Ларин Дмитрий Евгеньевич : другие произведения.

Надвигается зима

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками


   Внимание! Предлагаемый текст содержит обильную нецензурную лексику и элементы пропаганды наркотиков и национальной розни, ненависти и вражды. Поэтому прочтение противопоказано детям и подросткам до 18 лет, беременным и кормящим женщинам и лицам с заболеваниями органов центральной нервной системы.
   Также напоминаем, что данный текст является художественным произведением: все события, персонажи, имена и географические названия - вымышлены, а имеющиеся элементы пропаганды - специальные литературные средства для обострения ситуации.  []
  
   Ирина Пирумян - Хайястан
   Мы сидим в клоаке на Кузнецком мосту и пьём кофе.
   - Когда я училась в выпускном классе, у меня был любимчик - кот Пушок. Ох, вот так был котяра... Здоровый, туманного серо-голубого цвета, безумно красивый кот.
   Я внимательно слушаю.
   - И когда я уезжала поступать в институт, мои родители враз осиротевшего кота сдали в какой-то санаторий на попечение труженицам пищеблока. Через неделю звонок: "Срочно приезжайте!". Когда мы приехали, кот сидел, уткнувшись носом в угол, ни на кого не обращал внимания, не принимал пищу и при попытках притронуться к нему в клочья располосовывал руки. Кота оставили...
   Я жадно всасываю фисташковое мороженое.
   - Пару лет спустя я встретила Пушка в окрестностях этого санатория, одичавшего и брутального, и он посмотрел на меня с каким-то нечеловеческим презрением... А потом нырнул в кусты.
   Я молча накидываю плащ и выплёскиваюсь на шелестящую мусором тухлую московскую весну.
   Dexter Gordon - Doxy
   Японский энцефалит, где я?! Ох, бля...
   С трудом ворочая глазными яблоками, я обозреваю высокие потолки, евроремонт и шёлковое постельное бельё. Абзац тотальный... не помню ни дыры...
   Я сажусь на кровати, вызывая из глубин желудка упругий ком тошноты, и обнаруживаю, что вся постель измазана коричневой липкой массой со вкусом и запахом шоколада.
   - Прикольно, - разговариваю я сам с собой и прихожу в ужас от хрипящего своего голоса. - Похоже, я набил где-то полные карманы конфет... Стоп, я же раздетым спал!
   Я переворачиваю подушку и вижу под ней жалкую сплющенную бывшую шоколадную монетку, на фольговой обёртке выдавлено: "Отель "Весёлая ночка"".
   - Спасибо за приятный сюрприз, - жалею я вслух персонал отеля, - но в данном случае вышел небольшой конфуз... Ладно, думаю, мой случай - типичный.
   Я смотрю в зеркало: кошмар, алкаш алкашом, зенки красные, рожа опухшая... В правом боку режет так, будто бы там завелись змеи, кисти рук трясутся, как у старого боксёра. Бля! - по-другому и не скажешь. Ну и ладно, в министерство ехать уже не надо.
   Я смываю в душе с себя останки монеты, чищу зубы и тщетно ищу мешок с трусами и носками. Вот - костюм, аккуратно висит на стуле; вот - сумка с ключами-документами. Где же мешок? Где же дорожные шмотки?!
   На меня с портрета в упор зырят Чарльз Мингус и Телониус Монк, и в голове ткутся какие-то невнятные воспоминания: армянский кабак, армянский коньяк, лабух пилит на саксофоне Сонни Роллинса и Тома Жобина, а я пьяный в лоскуты таскаю за руку какую-то бабу...
   Да пошло оно всё на хуй, сваливать пора из этого отеля! Я надеваю костюм - не заблёванный, даже удивительно, белоснежную рубашку, видимо, чудом оставшуюся белоснежной, повязываю галстук. Интересно, гостиница солидная? Да, солидная: вакса на месте.
   Проходя мимо администратора, я жду, что она объявит стоимость проживания, но она всего лишь уточняет:
   - Вы выселяетесь?
   - Да. Моё пребывание оплачено?
   - Да, конечно, не беспокойтесь.
   - Всего хорошего!
   - Надеемся, Вам у нас понравилось!
   - Ага, - говорю я уже на улице, - если б я ещё помнил хоть что-нибудь!
   Так, куда идти? На чём я вообще приехал сюда? Положившись на бессознательное Эго, я закуриваю и выползаю на Каширское шоссе аккурат к своей колымажке. Ура, не эвакуировали! Ну, ребята, это просто Sex Pistols! В поисках дорожной одежды я открываю багажник и обалдеваю на месте, ибо багажник чем только не забит: ящик коньяка, ящик шампанского, копчёные колбасы, ещё какая-то съедобная поебень...
   Очередное воспоминание гласит, что я кому-то давал ключи от машины, но возвращал ли мне их этот кто-то? Наверное, возвращал, коли ключи у меня в руке. Так, хорош достоевщиной заниматься, ехать надо, ехать отсюда без оглядки! Лишь бы только на ГАИ не нарваться...
   Art of Noise - Moments in Love ["The Best of Art of Noise (Blue)" mix]
   С некоторых пор не могу спать раздетым. Нет, мне не страшно, просто привычка въелась, и если лечь не в форме, да ещё не поставить ботинки около постели, будет глодать неприятное ощущение, что забыл сделать что-то важное - ну, типа как выключить утюг или запереть дверь. Ерунда, конечно, но я ничего не могу с собой поделать. И чтобы себя обмануть и успокоиться, я обхожу квартиру, проверяя окна и краны. На кухне я глотаю таблетку транквилизатора и в раздумьях смотрю на бутылку водки. Нет уж, бодун будет зверский, а завтра на работу. Потом, попозже. Лучше выкурить на ночь две-три сигареты.
   Я ложусь, но вокруг скачут тени, на улице перелаиваются собаки, кто-то, кашляя, бродит по лестничной площадке... Я крепко стискиваю игрушечный пистолет под подушкой - как в глубоком детстве - и вроде бы неспешно спускаюсь в сон...
   Распахивается дверь комнаты, от шума я разеваю веки: надо мной стоит бригада - врач, медсестра и два фельдшера. Первая мысль: допился...
   - Где я? - скрипуче говорю я.
   - В больнице, где же ещё!
   - В какой больнице?
   - В первой городской.
   - Какого города?
   Медики начинают смеяться.
   - Ты что, забыл, в каком городе живёшь?
   - В моём городе нет первой городской больницы, так что проваливайте!
   - Вызывай психиатра, - негромко говорит врач медсестре.
   Мне становится безумно смешно, что я разговариваю со сновидениями, и от хохота я падаю с дивана. Я долго валяюсь на полу, корчась от смеха, доведя себя до слёз и икоты. Наконец, ложусь обратно на диван и моментально засыпаю.
   Просыпаюсь от громкого шороха: все стены в комнате засижены пауками, и шорох создают их волосатые лапы, скребущие по обоям. Я расстраиваюсь, иду на кухню, засаживаю сто пятьдесят грамм, после чего сплю спокойно до утра.
   Екатарина Велика - Zemlja
   А утром Мишка говорит:
   - Ильич хочет просветить свои клинышки на "Эмме". Лёха уже там оптику настраивает.
   - Миш, - говорю я, - если Ильич хочет - пусть сам и работает. Он же не делает ни хера, только нами командует. Он кто? Начальник мой? Нет, ты - мой начальник, и ты ему потакаешь. А на нас висят три отчёта, которые мне ещё надо дописать и дооформить.
   - Так, - Мишка потихоньку раздражается, - ты не болтай, а дело делай! - а сам уходит на совещание.
   И тут звонит телефон:
   - Дим, - говорит Аня, - там Морозов на проходной торчит, выпиши пропуск на его ящик.
   - Какого лешего он припёрся, долбоёб?! - не стесняюсь я в выражениях. - Договорились же на два часа!
   - Вот такой он... - с притворным сочувствием говорит Аня. - Ты долго его не маринуй, пулей лети! И вот ещё что...
   - Ну что ещё? - я прерываю процесс превращения себя в пулю.
   - Скоси бороду.
   - Иди ты на хуй, Анечка, - отвечаю я, правда, уже когда телефонная трубка падает на рычаг.
   Я перезваниваю Лёхе на "Эмму", а Лёха говорит:
   - Тебе тут делать не хер, я один справляюсь. Иди удовлетворяй Морозова.
   Пока то-сё, пока прождал главного инженера, - время уже одиннадцать. С коробкой в руках я тащусь на рабочее место, а навстречу чешет Мишка:
   - Почему тебя на "Эмме" не было? Ильич всех там задрал вопросами "Где же Дима? Где же Дима?"!
   Я швыряю коробку оземь, Мишка проходит мимо, и мне чрезвычайно охота отвесить ему тяжёлого пинка по почкам.
   - Борисыч! - ору я, завидев Борисыча, идущего из отдела кадров с листком оформления пенсии. - Будь другом, отнеси коробочку!
   Хитрый Борисыч интересуется:
   - Тяжёлая? - и взвесив, берёт её под мышку.
   - Лёхе на стол поставь! - кричу я вслед и трусцой иду к теоретикам.
   Я открываю дверь ногой и ору:
   - Здорово, лысый, чурка чувашская!
   - Приветствую! - Ленин, как всегда, по-интеллигентски корректен, он подымается из-за стола и жмёт мне руку.
   Ленин ненавидит своё прозвище, но уж больно похож.
   - Возьми меня к себе! - без неуместных предисловий говорю я. - Буду тебе дом стеречь, спать могу на коврике.
   - У вас там совсем всё плохо? - усмехается Ленин. - Ты ж зарекался работать с такими пидорасами, как мы.
   - Сам себе удивляюсь, - машу я рукой и наливаю кофе.
   - То есть, ты к нам ненадолго? На годик-другой?
   - В смысле? - настораживаюсь я.
   - А потом уедешь в Москву, барыгой станешь.
   - Да уж, - тяжко вздыхаю я, закуривая. - Ситуация переворачивается каждую минуту.
   Ленин освобождает мне свой компьютер:
   - Пиши на себя характеристику.
   Воскресение - Научи меня жить
   После обеда я натужно вымучиваю формулировки, пытаясь хоть как-нибудь окончить отчёт. Лёха, как проклятый, бьётся на "Эмме" по капризу этого старого мудака Ильича. А вот меня они хер заставят - пошли они все на хуй. Хоть сам директор лично.
   Я ловлю себя на том, что просидел уже целый час, не написав ни буквы, размышляя об удобных способах посыла директора на хуй. Мне так настоиграли эти фуфловые отчёты с результатами, предназначенными затыкать дыры в отчётных позициях, что одна только мысль об их существовании заставляет меня рычать медведем.
   Я завариваю покрепче чаю, разворачиваю шоколадку и закуриваю. Жгучая смесь танина, кофеина, теобромина, никотина и маслянистой злобы на самого себя (я - профессионал, или где?!) подстёгивает какие-то шарики в мозгу, и первая рыба наконец-то сваливается. По-хорошему её надо отдать на редакцию Мишке, но время подпирает.
   А тут Мишка вламывается в комнату злющим. Видимо, директор хорошенько ввалил ему в самые бакенбарды, сейчас на мне будет оттягиваться.
   - Миш, я побёг сдавать отчёт на нормоконтроль.
   И точно:
   - Блядь, я тебе пять раз сказал - иди на "Эмму"! Заебал уже не делать ни хуя! - и Мишка уходит к себе.
   Я быстро печатаю бумажку, одеваюсь и иду в административный корпус, к заместителю директора.
   Замдиректора, прочитав бумагу, не удивляется, а уточняет по календарю:
   - Скоро ноябрьские праздники, четыре выходных. А ты хочешь плюс к тому два дня отгула - почти неделю отдыха... Зачем так срочно?
   Я молчу.
   - Почему ты не подписал у Миши, а сразу ко мне пришёл?
   - А что вы только что обсуждали на совещании? - отвечаю я вопросом на вопрос.
   Замдиректора без лишних слов подписывает заявление.
   - Куда едешь? - любопытствует он.
   - В Москву.
   - Иди домой, собирайся. Я сам бумагу в "кадры" отнесу.
   Но на пути к проходной меня ловит наш местный инженер-гитарист. И начинает говорить так мягко и вежливо, что мне хочется вспороть ему пузо и удавить собственными кишками.
   - Ближе к делу! - грубо обрываю я его.
   Он мямлит, словно радио, никак не реагируя на мои вопросы. Наконец, мне удаётся из него вытащить, что пятого ноября он даёт концерт в "Гаване" на какой-то там дремучей выставке. Не дожидаясь, пока он закончит свой дебильный монолог, я иду дальше.
   J. Ahai & Ojo Band - Nahui atl
   За окном вагона - кромешная пустота. Дверь купе заперта на засов, я один. Один на один с бухлом - я везу с собой три баклаги пива и флягу с коньяком.
   Я приваливаюсь к стеклу, но что там - вообще ничего не видно. Мир ограничен только этим купе, и нет больше никого-никого - ни тронутых начальников, ни придурочных музыкантов, даже надоедливых, как мухи, прохожих - и тех нет, и я воспринимаю сей факт с пламенным равнодушием.
   За окном - хтоническая тьма, и я спрашиваю себя: куда ты едешь? зачем? кто тебя ждёт?..
   Холод и пустота. Чего ещё человеку надо для счастья?..
   И перед тем, как провалиться в пропасть алкогольного сна, я всё же отщёлкиваю засов для тех мудаков, что садятся на поезд в Муроме.
   Eazy-E - Eazy Street
   Я выхожу на перрон Казанского вокзала и двигаюсь в сторону троллейбусного депо. В Басманном переулке близ мусорных баков стоит видавший виды невзрачный серенький микроавтобус "Пежо" с харьковскими номерами. Я выключаю телефон: зарядник забылся дома, и приходится экономить свет.
   В салоне сидят два типа: тип с позывным "Верный" и тип с позывным "Гиря".
   - Здорово! - жмём мы друг другу руки и угощаем друг друга сигаретами.
   - Как добрался?
   - А чего мне добираться? Лёг в поезд - утром уже на вокзале, - уклончиво отвечаю я.
   - Попутчики не храпели?
   - А я один в купе ехал.
   Гиря вертит в руках замусоленный клочок бумаги с какими-то именами и номерами телефонов.
   - Кого ещё ждём? - спрашиваю я.
   - Да некого ждать, - говорит Гиря. - Лето кончилось, отпуска кончились, да и порох кончился - теперь из ваших мало кто хочет продолжать дискотеку...
   Гиря гонит пургу. Просто сейчас мяса уже в достатке, а им нужны люди с военным опытом или, по крайней мере, с начальной военной подготовкой.
   Гиря - серьёзно контуженный; он состоит на учёте у психиатра и строго по расписанию закидывается какими-то психотропными колёсами. Если его задержат, то опустят очень скоро. И из его губ последняя фраза звучит без малейшего упрёка, а по-детски, без оценки, но с констатацией.
   Верный мрачен, постукивает пальцами по рулевому колесу.
   - Да не дёргайся ты, - говорю ему я. - Никто тебе в этом городе ничего не сделает!
   - Ладно, поехали, - Верный запускает двигатель. - Ждать, действительно, некого.
   Я догадываюсь, что люди, которые были оповещены о сборе, не явились - минимум, человека четыре, поскольку не зря они приехали на этом мятом шифоньере.
   - Заедем по дороге в "Ашан", - прошу я.
   - У нас сухой закон, - жёстко говорит Верный. - Кстати, это от тебя так растворителем прёт?
   - Каким ещё растворителем? - удивляюсь я.
   - Ну не знаю... ацетоном или керосином...
   - А! Это скипидар. Я скипидарным варевом ботинки пропитал от протечки. А ты думал, я растворителя напился?
   - Зная тебя, можно было так подумать.
   - Это те же педали, в которых ты в прошлый раз приезжал? - интересуется Гиря.
   - Они самые, - отвечаю.
   - Надо тебе будет подогнать новьё, а то скоро босым останешься.
   - С покойника не возьму.
   - Да не ссы ты, на складе найдём, у тебя размер неходовой!
   По дороге к нам присоединяется тип с позывным "Слышкин" на собственном седане, и к вечеру мы уже на месте.
   Lifelover - Myspys
   - Возьми мой, - говорит Слышкин, протягивая мне зарядник.
   Я ставлю телефон на подзарядку. Внутри - целый ворох непрочитанных сообщений, я их почти все удаляю без ответа. Непринятых вызовов тоже много, и я ожидаю, что телефон скоро взорвётся.
   Так и происходит. Первый вызов я игнорирую - пускай идёт этот пидор на хуй.
   Вторым звонит брат. Ответить или нет? Не буду, когда-нибудь потом извинюсь.
   Потом звонит мать. Сбросить? Нет ни малейшего желания захлёбываться в её опасениях и тревогах. Но надо ответить - мать всё-таки, работа у неё такая - беспокоиться. Но мне везёт: мать устала за день, я сумел перевести тему на ремонт в её квартире, и разговор длится всего минут пятнадцать.
   Снова звонок. Ох, где ж вы все были весной-то, а? Почему весной-то вы прикидывались, что не слышите меня? Почему вы, ленясь, отделывались от меня лишь гнилыми советами? Идите все на хуй, никого не хочу ни видеть, ни слышать, ни знать. Я вам что - резко так потребовался? Нет, не верю.
   Меня толкает в плечо Верный:
   - Ты чего это тут? - а я и не заметил, как уснул, сидя на крыльце избушки. К губе прилипла недокуренная сигарета.
   Поздний вечер. Деревушка выглядит черно и уныло.
   - Кто тут ещё, кроме нас? - спрашиваю я, и Верный называет позывные, указывая рукой на спящие дома. Я прикидываю: всего человек двадцать.
   - Завтра приезжает Профессор, - говорит Верный. - Подъём рано, иди отдыхай.
   Но я не ухожу, жду полуночи и, глубоко раздумывая, выдыхая клубы дыма вперемешку с туманом. Я боюсь, что она позвонит или напишет, и тем самым мне придётся и её посылать на хуй. Но нет, полночь пришла, она не звонит, а это означает, что пора спать.
   Stone the Crows - One Five Eight
   Профессор читает лекции по городской герилье плохо, сильно увлекается и поэтому не слышит моих вопросов. Все присутствующие кемарят вовсю; я тоже быстро утомился от непонимания и теперь кручу головой, выискивая знакомые лица. Таких мало - похоже, правда, народец подустал.
   И тут я ловлю себя на мысли, что я тоже эмоционально выхолощен, исход войны мне просто похуй - и по-другому не сказать, и что я ни хуя не понимаю, что же я тут делаю. Отставить, бля! Я профессионал, или где?! (Не профессиональный партизан, разумеется, а профессионал в принципе, по жизни.) Впрягся - изволь выполнять задачу. И мне приходится на зубах досиживать лекцию.
   С наступлением темноты - акция. Наполовину тренировочная, но только наполовину.
   Верный выкатывает из сарая лёгкий мотоцикл, а вернее, питбайк китайского производства, и ставит задачу, шаря рукой по изображению жухлой степи на наших сетчатках:
   - Граница - вон за той лесополосой! Берём мешки и ставим закладки! Завтра разбиваемся на пары и объясняем товарищу местоположение тайника! Если товарищ не найдёт - незачёт обоим!
   - Что в мешках? - спрашивает кто-то.
   - Продукты. Пока только продукты.
   - Если погранцы поймают?
   - Значит, по погранцам. На этом мопеде можно запросто уйти по полю от любой машины - проверено многократно! Но есть риск быть подстреленным. Если поймают - разыгрываем пьяного сельского дурачка, везущего тёще макароны из сельпо и заблудившегося в темноте. Мы тут что-нибудь придумаем, на крайняк - штурмом пойдём вынимать. Всё ясно?
   Нестройные крики.
   - Ещё вопросы?
   Молчание.
   Меня тренировка на мотоцикле вообще не касается - к боевым операциям я никоим боком не причастен, но подкрадываюсь поближе, будто невзначай.
   - Ты пьяный, что ли? - принюхивается Верный, у него глаз - алмаз.
   - Это для завершения образа по системе Станиславского, - удивительно, наверное, это свежий воздух так действует - голова работает чётко и слаженно, несмотря на кило дешёвого портвейна в крови.
   И прежде чем Верный успевает что-либо предпринять, я прыгаю на мопед и с сигаретой в зубах срываюсь с места.
   Игорь Растеряев - Русская дорога
   Я выжимаю из пластиковой мотоциклетки все силы. Свободная от шлема башка зябнет под натиском кусачего степного ветра, такого же жёлтого, как хрустящая трава.
   Какие ещё погранцы?.. Нет никого в радиусе горизонта, вообще никого, кроме меня и, быть может, голодного волка... Холодно и пусто.
   Я долго сижу на копне, вслушиваясь в окрестности. Всё тихо. Всё мирно.
   Жаль, курить нельзя - ночь ясная, огонёк виден за километр. И копна - херовый ориентир для закладки, я нахожу ключ крохотного ручья и закладываю мешок с макаронами в дупло кривой ольхи. Маскирую кусками дёрна и ещё долго сижу, очень долго...
   Верный в ярости. Он орёт так, что, наверное, слышно на том берегу Днепра. Пусть идёт на хуй, а я иду спать. В избушке под моим топчаном, у печки, ждёт меня, огненными слезами обливаясь, купленная накануне в сельпо бутылка "Трёх топоров".
   Move - It Wasn't My Idea to Dance
   - ...да ещё и материтесь, как лимита подзаборная! - плюётся в стороны Профессор.
   Я, выдавливая из себя маску скорби и раскаяния, сношу головомойку с полным равнодушием. Я думаю о том, какого рожна я сюда припёрся, ибо пятого числа мне уже нужно выходить на работу, и эти занятия получаются - ни пришей, ни пристегни.
   - Да не ссы ты! - хлопает меня по плечу Гиря, когда мы на здоровенной жаровне печём на углях на всех куриные лапы; рядом на костре булькает котёл с перловым варевом. - Показал характер - молодец! Это на войне значит много больше, чем уметь пулять!
   Да нету у меня уже никакого характера. Ни мягкого, ни дохлого - никакого. Вместо характера у меня нынче тягучая головная боль, заставляющая поджимать затылок к ключице.
   Гиря усиленно роется в своём смартфоне.
   - Гляди-ка ж ты, 3G ловится!.. - восклицает он.
   Я беру у него трубу из рук, открываю браузер и показываю ему этот ролик (http://www.youtube.com/watch?v=d4v13DfH-dM).
   Гиря хохочет, как ребёнок, совсем беззлобно, но резко его лицо складывается в жёсткую стальную маску, и он вздёргивает верхнюю губу над клыками.
   - Хоть сожги их заживо, как ментов на Майдане - детей не воскресить... Блядь! Пиздец! Семьдесят лет нам коммунисты мозги ебали о дружбе народов - вот она, блядь, дружба народов, блядь! Ну на хуй, не буду больше никого в плен брать!
   - Ты им лучше прививай национальную толерантность, - советую я. - Через принудительное исполнение гимна СССР.
   Гиря задумывается, его дебиловатое от контузии лицо напряжённо морщится.
   - Заебись идея! - наконец, резюмирует он.
   - Вы когда собираетесь в Москву?
   - Мы поедем на третье в ночь, - говорит Гиря. - Надо попасть на митинг да ещё кое-какие дела сделать...
   Да, я помню, был на одном митинге как-то раз: когда ездил в министерство, выпросил, чтобы в сроки командировки включили воскресенье, - захотелось сходить на Марш мира. Но на Марше меня быстренько завернули менты; ну и что, что у меня в руке была кассета с тремя десятками яиц?! Я ж из магазина иду, я ж не гопник какой, а серьёзный человек, в очках и в галстуке! А некоторые из пацанов, здесь присутствующих, тогда стояли поодаль и подшучивали надо мной, а я им махал рукой из ментовского окружения, и в их карманах лежало кое-что посерьёзнее яиц.
   К ужину неожиданно подъезжает туча новых людей. Хотя, не все новые: я вижу среди них некую Нелли; разумеется, это не настоящее её имя, здесь мало кто друг друга знает по именам. Какого хера она тут делает, думаю я. Летом она занималась обменом пленными, а теперь что?
   Она со мной не здоровается. И я с ней - тоже. Но поговорить необходимо.
   - Нелли, - говорю я, - прости за ту мою выходку, вырвалось сгоряча!..
   - Да ладно, - отмахивается она. - У всех нас нервы, дело-то общее.
   Я ожидаю, что она тоже извинится, хотя бы формально, но она этого не делает, и меня скручивает от злости. Я хочу швырнуть этой старой суке в лицо всё, что я о них думаю, отыграться за август, и за обвинения в предательстве, и за презрительную кличку "Рука Москвы"... И за равнодушие ко всему, что не происходит в их мирке, и за всю их инфантильную гордыню, и за нескончаемое нытьё! И за требование от России безвозмездной (всё равно взамен дать нечего) поддержки соляркой, боеприпасами и продовольствием (и регулярными войсками) - и одновременно требование не вмешиваться в военно-политические процессы в республиках! Вот ведь бляди!
   Но пар быстро иссякает, и я теряю интерес к этой молодящейся карге. Вполне вероятно, что я неправ, но я не понимаю, в чём, - посему идите все дружно на хуй и сами разбирайтесь со своими проблемами.
   Поэтому я не слушаю то, что она мне начинает мелко-мелко втирать, и выбегаю из дома, чтоб холодным ветром слегка притушить боль в затылке.
   Motorhead - Death or Glory
   Слышкин поехал искать мою закладку, и его нет уже около часа. Верный матерится, как записной богохульник, не обращая внимания на острое недовольство Профессора. Я вновь решаю подебоширить на пьяную голову: вытаскиваю ключи от машины из рюкзака Верного, сажусь в "Пежо" и жарю в направлении границы; Верный бросается под капот, я торможу, машину тащит юзом по росистой траве, Верный прыгает на пассажирское кресло, и я вдавливаю педаль в пол.
   - Классная тачка - "Пежо"! - комментирую я.
   Верный напряжённо вглядывается во тьму, опустив стекло до упора.
   - Потуши фары! - орёт он, перекрикивая аэродинамический шум.
   Мы мчимся по грунтовке, соединяющей два убогих хутора.
   - Вон он!
   И действительно, в блёклом свете луны мелькает задний светоотражатель мопеда. Слышкин, очевидно, решивший, что за ним гонятся пограничники, втопил так, что я на скорости девяносто километров в час начинаю отставать. Я переключаюсь на пониженную передачу и подбавляю ещё.
   - Осторожно! Осторожно! - кричит Верный. - Ты ж его собьёшь!
   - Заткнись! - кричу я в ответ. - Мне и так страшно, а ты ещё под руку говоришь!
   Вдруг Слышкин делает изящный заячий вираж, оставляя нас в дураках, оставляя за себя лишь сухой треск мотора.
   Мы догоняем его уже по нашу сторону границы.
   - Так это вы были? - удивляется он.
   - Да, искать тебя поехали! - Верный зол, поскольку мотоцикл измят и поломан в нескольких местах. - Блядь, неделю назад фару купил! Вдребезги, ёбаны в рот!
   - Да я в ручей свалился впотьмах, - оправдывается Слышкин, его одежда измазана водой и глиной. - Пока эту бандуру выволок на берег...
   Верный орёт на меня так, что у меня из глаз сыплются линзы.
   - Да не шуми ты! - вступается за меня Слышкин. - Он такое место для закладки нашёл - пизже некуда! Я сам лоханулся!..
   Но Верный не успокаивается ещё часа два.
   The KLF - Burn the Bastards
   Назавтра идущий мимо мужичок, родственник-с-той-стороны одного из немногих коренных обитателей деревушки, рассказывает, что на границу приехали по вызову участкового какие-то хмыри в военной форме и что-то ищут с собаками и биноклями.
   - Херово дело, - Верный трёт небритый подбородок и отправляется на контрразведку. Возвращаясь, объявляет:
   - Временно сворачиваемся! Всем разбежаться в разные стороны, пока я с Москвы не вернусь! А там решим по обстановке.
   Народ разъезжается кто куда: кто в Курск, кто в Белгород; Слышкин по моему совету поехал смотреть на Воронеж. Профессор тоже уехал - кажется, в Москву. Я, Верный и Гиря в Москву едем завтра, а поздним днём (или ранним вечером, кому что ближе) приезжает опоздавший с позывным "Робокоп", меланхоличное гнусное зачуханное жизнью педерастическое существо. Мы не на зоне, здороваться и колдырить я с ним буду, но если хоть раз привлечёт внимание к своей ориентации - с нею вместе пойдёт на хуй.
   Верный ведёт машину со злостью, и в Москве мы оказываемся уже к четырём часам вечера. Они высаживают меня в Кунцево, и я беру билет до станции Тучково. До поезда домой остаётся более суток.
   The Cure - There Is No If...
   - Ау, я дома! - кричу я, утром с поезда открывая дверь.
   Зря кричу: дома никого, меня никто не ждёт, и даже хойя отцвела, и почернели листья, и на подоконнике лежит ковёр осыпавшихся бутонов. Время жмёт, работа ждёт. Я мчусь на площадку.
   - Ты где лазишь? - не довольствуется Мишка, с важным видом прохаживаясь между сваленных в коридоре алюминиевых ящиков. Ни словом не упоминает о моём самовольном побеге в Москву.
   Я смотрю на часы: 7:59. Молча прохожу к себе в кабинет и завариваю чай покрепче. Лёха зовёт меня на "Эмму", и я с радостью сваливаю из-под Мишкиного носа; на "Эмме" мы протрубили до обеда.
   А после обеда Лёха неторопливо рассортировывает по ящикам бухты кабели, подвесы, хабы, а я, поскольку всё равно с железом не дружу, обеспечиваю Лёхе моральную поддержку и курю одну за следующей аки Оппенгеймер. А Мишка уже давно исчез согласовывать с автохозяйством грузовик на завтра.
   The Velvet Underground - After Hours
   После работы я еду домой, но вдруг вспоминаю, что я приглашён в "Гавану" на выставку-концерт.
   Я хожу кругами по второму этажу "Гаваны", разглядывая живопись аборигенов, напечатанную плоттером на холсте. Некоторые картины очень даже на уровне, и отрадно, что лучшие написаны никому не известной молодёжью.
   Инженер-гитарист уже сидит на табуретке на подиуме посередь фонтана. Я ожидаю, что он будет играть собственный, свежий джазовый материал, но он лабает обычный тренди-бренди-рок. Играет и поёт он великолепно, однако я в своё время изгнал из группы, как евреев из Египта, целый взвод, не побоюсь этого слова, одарённых личностей. Ибо мы сочиняли и играли музыку, требующую не столько техничного попадания в ноты и беглости хитроумных соло, не виртуозного манипулирования эмоциями слушателя, а много большего - умения налаживать со слушателем диалог и на этой почве доносить до публики главный замысел композиции.
   Мне быстро надоедает концерт, изготовленный из сладкой ваты, и я иду к выходу.
   Стараясь обойти площадку с фонтаном так, чтобы не светиться, я блуждаю по "Гаване" и напарываюсь на ещё неоткрытую детскую комнату. Стеклянные двери глухо заперты, а за ними какая-то тётя - видимо, местная работница - и девочка лет трёх катают пластмассовыми клюшками яркие шары.
   Я долго смотрю на них. А потом ухожу.
   Наив - Я ложусь спать
   Из-за чёртова концерта я появляюсь дома лишь часов в восемь и начинаю лихорадочно пихать шмотки в чемодан.
   Звонок в дверь, я открываю - на пороге стоит сестра. Ядрён-протон, я ж совсем забыл, что она собиралась приехать паспорт обменивать. Она лихо раздевается, машет пакетом, в котором спрятались две бутылки коньяка и коробка конфет, и вешается мне на шею.
   - Димочка, привет! Как же давно мы не виделись!
   Она тащит меня на кухню и немедля разливает.
   - Ну?.. я ж тебя так с днём рождения и не поздравила!
   - Да хуй с ним, - сухо отвечаю я.
   - Какой хуй? Ну какой ещё хуй, Димочка?! - она поднимает бокал. - Что ты плетёшь? Я полтыщи километров проехала, чтоб с тобой увидеться, а ты мне - хуй!
   Мы мёрзнем и курим на балконе, от холода прижимаясь друг к другу.
   - Ты зачем мне такие интимные вещи рассказываешь? - и чуть не добавляю: "Не хочу ни хуя знать!".
   - Ты что, я ж тебе полностью доверяю! С кем ещё я могу поделиться?
   "Не с мужем же!" - мысленно заканчиваю я её фразу. Доверяй, доверяй, думаю я. Да только фиг ли толку?
   А сам ты? Сам-то кому доверяешь?..
   Ох. Гнилой вопрос, очень гнилой. Никому я не доверяю. Никому не верю. Ни от кого не жду ничего.
   - Ты как собираешься Новый год встречать? Поехали с нами в Воронеж! Я сперва Соньку на Кремлёвскую ёлку поведу, а потом...
   Ага, думаю я, в Воронеж. Как в прошлом году. Чтоб грядущий год получился таким же тошнотворным, как и уходящий? Ну, на хуй.
   - ...и когда ты, отхлёбывая попеременно из обеих бутылок, строевым шагом направился к нашему столику, громовым голосом напевая: "Артиллеристы! Ларин дал приказ!", все дружно у меня спросили: "А почему ты меня до сих пор не познакомила с этим весёлым типом?!".
   Угу, с таким весёлым - просто повеситься можно на собственном языке! Помню-помню это блядское мероприятие...
   ...как лысый бандит с инициалами Л.С.Д. задушил меня в объятиях до полусмерти с воплем: "Ну, как дела, дорогой?". Дорогой я ему, видите ли! Его безвкусно размалёванная жена потащила меня танцевать, повиснув на шее и положив голову на плечо. Она плела такую галиматью в мой адрес, что я даже начал раздумывать, не оттащить ли эту дуру в туалет и там изнасиловать. Лёша и Коля - или наоборот, Коля и Лёша - обсуждают мою бороду и способы ухода за ней, будто два педика. Какая-то фантасмагория, барбитуровый бред... Бред! Бред! Ёбаный бред кругом!..
   И я потихонечку зверею от анализа мерцающих событий.
   Второй флакон мы допили часам к двум ночи.
   - Оставайся на ночь, - предлагаю я.
   Сестра отказывается:
   - Я уже завтра уезжаю, мне будет некогда занести тебе на площадку ключи.
   Я не хочу напоминать о том, что на свете существуют запасные ключи.
   И такси увозит её в чёрную глубь айсберга-ночи, размозжившего городу голову. Я на всякий случай принимаю транквилизатор и ложусь спать.
   Bill Evans - My Foolish Heart
   Я ощущаю чудовищную боль во всём теле. Болит буквально всё: кости, связки, желудок с кишечником, позвоночник, а что касается головы - так она просто раздувается от напора крови, как цепеллин.
   Сердце - натуральный бласт-бит, расползается по груди и сверлит мне аорту, не хватает кислорода. Я пытаюсь перевернуться на бок, но транквилизатор разрабатывали не лохи лабораторные - периферические нервы полностью блокированы, и мне ничего не остаётся, кроме как вырубиться.
   Zapp - I Can Make You Dance
   Утром Лёха с Борисычем подумать над тем, как жить дальше, не дают:
   - Давай-давай, фуфайку надевай и стаскивай эту байду вниз! Через час уже грузовик приедет!
   Мы торопимся. Мы истекаем потом. Мы таскаем ящики. Мы грузим их в грузовик.
   Пообедать я не успеваю: я еду через весь город в электромеханический цех за необходимыми деталями, а затем догоняю грузовик, уже взявший курс на Рязань, и перегружаюсь.
   В два часа я на площадке.
   Лёха пьёт кофе и смотрит "Россию-24".
   - Пошли? - говорит он мне.
   - Через часок пойдём, - плюхаюсь я на диван рядом. Я забегался, задохся, даже покурить с утра не успел. И я пью чай, ем шоколад, курю табак, открыв окно, чтоб дым вытягивался на улицу и не нервировал пожарный датчик.
   В кают-компанию вваливается Мишка, не злой, но нервный.
   - Ну чё, пацаны, готовы к отъезду?
   - Готовы-готовы! - обнадёживает Лёха. - Ты сам когда выезжаешь?
   - В понедельник, - говорит Мишка. - Сейчас комиссия какая-то приехала из министерства, я как член НТС обязан присутствовать... - и обращается ко мне: - Ты отчёты сдал на нормоконтроль? Меня Сорокин уже затрахал во все извилины!
   - Нет, - равнодушно говорю я.
   - Да какого хуя?! Пять раз сказал - до командировки сдать отчёты на проверку!
   - Я на "Эмме" работал с Лёхой.
   Мишка просто шипит, теряясь, что ответить.
   - Лёх, поехали-ка в бухгалтерию за командировочными.
   - А, в натуре, ещё надо бабки получить! Ладно, Миш, будь на связи!
   Мы оставляем начальника тет-а-тет на диване с телевизором.
   Ленинград - Почём звонят колокола?
   Мы выходим из вагона и на Комсомольской площади садимся в автобус. С водителем мы хорошо знакомы, мы жмём друг другу руки.
   Нас тринадцать человек: экспериментаторы, программисты, дозиметристы, инженеры, и мы едем воевать с непокорной квантовой электродинамикой. Автобус бодро крутит колёсами по тёмно-сумеречной, оплёванной яркими кляксами неоновых и светодиодных вывесок Москве.
   Я раздаю несколько оставшихся с поезда бутылок пива. Борисыч мечтает на соседнем сиденье:
   - Сейчас приедем, первым делом сходим в парикмахерскую. Потом сходим в "чуркин дом", купим носки...
   - Потом в "Меланж", - перебиваю я.
   - Не-а, в "Меланж" вечером. А лучше - в "Малибу", шары катать.
   А мне, как в натуре, видятся качели. Обыкновенные, грубо сваренные качели на детской площадке, ржаво визжащие, плавно подрагивающие при качке... Покрытые гексогеновой копотью и запёкшейся детской кровью, присыпанные песком, выброшенным из воронки, оставленной миномётным снарядом. Пацаны через два дня поймали хохлушку-корректировщицу, которая, одетая в бомжацкое тряпьё, шарилась по району с авоськой вздувшихся консервных банок. Обратили внимание на нетипичное для бездомной неопухшее лицо - и нашли в кармане с десяток радиомаячков. Узнав о том, что случилось с ней впоследствии, блеванул бы от содрогания даже Роб Зомби.
   Megadeth - Symphony of Destruction
   В здании, где располагается пультовая, нас радушно встречает начальник отдела, седой доктор наук, античный пень Сергей Сергеич:
   - Какого чёрта вы приехали?!
   И мы замираем, офигевшие.
   - Я же чётко по телефону сообщил вашему директору, чтобы вы приехали в праздники! А сейчас у нас профилактические работы, будете ждать до понедельника!
   - Сергей Сергеич, - говорю я, - как Вы себе представляете оформление командировки на выходные?
   - Не моё дело! - орёт Сергеич. - У вас экспедиция оформляется приказом!
   - А что Вы на нас-то орёте?! - я тоже не прочь поднять бучу. - Когда нам приказали, тогда мы и приехали!
   - Где ваш приказ?! Где бумага, по которой вы собираетесь приступать к работе?!
   Заместитель начальника экспедиции - Юрка Шаронов - мнётся:
   - У начальника экспедиции, а он приедет только в понедельник...
   - Тогда пошли все вон! Когда будет приказ - тогда и будете работать!
   Мы, злые и растерянные, толшимся около здания, обмениваемся впечатлениями, курим и материмся, не особо-то понижая голос.
   Тут подкатывает "буханка", оттуда выкатывается пышущий энергией двойной колобок (почти лысая голова + туловище), главный инженер канала:
   - Здорово, здорово! С приездом, орлы!
   Надо же! Получается, что я тоже орёл. Хотя я ни разу в жизни не был в Орле.
   Юрка Шаронов обрисовывает ситуацию и тихо и застенчиво просит разрешения поработать под землёй хотя бы вторую половину дня. Тот гоняет складки по лбу, выпячивает жирные губы (в кино одного из "Трёх Толстяков" играть ему бы!) - для пущего порядку, начальник как-никак! - и, естественно, говорит:
   - Да не вопрос! Машина на вечер нужна до гостиницы добираться?.. Виктор Иваныч! Отвезёте сегодня ребят? Отлично! Только у Ленки в журнале не записывайтесь, а то мне группа охраны труда насуёт пистонов...
   Мне достаётся обжимать коаксиальные кабели.
   Чем я и методично занимаюсь, сидя с сигаретой в зубах на полу тоннеля.
   Совершенно внезапно раздаётся треск сигнализации и загорается жуткий предвестник острой лучевой болезни - красное табло "Немедленно покинуть канал". Я понимаю, что подняться на двадцать метров по спотыкачной железной лестнице к милому и дорогому солнышку я успею только лишь в прожаренном жёсткими пи-мезонами виде. Что ж, жизнь научного сотрудника в российском ядернооружейном комплексе пока ещё ценится дороже чуть-чуть подсорванного эксперимента, и я жму на кнопку аварийного отключения канала.
   Я ожидаю, что сейчас зазвонит телефон, но всё тихо, и я понемножку продолжаю работу.
   Сигнализация с табло очухиваются вновь, и я ещё раз отключаю канал, уже более уверенно, но вдруг, взъярившись, отрываю провода совсем - кнопка работает на размыкание, и теперь сбросить пучок в канал невозможно технически.
   Из концевого бокса выныривает главный инженер ("Блядь, я тут насосы проверяю, а какая-то падла меня угробить хочет!"), подваливает к телефону и начинает орать в трубку:
   - Сергей Сергеич! Вы там что - охуели в корень?! Вы хотите радиационную аварию устроить?! Идите Вы на хуй со своей профилактикой - я Вам русским языком сказал, что под землёй работают люди! Кто начальник смены? Я начальник смены! Почему Вы без начальника смены начинаете эксперимент?!
   Швыряет трубку на рычаги и поворачивается ко мне:
   - Он нас, видишь ли, торопит так! Торопыга, пидорас старый... - он смотрит на оборванные провода и напоминает: - Не забудь обратно припаять.
   Я даже не отвечаю ничего, ибо прекрасно понимаю, что никакие провода я обратно припаивать не буду, и гашу окурок о табличку "Не курить!".
   - Вот-вот! И бычок кинь куда-нибудь подальше в тёмный угол, чтоб комиссия не заметила!
   Часов в пять вечера Сергеич выгоняет нас всех наверх и возобновляет прогонку пучков по тракту, а у нас и наверху полно дел. У меня в кармане живой рыбой бьётся телефон.
   Звонит Верный:
   - Здорово, ты ещё в Москве?
   - Не ещё, а уже, - поправляю я.
   - Я завтра в Белгород возвращаюсь, встретиться надо, тему одну перетереть.
   - Когда?
   - Подчаливай завтра часикам к десяти в зоопарк, я там тусоваться буду.
   - Как скажешь, - отвечаю я и жму на сброс.
   Я размышляю и прихожу к выводу, что вся наша работа пляшет вокруг Лёхи, и я спрашиваю его:
   - Лёх, я тебе завтра буду нужен?
   - Какое там! Ты ж сам слышал, у нас завтра-послезавтра - выходные! Сергеич будет пучок протаскивать.
   - Мне надо в Москву скататься на денёк.
   - Да поезжай, не парься! Я, может, тоже поеду, хочу себе горные лыжи купить. На Нагорной есть большая база по продаже подержанного спортинвентаря. Ты там был? Ты знаешь тот район?
   - Знаю, не ссы! - успокаиваю я Лёху.
   Телефон трезвонит снова. В этот раз на проводе Джерри - именно её звонка я так сильно не ждал неделю назад, сидя в новороссийских степях.
   Мы с Джерри знакомы уже полжизни. И как-то так всегда получалось, что, не будучи близкими друзьями, мы постоянно вытаскивали друг друга из всяких жизненных ям, пахнущих ямами могильными и ямами выгребными.
   - Привет, - говорит она и замолкает, поскольку не знает, как начать разговор.
   - Привет.
   - Ты уже в Москве?
   - Ну... считай, что да.
   - Как продвигается?..
   - Со скрипом.
   Мы молчим, пока она с плохо скрываемой надеждой не спрашивает:
   - Ты заедешь в этот раз? Тебя ждать?
   Я не знаю, что отвечать. Я думаю о том, как оно всё будет происходить, если я всё же захочу с ней встретиться, и мне рисуются банально предсказуемые картинки. Она будет подливать мне пива в бокал и вылавливать из банки очередной огурец, будет изымать трусы в стирку и носки в штопку, будет мять кулаками мне сбоящую поясницу и выписывать липовый рецепт на амитриптилин... И я отвечаю - впервые за полгода, кому бы то ни было - искренне:
   - Я не смогу.
   - Что - много работы?
   - Просто до хера.
   - Жалко, - и голос её состоит из нагих слёз.
   Гражданская оборона - Свой среди чужих, чужой среди своих
   Верный трётся у вольера с белым тигром, который величаво позирует лупоглазым обывателям. Верный поддерживает под мышки девочку лет пяти, и я задумываюсь - собственных детей у Верного нет, это я знаю точно, родственников в Москве - тоже...
   Да какая, на хуй, разница, скоро этот шпиономан в парандже даже в сортир будет ходить! Конспиратор хренов...
   Верный тоже не особо ласково со мной здоровается.
   - Катюш, пойдём, посидим, хот-дог съедим с дядей!.. - он соображает, что не знает меня по имени, и осекается.
   - Не хочу хот-дог! - капризно топает ногой Катюша. - Хочу летучую мышку! - и мы продолжаем осмотр.
   Мы с Верным не разговариваем и даже не глядим друг на друга.
   У птичьих клеток Верный, наконец, говорит:
   - Генерал просил передать...
   Мы наблюдаем друг за другом краешками глаз, делая вид, что поглощены созерцанием дремлющего филина. Я молчу.
   - В общем... Генерал приказывает тебе больше не появляться...
   Вас когда-нибудь внезапно, без объяснений бросал супруг? Вот-вот.
   Суки, решили отодвинуть меня от грядущих мартовских событий! Блядь! Блядь! Столько нервов и денег было в это вложено, и на тебе! - так же, как и в августе, отшвыривают, будто с тропы змею сапогом.
   По вольеру вальяжно разгуливает старый бородатый ворон, грубым своим голосом накаркивая какой-то шлягер и безбожно фальшивя при этом.
   Но ай да генерал! Не зря носит степень доктора педагогических наук - людей видит, как эндоскоп! Я всей шкурой чувствую, что Верный ждёт вопроса о том, не за пьянку ли меня попёрли.
   - Что ж, удачи! - меланхолично усмехаюсь я.
   - Ты это... - говорит мне в спину Верный, и я оглядываюсь. - Спасибо за помощь. Нашим она пришлась очень кстати.
   Я ничего не отвечаю, я даже не салютую кулаком, как привык приветствовать - теперь уже бывших - товарищей по оружию, и иду к выходу из зоопарка, набирая номер Джерри.
   MC Val - Никогда вы нам не будете братьями
   Я еду в метро в лёгкой давке.
   Рядом увлечённо спорят два каких-то мужика, то и дело пихая меня плечами. Я отворачиваюсь изо всех сил, но тренированное ухо выдёргивает из разговора и расшифровывает обрывок фразы:
   - Крым - чисто дотационный регион! Как его прокормить при растущем-то баксе?
   - Мужик! - я наклоняюсь к нему, почти касаясь губами его сальной раковины, но в грохоте подземки всё равно приходится кричать резко и внятно. - Ты нефтяник?
   - Нет, - недоумевают оба.
   - Может быть, ты бюджетник?
   - Нет.
   - Ты только что сказал, что Россия ничего, кроме нефти не производит, так?
   - Да, так и есть.
   - Тогда какого хуя ты, пидорас дырявый, чужими деньгами тут собрался распоряжаться? А?! Сам же сказал, что вся Россия на тюменской нефти держится! Ты с Тюмени? Ась?!
   Мужик молчит.
   - Парень, ты чего? - говорит второй, и я тычу ему локтем в грудь. Я хочу всего лишь нанести болезненный ушиб, но не знаю, правильно ли рассчитал силу - под локтем осязаемо хрустят его рёбра.
   - Ну? - грозно говорю я и, щурясь, смотрю на них, и впадаю в натуральный животный восторг, физически ощущая их страх. Они испугались - двое против одного! И кого? Убогого хипстера в рваном пуховике и склеенных изолентой очках! - Пошли выйдем, мразь хохложопая! Милицию позовём, если сами ссыте связываться, напишете против меня заявление! Ну? Тогда я один выйду!
   И я выхожу на "Пушкинской".
   В город подымаюсь на "Боровицкой", и моё внимание тут же привлекает плакат "Спаси Донбасс!". Под плакатом - плексигласовая коробка с деньгами, рядом пляшут от холода два парня, оба рыжие, оба бородатые. Лимоновцы - сразу видно. Я подхожу, и опять начинается старая, как первобытнообщинный строй, мужская игра - кто кого первей изучит взглядом.
   Мы угощаем друг друга сигаретами.
   - Как ситуация?
   - А, херово. Постреливают, "трёхсотых" много.
   Я вынимаю из кармана пачку командировочных и кидаю в ящик "Хабаровск".
   - А я тебя видел, - говорит один, - под Луганском.
   - Не мог, - утверждаю я.
   - Да точно! Да точно я тебя там встречал!
   - Не мог!
   - Да точно!
   - Я тебе ещё раз говорю: я никогда не был ни в Донецке, ни в Луганске, ни в окрестностях.
   Парни смотрят недоверчиво. Чтоб восстановить репутацию, я бросаю ещё один "Хабаровск", и они сразу веселеют.
   - Если б Россия нас поддержала хоть как-нибудь! - сетуют они. - Если б не пятая колонна в Кремле!..
   Блядь, я столько наслушался об этой всемогущей "пятой колонне" (какой по счёту уже?), что мне хочется нахаркать им прямо в самые деньги. И вовсе не потому, что в Кремле нет агентов влияния - я знаю пару фамилий (даже эпизодические служебные контакты с ФСБ даром не проходят), а потому, что это мерзость, удел подлецов и пидоров - валить ответственность за свои неудачи на пятую колонну, предателей, агентов ЦРУ, москалей, Путина, коммунистов, инопланетян и змия-искусителя. Мир никому ничем не обязан! Обвинять вышеперечисленных в своих проблемах (пусть даже и справедливо) - всё равно, что обвинять законы механики в нанесении черепно-мозговой травмы.
   От конфликта с парнями меня спасает звонок Джерри, и я иду к памятнику Достоевскому.
   - А у тебя виски совсем седые стали...
   - А я покрашусь, - отмахиваюсь я.
   - И борода...
   - А я побреюсь.
   Джерри некоторое время тихо меня разглядывает.
   - Не езди ты больше в это помойное гнездо...
   - Больше не буду.
   - ...а то прилетит снаряд какой-нибудь и убьёт тебя к чёртовой матери!
   - Ничего не прилетит. Я же не воюю, я даже к зонам боёв не приближаюсь никогда.
   - Как голова твоя?
   - Как обычно.
   - Ты почему томографию не сделаешь?
   - Что-то надоела мне эта тема. Ответь теперь ты мне, почему у тебя глаза красные?
   - Ты меня из постели выдернул, я после "суток" отсыпалась.
   - Какие ещё "сутки"? Тебе ж завтра на работу.
   - Я отрабатывала отгул.
   - Прости. Что ж по телефону не сказала?
   - "Прости" не булькает.
   - Как скажешь, - отвечаю я и, взяв её за руку, волоку по Воздвиженке по направлению к Арбату-папе.
   Deanta - Ready for the Storm
   Джерри робко скребётся мне в плечо:
   - Дим, я ключи от квартиры на стол положила. Что в холодильнике найдёшь - то твоё.
   Меня как-то не особо радует перспектива дрыхнуть полдня в чужом логове, и я лихо, будто будённовский кавалерист, вскакиваю на обе ноги.
   Мы бредём по северным замусоренным улицам, перекопанным злыми трубочинщиками. Гремящие под ногами, как металлопрокат, листья напоминают об ушедшем октябре, а вязкий холодный воздух предвосхищает грядущий декабрь.
   Я шаркаю по листве и размышляю, чем бы заняться в воскресенье в Москве. Бухать надоело. Футбол? Можно, конечно, сгонять в Химки на рубилово "Динамо" - ЦСКА, либо посмотреть на новенькой "Открытие Арене" "Спартак" - "Арсенал". Да ну его за печку, футбол мне уже скушен. На концерт сходить куда-нибудь в панк-клуб? Музыка приелась. Вот объясните мне, пожалуйста, как же это так - что в воскресенье в Москве делать нечего? Что ни одно, через силу выдумываемое, занятие не приносит ничего, кроме усталого раздражения? А что там, за горизонтом сегодняшнего дня? текущего месяца? следующего года? Такая же серая, липкая, безвкусная субстанция бессмысленного течения времени?
   - Херовое у тебя прозвище, - вдруг говорю я.
   - Почему?
   - Джеральд - мужское имя.
   - А если не Джеральд, а Джеральдина?
   Я молчу - мне уже неинтересна эта тема.
   - Переезжай ты, наконец, в Москву.
   - Нет, - качаю я головой.
   - Почему?
   - Это невозможно.
   - Почему?
   Перед глазами висит ехидствующий Ленин, и я сам ухмыляюсь:
   - Потому что я не хочу жить в Москве. Москва - город-паук. А я заклятый враг пауков.
   - Почему паук?
   - Погляди на любую карту дорог России.
   Джерри берёт меня под руку:
   - Приезжай хотя бы почаще... - на что я просто молчу.
   И когда она, обойдя шлагбаум и помахав на прощание, зашла в здание станции "Скорой помощи", во мне вдруг проснулась фибрилляция. Да пошёл ты на хуй, дорогой товарищ левый желудочек! Я закуриваю и двигаюсь в направлении к метро. Хорош рефлексировать! Аффтар, выпей жидкого азота!
   Только около метро мне удаётся взять себя в руки. Я спрашиваю себя: доколе ты будешь отравлять людям жизнь, депрессоид ты африканский? Циничней надо быть, соратник, строго ограждая людей от себя, а себя от людей, и будет на свете на чуточку больше светлого покоя. А теперь спускаемся в метро, вот так, ножку на ступень, вторую ножку на следующую ступень, едем на Курский вокзал.
   Max Romeo & The Upsetters - I Chase the Devil
   Мы сидим в тоннеле, в специальной каморке с железными стенами. Я ни хуя не делаю, оказываю моральную поддержку товарищам, курю и выдуваю дым в вентиляционную трубу в обход пожарного датчика.
   В каморку заходит некоторый мужик по фамилии Берёзкин, у которого на лбу громадным алкоголическим шрифтом выбито слово "ЗАВЯЗАЛ":
   - Слышьте, пацаны, дайте-ка мне лобзик, да быстрей давайте! Некогда мне.
   Барсук интересуется:
   - Что ты хочешь пилить?
   - Кабель-каналы! Давай-давай, быстрей!
   - Лобзика у нас нет.
   - А чем вы пилили свои кабель-каналы?
   - Болгаркой. Возьмёшь болгарку?
   Берёзкин снобически морщит нос:
   - Пилить болгаркой пластмассу?..
   Я плюю ему бычком на ботинок и говорю:
   - Да Вы эстет, батенька!
   Берёзкин отваливает.
   Чуть позже я, сидя на пункте управления, становлюсь свидетелем исторического события: собственной персоной является Белая Нога. Присутствующие воют, словно на луну, и кидаются друг в друга от восторга использованными чайными пакетиками.
   - Здорово! - говорит мне Белая Нога, протягивая мне руку.
   - Здорово, симулянт, - равнодушно отвечаю я.
   - Почему это я симулянт?
   - А почему ты не поехал вместе со всеми на поезде, а решил выждать несколько дней и возбудить пиар-ажиотаж вокруг своей ёбаной личности?
   Белая Нога, очевидно, не понимает грязного, оскорбительного, но всё же юмора:
   - Так это, меня же свалил приступ панкреатита!..
   Я опираюсь на собственные ноги и громогласно ору, нарочито привлекая к себе внимание:
   - Всё ваше отделение - сборище блядских симулянтов! Один - хромоногий, другой - язвенник, третий - с якобы панкреатитом!
   Язвенник - это Пётр Юрьич Глухарёв, проживший не одну жизнь старикашка, экспериментатор высочайшего класса и непримиримый нонконформист. Он сидит, попивая чай без чая и без сахара (капиток), забросив ноги на стол, закусывая сушками, и прекрасно понимает, что мои оскорбительные реплики направлены не в его адрес, а в адрес Белых Ног, и поэтому не вмешивается в разговор.
   Но и сам я затыкаюсь, потому что упомянутые мною болезни в более чем достаточном количестве живут и во мне.
   Барсук орёт:
   - Эй, Ноги Белые, бери Антона и Ларина и привези сюда оптические столы!..
   Einsturzende Neubauten - Tanz Debil
   Мы идём по тоннелю к шахте, в которую, по словам Барсука, спустили оптические столы. По дороге к столам Белая Нога пиздит без умолку и затыкается, лишь когда я беру его за шкирку и толкаю в спину:
   - Вот они - грузи в телегу.
   Белая Нога как-то резко увядает и начинает мямлить что-то про панкреатит и запрет физических нагрузок. У Антона в спине водится трёхмиллиметровая грыжа, но он, не пискнув, помогает мне забросить на телегу столы, которые весят не меньше сотни килограммов каждый (мужики в цеху не поскупились на материал, хотя сварили они совсем не то, что от них требовалось).
   Телега - на железнодорожном ходу. И мы, ездовые учёные, тянем её по рельсам за канат, а Белая Нога больше пиздит, нежели тянет, как вдруг на пути возникает табуретка со знаком "Проход запрещён!".
   Мы осматриваем препятствие: кто-то вскрыл фальшпол и спустил под него погружной насос для отсоса грунтовых вод, и шланг насоса лежит прямо на рельсе, подставляясь под обрезку. Антон дёргает за шланг - насос крепко зацепился за что-то.
   - Надо отъединять, - озвучивает Антон общее мнение.
   Все понимают, что я, если полезу в дыру, просто-напросто застряну, и Белая Нога неожиданно говорит:
   - Я в сапогах, я спущусь, - будто бы Антон не в резиновых сапогах.
   Белая Нога скрывается в канализационном стоке. С матом и кряхтеньем мы вытягиваем цепляющийся шланг на сушу, и Белая Нога кричит из под-подземелья:
   - Обождите, пацаны, я обратно всё соединю.
   - Пошли они все на хуй, - равнодушно роняю я. - Сами соединят.
   Антон меня поддерживает, и мы тащим тележку дальше.
   Но вдруг телега идёт сама. И идёт весьма даже бодро. Я мгновенно соображаю, что сошедшая с рельс телега может разнести в опилки оборудование тоннеля, и наматываю канат себе на руки. Очень вовремя: тоннель пошёл под уклон, телега, обладающая массой под полтонны, с вялой рыси перешла на спешный галоп.
   Резким рывком мне чуть не выдёргивает руки из плеч, инерция вагонетки такова, что меня тащит вслед, и протекторы ботинок моих оставляют на бетонном полу тоннеля чёрные следы. И если б Белая Нога не смекнул, что происходит и не вцепился бы в канат, я бы наверняка остался инвалидом с порванными суставами.
   Husker Du - What's Going on?
   Я нагло оккупировал единственный компьютер с выходом в интернет, и Барсук ругается:
   - Нам тоже надо!..
   - Пошёл ты на хуй, - говорю я, - вы на работе, так что работайте, облака ещё высоко!
   Барсук не находит, чем возразить.
   Я выхожу перекурить на улицу, а там плюётся в урну с окурками Андрюха Хвесюк.
   - Чего случилось? - спрашиваю я.
   - Да, бля, Берёзкин - просто ебанат!
   - Он что - начальник твой?
   - А ты что, не в курсе? Он начальник нашей лаборатории, гондон рваный.
   - Почему ты на него так ругаешься?
   И в ближайшие минуты на меня обрушивается поток информации, из которого следует, что Берёзкин... как бы помягче выразиться... просто идиот, разваливший работу в лаборатории, ставший начальником исключительно из-за того, что директор обязан ему жизнью, за десять лет руководства проваливший абсолютно все планы, поскольку к этому самому руководству даже и не приступал. Подошедший Витька-Тетерев соглашается с Андрюхой на все сто семьдесят и уточняет, что Берёзкин - придурок, долбоёб и выпердыш. Меня никакой Берёзкин не волнует, я не его подчинённый, и, докурив, возвращаюсь к компьютеру.
   Я разглядываю карту окрестностей Белого озера и не замечаю, как за спиной возникает Берёзкин:
   - Ну и чё ты там высматриваешь, ты там был, что ли?
   - Ну был, - грубо отвечаю я.
   - И где ты был? Покажи!
   Я кружащимся курсором мыши очерчиваю небольшой пятачок вокруг Белозерска.
   - А ведь я родом с тех краёв, - вдруг как-то по-человечески говорит Берёзкин и садится на соседний стул. - Из-под Череповца.
   На моих глазах совершается ошеломляющая метаморфоза: шестидесятилетний мерзкий мудила превращается в тонкого остроумного человека с внимательным мудрым взглядом.
   Мы говорим о Великом переселении русского народа тридцатых годов, спорим о геополитических коллизиях, курим на улице и посылаем на хуй желающих привлечь нас к работам.
   А я плюс к тому ещё и с тоской думаю, что то же самое ждёт меня в будущем. Возненавидев людей, спрятаться под маской сварливого алкаша; воспользовавшись случаем, занять свою нишу и наплевать на земные долги; жестоко пресекая попытки налаживать контакт, осторожной ощупью искать своих. Пускай это тяжко, зато не так унизительно, как нынче, - я устал быть безмолвным музейным экспонатом.
   А Берёзкин... он обычный северорусский мужик, бесящийся по мелочам, не принимающий их, но в целом по жизни сохраняющий светлое полудетское мировосприятие с чёткими представлениями о плохом и хорошем, о правде и справедливости. И дай-то бог всем нам быть такими.
   Slipknot - Left behind
   Работы у пацанов движутся с зубодробительным скрипом. В этот раз до гостиницы мы добрались к часу ночи. Я, залив в желудок полбутылки "Столичной" и полтора литра "Жигулёвского", валяюсь на койке, пытаясь уснуть. А рядом Лёха и Витька-Тетерев жалуются друг другу на херовую организацию труда в своих подразделениях.
   Меня колотит от усталости; канализационное это чувство - усталость от скуки, усталость от выключенности... Я чувствую себя кукурузником, брошенным в штормовой фронт, с болью в элеронах и ломотой во всём фюзеляже. Уши мои улавливают ключевые слова (Лёхин голос):
   - Вот смотри - вот Ларин, физик от бога! А он сидит уже десять дней и ни дыры не делает! Вот почему, скажи? Почему Миша не отпускает его домой, даже позвонил директору и заочно продлил командировку?..
   Лёхины слова режут меня, как кочан салата, и вдруг я осознаю, что я здесь в последний раз, и вряд ли я когда-либо ещё поработаю с этими людьми... Красивое слово "никогда", от него веет прохладой и пустотой.
   Cynic - How Could I?
   Я читаю интернет-статьи о гитарах, о футболе, о теории электрослабого взаимодействия, о бенгальской породе кошек.
   Лёха орёт на программу:
   - Пизда тебя родила, а не мама!!! - он расковырял код в компиляторе так, что монитор уже весь ярко-красный от подчёркиваний ошибок синтаксиса.
   Приехал заместитель руководителя научной работы, о чём-то перетирает с начальником экспедиции. Его терпят здесь лишь оттого, что он постоянно пинает всех сапогом в жопу (фигурально, разумеется); но это хорошо где-то там, далеко в кабинете - просчитывать разные варианты, не останавливаясь на чём-нибудь одном, а здесь у нас есть чёткая программа работ. Так что пошёл он на хуй со своими гениальными соображениями!
   - Пошёл ты на хуй! - резонирует у меня в черепе.
   Я осторожно выглядываю из-за монитора: это не я нечаянно сказал вслух, это Глухарёв, покачиваясь на стуле, цедя кипяток, равнодушно говорит:
   - Олег, пошёл ты на хуй!
   Вот, не я один такое хамло. Я радуюсь.
   Семь вечера, народ уходит в гостиницу. Я не выдерживаю:
   - Миш, я тоже пошёл.
   - Стоять! - ругается Мишка. - Пока что-нибудь не заработает, будем сидеть здесь!
   На самом деле, какие бы шедевры самодурства Мишка ни выкидывал, как бы я ни материл его в глаза и за глаза, я его глубоко уважаю за здоровый фанатизм и обострённое чувство профессионализма. Поэтому я пожимаю плечами и погружаюсь обратно в болото интернета.
   - Не уходи, - говорит Лёха, - ты на самом деле мне сильно помогаешь. Моральная поддержка для меня много значит.
   Витька стоит уже закутанным в пальто:
   - Парни, что вам купить?
   - Как обычно, - вздыхаю я, - чай, шоколад, сигареты.
   - И пива! - шумит Лёха. - Возьми ящик сразу!
   Начинается жёсткая война Лёхи с управляющей программой. Барсук по телефону передаёт Лёхины распоряжения в пультовую, Мишка на соседнем компьютере что-то переключает. А я завариваю Лёхе кофе, подношу сигареты, ставлю музыку группы "Коррозия металла".
   К полуночи программа наконец-то начала управлять тем, чем надо.
   Мишка сияет и широким жестом орёт:
   - Парни, сегодня я вас угощаю такси!
   - Если б не Диман не обеспечил мне тылы, я б не справился! - Лёха тоже светится гордостью.
   Я отворачиваюсь, закуривая.
   - Всем спать! Завтра начинаем эксперимент! - говорит Мишка.
   Riot - Thundersteel
   С Барсука и Мишки градом катится пот. На командном пункте все напряжены, хмуры и молчаливы, даже Олег. И я сливаюсь со складками окружающей местности, чтоб никого не отвлекать.
   Появляются первые результаты. А потом валят валом.
   Мишка сбрасывает на мой компьютер гигабайты требующей обработки информации. Я не упускаю случая поворчать:
   - Миша, я сюда приехал за пятьсот километров обработкой данных заниматься? Я понимаю, что больше некому. Но давным-давно взяли бы девочку-студентку, тут ничего сложного.
   Мишка, к моему удивлению, проявляет чудеса политического мастерства:
   - Диманчик, друг, сделай, пожалуйста!..
   - Миш, я сделаю обязательно, ты ж знаешь! Я же профессионал, - добавляю я с грустью.
   Ближе к вечеру на пункт залетает начальник экспедиции:
   - Комиссия приехала!
   - Как приехала? - непонимающе все переспрашивают друг друга.
   - Мужики, срочно пишите протокол!
   Мы все, наплевав на оставшуюся часть программы, переключаемся на составление протокола о государственных испытаниях. В помещении стоит стук, как в швейном цеху фабрики "Большевичка".
   Барсук - единственный, кто ничего не пишет, а склеивает все куски в общий текст. Получается коряво. А, стойте, ещё Олег ничего не пишет - он сидит, закинув ногу на ногу и мечтательно пиздоболит:
   - Что ж мы как медленно сработали? Не успели несколько пунктов программы выполнить. Думаю, комиссия комплекс не примет.
   - Пошёл ты на хуй, Олег! - говорит Глухарёв. - Кто тут орал громче всех за побочные эксперименты, не давая докончить программу?
   Барсук с горем пополам сверстал и распечатал протокол. Мишка бегло пролистывает ту часть, за которую отвечаем мы, и подпрыгивает:
   - Ну просто заебись!
   - Чего там? - я заглядываю ему через плечо, меня больше интересует, без ошибок ли я оформил свою главу. Я не верю своим глазам: результаты цифра в цифру соответствуют техническому заданию. И я не верю Сергеичу, что он сумел вопреки моим прогнозам чистенько протащить пучок через канал. Теперь я просто обязан съесть шляпу. И я не верю себе, что сумел выудить истинные данные настолько аккуратно.
   Я не рад, я просто чувствую облегчение. Я выполнил свою работу, и пусть здесь разверзнется земля, и пусть настанет ад кромешный, и сгорит всё жёлтым пламенем - но меня уже здесь не будет. Всё, всё похуй.
   Приходит комиссия, не спеша здоровается, читает протокол, хмыкает.
   Я встаю из-за стола и, приклеив к губе сигарету, иду в направлении выхода.
   - Дим! - громким шёпотом зовёт Барсук. - Распишись на титульном листе!
   - Распишись сам за меня, - отмахиваюсь я. - У меня подпись простая.
   - Почему у вас настолько точное соответствие техническому заданию? - интересуется кто-то из комиссии.
   - Это что - плохо? Вот и иди на хуй!.. - бесцветным голосом говорит Глухарёв, выставив комиссару чуть ли не в лицо подошвы закинутых на стол ботинок.
   Дальше я уже ничего не слышу и не вижу, я выхожу на улицу.
   Black Sabbath - You Won't Change Me
   Темно, холодно и пусто.
   Я глубоко затягиваюсь, смотрю на ясное звёздное небо. Я уже купил билет на поезд и на завтра, но до завтра и до поезда ещё далеко - впереди ещё неофициальный банкет в каком-нибудь кегельбане. В том, что мы сдадим комплекс, я не сомневаюсь ни на йоту.
   Но я сомневаюсь в том, что сумею побороть, наконец, кошмарную депрессию; я просто-напросто не вижу смысла своей дальнейшей жизнедеятельности. Да, я профессионал, но, как показали события последнего месяца, профессионал своё дело сделал. Ну, или сделал всё, что мог. И теперь должен ли профессионал сложить с себя полномочия профессионала?
   Иными словами, должен ли я тем, кто меня любит? Пусть любовь не выбирают, но любят же без ожиданий ответки!
   Должен ли я науке, если она вдруг сбросила вуаль и оказалась не обворожительной незнакомкой, а бедной на фантазию колхозницей? Между наукой и Природой я выбираю Природу - у меня с ней взаимопонимание, близкое к идеальному.
   Должен ли я что-либо сам себе? По факту рожденья? Между мной и собой я никого не выбираю, в этом конфликте я против всех.
   Короче говоря, не знаю. И даже знать не желаю. Я желаю лечь спать и не видеть ничего, не слышать ничего, даже снов, и неважно, цветными они будут или тягомотными. Подумаю потом, как просплюсь. А вы живите, как хотите, только больше не тормошите меня - я вам не принадлежу.
  

ноябрь - декабрь 2014



Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"