Прочитав книгу Захара Прилепина "Некоторые не попадут в ад: роман-фантасмагория" (Москва - Издательство АКТ, 2019), я была настолько впечатлена (в отрицательном смысле), что задумала написать рецензию на эту книгу. Обдумывая текст рецензии, я вдруг поняла, что мне будет тесно в границах этого жанра. Тесно, потому что я не могу ограничиться только кратким анализом и оценкой этого произведения. К тому же рецензии на роман уже есть, весьма выразительные. Это рецензии написаны литературным критиком Галиной Юзефович и журналистом Александром Чаленко.
Галина Юзефович справедливо замечает: "Назвав "Некоторые не попадут в ад" романом-фантасмагорией, автор и издатель покривили душой дважды. Слово "фантасмагория", вероятно, понадобилось им в подзаголовке как оберег на тот - не слишком, впрочем, вероятный - случай, если кому-то придет в голову проверить приведенные в книге факты на предмет их соответствия законодательству Российской Федерации. Что же до слова "роман", то оно по отношению к этому тексту может употребляться лишь метафорически: в действительности "Некоторые не попадут в ад" - это нечто среднее между исповедью и моноспектаклем, в котором все персонажи - от центральных до эпизодических - выступают под своими настоящими именами, а время и место действия - конкретней некуда".
Что есть фантасмагория? - Нагромождение причудливых образов, видений, фантазий; хаос, сумбур, гротеск.
Следует ли нам, читателям, понимать, что содержание произведения Захара Прилепина есть всего только нагромождение его причудливых фантазий и образов, имеющих к действительности весьма косвенное отношение? На это нечего было бы возразить, если бы этой действительностью не была война на Донбассе, жестокая и бескомпромиссная. Нет, книга Прилепина не есть роман в его классическом понимании, а определение жанра как романа-фантасмагории, похоже, призвано снять с автора ответственность за то, что он написал.
Прилепин восклицает: "Мысли не было сочинять эту книжку" (с. 4).
Сочиняют, как правило, беллетристы. Ну, с них и спрос невелик. Выдумал, сочинил, написал что-то для развлечения читателей. Сочинять развлекаловку о войне, на которой гибнут ополченцы и мирные жители, представляется мне занятием малопочтенным.
"Мысли не было сочинять эту книжку" ...
Не верю!
Не верю по простой причине: писатель всегда ищет материал и, как правило, его находит. Писателю ведь нужно о чём-то писать. Мысли нет сочинять книжку у обычного человека, не связанного с писательским ремеслом: ополченца, сантехника, дирижёра симфонического оркестра, дворника, стоматолога и.т.д. Так что Захар Прилепин лукавит. Быть в гуще исторических событий, видеть вокруг себя потрясающе интересных людей и не воспользоваться этим материалом для писателя противоестественно. Была мысль! Не могла не быть!
Тем более что следующая фраза Прилепина перечёркивает смысл первой: "Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится - что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным. Сам себя обманул" (с. 4).
Значит, всё-таки собирал материал в памяти (а, может, и не только в памяти?). "Сам себя обманул". Да, ради Бога! "Я сам обманываться рад!". Но читателя-то, зачем обманывать? А логическую связь между двумя высказываниями, идущими друг за другом, писателю следует продумывать, не правда ли?
"Книжка" сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу" (с. 4).
Не будем придираться к словам. Будем считать, что перо и чернильница - метафора, как и - по определению Галины Юзефович - роман.
Книга Прилепина возбудила во мне чувства и мысли, которые томили меня долгое время и только искали повода воплотиться. Повод, наконец, явился.
Начну с того, что меня озадачило, как Прилепин сам отозвался о своей книге: "И мысли не было начинать эту книжку". Слово "книжка" в применении к роману-фантасмагории, как определил жанр своей книги сам Прилепин, выглядит несколько нелепо. Книгу в 382 страницы нельзя уничижительно назвать "книжкой", а роман-фантасмагорию, тем более. Можете вообразить, как Лев Толстой небрежно роняет: - Книжку написал, "Анна Каренина" называется. Не можете! И я не могу.
Хотя, может быть я и неправа. "Анна Каренина", конечно, не книжка. А "Некоторые не попадут в ад", может, и правда, всего только книжка?
Роман начинается многозначительной фразой: "До Бати было - рукой подать. Мы соседствовали" (с. 5). Мы это разведовательно-штурмовой батальон, расквартированный в бывшей гостинице "Прага", "Называл его: Батя ..." (с. 10).
Есть в этом обращении "Батя" что-то невыносимо льстивое, пошлое и фальшивое. Какой к чёрту - "Батя", если Прилепин 1975-го года рождения, а Захарченко - 1976-го! Ту же льстивую фальшь я слышу и в слове "император" по отношению к Путину. Причём в романе это слово идёт без кавычек и с прописной буквы.
Ну, в общем, "до Бати было рукой подать". Умеете читать между строк? Не умеете? Учитесь! В романе-фантасмагории, где образы, фантазии и видения причудливо и сумбурно громоздятся, это умение пригодится.
Захар Прилепин, как пишут в СМИ, находился в Донбассе с декабря 2015 года. То есть, основные боестолкновения под Дебальцево (июль 2014) и Иловайском (сентябрь 2014), и в других местах уже в прошлом.
5 сентября 2014 г. заключены первые Минские соглашения, 11-12 февраля 2015 г. - вторые. Минские соглашения войну не остановили, но слегка приморозили. Но я не об этом. Я о том, что к основным военным действиям в Донбассе Прилепин опоздал на десять месяцев.
Мне не интересно знать, почему, по каким причинам он опоздал к самому важному в Донбассе. С моей точки зрения, самое интересное для писателя было там и тогда. Там и тогда можно было получить не только бесценный опыт, найти драгоценный материал для будущих книг, но и стать настоящим, а не фальшивым, или как теперь модно говорить, фейковым героем.
Прилепин как-то сказал, что он решил поехать в Донбасс потому, что там была территория свободы, много музыки, много поэзии, много пространства для жеста. Сказано поэтично и даже пафосно.
Территория свободы? С этим я готова согласиться. Мы сделались, свободны от Украины, стремительно скатывающейся в нацизм. Что касается остального, упомянутого Прилепиным ...
Переживая здесь войну, я что-то не заметила, чтобы было много музыки или поэзии. Да, что, много! Я их вообще не заметила. Зато было много рёва артиллерийских орудий над головой, а это вряд ли музыка. И нет ничего поэтичного в созерцании ещё тёплых трупов с оторванными снарядами головами или конечностями, со вспоротыми осколками животами, из которых прут наружу поблескивающие кишки.
Не вижу я также ничего поэтичного и в дымящихся развалинах жилых домов и церквей, в хрусте осколков стекла под ногами и в плаче и причитаниях женщин. Война в принципе не поэтична. Война никогда не поэтична. Люди, воевавшие по-настоящему, это знают.
И, поверьте, нет ничего поэтичного в насильственной смерти детей.
Впрочем, я уже сказала, что ко всему самому главному в Донбассе Прилепин опоздал. Хотя, как он пишет, год до своего появления там, где "до Бати рукой подать", был в Донбассе в качестве военкора и гуманитарщика.
Где он нашёл в воюющем и растерзанном Донбассе много музыки и поэзии? И что он имел в виду под "много пространства для жеста"? Ну, я понимаю: снова метафора в одном ряду с романом и чернильницей. Думаю, писатель имел в виду, в Донбассе много пространства для действий, для подвигов. Спорить не стану. Много!
Прилепин для некоторых ополченцев действительно человек широкого жеста, имея в виду его гуманитарную деятельность. Но героем, подобно Стрелкову, Мотороле, Гиви и многим другим, он не стал. История - поезд, который не ждёт, когда кто-то созреет для того, чтобы стать его пассажиром и созреет для геройства.
Игорь Стрелков вопрошал: "В каких боях участвовал Захар Прилепин, где "стяжал военную славу"? Насколько помню, не было Захара Прилепина в Донецке. Какая такая слава "военная, обогнала известность как писателя"?
Стрелков и ответил на эти вопросы: "Ни в каких серьезных боевых операциях в Луганске, ни во время самых ожесточенных боев в 2014-м, ни даже под Дебальцево в 2015-м Прилепин не участвовал".
Прилепин рассказал, в чём он участвовал: "На Донбассе мне приходилось бывать в самых разных качествах. Сначала я ездил туда как военкор, и мои репортажи публиковали газеты с многомиллионными тиражами. Потом я, назовём это так, всячески способствовал деятельности одного подразделения ополченцев".
Многомиллионными тиражами? Интересно, какие в РФ нынче газеты с многомиллионными тиражами? Я не поленилась и заглянула в Интернет, чтобы выяснить, каким тиражом сегодня печатается одна из популярнейших газет в РФ "Комсомольская правда": "Газета выходит ежедневно тиражом 655 тыс. экземпляров". В печатном виде даже до миллиона не дотягивает. В электронном варианте - чуть более трёх миллионов читателей. Между тиражом газеты и количеством читателей есть разница или никакой?
Журнал "Русский репортёр" - тираж 168 100.
Ну, у кого-то 35 000 курьеров, а у кого-то многомиллионные тиражи.
Ладно, послушаем, что дальше. В своей книге: "Всё, что должно разрешиться" Прилепин пишет: "Одновременно я занялся гуманитаркой, потому что не было сил на всё это смотреть, - и объездил на своём "Mitsubishi Pajero" весь Донбасс вдоль, поперёк, наискосок и обратно. ... Потом, волею судеб, я начал работать в администрации Донецкой народной республики, при Захарченко, которого в первый год войны не знал".
Ну, упомянуть марку своего крутого джипа это святое! Это вам не бричка, на которой прикатил в уездный город мнимый ревизор Хлестаков.
Здесь самая важная фраза "при Захарченко, которого в первый год войны не знал". Итак, первый год - обычный военкор и гуманитарщик, волонтёр. Это не называется - воевал. И Главу Захарченко в первый год своего пребывания в Донбассе Прилепин не знал. А как так вышло, что простой военкор, сержант милиции возле Главы Республики задержался? А потом как-то сразу, как в сказке - хоп! - в советники Главы, в майоры и сколотил свой батальон.
Игорь Стрелков вопрошает: на каком основании присвоено ему воинское звание "майор"? Если его максимальное звание в РФ было "сержант милиции"? А ни на каком! На зыбком основании, что он понравился Главе. И стал его фаворитом. Вот, и всё основание!
С Захарченко Прилепин познакомился в 15-ом году. Познакомил его с Захарченко Александр Казаков. Об этом Прилепин пишет в романе. Пишет он и о том, как Казаков появился в Донецке: "Казака в своё время пригнали на Донбасс из кремлёвских кабинетов как специалиста широкого политического профиля - проследить за первыми донецкими выборами. ... Казак своё отработал на выборах - получилось отлично, - можно было возвращаться в северное Отечество; но он понравился Захарченко, и тот предложил ему остаться. ... Казак Главу обожал. ... Глава доверял ему безоговорочно. ... Казак познакомил меня с Главой. ... Чёрт знает, что ему во мне понравилось" (с. 93).
И Казаков тоже был фаворитом Главы. Опять же на основании: "понравился Главе".
Здесь мы сталкиваемся с давно вроде бы отжившим явлением фаворитизма. Оказывается, не отжившим. Что есть фаворитизм? Вот что об этом явлении пишут в Википедии: "Фаворитизм - социокультурное явление, существовавшее при монарших дворах и состоящее в возвышении конкретного лица или группы лиц в связи с личной приязнью к ним монарха. ... Для фаворитизма характерно делегирование некоторых (или даже большинства) монарших полномочий фавориту или его ставленникам, нередко - вопреки, или в обход существующих официальных отношений подчинённости, установленных законодательством или традицией. Причина фаворитизма кроется в намерении монарха сосредоточить верховную власть в руках очень небольшой группы людей, не всегда обладавших выдающимися качествами, но лично преданных монарху. ... В XVII-XVIII веках фаворитизм стал вполне обыденным явлением в жизни общества. Во Франции. ... В России своего апогея фаворитизм достиг в правление императрицы Екатерины II Великой, когда он сделался "почти государственным учреждением".
Здесь главное "сосредоточить верховную власть в руках очень небольшой группы людей, не всегда обладавших выдающимися качествами, но лично преданных монарху".
Как хорошо известно из истории, со смертью монарха фаворитов постигает крах, фиаско. Вспомним хотя бы судьбу всемогущего фаворита Петра Великого Александра Меньшикова, лишённого всех занимаемых должностей, наград, имущества, титулов и сосланного со своей семьёй в сибирский городок Берёзов Сибирской губернии.
Захарченко приближал к себе людей, лично преданных. Обладали ли эти люди выдающимися качествами, судить не берусь. Только один из них обладал литературными способностями - Прилепин.
Человек, даже с самым крепким характером, имеет маленькие слабости. На эти слабости людей, облечённых властью, и ловят. Женщины ловят на сластолюбии. Мужчины ловят на властолюбии. Корреспонденты, тем паче, военные - на тщеславии. Главный мотив - то есть крючок, на который ловится крупная рыбка - "Обо мне напишут в СМИ!". Мелочь, а приятно. О Захарченко СМИ и так писали. Так, в чём подвох? Почему Глава так внезапно приблизил к себе Прилепина? Не на одном же основании - "понравился". На таком основании только фавориток приближают.
Прилепин знает, в чём подвох. И Казаков, познакомивший Главу с писателем, знает. Одно дело, когда о тебе напишет в СМИ рядовой военный корреспондент, которых десятки или сотни.
И совсем другое дело, если о тебе напишет военный корреспондент, одновременно являющийся известным премированным писателем!
Одно дело, когда о тебе напечатают в газете или даже в журнале заметку или статью. И совсем другое дело, когда писатель напишет о тебе в книге! Заметки и статьи затеряются среди других новостей. Книга останется.
Или, как выражается Прилепин, в книжке. Кстати, так любили говаривать Ленин с Крупской. (В.И. Ленин. Талантливая книжка. // В. И. Ленин. Полное собрание сочинений. Издание пятое. т. 44. М., - Издательство политической литературы, 1970). Это на случай, если кто-то не поверит.
Да, заметку или статью прочитают и забудут. А книга это практически - мавзолей! А ты в мавзолее - засушенная и набальзамированная пахучими травами, мумия. На годы! А повезёт, так и на десятилетия. Слово - не воробей, вылетит, не поймаешь! Так это про устное слово. А если печатное слово вылетит в книгу, то, как воробей в клетку, - и никуда не денешься!
Некоторые люди полагают, что, если о тебе написали в книге, то ты автоматически становишься бессмертен. Другой вопрос, каким тебя увидит автор книги и что именно, и, главное, как он о тебе напишет! Но об этом начинают думать, когда уже поздно думать.
Как бы там ни было, знакомство Прилепина с Главой состоялось и переросло в дружбу, как полагает Прилепин. Но у глав государств дружб с подчинёнными не бывает. Бывают фавориты и холуи. И только фавориты и холуи бывают у глав государств. Или не бывает никого.
Умный глава государства сознательно выбирает одиночество и не приближает к себе никого, и ни с кем не пьёт водки. Но - настаиваю! - умный. Фавориты и так называемые друзья испаряются при первых признаках ослабления власти глав государств. Умные это знают.
Прилепин называет себя другом Главы.
Вот, если бы Глава подружился с Путиным, это была бы дружба. А так ... Фаворитизм! Фаворита можно всячески обласкать. Так комнатных собачек хозяева обласкивают. Прилепин, сержант МВД РФ, с лёгкой руки Захарченко, перескочив разом через несколько чинов, становится майором армии ДНР. За какие заслуги?
Андрей Рогожин (позывной "Мичман") рассуждает: "То, что ему с нуля звание майора дали - непризнанная республика, гражданская война - люди с непонятно каким образованием генералами служат. Так что ничего удивительного. Раз писатель, то дали должность замполита".
Нет, не только за то, что писатель, а ещё и за то, что понравился и стал фаворитом. Фаворитам не жалеют ни денег, ни чинов, не наград.
Правда, иной раз и отнять могут всё, если провинится.
Если чин генерал-майора получает такой, как И.Н. Безлер, то это более, чем заслуженно. А если сержанту - чин майора с барского стола, непонятно за какие заслуги, то это подарок фавориту. Ладно! Даже и не в этом барском подарке дело. А вот, в чём! Сколько ополченцев в Донецкую землю полегли, высоких чинов не дождавшись! Сколько живых ополченцев, участвующих в боях, годами ждут повышения в чине!
Мы живём в мире, где царит несправедливость.
А потом Прилепин удивляется, что на его батальон, по его словам, "смотрели косо" (с. 37). А потом Прилепин удивляется, что многие его в Республике недолюбливают. Выскочек никто и никогда не любит.
Посмотрим, что увидел, появившийся в декабре 2015 года писатель, Прилепин, будущий майор и заместитель командира разведывательно-штурмового батальона полка спецназначения армии Донецкой народной республики.
Прибыв в Донецк, он заглядывает в казарму. Казармой служит разворованная бывшая гостиница "Прага": "На кроватях лежали бойцы, не открывавшие глаз и не шевелившиеся при нашем с комбатом появлении.
- Они мёртвые? - спросил я всерьёз. - Или муляжи?
- Устали, - ответил комбат. ...
Промёрзшие занавески выглядели увесисто: в них можно было трупы заворачивать и бросать хоть в море, хоть в шахту, хоть в кратер - ничего трупу не будет; сохранится как новенький. ...
Кто-то из бойцов, ещё не заснувших до весны, смуро спросил у меня: "А нет покурить" - безо всякой надежды, без знака вопроса на конце фразы; я вытащил из кармана сторублёвку, дал, - боец на полмига ошалел, но тут же собрался, хватанул купюру (я почувствовал пальцы подсохшего утопленника), спрятал в карман, пока никто не видел; но заприметили тут же ещё двое-трое стоявших в коридоре без движения: словно зависших в бесцветной паутине, - и когда первый вдоль стены пошёл-пошёл-пошёл (...) - эти двое-трое, спутавшиеся до неразличимости друг с другом, похожие на ходячих, зыбучих мертвецов, потянулись за ним. ... Я выглядел пришлым, что-то проверяющим, явившимся из тёплого мира" (с. 9-10).
Жуткая картинка, не правда ли? Фильм ужасов! Зима, холод, отсутствие отопления в разорённой гостинице, и лежащие бойцы, похожие на трупы, и стоящие бойцы, похожие на зомби. И пальцы ополченца, "подсохшие, как у утопленника" (с. 10).
И, как контраст, пришелец из тёплого мира, задающий комбату глупейшие вопросы, одетый в отличную форму "Бундесвер", в карманах которой лежат пачки сторублёвых и тысячерублёвых купюр, способный всех "воскресить" при помощи сторублёвки, выданной на курево. Пришелец, как воплощение сытости, благополучия и богатства.
Но вернёмся в гостиницу. На улице дожидается хозяина тот самый "круизёр" - "почти совсем новый джип", "признак роскоши" (с. 11) .
"Короче, я посмотрел на всё это, отщипнул комбату половину одной из пачек, чтоб батальон хотя бы до первого построения дожил, ..." (с.11).
Из какой пачки отщипнул половину, из сторублёвой или тысячерублёвой, главный герой романа не уточнил.
Видите, как всё было плохо, было холодно и голодно, и даже "мертво" до того, как хорошо одетый барин с большими деньгами на дорогом джипе приехамши. Спаситель! По закону жанра, с приездом богатого и благополучного барина жизнь пробуждается и начинает бить ключом.
Оригинальный стиль писателя меня озадачил с первых же абзацев.
Зыбучие пески - знаю, что такое.
"Зыбучие мертвецы" ... Встречаю впервые. Надеюсь, что больше и не встречу. Но в другом абзаце встречаю: "пристылые мертвецы". Это тоже о живых ополченцах. Редкий эпитет. Встречала два раза: пристылые луга, и пристылые коврики. А пристылых мертвецов не встречала никогда, и, надеюсь, тоже не встречу, как и зыбучих.
Итак, наш герой в пристылой казарме с зыбучими мертвецами жить не захотел. Негоже барину с карманами, полными денег и в новенькой форме, и с почти новым "круизёром", будущему фавориту самого Главы жить в холодной гостинице с промёрзшими занавесками и "трупами", уснувшими до весны.
"Сделал звонок - прямо в секретариат Главы Донецкой народной республики. ... Мне скинули номера; набрал первый же, попал на риелтера" с. 12).
Пока главный герой пил водку в кафе со знакомым офицером, риелтер подыскал хороший дом, случайно оказавшийся рядом с резиденцией Главы.
"Только спьяну так можно было заселиться - наобум, наугад" (с. 16), - размышляет будущий фаворит, осматривая дом: "...гостевой домик, ... три комнаты, чистенько. Шкафы, посуда, вешалки, Тумбочка. Широкая кровать" (с. 13).
И тепло. Это вам не казарма с "мертвецами".
"Многие местные министры, командиры, чиновники искали дом в том же районе, где я свой выхватил без проблем, - и никто ничего не нашёл. А они так хотели прибиться поближе к Главе. Со мной всегда всё так. Само в руки падает" (с. 16).
Упало в руки Прилепина много. Не один только гостевой домик рядом с резиденцией Главы. Другим и не снилось, сколько упало ему в руки в Республике. Главное упало - доверие Главы. Как этим не воспользоваться! На чём основывалось безграничное доверие Главы к заезжему гастролёру Прилепину? Думаю, что было несколько причин и одна из них - предположение, что у Прилепина в Москве есть связи в важных и высоких кабинетах, и даже - страшно сказать! - в самом важном и высоком кабинете, где обитает небожитель, которого Прилепин в своём романе льстиво именует императором. Московские кураторы требовали, чтобы Республика делилась богатствами с олигархами, но не российскими, а украинскими. Захарченко "матерился и закипал" и попросил Прилепина, сидя в ресторанчике: "Заступись за нас?" (с. 24).
Перед императором заступись, естественно. Глава Республики уверен, что писатель вхож в высшие круги в Москве, и, может быть, даже к самому императору вхож. "Император с Захарченко так и не увиделся, ни разу" (с. 22), - подчёркивает писатель. О себе он скромно умалчивает, вхож или не вхож. Пусть читатели сами поразмышляют. Разуверять их Прилепин не собирается. Позже признается, что не вхож. В этом деле врать опасно. Себе выйдет дороже.
И привилегии упали в руки Прилепину. О чине майора - сержанту - уже упомянуто. И о должности советника при Главе. Были и другие: "Мне разрешали входить вооружённым к Главе; таких людей на всю республику было не более десяти, если не считать его собственной охраны" (с. 17).
Кстати, о привилегии получить должность советника при Главе Республики. Понятно назначение Казакова. У него соответствующее образование и его, по выражению Прилепина: "пригнали на Донбасс из кремлёвских кабинетов" (с. 93).
А Прилепина, кто пригнал? - Никто! Сам пришёл и назначен был. И что мог посоветовать в отношении государственного строительства и военного дела Главе Республики сержант милиции и писатель с филологическим образованием?
И привилегия - создать свой батальон, - как это могло случиться? Опять же, на каком основании? Разве всякому, кто пожелал бы, это было разрешено? Нет, разрешено было только Прилепину.
Любопытно, что пишет о создании батальона Прилепин. Соратники сидят у Захарченко и, как всегда, выпивают: "Мы выпили, и я сказал:
- Давай, я тебе новый батальон соберу.
- Собери, - ответил он" (с. 98).
Батальон решили собрать из луганских бойцов. Позвонили Томичу (командиру) в Луганск: "мы оказались, неважно по какому поводу, ночью в ресторане с Захарченко, вдвоём, почти трезвые" (с. 99).
Является Томич, пьяный вдрызг: "Отличное начало, чтоб создать батальон: пришёл будущий комбат, аккуратно разглаживает указательными пальцами брови - потому что передвигался на бровях, они взъерошились по пути" (с. 100).
Прилепин зовёт официанта: "Я шепнул ему: ещё семьсот граммов водки, немедленно. Надо было Батю хотя бы частично довести до состояния Томича - чтоб они совпали краями" (с. 100).
Все дружно пьют водку, и в процессе беседы Главы с Томичем выясняется, что последний сидел в тюрьме. Прилепин объясняет, за что Томич сидел: в итоге получилось, так, что его даже уважать за это надо" (с. 104).
Глава выслушал: ".. и вдруг, обращаясь к Томичу, перешёл на феню. ... Они перебрасывались на воровсом жаргоне таинственными и хлёсткими фразами" (с. 104).
Комментарий, как говорится излишен. Враги, читая про этиу феню, снова радуются. "Мы же говорили, что они там все - уголовники!".
Батальон собрали.
Жизнь Прилепина в Донецке налаживалась и налаживалась на высокий лад. Помимо гостевого домика надо было позаботиться, где питаться. Не к лицу питаться писателю и майору Республики в общественной или казарменной столовой. Для писателей в чине майоров и выше существуют рестораны и кафе. Кстати, майор ДНР обзавёлся своей личкой, своими фаворитами, живущими на скудную зарплату.
"Иногда по утрам мы с моей личкой завтракали в ресторане "Пушкин" ... Ресторан был отделан под старину. Официанты обращались к посетителям: "Сударь" (с. 24-25).
Ну, что же, почему бы богатому человеку не завтракать в ресторане и почему бы и свою личку не угостить! Не жадный человек. Хорошо!
"Бойцы заказывали себе всё время одно и то же: солянку, жареную картошку или пельмени. Я смеялся: когда вы ещё будете в ресторане, товарищи мои, тем более в таком дорогом! Смотрите, тут котлеты из щуки, жульены из белых грибов, расстегаи, гусаки под фруктовым соусом - а вам всё солянка да картошка" (с. 29).
Вы, дорогие читатели, не забыли, что писатель приехал в Донбасс воевать? Не забыли?
Напрасно смеётся барин над бедными недотёпами-ополченцами. А ведь ему до их деликатности, как воробью лететь до Марса. Сами заплатить за деликатесы они не могут, поэтому их и не заказывают. Какие у ополченцев доходы! А вводить в лишний расход барина не хотят. Вот и заказывают привычное и недорогое. И за это спасибо! И смотрят, как барин гусаков-щуку-жульены кушают. Очень смешно! Обхохочешься!
А чего же удивляться? Вот ближайшее окружение Главы республики: Ташкент, Трамп, Казак: "В "Пушкине" едва ли не ежедневно сидели первый Саша, который Ташкент, и второй Саша - главный советник Александра Захарченко, позывной Казак. ... Заходил ещё один Саша - позывной Трамп, министр внутренней политики, тоже, как и Ташкент, вице-премьер" (с. 26).
Местный бомонд в сборе, как всегда - в ресторане. И заказывали, наверное, не жареную картошку или пельмени. Судари! Элита!
А в это же время обычные люди иногда и хлеба вдоволь не имели. Ну, кто же им виноват! Война! Все не могут быть элитой. Как это у классика? Каждому - своё! Приятного аппетита, мальчики! Скажите спасибо Прилепину за то, как и, кем, вы будете выглядеть в истории Донбасса. Все ваши ресторанные подвиги в книжку внёс.
Вообще, многие места книги - радость для врага!
Радость всё вышеописанное. Радость и то, что говорит Прилепин о русских офицерах в Донбассе. Ну, вот, хотя бы это место в романе:
"Донецкие верили: русские советники - умные, от русских толк будет, у русских есть белый император, который смотрит на мир прозрачными глазами и мир тоскует. Потом чувство удивления прошло: оказалось, что кровь у редких пришлых тоже мокрая, что они пугаются, глупят, ****ствуют. На одного толкового заехавшего сюда офицера приходилось три залётных, которые там, на севере, всем надоели - и теперь были сосланы в донецкие степи, чтоб дома их не расстреливать" (с. 33).
Мне особенно понравилось - "редких пришлых", как будто сам - не пришлый. Читая этот пассаж, враги Республики потирают потные ручонки и улыбаются. Мне об этом читать противно. Иногда лучше жевать, чем говорить. Но это о речи. Иногда лучше асфальт подметать, чем писать. Или иногда лучше в ресторане посидеть и водки выпить, чем, что попало писать.
Подумаешь, офицеришки залётные, в России уже проштрафившиеся и никуда не годные! Только расстрелять! Они в Республике наворотят дел! Другое дело, приехал Прилепин, и всё сразу стало дышать, играть всеми красками, теплеть! И один в поле воин!
Правду ли о русских офицерах Прилепин пишет, не знаю.
Обычного жителя республики такая правда может деморализовать, а врага точно порадует. Так на кого рассчитана книга писателя?
Отозвался Прилепин нелицеприятно не только о русских офицерах, присланных Москвой в качестве военных советников, но и о местных нравах: "На Донбассе я обнаружил, что военная среда ... обладает...типично женскими чертами; ну, по крайней мере, теми, что традиционно навешивают на женщин: много сплетен, склочничества, пересудов, зависти, и откровенного вранья" (с. 113).
"В полку на наш батальон смотрели косо. Командир моего полка встречался с Главой при самых лучших раскладах раз в месяц, а меня вызывали постоянно: обсудить всякие новости, почудить на передке, прокатиться по республике, выгулять почётных гостей - кто-то должен был общаться с французскими депутатами, российскими политологами, американскими артистами; тем более, что каждый третий из них вкрадчиво спрашивал по приезду: "А правда ли, что у вас служит здесь солдатом русский писатель?" - "Не солдатом, а офицером ... Казак, набери Захара, где он, пусть приедет ..." (с. 37-38).
- Казак, Захарку сюда! Пусть гостей развлекает!
Отрывали от серьёзной работы - из окопа выдёргивали, где знаменитый писатель совершал подвиг за подвигом.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой ...
Ах, Александр Сергеич! Куда вам до Захара Прилепина! Слух о нём прошёл по всему миру! И швец, и жнец, и на дуде игрец! И по республике мастер прокатиться! Прикажет Глава, Фигаро немедленно явится и всё устроит, как надо! Без него, как без рук! Первый помощник! За расторопность Прилепин обласкан Главой, как никто!
Да только отплатил Прилепин Главе по-холуйски, рассказав о некоторых эпизодах его жизни, о которых рассказывать бы не следовало, если они и были. Пусть бы осталось между своими людьми. А теперь и враги хихикают - вот, какие у них там нравы! - и свои в растерянности. Взять хотя бы московское приключение с лошадью, которая якобы приглянулась Главе. Чего там только нет! И русский генерал с незаряженным пистолетом, и лица кавказской национальности, и драка, и полицейские, и потом братание, и, конечно, пили всю ночь. А потом кульминация: Главе до того приглянулась лошадь, встреченная на улице, что он купил её. Но были две загвоздки. В самолёт лошадь взять было нельзя. А ещё у лошади была хозяйка - девушка. Поэтому он, т.е. Глава "приобрёл лошадь вместе с девушкой. ... Для девушки и лошади пришлось снять отдельный вагон в следующем на Ростов поезде" (с. 20).
Эх! Русская широта! Прилепин постоянно восхищается такими поступками Главы. Прилепину вся эта нелепая история кажется забавной. Он, правда, забыл упомянуть, в какую цену обошлась лошадь с девушкой (девушка с лошадью) и кто всю эту прихоть оплатил: сам Глава, Прилепин или деньги взяли из бюджета Республики?
А эпизод с аквапарком вообще ни в какие ворота не лезет.
Глава появляется в доме Прилепина в полночь, поглядеть на его прибывшую в Донецк семью. Спрашивает младшую дочь советника, что она хочет. Младшая хочет айфончик. Телефон тотчас является. Спрашивает старшую дочь, чего хочет она? Старшая дочурка хочет в аквапарк. Аквапарк ночью закрыт. Вода слита. Глава велит немедленно открыть аквапарк и наполнить бассейн водой. Начальник аквапарка докладывает, что наполнение бассейна водой займёт несколько часов. И тут же лишается должности и сдаёт дела заместителю. Заместитель должен наполнить бассейн водой немедленно. Хоть вёдрами! Пьяное самодурство Главы приводит фаворита Прилепина в восхищение. Он видит в нём Стеньку Разина: "Роль Стеньки Разина шла ему идеально - потому что была его ролью: это он сам и был. В поведении его ... не было ни бравады, ни злой дурости, - только нежность и задор: хорошо должно быть немедленно" (с. 215).
Бассейн водой наполнили к трём часам ночи, а никто и не приехал. Детей отправили спать. А начальник аквапарка лишился работы. Ну, подумаешь, мелочь, какая! Настоящий Стенька, правда, бабу утопил. Не дотянул Глава до оригинала.
Прилепину нравится дом по соседству. Хороший и большой дом, который покинули состоятельные хозяева в начале войны. Дом занял, или попросту говоря, как нынче выражаются, отжал Пушилин. А зачем хорошему дому в центре Донецка пустовать? Каким образом Глава узнал, что Прилепину нравится этот дом, остаётся за кадром: " - Соседний дом тебе нравится? Этот твой маленький", "Туда вроде Пушилин заехал". Батя посмотрел на меня, как будто я дурака валяю, позвал в третий раз свою личку: "Пробей номер соседнего дома, надо с утра выкупить и переписать на Захара". - "Так точно" (с. 215).
Пушилин у Главы не в фаворитах. А для фаворита ничего не жаль. Даже отжатый дом ему перекупить у Пушилина. Вопрос: на чьи деньги?
Прилепин благоразумно и предусмотрительно отказывается от роскошного подарка.
"У Захарченко в кабинете на стенах было штук восемь-девять пулевых отверстий: время от времени, разговариявая с не очень хорошо понимающими речь людьми из числа своих министров и управленцев, Глава аккомпанировал себе подобным образом" (с. 356).
Министры позволяли себе большее: "В какой-то момент Трамп спрашивает у Захарченко: "Бать, можно я ему в ногу выстрелю, если это продолжится?. Тот говорит: а выстрели.
Следующий скандал - Трамп достаёт пистолет и стреляет своему коллеге в ногу.
Такие нравы наблюдались. Мне нравилось" (с. 356).
А тому человеку, которому ногу Трамп прострелил, понравилось?
Вряд ли можно было больше навредить Главе и подпортить его имидж, описывая эти эпизоды из его жизни. Так, нет! Надо ведь всё выложить. Хотел современного Стеньку Разина показать, а вышло - хуже некуда! - какой-то распоясавшийся африканский царёк.
Не всякому майору в армии ДНР было разрешено создавать свой батальон. Не у всякого майора было столько денег, чтобы обеспечить жизнедеятельность "своего" батальона, и не всякий майор был фаворитом Главы. Прилепину повезло, подфартило. Была, со слов писателя, очередь со всей большой северной страны людей, желающих устроиться в батальон. Ничтоже сумняшеся, Прилепин обнажает мотивы, побуждающие россиян писать просьбы о принятии в батальон: "Возьмите к себе служить, люди добрые, жена совсем заколебала" и это как под копирку. Такие просьбы Прилепин, по его словам, отклонял. Но о мотивах других россиян, чьи просьбы он удовлетворял, Прилепин умалчивает. А почему, собственно говоря? Мне, как жительнице Республики, было приятно прочесть, что в заявлениях россиян говорилось, что ими движут благородные мотивы: помочь молодой Республике бороться за свою свободу. Наверное, благородные мотивы Прилепин приписывает себе, а об остальных заинтересованных лицах, зачем распространяться?! Обойдутся!
Майор и он же советник Главы хвастает, что его батальон никому, кроме Главы, не подчинялся: "Комполка за два года даже не пытался мне что-то приказать - по одной должности, в качестве замкомбата, я был его подчинённым, но как советник Главы - уже нет; кому такое понравится" (с. 38).
Никому!
А кому понравится, что сержант милиции, непонятно за какие военные заслуги, перескочив сразу несколько воинских званий, возводится в майоры, и за какие кладези ума назначается советником Главы непризнанного государства?
Никому!
Вот поэтому "в полку на батальон наш смотрели косо" (с. 37).
На фаворитов всегда смотрят косо, хотя приходится до поры до времени их терпеть и перед ними лебезить.
О выполнении своих обязанностей замкомбата Прилепин пишет откровенно: "С утра я заезжал поболтать с миномётчиками. По должности мне было положено работать с личным составом, без устали поясняя им поставленные республикой задачи, - но за всё время службы я ни разу ничем подобным не занимался; какие-то журналы вела специально для этого взятая в штат умная девушка - но и в журналы эти я не заглядывал никогда" (с. 39).
То есть, Прилепин признаётся, что прямыми своими обязанностями никогда не занимался. Зато всегда было время на посиделки в ресторанах.
Так чем же занимался в батальоне свежеиспечённый майор Прилепин, не выполняющий своих прямых обязанностей?
Ну, как, чем? Что за вопрос? Конечно, военными действиями.
Война в исполнении Прилепина выглядит, "словно весёлый пикник, где люди готовят мясо" (с. 41).
Про мясо на войне звучит, как-то не очень весело. Ну, как кому видится. Вот, Прилепину видится война - пикником.
"Расчёт был банален, но верен: мы хотели дождаться ответа с той стороны на раздражающий огонь" (с. 41). Ответ нужен был для того, чтобы выявить местоположение противника и запустить по этому местоположению практически самодельную ракету, с взрывчаткой, "придуманной в недрах оборонных ведомств, управляемым кумом Главы - ...Ташкентом" (с. 42).
Имелась проблема: ракета могла отклониться далеко в сторону от намеченного маршрута. Имелось три варианта: ракета могла упасть на неприятеля, на самих ополченцев и на посёлок Троицкое с мирными жителями. А что ещё можно было ожидать от самодельной ракеты с движком от "Града" и выдуманной в недрах оборонных ведомств взрывчаткой?! Остановило ли это майора Прилепина? Отнюдь, нет! Ракету запустили. Она упала на неприятеля. А что, если бы она всё-таки упала на Троицкое и погибли бы мирные жители? Прилепин тоже описал бы это событие весело, с чувством юмора, как на пикнике? Нет, нет! Мы не можем подозревать его в бессмысленной жестокости: "Это было жутко - и я не в силах вообразить чувства тех, в чью сторону она летела" (с. 43).
А ведь он не знал, пока ракета не упала, в какую сторону она летела.
Что это? Беспечность? Легкомыслие? А, может, разгильдяйство, возводимое в ранг геройства? Дурак? Не ведает, что творит?
Нет, не дурак и ведает, что творит. Наш "герой" высовывается из окопа: "если она упадёт на посёлок - самое малое, что со мной можно сделать, это убить" (с. 43).
Побеспокоился ли Прилепин о жителях Троицкого?
"...местные поселковые граждане, оседлав велосипеды, поспешили из деревни вон. Мы смеялись. Мы выглядели, как циники и были циниками" (с. 49).
Ну, забавно же! Смешно! Весёлая такая войнушка!
Он, майор Прилепин, не в силах или не хочет вообразить чувства тех, в чью сторону летела самодельная ракета.
Я знаю, что чувствует беззащитный, безоружный человек, когда над его домом свистят снаряды и когда в его сторону летит ракета. В километре от моего дома примерно такая ракета упала. Я потом пошла посмотреть. Съехала в воронку на пятой точке, встала в полный рост на дне, а края воронки вровень с моей макушкой.
Это не весело. Отнюдь, нет! И совсем не смешно.
Но Прилепину всё смешно: "Вообще-то здесь часто так бывало: сидим в кафе, смеёмся, сидим, смеёмся, ещё сидим, снова смеёмся, - потом вдруг вскочили, запрыгнули в машину, исчезли из пределов видимости, - вдалеке где-то постреляли, погубили кого-то, наверное ... - потом вернулись , туда же уселись, где сидели, на те же места, ... и опять сидим. Такая война странная" (с. 79).
Ну, да, кто-то, вроде Прилепина, в ресторанах водку пил, в кафе чаи гонял, на машине поохотиться выезжал, и обратно - в тепло водку пить, а кто-то из ледяного окопа неделями не вылезал. Фавориту всё можно.
Время от времени советники подкидывали Главе нелепые идеи, которые он по простоте своей подхватывал и озвучивал.
Захар Прилепин рассказал в своём романе о самой нелепой идее, над которой только ленивый в своё время не посмеялся, авторство которой приписал Ташкенту - идея новой Малороссии. Честно говоря, в 2017-м году я думала, что идея принадлежит либо Казакову, либо Прилепину: "Идея новой Малороссии появилась, как я понял, с подачи Ташкента, расписывал идею по деталям - Казак; вот он - умный, это его работа: быть умным" (с. 88).
Идея была не умной. Она была откровенно глупой.
"Согласно идее, Донецк объявлял о создании нового государства: Малороссии, и себя назначал её столицей, в силу того, что Киев теперь нелегитимен. Малороссией раньше называли всю Украину. Я сказал, что это забавно. Сказал, что я за любую замуту" (с. 88).
У Москвы, похоже, разрешения не спрашивали. "Меня спросили: а что Москва? Как посмотрит Москва? Я пожал плечами: да какая разница? Это весело. Надо, чтоб всегда было весело" (с. 88).
Ну, да! Авантюристам всегда весело и забавно. Особенно весело и забавно, когда адреналин прёт.
Идее Малороссии в романе Прилепина отведено не более двадцати строк. Писатель явно поскромничал. Он не рассказал о самом главном. "Малороссия" должна была, по замыслу авторов, заменить государство под названием "Украина".
Захарченко идея понравилась. Он сказал, что государство Украины в том виде, которое оно было, не подлежит восстановлению: "Мы, представители регионов бывшей Украины, за исключением Крыма, заявляем об учреждении нового государства, которое является преемницей Украины. Мы согласны в том, что новое государство будет называться Малороссия, так как само название Украина дискредитировало себя"
Столицей Малороссии должен был стать Донецк. Киеву отводилась роль историко-культурного центра, государственным флагом нового государства Малороссия должен был стать флаг Богдана Хмальницкого.
В новом государстве должно было быть введено чрезвычайное положение на три года. Сроки реализации упомянуты не были.
18 июля 2017 года Захарченко сделал заявление об учреждении нового государства.
Неожиданностью эта инициатива явилась для ЛНР. Тамошних руководителей не спросили о согласии.
Некоторые СМИ в России опубликовали Полный текст Конституционного акта о создании Малороссии.
Предполагалось, что лучшие люди Украины бегом помчатся в новую Малороссию и начнётся переформатирование Украины в нормальное государство.
Журналист Андрей Князев захлёбывался от восторга: "Итак, вот наконец-то и свершилось то, чего так давно ждали очень многие как в России, так и на Украине. Предложена свежая, конструктивная идея по разрешению украинского кризиса, который уже давно зашел в тупик в его нынешнем формате. ... Вряд ли кто-то будет спорить, что Захарченко решился бы озвучить такие смелые, даже революционные заявления без согласования с Москвой. А значит, в Кремле эти идеи одобрили - а скорее всего, даже и сгенерировали. ... Плохой сигнал для нынешней киевской преступной власти - отныне в России начнут постепенно опираться не только (и не столько) на давно протухшие минские соглашения, сколько на концепцию построения новой Украины - Малороссии".
Андрей Князев поторопился с выводами. Вряд ли идею сгенерировали в Москве. Скорее всего, в Москве удивились странной инициативе. "Протухшие" минские соглашения всё ещё и в 2019 году безальтернативны и, кажется, уже стали вечны. Поторопился Андрей Князев и с восторгами.
Журналистка Юлия Витязева тоже попала пальцем в небо, предложив спустить минские соглашения в унитаз, и назвав Малороссию последним шансом Украины. Журналистка даже предсказала, что процесс превращения Украины в Малороссию будет болезненным и долгим. И снова попала впросак, потому что через неделю проект "Малороссия" был закрыт, не успев толком родиться.
Сказали своё слово эксперты. Директор Центра политической конъюнктуры Алексей Чеснаков сказал, что "этот проект скорее литературный, чем политический. К реальной политике малороссийская инициатива не имеет никакого отношения". По словам Чеснакова, шум поднят большой, но через месяц о Малороссии забудут все, включая авторов этой идеи.
Глава правления Центра прикладных политических исследований "Пента" Владимир Фесенко не исключает версию запугивания. Скорее всего, по его мнению, это касается президента Франции Эммануэля Макрона перед началом телефонных переговоров в нормандском формате. "Это может быть тактикой психической атаки - запугивание обострением кризиса не только на Донбассе, но и по всей Украине. Таким образом, намекают о повторении событий 2014 года".
Когда в Донецке объявляли Малороссию, были созваны местные журналисты. Прилепин сказал речь в духе "I have a dream". Но это в речи! Он признаётся: "...в сущности, никакого дела до Малороссии мне не было, но то, что мы (на словах) перенесли столицу из Киева в Донецк, меня забавляло" (с. 135).
"Краткое содержание конференции, включая моё выступление, по незримым проводам уползло в Москву" (с. 136).
Через полчаса пришёл ответ из Москвы: "Позвонил Пушилин и просил передать Захарченко, что Москва требует всё дезавуировать. ... Глава сидел, молча, и, по глазам было видно, напряжённо думал: как быть, как переиграть всех, кто мешает ему забавляться" (с. 138).
Забавы, однако, закончились, не начавшись.
Пушилин дезавуировал проект.
Захарченко был вызван в Москву "на ковёр". После его возвращения в Донецк проект "Малороссия" рухнул. Захарченко вынужден был признаться, чтобы сохранить лицо, что была предложена лишь тема для дискуссии. Дискуссия была жаркой, но тема постепенно была "замылена" и сошла, как пена.
В общем, это была типичная маниловщина, к которой Захар Прилепин и Александр Казаков, несомненно, приложили руку, подставив Захарченко. Очень всем им веселья хотелось: "Надо, чтоб всегда было весело. Захарченко сказал: "Так". Он никогда не был политиком, и не стал бы им - потому что любил, когда весело. А политики любят, когда правильно. Им бы газоны стричь" (с. 88-89).
Ну, вот, и повеселились ребята от души! А в Москве отдувался за глупую и нелепую инициативу один Захарченко.
Прилепин всё время нечаянно проговаривается. Вот, например, насчёт Казакова проговорился. "Казака в своё время пригнали на Донбасс из кремлёвских кабинетов как специалиста широкого политического профиля - проследить за первыми донецкими выборами. ... Казак отработал своё на выборах - получилось отлично, - можно было возвращаться в северное Отечество; но он понравился Захаренко, и тот предложил ему остаться. ... Шаг за шагом Казак отвязывался от кремлёвских своих кураторов. ... Казаку из России намекали, что он вообще может домой не вернуться, - там всё больше раздражала его донецкая самодеятельность" (с. 93).
Идея Малороссии и была такая доморощенная донецкая самодеятельность. Захарченко позволял её фавориту: "Глава доверял ему безоговорочно" (с. 94).
Доверял он и Прилепину, откровенность которого, шокирует: "О том, что Казак уже не имеет никакого отношения к отдельным кремлёвским кабинетам, мы молчали: это ударило бы по его позициям, и по Главе тоже, и даже по мне, - мы все делали вид, что у нас московская "крыша". Спасибо Москве хотя бы на том, что она не сказала, ткнув в нас пальцем: это самозванцы" (с. 94).
Самозванцы! - снова проговорился Прилепин.
Хлестаковщина!
Хвастуны и вруны!
И стыд глаза не выест. Прилепин часто повторяет, что ему - всё равно. Главное, чтобы было весело и забавно. В связи с этим вспоминается беспринципный герой романа "Посторонний" Мерсо. Он тоже всё время повторяет, что ему всё равно.
Прилепин и Казаков в Донецке были посторонние. О Казакове писатель говорит: "Он был совершенно пришлый. ... Если б против него стали собираться донецкие, ему и опереться, оглянуться было б не на кого" (с. 94).
Поэтому Казаков и знакомит Прилепина с Главой и сержант милиции, он же волонтёр становится фаворитом Захарченко: "чёрт знает, что ему во мне понравилось..." (с. 94).
Прилепин рассказывает, как он предлагал свои планы Главе, предлагал "навязать свою игру" (с. 97).
"...я сделал предположительный расклад по одному городу с той стороны: как туда зайти, как всё сделать быстро" (с. 97).
Разумеется, всё это без разрешения кураторов из Москвы. Снова та самая донецкая самодеятельность! При этом Прилепин не особо задумывается о последствиях: " - Понимаю, понимаю, - говорил я. - Россия заморозит пенсии, которые она доплачивает донецким пенсионерам, заморозит поставки горючего, но ... и я предлагал, как может размотаться клубок" (с. 97).
Ну, подумаешь, что из-за донецкой самодеятельности Прилепина пенсионерам перестали бы давать пенсии. Не доплачивать, а платить, потому что у многих пенсионеров в ДНР, кроме этой российской пенсии, больше никаких доходов нет! А это означало смерть от голода. Подумаешь! Зато, какие размашистые планы! Зато, как было бы весело!
Весело было бы одному Прилепину.
Время от времени, Прилепин покидал свой батальон, Донецк, Республику, чтобы развеяться, повеселиться в других местах.
Прилепин описывает в романе историю своего знакомства с знаменитым режиссёром Кустурицей. Всё это занимательно, но к теме войны в Донбассе не имеет никакого отношения.
Но роман-то - фантасмагория! И объём романа от этих воспоминаний увеличивается. В этих воспоминаниях, как водится: ресторан, официанты, выпивка в "гомерических количествах" (хотя, при чём тут Гомер, у которого герои вообще не выпивают), пивная, суп, официанты, пьяные объятия и поцелуи.
Прилепин хвастает своим знакомством с знаменитым сербским режиссёром, хотя уверяет: "я не ищу дружбы со знаменитостями" (с. 179). Ну, да, они сами Прилепину навязываются. Сами звонят и хотят встретиться. Но они не к Прилепину едут, который на войне сражается, а зовут к себе. Стоило Кустурице поманить Прилепина пальцем, как тот мчится на зов.
"Зачем я был ему нужен, представления не имею" (с. 168), - удивляется Прилепин. А и Кустурице нужны фавориты. Пусть и такие, время от времени появляющиеся по первому зову: "...мы даже душевных разговоров никогда не вели ... и умных не вели". Посидеть за бутылкой, помолчать, обняться, поцеловаться. "... я ведь как представлял: встречаются две глыбы, две эпохи, две судьбы ..." (с. 169).
Целующиеся глыбы, это круто!
Вы думали, что у нас в литературе одна глыба, один матёрый человечище - Лев Толстой. Ан, нет! Уже две глыбы: Лев Толстой и Захар Прилепин. Только о Толстом так сказал Ленин, а о любимом Прилепине - сам Прилепин и сказал.
Сам о себе не скажешь, так ведь народ-то и не догадается. Подсказывать надо!
Народ-то у нас малообразованный. Вот, к примеру, пересекает Прилепин границу, а пограничники его не узнают в лицо, и хоть тресни!
"Они меня не узнавали в лицо - никогда, ни разу. Я удивлялся. Потом подавал паспорт - фамилия им тоже ничего не говорила. То ли аномальное количество физиономий, мелькающих перед глазами ежедневно, затёрло элементы в распознавателе лиц, то ли в Ростовской области набирали в пограничники людей, от природы чуждых высоким искусствам, и носителей массовой информации избегающих" (с. 159-160).
Обидно-с!
Как же было не узнать такую великую глыбу?!
Все должны знать в лицо наше - всё!
А фамилию, тем более!
Сам великий Кустурица, по словам Прилепина, представляя писателя актрисе Монике Белуччи, произносит: "Это Захар, он мой брат, он великий, он приехал с войны" (с. 175).