Аннотация: Тяжело пережить смерть любимого человека. Аня уезжает из Москвы в маленький городок, где родилась, чтобы передохнуть и успокоиться, и попадает "из огня да в полымя".
В. Лавров.
Круг молчания.
Жизнь и сновидения - страницы одной
и той же книги.
Артур Шопенгауэр.
Пролог.
Весенний денёк был не из тех, что радует тёплым ветром и солнечными зайчиками. Он напоминал не о приближающемся лете, а, скорее, о не так давно закончившейся зиме. Его угрюмые краски делали лес перед окном тревожным и негостеприимным. Комковатое облако, висевшее над стеной деревьев, зацепилось серым брюхом за верхушки, и придавливало окружающее пространство к земле огромной холодной массой.
А потом из окна пришла тоска, от которой сразу заныли зубы. Женщина вжалась в подушку, пытаясь спрятаться от того, что идёт следом, прекрасно понимая тщетность своих усилий.
И боль пришла. Сначала оттопырился большой палец на правой ноге, потянув за собой жилу. От этого неестественного движения мышечные волокна на стопе скрутило судорогой, которую, как эстафету стали подхватывать другие мышцы. Острая и быстрая, как молния, боль нарастала, охватывая всё тело и заставляя его биться в конвульсиях.
Но сегодня женщине удалось обмануть приступ: она успела убежать в спасительное беспамятство, прежде чем дежурная сестра успела что-то заметить на экране монитора. Не было суеты и болезненных уколов, слегка ослабляющих боль и удерживающих сознание в размытой серой реальности.
Мозг перестал посылать губительные сигналы, и тело, дёрнувшись ещё пару раз, обмякло и застыло.
Пролетев через чёрный колодец, она увидела, как вдали забрезжил слабый свет, и сразу появилась воронка. Чуть заметная стенка конуса медленно вращалась по часовой стрелке, но, из-за отсутствия ориентиров в почти кромешной мгле, это движение только угадывалось.
Не останавливаясь, беззвучной тенью проскочила к горловине и повисла над бирюзовой водой лагуны, в которой плескалась девочка лет десяти. И тут почувствовала чьё-то присутствие.
Первая мысль была: "Бродяги", но незнакомец не просил перекинуть его, а просто с любопытством разглядывал круг и нынешнюю подружку.
Она не любила новое и непонятное. Уже была похожая ситуация: однажды хотела разделить радость с игравшими в снежки детьми, но тут из домика, похожего на большую палатку, выбежал человек в островерхой меховой шапке с узкими глазами и кривыми жёлтыми зубами.
- Бао, бао! - закричал он, показывая пальцем в её сторону.
Малыши бросили игру и спрятались у него за спиной. А узкоглазый схватил с саней бубен и стал бить в него колотушкой, издавая при этом дикие завывания.
Такая игра ей совсем не понравилась, и она отправилась искать другое развлечение. Противный человечек не отставал и попытался даже пролезть за ней в круг, тогда она несильным тычком выбила его в реальность и перекрыла канал.
Это приключение имело два последствия: она назвала себя красивым именем Бао и стала осторожнее, поняв, что проникновение в круг возможно и неизвестно какие ещё гости могут пожаловать.
Недавно появилась ещё одна разновидность существ - те самые "бродяги". Они были совершенно безобидны, появлялись на самом краю круга в виде ярко синих штрихов и просили перекинуть их в выбранное место. Для Бао это было несложно, и она одним лёгким усилием отправляла бродяг туда, куда они хотели. Конечно, можно было просто выбросить их из круга, но на это потребовалось бы больше сил, а главное - ей было приятно демонстрировать своё могущество.
Бао, налетев сходу, толкнула незнакомца, но он, похоже, даже не заметил этого усилия (хотя узкоглазому хватило менее сильного толчка), а довольно чувствительно ударил в ответ. И тут она испугалась, а со страхом пришла отчаянная злость. Бао попыталась затащить противника в середину своего круга, где сила её была максимальна. Не ожидавший такой бурной атаки гость сначала не сопротивлялся, а потом вырвался одним резким движением и исчез, оставив в её руках изрядный кусок своей оболочки.
Она швырнула эти светящиеся оранжевым ошмётки в канал, по которому приходили бродяги, в панике закрыла круг и вышла в реальность.
За время сна лёгкий ветерок успел прогнать противное серое облако и лес заиграл на солнце весёлыми яркими красками, а тоска и боль убрались в мрачные дремучие чащобы далеко от её комнаты.
А оранжевые куски, покинув круг, снова соединились вместе и стали распухать, как будто кто-то надувал их, как воздушный шарик. Потом оболочка лопнула и золотистый поток ринулся вперёд - стремительный и мощный, как горная речка.
1.Горчин.
Встречающих проходящий поезд было немного, и никто не махал радостно в сторону Ани и не пытался заключить в дружеские объятья. Собственно этого и не ожидалось. Её ждут только в понедельник, но она, под настроение в одночасье собралась и выехала вчера, решив посвятить выходные знакомству с городом, в котором родилась и прожила семнадцать лет.
До открытия поликлиники, где когда-то работала участковым врачом мама, а потом подрабатывала уборщицей и она сама, ещё оставалось время, поэтому с вокзала Аня поехала на кладбище.
Вглядываясь в мамины черты, выбитые на сером граните, она узнавала себя. Похожими были не только лица, но и судьбы, когда жизнь, как будто в насмешку, поманив близким счастьем и покоем, вдруг бросает в водоворот неприятностей, а иногда и просто ужасных событий.
Могила матери, ютившаяся когда-то на самом краю нового кладбища, неожиданно оказалась в центре, среди подросших деревьев. А где-то вдали тарахтел трактор, разравнивая землю под новую территорию: у смерти нет ни праздников, ни выходных.
От печальных мыслей её отвлёк таксист, которого утомило долгое ожидание у ворот далеко не самого весёлого места. Он посигналил, а когда увидел, что пассажирка смотрит в его сторону, выразительно постучал по часам.
На обратном пути Аня позвонила Вере Григорьевне домой и сообщила о своём преждевременном прибытии.
- Аня, как же так!? - растерянно проговорила главврач. - Ты меня прямо на пороге поймала - на работу выхожу. А где ты сейчас?
- Вы не беспокойтесь, - успокоила её Аня. - Через пол часа встретимся в вашем кабинете.
Поликлиника уже открылась, но Веры Григорьевны на месте Аня не застала. Растерявшись, застыла посреди коридора, соображая, что делать, когда кто-то тронул сзади за плечо.
- Господи, Анька, неужели это ты?! - воскликнула высокая полная докторша, прижимая её к белому халату, от которого шел знакомый с детства запах, так похожий на мамин - смесь лекарств и духов.
- Ада? - почему-то шёпотом спросила Аня, с трудом узнавая в этой матроне стройную девушку, пришедшую на работу в поликлинику на мамин участок сразу после института.
- Дима - мой муж, - объяснила она, увидев недоумение на анином лице. - Хотя да, ты его наверно не знаешь, он появился, когда ты уже уехала. Да чего это я всё о себе, да о себе. Ты-то как? Какими судьбами в наших палестинах?
- Я с Верой Григорьевной договорилась здесь встретиться, а её нет.
- Девочки, где начальство? - по-хозяйски потеснив очередь, наклонилась Ада к окошку регистратуры.
- Она минут десять, как ушла. Вот записку для какой-то Дёминой оставила, - ответила одна из "девочек" лет пятидесяти, протягивая сложенный вчетверо листок.
- Так чего молчите? - недовольно проворчала врач, забирая послание и передавая его Ане.
- Ладно, я пойду, а то наверно мои больные уже копытом бьют, - заторопилась Ада, но не забыла дать визитную карточку. - Смотри не пропадай, а то найду и побью.
Распрощавшись с шумной докторшей, Дёмина развернула записку.
"Анечка, извини. Вызвали к начальству. Давай встретимся в час прямо у тебя дома", - прочитала она.
Странно было, что кто-то называет эту квартиру её домом. Конечно сто лет назад, когда ещё жива была мама, не было роднее места, но с маминой смертью что-то ушло, и последний год в Горчине Аня считала дни, мечтая вырваться отсюда.
Дальнейшая жизнь оказалась мешаниной из счастья и горя, совсем не похожая на то "светлое будущее", о котором она грезила перед отъездом. И дом её теперь только там - в Москве, где под присмотром бабушки (матери мужа) остался сын Митя.
Аня глянула на часы - до встречи полно времени, и решила пройтись пешком - ведь для этого она и приехала на день раньше.
Всё было знакомо, но ощущение родства с городом пропало. И дело было не только в том, что после череды привычных, слегка обшарпанных домов вдруг возникала площадь с современным супермаркетом, обвешанным, как акула рыбами прилипалами, гроздьями киосков, или за углом вместо ожидаемого пустыря появлялось строгое и солидное здание банка. Раньше почти все дома в округе имели свою живую примету: в некоторых жили одноклассники в других учителя, знакомые, а теперь это были просто еле узнаваемые кирпичные коробки.
Незаметно оказалась возле своего дома, но подниматься в квартиру ещё было рано. Аня прошла метров сто вперёд и остановилась в начале бетонного моста через реку Горчу.
Облокотившись на перила, стала всматриваться в воду, надеясь, что хоть это воспоминание из её детства не подверглось изменениям.
Речка почти не изменилась, разве что ей труднее стало пробираться среди сильно разросшихся за последнее время водорослей. С высоты моста длинные плети, извивающиеся в слабом течении реки, казались экзотическими рыбами или даже неведомыми подводными змеями. Умом Аня понимала, что в тихой спокойной речушке не может быть ничего опасного, но въевшийся с детства страх перед чем-то таящимся в глубине реки, среди тины, в зелёной темноте, заставлял работать воображение, вызывая пугающие образы. Эффект усиливали тени от спрятавших солнце и уже начинающих темнеть от избытка влаги облаков.
Как-то сразу замолкли галки, суетившиеся среди деревьев в парке на другом берегу. И тут же редкие кустики осоки, до того застывшие подобно солдатам на плацу, неожиданно пригнулись, как бы пытаясь разглядеть своё отражение, исчезнувшее из-за ряби, пробежавшей по воде.
Этот порыв свежего ветра с мокрой пылью - первое предупреждение приближающегося весеннего ливня - мгновенно очистил улицу от прохожих.
Аня едва успела добежать до входа в книжный магазин, как тяжёлые капли ударили в жестяной навес над дверью и уже через минуту долбили в него бесконечной пулемётной очередью.
Спасшиеся от дождя сначала кучковались у дверей, с надеждой поглядывая на небо, но вскипевшие на лужах пузыри похоронили слабую надежду на быстрое окончание ненастья, и они разбрелись по магазину, постепенно проникаясь интересом к книгам.
Продавщицы, не привыкшие к такому наплыву посетителей, уже не спрашивали любезно: "Вам помочь?", а буквально разрывались на части, стараясь охватить всех. В очередной раз ограничение свободы повысило интерес к художественной литературе.
Аня бродила среди книжных полок, пытаясь отыскать следы прошлого, ведь она прожила в этом доме половину своей жизни, а в магазин относила почти все деньги, выдаваемые на школьные завтраки. Но бесполезно: книги, продавцы, посетители - всё было из другого времени.
Пропали стеклянные прилавки, преграждавшие доступ покупателей к солидным томам различных справочников и классиков марксизма - ленинизма. Но они были и не нужны маленькой Ане, куда более интересными казались небольшие книжечки в картонных или бумажных переплётах. Конечно, девочка не отказалась бы от приключенческой серии, которую продавали за макулатурные талоны - только где их взять?
Ушло время погони за книгами. Да и что можно было ожидать, если прошло пятнадцать лет..., и каких лет! Всё это время страну растаскивали и разбирали на части, не пытаясь даже создать видимость порядка. И это чудо, что магазин, находящийся в таком удобном месте, так и остался книжным.
- Что-нибудь подобрали? - вывел её из задумчивости голос молоденькой продавщицы.
- Нет, спасибо, в другой раз, - Аня положила книжку на полку. - Зайду, когда будет поменьше народу.
Девушка тут же отвернулась, потеряв к ней всякий интерес, а Аня глянула на часы и обнаружила, что уже на пять минут опаздывает.
- Где у вас служебный выход? - спросила она кассиршу, ловко щёлкающую по кнопкам кассового аппарата.
Та, не отрываясь от своего занятия, махнула рукой куда-то за спину, и Аня увидела за книжной полкой приоткрытую дверцу. Она по-деловому вошла туда и, пройдя по короткому коридорчику, толкнула тяжёлую, обитую жестью дверь с длинными железными крюками и оказалась во дворе прямо напротив своего подъезда.
Дождь ещё не кончился, пришлось снять туфли и совершить отчаянный бросок к покрашенной масляной коричневой краской двери. Скорость не помогла, Аня влетела внутрь, вымокнув до нитки. Но это, как ни странно, подняло настроение, и она, не обуваясь и оставляя мокрые следы, продолжила свой бег по ступенькам до последнего четвёртого этажа, где с непонятной робостью остановилась у дверей своей квартиры, не зная - то ли позвонить, то ли просто войти.
Наконец, приняв соломоново решение, нажала кнопку звонка и тут же открыла дверь. На звонок в прихожую вышла Вера Григорьевна и, увидев Аню, всплеснула руками.
- Господи, Анюта, да ты насквозь мокрая. Не лето, простудишься. Что за выгонка была - бежать под дождём? - она кинулась в комнату и вернулась с пледом. - Снимай всё, и на вот - завернись.
Аня быстренько скинула мокрую одежду, развесила на спинках трёх стареньких стульев, завернулась в плед и повернулась к своей спасительнице.
- Ну, здравствуй, девонька, - сказала та, обнимая Аню. - Я сейчас не могу, надо вернуться в мэрию - у нас небольшое ЧП, а потом загляну к тебе.
- Здрассте, тётя Вера, - неожиданно тоненьким голоском пропищала Аня из своего кокона, потом откашлялась и уже нормальным голосом договорила, - вы идите, конечно, а я вздремну - в поезде кошмар приснился, а потом я так и не смогла уснуть.
Аня говорила это, а сама не спешила покидать объятья этой доброй женщины, заменившей ей мать в самое трудное время.
- Давай, отдыхай. Я тебе там на первое время раскладушку принесла и постель чистую, на кухне всё для чая найдёшь, а мне и правда бежать надо.
С этими словами Вера Григорьевна чмокнула Аню, как ребёнка, в макушку и поспешила на выход.
- А где же твои вещи? - неожиданно вспомнила она, оборачиваясь в дверях.
- На вокзале, в камере хранения. Хотелось пройти по городу, а с чемоданами много не походишь.
- Ладно, вернусь - заберём.
Оставшись одна, Аня прошла на кухню к окну, выходившему во двор. Она видела, как Вера Григорьевна пересекла двор и села в машину, поджидавшую её у ворот. Видимо, шофёр не рискнул проехать внутрь, справедливо опасаясь колдобин, скрытых под лужами.
Машина уехала, Аня поставила чайник и оглядела небольшую кухонку. Здесь почти ничего не изменилось за прошедшие годы. И, как театральные декорации вызывают в памяти содержание пьесы, так и бедненькая кухонная мебель вызвала воспоминания о тех нескольких сумасшедших днях далёкого лета 1990 года, так сильно повлиявших на всю её дальнейшую жизнь.
Тогда блестящие белые полки и красавец стол были предметом гордости маленькой семьи Дёминых. В отличие от комнат, тут всё было новенькое, хотя и не дорогое. Это было максимумом того, что могла позволить себе мать, в одиночку растящая дочь на зарплату участкового врача.
Так и жили они бедно, но счастливо, впрочем, не сильно отличаясь достатком от соседей по дому, и не знали, что их подстерегает большая беда.
Неожиданно у Нины Алексеевны обнаружили на виске меланому. Понятно, предложили сделать операцию. Но, сама врач, мать прекрасно понимала, к чему это может привести и, не желая прожить остаток жизни инвалидом, отказалась. А через год её не стало.
Все небольшие накопления ушли на похороны, и Ане сходу пришлось окунуться во взрослую жизнь. Мамина подруга - тётя Вера (для остальных главврач районной поликлиники Вера Григорьевна), взяла её уборщицей, чем очень выручила подрастерявшуюся девчонку. И весь год прошёл для Анюты, как сплошная беготня из медучилища на работу, потом домой, где снова учёба и короткий сон. Несмотря ни на что, она сумела выдержать такой темп и, с отличием закончив училище, получила право льготного поступления в мединститут.
Жизнь ещё не научила её быть начеку, когда всё идёт хорошо, а неприятности были уже не за горами.
За полгода до окончания училища, решив скопить немного денег на поездку в Москву, Аня сдала угол жиличке - здоровенной девахе, торговавшей в одной из растущих, как грибы, кооперативных палаток. Они уже договорились с Юлей, что в случае удачного поступления Аня сдаст ей квартиру на длительный срок, чем убивала сразу двух зайцев: получала существенную добавку к маленькой студенческой стипендии и оставляла жильё под присмотром знакомого человека.
У бойкой Юли скоро появилось много знакомых среди парней из охраны вещевого рынка, но особенно она сошлась с Валеркой Крапивиным по кличке Крап, живущем в соседнем подъезде.
Родители его, нормальные в общем люди, где-то проявили слабину и полностью потеряли влияние на сына. Уяснив это, они сосредоточили своё внимание на дочке Рите - умнице и отличнице, а на Валерку махнули рукой.
- Мы вам дали хорошего мальчика, а вы не справились с его воспитанием, - заявила на одном из родительских собраний в школе валеркина мать и отныне
посещала только мероприятия, касающиеся дочки.
Предоставленный самому себе подросток прошёл курс молодого хулигана - от распития портвейна в помещении бывшей котельной до участия в мордобое на дискотеке в клубе механического завода. За последний подвиг его судили. Как тогда было заведено, дали год условно и тут же забрали в армию. Отслужив положенный срок в стройбате, Крап приехал домой и сходу окунулся в бардак перестройки. Надо ли говорить, что он быстро нашёл своё место.
В один месяц, вознесясь из простого местного хулигана в старшего смены охраны рынка, Крап поверил в свою звезду и очень гордился двумя вещами: новенькой бордовой шестёркой и судимостью за драку на танцах.
Как-то ближе к вечеру позвонили в дверь, Аня, уверенная, что это вернувшаяся с работы Юля, открыла дверь, даже не спросив - кто там.
На пороге стоял Крап со своим подручным Птахой, который сопровождал его всюду, как верный оруженосец.
- Юльку позови, - небрежно сказал Крап, вынимая изо рта сигарету и сплёвывая через плечо.
- А она ещё с работы не пришла, - робко ответила Аня, почувствовав шедший от парней сильный запах спиртного.
- Ничего, мы подождём, - после короткого раздумья решил Крап и, отстранив плечом хозяйку, прошёл в квартиру.
Они уселись на диван и включили телевизор. В это время почти по всем каналам шли новости, и это занятие им скоро надоело.
- У тебя есть чего выпить? - спросил Птаха и, не дожидаясь ответа, встал и отправился на кухню.
- Что вы себе позволяете!? - возмущённо закричала Аня, увидев, как он открыл холодильник и копается там.
Птаха захлопнул дверцу холодильника и вернулся в комнату.
- Ничего нет, - разочарованно сообщил он своему дружку.
- И Юльки нет, - промычал Крап. - Придётся тебе, девочка, за неё отдуваться.
Аня поняла, что сейчас случится что-то ужасное, и кинулась к двери, но Птаха подставил ей ногу. Она грохнулась со всего маху, разбив губу о подвернувшуюся ручку кресла, и тут же почувствовала, как чьи-то грубые руки прижали её к полу.
- По мне - худая очень, - противным смешком рассмеялся Птаха. - Но, как говорится: на безрыбье и рак - рыба.
- Тащи её сюда на диван, - распорядился Крап, а сам встал и начал расстёгивать брюки.
Птаха легко поднял Аню и перенёс на диван. Она понимала, что надо кричать, звать на помощь, но от страха не могла издать ни звука.
- Ты лучше сама разденься, а то мы с непривычки можем шмотки твои порвать. Да не бойся ты. Погляди, чего тут я тебе припас. Разве ты у своих ботаников такое увидишь? - с этими словами Крап достал из трусов огромный и твёрдый, как палка, ещё один предмет своей гордости.
- Нет! Нет! - забилась, как птица, лихорадочная мысль в голове у Ани. - Со мной этого произойти не может. Ничего у тебя не получится.
- Ну, вот, дура тощая. У меня даже и не стоит на тебя, - с сожалением глядя на свой вдруг поникший орган сообщил Крап. - А ты, Птаха, будешь?
- Нет! Нет! - как заклинанье, твердила Аня, не открывая глаз.
- Нет, - эхом откликнулся на её мысли Птаха. - Я ж тебе говорил - худых не люблю.
- Пошли отсюда, - сказал Крап, одевая штаны. - А ты, сучка, запомни - кому вякнешь полслова - из-под земли достану.
Не решаясь поверить, что всё уже позади, Аня не открывала глаз, пока не щёлкнул замок на входной двери. Тогда вскочила и побежала в ванную, срывая на ходу с себя одежду. Там встала под душ, не дожидаясь пока прогреется вода, и стала ожесточённо тереть тело мочалкой, намыливая её ещё и ещё, стараясь смыть следы грязных рук и липких взглядов. Разбитая губа саднила, напоминая о пережитом кошмаре, и Ане стало не по себе от чувства собственной уязвимости и незащищённости.
- Так жить нельзя, - решила она про себя, - надо что-то менять кардинально.
Первым человеком, который почувствовал эти перемены, стала Юля. Она заявилась около полуночи и прямо с порога получила от Ани ультиматум - двухдневный срок на поиски нового места жительства. Со слов Крапа Юля поняла, что тот заходил сегодня сюда, а чтобы сложить два и два, большого ума не надо. Она попыталась оправдаться, но Аня не стала даже слушать её.
- Два дня, - сказала она ещё раз и для убедительности пошевелила двумя пальцами перед носом своей жилички, после чего отвернулась от неё, как от пустого места.
Назавтра Аня пошла к единственному близкому ей человеку - тёте Вере.
Эта невысокая полная женщина была маминой подругой, и Аня фактически выросла у неё на глазах. Вера Григорьевна сама была матерью двух дочек чуть помладше Ани и очень сочувствовала девочке, оставшейся совершенно одной в этом не очень добром мире.
Внимательно выслушав анин рассказ о вчерашнем происшествии, она одобрила, что та выгнала Юлю, и пообещала подобрать ей более приличных жильцов среди своих знакомых. Идти в милицию жаловаться на Крапа и его дружка тётя Вера отсоветовала сразу.
- Доказательств у тебя никаких нет, - объяснила она, - а головную боль можешь получить, как только бандиты узнают о твоём заявлении.
Аня и сама понимала, что поход в милицию как минимум бесполезен, но внимательно слушала простые советы небезразличного к её судьбе человека, согревая в тепле чужого участия свою одинокую душу.
- Пора тебе в Москву подаваться, - заключила Вера Григорьевна. - А сейчас давай сходим к нашему психиатру Семёну Михайловичу. Просто поговорить, чтобы стресс снять.
Аня ожидала увидеть седенького слегка сгорбленного старичка, а встретил её хотя и не молодой (в семнадцать лет все, кто старше тридцати, кажутся ископаемыми), но очень видный, энергичный мужчина.
Пришлось ещё раз повторять всю историю. И тут Аня почувствовала, что с каждым таким рассказом пропадает острота переживаний, казалось, она рассказывает случай, вычитанный в книге или увиденный в кино, а сама не имеет к этому никакого отношения.
Семён Михайлович выслушал её, не перебивая, а потом стал задавать какие-то несущественные вопросы: "В каких словах она просила у провиденья помощи? Что при этом чувствовала и через какое время после её мысленных призывов происходили события?"
- Так вы что думаете, что это я на них подействовала? - осторожно спросила Аня, начиная догадываться, куда клонит врач.
- В стрессовом состоянии высвобождаются подчас такие силы, о которых современная наука не имеет ни малейшего представления, - ушёл от прямого ответа психиатр. - А вы, когда будете учиться в медицинском, обязательно проверьте себя на способность к гипнозу.
- В институт ещё поступить надо, - слабо возразила Аня.
- Вы поступите, - весело сказал доктор, прощаясь. - В крайнем случае, заставите себя принять.
Аня понимала, что Семён Михайлович шутит, но его слова почему-то придали ей уверенности.
На другой день, перетаскав свои вещи в ожидавшую её машину, Юлька вдруг разоткровенничалась напоследок.
- Ты, подруга, будь поаккуратней, а лучше вообще сматывайся из города, - сказала она, присев покурить на дорожку. - У Валерки уже два дня не стоит. Он вбил себе в башку, будто это ты его сглазила. Теперь пьёт и орёт, что порвёт тебя, как тузик грелку.
Солнечный луч скользнул по столу, и Аня, очнувшись от воспоминаний, увидела, что дождь прекратился так же неожиданно, как и начался.
Опять навалилась усталость, появившаяся после странного кошмара, приснившегося в поезде. Аня не стала возиться с чаем, пошла в спальню и через несколько минут уже спала на старенькой парусиновой раскладушке.
***
- Удалось, удалось! - всё пело у него внутри.
Губернатор согласился и зовёт к себе - обсудить детали. Хотелось бежать по лестнице, - дать выход энергии, накопленной на теннисной площадке и в тренажёрном зале, а не идти чинным шагом важного человека. Всё-таки ему это удалось! Скоро, совсем скоро: "Прощай, Приморский край" - впереди маячила Москва, где открывались совсем другие горизонты.
Не удержался и перепрыгнул через последнюю ступеньку. Телохранитель открыл тяжёлую трёхметровую дверь и осторожно выглянул наружу. Всё было спокойно, и он посторонился, пропуская своего подопечного вперёд, а навстречу от машины уже спешили ещё трое, чтобы прикрыть его своими могучими телами.
Снайпер знал, что у него будет только короткий миг, когда клиент появится в дверях. Однако, увидев в прицеле знакомое лицо, не стал суетиться, а плавно потянул за спусковой крючок и тут же быстро, но так же чётко, выстрелил второй раз. Похоже, нервы у него были в порядке - он ещё раз глянул в прицел на результат своей работы, положил винтовку на пол и, не спеша, снимая на ходу перчатки, отправился к выходу.
Внизу суетилась охрана, прикрывая собой бездыханное тело хозяина, лежащего на пороге со счастливой улыбкой на лице, которую не успела
стереть смерть.
2.Беспокойная ночь.
Мах досматривал какой-то путаный сон, когда всё его сознание затопило ярким оранжевым светом, похожим на солнечный. Сияние нарастало, стало почти непереносимым, и тут включились защитные механизмы организма, перекрывшие доступ этому яростному шквалу. И он ушёл, оставив где-то внутри постепенно успокаивающееся озеро огненной лавы.
Перепуганный Мах затих на кровати, пытаясь понять, что это было. Когда всё успокоилось, он понял, что получил неожиданный подарок. Появилось ощущение внутренней силы или энергии - он так и не смог подобрать точное определение.
Это чувство было ему знакомо: во время так называемых "походов" Мах получал энергию от Проводника. Конечно не в таком количестве, а строго дозированными порциями, которые поступали к нему по мере выполнения задания. Как только Проводник решал, что дело сделано, он перекрывал подачу энергии (всё-таки слово "энергия" лучше подходит), и Мах в ту же секунду возвращался в куда менее привлекательную действительность.
До армии Витя Махов жил в небольшом шахтёрском посёлке на Урале и был обыкновенным шпанистым мальчишкой, с трудом переползающим из класса в класс. Там же в школе он и получил кличку. Мах давно бы бросил школу, но мать настойчиво пыталась сделать из него человека и добилась, что он получил аттестат. И, как бы посчитав свою задачу выполненной, в то же лето умерла смертью праведницы: во сне от инфаркта.
О дальнейшей учёбе при его отметках нечего было даже и думать, и в осенний призыв Маха забрали в ВДВ.
Способности к стрельбе у него проявились рано. От отца, погибшего в завале, когда Витьке было всего двенадцать лет, осталась в наследство старенькая тулка, и через пару лет мама разрешила ему охотиться на болоте. Здесь Мах преуспел и редко возвращался домой без добычи, гордо поглядывая на мать и старшую сестрёнку.
Стрелковый талант сибирского паренька заметили армейские начальники и отправили Витьку учиться на снайпера.
Может и вернулся бы он в свой посёлок героем, ведь военные действия в России практически не прекращались, да вот незадолго до окончания учебки дружок принёс из увольнения бодяжной водки, которую они и приговорили втроём в каптёрке. Врачи откачать сумели только Маха, но он почти полностью потерял зрение.
Долго мотался по госпиталям, пока не попал в этот Центр, где ему обещали провести окончательное обследование, а может, чем чёрт не шутит, попробовать что-то предпринять.
Время шло, но пока обрадовать его врачам было не чем. Родившаяся было надежда за последнее время сошла на нет, и Витёк, скрывавший до этого от единственного близкого человека - сестры - своё увечье, уже подумывал написать ей всю правду, но никак не мог решиться.
Но где-то месяц назад к Маху зашёл медбрат Фёдор и предложил поучаствовать в неофициальном эксперименте.
Фёдор был личностью весьма колоритной. Поговаривали, что до Центра он работал санитаром в психбольнице. Ему ничего не стоило в одиночку скрутить самого разбушевавшегося больного. Там он со своей силищей был на месте, но вот для чего главврач Центра переманил его к себе, так никто и не мог понять.
- Долго говорить я не собираюсь, - прогудел Фёдор, усаживаясь на хлипкий больничный стул у самой кровати Маха, - дело добровольное, но зато и бабки предлагают приличные
- А куда я их дену, эти приличные бабки? - с сарказмом спросил Виктор. - В задницу что ли запихну? Так я и за ней в своём теперешнем положении уследить не смогу.
- У тебя, ты рассказывал, сеструха есть - вот ей на счёт и переведи.
- Да у неё и счёта нет, - по инерции возразил Мах, но призадумался.
Провалявшись долгие унылые месяцы по госпиталям, он находился на грани отчаянья и не очень дорожил своей так не заладившейся жизнью, поэтому принял предложение Фёдора
Сестрёнка приехала сразу же, как только ей сообщили о постигшем брата несчастье. От чего он ослеп, она так и не узнала, но по тому, как с ней обращался молодой человек, помогавший открыть счёт в сбербанке и купивший билет в дорогом вагоне до Горчина, Валя поняла, что Витя стал очень большим человеком.
Отдельная палата в шикарной больнице и круглая сумма, положенная для него на счёт (она получила распечатку из банка по просьбе брата), только убедили Валю, что Витя пострадал в какой-то важной секретной операции.
Правда, через два дня ей пришлось уехать домой, чтобы, как сказал врач, не мешать процессу реабилитации больного.
В тот же день Фёдор сделал первый укол. Мах впервые встретился с проводником и получил от него небольшую порцию особой энергии.
Сегодня энергия переполняла его и, явно, исходила не от проводника.
* * *
Волна огненного шторма, отторгнутая Махом, ринулась в ближайший свободный канал и разбудила Алексея. Ему несколько секунд снилось, что хлебнул крутого кипятка и вместо того, чтобы выплюнуть, проглотил - от этой боли и проснулся.
Сказались навыки военного: вместо того, чтобы паниковать, сумел собраться и остановить обжигающий поток. Быстро сообразив, что чувство появления странной силы ему знакомо и ничем плохим не грозит, Алексей приоткрыл щёлочку, интуитивно понимая, что это подарок, от которого не стоит отказываться. Субстанция, впущенная им, потеряв скорость, уже не казалась такой горячей и спокойно заполнила предназначенное её место, после чего Алексей опять "перекрыл кран".
- Теперь можно и побороться, - пришла странная мысль, а вот с кем бороться и зачем было совершенно непонятно.
За свою жизнь Алексей Михайлович Тенин повоевал немало. После окончания Московского высшего пограничного училища новоиспечённого лейтенанта отправили охранять южные рубежи родины. Всего через месяц после прибытия к месту службы он попал в заварушку со стрельбой, а оттуда в госпиталь. И, хотя ранение в левое плечо было сравнительно лёгким, провалялся в госпитале почти месяц.
Бандитский караван в ходе стычки был уничтожен, и раненый лейтенант получил свою первую боевую награду.
Незадолго до выписки его посетил майор из Москвы и предложил перевестись в недавно созданный отряд "Вымпел". Тенин идеально подходил под критерии приёма: офицер, понюхал пороху, моложе тридцати.
Вот в отряде и началась настоящая жизнь: учёба до седьмого пота на полигоне, в спортзале, в учебных классах (два иностранных языка были обязательны), уникальные ученья, такие как захват АЭС, условное минирование важных железнодорожных узлов и т. д., ну и, конечно, боевые задания.
К октябрю 93-го Алексей уже был подполковником - руководителем группы, когда Ельцин, решив отомстить вымпеловцам за отказ штурмовать Белый дом, перевёл отряд под начало МВД.
Тенин был в числе тех, кто тут же подал рапорт об отставке.
Несколько лет он работал в разных ЧОПах, но нигде долго не уживался, не в силах смириться с нечистоплотной закулисной деятельностью хозяев.
В последний раз оказавшись на улице, решился на создание собственного предприятия. Конечно, если бы не старые связи, у него ничего не вышло, но друзья помогли, а потом он стал помогать им, когда приходило время - выходить в отставку.
Дела шли совсем неплохо. Фирма прогремела на всю столицу, когда ребятам удалось застрелить исполнителя и взять живым его водителя, а с объекта даже волос не упал.
Почти все газеты в один голос писали об этом случае, как о курьёзе. Один из охранников - Михаил Неделин - обратил внимание, что выходящий из соседнего здания мужчина очень похож на бывшего соседа - дядю Гришу, который учил в далёкой Вологде десятилетнего пацанёнка Мишу ездить на велосипеде. Поэтому Неделин, непроизвольно, каждый раз поглядывал на двойника дяди Гришы, хотя тот был проверен и подозрений не вызывал.
И в этот день Миша кинул взгляд на бизнесмена. Всё было, как всегда: чёрный мерседес с водителем, серый кейс - в тон костюма, шляпа, которую уже почти никто не носит, но это был не "дядя Гриша". Киллер каким-то звериным чутьём угадал, что раскрыт, и мгновенно выхватил из кейса автомат. Но не успел даже поднять его, как получил от Неделина пулю между глаз.
Водитель попытался скрыться, но из-за простреленного одним из охранников колеса доехал только до ближайшего столба, где его, прижатого к спинке подушкой безопасности, и взяли ребята Тенина.
Был, конечно, в этом случае элемент везения, но в основном проявился профессионализм. Неделин разглядел в соседе "дядю Гришу", потому что был внимателен к деталям. А опередить противника на долю секунды и уложить его с первого выстрела - это не просто удача. Да и попасть в колесо уходящей машины могут только единицы.
Как бы то ни было - заказы посыпались, как из рога изобилия. Его друг и напарник Володя Солодухин не успевал оформлять договора. Алексею пришлось даже набирать ещё людей. Он строил грандиозные планы, но автомобильная авария усадила его в инвалидное кресло.
Известный хирург - профессор Астахов провёл операцию настолько виртуозно, что о ней ещё долго говорили в медицинских кругах. Но ноги всё равно не повиновались Алексею.
И этот Реабилитационный Центр был теперь его последней надеждой на нормальную жизнь.
* * *
Перед закрытыми глазами Полпота закружились огненные круги, и где-то в затылочной части мозга появилось всё усиливающееся напряжение. Это не очень приятное ощущение уже давно стало предвестником удивительных событий, когда приходят сны похожие на реальность, в которых тело не лежит колодой, а снова слушается и радуется жизни. И неважно, если во сне придётся подчиняться командам постороннего голоса, диктующего, что делать, - чувство полноценности существования окупает всё.
Поначалу Юра пытался сопротивляться приказам, но тут же просыпался в своей кровати - полностью парализованным калекой. Поэтому теперь он вёл себя, как дрессированный пёс, наслаждаясь жизнью под диктовку того, кто называл себя Проводником.
Но в этот раз никаких приказов не последовало. Откуда Полпоту было знать, что до него докатились остатки энергетического вихря, посетившего уже Маха и Алексея.
Ещё в детдоме Юре Потину дали кличку Пот. Когда он подрос, то стал предводителем группки хулиганов, которая держала в страхе всех воспитанников. Тогда и получил новое погоняло, полностью соответствующее его жестоким забавам, - Полпот.
Благодаря природной хитрости и изворотливости, он умудрился закончить школу, так и не попав в колонию для малолетних преступников, а продолжил свои неприглядные делишки в армейской учебке.
Но особенно развернулся в Чечне. Его дикие выходки заставляли содрогаться даже закалённых ветеранов зачисток. Всё шло к тому, что попал бы он в дисбат или тюрьму, но, как видно, слёзы и мольбы жертв дошли-таки по адресу, и Полпот нарвался на растяжку. Наказанье свыше состояло в том, что погибнуть героем ему не довелось - врачи постарались, остался жив, вот только нужна ли такая жизнь?!
Даже прекратить свои мученья, покончив собой, он не мог: всё, что Полпот мог делать - это невнятно говорить, шевелить пальцами одной руки, моргать глазами и чуть-чуть двигать головой.
Как ни странно, тело не потеряло чувствительности, что вместе с кучей неудобств (всё время что-то чесалось или болело) позволяло, по словам врачей, надеяться на восстановление утраченных функций; но время шло, а положение не менялось.
Всколыхнулась было надежда, когда его перевезли в реабилитационный центр, но быстро сошла на нет - никаких изменений в состоянии не произошло, разве что уход стал получше и бельё почище.
После несбывшихся мечтаний наступившая депрессия была ещё черней, и оставалось только скрипеть зубами. Даже такой частый среди страдающих людей вопрос, обращённый к богу: "За что?", он не имел права задать - вся его предыдущая жизнь было сплошным ответом на него.
Несмотря на старания санитарок, свежие весенние сквознячки, залетевшие с окрестных лесов, не могли развеять больничный воздух, настоянный на запахах лекарств, испражнений и казённой еды. И то, что он не мог уйти от всего этого, особенно угнетало. Даже наличие такой роскоши, как отдельная палата и телевизор, которым можно было управлять, сжимая во рту штырёк, заменяющий пульт, не могли примирить Полпота с незавидным существованием.
Но однажды всё переменилось.
- Фёдор, - буркнул с порога новый медбрат голосом, больше подходящим для бригадира грузчиков.
Размерами и комплекцией Фёдор напоминал девятиэтажку, которых много понастроили на закате советской власти. Его тело явно не умещалось в стандартном белом халате, и боязнь нанести по неосторожности вред больничному имуществу делала движения ещё более неуклюжими.
Но огромные как брёвна ручищи с лопатообразными ладонями оказались на удивление ловкими, больной даже не почувствовал, как брат милосердия, похожий скорее на громилу, сделал ему укол в вену.
В отличие от Маха никаких предложений или объяснений Полпот от Фёдора не получил, с беспомощным детдомовцем, как видно, решили не церемониться.
- Куда он на хрен денется? - с усмешкой сказал проводник, инструктируя по телефону своего помощника. - Это для него скоро станет посильнее наркотика.
Фёдор не очень понимал суть разговора, но в детали вникать и не хотел.
Когда он нашёл в почтовом ящике плёнку, на которой было заснято, как санитар насилует вверенных его заботам больных, Фёдор так перепугался, что готов был на всё, лишь бы эта кассета не увидела света. Но оказалось, что это совсем не конец, а начало новой, более интересной жизни. Правда пришлось бросить своих ненормальных наложниц и перейти в этот центр, но зато появились деньги на проституток - проводник платил хорошо.
А с кем и как себя вести, Фёдору было глубоко плевать, он просто следовал инструкциям, не забивая голову размышлениями.
- Спи, сердешный, - почти ласково сказал Фёдор, убирая в карман шприц, но Полпот не слышал его слов. Тело вдруг сделалось вялым, пропала тяга ко всякому сопротивлению, а в первую очередь - сну, в котором его уже ждали.
Сегодня было что-то новое - он не спал, однако чувствовал силу, которая раньше была признаком появления Проводника.
3.Событие районного масштаба.
Вера Григорьевна задержалась на совещании и пришла, когда солнце уже
склонилось к горизонту и тени домов вытянулись на восток, предвещая наступление вечера.
Аня проснулась с тяжёлой головой и ватными ногами.
- Это я тебя разбудила? - заглянула в комнату тётя Вера. - Ну и ладно. На закатное солнце спать нехорошо. Умывайся и на кухню.
Аня приняла холодный душ. Вялость во всём теле отступила, да и голова просветлела. Одела свои просохшие вещи, слегка коробящиеся после дождевой воды, и прошла на кухню. Там её встретили накрытый стол и улыбающаяся Вера Григорьевна.
- Толя говорил: "Сразу к нам", - а я подумала, что тебе надо к дому привыкать. Опять же, мешать никто не будет всласть поболтать. Да, с вещами, я думаю, завтра разберёмся.
- Чего - то вымоталась в дороге, - пожаловалась Аня. - Спала плохо, а под утро ещё кошмар приснился, так до самого Горчина уже не ложилась.
- Это мы сейчас поправим, - весело сказала Вера Григорьевна. - Что пить будешь: вино или со мной водочки?
- Лучше водки чуть-чуть. Костя всегда говорил, что сто грамм хорошему человеку повредить не могут.
После этих аниных слов тётя Вера тяжело вздохнула, достала из морозилки запотевшую бутылку и налила по пол стопки.
- Да, девонька, много ты горя видела, пора к счастью прибиваться. Давай за это и выпьем.
После второй рюмки Вера Григорьевна рассказала последнюю горячую горчинскую новость, из-за которой она, собственно, и провела большую часть дня на совещании в мэрии.
На утреннем заседании руководства города произошёл скандал.
Когда все уже расселись по местам, в кабинет вошла немного припозднившаяся главный врач города, абсолютно голая. (Как позже выяснилось, разделась она прямо в приёмной, дав увесистую оплеуху секретарше, пытавшейся помешать этому.) Совершенно спокойно подошла к столу и уселась на свободное место. Первым опомнился управляющий делами. Он кинулся к Виктории Самвеловне, срывая на ходу с себя пиджак, и попытался укрыть её. Но главврач сбросила пиджак с плеч со словами: "Ах, оставьте, Пётр Алексеевич, тут так жарко".
Все молча повернулись к мэру, а тот снял трубку и вызвал скорую, объяснив, что происходит.
Через десять минут в мэрию влетели два здоровенных санитара в белых халатах, готовых спеленать кого угодно, а следом появился запыхавшийся зам начальника горчинской милиции.
Но крайние меры не понадобились. Буквально за пару минут до их появления Виктория Самвеловна пришла в себя и в ужасе кинулась из кабинета. В приёмной секретарша робко показала её рукой на кучку одежды, и та стала лихорадочно одеваться.
- Проводите главврача города домой, - приказал вышедший в приёмную мэр милиционеру.
Тот взял под козырёк и открыл дверь перед обескураженной женщиной.
- А мы сделаем небольшой перерыв, - объявил глава города теснящимся в дверях за его спиной соратникам.
Вот тогда-то вызвали в мэрию в срочном порядке Веру Григорьевну и назначили временно исполняющей обязанности главврача города.
- Так что ты сейчас с большим начальством водку пьёшь, - со смехом закончила тётя Вера свой рассказ.
Так за разговорами и воспоминаниями они засиделись допоздна. Поздний обед (или ранний ужин) постепенно перешёл в чаепитие, и Вера Григорьевна опомнилась, когда за окном уже совсем стемнело.
Она позвонила мужу, и Аня вышла проводить гостью.
Муж тёти Веры не рискнул ехать по лужам в глубину двора, так что женщинам пришлось прогуляться до самой улицы.
- Ну, нет у вас, девки, совести, - с шутливым негодованием прогудел Анатолий Петрович, вылезая из машины и обнимая Аню, - не правильно это, когда бабы без мужиков водку пьют.
- Я здесь надолго, дядя Толя, ещё наверстаем, - рассмеялась Аня, снова почувствовав себя девчонкой.
Возвращаясь, Аня заметила, что под деревом при слабом свете покачивающейся на ветру лампочки продолжают свою игру доминошники.
Она остановилась и пригляделась, но никого не узнала. Сменились люди, а в остальном всё было в точности, как пятнадцать лет назад....
Купив билет до Москвы, Аня шла домой в приподнятом настроении, но тут увидела впереди Крапа и Птаху. Быстро спряталась за угол и стала оттуда наблюдать, надеясь, что эта пара долго во дворе не задержатся.