- Он же любит тебя, дура. Так, как я никогда не буду. Да и не это у меня к тебе. Мне нравится тебя валять, чувствуешь разницу?
Я смотрел в её радужные глаза и видел, что ей на всё это плевать. Ей нужно было животное ощущение меня между её ног, именно мои губы на её бедрах и груди, мои ладони на её плечах и сжимающие её задницу. Мои, или чьи-то другие, действующие так же грубо, уверенно и не оставляя ей права на выбор. И ей было глубоко до железной рожи на какую-то там, давно и многими оттраханую, любовь. Не сейчас. Не в этот момент. Её тело жило. Заполняя своими соками её женское, по сучьи противоречивое, тянущееся к стихам и красивым фразам, но остающееся верным обычному жаркому пореву с мужиком, который неожиданно пришел в её жизнь и так же просто уйдёт и после которого она так и будет испытывать физический голод, вспоминая свою текущую тушь от заглатывания его эрекций, красные следы на коже от его ладоней и совершенную эйфорию от повсеместно заполняющего её мужского тела. Она была такой. Совершенно отдаваясь своей работе, делая великолепные фотографии и неоднократно показывая оскал красивых зубов, вместе с мужем сжигая и разрывая на части всю эту хрень, что время от времени падала к ним на базу из низких серых облаков. Она была за него. И с ним. И ради него. Но открывающая бедра практически каждому, кто желал почувствовать их тепло.
***
Я улетел в этот же день. С этого случая я больше никогда в жизни не прикасался к женщине, мужчину которой я знал. А ещё, когда мне подают для рукопожатия руку, я всегда зачем-то внимательно смотрю в раскрытую для меня ладонь.