Лаури Фарне : другие произведения.

Лес, огонь и Джиневра

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всю жизнь эти двое с ней рядом.Так близко, что кажется - мечты.Только иногда они обретают плоть и приходят на помощь. Беснуется гроза, плачущий ребёнок в тёмном доме что-то ищет на полу.В то же время во Франции открывается заповедник, полный волшебных чудес. Но нет на свете существа более противоречивого, чем Эрика Джиневра! Пусть хуже, но она всё сделает сама.
  
   Впервые она увидела его в том месте, которое называется сон. В том пустом доме с большими окнами, куда барабанил дождь, а во всех комнатах пылали свечи. Он ползал, как ребенок, на полу среди исписанных листов, ища потерянную ноту. Он плакал, так тоскливо и жалобно, что смерть отпускала в раздумье дверную ручку и мокла под дождем. Он все искал, искал...Сердце все билось, билось, оплетенное сеткой сосудов, перевитое сеткой кровавых ручейков, которые жили, сплетались, бежали вниз...Сердце, пронзенное стрелой, не желало останавливаться. Или то было перо для письма?..
  Он нашел ноту и вскрикнул от радости. Жар заструился по жилам, он вскинул голову, запел и умер. Хлопнули ставни. Она вздрогнула и проснулась, придавленная тяжестью своих одиннадцати лет.
  Ее звали Эрика Джиневра.
  
  Потом была весна, цвели деревья, множество лет подряд цвели деревья, с безумной щедростью разбрасывая волны душистой пены, и она забыла. Сидела в парке и листала учебник. Надоело. Потянулась в карман за сигаретами и нашарила чуть помятый образок святой Филомены. Стрелы в руках у той обеспокоили Эрику. Она хотела молиться, но лишь пошевелила губами. Тополиный пух комком пролетал мимо, она и дунула на него. И все. Белый, пушистый, любопытный...а за спиной, таясь от солнечного света, мелькнула тень, состоящая из маленьких блестящих лезвий.
  Эрика рано вернулась домой.
  Гроза смыла рисунки с асфальта. Эрика часто приходила в парк и не боялась.
  Через полгода ночь погнала ее из дома. Вспоминалась весна, поцелуи горели на губах, и она почти бежала. Летела в струе теплого ветра среди угловатых теней, и летела, конечно же, в парк.
  Распласталась на любимой скамейке, глядя в звезды, прижималась щекой к зеленой крашеной доске, на которой лежали в ряд крупные тяжелые капли, и в приливе вдохновения орала, будто поздняя кошка. Она совсем не умела петь.
  Тогда она снова видела его, но другого.
  
  "Он" как понятие, некий собирательный образ. Девушки лет пятнадцати, духовно еще незрелые, лепят его на основе своего идеала мужчины. Но в нем вы обязательно найдете черты отца. Помощи и защиты, о благородный рыцарь!
  От кого? От чего?.. У существа, огражденного и согретого, отпадает потребность с личном росте."
  Э. Дж. Мелу. Дневник.
  
  ***
  Она видела его в полосах света и тени. Художник поторопился. Тьма, скамейки, асфальт. И поперечные полосы света от вечно неспящих фонарей. Несколько мазков, и пейзаж окончен. Налетай!
  Эрика опустила руку во влажную траву и бездумно зашарила там. Искала нечто маленькое и округлое.
  Он шел, пересекая свет и тень. Они клубились и смешивались. Над дорогой завис туман.
  Эрика, сгорая от любопытства, встала и поспешила за ним. Мужчина в сером пальто шел размашистым шагом, но абсолютно неслышно. На озере задушено крикнула цапля. Эрика волевым движением согнала со спины мурашек, и постаралась не так громко топать.
  Низко надвинутая шляпа скрывала почти все его лицо. Он шагнул в тень, прислонился к стволу и стал ждать утомительно долго. Время от времени он нюхал белоснежную розу, судорожно сжимая ее в пальцах. Наконец хрупкий стебель не выдержал. В ответ на треск он дернулся и втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Искрошил розу в руке и сжал кулак. Маслянисто блеснула кровь.
  Эрика облизнулась в темноте. Любопытство так и пожирало ее.
  Он достал телефон, и казалось бы тихо сказал:
  - Позвони...позвони же. Я не могу без тебя жить.
  - Так позвони ей сам, - она вышла из темноты. - Ждать, друг мой, экономически невыгодно!
  - Не могу. Она ведь спит. И видит сны. Я не могу ее будить.
  - Тогда хотя бы поговори со мной!
  - Думаешь, поможет?
  Он подал руку Эрике, и они закружились по аллее в вальсе. Раз-два-три...
  - Видишь ли, мы знакомы с одиннадцати лет. А потом я ее встретил. Как мы любили мечтать вслух!
  А потом...недавно...она сказала, что не может никому принадлежать, что я младше ее и должен слушаться...
  Это неправда, но я был готов. Знаешь, когда ты готова отдать жизнь за кого-то, все остальные уступки кажутся мелкими и незначительными. Потом она сказала, что любит меня как друга, это после кольца-то...И что у нее много таких друзей. Не подумай чего, она абсолютно чиста. Даже слишком чиста, если можно так выразиться!
  - Не надо...-только и могла выдохнуть Эрика. - Перестань! Так не бывает!
  Она развернулась и побежала прочь. Каждый шаг - что печать на дверях, отдаляющих воспоминание. Скорее...дайте мне пить, позвольте мне оставить все так, как есть! Кто он?
  Они так и не узнали друг друга. Память бережет от потрясений слабую еще душу, а не то она встрепенется, взлетит и рассыплется - в пыль, в пыль...
  
  "Слушай только старые сказки, которые имеют конец. Невозможно извлекать мораль из истории наших дней, финал которой неизвестен. Кто знает, куда заведет путь по течению реки? Кто знает, к чему приведет упавшая спичка?
  Не верь никому, кроме себя самого. Ты не обманешь."
  Э. Дж. Мелу. Дневник.
  
  Убегая, она слышала звонок. Он заговорил бесконечно ласково и нежно. Эрика,чтоб облегчить задачу незнакомцу, заплакала вместо него.
  Она, пожалуй, тоже не спала. Вот и позвонила. Его мягкий воркующий баритон было невыносимо слышать. Закончив разговор, он медленно...заскользили со скрежетом бусины по натянутым струнам...закрыл мобильный и швырнул в озеро. Раздался приглушенный всплеск. Джиневра судорожно всхлипнула и перешла на шаг.
  
  ***
  И стало со временем все белым-бело.
  На город плюхнулась зима, как толстый блин, заглушая все звуки. А позже блин пожелтал, просел, стал ноздреватым по краям и сгинул. И опять кричали-цвели деревья, не раз и не два, а пять. Двадцать три года исполнилось Эрике, когда она поняла - все,хватит. Не вернется.
  Она вышла замуж за Джонсона, славного парня, действительно славного парня!
  Не будучи особенно близки, они вдруг оказались склеены событиями, которые прошли рядом, рука об руку. Она долго не подпускала его к себе, но Джонсон был ей бесконечно предан и видел звездочки в глазах, которых она там при всем желании не обнаружила.
  Так он добился своего чисто собачьей преданностью. Кроме того, был он влюблен в Эрику, действительно влюблен!..
  Джонсон в полнолуние всегда безумно рвался в город и пропадал там на насколько дней. Тыкался на прощанье носом в щеку, мелькал серый хвост, и дебри улиц глотали его.
  Эрика только вздыхала.
  Вернется. Знала, что вернется.
  
  ***
  В день помолвки они сидели на пластмассовых стульях, под красным зонтиком с рекламой Кока-Колы, и с ленцой потягивали пиво. Слепой ветерок тыкался в лица и всхлипывал. Она предпочла бы сок.
  В глубине кафе, под навесом, пылилось старое разбитое пианино. Вокруг почетную стражу несли рулоны рубероида и банки краски. Паутина протянулась то тут, то там, вычерчивая никому не нужные биссектрисы. Под инструментом угадывалось подобие сцены.
  - Странно! - соображала Эрика. - Почему владельцы не использовали все помещение?
  Они сидели на тротуаре, под красным зонтиком, на углу старинного особняка.
  Колонны - две желтые трубы, увитые дешевой искусственной зеленью, подпирали навес. Сразу под ним находился прилавок, стояли в ряд холодильники с напитками, а дальше как ножом отрезали. Сумрак и пыль.
  Угол натянутой мешковины выбился из тисков, и в открывшееся окно на нее смотрел он.
  Эрика ошиблась. Это был настоящий рояль.
  Она сделала жест, как будто хотела поймать муху. Здесь же она,здесь! Раскрыла ладонь - пусто.
  Дом без окон, ДОМИК С БОЛЬШИМИ ОКНАМИ, тихо, ГРОМКО, бережно, БЕЗУМНО в окна колошматил дождь!!!
  - Джони, - она схватила его за рукав и потянула. - Джони, пошли отсюда. Здесь паршивое место!
  Джонсон, конечно же, вскинул бровь. Ох уж эти мужчины! Стал спрашивать, что ее конкретно обеспокоило. Эрика хотела рассказать ему про сон, но слова комком застряли горле.
  Джонсон не растерялся. Вскочил, перекинулся парой слов с продавщицей, и та открыла им боковую дверь, наскоро сколоченную из трех досок.
  Она вошла, пугливо озираясь.
  Непонятно, что так взволновало ее. И все же, почему владельцы?..
  Пол был покрыт паркетом - старым, истертым, в трещинах. На полу переплетались кресты, луны и розы.
  Повторяющийся рисунок - сундук с кольцом на крышке, она насчитала семь раз.
  Джонсон открыл крышку рояля и попробовал играть. Взял несколько аккордов и бросил.
  Струны наверняка полопались и ответили разноголосым стоном. Из дыры в корпусе выскочила встрепанная мышь.
  - Она там что, питалась музыкой? - рассмеялся Джонсон.
  Эрике отлегло от сердца. Парень спрыгнул с возвышения и прошелся гоголем, пиная подряд боковые панели сцены.
  - Полвосьмого.
  - Что?
  - Половинка восьмого сундучка. Я когда их считала,подумала: если их восемь, у нас все будет хорошо...Вон посмотри, возле тебя половинка восьмого. Прямо под сценой.
  Джонсон выкатил глаза.
  - Фантазерка! Счастье - оно от нас зависит, глупая! Только от нас!
  Джиневра промолчала. Хорошо ему, серому, ночью бегать, ей бы так...Волк не может испытать ничего, кроме счастья. Для него нет ничего неприродного, он разливается и протекает через все сущее и снящее. Оттого и может говорить так...Оттого волки и превращаются в людей, чтобы ходить на неудобных двух ногах и испытывать боль. А то сердце не выдержит непрерывного счастья и разорвется.
  Она слышала его мысли, не задумываясь, почему.
  
  ***
  Вот он идет в свите царя, что вернулся из похода. За ним слуги тянут на веревках воз, прикрытый красной тканью. Право же, удобнее было бы взять лошадей.
  Идет он скромно и горделиво, так, что ни у кого не возникает вопроса, что забыл здесь огромный серебристый волк.
  Толпа впереди шумит, как море, и рукоплещет правителю. Волк же хватает зубами край ткани, и срывает ее одним движением. И засверкали нестерпимо ярко под полуденным солнцем груды золотых монет!
  Волк неслышным прыжком убирается в переулок и бежит, радостно скалясь. Мало солнца в сокровищнице, ох мало! Золото любит детские голоса.
  - Убить! - уголком смеющегося рта шепчет царь, и приказывает разбросать монеты в народ. Толпа взрывается криком и рукоплещет...
  Он бежит по сумеречной весенней роще. В нем бурлит, вскипает лишь одно желание- догнать.
  Он мчится, легко сокращая расстояние между собой и бегущей впереди юной крестьянкой.
  Она собирала хворост. Какое хорошее слово "хворост"! Он хрустит.
  Она придерживает на голове покрывало, спотыкается, с ужасом оглядывается и визжит, отчаянно маша руками.
  - Ну что ты, милая. Не бойся. У тебя такие выразительные карие глаза. Можно подумать, ты переодетая принцесса. Постой же, я не причиню тебе зла! Я всего лишь съем тебя.
  Волк одним прыжком настигает девушку, валит ее на землю, прокусывает горло и пьет горячую кровь.
  И летит, оглашая сущее и снящее беспредельным, переливчатым вытьем!
  Лунными ночами он опять бегал, но не один, и узнал иные танцы.
  Возвращался в логово поутру, на боках блестела роса. Шестеро крупных щенков выбегали навстречу, а мать ласково ворчала из глубины. Он бросал ей пойманного зайца, осторожно брал сыновей в пасть по одному и подбрасывал. Они заливисто скулили, скатывались вниз и тыкались гладкими шелковистыми мордочками в его бока.
  Он улыбался.
  День оборвался, когда зверолапая старуха Кара затянула небо своей черной пряжей, просовывала то тут, то там блестящую костяную спицу и хрипло кашляла, прежде чем оплакивать свое дитя, и пришел зверь.
  Громадный и хищный. Длинное массивное тело на низких лапах, клочковатый серый мех до земли, и и два клыка, как страшные изогнутые сабли. Кошачьи глаза засверкали из-под косматых бровей.
  Волк, ощетинившись, стоял у входа в пещеру.
  Зверь кинулся молча. Они сцепились в яростный комок и покатились по земле, вздымая ворох листьев.
  Волк уже несколько раз вонзал зубы в шею врага, но густой мех собирался в складки, мешал и забивал дыхание. Круглые глаза зверя горели такой злобой и ненавистью, что, казалось бы, могли испепелить волка. Тот же смотрел открыто, половинками лунного камня.
  И счастлив был даже тогда, когда зверь повернул морду и клыком распорол ему грудь.
  Волку стало вдруг непривычно. Он взлетел, и уже не желал прикончить врага, терзавшего его тело. Зверь вскоре бросил его и тяжело потрусил во тьму, но старуха приколола его к земле своей спицей.
  Волк, вытащенный на слепящий белый свет, оголтело моргал, кланялся, неуклюже поджимал хвост и полз вперед, чтобы облизать чьи-то ноги. А вверху трепетали крылья.
  
  ***
  Эрика сладко поморщилась.
  - Счастлив он был? Н-да. Судя по описанию, попал в курятник!
  - Ладно, хорошо, сейчас тебе будет восемь!
  Парень скорчил зверское лицо и поддал дощечку ногой. Но не вышиб, как ожидалось. Она легко заскользила вбок и открыла весь рисунок.
  - Так я и подумал, что сцену надстроили потом. Весь зал выстелен паркетом! Прикинь, пушистик: жил здесь когда-то лорд, распоследний светский сноб. Закатывал каждый день вечеринки с танцами, приглашал сливки общества.
  А сын у него был музыкантом, астеником с кучей комплексов, и хуже того, гением.
  Когда папаша сделал милость и помер во цвете лет, сын построил здесь сцену и играл для своей возлюбленной. В зале горели свечи, отражаясь в янтаре винограда, бросая блик на бокал с вином...
  В зале было пусто.
  - Наверное, бокал хрустальный. А в зале вообще не было никого, кроме него. Ты мне вот что скажи, - протянула Эрика, присев на корточки. - Если этот паркет под всей сценой, то почему наш восьмой сундучок в какой-то нише находится, и дальше я чувствую барьер в паутине, крепкой, как морские канаты?
  - Кольцо на крышке настоящее!
  Джонсон протянул и отдернул руку.
  - Клад, - прошептали оба одновременно.
  Кольцо со скрипом повернулось. А девушка-продавщица, казалось, и вовсе о них забыла.
  Прямо под ногами подскочил вверх квадрат пола, как будто крышка погреба. Впрочем, это и был погреб.
  Вниз вели ступени, поросшие голубым лишайником.
  - Идем? Бок о бок, как нашкодившие коты, они спустились вниз. Джонсон посветил зажигалкой. Заплясали язычки пламени на рядах блеклых бутылок. Это помещение было раза в полтора больше зала наверху. Всюду стеллажи, бутылки и бочки. Винный погреб! Старинный и роскошный, правда, но никакого клада. Джонсон быстро погасил в себе разочарование и обнял Эрику. Кто-то... или что-то... заставило ее отстраниться. И в погреб хлынула фортепианная музыка, прекрасней которой не было на свете.
  Зажигалка вылетела из рук парня, долго кувыркалась в воздухе, и наконец упала в кучу лохмотьев у дальней стены. Джонсон тихо выругался, наклонился и ахнул. Огонек не погас, ровным колеблющимся кругом он освещал три потемневшие этикетки. Зеленые бутылки наполовину вросли в землю и казались серыми от пыли.
  - О, черт... мы богаты, крошка, - хрипло пробормотал он, читая названия.
  Ты хоть представляешь, сколько за это можно выручить? - Он покачал головой, как бы не веря себе.
  - Туши! Туши его! - надрывно прошипела Эрика и бросилась топтать занявшиеся лохмотья. Они ведь были совсем сырые, почти мокрые! Но от ее попыток пламя только выметнуло наверх. Трескучий оранжевый язык лизнул потолок раз, другой...
  - Господи-и! - просипел Джони. Она не мокрая, она промасленная!
  Он выдернул из огня три бутылки, подивился, что они даже не нагрелись, и сунул подмышку.
  - Бежим отсюда! Скорей!
  - Музыка... послушай... - она зачарованно потянулась в огонь.
  Теперь это были звонкие виртуозные трели и переливы, что звучали уже не сверху а, казалось, рождалась из гула пламени.
  - Постой... Что же это такое?
  - Назад!!! - неистово закричал Джонсон и вытолкал ее по ступеням наружу.
  Синяя дверь оказалась незапертой, девушка-продавщица куда-то отлучилась. Они быстро выскользнули из-за прилавка, перебежали дорогу среди возмущенно сигналящих авто, и сели на скамейку. Обоих сильно трясло.
  Вскоре люди засуетились, забегали, кто-то бросился вызывать пожарных.
  А музыка звучала, гремела, зачаровывала!
  Почти мгновенно выгорела передняя стенка. Холодильники попадали, как карточные домики. Еще раньше, захлебнувшись, умолк магнитофон. Внизу бутылки рвались, как снаряды, а Эрика видела: в кольце бушующего жара стоит рояль, по клавиатуре будто проходит рябь. Он совсем новый, белоснежные клавиши резко контрастируют с черной поднятой крышкой, и сами собой переворачиваются на пюпитре страницы клавира.
  
  "Все быстрее, бешенее, музыка берет тебя и поднимает над землей. В ней присутствует нечто инфернальное, но ты знаешь: она очищает тебя. Мне кажется, однако, что в ней не хватало ноты. Хотя - не зная нот, я могу ошибаться. "
  Э. Дж. Мелу. Дневник.
  
  Пожарные только поливали из шлангов соседнее здание и деревья. Огонь почему -то не распространялся на верхние этажи.
  Заплаканная продавщица рассказывала серьезному полицейскому:
  - Вот, вошли туда двое, парень и девушка...
  Страж порядка кивал и записывал в книжечку.
  Новым взрывом вынесло все помещение. Подвал раскрылся и туда, как в самое жерло ада, провалился рояль.
  Последний аккорд все еще сновал под крышами. Их не искали.
  
  "На аукционе Сотби пошли с молотка три бутылки редчайшего вина. Их приобрел человек, пожелавший остаться инкогнито. Многие считают, что господином в шляпе был не кто иной, как блистательный политик, всеми нами любимый кандидат Т. Шерман. Но некоторые заявляют, что мистер Шерман в тот день присутствовал на званом обеде у восхитительной мисс Улыбка. Впрочем, это уже из области догадок, ровно как и слухи об их бурном романе. Господин в шляпе сразу назначил за лот рекордную стоимость, и незамедлительно после заключения сделки покинул аукцион. И еще один любопытный факт: продавец тоже был анонимом. Ничего более конкретного нашим репортерам узнать не удалось. Скорее всего, один из обедневших аристократов не в силах заплатить налоги и распродает семейное добро. В этом случае анонимность понятна всем."
  Нью Йорк Таймс
  
  "Хо!"
  Э. Дж. Мелу Дневник.
  
  ***
  Конечно же, Эрика Джиневра и Ричард Джонсон выкупили обгоревшее помещение с подвалом, и открыли там шикарный ресторан. Блюда были отличными, сервис - безукоризненный, а рояль AUGUST FORSTER благородно искрился черным лаком.
  У них играли лучшие музыканты, а газеты вовсю расхваливали концерт-ресторан "Хвост".
  И конечно, то, что снаружи имеет такой благообразный вид, внутри содержит червоточинку.
  В три года маленький Ралли не разговаривал. Врачи напрасно бились над этой проблемой, мальчик был совершенно здоров. Складывалось впечатление, что он просто не хочет говорить.
  - Испуг у ребенка, точно вам говорю, - сказала знакомая ворожка, именуемая в рекламе "народным целителем".
  Эрика только прятала покрасневшие глаза. Испуг, ну конечно... Последние несколько месяцев Джонсон сильно пил и почти не появлялся дома.
  Бил посуду, ломал мебель и кричал, как она ему осточертела. Мол, за нее он отдал свободу, а теперь бы ушел с легким сердцем, да не может. Привязала к себе. Ведьма!!!
  А Ралли прятался под столом и горько рыдал, отталкивая маму.
  В последний раз Джони сильно избил ее. Пришлось даже накладывать швы. Малыша покамест забрала к себе бабушка, что души во внуке не чаяла, а Джиневра лежала в полусне на больничной койке и с ужасом хватала воздух растопыренными пальцами.
  А Джони что. Махнул серым хвостом и исчез в дебрях улиц. Бегает сейчас наверно за какой - нибудь сучкой...
  Она не знала, как встала, не знала, как выбралась на улицу. Говорливые люди в белом кивали ей и протягивали документы. Она, почти не понимая, отвечала невпопад. Слезы бежали по исхудавшему лицу, прочерчивая извилистые дорожки. Застывали в удивлении, найдя много тонких морщинок.
  Пошатываясь, она брела по улице, а прохожие провожали ее удивленными взглядами. Один попытался всунуть телефончик. Плотный, с рыжей шевелюрой, типичный фрак.
  Она ударила его внезапно, с неженской силой. Сама себе удивилась и поплелась дальше.
  Домой? Нет. В парк. Там, где единственное место ее свободы. Там, где все и закончится.
  Казалось, кто-то за ней неотступно следит. С того момента, когда она расплачивалась за покупку, или даже раньше.
  Неужели, неужели я никогда не освобожусь от этого страха, неужели это чувство преследования не оставит меня даже ТАМ?
  Она совершенно точно представила диагноз психиатра и мрачно усмехнулась.
  Так далеко Эрика не заходила еще никогда. Бежала, спотыкаясь, по аллеям, продиралась через кусты и безжалостно мяла газон. И наконец-то нашла, что искала.
  Глушь, зеленый полумрак и птичий щебет. Чуяла дыхание в затылок и спешила. Полоснула бритвой наотмашь и устало опустилась на корточки.
  - Ты бы еще в китайском квартале забилась за гаражи, - сказал насмешливый голос.
  Подхватил ее, поднял и прислонил к дереву.
  - Как тогда, - смутно вспомнила Джиневра.
  - Молчи. Ну и дура, со смеху зайтись! У тебя же ребенок!!!
  Он рванул ее кисти высоко вверх, скользнул по ней равнодушным взглядом и выдрал шнуровку из платья. Эрика не испытывала ни малейшего стыда, хотела говорить с ним, но даже не видела. Все вокруг расплывалось в цветном тумане.
  Он туго перетянул шнурком ее кисти, подождал немного, и с силой провел по ранам чем-то холодным, причинив резкую боль.
  Она с криком упала на колени, но боль быстро угасла. Не веря себе, она подносила к самым глазам запястья, на которых не было ни следа.
  - Где ты? Ладно, я этого не люблю, но можешь называть меня Джинни.
  - Глупая овца, ворона, - пронесся тающий шепот и растворился в кронах деревьев.
  - Мы не оставляем следов...
  
  ***
  Джони так и не вернулся домой.
  Дела шли неплохо. Удалось заключить контракт на несколько выступлений с популярным маленьким оркестром, и Эрика постепенно отходила от пережитого кошмара.
  Сны ее не беспокоили, поведение Ралли стало куда ровнее и спокойнее, хотя он все еще не разговаривал. На Эрику разом свалились все хлопоты и заботы хозяйки ресторана. Она бралась за самую черную и лишнюю работу, лишь бы не чувствовать одиночества. И ей это удавалось. Измотать себя до полного бессилия, чтобы спать по ночам без сновидений, радуясь только тому, что спишь. Доход значительно возрос, и Эрика наняла для ребенка няню.
  О том, чем были обусловлены предыдущие неувязки с бюджетом, она предпочитала не думать.
  И вдруг, субботним утром, в гостиную завалился Джонсон. Пьяный вдрызг, это она сразу определила. Вместо одежды - мерзкие лохмотья. Налитые кровью глаза дико шныряли по сторонам, и он по-собачьи рычал. Взъерошил грязные волосы и двинулся на жену, которая сжалась в комок на полу, так и не выпустив стакан сока.
  Внезапно в комнату вбежал Ралли, размахивая волчьей маской, и засмеялся в лицо разъяренному псу. Физиономия у того дрогнула, сморщилась, и по ней расползлась чудовищная кривая улыбка. То ли смех, то ли хриплый лай вырвался из груди, он шагнул к окну, перемахнул через подоконник и был таков. Но прежде чем это сделать, нажал кнопку на электронном пианино.
  Дом наполнил незамысловатый ритм.
  Эрика плакала, пила манговый сок и пускала пузыри в стакан. Ралли надулся и отошел.
  И тут на всю переднюю прозвенел звонок. Как она забыла!
  
  Вчера в "Хвосте" произошел инцидент. Новенький работник учинил скандал и, кажется, повыгонял всех людей из зала. Само собой, посетители были возмущены и ушли, не покрыв счета. Сколько убытков, плюс антиреклама! Не было там ее...
  Не надо было принимать то дурацкое приглашение! И что за работник? Вчера его, очевидно, и приняли.
  Словом, Эрика наказала парню сегодня утром явиться к ней с объяснениями. А синтезатор все выстукивал своими барабанами, и слезы никак не хотели останавливаться.
  Звонок повторился вновь, и няня, не спросившись, открыла. Что за народ, распустились совсем!
  - Том Петровски с работы, - негромка сказала девушка и пропустила парня в комнату.
  - Не бери на себя роль конферансье! - зло прикрикнула Эрика.
  Девушка молча ушла из гостиной.
  ***
  Мальчик лет пятнадцати, хромая, подошел к ней. В голове крупными буквами встал дом без окон, ДОМИК С БОЛЬШИМИ ОКНАМИ и стук дождевых капель.
  У него был очень странный оттенок кожи, как будто сине-багровый огонь под остывшим серым пеплом. Про этом кожа гладкая, а черты лица поразительно правильные. Длинные, неровно подстриженные волосы.
  Он протянул руку к инструменту, чтобы остановить ритм.
  - Не надо! - простонала Эрика, давясь рыданиями. - Это все, что от него осталось!
  Том пронзительно глянул на нее из-под волос и потрепал по головке Ралли. Руку не убрал. Переключил несколько режимов, установил тембры, и на ритм наложилась гармония, простая и печальная.
  Ля минор снимал с души оковы и убеждал, что всему свое время. Том взял несколько аккордов и запел без слов. Эрика слышала в песне констатацию факта, То-Как-Есть, и смирялась с этим. Когда грусть стала светлой, Том взял Ля мажор и запел по-другому.
  Он пел о том, Как-Будет, и что будет оно хорошо. Она верила. Растворялась в его голосе, расцветала изнутри и поспешно вытирала слезы.
  Мотив повторялся снова и снова.
  Том перешел на низкий регистр. Теперь он только задавал тон, а пел маленький Ралли. Эрика слушала, открыв рот, как тонкий и чистый голосок ее сына опирается на уверенные бархатистые ноты Томова голоса.
  Откуда такой у почти ребенка?
  Расплескались мелизмы, оттрепетали свое трели, и мотив повторился снова.
  Странно! Эрика была уверена, что он пришел в обычной белой рубашке с рукавами, закатанными до локтей, а сейчас изысканные кремовые кружева лебедями плыли по клавишам.
  - Пой, - стукнуло в сердце. - Я приказываю тебе петь!
  Его сомкнутые уста не шелохнулись, лицо исказила гримаса. И они запели вместе в третьей октаве, красиво и свободно.
  Солнца съезжали по хрустальным горкам, били изогнутые струи фонтанов, а в каменных чашах купались белые голуби.
  Счастье переполнило ее и готово было вылиться наружу. Том широко, со вкусом размахнулся и залепил ей пощечину. Эрика этого почти не заметила, лишь потом, гораздо позже поняла, что в тот момент он оборвал мелодию.
  
  " Без дополнительной встряски организм не сможет безболезненно перейти от счастья к обыденности. Поэтому супруги, прежде чем расстаться, закатывают череду скандалов. Чтобы доказать себе самим невозможность дальше существовать бок о бок, рука об руку. Чтобы прикончить в себе любовь. Но нет на свете более живучего чувства."
  Э. Дж. Мелу. Дневник
  
  Его голос ни в коем случае не был детским.
  - Там бы все разнесло. Я боялся не успеть, и потому вывел людей. Потом вернулся и таки перекрыл краны. Котел вам все равно придется менять.
  - Что... что у тебя с руками?
  Она только сейчас заметила, что его пальцы сочатся сукровицей. Кожа местами полопалась и застыла бурыми буграми.
  Эрике уже не так хотелось приподнять ему волосы с лица.
  - Слушай, Петровски, я тебе всё компенсирую. Ты с родителями живёшь?
  Подросток остался глух и нем. Отрицательный жест. И наклонился к Ралли, а потом быстро вышел на кухню, как будто знал заранее, что тут где находится. Ралли потопал следом. Когда Эрика вошла на кухню, Том сосредоточенно резал хлеб. Малыш топтался сзади, и вдруг... звонко проговорил:
  - Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять.
  Том развернулся на каблуках и взял его ручки в свои.
  - Раз, два, три, четыре, пять... лишь дитя смогло понять!
  За его спиной загорелось масло на сковородке, взвилось яркое трескучее пламя. Гренки сразу превратились в угли. Том рассеянно взял сковородку за край, и швырнул в умывальник. От холодной воды огонь страшно зашкварчал и взвился до потолка. Занялись лёгкие занавески.
  - Вот так всегда! - истерично закричал Том, дёрнул за угол зеркало и выбежал.
  Огонь погас прежде, чем гнутые осколки закончили свой танец на полу.
  Ралли продолжал говорить, и вскоре обнаружил искромётное чувство юмора.
  Но слишком многое уже накипело. Она не могла оставаться на месте. Препоручила ребёнка бабушке, оставила заместителю подробные инструкции, и поспешила на вокзал почти без вещей.
  Там, снуя по перронам в какой-то горячке, Эрика услышала далёкую музыку, и со всех ног кинулась туда. Безумно захотелось, чтобы за ней приехал рубиновый вагон с короной на боку, паровоз засвистел, а вагоновожатый ударил бы в колокол.
  Она вылетела на платформу. В тени ларька с рекламой вездесущей Кока-Колы небрежно одетая девушка выводила на флейте нечто тягучее, а встопорщенный молодой сектант вещал в торопливые лица:
  - В то место вы войдёте без денег, без регалий. Только сердце своё вы принесёте с собой.
  Эрика зажмурилась, выгребла из кошелька все деньги и бросила в смятую кепку. Билет у неё уже был. Почему-то решила: Франция.
  Когда в окне замелькали домики пригорода, её охватила тоска. Спрятав лицо в ладонях, она осторожно перебирала воспоминания и грезила наяву. Поезд прибыл через несколько часов. Сидящие напротив пассажиры, тучная семейка, смачно жевали хот-доги, и Эрика в который раз мысленно отругала себя за выброшенные деньги. Желудок настойчиво и громко демонстрировал широкий диапазон. Она кое-как вывалилась из поезда, ощутила слабость в ногах, и прислонилась к стене вокзала. Солнце жарило немилосердно, и она поглубже вжалась в тень. Чувствуя спиной холод, Эрика успокоилась и погрузилась в полузабытьё. Так она простояла всю ночь, холодный серый рассвет, и наконец, солнце окатило её теплом, как из ведра. Было часов десять, когда послышался цокот копыт. Неужели конь?..
  Второй, кажется, быстрее ходил пешком, а первый вовсе не жаловал братьев меньших...
  Развеяв все её сомнения, на вокзальную площадь влетел запыхавшийся всадник в зелёной рубахе и бордовом плаще. К седлу был приторочен дипломат и, сверх того, гора пухлых папок. Видно было, что паковали их кое-как: в спешке перетянули толстой цепью, и ею же привязали к сбруе лошади. Из устрашающего узла торчал букетик фиолетовых примул, а хвост, которым лошадь недовольно помахивала, венчала великолепная лилия в ярких лентах.
  Всадник, явно пребывающий в полной прострации, спрыгнул и бросил Эрике поводья.
  - Пожалуйста, подержи моего коня!
  Эрика вцепилась в них, как в последнюю надежду. Человек пошёл к перронам, бормоча при этом:
  - Идиот, который работает на сумасшедшего. Ненавижу свою работу! Жизнь за неё отдам!
  Охнул, вернулся, снял с лошади поклажу, и припустил бегом.
  Через десять минут он опять появился, во главе довольно большой компании. Куда и делась смешная торопливость, плащ внушительно развевался, и каблуки выстукивали столь горделиво, что куда там!
  Дойдя до Эрики, они становились. Прибывшие выстроились перед мужчиной в плаще полукольцом, и по одному потягивали одинаковые свитки с печатью, и тремя кисточками - красной, золотой и зелёной.
  - Билли Свенсон, генеральный директор "Терра Электроникс".
  - Прошу вас...
  - Аманда Ли, модельер-дизайнер. "Аманда Корпорейшн".
  - Вы обворожительны!
  - Татьяна Кобзаренко, издательство "Альма Украина". Заместитель директора. Мсье Куценко, к сожалению, болен, и не смог лично откликнуться на приглашение...
  - Да, да, понимаю... Всё в порядке!
  - Ред Ньюман. Кинокомпания "Гераклея". Режиссёр, директор.
  - Приветствую!
  - Вагнер. Я... безработный...
  - Ничего. Скоро вы с ностальгией будете вспоминать это время!
  - Джек Красавчик, лидер группы "Трилистник".
  - О! Я ваш фанат!
  - Артен Элиссон, хозяин салона магии, эксперт.
  - О, Боже... мы вам рады, да, да!!!
  Когда все, наконец, представились, всадник раздал им документы и низко поклонился, касаясь рукой земли.
  - Марк О`Брайан, администрация Королевства. Официальный представитель господина Альдо. Он позвал вас всех не для того, чтобы говорить о себе.
  Марк сделал широкий жест навстречу дробному топоту. С заливистым ржанием на вокзальную площадь вбежали холёные породистые лошади, числом на две больше, чем приехавших.
  - Что ж... если их души наглухо забиты досками, а кошельки открыты лишь для товаров широкого употребления, я умолкаю...
  Марк с лёгкостью взлетел в седло.
  У Эрики опустились руки. Она безропотно отпустила поводья, и кавалькада удалилась. Внутри у неё бушевал шторм в девять баллов, и наверное, долетевший оттуда ветерок принёс к её ногам исписанный лист. Интересно, отрешённо подумала она, "концепция актёрского блока тэлэри" - это важно?
  Важно, Эрика. Скоро примчался Марк. Взял бумагу и поднял на неё глаза.
  - Если хочешь, поезжай со мной. Там всегда нехватка сумасшедших.
  Подхватил и поднял в седло.
  - Знаешь, я работаю с ним уже четыре месяца, но всё равно каждый раз ощупываю облигации из жалованья. Боюсь, что они растают. Слишком уж это похоже на сон.
  И, наклонившись к её уху, добавил:
  - Марк О`Брайан. Официант.
  Сразу за городом начиналась отдельная железнодорожная ветка. Гостям поднадоели комфортабельные купе, и они продолжили путь верхом. Джиневра с завистью проводила взглядом паровоз с полированными боками и колоколом. Пусть цоканье копыт никогда не кончается...
  
  "Почему люди вкладывают так много смысла в дорогу? Проводы на вокзале, похороны, рождение? Почему предвкушение счастья даёт больше положительных эмоций, чем само счастье? Как я мечтаю ошибаться..."
  Джинни. Дневник.
  
  ***
  Она плохо помнила стены с бойницами и ворота, что раскрывались, как объятия. Как в лицо ударил порыв чуда. Она теряла сознание от голода.
  Марк занимался гостями, и вовсе забыл о ней. Туристический... туристический комплекс Королевство. Семь городов. Постоянный штат актёров. Хождение внутренней валюты и своя история...
  Вот старый воин-ветеран учит новичка. Вот распахнутая дверь кузницы, там в клубах дыма и багровых отблесках работает мастер в красной набедренной повязке, чёрные волосы отброшены за спину и стянуты золотым обручем. У него откровенно острые уши.
  Вдали произошла заварушка, кого-то с криком потащили на казнь. Отобьют, решила Джиневра, и не ошиблась. Мимо пронёсся отряд рыцарей в сверкающих доспехах. Это ничуть не напоминало то громоздкое убожество, которое ей, маленькой, показывали в музее.
  По ступеням храма поднимался высокий, сосредоточенный, гордый. На каждой ступени стоял жрец, и ритмично ударял в гонг. Курились благовония. Он был в чёрном и серебряном, на груди горела звезда. Эрика знала, что ему сказали внутри храма:
  - Иди. Уже можно. Иди.
  Что её удивило, так это отсутствие фальши.
  Белый город на берегу озера. Толпятся у причала лёгкие, изящные парусники. Казалось бы, дунешь - взлетят.
  Садовник, ростом человеку по пояс, трясёт низкорослую яблоню, и в мягкую траву градом сыплются здоровенные ароматные плоды.
  В подворотне дуэль, прохожие делают вид, что не слышат.
  И отовсюду бьёт неприкрытая магия, брызжут потоки добра... Куда только смотрят учёные? Удивительно, что ещё не объявили эту землю закрытой территорией.
  Эрика завернула за угол и толкнула первую попавшуюся дверь. Тут в принципе бывают запертые двери?! Шатаясь, шла по коридору. Это не гостиница, не сцена с декорациями. Ещё одна дверь. Похоже на конференц-зал. Длинный стол, хрусталь на белоснежной скатерти, но ни капли еды. Послышались голоса. Эрика спешно нырнула под стол. Те, кто вошёл, принялись беседовать, усаживаться и шуршать бумагами. Слышались недовольные возгласы. Судя по обуви и остальному, что можно было разглядеть, люди были одеты в безукоризненную деловую форму внешнего мира. Скрипнула дверь, и к своему месту важно прошествовали чёрные сапоги с серебряными пряжками. На пол складками лёг алый бархат. Противоположный конец стола, где и притаилась Эрика, был пуст. Обладатель сапог тут же завёл жаркую дискуссию с пятью людьми одновременно, и пожаловался на отсутствие вина.
  Наконец-то пришёл тот, кого ждали. Замша его сапог была коричневой, а носки - окованы серебряным кружевом. Под прикрытием зелёного шёлка сапог сделал поступательное движение: тот, пылкий любитель вин, не думал замолкать, и провозглашал речь о бриллиантах, напоенных удивительным светом. Движение это Эрика правильно расшифровала, как пинок.
  - My Ladies and My Lords! - знакомый насмешливый голос разом перекрыл шум. - Совет директоров нового состава в полном сборе. Был бы толк выряжаться-то так - я тут по-простому, по-домашнему... Начнём!
  Самого совещания Эрика почти не помнила - проваливалась в липкую мглу. Очнулась, когда директора задвигали стульями. Дольше всех остался тот, в красном плаще - он был главой целой династии ролевиков, и мнил о себе соответственно. Наконец ушёл и он. Остался сидеть только Альдо. Приподнял скатерть, и сунул Эрике эклер.
  Следующие дни они не расставались.
  Соскучиться здесь было невозможно! По лесам бродили ручные звери - увидев преданность в страшных глазищах чёрного льва, Эрика поклялась себе больше ничему не удивляться. Еженощно небо цвело огнями, ежедневно цвели улыбками гости...
  
  Как-то раз они шли по равнине, покрытой изумрудным ковром. Любопытные маргаритки провожали их, качая головками. Рыжие кролики лениво разбегались в стороны. Вдалеке высились горы с белоснежными верхушками, а где-то слева пела свирель невидимого пастуха. Альдо нес на перчатке сокола и молчал, опустив голову.
  - Это ведь ты говорил ночью в парке по телефону?
  Он остановился, полуобернувшись к ней. Снял с сокола шапочку, разогнул кольцо на лапе, и двумя руками подбросил птицу в лазурь.
  - Лети! Верность люди придумали, а мы с тобой не люди!
  Пёстрые крылья на миг заслонили солнце, сокол быстро набрал высоту и скрылся из глаз.
  - Настанет время, когда ты будешь счастлива забыть свои помыслы сейчас. И вчерашние. И которые между вчера и сегодня тоже.
  Эрика покраснела и взяла его за руку.
  - Я не хочу ничего забывать!
  - Да? Индюк думал... ладно, это слишком кардинальная мера, кошечка. Осёл думал, что поспеет вовремя, а так как это осёл почтальона, уж он-то не сглупит!
  - Письмо! Ох, умаялся я с вами, по горам каждого разыскивая, а вот что делать прикажете, ежели к примеру на письме указано, что второму его видеть строго-настрого нельзя, уфф... а сидят они под магнолиями, как раз,
   именно что парочкой!
  Их догнал низкорослый ослик, с боков которого торчали две сумки. Почтальон с курчавой бородой пожевал губами, будто вспоминая, и хлопнул себя рукою по лбу.
  - Ах да, чуть не забыл! Письмо для госпожи Мелу, вот, возьмите!
  - Голову не забудь, - убийственно мягко пропел Альдо, и позволил себе жест ладонью у горла.
  Почтальон молча заторопился дальше.
  Эрика узнала почерк. Волк... Писал, что в корне поменял образ жизни. Что как тогда увидел сына, так и скучает по ним обоим день и ночь. Умоляет простить, и позволить вернуться.
  - Ишь, обормот! - фыркнул Альдо, хотя не видел ни строчки из письма. - И что, я был не прав? Я-то? Да такое явление в природе невозможно. Скажи сейчас: Джонсон, у нас всё закончено. Убирайся.
  - Джонсон... у нас с тобой... всё будет хорошо.
  - А я что говорил. Овца. Ну пошли, что ли, причинять добро и наносить пользу...
  
  ***
  Альдо часто звонили. Он не любил долгих разговоров, а по-настоящему разозлился только тогда, когда привезли в разобранном виде дракона-робота, и хотели монтировать его при всеобщем обозрении.
  - Да поймите вы! - возмущался Альдо. - Каждый мечтает выпустить дракону кишки, но ни одному принцу их не подают в тарелке за завтраком!
  Эрике он объяснил: - Привёл бы я живого, так во-первых, он между мирами не пролезет, во-вторых учёные, опять же. Ты в самом деле думаешь, что они не мечтают меня препарировать самым подробным образом, дай только повод? Правда, это как-то не мешает мне делать тут всё, что захочу.
  Дракона смонтировали в поле, за пределами Королевства, и он самолично вошёл в ворота.
  
  Вечером друзья собирались в пабе. Стены, обшитые деревом, наполовину уходили под землю. В пабе всегда было людно и весело. Кокетливо подмаргивали окошки. Постройка правым краем врастала в холм, на котором плодоносили персики. Дверь открывалась прямо в холме. Длинный полукруглый коридор, ступени, ведущие вниз, ко второй двери. Прямо от входа, параллельно стене, шла барная стойка, а слева располагались деревянные столы. Под потолком вилась замысловатая резьба в виде кистей и листьев винограда, а трактирщик, любезный мистер Эванс, подавал только холодное пиво свыше трёхсот сортов. Чего уж говорить об утке с яблоками, корицей и базиликом, холодце с чесноком из свиных копытец, фаршированной щуке, украшенной пушистым салатом и сиреневыми кольцами лука! И отбивные, и сыр, сыр...
  Здесь-то и собирались друзья. В тот вечер Эрика мило разговорилась с Иреной и Элинной, матерью и дочкой. Элинна заведовала библиотекой, где можно было сколько угодно читать книгу, прежде чем её купить, а потом не купить вовсе. Но тебе всё равно принесут и Наполеон, и ледяной коктейль. А может быть, хотите чаю с кусочками ананаса?
  Ирена же просто знала всё на свете, хотя никого - в лицо. Она и сейчас сидела, будто статуя, прятавшись под шляпой. Только правая рука её изображала на столе пляску подгулявшего рака. Полагали, что она имеет немалую власть над Альдо, но то, по всей видимости, были только слухи. Чего ждать от такой тихони!
  Хлопнула наружная дверь, и послышался голос Альдо. Он заканчивал телефонный разговор.
  - Очень удачная мысль, до свиданья, - сказал он таким тоном, как будто бы хлебнул уксусу. И вступил в зал, спокойный и уверенный. Взял со стойки бокал красного вина. Телефон снова запищал. Альдо достал его, глянул на абонента... и бокал на полу разлетелся вдребезги.
  - Привет, - сказал он тем самым, памятным голосом. На том конце говорили много. Альдо слушал, изредка поддакивал. Наклонился, стал сгребать осколки в красной луже. Удивился, порезав пальцы. Подошёл к стойке и налил ещё бокал. Но его тут же постигла судьба первого. Он вылетел из трясущихся рук Альдо, и покрыл струганные доски обломками звёзд.
  - Совсем? Куда за тобой приехать?
  Он выслушал ответ и попрощался. Руки продолжали трястись. Правая, более решительная, стиснула левую. Он достал пистолет и взглядом, не предвещающим ничего хорошего, обозрел ровнёхонький ряд бутылок на барной стойке. Мистер Эванс попятился, прикрывая своим телом шкафчик с раритетными винами.
  Уже из коридора Альдо выстрелил, и снёс всем бутылкам горлышки. Сорвал с цепочки на шее кольцо, подбросил и поймал на четвёртый палец. Эрика едва догнала его.
  - Что произошло? Кто это был?
  Альдо отмахнулся. - Да так. Пустяки. Просто через полтора дня у меня будет жена.
  
  День его не было.
  Через день он, бледный, с безумными глазами, пришёл в домик к Эрике.
  - Хочешь знать, почему она позвонила? Ей оставалось жить два года. Она решила подарить их мне. Так ли уж драгоценна была её свобода? Вчера мы проговорили весь день, а вечером внезапно стало хуже. У нас тут ещё никто не умирал...
  Вот что... пожалуйста. Назови дочку Анной.
  
  ***
  Как во сне, шла Джиневра в сказочно красивой похоронной процессии. Ночью, при свечах, под чистое и печальное пение, шествовали попарно люди и эльфы. Гирлянды белых лилий и тихий звон колокольчиков наполняли воздух странным торжеством, отодвинув отчаянье на второй план. Когда они подошли к холму, где была вырыта могила, Джиневра испугалась увидеть беззастенчиво разинутую пасть земли... но нет. Сдёрнув покрывало, открыли ложе из белых роз. Сотнями нежных бутонов закрыли серую землю. Пышные кусты травы свешивались в это белое море. В него бережно опустили один и другой гроб.
  
  На том месте установили две мраморные статуи. Одна - добрая и кроткая мать, протягивает руку другой - прекрасной и грозной воительнице. Но душа их едина и бессмертна. Статуи до колен обвивают белые и красные розы...
  
  ***
  Когда Эрика немного оправилась от потрясения, к ней подошёл похожий на лиса адвокат. Завещание...
  - Разумеется, мы все понимаем, насколько для вас тяжело это бремя. Комплекс как монополия отжил своё. Не лучше ли этим займутся люди опытные, знающие... а вы - поезжайте в круиз, развейтесь, отдохните... Такая трагедия для вас, мы все понимаем...
  - Ничего вы все не понимаете, - она рассмеялась в лицо судейскому крючку, отчего тот сразу постарел, и стал ниже ростом.
  Джиневра пробежала глазами завещание. Всё оформлено честь честью, она разбиралась в этом.
  
  ...Эрика Джиневра Джонсон, генеральный директор РК "Королевство"... с условием сохранения всех действующих вакансий... поддержки прежней политики...
  
  - Я берусь. Ясно вам? Я вас не брошу!
  Она выбежала босиком на росистую лужайку, и стала лихорадочно искать. Ага, вот она, закатилась под камень! Она тихо вскрикнула от радости. Схватила ноту, ощутила её на вкус... Пламя охватило её с головы до ног, острие подошло под сердце. Она запела...
  - Эрика, не смей!!!
  - Дождь... перестал. Спасибо...
  ...и что вы думаете? Нота вылилась в мелодию.
  В тот же миг трактирщик, мистер Эванс, рухнул замертво. Инфаркт.
  
  Через восемь лет Энни Джонсон отлично играла на органе, рояле, и требовала у родителей скрипку.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"