Я сижу за письменным столом, подперев голову руками. Как я устала, спать хочется. Но осталось немного... Не забыть бы завести будильник. Все кружится, кажется, сейчас я усну. Мысли в голове перепутались... "Самое радостное событие в твоей жизни, это выпускной... Вот поступишь, будет у тебя своя самостоятельная жизнь... Нельзя обращаться с деньгами, как со свиньями..."
Год 1992. Я с двумя большими сумками стою на автовокзале большого города и оглядываюсь по сторонам. Типичная провинциалка, ситцевое платье, панамка, босоножки. Два таксиста, молодой и старый настойчиво предлагают недорого подвезти. Надо идти, чтобы они отстали.
Одна сумка легкая, с вещами. Вторая, где еда и книги, тяжелее. Ее я взваливаю на плечо и, подхватив вторую, начинаю идти. Как же мама говорила? Спуститься вниз, потом по "Еременко" вверх, и через десять минут будет "Долгая". А где спуститься? Автовокзал находится на холме, куда ни пойди, везде нужно идти вниз. Но когда я подхожу к лестнице, где ступеньки из желтого ракушника, как мне сразу все становится ясно. Вот эта светлая широкая улица должно быть "Еременко". Налево улица идет вверх, туда я и направляюсь.
Мне семнадцать лет, я приехала поступать в институт. Хочу в Политех, но если не поступлю, то можно куда-то еще. Сейчас я иду к подруге тети Лены, Свете. У нее я буду жить до экзаменов. Я ее никогда не видела, но тетя Лена говорит, что все будет в ажуре: "Свете как раз нужна постоялица, такая, чтобы не гуляла".
Бумажку я, конечно, забыла, но память у меня прекрасная: "Долгая 38, кв. 6, Света". Надо еще будет по дороге купить бутылку шампанского на подарок, не захотела из дома везти, тяжело.
И вот уже десять минут, как я иду наверх. Улицу "Еременко" пересекают другие улицы, но далеко не на каждой есть название. Я начинаю поддаваться панике, кручу головой по сторонам, потому, что даже легкая сумка стала тяжелой. Где же "Долгая"? Надо кого-то спросить. В подворотне, опираясь на клюку, стоит старушка древнего возраста в темном платке. Я подхожу и, как можно вежливее, спрашиваю:
--
Извините, не подскажете где здесь "Долгая"?
Она смотрим непонимающим взглядом, видно не слышит, потом кричит:
--
Вовка?! Нету Вовки, отвяжись от него, последний раз говорю!..
Я не слушаю, поворачиваюсь и иду дальше. Эта встреча надолго отбила у меня охоту останавливать прохожих. Но где же все-таки "Долгая"? Может, я пошла не по "Еременко"? Но тут же успокаиваюсь, несколько домов назад, на стене мелом было написано "Ерем".
А может, мама напутала? Может, все-таки вниз? В этот момент из-за поворота выходит парень. Вид у него потешный: потертая кожаная куртка, надетая прямо на белую майку безрукавку, кепка бейсболка, сбившаяся на бок, но самое главное это громадный мешок, связанный из грязной простыни. Из-за этого мешка он согнулся в три погибели, и даже лицо у него скрюченное, то ли от напряжения, то ли от пота, обильно заливающего лицо.
Я усмехнулась против воли, и он заметил, нахмурился. Мне тут же стало стыдно, и от волнения я брякнула, не знает ли он где "Долгая". Парень обрадовался возможности отдохнуть, плюхнул свой мешок на асфальт, сквозь приоткрывшуюся щель я увидела груду книг, и поправил сбившуюся кепку.
--
"Долгая"... Или эта, или следующая, я этот район не сильно хорошо знаю.
И вдруг посмотрел на меня внимательней и быстро спросил:
--
Ты с Арциза?
--
Ага, - огорченно киваю я.
Конечно, каждый с первого раза узнает во мне провинциалку: сумки, адрес спрашивает. Хотя как он город вычислил? По акценту что ли?
--
Ты... - парень на секунду задумался, - Женька.
Я смотрю внимательно и вполне, даже абсолютно уверена, что его лицо мне не знакомо, память у меня хорошая. Тем не менее, ставлю сумки, невольно потирая онемевшие ладони, и смотрю еще внимательней. А парень уже широко улыбается во все свое скуластое лицо:
--
Олимпиада по математике три года назад.
Точно, как я могла забыть! В восемьдесят девятом я заняла второе место в районной олимпиаде и сначала была жутко рада. А потом, наверное, от волнения, расплакалась. И он, занявший первое место, утешал меня, молол всякий вздор, повторял растерянно:
--
Ну что ты, Женя, ты же второе место заняла...
А я тогда даже имени его не спросила. Теперь мы стоим, друг против друга и улыбаемся.
--
И куда ты идешь? - спрашивает он.
--
Ты же слышал, на "Долгую".
--
Это я понял.
--
К знакомой, жить у нее буду. А ты куда? - киваю я на мешок.
--
А это я переезжаю из общаги на квартиру. Сумки кончились, так я учебники в простынь.
Мы смеемся.
--
Значит "Долгая", - задумчиво говорит он. - Сделаем так: ты постой с вещами, а пройду, посмотрю, что эта за улица.
Он быстро пошел вверх по улице. Пройдя шагов сто, вернулся:
--
Нет, это "Спортивная", значит "Долгая" следующая.
Но "Долгая" была не следующей, а лишь третьей по счету. Впрочем, сейчас идти было гораздо легче, потому что не скучно. Я успела кратко рассказать о себе, и узнала в свою очередь, что его зовут Вася, что он учится в Нархозе, перешел на второй курс. Что из общаги на квартиру его заставила переехать мать.
--
Нет, все правильно, - вздыхает он, - садишься учиться, кто-то обязательно встает: - Есть мужики в доме? То есть в карты играть. И начинается... ну и дни рождения часто, и просто так...
Вот и "Долгая". Надо прощаться, но Вася решительно машет рукой:
--
Ладно, провожу.
--
С мешком?
--
Не умру.
Я рада. Поступлю, сначала не до друзей будет, а когда обживусь - скучно одной в чужом городе. А с Васей можно будет адресами обменяться, встречаться. Мы продолжаем идти, весело болтаем об Арцизе, даже нашли пару общих знакомых.
Но все-таки эта "Долгая" действительно долгая, когда же 38-й дом? Мы уже два раза отдыхали. Первый раз просто так, второй раз у магазина, взять шампанское. Когда я зашла, внутри стояли трое ребят, изучали вина, считали мелочь. Молодые, моего возраста. Все трое какие-то одинаковые: высокие, худые, с длинными волосами. Я расплатилась и уже уходила, когда у дверей услышала, что они попросили бутылку "Аксомита", лимонного ликерного напитка и две водки.
Ну, наконец, дошли. На двухэтажном доме висит табличка "38". Я в изнеможении ставлю сумки и сажусь сверху, сейчас у меня нет сил переть их наверх. Вася тоже запыхался, он утирает со лба пот, а потом советует: - Сходи пока налегке, потом спустишься, заберешь, а то вдруг ошиблись. Я поднимаюсь, в руке прозрачный кулек с шампанским. "Так, где у нас шестая, ага, кажется вот этот звонок".
Открывает девушка, лет восемнадцать на вид. Она очень красивая, особенно бросаются в глаза черные, просто вороные волосы до плеч. Одета в халат и тапочки на босую ногу.
--
Здравствуй, я Женя.
--
Привет, а я Надя.
--
А Света есть?
--
Так ты к Свете? Она позже будет, заходи.
--
У меня сумки внизу.
--
Одни?!
--
Нет, Вася сторожит.
--
Так давай его сюда. У меня День рожденья сегодня, сейчас гости будут, каждая минута на счету, давай помогать.
Я кубарем скатываюсь вниз. Васю долго уговаривать не надо, он здорово устал. Вдвоем мы поднимаемся на второй этаж, идем на кухню помогать Наде.
На кухне все шкворчит, шипит, горит, жарится, тушится. Чад неописуемый. В этом аду, именуемом кухней, бегает, суетится Надя. Я и Вася с головой окунаемся в этот веселый круговорот. Надя говорит, что по времени гости уже должны быть, но "слава Богу, опаздывают".
Стол будет не очень богат, по нашим Арцизным меркам: салат Оливье, жареная картошка с отбивными, тушеная капуста, и бутерброды со шпротами и с сыром. От избытка чувств, что сегодня такой хороший день, я достаю из сумки кусок копченого мяса, который на дорогу завернула мне мать.
--
Спасибо, - радуется Надя, - а шампанское ты тоже из дома везла?
--
Нет, у вас в магазине взяла.
--
В этой стекляшке?! Сколько оно стоит?
Услыхав цену, всплескивает руками:
--
Ты, что! Нельзя обращаться с деньгами, как со свиньями!
Скоро Надя убегает в комнату переодеваться, мы с Васей остаемся одни. Он полезный помощник, ничего не спрашивает, не в свое дело не суется, делает мужскую работу: режет хлеб, сыр, открывает консервы, носит посуду, разливает компот.
Слышен переливистый звонок, потом голоса в коридоре. А у нас на столе одно Оливье. Впрочем, картошка и капуста тоже готовы, остались лишь отбивные и бутерброды. Гости заходят на кухню. Вот смех, это те самые ребята, что я встретила в магазине. Их зовут Жора, Боря и Виталик. Познакомившись, они идут в комнату, а мы с Васей продолжаем готовить. Он ворчит, что "могли бы и помочь", на что я резонно возражаю, что "у нас почти все готово".
Через пол часа мы сидим за праздничным столом. Я надела белую рубашку и черную короткую юбку. Напротив меня Надя, слева Вася. Ему не во что переодеться, но Вася чувствует себя очень спокойно в своей безрукавке, едва прикрывающей его сильное, мускулистое, коричневое от загара тело, и добросовестно уминает картошку с отбивной. Мои сумки и Васины книги затащили в спальню.
--
Ну что, первый тост за именинницу! - поднял бокал Жорик. - Желаю тебе, Надька, здоровья, счастья, а еще больше денег.
Еще неизвестно придет ли она, - хмуро заявляет Боря, кажется он всегда хмурый.
--
Почему?
--
Миша сказал, что он ее на шашлыки сегодня повезет.
--
Вот, гадина, что же она мне не сказала?
--
Чтоб ты на хвост не упала и не решила отметить праздник на природе, - хихикает Виталик и подмигивает мне. Сейчас я уже хорошо различаю собравшихся, и ребята не кажутся мне одинаковыми. У Борьки, например, над губой родинка, у Жорика волосы слегка вьются. А у Виталика хитрые маленькие, постоянно бегающие глазки, и он избегает смотреть ими в глаза собеседнику. Из-за этих своих глаз он мне больше всех не нравится. Такое впечатление, что человек сделал подлость и теперь боится, чтобы об этом не узнали. Но я отвлеклась, а между тем разговор за столом идет на повышенных тонах:
--
Так что Мишке жалко нас на природу свозить? - возмущается Надя.
--
Все мы и не поместимся, - басит Борька.
--
Поместимся, мы всемером в его "Волгу" залезали, и еще место было.
--
А зачем мы им? - хихикает Виталик. - Они поедут себе в укромное место, на лиман, где никого нет, с ночевкой.
--
Как будто мы им мешали бы. Затащил бы ее в камыши и жарил сколько душе угодно, хоть всю ночь, - громко смеется Надя. - Ладно, давайте выпьем, водка стынет.
Мы чокаемся. Я пью шампанское одна, остальные водку. Некоторое время за столом было тихо - уничтожали запасы, потом пыл остыл, пошли разговоры.
Я говорю мало, в основном отвечаю на вопросы. Вася и Боря тоже молчат. Зато Надька, с Виталиком и Жориком тарахтят без умолку. Честно говоря, Надя мне нравится, хотя она немного вульгарна, а вот ребята совсем не нравятся, вот может Борька, только, ничего. - Мужчина должен молчать, - говорит мой папа. А эти тарахтят, как сороки. Вот Вася молодец - говорит по делу, с достоинством, не ржет каждую секунду.
И анекдоты их тоже пошлые, я улыбаюсь только из приличия. Вообще начинаю чувствовать себя не в своей тарелке, может потому, что я провинциалка? Хотя мне кажется, что Васе компания тоже не по душе, потому, что он сидит хмурый, угрюмый, лицо в тарелку и ожесточенно ест за троих. А вот мне есть совсем не хочется, хоть я позавтракала рано утром. Может это от волнения? Впереди поступление и все такое.
Потихоньку мои мысли переключились на институт, как я буду поступать, учиться, если поступлю, конечно. Нет, поступлю, должна поступить, зря, что ли на этих олимпиадах призовые места брала? Жилье есть, друг уже есть, что еще надо..?
--
Второй за родителей, - выводит меня из раздумий громкий голос Жорика.
Мы пьем, и потом я наклоняюсь к Васе.
--
Вася, а как ты потащишь дальше все?
Он вздыхает:
--
Как-нибудь.
--
Может, машину возьмешь?
Вася хмурится:
--
Ты думаешь, чего я пешком иду? Деньги у меня украли.
Я чувствую себя, как будто меня дубиной ударили. Страшнее и быть ничего не может, как потерять деньги или документы. Наверное, у меня такое испуганное лицо, что Вася тихо смеется:
--
Да ты что? Там тысяч пятьдесят всего было.
Теперь мы смеемся вместе, я уже облегченно, а он надо мной, над моим испугом.
Еще один тост. Хотя Вася пьет водку, к вину и шампанскому не прикоснулся, и не пропустил ни разу, но кажется, я пьянее его. Странно, это не первое мое шампанское в жизни. Наверное, с голодухи подействовало. Ребята, кстати, тоже пьяны, у Виталика язык заплетается, Жора не лучше. Это потому, что они мешали водку с ликером.
Около восьми начинаются танцы. Нас с Надей всего двое, поэтому приглашают по очереди. Не хочется отказывать и приходится терпеть. И чего они так жмутся, ведь сигаретами воняет и вообще... Я уже такая пьяная, что смысл речи от меня ускользает, и я просто улыбаюсь. Виталику, с которым я сейчас танцую, это нравится, он еще крепче жмется ко мне.
В какой-то момент я обращаю внимание, что Васи и Бори нет, в комнате всего две пары, хотя при слабом свете, который дают две свечи (для интима), можно и ошибиться. Виталик опять что-то шепчет мне на ухо, я опять улыбаюсь, наверное, очень глупой улыбкой. Мы идем в комнату, он кладет меня на кровать; да это правильно, я устала. Глаза сами закрываются, я проваливаюсь в черную дыру.
Я лежу, завернутая в простынь, меня куда-то несут. Я поняла это совсем недавно, до этого мне казалось, что я карабкаюсь по горам, а в ущелье очень тесно, горы давят со всех сторон, я падаю. Видимо, это был сон. Интересно, куда меня несут? Мне интересно, но я так устала, что мне лень пошевелиться, а, кроме того, я так мерно покачиваюсь в такт шагам, что потихоньку начинаю снова засыпать...
Ой, меня ставят на землю. На твердую холодную землю. В последний момент край простыни резко вырывается из чьих-то рук, а я больно стукаюсь ногой об камень. За что? Я с укором смотрю вверх. Вася! Милый Вася.
--
Куда мы идем, Вася?
--
Очнулась, - он запыхался, тяжело дышит (еще бы: во мне пятьдесят шесть кило!) - Ты слышишь меня?
Я киваю.
--
Влипли мы, Женька.
--
Почему? - голос у меня слабый, сама ели слышу.
--
Понимаешь, когда я вышел во двор с Борькой, покурить, смотрю: на соседнем доме "Прохоровская" сорок. Я Борьку спрашиваю: - Это что так раньше "Долгая" называлась? А он мне: - Нет, "Долгая" раньше идет. Тут я все понял. Помнишь там, на "Долгой" изгиб был? Ну не важно, мы думали, что это продолжение улицы, а это конец. Мы не по твоему адресу пришли, понимаешь?
Он берет простынь, кряхтя, взваливает меня на спину, и идет дальше. Сразу становится тепло, я снова покачиваюсь в такт движению, точно на волне, а голос Васи слышу приглушенным, словно он глаголет из другого измерения.
--
Как я потом понял, эта Света, что на шашлыки поехала, обещала с подругой прийти, ну и решили, что это ты.
--
Но самое главное не это. Ребята на тебя глаз положили, особенно Виталик с Борькой, Жора тот к хозяйке клеился. Я так понимаю, сыпанули тебе в шампанское что-то. Ты не обратила внимания на вкус?
Я отрицательно мычу. К горлу подкатывается комок, меня начинает тошнить.
--
Неважно, не могло тебя так от двух бокалов развезти, да ты второй даже не допила. Словом, когда я пришел назад, смотрю тебя нет, быстро шасть в комнату и вижу: ты лежишь на кровати в одной майке и в трусах, а над тобой Виталик склонился, юбку складывает, аккуратно так, гад. Ну и немая картина, он на меня смотрит, я на него. Тут сзади Борька подходит, подмигивает Виталику. Я быстренько соображаю: их трое, я один. И начинаю молоть всякую чушь, что в голову придет. - Ой, как все здорово, какие классные ребята, как хорошо посидели, а Женька вырубилась, можно она у вас на ночь останется? Они ржут: конечно, можно. Я говорю: - Ну давайте выпьем на посошок, да я пойду. Выходим из комнаты, я думаю, как нам выбраться, но в голову ничего не приходит. Виталик с Борькой рады радешеньки, тут и Надька с Жориком выходят из какого-то угла, растрепанные, она юбку поправляет. Надо выпить. Хватились, а водки нет, кончилась. Тут у меня заискрило в голове, говорю: - А купить нельзя, поздно уже? Они: - На "Средней" всегда водка есть, были бы деньги. Тут я иду, извини, конечно, за твоей сумочкой, беру деньги и даю им на водку. Кто пойдет? Вызвался Борька. - Иди и ты, - говорят мне. Так, нехорошо, давяще. Я прикидываюсь дурачком: - Ребята, поздно уже, я пойду, родители будут ругаться, добираться далеко. Тут они успокоились, решили, что пойдут Виталик с Борькой, одному все-таки боязно, да и не доверяли, наверное, друг другу. Словом, они одеваются, Жорик Надьку опять куда-то поволок, а я в комнату за вещами. Они мне: - Мы тебя внизу ждем. Это чтоб я их не обманул. А я: - Книги только возьму и спущусь, спешу, меня батя и так убьет...
Тут Вася останавливается, осторожно спускает меня на землю. Он устал, утирает со лба пот; еще бы: во мне пятьдесят шесть... у меня больше нет сил терпеть: тошнит. Вася деликатно отворачивается. Господи, как мерзко! Чтоб я еще хоть раз в жизни, хоть одну каплю... но зато теперь легче. Тут я, наконец, вижу, что я в одних трусах и в майке и, застеснявшись, быстро заворачиваюсь в простынь. Вася смеется:
--
Так вот, забегаю я в комнату - ты труп. Книги под кровать, тебя заворачиваю в простынь и на выход. Хорошо внизу полумрак, все лампочки побиты, только луна светит. Они ничего не заметили, посмеялись еще над моим мешком, и пошли себе. Я в противоположную сторону. Вот так с тобой и топаю.
Он взваливает меня на спину. Я раздумываю: смогу ли идти сама, но понимаю, что нет: ноги словно ватные, и все тело, как не мое.
--
А куда мы идем?
--
Ко мне, на квартиру.
Потихоньку вся серьезность положения доходит до меня. Я практически без одежды, мои вещи неизвестно где, мои документы тоже...
--
Сумочка!
Вася смеется:
--
Ну, я ее как в руки взял, так не выпустил. Здесь она, за пазухой.
Слава Богу, документы, деньги у меня, можно жить. Я только успеваю успокоиться и удобно примоститься на его широкой спине, как раздается резкий скрип тормозов. Я снова опускаюсь на холодную землю.
У дороги стоит желто - зеленый "УАЗик". Открывается дверь, выходит милиционер, два милиционера. Подходят к нам, представляются. Вася начинает говорить. До меня не сразу доходит смысл сказанного: шли домой, со дня Рождения, да, выпили, оставил девчонку на пять минут, ограбили, раздели. Милиционеры смотрят его документы, склоняются надо мной.
--
Что ж это вы, - с огорченьем говорит лейтенант, садясь на корточки, - ночью ходите?
Я вздыхаю, шмыгаю носом, кутаясь в простыню. Вид у меня должно быть самый, что ни на есть жалкий.
--
Когда случилось?
--
С полчаса.
--
Где?
--
"Прохоровская", "Долгая".
--
Ищи их теперь, - вздыхает лейтенант своему партнеру. - А куда идете?
--
На "Пригородную".
--
Я бы подвез вас, - встает лейтенант, - да вы пришли почти. Будьте осторожнее в следующий раз.
Они идут к машине, садятся, и "УАЗ" скрывается за углом. Вася снова взваливает меня на плечо, но и на этот раз далеко мы не ушли.
Вначале я просто слышу какой-то шум, потом он начинает походить на крики. Я в который раз опускаюсь на землю, на этот раз на асфальт. Смотрю назад: нас догоняют трое ребят. Да это же Жорик, Виталик и Борька! Удрать бы. Видимо, Вася тоже об этом думает, оглядывается по сторонам. Вон и сквер недалеко, но куда со мной побежишь. Поэтому Вася спокойно ждет ребят, крепко сжав кулаки.
Ребята совсем близко. Они очень злые, особенно Виталик, аж слюной брызжет. Ужас! Я закрываю глаза: сейчас Васю будут бить, а меня насиловать.
--
Ну, козел, (это Виталик) сейчас ты за все ответишь!
Рев мотора. Сначала негромкий, потом звук нарастает, подобно реву самолета. Из-за поворота вылетает знакомый "УАЗ" и, набирая скорость, летит к нам. Все происходит очень быстро: не успев толком опомниться, ребята бросаются к скверу, "УАЗ" наперерез, мы с Васей остаемся на месте.
Ребята успели к скверу первыми. Через несколько секунд подоспела машина, лейтенант и его напарник бросились в черноту деревьев. Прошло минуты три, в темноте мелькнул огонек фонарика, а потом вышли наши милиционеры. Оба разгоряченные погоней, вид огорченный, особенно у лейтенанта.
--
Ушли, гады, там дыра в заборе. Это они?
Я киваю.
--
Все, теперь я вас не отпущу, довезу до самого дома.
В машине немного тесно, я крепко прижимаюсь к Васе.
--
Вовремя вы подоспели, - Вася смеется.
--
Да, повезло вам. Михалыча благодарите, настоял, чтобы мы вернулись, посмотрели, где все это произошло, всякое бывает. Так развернулись на площади и обратно. А тут вы и они. Жалко ушли...
Вася наклоняется вперед, показывает шоферу, какой дом, действительно рядом. Машина останавливается у серой Хрущевки, прибыли. Я обнаруживаю способность двигаться самостоятельно, и вылезаю наружу. Мы тепло прощаемся с нашими спасителями и идем к дому. Впрочем, я скорее бреду, опираясь на Васю, вся закутанная в простыню. Настоящее приведенье, не дай Бог, кто увидит!
Вот почти и все. Весь следующий день я приходила в себя. Вася сходил на базар, купил мне юбку, туфли, и вечером я пошла к Свете, настоящей Свете. От нее позвонила домой, и вовремя, потому, что родители чуть с ума не сошли, куда это я пропала. Через день я подала документы, а еще через неделю сдала экзамены и поступила в Политех. Сейчас я на шестом курсе, пишу диплом. Вася уже закончил, получил диплом, работает. Завтра мы расписываемся. На ту квартиру мы никогда не ходили, хоть Вася долго рассчитывался за книги, и мне жалко было своих вещей. Последний вопрос, зачем я все это написала? Прочитала несколько дней назад "Три товарища" Ремарка про послевоенное время в Германии, гиперинфляцию и подумала: а ведь у нас то же самое было, и совсем недавно. Инфляция, рэкет, бандиты. А я уже забыла многое, например не помню, сколько бутылка шампанского в той стекляшке стоила: сто тысяч, или двести, нет, кажется, миллион. А еще через десять лет эти мелочи, совсем уйдут из памяти, останется только главное: как мы с Васей встретились. Дети, наверное, скажут, что это какое-нибудь смутное время было или героическое, но мне оно казалось обычным, только многие злые были и распущенные, как та троица...