Гайворонский Федор : другие произведения.

1985 - Как я чуть не стал стал алкоголиком

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


1985

"Не презирай вина, но презирай пьянство..."

Иоанн Златоуст

  
   Бабка сидела в зале обложившись свежими газетами, восторженно, как концерт Клавдии Шульженко, слушала по телевизору Горбачёва, попутно просматривая газетные заголовки. Папа бегал по квартире злой и орал на бабку. Бабка злорадно ухмылялась. Её многолетняя борьба за трезвый образ жизни с отцом и дедом, наконец-то увенчалась успехом. Полная победа, антиалкогольный блицкриг. Я знал, почему папа злой - потому что было жарко, он очень хотел пива, а вместо него в гастрономе был только "Солодок". Папа купил две бутылки, выпил и стал бегать по квартире и орать на бабку:
  -- Мама, сколько можно, опять эти газеты, газеты, газеты, эти новости, новости, новости...
  -- Попей водички, охладись, - безразлично-спокойно отвечала бабка.
   Отец краснел от гнева, но выходить из себя перед бабкой не смел. Из себя он выходил только тогда, когда ругался с мамой. Наконец, папа уселся за кухонный стол и стал изучать трещину в стене. Я подсел к нему.
  -- Пап, а "Солодок" вкусный?
   Отец страдальчески посмотрел на меня.
  -- А он похож на настоящее пиво?
   В ответ папа только грустно вздохнул.
  -- А мне можно попробовать?
   Отец молча пододвинул мне недопитую бутылку. Я хлебнул, почувствовал невыносимую горечь и сразу выплюнул "Солодок" в раковину.
  -- Горько, пап!
   Отец оживился.
  -- В этом-то и есть весь пивной смак, - стал объяснять он, - горечь она тоже приятна. Иначе пиво будет не вкусным. Когда вырастешь, поймешь. Я люблю пиво пить не спеша, с пеной.
  -- А я помню, когда мы с тобой ходили к пивнушке, ты всегда отходил в сторону и пил пиво медленно, не торопясь.
   Папа умиляюще посмотрел на меня.
  -- Помнишь... - с грустью сказал он.
  -- Помню. И ещё помню, что ты не любишь пиво пить вприкуску с рыбой, а любишь вначале рыбы съесть много, а потом запить её пивом.
   Папа опять посмотрел на меня с нежностью.
  -- Я не знаю, почему другие любят вприкуску. Я так не люблю. Пиво пить вкусно с большим чувством жажды.
  -- А пиво вкусное?
  -- Вкусное. Мне больше всего нравилось "Мартовское", тёмное, которое раньше варили только в марте. Его мне дед всегда покупал. У них в магазине почему-то "Мартовское" не сразу разбирали.
  -- А ещё тебе "Бархатное" нравилось, да?
  -- Да... Тоже вкусное. Но "Мартовское" лучше.
  -- А "Ячменный колос", а "Московское"?
  -- Ну... Так себе. Вообще-то любое пиво вкусное. Лишь бы холодное было.
  -- А помнишь ты его из большой глиняной кружки "Воронеж" с памятником Никитину пил?
  -- Помню... - опять вздохнул папа, - жалко кружку...
   Кружка, подарок папиных друзей, "случайно" разбилась в прошлом месяце, когда бабка мыла посуду.
   Тут с улицы закричала мама:
  -- Дима!...
   Папа подпрыгнул, выскочил на балкон, потом спешно надел единственные старые джинсы и побежал на улицу заносить коляску в дом. Когда мама пришла с Катюшкой на руках, бабка ей первым делом сказала:
  -- Он поил ребёнка пивом.
   Мамино лицо окаменело.
   - Мы же только вчера с тобой смотрели передачу... - сквозь зубы сказала она папе.
   Отец стал снова бегать и кричать:
  -- Какое пиво? Какое пиво? Это же "Солодок". Там ни грамма спирта нет!
  -- Всё равно, это - пиво!
  -- Да какое там пиво, разве это - пиво!
   От папиного крика Катька громко разревелась, мать, как на врага, с вызовом посмотрела на отца и закрылась вместе с Катькой в спальне. На шпингалет. Папа потух. Я знал, что из спальни мама теперь выйдет на раньше завтрашнего утра. Знал, что дом будет на осадном положении, что отец начнет караулить её полночи у двери и время от времени шёпотом просить прощения.
   Программа "Время" закончилась. Сейчас должен был начинаться фильм про войну. Бабки в зале уже не было. Она мистически просочилась в спальню к маме, закрылась вместе с ней и сейчас они, я специально подходил слушать, вели там вполголоса душеспасительные беседы об "этих мужиках" (отце и деде), которые с детства приучают детей к спиртным напиткам. Один (отец) уже законченный бытовой пьяница и пивной алкоголик. Второго (меня) ещё не поздно спасти. Но тяга к спиртному у меня уже сформировалась, это наследственно, я начинаю пробовать пиво и смотреть отцу в рюмку. От того, что их мужики пьют и Катька так громко кричит, отвратительно ест, с трудом засыпает. Какие же у неё потом будут дети? Тоже - алкоголики?
   Июльское жаркое солнце село, стало прохладнее.
   Фильм был интересным, про партизан, но папа смотрел его с отсутствующим видом. Мысленно он был в спальне. Вдруг мне захотелось сладкого. Вот так вот, неожиданно. Я пошёл на кухню, где в настенном холодильнике должна была стоять последняя банка с остатками полезного, но кислого и вяжущего рот кизилового варенья. Этого кизила мама ещё до рождения Катюшки закупила на рынке у грузин целых два ведра. Наварила безумное количество варенья и хвасталась всем, как много денег отдала за этот кизил. Варенье, по словам соседки тёти Таи, "лечило всё". Закрытые вощёной бумагой банки, с надписью на крышке "кизил-82", стояли везде - в кладовке, шкафах, под диванами, на антресолях. И вот уже который год все мы жевали в пирогах кизил, пили компот с кизилом, ели кизиловый кисель и кизиловое желе. А варенье всё не кончалось. Кизил он и есть кизил. Но когда хочется сладенького, а в доме сладенького ничего нет, сойдет и кизиловое варенье.
   К моему глубокому огорчению, банка из-под варенья, хрустально-чистая, гордо стояла вверх дном посредине раскладного стола на аккуратно расстеленной тряпочке. Так - посреди стола, на тряпке, после одного скандала чистые банки ставила только бабка, чтобы мама видела - бабка ВСЕГДА моет посуду. Рядом с банкой, в алюминиевой кастрюле, остывал компот из сухофруктов, источавший знакомый кизиловый аромат. Папа компот ещё не видел. А то стал бы ругаться на бабку за алюминиевую кастрюлю. Ведь кислый компот, это знал в доме даже я, надо варить в ЭМАЛИРОВАННОЙ посуде.
   Оставшись без сладкого, я полез в глубины настенного холодильника. Долго гремел железными мисками, формочками для кексов, сковородками для печений "грибочки" и "треугольное", мешком с алюминиевыми орешками для пирожных. На шум из зала пришёл папа.
  -- Ты чего шумишь? - сердито спросил он, - мама и Катюшка спят.
   Тут моя рука схватила в самом дальнем углу железную крышку некой банки.
  -- Да вот, - ответил я папе, извлекая банку, - за вареньем полез.
   Банка оказалась какой-то тёмной, непонятной. Я поболтал её, в ней что-то булькало.
  -- Что это? - спросил я папу.
  -- Не знаю, - ответил он и заинтересовался содержимым. Поболтал, посмотрел на свет.
  -- Компот какой-то, - наконец ответил папа, - а может и не компот. Пятиминутка.
  -- Пап, - начал я жалостно канючить, - давай откроем банку, мне сладенького очень хочется.
  -- Это не удивительно, - наставительно сказал папа, - ты растёшь, твоему мозгу нужно питание.
  -- Ну открыть-то можно, - перевел я наш разговор ближе к делу.
  -- Открывай.
   И я открыл банку старым, ещё немецким, консервным ключом. Там действительно оказалась некая жидкая тёмная масса с очертаниями долек плодов. Я понюхал её и терпкий запах яблочного вина по рублю пять копеек, которое раньше по выходным папа иногда брал в гастрономе, наполнил мой нос. Я чихнул, потом ещё и ещё. А когда перестал чихать, обнаружил, что банку настороженно нюхает папа. Нюхал-нюхал, хлебнул, причмокнул. Разулыбался.
  -- Фу, чёрт, - произнес папа, - это же пятиминутка из раек и смородины. Её дед делал когда-то. Ты тогда ещё в школу не ходил.
  -- Я помню, - обрадовался я, - тогда ещё Олимпиада была.
  -- Вот-вот, - довольно ответил отец.
  -- А пятиминутку пить можно?
  -- Ну... тебе не надо, а мне можно.
  -- А почему?
  -- А потому что компот так долго стоял, что перебродил и превратился в вино.
   Папа понюхал банку ещё раз, снова отпил и добавил:
  -- В очень хорошее вино.
  -- И ты будешь его пить?
  -- Буду, - уверенно сказал папа.
  -- А мне дашь попробовать?
  -- Пробуй, если интересно. Раньше, до революции, детям даже кагор давали для поднятия иммунитета. И мне моя бабушка давала. Пей, не бойся.
   И я отхлебнул.
   Мой рот наполнился терпким, слегка жгучим, но приятным пряным вкусом. Это было похоже на одно замечательное самодельное ситро, которое я пил только раз в жизни. Его дед как-то привез с юга и называлось оно "Крюшон".
  -- Ну как? - поинтересовался с улыбкой папа.
  -- Вкусно! -не задумываясь ответил я, - а можно еще?
   Папа усмехнулся.
  -- Можно. Ещё глоток. Только один глоток.
   И я отпил ещё. Но так как первый глоток мне понравился, я хватил побольше. Отец засмеялся и отобрал банку. По телу сразу разлилось тепло. Захотелось спать. И я поплёлся в зал. До софы добрался из последних сил и только лёг, как из спальни вышла мама. Папа в это время уже сидел в кресле, пил прямо из стеклянной банки своё вино, выплёвывал на блюдце косточки и смотрел с интересом фильм про партизан.
   Мама, жмурясь от яркого экрана телевизора, растрёпанная после сна, качаясь прошла на середину зала. Папа сделал огромный глоток и посмотрел на маму.
  -- Чем это пахнет? - хрипло спросила мама.
   Папа хлебнул ещё пару огромных глотков.
   Мама сделала отсутствующее выражение лица, она недавно переняла его у бабки и успешно применяла теперь при беседах с отцом, и покачала головой:
  -- Значит правду сегодня говорили по телевизору. Спиваемся. Совсем алкоголиком становимся. Без вина уже не можем ни дня. А другие мужики, между прочим, ванну кафелем обкладывают.
   "Другие мужики" в одном лице проживали этажом ниже. Это был ещё молодой, но очень противный, вечно улыбающийся "умелец" дядя Валера. Он не курил, носил летом розовую футболку и шапку-панамку, демонстративно делал по утрам на балконе зарядку, открывал дверь гостям только в цветастом жёнином фартуке и на всех праздниках громко кричал: "Мне не наливать!" Отец его открыто презирал, а мама всегда приводила в пример и водила отца к нему домой показывать, как надо реечками, палочками, спичечками, фанерками, бамбуком и импортной бумагой под дерево отделывать квартиру, вместо того, чтобы целые дни валяться на диване. Возвращаясь с очередной экскурсии, папа всегда ругался и заявлял, что валяться на диване ему некогда - он на службе с развода до отбоя, что только мама может восторгаться такой грубой, топорной работой. А мама отвечала, что даже табуретки Валера делает в доме сам, даже сиденье для унитаза он сам выпилил, обстрогал, обшкурил, сделал выжигание в виде цветочков и покрыл лаком.
   Мама внушала папе:
  -- У тебя бачок в туалете ржавый, а у них...
  -- Ха! - усмехался в ответ папа, - розовый бачок с белым лебедем!
  -- Человек из деревни приехал! А вот другие мужики...
  -- Другие мужики к Выдриной ходят, когда их жёны к маме уезжают на выходные! - оборонялся папа.
  -- Ну и что, - не унималась мама после лёгкого раздумья, - зато у них дома всё сделано и даже рога в коридоре висят.
  -- Чьи, рога? - не унимался отец.
  -- Может быть и твои... - осторожно отвечала мама. Отец взрывался килотоннами тротила, что-то кричал в ответ. Так начинался очередной скандал....
   ...В зале взрослые говорили о чём-то совсем непонятном, я только местами догадывался о чём, но мне не верилось что это на самом деле то, про что я думал. Я не верил, что ребята на улице говорили правду. Не верил что у взрослых это на самом деле бывает. Но внутренний голос упрямо шептал - ты всё понимаешь верно, просто сам не хочешь в это поверить.
  -- Тише, - зло крикнул я на родителей, когда от их разговора стала болеть голова, - спать мешаете.
   Перебранка прекратилась сразу, словно кто-то перерезал ножницами магнитофонную плёнку. Наверное, родители думали, что я сплю. Мама посмотрела на меня. Я посмотрел на неё и увидел, что их две. Я им обоим улыбнулся и послал воздушный поцелуй.
   Мама опешила. Посмотрела на отца, потом опять на меня.
  -- Сына, - прошептала она, - ты что, пьян?
  -- Я спать хочу, - сказал я, икнул, закрыл глаза и вдруг полетел в крутящуюся бездну. Стало страшно. Я открыл глаза и сказал заплетающимся языком:
  -- Мне плохо.
   Снова закрыл глаза, полетел, полетел и провалился в небытие.
   Я проснулся к обеду, испытывая странное чувство внутренней пустоты. В зале, среди узлов, сидел в форме грустный папа. Мамы и Катюшки не было. Бабка на балконе читала свои газеты.
  -- А где мама? - первое, что я спросил, проснувшись.
  -- Уехала к бабушке Маше, - ответил со вздохом папа.
   На мои глаза сразу навернулись слёзы. Как же я буду без мамы?
  -- Почему уехала?
  -- Бог её знает, почему.
  -- А она вернётся?
  -- Не знаю, - ответил отец таким голосом, что я громко разревелся.
   Плакал долго. Папа встал и куда-то пошел. От страха, что он тоже уйдет, я даже прекратил реветь.
  -- Ты куда, папа?
  -- На кухню, готовить тебе омлет и жареную колбаску. Будешь?
  -- Конечно, буду.
  -- Тогда иди, чисти зубы и умывайся.
  -- Папа, ты сегодня на работу пойдешь?
  -- Нет, я отпросился.
  -- А что мы будем делать?
  -- Поедем на машине к бабушке Маше.
   Завтрак я проглотил за пять минут. Папа всегда очень вкусно жарил омлеты и колбаску. Машина уже стояла внизу. Папа помог мне одеться поприличнее, не так, как я ходил на улицу, и мы поехали к бабушке Маше.
   Вернулись мы глубокой ночью. С заплаканной мамой, спящей Катюшкой и рыжим чемоданом.
   На следующее утро я проснулся тоже поздно - сказалась ночная поездка и сумашедший, нервный, тяжеленный день. Хотя я провёл его вместе с братом Ромкой, играть мне не хотелось. Я сидел в соседней комнате и слушал разговоры взрослых. Весь день. Отказался от обеда и ужина. Было очень страшно, что мама насовсем уйдет к бабушке Маше и я буду жить с папой один, как Вовка Анисимов.
   Ближе к вечеру, когда стало ясно, что мама никуда не уйдёт, выяснилась одна прелюбопытная вещь - оказывается, в детстве бабушка Маша тоже давала маме кагор. По чайной ложке перед сном. Не всегда, но давала. Так Ильинична советовала. А что советовала легендарная Ильинична, всегда считалось совершенной истиной в последней инстанции. Кроме того, дед Ваня регулярно пил водку по одной рюмке в день с тех самых пор, когда расписался с бабушкой. Только незаметно пил, чтобы дети не видели. Мама про это даже не знала. Он даже сейчас пил самогон, который потихоньку гнал в погребе. Каждый день водку пил его отец, которого на улице в молодости звали "Чапай" и который гулял на Дону в своё время, не с Будённым, и только пять лет назад, перед смертью, признался в этом.
   Утро выдалось невыразимо прекрасным. Главное - мама была дома. Она что-то готовила на кухне и напевала при этом. Ещё меня грела мысль, что во время Гражданской войны мой прадедушка был бандитом. А то у всех прадедушки воевали кто вместе с Будённым, кто вообще нигде, а мой, выходит, был особенным. Я его хорошо помнил. Я давно догадался, что он умер, хотя взрослые несколько лет говорили, что он лежит в больнице. И третье - нас пригласили через месяц на свадьбу к дяде Саше! Он, оказывается, собрался жениться! Дед Ваня даже проговорился, что потихоньку ночами гонит самогон для свадьбы.
   До обеда я помогал маме по дому, сидел с Катюшкой, ходил в магазин за молоком и хлебом. И только к обеду заметил, что бабки дома нет. Я сразу понял, вернее не понял, а почувствовал, хотя мне никто ни слова не говорил, что она уехала к себе домой и больше жить у нас не будет. Я понимал, что свободного времени у меня теперь станет значительно меньше - надо будет больше помогать маме, но грусти не испытывал.
   Потому что мне очень хотелось, чтобы мама всегда пела по утрам на кухне.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"