Сергей вел машину, часто оборачиваясь к лежащей на заднем сидении дочери. Петька перелез вперёд и молча переводил испуганный взгляд с отца на сестру, которая положила ладошки под голову и то открывала веки, то закрывала их, показывая блестящие черные белки, от которых даже взрослому человеку было не по себе, не говоря о маленьком пацане.
- Пап, а что у Насти с глазами? Она видит?
- Вижу, - от неожиданного ответа сестры Петька вздрогнул, но сразу оживился и затараторил, смотря на Настю, но обращаясь к отцу:
- Она видит, пап! Она видит! Всё хорошо, просто глаза помыть надо, да? - Он остановился под недоумённым отцовским взглядом и добавил воинственно: - Знаю, знаю.. я маленький, всё понимаю неправильно, но ведь она сама говорит, что видит!
- Ты всё замечательно понимаешь, сынок. Просто я не ожидал, что ты так разойдёшься.
Сергей отвечал сыну, но думал о другом. Настя ответила привычным голосом и это его здорово обрадовало, поскольку это было словно остатки чего-то привычного и, тем не менее, ожидаемого, как свежий ветер на стянутом от духоты лице. Он бы не удивился, если бы голос дочери звучал сейчас хрипло, искаженно, слабо или даже старчески, но она ответила так, словно просто устала от долгой езды и угрей на коже.
- Хорошо, что ты видишь, - говорил он вполголоса, - мы с Петькой переживали. Ты так выглядишь.. так.. слов нет. Хорошо, что хоть голос в порядке.
- Я вижу. Только странно как-то. Словно всё красное вокруг. Через стекло будто.
- Всё действительно красное, Настён. Море бурое, небо малиновое, облака дурацкие, всеобщий акварельный бред. Если бы не Петька вчера, я бы думал, что у меня тоже глаза не в порядке. Что у тебя болит сейчас?
- Ничего не болит. Честно. Тяжело только очень. На душе тяжело. Плакать хочется.
Подъезжая к , Сергей увидел отъезжающую от здания машину скорой помощи. За ней, хромая и крича что-то нечленораздельное, бежал старик, с абсолютно белыми, всклокоченными волосами. Сергей узнал его. Это был их сосед по этажу, у них граничили балконы и это его Сергей с детьми встретили на пляже в первый день. Поймав себя на мысли, что с того дня он ни разу не подумал о соседях, Сергей въехал на стоянку, посадил Настю на левую руку, правой взял маленькую ладошку сына и нажал кнопку лифта.
Войдя в номер с Настей на руках, он прошел в детскую комнату и уже собирался спустить дочь на пол, как вдруг увидел, что она спит. Её руки обнимали его шею, голова лежала у него на плече, а ровное дыхание говорило о том, что она действительно уснула.
- Быстро ты, принцесса, - прошептал Сергей, осторожно расцепляя руки дочери и укладывая её на постель. Петька двигался рядом с ним, настороженно заглядывая из-за спины отца то слева, то справа, пытаясь узнать в пепельных чертах лицо своей сестры:
- Пап, у неё лицо непохожее совсем. На неё непохожее. Она выздоровеет?
Сергей не отвечал. Он только сейчас начал приходить в себя от бешенного напряжения, испытанного в больнице, и пытался подавить в себе чувство вины перед доктором, которого он ударил.
- Мне жаль, доктор, - бормотал он в полголоса, снимая с Насти легкие сандалии и осторожно укрывая её покрывалом, - мне искренне жаль, но там я оставаться не мог и оставить дочь я не мог тоже.
Он еще раз посмотрел на лицо Анастасии, легко проведя пальцами по её щеке и тут же отдернул руку, увидев, что её кожа под его касанием потрескалась мелкими трещинками, сразу ставших влажными, покрыв её щеку мелкими росинками темно-бурого цвета. Сергей выпрямился, сильно сжимая кулаки и вздыхая полной грудью, потом шипяще выдохнул, снова с шумом втянул в себя воздух и вдруг увидел, что Настя смотрит на него. Она смотрела молча, открыв залитые чернотой глаза, и Петька потянул отца за руку со словами:
- Пап.. она снова проснулась.. и смотрит.. а я боюсь.
Сергей наклонился к сыну, прошептав:
- Иди в зал. Включи телевизор, найди что-нибудь интересное. И не бойся. Это же твоя сестрёнка. А я сейчас приду.
Петька вышел из комнаты боком, оглядываясь через плечо назад и не сводя взгляда с сестры. Сергей присел на корточки перед постелью, сделал движение рукой к тёмной ладони дочери, в нерешительности остановился, потом всё-таки положил свою ладонь поверх её и почти шёпотом спросил:
- Как ты сейчас? Что чувствуешь? Нам с тобой необходимо что-то придумать, а я пока не знаю - что.
Было невозможно с уверенностью определить направление Настиного взгляда, в её космических глазах с отсутствующими зрачками, и Сергей поймал себя на мысли, что смотреть в них долго не может - приходилось уводить взгляд в сторону, чтобы сосредоточиться. А Настя развернула свою ладонь под его рукой и сжала её:
- У меня ничего не болит, папочка. Честно.. и надеюсь, я знаю, что надо делать, - Сергей снова обратил внимание, насколько привычно звучит её голос, он раздавался тихо, но так же легко и свободно, как всегда, и было странно смотреть на дочь и одновременно её слушать, картинки словно не совпадали, - я надеюсь, что знаю. Но я не знаю - как.
Только сейчас до Сергея дошел смысл сказанного дочерью. Он приблизил к ней своё лицо, пытаясь найти в черноте глаз хотя бы намеки на зрачки, и спросил тихо, с трудом сдерживая волнение:
- Настёнка, о чем ты говоришь? Что ты знаешь, откуда?
- Со мной говорили. Я слышала, как говорили. Там, в больнице. Это была я. Только другая совсем. И звуков было много. Они были цветные и длинные, как шерстяные нитки. А потом я видела меня в зеркале. Совсем здоровую, а потом снова такую, как сейчас, и я испугалась.
Сергей опустил голову и закрыл глаза. Было бы слишком просто решить, что сейчас он слушает обыкновенные фантазии. И это выглядело именно так. Видения больного ребенка, желающего, чтобы больничные истории о выздоровлении были правдой. Но всё равно он отдыхал душой, слушая голос дочери, потому что невозможно было сопоставить этот тихий голосок с черными губами, из которых он выходил.
- Мне голос в больнице говорил "Стань звездой". Это я сама сказала. Мне.
Уже почти привыкнув к смотрящей на него черноте, Сергей ответил не сразу. Ещё минуту он молча поглаживал лежащую под его рукою ладонь:
- Если бы ты знала, какой у тебя красивый голос. Давай ты поспишь? А я пока подумаю.
- Ты мне не веришь?
- Не так, Настёна. Просто мне трудно принять то, что я не могу использовать. Трудно понять это. Надеюсь, что твой голос скажет тебе во сне еще что-нибудь. Засыпай. И расскажешь, что тебе приснится.
Он взял рукой край простыни, на которой лежала дочь. По всей поверхности белой ткани плыли изображения небольших корабликов с наполненными ветром синими парусами и маленькими пушками на корме.
- Представь, что мы все садимся на один такой кораблик и плывем, как настоящие , от острова к острову, собирая сокровища, которые мы где-то здесь оставили.
- У нас есть карта?
- Да, у нас обязательно есть карта сокровищ.
Настя кивнула и молча закрыла глаза. Теперь её лицо казалось мертвым, засыпанным сажей, через которую на щеках проступали темные влажные пятна. Сергей, до боли напрягая скулы, ещё несколько секунд смотрел на свою дочь, затем встал, поправил покрывало, и тихо вышел из комнаты.