Аннотация: Три друга штурмуют звездный Олимп. В тенетах шоу-бизнеса им предстоит проверить на прочность дружбу, любовь и веру в собственные силы.
МИШУРА
Горькая история сладкой жизни
Доброе утро, Бешеный мир!
Рейс, самолет, всем вам доброе утро!
Вновь убегаем из теплых квартир,
Чтобы догнать постараться минуты,
Чтобы догнать и примерить успех,
Глупо, но факт - ощутить чью-то зависть,
И снова ждать, когда кончится бег,
Чтобы забрать, то, что время оставит...
Денис Майданов. "48 часов"
Небо было серым.
Егор задрал голову и посмотрел вверх, точно надеясь найти в комковатых тучах брешь, но свинцовые тучи спрессовались монолитом, угрожая пролиться дождем. Егор сморщился.
К зданию столичной газеты пришлось ехать через весь город. Редактор накануне предупредил, что реальный шанс застать его есть только утром. Пришлось подниматься ни свет, ни заря, трястись в маршрутном такси, пристроившись на неудобном месте за спиной водителя, бесконечно передавая деньги за проезд.
Москва гостям не рада. Манящие витрины, красивые машины, дорогие безделушки, вывески баров и ресторанов - это не для приезжих. Точнее, не для тех, кто подается в столицу за длинным рублем. Москвичи традиционно презирают гастролеров, тщательно пряча собственную биографию, с сиволапыми выходцами захудалых провинциальных городков. Теперь они были москвичами, старательно тянули звук "а" в словах, подражая говору аборигенов.
Столица смотрела на людей сверху вниз, давя их авторитетом высоток и шпилей: от Останкино, до МГУ. Даже на лицах монументов, старых и новых, скользило одно и то же выражение - высокомерного снисхождения к мелким букашкам, торопливо подбиравшим крохи царской жизни одного из самых дорогих городов планеты.
Надменность этого спесивого каменного мешка, закованного в асфальтовые латы, сползала только в вагонах метро. Там, внутри мраморного склепа станций, великолепия социалистического пафоса, люди теряли лица подлинных москвичей в десятом поколении. Движения становились торопливыми, глаза воровато рыскали по углам, но настороженность спадала, стоило только ввалиться в вагон и занять пустующее место, если, конечно, повезет...
Миг - и бушующий в крови адреналин застывал, превращая кровь в вялотекущее желе. Миг - и колючие глаза подергивались мутноватой пенкой усталости. Москва по утрам - проклятие. Два часа на дорогу туда, столько же обратно. Воздух влажный и липкий, словно сахарная вата. Каждая поездка - лотерея: получится ли занять блатное место в маршрутке рядом с водителем, не окажется ли сосед по метро вонючим бомжом, от амбрэ которого нет спасения, сколько не утыкайся носом в надушенный Диором шарфик.
В руках - томик детектива в мягком переплете, или "Известия". Для несерьезной публики -сплетни желтых газет с броскими выпуклыми заголовками. Кто-то бросил эстрадную диву и она ушла в запой. На другой странице модный стилист, упорно считавший себя звездой, обматерил стюардессу. По мнению стилиста, это было круто и челяди требовалось "указать место". В ушах настойчиво крутится мелодия из болтающегося на груди плеера, что-то там про запах бензина и дорогих духов. Певец надрывается, но даже его децибелы заглушает мягкий женский голос: "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция - ВДНХ". Но выходить еще рано, можно подремать полчаса.
Утренние пассажиры похожи, как близнецы. Свежевымытые лица расплываются квашней, глаза мертвы, как у рептилий, поскольку когда встаешь в пять, мечтаешь только о сне, неважно на чьем плече. Утренние пассажиры молчат, у них еще нет сил на разговоры. Метро - это обманщица, крадущая твою жизнь. Два часа туда, два часа обратно, садишься в поезд на кольцевой молодым, неоперившимся юнцом, выходишь седым, пыльным и никому не нужным старикашкой. Московское метро - это монстр, скалящийся в улыбке.
В Новосибирске метро было другим, состояло всего то из двух веток и не выглядело мавзолеем, где находят вечный покой усопшие вожди. Однако от этого новосибирский метрополитен не выглядел более живым. Суета, царившая в московской подземке, Егору даже понравилась. Здесь все было чуточку не так. А расстояния совсем не пугали. Родной сибирский город был таким же вытянутым, с гигантскими провалами между остановками маршруток и автобусов. Только Новосибирск оставался джунглями, таежными, но все таки... Островки сосен разбивали город на куски, делая его уютнее, чище, и если бы не летняя мошка, заставлявшая всех от мала до велика мазаться антиреппелентами, Новосибирск был бы великолепен. Москва же была джунглями каменными, как не избито звучит эта фраза, городом, не верящим слезам и никогда не спавшим... Если, конечно, верить кинорежиссерам и ди-джеям.
Сидя в кабинете главного редактора Егор почти не нервничал. Переживать по поводу работы не хотелось. Получится - хорошо, не получится - дело житейское. Есть еще пара вариантов, и, наконец, надежный тыл в лице папеньки, хотя к нему так не хотелось обращаться...
Свое решение променять родину на столицу Его принял еще в институте. Ежедневно возвращаясь домой из Академгородка, через сосновый лес, Егор мечтал, что после того, как получит диплом, уедет поближе к "цивилизации". В столице все сразу становились "звездами": и никому не известный политик, и юная певичка и даже одна очень яркая КВН-щица, удачно вышедшая замуж за такого же веселого и находчивого. Теперь этот семейный тандем смешил людей с экранов вот уже несколько лет, не переставая заражать массы оптимизмом. Поэтому Егор не стал сомневаться в выборе и объявил матери о своем решении уехать в Москву.
-Отдохнуть? -не поняла мать. Егор вздохнул.
-Работать, мама. Я хочу переехать туда совсем.
Мать, терзавшая спицами вязание, посмотрела на сына холодным взглядом. Зная Егора как облупленного, она даже не подумала возражать, но ее поза говорила только одно: "Ты все равно сделаешь так, как хочешь. Но я заставлю тебя пожалеть. Рано или поздно."
-Москва - большой город, - наконец, произнесла она. - Развращающий. Разве здесь тебе плохо? Ты можешь пойти работать на телевидение или в местную газету. На курсе ты был одним из лучших...
Егор поморщился. Казенность фраз отдавала холодом. Мать была слишком правильной, как будто провела в казарме всю жизнь, затянутая в сбрую портупеи. По сути, так и было. Больше двадцати лет мать отработала в школе учителем русского языка и литературы, прививая единственному сыну любовь к Цветаевой и Пастернаку. Получалось так себе. Чрезмерно живой Егор предпочитал приключенческие романы, а отнюдь не поэзию серебряного века. Даже самой себе мать не решалась признать, что в этом он пошел отнюдь не в отца, а, скорее, унаследовал ее гены. Ведь в двадцать лет она тоже была порывиста, как пантера-охотница, потому с готовностью бросилась в авантюру, именуемую браком.
Супружество юной студентки пединститута и рабочего металлургического завода кончилось столь же стремительно. Он закрутил роман с другой, а она, поплакав, гордо подала на развод, в глубине души считая себя не то Катериной из "Грозы" Островского, не то Анной Карениной, словом, персонажем трагическим, с надломленной судьбой и разочарованием в любимом. Годовалый Егор остался с матерью, общение с отцом, неожиданно сменившего спецовку на пиджак и галстук бизнесмена, ограничивалось алиментами. Вскоре отец женился на другой и переехал в Москву. Общения с бывшей женой не поддерживал, сына в гости пригласил лишь однажды и как-то неубедительно, с днем рождения не поздравил ни разу, даже открыточки не прислал, хотя там, в Москве, купался в роскоши...
Егор отца не осуждал. Почему он должен был винить почти чужого человека за нежелание оставаться в семье? В глубине души он и сам прекрасно понимал, что жить с такой женщиной невозможно. Наверное, мать изменилась после развода, но почему-то Егору казалось, что брак родителей изначально был обречен. Мать всегда казалась Егору скучной, серой, навеки застрявшей в развоплотившемся совке. Рассказы о том, какой она была в молодые годы, казались Егору нереальными. Но сейчас, говоря о своем желании перебраться в Москву, Егор отчетливо понимал, почему фразы матери звучат так холодно и отчужденно.
-Наверное, надо поставить отца в известность, - негромко произнесла она. -Все-таки родная кровь. Тебе будет трудно первое время...
"Дрянной мальчишка, я заставлю тебя пожалеть. Ты бросаешь меня, как бросил твой папаша. Но ты никуда не денешься. Рано или поздно приползешь обратно, когда Москва перемелет тебя и выплюнет."
Вот только Егор не был намерен возвращаться. Поэтому смело улыбнулся грузному мужчине, читавшему его резюме.
С того момента, как Искандер дал объявление о приеме на работу штатного журналиста, прошло всего пара дней, а желающих набежало столько, что впору было открывать приложение. Скажем, "Желтуха-2"... Или - "Возвращение Желтухи". Звучит, конечно, дико, смахивая на фильм-катастрофу о воцарившейся на планете эпидемии. После нее все будут похожи на китайцев, щуриться, бить поклоны и таскать над головой разноцветные зонтики... Шут их знает, этих китайцев. Может быть, они и правда в давние времена перенесли экзотическое заболевание, выделившее нацию монголоидов на новый уровень.
Соответствовать заявленным требованиям редакции "Желтухи" почему-то смогли немногие. Казалось бы, чего проще, пиши материалы о звездах эстрады, с удовольствием предоставляющих информационные поводы своими нелепыми выходками. Нет повода - придумай, спровоцируй. Разведи звезду на скандал, выстави в глупом свете, покажи, что артист по своей сути - продажная шлюха, готовая ради рекламы на все.
Все пиар. Кроме некролога.
Маститые журналисты в "Желтуху" не шли. Формат не тот, размаха нет, с заданием школьник справится, если сумеет пробраться мимо зазевавшихся секьюритти на светскую вечеринку. Умеешь складывать слова? Добро пожаловать! При условии, конечно, если ты эти слова взял не из воздуха, подкрепил фотографией знаменитости, где та зевает, упала рожей в салат, кутается в одеяло, застигнутая в постели другой звезды. И будет тебе почет, слава и скромный гонорар. Может быть, даже карьеру сделаешь, будешь вести собственную колонку. Но это вряд ли... Сперва докажи, что можешь работать.
Отсеивать шелуху Искандер научился давно. Всем претендентам дал одно и то же задание. Сын известного актера Олега Михайлова - Ефрем - в очередной раз разводился. Делал это он с завидной регулярностью. В анамнезе числились не то пять, не то шесть жен. Последняя супруга уходила с громким скандалом. Ефрем напился в хлам, гонял супругу топором и даже бросил в нее не то чайник, не то пепельницу, тут свидетельские показания расходились. В итоге оба Михайловых оказались в больнице. Супруга - с гематомой, Ефрем - с "белочкой".
После семейного скандала супруга появилась в суде с обширным фингалом, потребовала раздела имущества и охотно поведала журналистам о тяготах семейной жизни. Ефрем прессу не жаловал, с завидным постоянством спуская журналистов с лестницы, разбивал фотоаппараты, отнимал диктофоны. Развод он не комментировал, чем акул пера только раззадоривал, ведь, по мнению борзописцев, у Михайлова было что отсудить. Ефрем, несмотря на беспробудное пьянство, снимался везде, где только мог, не брезгуя даже эпизодами, а съемочный день маститого представителя династии Михайловых оценивался в десятки тысяч долларов. На это, по слухам, супруга и позарилась, когда выходила за Ефрема замуж.
Суд был закрытым, поэтому выведать, удалось ли Ефрему отстоять свои права или же он откупился от супруги, не удавалось. Разведясь, экс-жена Михайлова исчезла из Москвы, а сам он интервью не давал категорически. Молчало и ближайшее окружение актера. После развода Михайлов традиционно запил, сделав паузу в напряженном съемочном графике, на тусовках не появлялся и даже кинофестиваль, куда слетелись сливки киношного общества, проигнорировал.
Искандеру об этом было прекрасно известно. Поэтому он решительно отправлял на охоту за Михайловым претендентов на вакантное место. Судя по отсутствию звонков, Ефрем был недосягаем.
Егор на редактора особого впечатления не произвел. Да, хорош собой, одет сдержанно и неброско, но в то же время с каким-то интеллигентным шиком: свежий цвет лица, чистые волосы и ногти, хищно сверкающие лаком туфли... Ни тебе дикой шевелюры, ни педерастической сережки в ухе, ни тату с хвостатыми драконами. Хоть сейчас бери и отправляй на телеканал "Культура" вещать о влиянии Шнитке на мозг молодого питекантропа. Разве такой сможет добыть скандальные подробности? Здесь нужна акула, пиранья, барракуда, а не тропическая птица киви, волосатое австралийское недоразумение, птица-фрукт, не способная летать и эволюционировать.
Где, скажите на милость, редактору желтой газеты взять талантливого и хваткого, когда вокруг томные и нерешительные? Вот и этот... Явился аж из самого Новосибирска, едва только регистрацию получил, опыта нет, а туда же...
-Значит так... Егор, - поморщившись, сказал Искандер, предварительно заглянув в резюме. -Мне рассиживаться некогда. Сейчас пойдешь в триста пятнадцатый кабинет, найдешь там Настю Цирулик, объяснишь, что пришел от главного и попросишь дать контакты Михайлова. Поедешь к нему, возьмешь интервью.
-На конкретную тему? - уточнил Егор.
-На конкретную. Как он чувствует себя после развода? Что отсудила жена? Как он дальше намерен жить? Фотоаппарат есть? Отлично... Сдать материал нужно послезавтра. Лично можешь не приходить, вот моя визитка, кинешь статью на электронный ящик. Если справишься, возьму в штат. Вопросы есть?
Егор улыбнулся и отрицательно покачал головой.
-Вот и отлично. Дуй к Настасье, она тебя научит уму-разуму.
Егор поднялся. Искандер подумал: протянет ли руку для пожатия, но Егор лишь кивнул и пошел к дверям. Редактор фыркнул. Дилетант... Даже попытки не сделал установить личный контакт...
Светский хроникер Анастасия Цирулик оказалась молодой пышногрудой девицей лет двадцати, в стильных квадратных очках, с сальными перегидрольными волосами, стянутыми в замысловатый узел. Одной рукой она удерживала телефонную трубку, во второй был огрызок груши. Настя жевала и одновременно чирикала по телефону, снисходительно объясняя невидимому собеседнику, как ему выгодно предоставить информацию именно ей.
-Я понимаю, что у вас есть договоренность с "ТВ-лайном", но у него тираж на двадцать тысяч меньше. Подумайте, насколько будет выгоднее для Антуана дать эксклюзивное интервью нам... Нет... Нет... Ну, что вы, какие деньги, о чем вы говорите?... Что у вас? - спросила Настя быстрым шепотом обратившись к Егору.
-Я от главного, - улыбнулся Егор, комично закатив глаза к потолку. -Мне нужна Анастасия. Это по поводу Михайлова.
-Практикант? - презрительно осведомилась Настя и ткнула рукой с огрызком в сторону заваленного бумагами кресла. - Сядь пока, я сейчас закончу... Нет, нет, это я не вам... Послушайте, вы меня, конечно, простите, но ваш Антуан - еще пока никто, и в нашей власти вознести его, либо утопить. Вы хотите войны?
Что сказал невидимый собеседник, Егор не услышал, однако щеки Насти мгновенно налились кровью, а глаза заметали молнии. Она сжала губы и, выслушав тираду с другой стороны линии, сладко промурлыкала:
-Ну, дело ваше, уважаемый. Лично я со свой стороны могу гарантировать, что "Желтуха" никогда не возьмется за раскрутку вашей псевдозвезды. Успехов на музыкальном Олимпе!
Настя швырнула трубку на стол и, облокотившись на столешницу, угрюмо уставилась вниз, запустив пальцы в волосы. Егор с интересом наблюдал за развитием событий, но после пары минут бессмысленного созерцания, решил напомнить о себе, тактично кашлянув. Настя подняла глаза на него.
-Тебе чего?
-Главный, - напомнил Егор. -Михайлов. Контакты.
-А, понятно... Свежее мясо... Ладно...
Настя потянулась к растрепанному ежедневнику и сосредоточенно зашуршала страницами.
-Так, где у нас "К"?.. Кабанов, Казанцев, Колыванов... Лукьянов, Ларисочка...А, вот Михайлов. Записывай телефон.
-А почему на "К"? -удивился Егор, достав мобильный.
-Потому что я туда всех козлов записываю, а Михайлов - тот еще гоблин. Знаешь, сколько я с ним намучалась? Помню, поймала его в Юрмале, на презентации, затащила в укромный уголок, а он, козлиная морда, начал лапать. По сусалам ему дать, да интервью было нужно. Развела его, как лошару, правда пришлось переспать с ним, зато материал получился хай-класс...
В голосе Насти почему то не было особого огорчения, скорее гордость и легкое презрение: не то к Михайлову, которого ей удалось развести, то ли к Егору, которому как пить дать не удастся этот финт.
-Можешь отсюда позвонить, - милостиво разрешила Настя, подвинув трубку к Егору. Пока тот набирал номер, Цирулик сосредоточенно рассматривала парня в упор.
Хорош. Что тут еще скажешь? Брюнетист, длинноног, ресницы - любая девчонка умрет от зависти, глаза чернющие, с бесенятами, играющими в чехарду. На свежевыбритых щеках синева, наверное бриться приходится дважды в день. Мачо, что тут еще скажешь? Прибрать бы такого к рукам, да вот беда, это будет его первое и последнее задание на должности репортера "Желтухи", потому что Настя как-то позабыла сказать, что Михайлову ни в коем случае нельзя звонить ни домой, ни на мобильный. Не любит он незнакомых голосов, неизвестных телефонов, а журналистов так просто ненавидит.
-Ефрем Олегович? - осведомился дозвонившийся с третьей попытки Егор. - Доброе утро. Вас беспокоят из газеты "Желтуха". Не могли бы вы...
Егор растерянно замолчал и несколько раз моргнул, как расстроенный ребенок. Настя с удовольствием наблюдала за ним.
-Послал? - удовлетворенно спросила она. Скорее даже, констатировала.
-Послал.
-Далеко?
-Да как тебе сказать... - Егор усмехнулся, но в глазах была обида и разочарование. - Маршрут нам давно известен. И что теперь? Где его искать?
-Ну, попробуй в театре, там его проще поймать, - глубокомысленно посоветовала Настя, решив не предупреждать неоперившегося юнца, что в театр без предварительной договоренности с Михайловым его никто не пустит.
-А где он играет? - спросил Егор. Настя немедленно вышла из себя.
-Слушай, в конце концов, кто так работает? Я дала тебе контакты? Все, с меня взятки гладки. Поищи информацию в Интернете, газеты почитай. Что я тебе, справочное бюро? У меня своей работы хватает!..
Словно в подтверждении ее слов телефонная трубка противно запиликала. Настя схватила ее и демонстративно развернулась вместе с крутящимся креслом спиной к Егору.
-Да, Искандер Давидович... Нет... Нет, не звонила еще... Точнее, звонила, но у них никто не снимает трубку. Да, конечно... Продюсер Антуана обещал связаться со мной еще вчера....
Егор тихо фыркнул. Настя высунула голову из-за спинки кресла и, сморщившись, помахала ладошкой в сторону двери, мол, выкатывайся. Егор шагнул за дверь и, притворяя ее, услышал.
-Да, я все ему отдала... Нет, не думаю... Сама слышала, что Михайлов его послал. Вряд ли справится. По-моему, он безнадежен...
Егор стиснул зубы. Безнадежен? Хорошенькое дело... Какая-то соплячка будет проводить анализ его работы, делать выводы и черкать резолюцию на личном деле.
Безнадежен. Не может выполнить простейшие задания. Бездарность.
Езжай-ка ты на родину, парень, к мамочке под крыло. Устроишься в местную газету с романтическим названием "Гудок", будешь писать вдохновенные репортажи о буднях железнодорожников и комбайнеров, ходить на открытие новых дворцов культуры и, если повезет, станешь собкором Новосибирского "Московского комсомольца". Масло масляное, конечно, почему "Комсомолец" новосибирский, если он московский?
Или не станешь собкором. Пойдешь преподавать в вуз, обучать первокурсников основам журналистики, как все педагоги-неудачники, не проработавшие в профессии ни единого дня. Однажды ты проснешься на кафедре, в окружении курсовых и дипломных работ, осознав, что Пулитцеровскую премию тебе никогда не дадут, в пресс-службу губернатора не пристроят, вести "Новости" не доверят.
Тоска...
А все из-за чего? Из-за девицы с жирными волосами, которая написала в твоем резюме "Безнадежен"? Отсекающую характеристику, без права на маневр. Шаг вправо, шаг влево - попытка побега, прыжок - попытка улететь. Уезжай домой, продолжай кормить гнус своей кровушкой, парень. Столица не для тебя...
Егор, проигнорировав лифт, вышел на лестничную клетку. Лучше всего думалось на ходу. Пара километров, и он уже будет в состоянии пережить провал со звонком и позорное уничижительное резюме, подслушанное как в дешевых мелодрамах, под дверью. Пролетом ниже стоял парень, курил и с кем-то разговаривал по мобильному с нарастающим напряжением.
-Я для кого старался? - прошипел парень в трубку, искоса глянув на спускающегося Егора. - Через весь город перся, в очереди стоял... А ты теперь, видите ли, не можешь? Сегодня летний кубок, такие монстры КВН соберутся... Да! Да, перся! И в очереди стоял!
Парень судорожно затянулся и, выдохнув дым, яростно затараторил в микрофон мобильного.
-Дело твое. Можешь не ходить. Я твой билет загоню первому встречному, а сам пойду на игру, и буду веселиться. Пока. И не звони мне больше!
Егор осторожно обошел парня, нервно выдыхавшего клубы сизого дыма. Парень отвернулся и уставился в пыльное стекло, засиженное мухами. Егор тоже глянул туда: ничего интересного, стеклопакет от пола до потолка, наверху змеилась трещина. Сквозь коричневую тонировку видна улица, несущийся поток машин, редкие островки деревьев, суетливые пешеходы. Парень вздохнул так, что Егору на мгновение стало его жалко. Какие все-таки бабы стервы, вроде той, что сидела в кабинете, трескала фрукт и тыкала ручкой в продавленное кресло...
В голове Егора вдруг что-то тренькнуло. Он резко остановился на ступеньке, уже подняв ногу для очередного шага. Ну, конечно же! Развернувшись, он подошел к нервно оглянувшемуся парню.
-Извини, братан, - доверительно сказал Егор, вложив в улыбку все обаяние. - Я слышал, у тебя есть лишний билет на сегодняшнюю игру?
Решимость, бурлившая в крови, куда-то испарилась, едва только Егор оказался внутри Дворца молодежи. Предусмотрительно явившись на игру почти за час до начала, Егор долго и нудно доказывал, что он на работе, а потом, рассердившись, начал махать красными корочками с надписью "Пресса". То, что прекрасно работало в Новосибирске, для Москвы почему то не подходило. Возможно потому, что удостоверениями всех мастей торговали прямо в метро. Егор попробовал прорваться с боем. Однако, билетеры, поднаторевшие с безбилетниками и халявщиками, вытолкали его за двери.
-Так у меня же билет есть, - возмутился Егор, помахав оным прямо перед носом бабуси, закаленной борьбой с массами.
-Вот через полчаса и подходи, - не сдалась бабуля. -А пока - не положено. Хоть что мне покажи...
-Чтоб тебя разорвало, - вполголоса пожелал Егор, зло сощурив глаза. - Чтоб тебя в лазарете лечили и бинта не хватило...
-Поговори мне еще, - пролаяла бабулька из-за спасительной двери и, дабы не нарываться на грубость, проворно юркнула внутрь. Обернувшись на голос, Егор сделал шаг назад и наступил в лужу. Что за день такой?..
Получив от парня на лестнице билет за смешную сумму (похоже, спаситель решил отомстить своей спутнице, продав билет за бесценок), Егор торопливо поблагодарил и сбежал с лестницы вниз: вдруг передумает? Времени было еще полным-полно. Поэтому в ближайшем Интернет-кафе он проштудировал биографию Михайлова и даже сделал неудачную попытку прорваться в театр. Дальше билетной кассы пройти не удалось. Но это почти не расстроило его. Шанс добраться до актера был очень хорошим. Главное - поймать его там. Москва, почти чужая, стылая и неприветливая, вдруг приоткрыла дверь: всего лишь на миллиметр, но этого уже было достаточно для того, чтобы не желать возвращаться обратно. В конце концов, все не так уж плохо. Не каждому приезжему так везет.
Мать все-таки позвонила отцу, холодным и неприветливым тоном сообщив, что "ребенок едет в Москву". Егор стоял под душем, поэтому расслышал лишь финальный аккорд монолога в телефонную трубку. И, хотя мать не подавала виду, она явно была в ярости.
-Мне это совсем не нравится, - с деланным безразличием произнесла она после короткой паузы. -Не то, чтобы я была против вашей встречи, но вся эта идея с переездом мне не нравится.
Егор замер, прислушиваясь. Тема отца в семье всегда была табу. Мать старалась игнорировать вопросы любопытного сына, пока тот рос, а позже Егор сам научился обходить скользкую тему.
-Саша, я не хочу обсуждать эту тему, - продолжила мать с плохо сдерживаемым раздражением. - Давай не будем ворошить прошлое. Я надеюсь, что Гоша быстро перебесится и вернется домой. А ты, как отец, должен внушить ему эту мысль.
Мать ненадолго замолчала, а когда заговорила, в голосе звенела сталь.
-Да, не хочу. Это мой сын, а не твой, понял? Я его растила, воспитывала, я ночами не спала, когда он болел. И я не хочу, чтобы он оставался в доме с твоей проституткой! Представляю, чему она его научит...
Мать снова замолчала. Из динамика несся приглушенный рык. Выждав несколько минут, она припечатала.
-Саша. Ты. Сделаешь. Как. Я. Сказала. Мальчик приедет в Москву, встретишь его, он погостит три дня, а потом уедет обратно. И не вздумай играть со мной.
Трубку мать с такой силой опустила на рычаг, что телефон жалобно пискнул. Очевидно, это был последний выброса адреналина, поскольку мать, мгновенно посерев, безвольно сползла на пуфик и всхлипнула. Егор, наблюдавший за ней в щелочку, сделал шаг назад, преувеличенно громко зашелестел пластиковой шторкой и зашлепал влажными босыми ногами по мокрому кафелю. Мать метнулась на кухню, где столь же демонстративно загремела кастрюлями. Вечер прошел в напряженном молчании, а засыпая, Егор услышал, как она плачет в своей комнате.
Провожая сына в далекую Москву, мать не нашла в себе силы даже улыбнуться на прощание. Егор собирался в гробовой тишине, метался по квартире в поисках носков, белья, запасных джинсов и куртки. Мать в поисках не участвовала, хотя куда лучше сына знала, где что лежит. Она стояла в дверном проеме, облокотившись на косяк таким образом, что мечущемуся Егору то и дело приходилось натыкаться на нее.
-Думаю, не стоит брать с собой так много вещей, - негромко посоветовала она, увидев как сын, охнув, приподнял объемную сумку. -Ты же ненадолго...
Последняя фраза прозвучала скорее, констатацией факта, а не вопросом. "Ты все равно вернешься домой, ко мне, а я буду ждать и, конечно же, приму заблудшую овечку в стадо, предварительно наказав..."
До столицы Егор добирался в буржуйском комфорте. Не было билетов ни в купейный, ни в плацкартный вагон. Мать не преминула заметить, что он чересчур торопится, и ехать в СВ - непозволительная роскошь, но Егор не стал слушать. В попутчицах оказалась немолодая тетка с легкомысленными кудряшками и пышной грудью. На вторые сутки Егор от скуки рассказал ей о поездке, странном нежелании матери отпускать его в Москву и реакции на разговор с бывшим мужем.
-Ну, а ты чего хотел? - глубокомысленно отозвалась попутчица с прозаическим именем Татьяна. - Они сколько в разводе? Лет двадцать? Ну, вот... Она разочаровалась в мужиках, замуж больше не вышла, посвятила себя сыну, а тут он, как предатель родины, сбегает к тому, кто обидел ее много лет назад.
-Так я же не к нему еду, а в Москву, - вяло возразил Егор, обмахиваясь сложенной газетой. В вагоне было душно, окна не открывались, а кондиционер отсутствовал как таковой.
-Ну, это ты сейчас так говоришь. Отец, каким бы он ни был, тебя встретит, хоть на пару дней, да приютит, а там еще неизвестно, может, и насовсем оставит. А мама твоя привыкла, что ты всегда дома, всегда рядом, под контролем и каблуком. Строгая она у тебя?
Егор пожал плечами.
-Строгая?.. Не знаю даже как сказать... Она, по-моему, на весь мир озлобленная. Зациклена на правильности. Так правильно жить, так не правильно. Есть мораль, есть аморальность. И жить надо как завещал дедушка Ленин - учиться, учиться и учиться...
-Откуда тебе знать дедушку Ленина? - рассмеялась Татьяна. -Вы уже, слава богу, миновали период, когда его личность была культовой.
-Читал много.
-Вон оно что... Скажи, а с отцом твоим она вообще не общалась?
-Никогда. Во всяком случае, при мне.
Татьяна бросила оценивающий взгляд на Егора и сощурилась.
-Ты одет хорошо, маму твою на вокзале видела. Тоже, вроде, не в лохмотьях. Твоя курточка приличных денег стоит, я такую своему оболтусу покупала. Это все на учительскую зарплату?
-Отец алименты присылает. Да и я работаю уже второй год в газете, правда, пока на гонорарной основе.
-Отец алименты присылает до сих пор? - удивилась Татьяна. Егор нахмурился. Странно, но эта мысль не приходила ему в голову. Деньги от родителя регулярно капали на счет, несмотря на то, что сын давно был совершеннолетним, так что папочка вполне мог умыть руки. А он продолжал платить. И, судя по тому, как жила семья, отец платил неплохо.
-Я не знаю, - нехотя признался Егор. - Но, как мне кажется, это не просто так. Не от благородства. И отцовские чувства им вряд ли движут. Мне не понравилось, как она разговаривала в последний раз по телефону. Тон был такой... Властный, жесткий. Как будто она могла ему приказывать. А потом рыдала.
Татьяна ненадолго задумалась.
-Ну, тут много чего может быть, вплоть до давно похороненной измены. Возможно, твой папенька до сих пор чувствует себя виноватым, что ушел, бросив вас на произвол судьбы.
-А она в нем это чувство взращивает, - поддакнул Егор. -Она это умеет. Вроде бы голоса не повысит, и слова все правильные, обтекаемые, как на партсобрании, а жить после выволочки не хочется. Она всю жизнь на меня давила: не бегай, не играй, не водись с плохими, читай умные книги, мультфильмы - это зло, они не развивают... Черт побери, да я до четвертого класса проходил в панамке, потому что бейсболка - это зло, а солнце печет голову.
-Как же ты с этим боролся? - сочувственно спросила Татьяна.
Егор помолчал, уставившись в окно, за которым мелькали столбы и деревья.
-Я научился не слышать. Игнорировать. Запираться. Вроде бы нет ярого протеста, бунта - а итог один. Не слышу, значит, не сделаю. Не хочу носить панамку - не буду. Хочу смотреть мультики - не услышу приказ переключить канал. Хочу пойти купаться, не услышу запрета.
-Неужели она тебя не наказывала?
-Пыталась, но бить ребенка, который не проказничает явно - не педагогично, а устроить словесную выволочку... С определенного момента это стало бессмысленным, я же их не слушал. По-моему, больше всего в теперешней истории маме не нравится даже не то, что я уезжаю к отцу, а то, что уезжаю из дома без ее согласия. Это поступок, который она не сможет в дальнейшем контролировать.
-Думаю, ты прав. Видишь ли, она зациклилась на тебе, сделал смыслом своей жизни, ведь, если я правильно поняла, мужчины в ее жизни нет?
Егор отрицательно помотал головой
-Ну, вот видишь. Она родила ребенка для себя, понимаешь? Для себя. Воспитала его с учетом своих взглядов, а он возьми, и подними бунт, да еще из гнезда выпорхнул. Да еще и полетел к тому, кого она, мягко говоря, недолюбливает. Так что я могу ее понять, сама дважды мама.
Егор улегся на полку и уставился в потолок. Поезд мягко потряхивало, колеса отбивали привычный ритм. Татьяна, видя, что попутчик перестал поддерживать разговор, устроилась на матрасе поудобнее, накрыла ноги простыней и взяла кроссворд.
-Думаю, вы правы, - негромко сказал Егор через пару минут. - Я тут подумал и понял: она отца не просто недолюбливает, а ненавидит. Я ведь не рассчитывал на его помощь. И для меня на данном этапе это грозит определенными сложностями.
-Почему? - удивилась Татьяна. -Встретитесь, поговорите... Может, ты напрасно сейчас паникуешь?
-В этом как раз все дело. Я даже не знаю, как он выглядит. У нас нет ни одной его фотографии.
Вопреки ожиданиям, встреча прошла на уровне. Может быть, даже на высшем. Попрощавшись с попутчицей, Егор опустил тяжелую сумку на перрон и вздохнул. Ну, здравствуй, Москва Златоглавая...
Татьяну встречал муж и сын-оболтус, точно в такой же куртке, как у Егора. Чмокнув оболтуса в щеку, Татьяна немедленно нагрузила мужа чемоданами, сунула сыну сумку, бросила Егору: "Пока!" и покатилась колобком в подземный переход. Площадь трех вокзалов была грязной, смрадной. Воздух пах нагретыми рельсами, мазутом и еще чем-то кислым, не поддающимся идентификации. Суетливый людской муравейник нескончаемым потоком шнырял вокруг, обтекая одинокую фигурку парня, с гигантской сумкой у ног. Пассажиры, слепо повинуясь металлическим голосам из динамиков, шагали к поездам, выискивая свои вагоны. Вот по перрону проследовал целый цыганский табор, галдящий, громогласный, цепляющийся жадными взглядами за пассажиров. Завидев Егора, от пестроцветной толпы отделился мальчишка лет двенадцати: тощий, нескладный, с давно нестриженными вихрами и, негромко бормоча, протянул к парню немытую ладошку. Лицо, с тщательно усвоенным выражением мольбы, не мешало бы вымыть. Егор отвернулся, и тогда мальчишка подергал его за рукав.
-Кыш! - рявкнул Егор. Мальчишка отпрянул вспугнутым воробьем на безопасное расстояние, откуда, смерив парня злобным взглядом, пробормотал что-то обидное. Цыганки, наблюдавшие за этой сценой, о чем-то шушукались, а потом одновременно засмеялись, отчего моментально стало обидно. Вот, приедешь в Москву, стоишь на вокзале, как идиот, и тебя еще на смех поднимут... Скоро милиция подойдет и потребует паспорт... Нет, надо ехать в гостиницу или поискать квартиру на пару дней...
-Егор?
Отец стоял позади, нерешительно улыбаясь. Егор мгновенно оглядел его с головы до ног. Да, это он, без всякого сомнения, хотя прежде видеть папашу не приходилось...
У отца были такие же черные глаза, черные волосы потускнели от седины, щеки синели от свежего бритья. А еще у него был смешной толстый нос, совсем как у собаки, и он забавно сморщился, когда Александр улыбнулся, совершенно не представляя, как себя вести.
Сын оказался слишком взрослым. В последний раз Александр видел его издали, заехав попрощаться перед отъездом. Экс-супруга не впустила его даже на порог, прошипев что-то жестокое, но Егор, только учившийся ходить, на мгновение показался в дверях, держась за косяк, а потом шлепнулся на попку и захныкал, засунув в рот кулачок. Теперь перед Александром стоял молодой мужчина, пожалуй, красивый, тонкий, как профессиональный танцор, с дерзким лазерным взглядом, надменный и испуганный, хоть и старавшийся не подавать виду.
Их похожесть, все-таки, не была столь явной, как хотелось бы Александру. Причудливая цепочка генов смешалась в замысловатом коктейле, подарив Егору смешанный образ, словно слепленный из стереокартинок. Смотришь на первый взгляд - и перед тобой нагромождение одинаковых пятнышек, и только потом, встав под определенным углом, замечаешь внутри хаоса нечто иное. От отца парню достался набросок, от матери - глубина. Черты лица яркого, коренастого Александра были грубоваты. Экс-супруга на его фоне казалась слишком бесцветной, тусклой и лишенной жизни, однако в ее тонком профиле, посадке головы и глубине синих глаз виделась порода. Егор унаследовал лучшие данные своих родителей, впитав их в себя.
-Наверное, отец должен обнять найденного сына? - шутливо спросил Александр. Голос предательски сорвался.
Черт побери! Ему вовсе не хотелось этой сентиментальности, присущей вшивой интеллигенции. Ему сорок пять, за плечами два неудачных брака, в том числе и с женщиной, которая много лет назад совершила нечто ужасное... Однако увидеть улучшенную копию себя в двадцать лет - это перебор.
-Да ладно, - деланно рассмеялся Егор. - Не парься. Я тоже чувствую себя глупо.
Они все-таки обнялись, скомкано, как бы второпях, словно опасаясь быть уличенными в неуместной теплоте. Однако Егору неожиданно показалось, что здесь, на грязном, заплеванном перроне ему рады куда больше, чем в холодной атмосфере собственного дома.
Оставленный Новосибирск вдруг показался каким-то тусклым, лишенным прелести, несмотря на все обаяние, чистый воздух, заполненный запахом сосен. Громогласная Москва поглотила его в один момент. Однако, на новоприбывших город смотрел холодно, с пустым блеском в глянцевых стеклах многоэтажек, безразлично, иногда оценивающе, как таможенник в аэропорту, присматривающийся к пассажиру, излишне нервничающему перед металлоискателем. Новосибирск был иным: более дружелюбным, живым и мнимо-приветливым. Однако, поднимая с асфальта тяжелую сумку, Егор почувствовал, как за спиной словно закрылись двери, отсекая прошлую жизнь.
"Все будет хорошо", - подумал он.
-Ты, наверное, голодный? - спросил отец, игнорируя фальшиво-услужливых носильщиков, бросившихся наперерез дабы захватить груз. - Можно заехать в ресторан.
-В восемь утра? И потом, я после трех суток в поезде грязный, как свинья.
-Да, это я как-то не подумал... Тогда Макдональдс? Кстати, почему ты на самолете не полетел? - озабоченно спросил отец.
-Банально не было билетов. А оставаться дома не хотелось, - ответил Егор.
-Понимаю, - хмуро сказал внезапно помрачневший Александр, вскинув руку с брелком сигнализации. Роскошный лоснящийся зверь с инфернальным именем "Майбах" хрюкнул и приветственно мигнул фарами. Александр даже покосился на сына: оценит или нет? Оценил.
-Красота, - одобрительно фыркнул Егор и ласково погладил дверцу кончиками пальцев. - Куплено на нетрудовые доходы?
-А то, - гордо надул щеки Александр. - Я же такой: владелец заводов, газет, пароходов... Мистер Твистер, миллионэ-эр. Знаешь такой стишок?
-Не-а.
-Ну, да, где тебе... Ты слишком молод для Маршака. Что у вас сейчас в моде? Гарри Поттер?
-"Сумерки", - криво усмехнулся Егор. - Девочки предпочитают мертвечину. Она любит его, он любит ее, а в перерывах оба пьют чужую кровь. Романтика...
-Ужас, - с притворным сочувствием сказал Александр. - А моя дочка прется от Шрэка.
-У тебя дочь есть еще?
-Есть. Твоя сестра. Ей восемь.
-Как зовут?
-Алиса. Мать тебе не говорила? - небрежно осведомился Александр, выруливая со стоянки. Позади недовольно загудела грязная "Калина", но отец и ухом не повел.
-Мать вообще мало разговаривала на твою тему, - равнодушно ответил Егор. - У меня сложилось впечатление, что эта тема ей неприятна.
Отец ничего не сказал, а Егор на ответе и не настаивал, уставившись в окно. В Москве он не был никогда. Предпринятые попытки посетить столицу матерью воспринимались в штыки, и всегда заканчивались неудачей. Пару раз на поездку почему-то не нашлось денег, однажды мать внезапно заболела и даже легла на обследование в больницу, а Егор, оставшись за хозяина, таскал в палату скверно сваренный бульон и фрукты. В последний раз на голову свалился внезапно затеянный ремонт.
Жизнь в столице Егору пришлась по душе. Ему понравилась семья отца: третья жена Инна, высокая, красивая блондинка лет тридцати, очаровательная Алиса, которая сразу же признала в Егоре своего человека. Однако, несмотря на радушие большого отцовского дома, Егору было немного не по себе. Поэтому, прожив в семье три дня, как-то за ужином он намекнул о том, что желает жить отдельно.
-Гош, неужели тебе у нас плохо? - недоуменно спросила Инна.
-Нет, все прекрасно, но я все-таки взрослый уже, - просто ответил Егор. - Жить по распорядку мне и дома надоело. Выйду на работу, друзья появятся, девушки. Не сюда же их водить, верно?
-Куда же ты пойдешь? - всполошилась Инна. -Саш, ты слышишь?
-Слышу, - ответил отец, не отрываясь от газеты. -Он взрослый человек. Снимем ему квартиру, пусть живет, работает. Кстати, завтра может быть, поедешь со мной в контору? Присмотришься, освоишься...
-Пап, я не бизнесмен, - отмахнулся Егор. -Не тому учился. Вы не парьтесь, я работу сам найду. И квартиру тоже.
-Что за ерунда? - возмутилась Инна. - Что у тебя за работа будет? Сколько ты будешь получать в газете? Нет, это совершенно невозможно...
-Инна, пусть делает, что хочет, - сурово прервал отец. -Кстати, вопрос с квартирой мы решим просто. У меня есть однушка в центре, в новом доме, мне ее за долги отдали. По-моему, она даже частично меблирована.
-Но там же дом еще толком не заселен, - возмутилась Инна. - И подъезд ужасный, все в рытвинах и ухабах.
-Зато метро рядом, - невозмутимо ответил Александр. -Район хороший. Пусть там живет. Я ежедневно на работу мимо езжу. Ты не считаешь зазорным пожить в квартире своего папаши?
Егор так не считал. По сути, он был даже рад, что проблема с квартирой так быстро разрешилась. На самом деле еще одной причиной нежелания жить вместе с отцом было чрезмерное внимание со стороны папеньки и мачехи. Не для того он вырвался из одних силков, чтобы попасть в другие... Инна, конечно, была замечательной, да и отец принял кровиночку как подобает, но Егору все же казалось, что здесь ему не слишком рады. Возможно, он ошибался, но изводить себя мыслями не хотелось. И потому он с радостью съехал на новую квартиру в дом, который еще действительно не был даже достроен. В самом последнем подъезде еще продолжались работы, окна были забрызганы известкой, а во дворе суетились плохо говорящие на русском гастрабайтеры. Но квартира оказалась чудесной, светлой и просторной. Из окон открывалась великолепная панорама, в кранах текла вода, в комнате остался довольно новый диван, на кухне - столик и четыре табурета. Отец за короткий день организовал кое-какие покупки, включая новый телевизор, а Инна, то ли от полноты чувств, то ли от желания избавиться от старой колымаги, отдала Егору "Фольксваген", на котором ездила пару лет и по недоразумению еще не продала. Дело оставалось за малым - найти работу, но здесь Егор упорно полагался на себя.
Поздно вечером, когда Егор съехал, в доме Александра Боталова зазвонил телефон. Инна сняла трубку и, недовольно поморщившись, протянула ее мужу.
-Твоя бывшая, - буркнула она, удалившись в ванную. Александр скривился, точно жена протянула ему дохлую крысу, вздохнул, и прижал трубку к уху.
-Слушаю, Виктория...
-Егор уехал? - вместо приветствия осведомилась бывшая жена.
-Егор решил остаться в Москве, - холодно ответил Александр. - Сейчас я продиктую тебе его телефон. Он живет...
-Слушай, ты, - прошипела Виктория. - Думаешь, сможешь играть со мной в свои игры? Если ты немедленно не отправишь его обратно, я все... все расскажу! Он узнает, что ты сделал!
-Расскажи, - прервал Александр. В его голосе звенела тихая, убийственная ярость. -Расскажи, и ты очень пожалеешь. Потому что я расскажу, что сделала ты...
После контакта с лужей кроссовки промокли напрочь. Оставляя мокрые следы, Егор поплелся прочь от входа. Неподалеку толклась группа молодежи, которых тоже завернули бдительные билетеры. Молодежь это обстоятельство отнюдь не расстроило. Оккупировав ближайшие скамейки, они со звонкими щелчками раскупорили пивные банки и, повизгивая от восторга, начали взахлеб обсуждать что-то интересное. До Егора долетали лишь отдельные слова и хохот.
Как же это хорошо: вот так сесть на скамейку, потрепаться о чем-то бессмысленном и выпить, ничуть не беспокоясь о каком то Михайлове, его личной жизни? Егор вздохнул с легкой завистью. Им-то хорошо... Попьют пивасика, посмотрят игру, погалдят на трибунах, помашут флажками и плакатами, а ты тут сидишь, как дурак, глядя на запертые двери главного входа и еще на что-то надеешься...
На запертые двери....
...главного входа...
Егор подскочил, как ужаленный. Да, билетеры берегут центральные двери, но ведь есть еще и боковые калитки? Игроки уже наверняка внутри, некоторые опаздывают, выходят покурить, встретить реквизит. До игры еще уйма времени, но, возможно, сейчас идет последний прогон, проверяется оборудование, выставляется свет, микрофоны... Обслуживающий персонал расставляет на столиках жюри минеральную воду, спонсоры ревностно следят, чтобы их баннеры были видны отовсюду. Словом, за кулисами царит хаос. И в такой ситуации проскочить под шумок - плевое дело. Главное - не засыпаться на какой-нибудь ерунде. Чувствуя себя не то Джеймсом Бондом, не то Штирлицем, Егор отправился на поиски служебного входа.
Дверь он обнаружил быстро, вот только охранял ее какой то мосластый цербер с хмурым взглядом. Как такому поручили оберегать покой храма юмора - непонятно. Пройти мимо него просто так было невозможно. Скрываясь за криво выстриженными кустами, Егор приуныл. Похоже, блестящий план провалился.
Цербер, уныло обозрев окрестности, вошел внутрь, заперев за собой дверь. Егор подошел ближе и безнадежно ее подергал. Ну да, закрыто, а чего ты хотел? Вышколенного дворецкого с канделябром, ковровой дорожки, усыпанной лепестками роз? Восторженных фанатов с плакатами и паззлами... Собери Егора Черского в полный рост, и будет тебе счастье... А растроганный твоим визитом Ефрем Михайлов лично падет ниц к твоим ногам и будет целовать мозолистые пятки...
Как же, жди... Ничего не будет. Задание провалено. Максимум, ты сейчас пойдешь на игру, получишь удовольствие, а завтра доложишь несостоявшемуся начальнику, что провалил задание, на радость патлатой грымзе с сальной головой. Впрочем, можно не докладывать. Ты просто не придешь, скрывшись с горизонта раз и навсегда. В характеристику красным маркером впишут обидное: "Безнадежен", папочка пристроит тебя в собственную компанию на более или менее бессмысленную должность, и ты, ощущая лопатками недобрые взгляды торжественно перейдешь в категорию офисного планктона. Утром - парковка на личном "Фольксвагене", кофе из мудреного аппарата в кабинете, два часа пасьянса "Паук" или нового ужаса всех офисов - каменной лягушки, плюющейся разноцветными шариками, потом обед в Макдональдсе или любом другом заведении быстрого питания... Гамбургер на обед, чикен-бургер на полдник, крылышки в кляре, молочный коктейль и ведерка колы - и вот ты уже толще на десять кило, тяжело вздыхаешь, завязывая шнурки и с трудом поднимаешься по лестнице. На работе тебя терпят лишь потому, что твоя папочка - Сам, втайне ненавидят и завидуют. Однажды на твоем авто нацарапают гвоздем неприличное слово из трех, пяти, семи и более букв и с восторгом будут повизгивать у окошек, глядя, как ты, в бешенстве, шлепаешь по лужам, матерно призывая громы и молнии на голову обидчика. Но хохот прекратится, когда ты, мстительно ухмыляясь, занимаешь новую должность и оставляешь всех работников делать бессмысленную работу в новогодний вечер.
Ужас.
Егор тряхнул головой, отгоняя невеселые мысли. И к чему нюни распустил? В конце концов, Михайлов еще никуда не делся, и даже если устроиться в "Желтуху" не удастся, это тоже не катастрофа. В конце концов, желтый листок - не предел мечтаний. Есть более серьезные места, где можно освещать реальные события и проблемы, а не алкогольные перипетии актерских династий.
По дорожке, пыхтя, как паровоз, шел молодой, худющий парень, темноглазый и темноволосый, с слегка ассиметричным лицом, с трудом волоча на себе гигантские сумки. Лямка одной оборвалась. Сумка шлепнулась на асфальт, из ее разверзшегося нутра полезли какие то блестящие тряпки. Парень выругался, бросил на землю вторую сумку и начал запихивать тряпье внутрь. Егор, равнодушно взиравший на это из своего укрытия, неожиданно сообразил: парень идет к служебному входу.
-Давай помогу, - сказал Егор, споро подскочив к парню. Тот дернулся от неожиданности, а потом, с сомнением посмотрев на Егора, облегченно вздохнул.
-Спасибо. У нас машина сломалась, пришлось на метро переть все это барахло... Игра еще не началась?
-Вроде нет, - сказал Егор и, охнув, взвалил на себя сумку. -А что тут?
-Ай, ерунда всякая, - отмахнулся парень и с трудом поднял баул. -Костюмы и кое-какой реквизит.
-Ты за какую команду играешь?
-За Москву. Только я не играю, - заявил парень и постучал в запертую дверь. -Я пою.
Гамадрил в форме охранника высунул физиономию в щель, а потом неохотно пропустил Егора и его нового знакомого внутрь.
-В смысле, поешь? - не понял Егор. -Куда это волочь?
-Вон туда, за сцену... Третья дверь. Что ты спросил?
-Что значит - поешь? Ты артист?
За дверью Егора встретил многоголосый хор. В воздухе витал запах пота и алкоголя. На старом, облезлом столе красовались недоглоданные бутерброды, полупустая бутылка коньяка и лохматые дольки лимона, который не то рубили тупым ножом, не то уже погрызли, отбивая вкус спиртного. Рослый парень в синем свитере воздел руки вверх, увидев ввалившихся в комнату.
-Димом, блин, ну где тебя черти носят? Давай сюда это барахло. Чего мобильник выключил?
-Батарейка села, - кряхтя, ответил спутник Егора и сбросил сумку на пол. - Мне, наверное, надо микрофоны опробовать?
-Дима, расслабься, ты не в опере, - снисходительно сказал мордастый парень с бородкой, прихлебывая из кружки не то сдобренный коньяком чай, не то разбавленный чаем коньяк. -Как споешь, так и споешь, тебя один хрен никто не увидит. Если что - позор достанется нам.
-Как и слава, - фыркнул Дима. -Пойду я покурю.
-Далеко только не уходи, до начала полчаса, скоро народ будут запускать, - предупредил парень в синем свитере.
Дима не ответил и вышел за дверь. Егор последовал за ним. Бдительно высматривая пожарника, Дима закурил, прицельно стряхивая пепел в кадку с искусственной пальмой.
-Ты тоже играешь? - спросил он Егора.
-Нет, я репортер. Кстати, ты не знаешь, где тут ответственный за связь с прессой? Я неаакредитован.
-Ну, наверное, надо к редакторам подойти, я, честно сказать, не знаю. Ты об игре будешь писать?
Егор отрицательно помотал головой.
-Нет, мне бы с Михайловым поговорить. Как думаешь, это реально?
Дима пожал плечами и снова огляделся по сторонам. Пожарник нещадно гонял всех курильщиков за кулисами, правда его все равно не слушали и курили.
-Фиг его знает. Вообще попробовать можно. Но это на банкете после игры. Михайлов сегодня точно в жюри, у нашей команды шутка есть про него. А на банкет он всегда приходит и напивается в зюзю. Вот тогда и бери его тепленьким. Если хочешь, я тебя на банкет проведу. Там вечно ошивается кто попало.
-Спасибо, - потеплевшим голосом сказал Егор. - А то меня под это интервью на работу берут.
-Да нет проблем, - отмахнулся Дима. - Ты тут потолчешься или как?
-В зал пойду, у меня есть билет.
-Ну, бывай тогда. После игры подойди к сцене, я тебя проведу.
Два часа пролетели на одном дыхании. Недавний благодетель Егора, продавший билет, явился за пару минут до начала, насупленный и злой, но уже через четверть часа выл от хохота, шлепая себя ладонями по коленям. Егор же, с интересом следя за происходящим на сцене, высматривал нового знакомого. Однако Дима так и не показался, хотя членов его команды Егор узнал сразу. И только команда исполняла финальную песню, Егор догадался посмотреть на людей, скромно стоящих в уголке за стойками микрофонов. Дима старательно подвывал игрокам, и, судя по его сосредоточенному лицу, старался изо всех сил.
После игры Егор занял выжидательную позицию рядом со сценой, терпеливо пережидая, пока редкие оставшиеся зрители фотографировались на память с любимыми кавээнщиками. Дима запаздывал. И только когда Егор уже потерял терпение, он высунулся из-за кулис.
-Блин, прости, я забыл, - торопливо сказал он, отмахнувшись от охранника. - Это наш, наш... Пошли, там уже дым коромыслом.
-Михайлов там?
-Куда ж он денется? - фыркнул Дима. -Сидит, разглагольствует о том, что КВН нынче совсем не то, что раньше.
-Пьяный? - спросил внезапно развеселившийся Егор.
-Ну, уже на бровях. Так что поторопись, пока он еще на ногах стоит...
В большой комнате, не то бывшей гримерке, не то кладовой, заставленной отслужившими свое декорациями, действительно яблоку негде было упасть. Игроки и немногие члены жюри шумно выпивали, закусывали и галдели, обсуждая игру, вспоминая понравившиеся шутки. Дима в этом людском водовороте мгновенно потерялся. Егору сунули пластиковый стаканчик с водкой, которую он машинально выпил. Гадкое теплое спиртное мгновенно обожгло горло. Егор закашлялся. Кто-то сердобольный сунул ему яблоко. Стаканчик снова оказался полным, когда это произошло, Егор не заметил, но снова выпил. После третьей порции, ощутив приятный шум в голове, он вышел в коридор, страстно желая найти туалет.
Спасительный клозет оказался за узкой обшарпанной дверью. Внутри, сидя на подоконнике, курил Михайлов. На вошедшего Егора он покосился затуманенным взором. Егор застыл на пороге.
-Заходи, - махнул рукой с зажатой сигаретой Ефрем. - Это общий сортир, не мой личный.
-Спасибо, - нерешительно буркнул Егор и скользнул в единственную кабинку. Мочиться на глазах у звезды казалось как-то неприлично. Михайлов отрешенно смотрел в стену, выпуская клубы дыма. Егор вышел из кабинки и направился к раковине.
-Бабы - зло, - выпалил вдруг Ефрем.
-Что? - не понял Егор.
-Ты женат?
-Пока нет.
-Во-от! - протянул Михайлов со своей знаменитой интонацией и ткнул пальцем вверх. - И не женись никогда. Все беды от бабья.
-Правда?
-Правда. Вот, к примеру, моя последняя - сука та еще...
Не веря неслыханной удаче, Егор сунул руку в карман, вытягивая диктофон. Пластиковая сигарка выскользнула из пальцев и предательски ухнула вниз, стукнувшись о кафель. В пьяных глазах Ефрема появился нехороший блеск.