Решив наконец заняться своей редеющей волосатостью, я вооружился информативными ресурсами и очень быстро выяснил, что самое действенное средство для остановки выпадения волос это горчица. Недолго думая, я пошел на кухню и с головой залез в тревожную темноту духовки, которая уже давно использовалась мною как кладовка для старых чашечек, ненужных плошечек и мятых пакетиков с часто невыясненным содержимым. Наведя среди находящегося там хлама быструю ревизию и вышвырнув в мусор ровно половину ненужных ценностей, я нашел то, что искал - скукоженный от старости целлофановый кулёк с янтарным порошком, бьющим в нос с ранних лет знакомым запахом. Перед глазами поплыли картинки детства, в которых на моей спине и груди горели бумажные прямоугольники, целью которых было лишить меня возможности кашлять и вообще болеть. Цель эта достигнута не была, болел и кашлял я с завидной регулярностью раз в двести лет, что раздражало тех, кто настойчиво пытался увидеть меня среди обычных смертных, используя магию Вуду и всяческие крепко пахнущие зелья, варёные в бездонных магических котлах. В этих воспоминаниях я задумчиво навёл необходимую кашицу из крепкопахнущей дури, яичного желтка и чего-то ещё, выпавшего из моей памяти, и позже я объясню - почему. Затем нанёс всю эту желтую грязь, ставшую в конце почему-то зелёной, на мои, и прежде не очень дружелюбные, волосы.
Тлеть начало сразу. Но я всё-таки угрохал почти весь запас наведённого мармелада на вялые корни и слабые кончики, укрыв всю эту ересь целлофановым пакетом, а сверху надев вязаную шапочку, когда-то принадлежавшую моей старинной соседке тёте Ане. И стал ждать. Шапочка тёти Ани выдавила из под себя остатки горчицы, которые сонно позли по щекам, напоминая о мифическом гипофизе, роль которого мне никогда ясна не была.
Ждал я сорок минут, после чего начал кругами ходить по комнате. Я ходил и ходил, пытаясь либо движением, либо встречным ветром сдуть то ощущение пионерского костра, что полыхал сейчас на моей голове. Через сорок пять минут я сузил круги и начал приседать. Через пятьдесят приседаний я понял, что час не выдержу и, сорвав с себя всю текстильную промышленность, одним прыжком залетел в душ, лихорадочно крутя краны на смешивание необходимой температуры воды, мощную струю которой направил на горящий черепно-мозговой газон.
Вопль, раздавшийся по нашему девятиэтажному дому типовой застройки, был, полагаю, слышен в графстве Йоркшир, с тем дополнением, что они там вряд ли поняли, что произошло. Даже я бы не понял. Но виноград у фонтанов графства поник, а свежая графиня так и не дошла до спальни несвежего графа по причине сильнейшей мигрени, вызванной моими вибрациями. Следующие крики напоминали, скорее, мычание, поскольку я заливал водой не только орущую голову, но и отчётливо мычащий рот.
Это в самом деле было чувствительно. Сколько раз, твёрдой рукой сдирая скальпы с голов тех, кто это заслужил, я отрывал чью-то кожу от глупой черепной коробки, с хрустом разрезая когда-то надёжную биологическую ткань. Но теперь я почувствовал всё это на себе. Включив прохладную воду, я несколько снизил процент термоядерной атаки на мои, съеденные горчицей, кожные рецепторы, закончив всю процедуру окончательно холодным душем, вконец заморозившим и меня и мою злорадно лысеющую голову.
Вечер прошел спокойно. Но в эйфории от отсутствия углей на голове я вдруг обратил внимание, что из моей памяти выпали некоторые события, имеющие ко мне прямое отношение. Я с трудом вспомнил, какой сегодня год и как я сюда попал. Своё имя я узнал из паспорта. Хотя на пожелтевшей фотографии был не я. А ещё у меня частично стерлась информация, какие ингредиенты использовались для недавно смытой маски и зачем я её вообще делал. И это хорошо. Зато я больше не орал, не выл в потолок следующего этажа и не заливал себя разнотемпературной водой с целью избавиться от болевого шока. Всю следующую неделю с меня чешуйками осыпалась моя сгоревшая кожа, образуя на голове и плечах сады никому не нужной ДНК. При расчёсывании этот урожай удваивался неимоверно, делая меня похожим на посыпанного халвой мавра, и я понял, что никогда больше не буду заниматься омолаживающими процедурами косметического толка. Никогда. Выпадают - пусть. Высыпается - хрен с ним. Но возможность заплетать скупые мужские косы не должна вступать в противоречие с воплями войны, вызванными совершенно обычным порошком, оставившем в памяти такую привычную процедуру детства, как горчичники.