Тут другой вопрос возникает - а вот границы эти, они навсегда? Может ли быть так, что способности и талант тхорга развиваются со временем? Неужели же это жесткий каркас, данный нам при сгущении - и всё?
  
  Так, ментасфера говорит, что талант действительно склонен к развитию. Впрочем, это я мог бы понять и самостоятельно - взять того же Пенделла. Ведь не всегда же он был именно таков. Ранние его работы во многом слабы, но он менялся. Причем ощутимо - это ясно, если просматривать вот так - чередой - то, что он сделал.
  
  Значит, что? Значит, нельзя останавливаться и забрасывать то, чем не заниматься не можешь. Ведь мне давным-давно ясно, что без камрания я не могу. Только оно способно заставить меня отдаваться без остатка. Все остальные занятия - менее интересны. Я могу ими заниматься - многими по крайней мере, но как бы через силу. А через силу - зачем?
  
  Ничего не делать - тоска ужасная. Не известно ни одного тхорга, который бы ничего не делал. Это и представить-то можно только чисто абстрактно.
  
  Да, вероятно, я прав - нужно заниматься тем, что тебе нравится, даже если ты и никогда не достигнешь совершенства. Просто то, что тебя не устраивает, не нужно выставлять в общий доступ. А если не устраивает совсем - растворять.
  
  Иду, медленно переступая лапами, сквозь высокую траву. Повсюду уже глубокая ночь, а я иду. Задираю голову - бесчисленные звезды надо мной. И в очередной раз удивляюсь - насколько их много. Ведь, по-хорошему, ночью должно быть темно, так как сейчас планета повернута к солнцам противоположной стороной.
  
  Наверное, в каких-то мирах именно так. Но не у нас. И именно поэтому мы можем любоваться этим великолепием каждые сутки. Единственное, что я бы добавил - чтобы можно было бы словно приближаться к интересующей тебя звезде. Чтобы как следует разглядеть.
  
  А так - точки и точки. Да, наблюдать воочию было бы здорово. Возможно, когда-нибудь мы и сумеем этого достичь - наука ведь не стоит на месте. Да и собственные наши возможности, как мне кажется, тоже развиваются.
  
  Вот я такой - стою тут на Джарме, и вдруг раз - и вижу прямо перед собой ту звезду или галактику, которую хочу увидеть. Она себе такая вращается, выбрасывая протуберанцы или формируя аккреционный диск. А тут ты такой - наблюдаешь за всей этой красотищей.
  
  Думаю, было бы просто потрясающе. И действительное перемещение в пространстве не потребовалось бы. Тем более, что оно нам недоступно.
  
  Лапы мои ступают мягко. Мягче пуха. И сам я - спокойно веселый и несобранный какой-то. Кажется, еще миг - и в самом деле распластаюсь в толщину нескольких молекул. Смешно.
  
  Интересно, почему бывает такое ощущение? И спать мне не хочется совершенно. Иду себе и иду. Топорщу шерстинки, наслаждаясь вкусом звезд.
  
  Потом прыгаю на плоскую вершину горы Парм, что высоко над океаном. И сажусь на хвост.
  
  Тут ветер. Сильный-сильный. Почти сдувает с лап. Даже кажется, что вся моя морда смещается назад. А впереди и внизу - океан. Бьет волнами. Грохочет. Будто что-то кричит.
  
  И я такой - сижу. Но словно бы и не сижу, а лечу. Поэтому и люблю бывать тут - иногда. В отличие от Енга я не любитель гор. Но когда - вот как сейчас - хочется почувствовать мощь стихий или воочию представить полет, то неизменно прыгаю сюда.
  
  На Джарме много гор. Многие из них - намного выше Парма. Однако нигде такого явственного ощущения полета я не чувствовал. Можно даже распластать лапы - как крылья. Но не при таком сильном ветре.
  
  Такой сильный непременно собьет. Закрутит, поволочет. Хотя время от времени - чтобы добавить реальности - я так и делаю, но не сейчас.
  
  Словно несешься, высоко-высоко, над океаном. И все выше, и выше. И вот - ты уже в космосе. Стремишься дальше. И чувствуешь - звездный ветер. Ураган. А ты - вперед. Преград - никаких. Абсолютно потрясающе.
  
  Ложусь на живот. Кладу морду на лапы. Уши отгибаются ветром. Хвост, свободно пущенный, вытягивается в ленту. А глаза начинают слипаться.
  
  
  ...Ух-х. Крылья мои темно-синего цвета. Ах-х. Такие громадные, что занимают полнеба. И один только взмах бросает меня на гигантские расстояния. Квазары, пульсары, скопления галактик, вся ячеистая структура вселенной колышется у моих лап. И кажется, что она бесконечна. Но я знаю, что это не так.
  
  Требуется не один взмах крыльев, не десять, не сто. Но брана имеет предел. И тогда - летишь к другой, третьей, двадцать пятой. Ведь им нет числа. И везде тебя ждет что-то новое. Незнакомое. Интересное. Чтобы...
  
  
  ...Толчком просыпаюсь, пораженный сном. Стараюсь ухватить ускользающие образы и мысли. И удивляюсь все больше и больше.
  
  Ветер утих. Осталось только слабое движение воздуха - словно из ниоткуда в никуда. Приподнимаю голову, вглядываюсь в горизонт - ночь на излете, часа через два взойдут солнца. И звезды тускнеют, давая полумрак - самое темное время суток.
  
  Надо же такому присниться. Даже самому не верится. А картины - совершенно необыкновенные. И еще эта музыка - изнутри касающаяся нервов.
  
  И совершенно потрясающая тема для камрания. Вернее - целый ряд тем...
  
  Прислушиваюсь к себе. Присматриваюсь. Эх-х. Неспособен я ничего воплотить из почувствованного. Ужасно. Даже, вероятнее всего, и пытаться не стану.
  
  Как там слово-то старинное было у Пенделла - горечь? Вот именно ее и ощущаю прямо сейчас. Чувства, воспринятые во сне, были настолько многомерны, что у меня нет ни слов, ни понятий, чтобы описать все это.
  
  Да что там - не только у меня, вообще у тхоргов нет таких чувств. Или мерностей. Странно. Придет же такое в голову.
  
  Музыка еще там была - не могу ее уловить. Совсем растаяла. Осталось только воспоминание, что была.
  
  Встаю. Разминаю лапы. Подхожу совсем близко к краю и вдыхаю свежий пряный запах океана. Он далеко внизу. И там, видимо, шторм - раз так ощутимо видно волны. Значит, они огромные.
  
  Цвет у них - серебристо-синий. С шапками белой пены на верхушках. Неужели мой предок именно в такую стихию и нырнул?
  
  Настолько не понимать, не ощущать опасность. И верно, что опыт - это очень важная штука. Память и опыт всех моих предков - во мне. Интересно, как бы я поступил на месте Гонта? Неужели бы без страха и сомнений рванул в эту толщу воды, когда она в таком настроении?
  
  Не знаю, что и ответить. Не представляю даже. Все мои предки настолько во мне, что ситуация, когда ты сам - как чистая линия песка вдоль берега, совершенно невообразима.
  
  Наверное, это сродни тем ощущениям, которые были сегодня во сне. В том плане, что в бодрствующем состоянии мне такое и не придумать.
  
  Но... Ведь у меня есть ощущение опасности некоторых ситуаций, хотя никто из предков в них не попадал. И вернее, не то что не попадал, а не ощущал их последствий.
  
  Вот я стою тут. И смотрю вниз. И знаю - неизвестно откуда, но знаю, что прыгать туда - опасно. А откуда я это знаю-то? Вот ведь в чем вопрос.
  
  Двое или трое моих предков были отчаянные сорванцы. И ради необычных ощущений прыгали с таких вот скал. Не всегда, правда, в океан, но неважно. И всегда - всегда! - в определенный момент их тела сами собой растворялись и сгущались уже на земле. Так что о какой-либо опасности говорить бессмысленно.
  
  Однако, я же чувствую, что такое действие - опасно. Скажите мне - откуда? Ни у меня, ни у моих предков такого опыта не было. Тогда, что это?
  
  Из разряда тех штук, которые не дают нам прыгать в космос?
  
  Переступаю лапами. И через мгновение меня словно за шкирку оттаскивают от края. Оборачиваюсь - никого. Что за шутки?
  
  Да уж, странно все это. Ведь если спросить того же Ранча, то он точно скажет, что у него тоже есть ощущение опасности. И Енг скажет. И другие. Возможно, только Прик покачает головой. Но он ведь всерьез хочет раствориться в вечности. Поэтому дружище не в счет.
  
  Непонятно. И насколько многое нам непонятно - вот если задуматься - так ведь это же просто непомерная куча.
  
  Сижу такой на хвосте - оттянутый за шкирку - и думаю. И такой я сам себе смешной вдруг кажусь, что просто невозможно.
  
  Зачем ломать голову над тем, чего не понимаешь, или чего никто не знает? Зачем? Все равно ничего ведь не придумаешь - вот так, насильно. А если ответ появится, то придет он как бы сам по себе, из ниоткуда. Ведь так бывало. И не раз.
  
  А что уж само не придет, так, значит, ничего тут уж не поделаешь. Но иногда у меня бывают вот такие - бессмысленные - потуги. Надо спросить у Ранча, как у него с этим. Предки мои, конечно, тоже такое чувствовали. Ну на то они и предки, в конце концов - ведь жили давно.
  
  На сегодня, наверное, хватит. Пора возвращаться. Но на Парме такие высокие густые травы. Столько разных цветов. Что меня так и тянет пройтись немного перед прыжком.
  
  Да, точно - пройтись, не бежать. Бежать - не то настроение. А так - идешь, а они тебя почти с головой скрывают. Словно ты в крохотном лесу. Вернее, не лесу крохотном, а с крохотными такими деревьями.
  
  И столько запахов. Буквально симфония. Они сочетаются и распадаются. И сочетаются снова - как аккорды. Или мелодия.
  
  А что это там? Я даже останавливаюсь. И глазам не верю, приходится поверить носу - впереди лес. Он снова пришел, как в прежние ночи. Только в отличие от прежних - очень высокий. И такой - многочисленный.
  
  Так что же получается? Вчера леса не было из-за Енга? Значит, точно. Но для меня новость, что лес может забираться так высоко. Вероятно, может - я просто не знал. А встречать не встречал, ведь я не любитель бродить по горам. Вот Енгу наверняка об этом отлично известно.
  
  Ну да, в ментасфере есть сведения - только лес тут особенный, он обычно не спускается ниже определенной отметки. В основном - деревья онк или бракк. Высокие, с плотной и ребристой корой. С тонкими, длинными и густыми листьями.
  
  Сейчас проверим. Я все-таки пускаюсь вскачь, чтобы побыстрее добраться до удивительного леса.
  
  И вот он уже рядом. И вот уже - ступаю лапами под тенистые своды. Интересно - запах тут не совсем привычный. Особенно свежий, что ли. Даже не могу слов подобрать. Он резкий, сильный, но такой - вдыхал бы его и вдыхал.
  
  И листья - не гладят по спине. И не оттого, что деревья не приветствуют меня, а по совсем другой причине - просто листья эти самые слишком высоко.
  
  Даже странно видеть такое. Никогда с таким не встречался. Стволы очень толстые, уходят вверх так, что приходится голову задирать. И долго - без веток. Ну а раз нет веток, то нет и листьев, которые гладили бы по спине.
  
  И птицы здесь тоже есть. Только маленькие какие-то, мне незнакомые - все красненькие такие, с серебряными просверками по всему тельцу.
  
  Вон как заливаются - просто концерт устраивают по поводу утра. А еще - настрой этого леса непонятен мне вообще. Даже малейшего оттенка не чувствую. Надо же, как необычно.
  
  Иду - медленно-медленно. И с каждым шагом осознаю все яснее - что мне здесь нравится. Чем - объяснить не могу. Нравится, да и все тут.
  
  Запах, конечно, новый - но я уже начал привыкать. И дело - выходит - не в этом. Тогда в чем?
  
  Сажусь на хвост, оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять. Просто... Просто ну до того тут комфортно, словно лес этот - мой старинный знакомый. Или - вообще часть меня самого.
  
  И это тем более удивительно, что его ментасферу я не чувствую вовсе. Будто он не обменивается мыслями, не разговаривает. Да и не думает ни о чем.
  
  Но такого ведь не может быть. И тогда остается только один ответ - частота этого леса мне недоступна. Ведь нельзя воспринять то, что вне твоих физических возможностей.
  
  Допустим, не было бы у меня ушей - и я бы даже не представлял, что звуковая палитра в принципе существует.
  
  Мне кажется, даже трава тут какая-то особенная - шелковистая и пряная. Хотя вот этого-то не может быть вообще никак. Лес при своих передвижениях не захватывает ее. Трава - не часть леса, поэтому она остается там, где он ее застал.
  
  И еще - почему-то хочется спать, хотя проснулся совсем недавно. Просто неумолимо клонит в сон. И я ложусь на брюхо и утыкаюсь носом в лапы. Глаза слипаются.
  
  
  ...Какая-то большая хижина. Огромная даже, состоящая из бесчисленных помещений. И я - потерянно слоняющийся туда-сюда. Потому что не понимаю, ни кто я, ни где. Ни как сюда попал.
  
  А еще - куча каких-то мелких существ. Грязных, безобразных. Словно разъедаемых чем-то изнутри. И я - как мне ни противно - зачем-то должен выпроваживать их из хижины. Причем - очень настойчиво, так как они сопротивляются и хотят непременно остаться.
  
  И мне приходится брать их за шкирку и выносить. Выносить снова и снова. А они стараются тут же пробраться обратно. И словно множатся в воздухе.
  
  А я - выношу опять и опять. Словно бесконечно. Потому что мне надо очистить хижину, проветрить ее и к чему-то подготовить.
  
  Через какое-то время накатывает отчаяние. Так как работа эта - очевидно бессмысленная. Их - слишком много. Грязных, замурзанных, липких, противных. А я - один.
  
  Внезапно что-то происходит. Свет озаряет все вокруг. Из света этого возникает ослепительное существо. А мне становится ясно, что ждет оно меня. Зовет. Что оно - то, к чему я всегда стремился.
  
  И вот - я рядом с ним. Не как равный. Но без него - никак. Хочу уткнуться в него лбом. И тут глаза его, дотоле серебристые, превращаются вдруг в голубые.
  
  А я понимаю - пока не очищу хижину, цели мне не достичь.
  
  
  ...Открываю глаза. Передо мной трава, ярко освещенная солнцами. А это может означать только одно - лес ушел, пока я спал.
  
  И точно - валяюсь себе на боку в высокой траве. А вокруг - ни дерева. И сон еще этот, совсем какой-то непонятный и расплывающийся уже, тающий в свете дня.
  
  Поднимаю голову, гляжу в небо. Похоже, что уже почти полдень. Пора в дорогу.
  
  И вновь бегу к морю - с того же самого места, откуда прыгнул на гору. И опять ветер в морду, и снова порги расчерчивают синь высоты, а все тело работает предельно слаженно и четко.
  
  Жаль, что не удалось погулять в том лесу. В таком я не бывал ни разу. И еще, мне кажется, он намного больше тех, что видел раньше. Да и заснул я там, наверное, неспроста - то ли специально он это сделал, то ли нет.
  
  Надо в ментасфере посмотреть про эти леса. Ага, а ничего такого там нет и в помине. Леса себе и леса. Неоднократно исследованные, кстати.
  
  Ну его, не буду вообще ни о чем думать - нельзя так зацикливаться на чем-то. Вот - бегу себе и бегу. И дальше бежать буду.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"