Когда я читаю о том, что кого-то преследуют голоса в голове, то непременно думаю о Максе. Ещё я о нём думаю, когда мне предлагают прислушаться к некоему абстрактному "здравому смыслу". Не уверен, что он у меня есть, зато у меня есть Макс, который готов поддержать старого друга в любой авантюре. То есть внушить, что моё самомнение, и без того неказистое, совершенно напрасно высунулось из своей конуры. Если бы дело обстояло иначе, то я бы ответил ему что-то вроде: "Я иду к своей цели, Макс, и ничто меня не остановит. Я уверен в себе, у меня есть шанс наконец-то проявить собственный талант, который долгое время таился где-то в недрах моего эго, а вот теперь готов распуститься во всём великолепии."
Но, к сожалению, Макс недалёк от истины, поэтому я промямлил только компромиссное:
- Ну... Я просто попробую. Я особо ни на что не рассчитываю. У меня...
- Что у тебя? - перебивает меня Макс. - Есть гениальная идея для романа? Решил составить остросюжетный триллер из заголовков местных газет?
- Нет, но...
- Ты пишешь по полчаса в день, оттачивая своё мастерство? С детства сочиняешь стихи и видишь окружающий мир сквозь лёгкую лиричную дымку? Очнись, Абрамов, у тебя даже несчастной влюблённости не было. Не говоря уже о счастливой.
Это правда. Влюблённость как-то обходила меня стороной. Не то чтобы я специально этого избегал, напротив, всё моё существование как бы подходило для идеальных декораций посредственной сердечной трагедии, но, видимо, даже у несовершенства мира есть свои счастливые билеты, и ни один из них не достался мне.
- У тебя даже нет интересных зарисовок с работы! - не унимался Макс.
Соглашусь. Возможно, работай я по специальности "социальный педагог", которую я получил уже к тридцати годам, отчаявшись закончить хоть какой-нибудь вуз, я бы мог сражаться с человеческими пороками и писать об этом повести. Ну, или хотя бы вести интересный блог. Но увы. Я работаю инженером. То есть в трудовой книжке я числюсь инженером, а на деле мои обязанности вряд ли можно причислить даже к обязанностям секретаря или модному слову "офис-менеджер". Я составляю накладные, составляю приказы, веду бессмысленные таблички и собираю подписи. Бегаю по нашему огромному околонаучному учреждению, а потом отсиживаюсь в кабинете.
Если бы я вёл хотя бы блог, то записи в нём отражали бы, как каждый день со мной происходит Ничего, а если бы я страдал гиперболическим взглядом на мир, то это было бы Великое и Всепоглощающее Ничего. А будь у меня задатки яркого и живого воображения, то я бы смог овеществить Ничего и придать ему форму какого-нибудь космического чудовища, подминающего под себя галактики, но и этим я похвастаться не могу.
- Или тебе, как Менделееву, приснился сюжет будущего бестселлера?
А вот здесь Макс почти угадал. Я промямлил:
- Если бы я выбрал что-нибудь ещё...
А впрочем, начнём по порядку.
Меня зовут Геннадий Абрамов. Как вам уже, наверное, стало понятно, я посредственный человек. Когда я пишу слово "посредственный" в текстовом редакторе, то мне предлагают его заменить, так как оно несёт "ярко выраженную (ироническую или негативную) окраску". И я думаю, что даже на посредственного я тяну с трудом. В моей жизни нет ничего яркого. Однако, дело не в том, что я по характеру ворчлив или всем недоволен, дело в том, что все мало-мальски интересные события обходили меня стороной. И ладно бы только положительные! Но я не болел ничем страшнее простуды, и даже во время простуды моя температура упрямо держится на тридцати семи целых двух десятых и не поднимается выше. У меня нет закадычных друзей, но есть несколько приятелей. Я окончил обычную среднюю школу без каких-либо углублённых программ. Внешность у меня ни отталкивающая, ни привлекательная. Заурядная. Таких, как я, довольно много. В общем, вся моя жизнь стремилась к тому, чтобы остаться нейтральной в ярком потоке событий и случайностей. Ровно до тех пор, пока мне не начал сниться тот сон.
Сразу хочу сказать, что меня никогда не мучили кошмары. Да и сны свои я преимущественно не помнил. То ли снились, то ли нет. Но однажды ночью я как обычно уснул, а через несколько мгновений моё подсознание унесло меня в просторное помещение. Я не бывал ни в одной жемчужине архитектуры, поэтому в моём представлении по масштабам оно походило на огромный спортзал. А лучше - на два огромных спортзала. В помещении царил полумрак. Чувствовался запах не то пыли, не то извёстки, не то извёстки, смешанной с пылью. Могло бы создаться ощущение, что зал абсолютно пустой, но он весь был заполнен неподвижными фигурами. Какие-то из них были покрыты тёмным серо-синим сукном, какие-то стояли оголёнными. Мне они напомнили скульптуры древнегреческих богов, которые я видел на картинках. В них чувствовалось что-то могущественное, однако внешних объяснений для этого чувства не находилось. Фигуры были как мужскими, так и женскими, застывшими в разных позах и с богатыми гримасами, как если бы кто-то хотел проиллюстрировать человеческие эмоции.
Я ходил по залу, рассматривал каждую из них: вот сидящий на корточках мужчина, обхвативший руками голову, вот нахмурившаяся женщина, сосредоточенно сжавшая пальцы, вот ещё один мужчина, лицо которого выражало такую злость, что я невольно дёрнулся и задел локтём одну из фигур. В мгновение по залу пронёсся странный шелест, а потом я обернулся и увидел, что скульптура, которую я задел, становилась всё более и более пластичной, пока, наконец, не обрела мягкость черт, сравнимую с человеческой. На меня в упор смотрела девушка. Смотрела так, как будто я задолжал ей что-то очень важное и дорогое. Я открыл было рот, чувствуя странное желание оправдаться, но в этот момент она громко произнесла:
- Ты выбрал меня.
И я проснулся.
Весь следующий день ничем не отличался от предыдущих. Я вспомнил о том, что мне приснилось что-то необычное - необычное даже не по обстановке, а по охватившей меня тревоге - лишь перед тем, как снова лёг в постель. Поворочался с пару минут, и снова очутился в этом зале. На этот раз мне не удалось пройти и десяти шагов, как вчерашняя ожившая скульптура коснулась моего плеча, заставив меня вздрогнуть и обернуться.
- Привет, сказала она. - Я буду твоей повестью.
Все последующие сны являлись продолжением друг друга. Каждую ночь я оказывался в ставшем уже знакомым и привычным мне спортзале, где оживлённая мной фигура рассказывала о том, как изменится, а точнее, как уже изменилась моя жизнь.
Когда я был немного моложе, то интересовался идеей ноосферы. Мне казалось увлекательным, что существует нечто вроде коллективного разума, разума Вселенной, если можно так сказать, и для каждого из нас там есть бесконечное число идей: книги, которые можно написать, музыка, которую можно услышать, фильмы, которые можно снять. Главное - уметь слышать.
Чем-то похожим и был этот зал. Как я понял из рассказов, любая из скульптур - это будущее произведение. Не важно, станет ли оно в итоге известным, принесёт автору славу и богатство - важно, что каждое из них хочет сбыться. В общем-то, это то, чего хотел всю жизнь и я. Сбыться. Осуществиться. Не просто стать заметным, а, наконец, случиться и остаться событием в манускрипте жизни.
Загвоздка была в том, что меньше всего я предполагал, что могу быть писателем. Хотя, наверное, даже не писателем - я не хотел оттачивать это ремесло, я просто хотел оставить после себя книгу, стать её автором, родителем. Но с чего начать?
Именно на этой мысли и поймал меня Макс, и я, путаясь и мямля, сказал, что пишу повесть. То есть собираюсь написать. На что Макс - надо отдать ему должное - среагировал именно так, как среагировал бы любой мало-мальски знающий меня человек, то есть исполнился скептицизма и неблагоприятных прогнозов. Конечно же, я не стал пересказывать ему свои сны, хотя, возможно, тогда к моему унылому существованию добавился бы значок чудачества - и это уже первый шаг из ряда заурядицы, но моя ненаписанная повесть внушала мне, что ожидает меня гораздо большее.
Попрощавшись с Максом, я снова лёг спать. В эту ночь я рассказывал о своих сомнениях и выражал опасения по поводу возможных препятствий, но моя будущая повесть была неумолима.
- Дай мне хотя бы какую-нибудь идею, зацепку, я же ничего не могу придумать, - жаловался я. - Стоит мне открыть белый лист и напрячь разум, как в голове образуется шипение, похожее на радиопомехи - и больше ничего. А вслед за ним приходит внутренний голос, который твердит, что из меня ничего не выйдет. И что я зря вообще что-то о себе возомнил.
Девушка покачала головой.
- Тебе не нужно ничего придумывать. Не надо искать книгу внутри себя. Тебе нужно просто услышать.
Я проснулся раздосадованный. Признаюсь, мысль о книге зацепила меня. Почти целую неделю я ходил взвинченный, ожидающий, что вот-вот что-то должно произойти, но пока я и сам не знал, что именно.
А однажды, стоя на перроне метро в окружении подземного шума и ожидая приближающегося поезда - я услышал.
Услышал!
Слово за словом, предложение за предложением, ход за ходом - в моей голове появлялись и появлялись всё новые и новые строчки. Не выдержав, я стал шарить по карманам и нашел какие-то чеки, старые билеты, огрызок карандаша. Стал записывать всё то, что оказывалось в моей голове, и - клянусь! - я даже не питал иллюзий, что это придумывал я, мне никогда не пришла бы в голову и толика появляющихся образов. Всем собой я чувствовал, что я - огромный приёмник, ретранслятор энергии и мыслей Вселенной, всего человечества и даже больше. Я был проводником, проводником своей повести.
Спустя несколько месяцев я закончил писать.
Я показал свою повесть Максу, который отпустил пару шуточек, пока забирал у меня книгу, но был предельно серьёзен, когда возвращал мне её спустя неделю.
- Это... - он промолчал. - Это действительно здорово, Абрамов. Хотя и неожиданно. Я не перестаю удивляться, как ты смог такое придумать?
- А я и не смог, - ответил я, - я просто услышал.
Макс покачал головой, но ничего не сказал, теперь он относился ко мне как к творческому человеку со своими странностями. Впрочем, так стали относиться и другие. Теперь я уже не был бледным пятном среди людей, меня стали замечать, ко мне стали как будто бы примагничиваться интересные люди и события, и весь мир становился всё более и более значительным, стоило мне направить на него свой взгляд.
Иногда мне продолжает сниться всё тот же сон. Но теперь я медленно и вдумчиво хожу по залу, и иногда сознательно касаюсь одной из скульптур. А наутро я слышу новые повести, новые стихотворения, новые музыкальные композиции - мне даже пришлось купить синтезатор и освоить нотную тетрадь, и - что уже совсем смешно - цветные карандаши, потому что однажды я выбрал скульптуру, оказавшуюся рисунком.
Однажды ко мне снова зашёл Макс. Он выглядел взволнованным, вертел в руках мою шариковую ручку, рассеянно кивал, когда я ответил, как у меня идут дела, а потом сказал:
- Послушай, Абрамов, только обещай не смеяться. Я уже не знал к кому пойти, но ты человек творческий, может, поймёшь...
И Макс рассказал мне о том, что ему начал сниться повторяющийся сон. Только в его сне не было спортзала, а был огромный зал вроде тех, что находятся в Лувре. А скульптуры были всё те же. И вот когда он коснулся одной из них...
- Ну? - перебил я его нетерпеливо. - Что она сказала?
- Она сказала, - Макс замялся, - она сказала: "Я буду твоей музыкой". А я же вообще ничего в музыке не смыслю, что же мне теперь делать?
- Ничего, - улыбнулся я. - То есть не совсем ничего. Тебе нужно сделать одну вещь, но очень важную, а потом всё будет легко.