Лановенко Виктор Александрович : другие произведения.

Таблетка для чемпиона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Неизвестная болезнь превращает гламурных медиаперсон в уродов. Начинается паника. Три человека - журналист, полицейский и вагонный вор - втянуты в события, связанные с эпидемией. Обстоятельства сводят всех троих в небольшом городке. Здесь, в биохимической лаборатории, ведутся работы, которые должны обеспечить генетическое превосходство правящей элиты. Здесь же изготавливаются допинги для будущих чемпионов. Журналист, полицейский и вагонный вор преследуют личные цели, но забираются так глубоко, что им открывается источник и причина эпидемии. Это знание чертовски опасно. Выбор такой: умереть сразу или биться до последнего с превосходящими силами зла. Они выбирают борьбу.

  
  
  
   Таблетка для чемпиона
  
   Фрагмент романа 'Отара для волка'. Полностью в изд. Стрельбицкого
  
   Глава 1
  
  Такси мягко скользило по улицам ночной столицы. Эдик Поспелов, репортер еженедельника 'Голубая луна', дремал на заднем сидении. Когда машина остановилась, водитель обернулся, тронул пассажира за локоть:
  - Молодой человек, приехали.
  Эдик потянулся, сладко зевнул и посетовал:
  - Проклятая работа.
  Выбравшись из машины, он попытался стряхнуть навалившуюся дрему - покрутил головой, похлопал ладонями по щекам.
  На пепельном небе занимался рассвет, и теперь казалось, что огни фонарей снизили свой накал. Электронные часы в витрине супермаркета показывали 05:26.
  Эдик набрал код замка и поднялся на второй этаж. С большой осторожностью открыл дверь квартиры. Снял туфли и, не включая свет, прошел в свою комнату.
  Хорошо бы принять душ. Но веки слипались, в голове раскручивался водоворот событий минувшего дня и уходящей ночи. Последние силы ушли на то, чтобы стащить джинсы и расстегнуть рубашку. Эдик нырнул в белую свежесть простыней и, предвкушая долгожданный отдых, успел подумать: 'Залягу в спячку. Как медведь'.
  Он еще продолжал ворочаться, выбирая удобную позу, когда зазвучала песенка ковбоя из фильма 'Одинокий рейнджер'.
  - Черт! Черт! - выругался Эдик. Он забыл отключиться. Теперь придется отвечать. Эдик дотянулся до стула и вытащил из-под вороха одежды свой мобильник.
  - Кремль на проводе, - сказал он по привычке.
  - Господин Поспелов? - голос в трубке оказался незнакомым. Это был размеренный солидный баритон, какой бывает у людей, знающих себе цену.
  - Какого черта? - раздраженно произнес Эдик.
  - Простите, что разбудил, Эдуард Дмитриевич, - продолжал баритон, нисколько не смутившись. - Я хочу сделать вам предложение.
  Эдик посмотрел на часы и захрипел от возмущения:
  - Половина шестого утра! Какое, на фик, предложение?
  - Предложение, от которого вы не сможете отказаться.
  - Чепуха какая-то. Кто вы такой?
  - Это не имеет значения, - спокойно ответил баритон. - Можете называть меня 'человек, который заказывает музыку'.
  'Вот так нас снимают, - подумал Эдик, - как девочек возле 'Интуриста'. А что поделаешь? Журналистика профессия дамская'.
  - Что вы хотите? - сказал он вслух.
  - Одну небольшую статью, которую опубликуют в вашей газете 'Голубая луна'.
  - Ничего не получится, - ответил Эдик. - У меня много работы. Я просто завален работой, - он уже собирался прервать разговор, но в последний момент услышал слова незнакомца.
   - Две тысячи баксов.
   Человек так устроен - он всегда хочет получать больше, даже, если того не стоит. Поспелов не был исключением из правил.
   - Я не ослышался, вы сказали две тысячи? - осторожно переспросил Эдик.
   - Три.
  Хорошо, что мама не видела в этот момент его физиономию. Она бы точно сказала: 'Сыночек, у тебя выраженный астигматизм. Нужно срочно заняться глазками'. За одно мгновение в голове у Эдика пролетела целая вереница мыслей. 'Может быть, меня разводят, как лоха, на бесплатную раздачу слонов?' - подумал он. Но следом уже закрадывался страх. И Эдику казалось, что страх рождается от одного только голоса в трубке. Бесстрастного и самоуверенного.
  - Почему бы вам ни обратиться к главному редактору? - уклончиво спросил он.
  - Четыре тысячи, - произнес голос в трубке.
  Лицо у Эдика внезапно вспотело. Он гулко проглотил слюну. В голове творился ужасный кавардак. Какие-то мысли рождались и лопались, как пузыри в луже. Жутко хотелось заполучить четыре штуки зеленых. На носу свадьба. А такой халявы может не подвернуться. Но страх продолжал расти. И нервная дама, интуиция, нашептывала: откажись, откажись. У Эдика на вооружении имелся один верный способ, как избавиться от слишком настойчивого клиента. Нужно заломить несусветный гонорар.
  - Семь тысяч зеленых, - сказал Эдик и поразился собственной невыразительной интонации, как будто речь шла о копеечном деле.
  - Согласен, - тут же ответил баритон. - Записывайте фамилии.
  Эдик вздохнул. Что тут скажешь? Это судьба. Он постарался загнать страх в глубину своего сердца и думать только о семи тысячах долларов. Стыдно продаваться за тридцать серебренников. Но он-то продается достойно, за хорошие 'бабки' для журналиста своего уровня. Он нашел блокнот и ручку и сказал:
  - Я готов, шеф.
  - Пишите. Вероника Искандерова. Алексей Зубрицкий.
  - Постойте, постойте, это что - те самые Вероника и Алексей? - спросил Эдик, отодвигая блокнот.
  - Те самые, - согласился баритон. - Вероника - самая раскрученная певица. Ее без конца крутят на всех Fm-радиостанциях. Алексей - ведущий двух телепроектов, эрудит, красавчик, покоритель дамских сердец.
  - Вы с ума сошли, - Эдик едва удержался, чтобы не закричать. - О них невозможно писать.
  - Это еще почему?
  - Потому что о них все сказано. Их нижнее белье давно рассмотрено под микроскопом и развешено на страницах журналов и газет. Даже мне приходилось сочинять гадости про этих ребят. Про их скандалы, измены, про сокрытие доходов и так далее, и тому подобное. Здесь нет белых пятен, - Эдик сделал секундную паузу и продолжил. - Тонкий слой правды покрыт толстым слоем дерьма. Вам этого мало?
  Некоторое время голос в трубке молчал, словно давал Эдику возможность высказаться, а потом вежливо осведомился:
  - У вас всё? А теперь слушайте. Сплетни про этих персон меня совершенно не интересуют. Мне важно знать, что с ними произошло в последние две недели.
  - А что с ними произошло в последние две недели? - спросил Эдик с недоумением.
  - Поясняю. Из достоверных источников мне известно, что упомянутые лица в настоящее время серьезно больны.
  - Больны? В каком смысле? - спросил Поспелов.
  - В медицинском.
  - О-о! Это мы тоже проходили. То у них СПИД, то сифилис, то лихорадка Эбола. Чем только не награждали на своих страницах. Потом, правда, приходилось извиняться. Поверьте мне, эти люди абсолютно здоровы. И, знаете, почему?
  - Ну, говорите.
  - Потому что физическое здоровье - необходимое условие их успеха. Это публичные люди. Их лица не сходят с экранов телевизоров.
  - Вы сейчас хорошо сказали, - согласился голос в трубке. - Не забудьте упомянуть об этом в своей статье. А сейчас повторяю - эти люди больны. И больны серьезно.
  - Чем?
  - Это предстоит выяснить вам, - ответил голос. - Не копайте слишком глубоко. Вы же не профессор медицины. Ваша задача - обратить внимание общественности на сам факт заболевания. Можете поразмышлять о капризах судьбы, об эфемерности успеха. Немного легкой, необременительной философии. Приложите фотографии наших героев. Покажите читателям, какими они были вчера и во что превратились сегодня.
  - Вас понял, шеф. Считайте, что техническое задание принял, - сказал Эдик. - Но мне понадобятся деньги. Наши герои не рядовые граждане, подобраться к ним сложно. Придется подкупать прислугу. Как-то с охраной договариваться. Нужен приличный фотограф.
  - Хорошо, - согласился баритон. - Аванс получите сегодня, в шесть вечера. Записывайте адрес. Курский вокзал. Камера хранения номер 4, - он продиктовал номер ячейки и код. - И последнее, но главное, - продолжал баритон. Теперь он звучал торжественно и строго, как будто собирался огласить приговор. - Как только статья будет опубликована, вы немедленно забываете про мой звонок. И делаете вид, что самостоятельно вышли на эту тему.
  - Когда вам нужна статья? - спросил Эдик.
  - Можете не торопиться, Эдуард Дмитриевич. Будет вполне приемлемо, если она появится в очередном номере вашего еженедельника. То есть, в следующую пятницу.
  Из трубки полетели короткие гудки.
  - Вот козел! - возмутился Эдик. - Оставляет мне на все про все четыре дня. Надо торопиться, старик, иначе ты разминешься с толстой пачкой американских денег.
  Не успел Эдик допить утренний кофе, как на пороге кухни возникла его мама. Элеонора Алексеевна была взволнована и бледна. Атласный халат с пурпурными розами запахнут небрежно, что могло быть вызвано только исключительными обстоятельствами.
  - Вы сегодня прекрасно выглядите, Элеонора Алексеевна, - соврал Эдик, отставляя чашечку с кофе. Нужно поскорее исчезнуть из дома, чтобы избежать ненужных разборок.
  - Звонил папа из Лондона, - с трагизмом в голосе произнесла Элеонора Алексеевна. Это означало, что разговор предстоит долгий и неприятный.
  - Когда?
  - Вчера. Около полуночи, - она приложила платок к глазам. - Почему ты вернулся так поздно? Я вся на нервах.
  - Мама, - сказал Эдик, поднимаясь из-за стола, - хочу тебе напомнить, что мне полных двадцать шесть лет. И работа у меня особенная. Она требует личного присутствия на всех посиделках столичной элиты. Мы уже сто раз говорили об этом.
  - Папа недоволен твоей профессией.
  - Что?! - взорвался Эдик. - А он чем занимается?
  - Сынок, не придирайся к словам, - сказала Элеонора Алексеевна. - Папа осуждает не твою профессию. Что поделаешь, вы оба журналисты и тут ничего не исправишь, но папа недоволен тем обстоятельством, что ты обслуживаешь, так называемую, желтую прессу.
  Эдик принялся укладывать в портфель диктофон, дискеты, блокнот, несколько листов чистой бумаги.
  - Передай папе, - сказал он, продолжая сборы, - что, так называемая, желтая пресса кормит семью из двух человек. Семью, которую он бросил ради молодой рыжей сучки.
  - Это низко, так отзываться о родителях, - слезы уже вовсю текли по щекам Элеоноры Алексеевны.
  - Прости, мама, - сказал Эдик. Он обнял Элеонору Алексеевну и принялся гладить ее по волосам, пока узкие плечики не перестали вздрагивать. - Я люблю вас. Тебя и папу. Я иногда злюсь на него. За то, что он бросил такую великолепную женщину, как ты. Он еще будет локти кусать. Вот увидишь.
  - Ты опять уходишь и оставляешь меня одну? В воскресенье? Ты, наверное, уходишь к Леночке.
  - Нет, мама, я иду работать. За большие деньги, - ему было легко это говорить, потому что он не врал, как обычно, когда действительно уходил к Леночке.
  
  На улице хозяйничала весна. Вдоль проспекта еще дул прохладный ветер, но яркое солнце припекало не на шутку. Пацаны, сбросив куртки, раскручивали скрипящую карусель, их красные мордахи полыхали здоровьем.
  Эдик шел по улице, мимо знакомых витрин и выносных лотков с заморскими фруктами. Время от времени в его ушах звучал самоуверенный баритон 'человека, который заказывает музыку'. И тогда под ложечкой начинало неприятно сосать. Хорошо бы разобраться, отчего это происходит. Но сейчас недосуг копаться в себе. Надо срочно искать способы, которые позволят добраться до нужных ему персон. Дорога к ним непроста. Траншеи, редуты, колючая проволока, вышки с прожекторами, а на последней линии обороны - симпатичные мордовороты с револьвером подмышкой. 'Как бы там ни было, - подумал Эдик, - я уже в деле. Отступать поздно'.
  
   Глава 2
  
  Теплый ливень обрушился на столицу. Валерий Лампус стоял под навесом, прижавшись спиной к витрине булочной. За пеленою дождя противоположная сторона проспекта была почти не видна. Но вот из серого марева выплыло маршрутное такси. Валерий сделал глубокий вдох и рванул к остановке. Кроме него в маршрутке оказалось двое пассажиров, парень и девушка. При появлении Лампуса они перестали обниматься и уставились на него.
  - Чего, не видели живого слона? - спросил он и плюхнулся в кресло возле двери.
  Когда автобус тронулся, в кабине стало жарко. Валерий закрыл глаза. И тотчас перед его мысленным взором, за плотно закрытыми веками, поплыли кадры сегодняшнего дня.
  
  На прием к чиновнику департамента спорта Лампус записался неделю назад. В разделе 'тема обращения' написал - спортивная стипендия. А сегодня в два часа пополудни он уже сидел в приемной, хотя встреча была назначена на 14:30. На коленях у него лежала пластиковая папка со всеми бумагами. Тут были графики подготовки к спортивному сезону, результаты медицинского обследования, подтверждающие его великолепные физические кондиции, рекомендация-ходатайство, подписанная спортивными боссами области и личное письмо тренера Михалыча. Когда-то Михалыч и чиновник, к которому шел на прием Валерий, выступали за сборную Москвы.
  - Валентин Григорьевич готов вас принять, - сказала секретарша и, когда Валерий проходил мимо ее стола, шепнула. - Будьте смелее, молодой человек.
  Кабинет был обставлен шикарно. Полированные шкафы украшены золотыми кантами. Перед шкафами от пола до потолка поднимались две стойки. А вверху, между стойками, произрастал целый сад диковинных цветов. Какие-то лианы вились над карнизом и спускались по обе стороны окна, расцветая нежными лепестками, напоминающими подснежники.
  За столом сидел человек-гора. Черный пиджак, белая рубашка, бордовый галстук.
  - Здравствуйте, Валентин Григорьевич, - сказал Валерий и прислушался к собственному голосу. Не хватало еще, чтобы в нем звучали просительные ноты.
  - Что привело к нам?
  - Вот, - Лампус положил на стол свое заявление и пластиковую папку.
  Пока Валентин Григорьевич знакомился с бумагами, Валерий исподволь рассматривал кабинет. Его внимание привлекла пепельница, исполненная в виде сидящей красавицы. Руки женщины были сложены в восточном приветствии, а голые ноги обхватывали большой серебряный таз. Сейчас пепельница была пуста. Видимо, Валентин Григорьевич не курил, а пепельницу держал исключительно для гостей.
  - Хочешь получить государственную стипендию? - промолви, наконец, Валентин Григорьевич, поднимая голову от бумаг. - Желание твое понятно. Тренироваться, участвовать в коммерческих стартах? И все за счет государства. У меня таких вундеркиндов, знаешь, сколько было? Будущих надежд российского спорта. Да, не скрою, кое-кто получил стипендию. А где они сейчас, эти надежды?
  - Не знаю.
  - Вот и я не знаю, - Валентин Григорьевич откинулся на спинку кресла. - Все хотят пожировать на казенный счет. А государство не бездонная бочка. Что по этому поводу сказал президент?
  - Что?
  - Необходимо поднимать детский и юношеский спорт. Вот куда деньги нужно вкладывать. В здоровье нации.
  - Я не против здоровья нации, - сказал Валерий. - Но, ведь, нужно кому-то защищать и честь страны.
  - А вот это уже не твое дело, - строго произнес Валентин Григорьевич и брови сошлись на его переносице. - Позволь нам решать, кто достоин защищать, а кто - нет.
  - Я выиграл молодежное первенство страны.
  - У меня таких чемпионов, как у Жучки блох. А начинаешь искать, кого послать на Европу - пусто. Тот болеет, этот не в форме, а третий вообще выступает за Новую Зеландию. Так что будь здоров. Тренируйся.
  Руки плохо слушались Валерия. Но он все-таки вытащил из внутреннего кармана длинный незапечатанный конверт. Пальцы ощутили купюры, сложенные внутри. Теперь оставалось вручить конверт и произнести нужный текст. Валерий вспомнил слова Михалыча, своего тренера. 'Когда будешь давать взятку, смотри Валентину Григорьевичу прямо в глаза. Не тушуйся. И помни, что взятка для него такое же обыденное дело, как для тебя ежедневная пробежка по стадиону'. Валентин Григорьевич сидел за столом, положив одну ладонь на другую, и внимательно изучал свои отполированные ногти. Мощные плечи растягивали дорогую ткань его пиджака, а темные волосы, тщательно зализанные назад, подчеркивали большое мясистое лицо со следами оспы. Валерий протянул конверт и держал его в вытянутой руке, не зная куда положить. Может, на стол, рядом с его ладонями? Или лучше в кресло?
  - Ты мослами-то осторожней махай, - неожиданно произнес Валентин Григорьевич. - Здесь не сектор для метаний.
  Неожиданно в его руках обнаружилась папка. Такая глянцевая папочка для бумаг. Это было похоже на чудо. Только что на столе ничего не было, кроме документов Валерия, и вдруг - хоп! Вот она, глянцевая папочка. Она уже распахнута и делает движение навстречу конверту. Раз - и конверт лег в папку. Два - папка захлопнулась. Валентин Григорьевич с достоинством поднялся, шагнул к шкафам. Небрежно поместил папку рядом с другими документами.
  - Мечтаешь попасть на олимпийские игры? - с насмешкой в голосе спросил Валентин Григорьевич.
  - И не только попасть, а показать результат, чтобы запомнили.
  - Может, и медаль надеешься заработать?
  - Да. Бронзовую медаль.
  - А чего так? Если уж мечтаешь, так ни в чем себе отказывать.
  - Бронзовую, - повторил Лампус. - Есть в мире два десятиборца, которых я не смогу победить. Пока. Для этого мне понадобятся четыре года подготовки.
  - Во как! Значит, золото тоже у нас в кармане. Только немножко задерживается. А почему ты не в армии? - вдруг спросил Валентин Григорьевич. - Возраст подходящий, в марте исполнилось двадцать лет.
  - У меня освобождение, - сказал Валерий. - Мама без мужа, мать-одиночка. И нас трое детей. Я - старший. Сестре - шестнадцать, брату - одиннадцать. К тому же Виталька инвалид с детства.
  - М-да, большая у тебя семья. Небось, денежки вот так нужны?
  - Поэтому я здесь, - сказал Лампус. - Хочу зарабатывать тем, что я умею делать лучше всего. А вместо этого приходится каждый день ходить на фабрику. Хотя, вы сами знаете, большой спорт забирает все время и все силы.
  - Так-то оно так, - Валентин Григорьевич опустился в кресло, забарабанил пальцем по столу. Толстый перстень отразил солнечный свет, зайчики запрыгали по стене. - А ты, знаешь, сынок, я, пожалуй, смогу тебе помочь. Будешь бегать, прыгать, метать свои копья. И за это тебе будут платить. Хорошо платить. Ты сможешь помочь своей семье.
  Валерий был готов упасть перед чиновником на колени. Вся злость схлынула, а сердце наполнилось благодарностью. Валентин Григорьевич тем временем продолжал:
  - Но тебе придется переехать в другой город. Это замечательный город, поверь мне. Солнце, море, кипарисы. Ты станешь тренироваться у самых опытных педагогов, за твоими физическими кондициями будут наблюдать профессора. Поселишься в отдельном номере. Вот такая работа. Нравится?
  - Еще бы! - восхитился Валерий. - При нормальной подготовке я попаду в сборную раньше, чем мы планировали с Михалычем. А на Олимпиаде наберу в десятиборье 8300 очков или даже 8500. А это - точно 'бронза'. Вы посмотрите мои графики.
  - Погоди ты с графиками. Тут есть один маленький нюанс, - Валентин Григорьевич поднялся из кресла и навис над столом, как туча. - Тебе придется на какое-то время отказаться от любительского спорта. И, вообще, от участия в соревнованиях. Ты будешь тренироваться, ставить рекорды, но это будет профессиональная работа в медицинском центре. Ничего страшного, пропустишь эти олимпийские, зато на следующие выйдешь фаворитом.
  - Как это пропущу? - удивился Валерий. - Зачем?
  - Потому что на время действия контракта ты становишься сотрудником научного медицинского центра. Минимальный срок контракта - два года. Меньше никак нельзя. Важно проследить динамику, как будут меняться твои результаты под влиянием новейших методов тренировки.
  - Я ничего не понимаю, - признался Валерий. - Что мешает мне принимать участие в соревнованиях?
  - Условия контракта. Понимаешь, Лампус, современный большой спорт давно вышел за рамки любительского. Сейчас спорт - это и политика, и бизнес. Огромные деньги крутятся. Ты даже не представляешь. А твоя работа в Центре поможет другим спортсменам, которые сейчас впереди. Через два года ты выскочишь из-за их спин и, чем черт не шутит, станешь олимпийским чемпионом.
  Его предложение Лампусу не понравилось. Но Валентин Григорьевич вцепился, как клещ. Тысячи доводов привел. Расписал, как Валерию будет хорошо в этом Центре. Как расцветет его семья, как будут родственники благодарить его за материальную помощь. Но Валерий стоял на своем. Наконец, терпение чиновника лопнуло.
  - Наотрез отказываешься? - спросил он.
  - Наотрез.
  - Все, прием окончен.
  - А как же мой вопрос? Со стипендией.
  - Свободен, - сказал Валентин Григорьевич. Он подошел к двери и демонстративно распахнул ее.
  Несколько секунд Валерий стоял с совершенно пустой головой. Потом приблизился к Валентину Григорьевичу, положил свою руку поверх его руки и стал закрывать дверь. Тот сопротивлялся. Когда-то чиновник был чемпионом столицы. Вольная борьба, полутяжелый вес. Это было давно, но сила в руках осталась. Однако Лампус оказался сильнее. Он закрыл дверь.
  - Деньги верни, - спокойно сказал Валерий.
  - О чем это ты, сынок? - на лбу Валентина Григорьевича выступили капельки пота.
  - Взятку верни, - повторил Лампус.
  - Мы на государевой службе, мы взяток не берем, - улыбнулся чиновник, но Валерий почувствовал, даже не опуская взгляда, что его ноги стали перемещаться. Валентин Григорьевич принимал боевую стойку.
  - Ладно, - Валерий развернулся, подошел к шкафу и распахнул дверцы.
  - Лидия Алексеевна! - крикнул Валентин Григорьевич за спиной Лампуса. - Позовите людей! Быстро!
  Папки были похожи одна на другую, как ядра в секторе для толкания. Валерий вытащил одну, пролистал ее. Денег не было. Он швырнул папку на пол и взял с полки другую. И в этот момент на него набросился Валентин Григорьевич. Он произвел захват сзади и попытался оторвать Валерия от пола, чтобы затем произвести бросок через бедро. Не тут-то было. Валерий успел схватиться за металлические стойки. Грудью прижал пальцы чиновника к острому торцу полки. Что-то захрустело. Валентин Григорьевич вскрикнул и постарался вытащить собственные руки. Валерий развернулся и ударил кулаком в крупное лицо со следами оспы. Валентин Григорьевич полетел под стол, опрокидывая кресло по ходу движения.
  
  Дальнейшие события перемешались в голове Валерия Лампуса. Последнее, что запомнилось - это какие-то люди, мужчины. Они забегали в кабинет, и все были одеты в одинаковую форму, как игроки одной команды - черный пиджак, белая рубашка, бардовый галстук.
  А потом - сразу полиция. Валерий сидел на стуле в неудобной позе, потому что руки за спиной были стянуты наручниками. Через стол от него белобрысый лейтенант по фамилии Чекалин писал протокол задержания.
   Неизвестно, как бы сложилась судьба Лампуса, если бы в комнату предварительного дознания по какому-то делу не вошел майор Разин? Валерий в это время сидел с опущенной головой, ничего не слышал, никого не видел. Потом почувствовал, как запекло в самом темечке. Валерий поднял голову и вздрогнул. Его буравили глаза майора. Даже не глаза, а два вороненых сверла с победитовыми наконечниками.
  - Кто такой? - спросил майор.
  - Спортсмен, товарищ майор, - быстро отрапортовал лейтенант. - И фамилия у него странная. Лампус у него фамилия.
  - Откуда?
  Лейтенант заглянул в протокол:
  - Из города Елец, Липецкой области.
  - Задержан за что? - майор смотрел в лицо Валерия, не отрываясь и не моргая.
  - Так это, - лейтенант даже удивился, что кто-то не знает причину его задержания, - он же чиновников отметелил. Пришел в департамент спорта и давай их там колбасить. Половина конторы с разбитыми мордами. А другая половина с телесными повреждениями разной степени тяжести. Они должны заявление принести. Коллективное. Жду с минуты на минуту.
  - Боксер что ли?
  - Не знаю, - смутившись, ответил лейтенант. - Лампус, ты боксер?
  - Нет, - сказал Валерий. - Десятиборец.
  - Десятиборец он, - быстро повторил лейтенант специально для майора, как будто ответ Лампуса прозвучал на языке давно исчезнувшей цивилизации.
  - Ты смотри, - удивился майор, - я тоже когда-то баловался. Какой разряд?
  - Мастер спорта, - сказал Лампус.
  - Ого! Это тебе не шутка. Я на первый тянул-тянул, не вытянул. Так и остался со вторым. Как у нас говорили, второразрядным спортсменом, - при этих словах глаза майора стали меняться. Два вороненых сверла превратились в маленькие жирные маслинки.
  Валерий присмотрелся к нему повнимательней. Фигура крепкая, ладная. Даже под форменной тужуркой был заметен объем грудной клетки. Но рост маленький. 175 см - не больше. Для современного десятиборья, когда надо прыгать на два десять и метать диск в район 55 метров, его физические данные никуда не годились.
  - Послушай, мастер спорта, - продолжал майор, - а зачем ты устроил бойню в департаменте? Это тебе не притон в портовом городишке. Приличное заведение, почти министерство. Чем тебе не угодили наши чиновники?
  - Взятки берут, - сказал Валерий.
  - О, господи! - изумился майор. - Да кто же их не берет? У вас, в Ельце, лучше что ли? Да если каждому взяточнику бить морду, государство, как организм, вымрет. Наступит анархия и развал. Кстати, кто тебе сказал, что берут?
  - Я сам дал, - насупился Валерий.
  - Ну, батенька, это вообще... Ты хоть знаешь, что тебя прямо сейчас можно привлекать по статье 291, пункт 1. Дача взятки должностному лицу. Между прочим, запросто схлопочешь лишение свободы на срок до 3-х лет... Сколько дал-то?
  - Десять тысяч.
  - Зеленых?
  - Рублей.
  - Рублей?! - удивился майор. - Ну, это не взятка. Так, подачка за мелкую услугу. Чекалин, - обратился он к лейтенанту, - дай-ка мне твоего спортсмена, я с ним побеседую в кабинете вашего начальника.
  - Под вашу ответственность, товарищ майор, - предупредил лейтенант. - А, когда чиновники придут, что им сказать?
  - Сразу меня зови, - сказал майор. - Я сам буду с ними разговаривать.
  - Ладушки, - сказал лейтенант, и лицо у него сделалось радостное, как будто он крупно выиграл в русское лото.
  Майор и Лампус поднялись на второй этаж.
  - Никогда не встречал десятиборцев с неуравновешенной психикой, - сказал Разин. - Видно, произошло нечто из ряда вон выходящее. Ну-ка, давай, колись.
  Лампус все рассказал майору. Разин сидел, обхватив голову руками, как будто пришел в смятение от всего услышанного. Потом сказал:
  - М-да, Лампус. Ты сильный, молодой, красивый. Забрался на такую вершину в спорте, откуда рукой подать до бессмертия. А я тебе не завидую. Потому что впереди тебя ждет болото и смрад.
  - Что же мне делать? - спросил Валерий. - Как теперь мамка одна будет?
  - А чего ж ты не вспомнил про мамку, про сеструху с братишкой, когда морды бил?
  - Потому что дурак, - сказал Валерий.
  - Вот это правильно, - согласился майор Разин. - А теперь давай подумаем, как действовать дальше. Итак, судя по всему, в департаменте спорта произошло землетрясение силой 9 баллов по шкале Рихтера. Имеются человеческие жертвы.
  - Неужели все так плохо? - спросил Лампус.
  - Неважно. Одних стульев и канцелярских принадлежностей наломал на 30 тысяч рублей.
  - Не может быть!
  - Может. Карандаши нынче дорогие, - майор вынул из стола лист бумаги и принялся рисовать рожицы. - Ты на себя в зеркало смотрел? Хорош... Значит, ты говоришь, Валентин Григорьевич предлагал тебе работу. Так?
  - Так.
  - Как ты думаешь, Лампус, если ты согласишься заключить контракт на два года с этим центром, Валентин Григорьевич сможет тебя простить? Простить настолько, чтобы забрать свое заявление назад.
  - Не знаю, - сказал Валерий.
  - Другого выхода у тебя нет. Либо болото и смрад. Либо кипарисы. Выбирай.
  - А взятка? Если я расскажу про взятку?
  - Статья 291, пункт 1, лишение свободы на срок до 3-х лет. Это с одной стороны. А с другой - про взятку забудь. Ты ни в одном суде не докажешь, что Валентин Григорьевич взял у тебя деньги. А больше тебе крыть нечем. Ты, Лампус, остался без козырей.
  В это время зазвонил внутренний телефон.
  - Чиновники явились, - сказал майор, возвращая трубку на аппарат. - У тебя есть три секунды. Что ты выбираешь? Да, есть еще одна возможность, я как-то упустил ее. Ты можешь нанять дорогих адвокатов, очень дорогих, дороже тех, которых наймут чиновники, и пойти на суд. Но это будет не суд, а соревнование, кто больше заплатит. Как ты на это смотришь?
  - Что вы! Мы всем миром собирали деньги на взятку. За три месяца собрали десять тысяч рублей. Все решено, я заключаю контракт с Центром.
  - Это правильный ход, - сказал майор. - Он может сработать и может не сработать. Но все остальные сразу ведут к поражению. Пойдем, Лампус, нам предстоит трудный разговор.
  
  Когда Валерий открыл глаза, то увидел перед собой лобовое стекло маршрутного такси, забитое мутными каплями воды. 'Дворники' работали с полной нагрузкой. В просветах была видна улица Вернадского. Она летела навстречу в пелене вертикального дождя. Машины уже включили габаритные огни и ближний свет.
  - У гастронома выходят? - спросил водитель. Все промолчали. Водитель добавил громкость в приемнике и в сумерках, сквозь непогоду, поплыл чистый голос. Девушка пела на английском языке. Валерий попытался перевести, и получилось смешно: приди ко мне, мой маленький поросенок, и мы будем играть на флейте до самого утра.
  Пожалуй, с английским у него не все в порядке. Надо подтянуться. И теперь у Валерия будет время. Целых два года.
  
   Глава 3
  
  Полицейский 'Мерс' летел по проспекту Мира, нарушая правила. Майор Разин то и дело поглядывал на часы.
  - Опоздаем, Серега, - сказал он водителю. - Гони на всю катушку!
  - Никак нет, Сан Саныч, не опоздаем. Мы рванем через Вокзальный переулок. Там в понедельник пробок не бывает.
  - Сержант Куликов! Я кому сказал - гони! - рявкнул майор.
  - Ладно. Щас нажмем, - весело отозвался водитель, сдвинул фуражку на затылок и прибавил газу.
  Майор Разин не любил понедельники. За два выходных законоНЕпослушные граждане успевали наворочать столько черных дел, что каждый понедельник превращался для Разина в каторгу.
  Но все бы ничего, если бы не черная полоса, которая рано или поздно ложится поперек судьбы. Сейчас у Разина как раз шел период черной полосы. Его непосредственное начальство, руководитель Управления, генерал Тарханов, и заместитель по кадрам, полковник Скворцов, протаскивали на должность майора своего человека. Трижды Разину предлагали варианты перехода. Он отказывался. Новые должности его не устраивали. По этому поводу кое у кого в Управлении сложилось мнение - коль скоро Разин позволяет себе роскошь говорить начальству 'нет', значит, у него имеется крепкая 'волосатая рука'.
  - Приехали, тащ майор, - Сережа Куликов стоял, переминаясь с ноги на ногу, и удерживал перед ним открытую дверь.
  - Ты извини, Серега. Я наорал с утра, - сказал Разин, выбираясь из 'Мерса'.
  - Да чего там, я даже не заметил. Сан Саныч, разрешите спросить?
  - Ну?
  - Это правда, что вас увольняют из органов? Или вы по собственному желанию?
  - Бабские сплетни, - отрезал майор.
  - Жалко, - вздохнул сержант Куликов. - Меня пацаны на фирме уже достали, спрашивают: нет ли хорошего офицера на выходе? Так я вас сосватал. Там, знаете, какой оклад?
   - Мне рановато на пенсию. Пусть пацаны другого поищут.
  Каждое утро Разин включал компьютер и просматривал страничку 'происшествия'. Происшествия 'А', Происшествия 'В' и Происшествия 'С'. В группу 'А' входили убийства, террористические акты, нападения, грабежи и тому подобное. 'В' - экономические преступления, мошенничества, подлоги, ДТП и пр. 'С' - другие незначительные происшествия, не влекущие за собой уголовной ответственности.
  До начала планерки майору необходимо было знать: кто, кого, где, когда, при каких обстоятельствах? Из этих фактов складывалась картина криминальной обстановки. Она напоминала дерево, корни которого тянулись во вчерашний день, а ствол пребывал в сегодняшнем. Кроме того, Разин был обязан дорисовывать молодые побеги, которые появятся только в завтрашнем дне. Прогноз - его работа.
  Майор обследовал всю информацию по разделам 'А' и 'В'. Ничего особенного. По делам, которые стояли в разработке, существенного продвижения не намечалось. Имело место одно довольно громкое убийство. Но оно не выпадало из контекста текущего времени. Был эффективный банковский подлог. Шалили хакеры. Происходили разборки в нетрезвом виде. Однако профессиональное чутье майора осталось не потревоженным.
  До начала совещания оставалось минут двадцать, когда Разин начал просматривать раздел 'С'. Обычно на этой страничке собирался 'хлам'. Источник 'С' не считался надежным, порой его сообщения носили вторичный характер. На памяти майора лишь однажды 'хлам' был использован для раскрытия преступления. Примерно год назад сотрудник отдела Леня Варшавец выудил сообщение в 'Dailey Mirrors' об аукционе, на котором продавался эскиз Врубеля к картине Демон. Этот эскиз давно и безуспешно искали.
  Разин распечатал три листа и принялся делать пометки на полях, когда в кабинет вошел Леня Варшавец.
  - Привет, Ленчик, - сказал майор. - Что новенького за последний час?
  - Да так, мелочевка.
  Его доклад успокоил Разина. Ребята из его отдела закончили свою часть работы. И фактов, которые давали бы повод изменить прогноз, обнаружено не было.
  - Как там Полина Семеновна? - спросил майор, вспоминая, как нервничал Леня в пятницу, как торопился в больницу к любимой теще.
  - Сделали операцию, а сегодня перед работой я забежал в больницу. Она уже садится в кровати. Пятница счастливый день.
  - Точно, - сказал майор, - счастливый.
  Он вспомнил, как в минувшую пятницу, ему позвонил Валентин Григорьевич, старый знакомый. Время от времени Разин помогал чиновнику вербовать спортсменов для работы в медицинском центре, расположенном на юге страны. Там, в этом центре, разрабатывались новые спортивные методики, которые позволяли нашим спортсменам добиваться высоких результатов. За выполнение этой рекрутской работы Разин получал неплохую прибавку к своему служебному окладу. Валентин Григорьевич рассказал ему про инцидент, который приключился с Валерием Лампусом, и попросил майора уломать парня, чтобы тот дал согласие на заключение контракта. И Разин с успехом провел эту операцию. Да, действительно пятница счастливый день.
  - Сан Саныч, - напомнил о себе Варщавец, - если надумаете уходить из конторы, заберите меня с собой.
  - Что вы, как сговорились. Не намерен я менять место работы, - сказал майор и посмотрел на часы. - Пожалуй, успеем выпить по чашечке кофе. Включи чайник.
  - Са-Сан Саныч, - когда Варшавец нервничал, он начинал заикаться, - чайник я включу, а вы посмотрите газетку. Статья Па-Поспелова, называется 'Встречайте! Эпидемия, пострашнее СПИДа'. Может, конечно, брехня. Не мешало бы па-проверить.
  Газета называлась 'Голубая луна' и относилась к тому сорту еженедельников, которые выходят сумасшедшим тиражом и пользуются неизменным спросом у массового читателя за счет перемывания костей у отечественного и мирового бомонда.
  Разин принялся читать статью Эдуарда Поспелова. И с каждой строчкой его сердце колотилось сильней и сильней. Что за черт! Проснулось его профессиональное чутье и повело носом из стороны в сторону. Журналист сообщал, что ему удалось приблизиться, не встретится, а именно приблизиться, к популярной певице Веронике Искандеровой и телеведущему Алексею Зубрицкому. То, что он увидел, сразило его наповал. Красавица Вероника и секс-символ Алексей превратились в уродов. Здесь же, для пущей убедительности, приводились их фотографии, по две штуки на каждого. На одной было видно, как они выглядели раньше, на второй, какими стали теперь. Разин даже поежился, до того неприятное впечатление на него произвели изменения, случившиеся с мужчиной и женщиной. На левой фотографии девушка была похожа на топ-модель. Стройна, нежна, улыбалась с таким светлым очарованием, что невозможно было оторвать взгляд от ее свежих губ. А справа - злобная старуха с перекошенными щеками и обвислой кожей. Вид у нее был затравленный, а круглые в морщинах глаза устремлены куда-то в сторону. Можно предположить, что второй снимок делался без согласия оригинала. С Алексеем Зубрицким дела обстояли не лучше. Правда, его уродство на второй фотографии скрывала недавно отпущенная бородка. Зато он был изображен в полный рост. И было видно, что фигуру мужчины искривило и повело, словно камчатскую березу.
   Майор знал, что эта статья может оказаться фальсификацией. Или глупой шуткой. Чего только не придумают эти газетчики, лишь бы пощекотать нервишки обывателю. Но дело в том, что несколько минут назад, когда Разин перелистывал раздел Происшествия 'С', перед его глазами промелькнуло нечто похожее. Он пропустил это сообщение, как очередной курьез. Но, если его поставить в один ряд со статьей Поспелова, то, что тогда получается? Правильно, закономерность получается.
  Разин бросился к компьютеру, поставил раздел 'С' и начал быстро его листать.
  - Есть! - воскликнул он и даже подпрыгнул на стуле.- Ленчик, смотри сюда.
  Сообщение гласило, что сегодня в Санкт-Петербурге, в 6 часов 30 минут в госпиталь Министерства обороны был доставлен известный артист театра и кино Вадим Кутасов. Вторую неделю зрители первого канала с волнением следят за похождениями его героя в телесериале 'Госпожа удача'. В настоящее время врачи проводят комплексное обследование Вадима Кутасова и уклоняются от встреч с журналистами. Предположительный диагноз - гормональные осложнения, вызванные приемом лекарственных препаратов. Возможно, именно это привело к деформации мышечных тканей шейного и лицевого отделов, а так же к некоторому изменению формы конечностей. Стремительное течение болезни, когда негативные изменения внешности происходит за считанные дни, ставит врачей в тупик. Подобного случая в их практике еще не было.
  - Время, - сказал Леня Варшавец.
  Разин подхватился и бросился к двери.
  - После планерки - сразу ко мне! - крикнул он Варшавцу.
  Совещание проходило как обычно. Генерал принялся жевать любимую тему - исполнительскую дисциплину. И, пока он говорил, Разин восстановил в памяти, как выглядит артист Вадим Кутасов. Майор видел его в нескольких фильмах. Что-то про спецназ, про сыщиков. Такой мощный блондин, симпатяга, он всегда выходил победителем, сражаясь один против целого взвода нехороших парней. Владел приемчиками восточных единоборств, ловко сигал с одной крыши на другую. Еще он стрелял не глядя. И попадал врагам точно в лоб, между левым и правым глазом.
  Жена майора, Ирина, смотрит сериал 'Госпожа удача' с каким-то хищным интересом.
  - Сашка, как ты не понимаешь, это новое слово в нашем кино, - говорила Ирина, не отрываясь от экрана TV. - Это прорыв в другой мир, совершенно незнакомый. Мы входим туда с опаской и любопытством. А Кутасов просто гений.
  Ирине, конечно, виднее. Она читала курс современной терапии во втором Медицинском Институте. Круг общения у нее был совершенно другой, чем у Разина. Майор посмотрел одну серию 'Госпожи удачи' и как-то не заметил прорыва. Да, Кутасов был хорош. Он снова сражался, только теперь его врагами были не наши родные бандюганы, а кровожадные мертвецы. Они поднимались из могил и были похожи на черных пиявок. Они возвращались в дома, где жили когда-то в качестве дедушек, матерей или братьев, возвращались и высасывали энергию жизни у своих родственников. Вот такое кино.
  А Ирина... Что ей надо? Дамочка просто бесится в последнее время. Разин предполагал, что она завела любовника. Майор смирил гордыню и проверил жену, установив за ней слежку. Оказалось - нет. Любовник отсутствует. Значит, причина скрывалась внутри ее. Но как проникнуть туда, в эту непознаваемую женскую душу? А, проникнув, что он там увидит? Бездонный космос или разбитое корыто?
  Сегодня утром Разин и Ирина сидели на кухне, и пили чай. Молча. Потом она сказала:
  - Сашка, это невыносимо - так жить. Мы как будто ждем поезда и случайно встретились на вокзале. Как чужие. Я больше не могу так.
  - Почему?
  - Если бы я знала.
  - А кто знает?
  - Может быть, ты. Ты умный. Знаешь и специально не говоришь. Мучаешь меня.
  И они снова поссорились. Обычно это мероприятие у них откладывалось на вечер. А тут - утром. И, как всегда, ничего не прояснили. Она ушла на работу в слезах. А Разин остался сидеть на диване. Когда он догадался посмотреть на часы, то схватился за голову, до начала работы оставалось менее получаса. Пришлось разыскивать Сережу Куликова, водителя 'Мерса'.
   Видимо, Разин, предавшись воспоминаниям, далеко отплыл, голос генерала едва доносился:
  - Майор Разин, опуститесь на землю.
  Разин тряхнул головой и вновь оказался в генеральском кабинете. По обе стороны длинного стола сидели его коллеги. А в торце, рядом с начальником Управления, стоял, переминаясь с ноги на ногу, заместитель начальника по кадрам, полковник Скворцов.
  - Слушайте все внимательно, - сказал генерал. Затем кивнул Скворцову. - Начинайте, полковник.
  - Все вы хорошо знаете, что наше руководство постоянно совершенствует структуру управления, - Скворцов сделал паузу, посмотрел на генерала васильковыми глазами, поморгал и продолжил. - В связи с этим принято решение. Первое, ввести новую должность, заместителя начальника управления по базовым разработкам. На эту вакансию в Управление приходит новый человек, очень грамотный специалист. Второе, сократить должность начальника аналитического отдела, - при этом Скворцов поднял голову и уставился на Разина. - К нашему глубокому сожалению, мы вынуждены расстаться с одним из самых опытных наших сотрудников, майором Разиным. В минувшую пятницу подписан приказ о его увольнении. Я надеюсь, что коллеги найдут время и средства, чтобы достойно проводить нашего уважаемого Сан Саныча.
  Разин плохо помнил, как вернулся в свой кабинет. Впрочем, его ли теперь? Посидел, повертел в руках шариковую ручку. Появился Леня Варшавец:
  - Сан Саныч, ну, что, займемся уродами?
  - Да ну их в болото.
  Подчиненный вышел, а, спустя секунду осторожно просунул в дверь нечесаную голову:
  - Товарищ майор, у вас все в порядке?
  - Ты даже не представляешь, до чего в порядке!
  Затем Разин включил охранную сигнализацию, запер дверь кабинета на ключ и спустился в холл. Сережа Куликов сидел на кожаном диване под пластмассовой турецкой пальмой и вел задушевную беседу с капитаном полиции Валечкой Скрябиной.
  - Извините, Валечка, - вклинился майор в их разговор, - хочу похитить вашего ухажера.
  - Прощай, Куличек, - пропела капитан Скрябина, - возвращайся в родное болото.
  - Серега, - сказал Разин, - ты можешь отвезти меня домой?
  - Легко, - ответил сержант.
  Спустя тридцать минут, майор поднимался к себе на этаж. Он открыл дверь и включил свет в прихожей. В ноги к нему, тявкая и захлебываясь от радости, бросилась Сонька, их преданная и ревнивая сторожиха, породы карликовый пинчер.
  - Привет, Сонька, я сегодня пораньше, - Разин поднял голову и увидел записку, приклеенную скотчем к зеркалу.
   'Сашка, - писала Ирина крупными компьютерными буквами, - я больше так не могу. Решила уехать на время. Хочу обдумать, что нам делать дальше. Не ищи меня. Вернусь через пару недель. Позаботься о Соньке. Со своей стороны прими решение, как нам достойно выйти из этой ситуации. Скорее всего, жить вместе мы больше не сможем. Ирина'.
  - Сонька, - спросил Разин собаку, - а у карликовых пинчеров бывают черные полосы?
  Не снимая обувь, он прошел в комнату, вынул из шкафа справочник по судебно-медицинской экспертизе и достал, спрятанную за ним, бутылку коньяка. Отвинтил пробку и сделал глоток.
  - Ну, вот, Сонька, я первый раз в жизни выпил в рабочее время. Как это просто, ты даже не представляешь.
  Он прошел в спальню и открыл шифоньер. Одежда Ирины оказалась на месте. Не хватало, возможно, двух-трех платьев. Не было китайской шляпы с раскрашенными перьями, которую Разин подарил жене прошлым летом перед их поездкой на море.
  Разин лег на кровать, в ботинках и в форме. Сонька тотчас запрыгнула к нему и примостилась под боком. Бутылку майор поставил на пол, в изголовье кровати.
  Вряд ли у Разина было что-то заветное, столь же дорогое, как его работа и его жена. Он закрыл глаза и постарался понять, какие соломинки держат его на плаву, не дают уйти в глубину небытия. Родителей он не помнил, потому что вырос в детском доме. Детей у них с Ириной не было. Не могла она рожать. Дача у него отсутствовала. А машина, старая 'шестерка', ржавела второй год во дворе, возле палисадника.
  - Может быть, ты моя соломинка? - спросил Разин у собаки и погладил ее по бархатной шерстке. И Сонька в ответ благодарно задрожала маленьким тельцем.
  
   Глава 4
  
  Чиновник департамента спорта Валентин Григорьевич Радченко миновал вращающуюся дверь банка 'Капитал плюс' и вышел на улицу. Вечернее солнце укрылось за высотным зданием на другой стороне проспекта. В зеркальных витражах мелькали прохожие и машины. Валентин Григорьевич, заметив собственное отражение, остановился, расправил плечи и надел темные очки. Мимо проносились люди, толкали его, а он словно не замечал. Стоял, разглядывал в стекле себя любимого и счастливо улыбался.
  В 'Капитал плюс' у Радченко был открыт счет, на который перечислял деньги некто господин Брызгалов. И сегодня этот счет достиг заветной семизначной цифры. Кроме постоянного оклада Валентин Григорьевич получал еще и гонорары за отдельные поручения. Миллионный рубеж был взят благодаря четкой организации последнего дела. Завтра поездом в Новороссийск, а потом далее, в Турцию, проследует некий саквояж с препаратом. Казалось бы, что сложного - переправить багаж весом меньше пяти килограмм? Да ничего. Если бы не одно обстоятельство. Содержимое саквояжа считалось бесценным. Это с одной стороны. А с другой - совершенно секретным. Для того чтобы такой груз провезти две тысячи километров, минуя две таможни и пограничные кордоны, предстояло крепко поработать. И он это сделал. Все подготовил, организовал и был абсолютно уверен в успехе операции. Теперь можно и расслабиться. Можно даже махнуть в старушку Европу, оттянуться на приличном буржуазном курорте. И все это стало возможным благодаря счастливому случаю. Случаю, который пару лет назад свел Валентина Григорьевича с фармацевтическим магнатом Ильей Николаевичем Брызгаловым.
  Когда-то, будучи детьми, они жили в одном приморском городке, на самом юге страны. И, спустя много лет, Брызгалов разыскал Валентина Григорьевича и пригласил в свою московскую резиденцию.
  Во время той первой встречи Брызгалов сразу заговорил о деле.
  - Скажи, Валя, только честно, ты знаешь, что такое генная инженерия? - спросил он.
  - Что-то связанное с клонированием?
  - Не совсем так. Клонирование воспроизводит точную копию оригинала. А генная инженерия изменяет то, что создала природа, - пояснил магнат. - Вот, например, меня можно изменить.
  - Зачем же вас менять? - удивился Валентин Григорьевич. - Вы и так вон какой.
  - Какой?
  - Ну, такой... Элитный.
  - Какой, к черту, элитный? Я плебей. Разве ты не помнишь моих родителей?
  - Илья Николаевич, ну как можно такое говорить. У вас в руках вся фармакология страны, можно сказать, целая империя. С вами министры раскланиваются.
  - Ну, не без того, - с наигранным равнодушием согласился Брызгалов. - Приходится кое-кого прикармливать. А что делать? Стоит один раз пожадничать, и тут же кислород перекроют. Нет, Валя, стяжатель обязан быть щедрым. Все время он должен вкладывать деньги в работу. Это как картошка. Если не посадишь ведро, не соберешь мешок. А что касается империи, сам знаешь, время было собачее. А у меня хватка, как у бультерьера. Хоть и родился дворнягой.
  Затем он подошел к книжным полкам и выбрал брошюру.
  - Вот, послушай, что пишут умные люди, - Брызгалов перевернул несколько страниц и принялся читать. - Генетическая конструкция человека станет предметом рыночных стихий. Одним из последствий, судя по дороговизне технологии, будет то, что богатые получат дополнительные преимущества для своих детей. Это приведет к генетическому улучшению правящей элиты.
  - Ничего себе! - удивился Валентин Григорьевич.
  - Слушай дальше. Говорит биолог из Принстонского университета, некий Ли Сильвер. В самое ближайшее время элита сможет стать отдельным видом, в котором сложатся достоинства великих людей и не будет недостатков. - Илья Николаевич вернулся в кресло, взял с низкого столика кофейную чашку, сделал глоток. Покривился, поставил чашку на место.
  'А, ведь, точно, плебей, - подумал Валентин Григорьевич и отвел взгляд. - Привык, наверное, в детстве глотать спитой чай... Плебей-то, плебей, но может купить Земной шар'.
   - Да, Валя, я плебей, - отозвался на его мысли Брызгалов. - Кофе терпеть не могу.
  Валентин Григорьевич вздрогнул, почувствовал, как воротничок рубашки сдавил шею. Лицо покрылось бордовыми пятнами. С трудом удалось расстегнуть верхнюю пуговицу. Когда он опустил руки, пальцы противно дрожали.
   - Да ты не смущайся, Валя, я, ведь, чужие мысли читаю, как по писанному. Не знал?
  Валентин Григорьевич покачал головой.
  - Ну, так теперь знай, - с усмешкой произнес Брызгалов. И продолжил. - Мы создадим новых людей. И не просто новых людей, а новый вид, понимаешь?
  - Илья Николаевич, я слышал, многие возражают, - осторожно заметил Валентин Григорьевич. - Говорят, будто генная инженерия - это попытка сунуть нос туда, где совершается непостижимое. Говорят, что Господь отмерил человеку столько ума, чтобы мы не сумели разобраться в Его замыслах. Еще говорят, что мы кажемся сами себе гениями. А на самом деле у нас дважды два всегда будет четыре. А у Бога - что он захочет.
  - Видишь ли, Валя, - сказал Брызгалов, - эти ретрограды считают так: каким тебя Господь сотворил, таким и ходи по земле до скончания дней. Человек, дескать, не может быть предметом искусственного манипулирования. Но это хорошо, если ты родился Пушкиным. Или спортсменом, вроде Усейна Болта. А, если Бог соорудил тебя идиотом с выпученными глазами и одной извилиной в голове, что тогда? Или, как я. Всевышнему было угодно, чтобы я родился в семье нищих и провел детство на помойке.
  - Вам грех жаловаться, Илья Николаевич, - подобострастно произнес Валентин Григорьевич. - На такую высоту поднялись, куда там Пушкину. Поэт жаловался на нехватку средств и постоянно просил в долг.
   - Молодец, - сказал Брызгалов и поднял рюмку. - Давай выпьем за новую эру в истории человечества. За генную инженерию!
  Валентин Григорьевич водку на дух не переносил, он любил дорогие вина. Но признаться не посмел. Они выпили. Брызгалов посмотрел на сморщенное лицо собеседника, дотянулся рукой до служебного стола и прижал ключ переговорного устройства.
  - Адель Федоровна, - произнес он громко, - принесите нашему гостю хорошего вина. И чтоѓ-нибудь из закуски.
  - Поняла вас, Илья Николаевич, - раздался низкий хрипловатый голос. - Надеюсь, 'Вдова Клико' 1977 года его устроит?
  - Как насчет 'Вдовы'? - спросил Брызгалов, обращаясь к Валентину Григорьевичу. И тот закивал торопливо, изображая на лице приятное удивление. - Я тебя предупреждал, Валя, что легко прочитываю мысли. Ты зря скрыл, что не пьешь водку. Впредь будь со мной откровенен во всем.
  - Виноват, - смутился Валентин Григорьевич и кратеры оспин, оставленные на его лице давней болезнью, заполнились холодным потом. Между тем Брызгалов продолжал.
  - Правительственные запреты, заявления Всемирной Организации Здравоохранения, протесты общественности - все это ломаного гроша не стоит.
  В дверь постучали. Вошла женщина. Высокая и худая. Платье болталось на прямых плечах. Казалось, что под платьем, вместо плоти - черенок от лопаты.
  - Ваше вино, - сказала она, выставляя перед Валентином Григорьевичем темную бутылку и блюдце с зернами миндаля и с сыром. - Сами справитесь?
  - Справлюсь, честное слово, - сказал Валентин Григорьевич, любуясь улыбкой на лице Адели Федоровны. Несмотря на солидный возраст, глаза женщины блистали свежим задором.
  Когда она вышла, Брызгалов сказал:
  - Адель Федоровна - дама голубых кровей. Настоящая дворянка.
  Не успел Валентин Григорьевич изобразить эмоции, как Брызгалов вернул его в русло деловой беседы:
  - Если человек докопался до золотой жилы, его ничем не остановишь. На этот Клондайк ринутся старатели со всего мира. И нам желательно не опоздать на последний поезд, уходящий в бессмертие.
  - А разве есть такая станция, Илья Николаевич?
  - Есть, Валя. Нам с тобой бешено повезло. Потому что именно генная инженерия открывает возможность увеличить срок жизни. Не на какой-то год или два. Нет. Многократно! Понимаешь? Мы сможем прожить 250 лет и при этом оставаться молодыми, здоровыми и богатыми. Как тебе это нравиться?
  - Фантастика! - восторженно произнес Валентин Григорьевич.
  - Ошибаешься, - Брызгалов взял с блюдца орешек, покрутил его в пальцах. - Такие орешки мы будем выращивать в колбах. Да и вино твое, 'Вдова Клико' 1977 года вырастим за три дня. И будет оно не хуже этого. Но есть один организационный момент. Поезд, Валя. Поезд! Нам нужно успеть на этот проклятый поезд. Забронировать себе место, вагон. А еще лучше купить весь состав целиком, так сказать, на корню.
  - Я не совсем понимаю, - растерянно начал Валентин Григорьевич, - какую роль вы отводите моей скромной персоне в ваших грандиозных планах? Я всего лишь чиновник второстепенного ведомства.
  - Ты чиновник ведомства, которое располагает прекрасной материальной базой. А нам как раз понадобится тихое, уютное местечко, укрытое от посторонних глаз. И такое местечко имеется. На нашей с тобой родине.
  - Вы имеете в виду спортивно-медицинский центр?
  - Молодец, угадал с первого раза.
  - Но, Илья Николаевич, Центр - это государственное учреждение.
  - Знаю, Валя. Когда-то все было государственное. Земля, недра, заводы, а теперь, посмотри. Надо сделать так, чтобы этот Центр стал моим. Ну, и твоим, в какой-то степени.
  - Но как, Илья Николаевич?
  - Будем думать. Стране нужен хлеб. Нужны газ и нефть. Но стране нужны и рекорды. Победы на крупных международных соревнованиях. Разве я не прав?
  - Правы.
  - Вот мы и подомнем этот Центр под себя. А, когда он станет нашей частной собственностью, мы оснастим его первоклассным оборудованием. Соберем в нем весь цвет современной науки.
  - Из-за границы выпишем?
  - Зачем? В нашем отечестве имеются прекрасные специалисты. Я знаю, по крайней мере, четыре биохимических лаборатории, где получены удивительные результаты в области генной инженерии. Да и работа по созданию человеческого клона идет полным ходом. В Сибири, в одной из лабораторий, уже был создан человеческий клон. Его вырастили до пяти клеток, а потом уничтожили.
  - А почему уничтожили? - удивился Валентин Григорьевич.
  - Хороший вопрос, - похвалил его Брызгалов. - По некоторым сведениям руководитель проекта, профессор Милославич, просто перебздел. Дело в том, что на сегодняшний день знания о наследственном веществе, о ДНК... Слышал о таком? Дезоксирибонуклеиновая кислота.
  - Слышал, - неуверенно ответил Валентин Григорьевич.
  - Так вот, - продолжал Брызгалов, - сведения о ДНК очень и очень неполны. Имеется достоверная информация о функциях всего лишь трех, четырех процентов ДНК. Поэтому манипулировать сложными системами очень рискованно. Представь себе, Валя, созревает наш плод, развивается ни по дням, а по часам. Руки, ноги у него на месте, всюду по пять пальцев. Сердце у него человеческое и, вроде, душа присутствует. Но есть один маленький недостаток: вместо головы - свинячья башка. Что прикажешь делать с этим товарищем? Отвести в церковь и крестить, как православного? Или пустить на холодец? Нет, с клонированием мы подождем. Приналяжем на генную инженерию. Весь мир придет в восторг от наших спортивных достижений. И никто не догадается, что мы будем ковать рекорды фармацевтическими методами. Ни один допинг-контроль ничего не обнаружит ни в моче, ни в гавне наших чемпионов. Потому что наши допинги будут иметь генетическое происхождение.
  - Сделаем допинг для наших чемпионов, и все рекорды будут наши, - вставил Валентин Григорьевич.
  - Рекорды рекордами, но главная задача нашего центра - прокладывать путь в бессмертие. Мы с тобой должны прожить 250 лет. Деньги на это дело уйдут огромные. Чтобы не вылететь в трубу, придется наладить производство сопутствующего товара. Такого товара, который принесет гигантские прибыли.
  - А что за товар такой? - спросил Валентин Григорьевич.
  - Мы создадим наборы для ремонта тела. У нас будут неограниченные запасы человеческих тканей, которые мы станем использовать для лечения любых болезней. Даже тех, которые сегодня считаются неизлечимыми. Органы могут быть клонированы из клеток человека или животного. Мы сможем выращивать по заказу любой орган. Например, новое сердце. Или новый член, как пожелаешь.
  Брызгалов легко поднялся из кресла и подошел к окну. Его походка показалась Валентину Григорьевичу воздушной, и бывший спортсмен подумал о том, что возможно Илья Николаевич и доживет до тех времен, когда ему на блюдечке преподнесут бессмертие, а вот он - вряд ли. Уже прилично за сорок, время подведения итогов. Но кто бы знал, как ему не хочется подводить итоги. Тем более что итожить особенно нечего. Вот бы ему обломилась удача, и он поймал за хвост жар-птицу!
  И удача ему обломилась.
  - Ну, что, Валя, - сказал Брызгалов, - ты согласен со мной сотрудничать?
  - Согласен, - не раздумывая, ответил Валентин Григорьевич.
  
   Глава 5
  
  Когда вагонному вору Мишке Козлову по кличке Танцор исполнилось пятьдесят лет, он решил завязать с воровским ремеслом.
  Лет десять назад Танцор и Яша Батумский по кличке Паровозный свисток 'работали' в паре на поездах юго-западной железной дороги. Потом их пути разошлись. Яша был моложе его лет на пять. Яше казалось, что он схватил бога за бороду. А Танцор оказался неповоротливым, как телега, застрявшая на мосту. Он продолжал воровать чемоданы у пассажиров купейных вагонов.
  Яша поучал товарища:
  - Миша, открой глаза, посмотри, что творится вокруг. Время кустарей-одиночек закончилось. Теперь воруют целые отрасли.
  - Извини, братишка, - отвечал Танцор, - отрасли - не мой профиль.
  Яша злился, говорил, что Танцор как был, так и остался жалким воришкой. Но в прошлом году Танцор получил весточку - в Яшу стреляли в подъезде собственного дома. И тогда Танцор подумал, что пятьдесят лет - это хороший возраст для перемен в личной жизни. Он купил подержанный 'Форд' и устроился на службу в городское такси. Днем собирался развозить средний класс по банкам и офисам, а по ночам подбирать золотую молодежь из ночных бардаков, которые теперь назывались клубами. Но, прежде чем обосноваться в новой профессии, Танцор решил махнуть на юг. Посидеть на берегу Черного моря, приобрести шикарный загар. А там, глядишь, и подцепить какую-нибудь симпатичную блядюжку.
  Козлов был легок на подъем. Он купил билет на поезд Москва-Новороссийск.
  Костюм терракотового цвета сидел на нем, как влитой. Галстук пастельных тонов с двумя яркими пятнами был повязан с элегантной небрежностью, а золотые часы из коллекции Patek Philippe выглядывали из-под белоснежной сорочки. Благоухало от Танцора английским мужским одеколоном. А руку приятно тяготил чемодан из натуральной крокодиловой кожи, стоимостью полторы штуки баксов. Чемоданчик, строго говоря, был пустой, не считая пижамы и пары носков. В нагрудном кармане пиджака лежало удостоверение. И всякий, кто пожелает, мог убедиться, что перед ним не вор, Мишка Козлов по кличке Танцор, а депутат Государственной Думы от Приморского края Павел Николаевич N.
  Танцор любил спальные вагоны. Кожаный диван ублажал тело, ковры впитывали звуки шагов, белье хрустело от крахмала. Стоило подвинуть шелковую занавеску и все безобразие вокзальной суеты отсекалось напрочь. А внутри даже воздух был насыщен благополучием. Так и хотелось повесить табличку 'Только для состоятельных господ'.
  В купе Танцор оказался один. И проехал до самого Мичуринска, наслаждаясь покоем и хорошим коньяком. В дороге он никогда не пил много, потому что дорога - его рабочее место. Здесь он десятки лет совершал свой скромный трудовой подвиг. Приближалась ночь. Танцор уже собирался отойти ко сну, когда открылась дверь и в купе вошла женщина. В чертах ее лица одновременно читались и сильная воля, и беззащитная нежность фиалки. Женщину звали Эммой.
  Танцору удалось произвести должное впечатление. Эдакий барин в первом поколении, самородок, выросший в слепой избе и схвативший за горло Приморский край.
  Эмма согласилась выпить рюмочку. Он разлил коньяк по стаканам и отправился к проводнику за ножом, чтобы разрезать ананас. Когда вернулся, внутренний голос подсказал, что коньяк лучше не пить. На столе ничего не переменилось, Эмма мило улыбалась. Но внутренний голос настойчиво повторял: не пей. Танцор поднял стакан и сказал короткий тост:
  - За наше знакомство, Эммочка. Благодарю небеса за то, что подарили мне такую прекрасную соседку.
  Он медленно выцедил коньяк, но не проглотил его, а оставил во рту. Поставил стакан на стол. Вынул носовой платок и вытер им губы. При этом весь коньяк незаметно выпустил в платок.
  - Закусите, чем бог послал, - сказал Танцор, поднимаясь с дивана. - Переоденьтесь. А я тем временем покурю.
  Он вышел из купе и, запершись в туалете, тщательно прополоскал рот.
  Вернувшись в купе, он принялся зевать. Показывал Эмме, что дремота давит его неотвратимо, словно каток. Глаза разъезжались в стороны, голова то и дело сваливалась на грудь.
  - Простите великодушно, - сказал Танцор. - Ничего не могу с собой поделать, сон валит с ног.
  Он надел пижаму и потушил прикроватный светильник. Бегущий по рельсам вагон - его колыбель. А ритмы в исполнении чугунных колес - колыбельная песня. Только здесь Танцор засыпал легко, и сон его напоминал полет птицы, парящей высоко над землей.
  Он проснулся неожиданно. Поезд стоял. Было тихо и душно. Где-то протяжно храпели. В окно падал свет перронного фонаря. За пределами вагона разговаривали люди. Танцор встал и вышел в коридор. На перроне он увидел трех мужчин и женщину. И в женщине узнал Эмму. Один из парней держал в руке саквояж. Танцор напряг слух, но слов разобрать не удалось. Наконец, один из мужчин посмотрел на часы и стал торопить остальных. Он вынул холщевую сумку, в нее поместил саквояж и передал Эмме. Эмма и один из парней, самый высокий из всей компании, поднялись в вагон. А те двое, что остались на перроне, направились вдоль поезда и стали заглядывать в темные окна.
  Вскоре поезд неслышно тронулся и быстро набрал ход. Когда Эмма вернулась в купе, Танцор лежал, сомкнув веки, и неприлично храпел. Купе освещалось ночным светильником, включенным в изголовье Эмминой кровати. По стенкам заскользили яркие пятна. Это уличные фонари посылали прощальный свет уходящему поезду.
  Танцор храпел очень натурально, с подсосом, но через щелки глаз наблюдал за Эммой. Секунд десять она стояла неподвижно, словно хотела убедиться, насколько крепок его сон. Затем подала знак. В купе вошел тот самый парень, что был с ней на перроне.
  - Не бойся, он не проснется, - сказала Эмма. - Я подсыпала в коньяк снотворного.
   Парень поднял сумку и поставил ее в багажную выемку над дверью.
  - Будь осторожна, - прошептал он. - Если что случится, я рядом.
  При этом он кивнул в сторону соседнего купе.
  - Можешь идти отдыхать. Я буду на стреме, - ответила Эмма.
  Мужчина ушел, а Эмма устроилась возле ночника с журналом в руках.
  Вагон плавно покачивало. И, казалось, что время бежит легко и незаметно. Но вдруг Танцор закашлялся. Похоже, во сне его начал душить приступ бронхиальной астмы. Он задыхался и не мог проснуться.
  - Павел Николаевич! Павел Николаевич!
  Танцор открыл глаза. Над ним стояла Эмма и трясла его за плечо:
  - Да проснитесь же вы! - она схватила Танцора за рукав и попробовала усадить. Но это привело к тому, что кашель перешел в надрывные рвотные позывы. Казалось, что воздух выходит из Танцора, как через ниппель. Лицо налилось багровым румянцем. Он хотел что-то сказать и не мог. Только рука прыгала, как парализованная, а вытянутые пальцы крутила судорога. Наконец Эмма догадалась.
  - Лекарство? - спросила она.
  Он затряс головой - да, да!
  Пока она шарила в карманах пиджака, на губах Танцора выступила пена, а синюшная бледность вытеснила румянец. Он заметил, как в руках Эммы мелькнуло его депутатское удостоверение, ловкие пальцы на мгновение открыли книжицу и тут же захлопнули ее. Так же быстро она обследовала его бумажник. Танцору нечего было стыдиться, в бумажнике лежали стодолларовые купюры, пятнадцать штук и четыре карточки 'Виза'. Деньги, правда, были фальшивые, но какое это имеет значение при беглом осмотре? Наконец она нашла пластмассовую колбочку с его таблетками и подала их. С трудом он снял крышку, половина таблеток тут же разлетелась по полу, а вторую половину Танцор попытался затолкать в рот, но таблетки лезли обратно вместе с пеной и оседали на пижаме.
  Брезгливость и страх отражались в глазах Эммы. Он был беспомощен. Он умирал.
  - Врача... Укол, - выдавил Танцор из себя последнее, что мог произнести в этой жизни.
  - Где я возьму врача? - растерянно произнесла Эмма. Но, видя, как самозабвенно он умирает, бросилась из купе, оставив дверь открытой.
  Если Эмма сейчас зайдет в соседнее купе, прежде чем направиться к проводнику, если успеет предупредить своего охранника, то все старания Танцора полетят коту под хвост. Не переставая издавать предсмертные стоны, он вытащил из кармана пижамы маленькое зеркальце с ручкой, которым всегда пользовался в таких случаях, и выставил его в дверной проем. Эмма уже была в конце коридора. Можно начинать работу. На всю операцию у него оставалось секунд пятнадцать. Это в лучшем случае. Эмма могла вернуться сразу, бросив проводнику одну фразу: в 6-м купе умирает пассажир! Он так же допускал, что тайный спутник Эммы услышит его представление и явится к нему с самыми недвусмысленными намерениями.
  Танцор достал с полки холщевую сумку. Расстегнул молнию. Снял свой пустой чемодан. Открыл его. Вынул из сумки саквояж и опустил его в свой чемодан.
  При этом он не забывал ни на секунду про звуковое оформление. Пока мы живы, мы обязаны трубить об этом факте на всю ивановскую, хотя бы предсмертными стонами.
  Танцор взял свою подушку, сунул ее в холщевую сумку. Застегнул молнию. Поднял сумку на багажную полку. Туда же поставил свой чемодан.
  Эмма вернулась вместе с проводником. За их спинами маячила фигура ее спутника.
  - Вы врач? - спросил проводник, оборачиваясь к мужчине.
  - А что случилось? - поинтересовался тот.
  Проводник пожал плечами:
  - Похоже, в моем вагоне умирает высокопоставленный чиновник, депутат Государственной Думы. Как его фамилия?
  Эмма достала из кармана пиджака удостоверение и подала проводнику. А мужчина, спутник Эммы, тем временем всех оттеснил и осмотрел багажную полку. Сумка смотрелась вполне пристойно. Подушка равнялась по объему саквояжу. Но мужчина решил не ограничиваться визуальным осмотром, он протянул руку к холщевой сумке.
  'Вот и все, - подумал Танцор, - пришел мой смертный час. Почему я не слушал голос разума, который недавно толковал мне про Яшу Батумского?'
  - Кх, кх! - с намеком закашлялась Эмма. Она как будто подавала знак своему спутнику, что теперь не время заострять внимание на холщевой сумке. Мужчина скользнул пальцами по краю багажной полки, словно желал проверить - нет ли там пыли?
  - Я возьму это с собой, - проводник покачал в воздухе депутатским удостоверением Танцора. - Попробую связаться через начальника поезда со следующей станцией, чтобы подогнали 'скорую'. Может, еще не все потеряно. Вы, - сказал он, обращаясь к Эмме, - подежурьте возле него, а вы, - это уже к ее спутнику, - пройдите со мной. У меня есть аптечка и минеральная вода. Хотя, не знаю...
  
  Спустя полчаса Танцора в бессознательном состоянии вынесли из поезда. Вместо носилок воспользовались одеялом и разбили ему плечи, задевая за встречные косяки. На перроне он сразу попал в руки медицины. Уже в машине скорой помощи ему шуганули в бедро болючий укол. Он открыл глаза и с благодарностью посмотрел на девушку в синем халатике и в синей шапочке:
  - Спасибо, доктор, вы спасли меня от неминуемой смерти. Приморский край не забудет вас.
  - Я не доктор, - улыбнулась девушка, - я всего лишь медицинская сестра.
  Машина летела по улицам города, время от времени прокладывая путь сиреной.
  - Это не имеет никакого значения, - великодушно произнес Танцор. - А где мой багаж, прекрасная незнакомка?
  - Не волнуйтесь, дядечка, ваш чемодан с нами. Его вынесла ваша соседка по купе, - ответила девушка.
  Танцор протянул руку и погладил мягкую крокодиловую кожу.
  - Как же мне не волноваться, милая, ведь этот чемодан полон наказов избирателей.
  
   Глава 6
  
  Эдик Поспелов набрал код и открыл ячейку камеры хранения. Прямо перед его лицом лежала бандероль, перевязанная атласной голубой лентой. Эдик посмотрел направо и налево, осторожно взял пакет и опустил его в заранее открытый портфель. Потом пересек зал с бесчисленными окошками железнодорожных касс и зашел в туалет. Закрывшись в кабинке, вынул пакет. Под слоем упаковочной бумаги, обнаружилась коробка из-под конфет. Конфеты назывались 'Приятное свидание'. Внутри, в двух целлофановых пакетах, лежали новенькие купюры по сто американских долларов. Эдик зубами разорвал один из пакетов, вытащил купюру и проверил ее, направляя на свет. Деньги были настоящие.
  Эдик решил немедленно отправиться в ювелирный магазин и купить подарки. Маме - сережки с изумрудами под стать ее браслету, подаренному отцом на десятилетие свадьбы, а Леночке - обручальное кольцо семнадцатого размера с маленьким бриллиантом. Он даже представил, как Леночка откроет бархатную коробочку, и какие у нее сделаются глаза. Но, вместо этого, спускаясь в метро, поймал себя на том, что думает о Веронике Искандеровой и Алексее Зубрицком. Почему врачи не могут поставить диагноз? Ведь болезнь этих двух известных личностей имеет одинаковые симптомы. А вдруг эпидемия? Обрушится на столицу, как чума. Ужас! В таком случае наше будущее выглядит на редкость хреново. Нет, надо все выяснить. До конца.
  Не дойдя до магазина, Эдик взял такси и отправился в 4-ю областную больницу, расположенную за пределами МКАД. В этой больнице, в отдельной палате, находился сейчас Алексей Зубрицкий. Когда машина въехала в зеленую зону, полотно асфальта сделалось узким. За окном мелькали деревья с молодою листвой. Травяная подстилка зеленела вовсю. Вскоре за деревьями показалось здание больницы.
  Сказать что-то определенное, связанное со здоровьем Зубрицкого, врач не мог.
  - Состояние стабильное, не критическое, - произнес он, сонно растягивая слова. Это был мужчина, лет сорока, с красивым бледным лицом. Его звали Владислав Арамович. - Похоже, болезнь отступила. Но ее страшные последствия, скорее всего, останутся на всю жизнь.
  - Как называется болезнь? - спросил Эдик.
  - Вы думаете, мы ничего не делаем? - вдруг обиделся врач.
  - Я так не думаю. Но, если в моей работе попадается крепкий орешек, я переворачиваю Интернет с ног на голову, падаю на колени перед специалистами, не останавливаюсь ни перед чем, пока не разгрызу этот орех.
  - Браво, - врач похлопал в ладоши. - Приходите работать к нам. У нас хронически не хватает младшего медицинского персонала. Вы знаете, сколько они получают?
  - Знаю, - буркнул Эдик.
  - А какой оклад у меня, вы тоже знаете?
  - Тоже знаю.
  - Хм. И после этого вы настаете, чтобы я занимался научно-исследовательской работой? Посмотрите, чем мы измеряем кровяное давление? - врач вынул из стола тонометр и положил его перед Эдиком. - Каменный век. Чаю хотите?
  - Хочу
  Врач выставил на стол две чашки и включил электрический чайник.
  - Позавчера я собирал консилиум. Пригласил самых лучших специалистов. Ученые мужи осмотрели Зубрицкого. Произвели полный забор анализов по развернутой схеме. И вот завтра Алексея переводят в Москву. В клинику профессора Волковского. Если уже и там не смогут установить причину и характер заболевания, значит, этого не смогут сделать нигде. По крайней мере, у нас в стране.
  - Владислав Арамович, а вы знаете, что в Москве есть еще один больной, вернее, больная? Симптомы точно такие, как у Зубрицкого.
  - Как же, читал вашу статью, - сказал врач.
  - Скажите, а не может ли это заболевание оказаться началом страшной эпидемии?
  - Понятия не имею.
  - Но предположить вы можете? Хотя бы теоретически.
  - Теоретически могу, - согласился Владислав Арамович. - Но это все равно, что рассуждать на тему - есть ли разумная жизнь во вселенной? Вы скажете 'да'. Я скажу 'нет'. И мы до конца дней так и не узнаем, кто был прав.
  - Я могу поговорить с Зубрицким?
  - Нет. Категорически. Он допускает к себе только лечащего врача и мать. Его охрана дежурит круглосуточно. Чтобы неповадно было таким, как вы.
  
  Эдик шел по коридору, надеясь, что в последние минуты ему улыбнется удача. Он сможет встретиться и поговорить с Алексеем. В дальнем конце коридора, там, где находилась палата Зубрицкого, два молодых человека в белых халатах, наброшенных поверх костюмов, играли в нарды. Было ясно, что это охрана.
  В середине коридора, между больничными палатами, обнаружился просторный холл. Дежурная медсестра сидела за столом и что-то писала в журнал. Настольная лампа очерчивала перед ней желтый круг. Было уютно, как дома. Эдик подошел к столу, наклонился так, что почувствовал щекой тепло, плывущее от абажура, и шепотом произнес:
  - Как пройти в палату для сумасшедших? Мне нужно к своим братьям, к Наполеонам Бонапартам.
  Женщина подняла голову, посмотрела на Поспелова зелеными глазами и улыбнулась. Ей было лет тридцать с большим хвостиком.
  - Попробуйте заглянуть в Государственную Думу, - ответила она, принимая игру Поспелова.
  Эдик раскрыл свое удостоверение:
  - Газета 'Голубая луна', Эдуард Поспелов.
  - А я вас знаю. И читаю регулярно, - обрадовалась медсестра. - Рада познакомиться. Ольга Афанасьевна. Оля.
  Эдик опустил портфель на пол и уперся руками в стол:
  - Оленька, мне нужно попасть в палату Алексея Зубрицкого. Вот так, - он провел ладонью по горлу.
  - Что вы! Что вы! - замахала руками медсестра. - Туда никому ни шагу. Даже я захожу ставить систему, а за мной следом охранник.
  - Успокойтесь, Оленька. Часовые, они тоже не железные. Им отдыхать нужно. Или я не прав?
  - Вы правы, - согласилась она. - Ночью остается один, что помоложе. Он читает книжку до часу ночи, а потом идет спать в ординаторскую, - медсестра Ольга Афанасьевна осмотрелась и шепотом добавила. - Он платит нам десять долларов, чтобы присматривали за палатой и разбудили, если что случится.
  - Оленька, как вам не стыдно размениваться на мелочи, - Эдик укоризненно покачал головой. - Я даю вам двести долларов. Двести. Если пропустите меня к Зубрицкому. Всего на пятнадцать минут, пока спит охрана... Нет, я даю вам триста долларов.
  Некоторое время Ольга Афанасьевна молчала. Она подумала, что не всякая проститутка может заработать столько за целую ночь. А тут пятнадцать минут страха, и можно заменит старый холодильник. Она поманила Эдика рукой:
  - Внизу есть служебная дверь, в приемный покой. Дверь на ночь запирается. Но ровно в половине второго я открою засов. А с половины второго до двух я буду находиться в палате номер 14. Там лежит тяжелый больной. Но знайте, если Зубрицкий поднимет шум, я разбужу охрану. А вы сразу уходите.
  - Отличный план, - согласился Эдик.
  Он поднял портфель, вынул визитку и три бумажки по сто долларов. Сунул все под журнал и вышел.
  
  Часы показывали половину второго ночи, когда Поспелов остановил такси и выбрался из кабины.
  - Вернусь через тридцать минут, - предупредил он водителя. - Машину разверни и жди меня вон там, под деревьями. Свет не включай, мотор на всякий случай держи горячим. Возможны форс-мажорные обстоятельства.
  Он пересек темный парк и по дорожке вышел к главному корпусу больницы. Внутри, за стеклами, бледнел приглушенный свет. Эдик осторожно открыл дверь. Поднялся на второй этаж по темной лестнице и двинулся в конец коридора. Из открытой двери процедурного кабинета остро пахло лекарствами. Возле палаты Зубрицкого Эдик остановился. Было тихо. Он включил диктофон, осенил лоб мелким крестом и негромко постучал.
  И тотчас услышал голос. Усталый и скомканный, этот голос был все-таки прекрасен. Так говорил только ведущий нескольких телевизионных проектов, Алексей Зубрицкий.
  - Входи, Сережа, я не сплю, - сказал Алексей, ошибочно принимая Поспелова за охранника.
  Эдик толкнул дверь. В палате было темно, только возле окна мертвенно тлела синяя лампа. Слева, у стены, лежал на диване человек.
  - Здравствуй, Леша, - сказал Эдик и шагнул через порог.
  - Кто это? - испуганно спросил Алексей, всматриваясь в незваного гостя.
  - Я смогу тебе помочь, - сказал Эдик. - Моя фамилия Поспелов. Журналист.
  - Пошел вон! - закричал Зубрицкий. - Вон отсюда! Сережа! - позвал он охранника. - Сергей!
  - Тише, Леша, - попросил Эдик, не трогаясь с места. - Прошу тебя - не прогоняй. Выслушай меня. Я имею отношение к твоей болезни.
  Несколько секунд Зубрицкий молчал. Журналистам он не верил, но последние слова Поспелова мешали выставить за дверь незваного гостя. Алексей опустил ноги с дивана и сел, покосившись набок всем телом:
  - Ну, говори.
  - В середине апреля мне позвонил человек, который назвал ваши имена, твое и Алены Искандеровой. С этим человеком я не встречался. Имени его не знаю. Но у меня есть подозрение, что он предвидел вашу болезнь. Заранее знал, что вы заболеете.
  - У тебя есть доказательства? - спросил Зубрицкий.
  - Пока нет. Но я сделаю все, чтобы их добыть, - Эдик замолчал и прислушался. Из коридора не доносилось ни звука, но ему показалось, что за дверью кто-то стоит. Эдик подошел вплотную к Зубрицкому и присел перед ним на корточки. Тихо заговорил. - Леша, семь часов назад я был в клинике профессора Волковского. Они получили результаты твоих анализов. Кровь, моча, сахар, холестерин и все прочее у тебя в полном порядке. Но по каким-то причинам дала сбой система, которая отвечает за обмен веществ, за рост и отмирание клеток. После этого твой организм начал перестраиваться. Произошел дополнительный рост клеток. В твоем теле их число увеличилось на десять или даже на двадцать процентов, пока точно не знает никто. Одни клетки размножаются, создают новые образования, а другие, наоборот, подавляются. Происходит мутация.
  - Мутация? - переспросил Зубрицкий. - И кем же я стану? Чудовищем из фильма ужасов? Помесью таракана с паровозом?
  - И не мечтай об этом, - сказал Эдик. - Профессора считают, что процесс мутации завершился. Болезнь как бы замерла, остановилась. Ты больше меняться не будешь.
  - И на том спасибо. Хотя, куда уж больше? Скажи, а почему ты, журналист, лезешь в это дело? - спросил Алексей. - Хочешь сорвать сенсацию?
   - Я хочу найти, того человека. Потому что ему должна быть известна причина твоей болезни.
  Зубрицкий постарался сесть поровнее и расправить свое покореженное тело. Но это ему не удалось.
  - Я сам найду этого ублюдка, - сказал он со злостью. - Найду и подвешу за яйца. А ты, пацан, с этим не справишься. Здесь нужны профессионалы. Но тебе придется рассказать все подробно. Только не сейчас. Я устал.
  - Хорошо, - сказал Эдик. - Давай встретимся днем. В любое время. Вот мои телефоны, - Эдик положил на диван свою визитку.
  Зубрицкий взял ее искореженной рукой и поднес ее к глазам.
  - Я позвоню, - пообещал он. - Обязательно позвоню.
  Прежде, чем уйти, Эдик спросил:
  - Леша, вспомни. Перед тем, как заболеть ты не занимался какими-нибудь оздоровительными процедурами? Может, делал инъекции. Капельницы. Сеансы гипноза. Что-нибудь в этом роде. А?
  - Нет, я этим не увлекаюсь.
  - Ладно, до завтра, - сказал Эдик и пошел к двери. Еще не открыв ее, незаметно сунул руку в карман пиджака и выключил диктофон.
  - Постой, - услышал он за спиной голос Алексея и обернулся. - Не знаю, подойдет ли тебе это? Я делал зубы. Новые зубы, металлокерамика, ну, как положено.
  - Давно?
  - Точно не помню. Кажется, за несколько дней до того, как все это началось. Довольно сложная операция, под наркозом.
  - Адрес?
  - Частная стоматологическая клиника 'Доктор Сименс', на Малой Басманной. Знаешь?
  - Найду, - сказал Эдик и вышел.
  
   Глава 7
  
  Эмма не ожидала, что Славик окажется таким слабаком. Здоровый и молодой, он даже собирался крутить с ней шашни. Когда подсаживал Эмму в вагон, задержал руки на ее бедрах дольше, чем требовалось. Но стоило произойти несчастью, как его тут же выбросило из седла. В голове надломились стропила, и поехала крыша. Первое, что он сказал, когда очухался, были слова, обращенные к Эмме:
  - Это ты виновата во всем. Я немедленно звоню Патрону и сдаю тебя с потрохами.
  - Славик, ты хочешь сказать, что я продала саквояж, а деньги положила в Швейцарский банк?
  - В Швейцарский банк? - переспросил он, растирая виски побелевшими пальцами. - Это ты молодец, хорошо придумала.
  - Дурак! - усмехнулась Эмма. - Давай лучше определимся, как нам достать этого засранца, народного депутата Павла Николаевича N.
  - Не-ет, - Славик погрозил ей пальцем, - я знаю, ты работаешь с ним на пару. Все, я звоню Патрону.
  Кое-как удалось его успокоить. Если Патрон узнает о пропаже саквояжа, сегодня же вечером, самое позднее ночью, к ней явятся Денис и Николай. В каком бы городе она ни находилась, где бы ни пряталась, они найдут ее. Подвесят за руки и начнут пытать. Оказывается, есть в человеке особенно чувствительные точки, куда сходится большое количество нервных окончаний. Если такую точку прижечь утюжком или поковыряться в ней столовым ножиком, то тело пронзят такие молнии, такая боль сотрясет организм от макушки до пяток, что человеку покажется, будто его режут на циркулярной пиле. Единственное спасение - отключить сознания или умереть. Но Денис и Николай - настоящие мастера пыток. Они знают, где находится тот предел, за которым прячется спасение. Наркоза не будет, нечего и рассчитывать. Денис и Николай, выдавят из Эммы всю подноготную до последней капли. Все выдавят и поставят жирную точку.
  Такая перспектива Эмму не устраивала. Чтобы избежать жутких последствий, необходимо взять ситуацию под свой контроль.
  Было еще рано. Утренний свет шевелился за окнами, как мутная вода в аквариуме. Они сидели в маленьком кафе, рядом с железнодорожным вокзалом. Эмма с удовольствием ела, а Славик отрешенно смотрел в кофейную чашку. К пицце он даже не притронулся. Со стороны казалось, что он тронулся рассудком. У Эммы даже мелькнула мысль: а что, если дождаться темноты и поставить Славика на рельсы. И никуда он не денется. Будет стоять, пока его не искромсает товарный состав в пятьдесят вагонов. Но, поразмыслив, она отказалась от этого варианта. Нужно придумать такую историю, в которой Славик окажется главным злодеем. Пособником этого засранца, депутата. А Эмма - невинной жертвой коварного заговора.
  Кроме всего прочего у нее пропал смартфон. И это тоже было страшно. Там, в записной книжке, хранились номера телефонов, которые никто не должен знать. Эмма забрала мобильник у Славика. Так было спокойнее, он мог в любой момент позвонить Патрону.
  'Депутата' прямо на перроне ждала Скорая помощь. Это случилось в Россоши. А подлог обнаружился позже. Поезд уже подходил к Ростову-на-Дону. Когда Эмма взялась за холщевую сумку, ее словно молния пронзила. Она все поняла. Дрожащими руками Эмма открыла сумку и вытащила из нее подушку вместо саквояжа. Тут же, из Ростова, они помчались в Россошь. Но 'депутата' и след простыл. До больницы он, разумеется, не доехал. Хорошо, что Эмма догадалась забрать у проводника его удостоверение. Да, это был Большой мастер. Теперь оставалось одно - придумать, как выставить Славика предателем. Другого выбора у Эммы не было. Отвечать за случившееся по полной программе она не хотела. Она хотела жить.
  Вскоре у нее в голове сложился план. Эмма достала телефон и набрала номер.
  - Здравствуй, Симон, это я, - сказала она. - Нужна твоя помощь. Да, очень срочная.
  
  Спустя пару часов по трассе Россошь-Воронеж мчался серый 'Фольксваген'. Шоссе плавно вздымалось и оседало, словно волны среди океана. За окном машины летели поля и защитные лесополосы. Пшеничные делянки золотились в лучах утреннего солнца. Начинался жаркий день. В этот час шоссе еще было пустынным. Темный асфальт с белой разметкой летел навстречу автомобилю.
  Эмма сидела за спиной водителя, а Славик впереди, рядом с ним.
  - Мальчики, не пора ли нам сделать привал? - сказала Эмма.
  Машина сбавила ход и съехала на обочину. В этом месте лес подступал к самой дороге, а железнодорожная колея, которая раньше бежала вровень с шоссе, уходила за ближний косогор. Водитель вышел и открыл заднюю дверь.
  - Прошу вас, Эмма Антоновна, - сказал он, подавая руку.
  - Ах, Симон, ты сегодня галантный, как настоящий француз, - она улыбнулась. Ей хотелось казаться легкой и беззаботной, но, когда она выбиралась из машины, внутри что-то кольнуло, словно под ребрами торчал кусок арматуры.
  - Ха-ха, так я же и есть француз, потомок мушкетера Партоса.
  Эмма открыла дверь со стороны Славика. Осторожно тронула его за плечо:
  - Выходи, милый. А вы, месье Партос, захватите из багажника коробку с провизией. И бутылку лимонада.
  - Обижаете, Эмма Антоновна, - весело отозвался Симон. - У меня все схвачено.
  Эмма взяла Славика под руку и повела в сторону леса. Он шагал неуверенно, как будто только-только оправился от инсульта. Зайдя под деревья, Эмма скинула туфли и дальше пошла босиком, наслаждаясь мягким прикосновением травы. Она усадила Славика на пенек. Расстелила на траве бумажную скатерть. Симон разложил продукты, открыл лимонад и наполнил пластмассовый стакан. Эмма приняла стакан из рук Симона и поднесла его к губам Славика:
  - Пей, милый.
  Славик сделал несколько глотков и посмотрел на Эмму. В его глазах промелькнула благодарность. Симон зашел за спину Славика, а Эмма отступила на шаг. Симон вынул пистолет и, не торопясь, навернул глушитель. Он медленно поднял руку и выстрелил в затылок Славику. Эмма вздрогнула и смахнула пальцами с лица, как ей показалось, какие-то брызги.
  - Всё? Он мертв? - спросила она.
  Симон склонился к упавшему на траву Славику, перевернул на спину.
  - Мертвее не бывает, - сказал он, заглядывая в застывшие глаза.- Как ты думаешь, малышка, что мы скажем ему, когда встретимся в аду? - Симон поднял стаканчик, выпавший из рук Эммы, выдул из него травинку и наполнил лимонадом.
  - Ты знаешь, что делать дальше, - сказала Эмма и, стараясь не смотреть в сторону убитого, примяла траву босыми ногами. Затем вынула из сумочки удостоверение, выписанное на имя депутата Государственной Думы от Приморского края, Павла Николаевича N, и бросила документ на землю. Возвращаясь к машине, захватила сброшенные туфли и подумала, что, как только выдастся время она обязательно сходит в церковь и поставит свечку за упокой души раба божьего Вячеслава. И Бог ее простит, ведь, другого выхода у нее не было.
  А сейчас Симон быстренько доставит Эмму назад, в Россошь. Оттуда она свяжется с Патроном и изложит суть дела. Потом Симон на какое-то время спрячет проводника, единственного свидетеля, который может опровергнуть версию Эммы. Как он это сделает, ее не касается. А дальше остается уповать на удачу. Всё зависит от того, как скоро обнаружат тело Славика с пулей в затылке, а рядом - удостоверение 'депутата'. Если ей повезет, то это случиться уже сегодня, до наступления темноты. Ведь, недаром Эмма выбрала такое место. Рядом находятся дачи и сады. До самой дороги рукой подать. Часа через два, три здесь пойдут люди и обнаружат Славика.
  А что, если не обнаружат? Или найдут нескоро, например, завтра к вечеру. Или, чего доброго, послезавтра? Эмма вздрогнула и покачала головой. Даже подумать об этом страшно.
  
   Глава 8
  
  Встречу назначили в ресторане гостиницы 'Балчуг'. Но в последний момент генерала вызвал заместитель министра. И тогда они условились, что разговор состоится в кабинете начальника Управления ровно через час после того, как генерал вернется к себе. Брызгалов подъехал к Управлению на бронированном джипе 'Ленд Ровер', но без охраны, что позволял себе в исключительно редких случаях. Пропуск на его имя был выписан заранее. Сопроводить предпринимателя в кабинет начальника Управления взялся дежурный офицер, капитан Лёвочкин. Они прошли через холл и поднялись на второй этаж по широкой лестнице с мраморными перилами.
  - А здесь, похоже, ничего не изменилось со времен Феликса Эдмундовича, - сказал Брызгалов, рассматривая бюсты знаменитых чекистов, утопающие в коридорных нишах.
  - Скорее всего, вы неправы, - не удержался от комментариев капитан. - При Дзержинском вы бы шли по этому коридору с наручниками на руках.
  Брызгалов остановился, внимательно посмотрел на Лёвочкина. Высокий, подтянутый, лицо имеет круглое и свежее, как у ребенка, над губой жидкая щеточка белесых усиков. По всей вероятности, усы отпущены с целью обрести солидность. Однако цель достигнута не была. Ни мужества, ни солидности в лице капитана не просматривалось. Брызгалов рассмеялся и сказал:
  - Молодец капитан. Смело подметил. Значит, и по вашим коридорам просвистел ветер перемен.
  Лёвочкин с облегчением вздохнул и даже улыбнулся - пронесло. И кто его только за язык тянет? Ну, не любишь ты толстосумов, разных там банкиров и олигархов, которых всех подряд можно сажать в Матросскую тишину без суда и следствия, но зачем же афишировать свою неприязнь?
  - Не знаю, - сказал Лёвочкин. - Но я надеюсь на перемены в будущем.
  - И это правильно, - подмигнул ему Брызгалов, - генералы когда-то тоже были капитанами. Кстати, ты не в курсе, зачем Андрея Иосифовича вызывал замминистра?
  - Грядут кадровые перестановки, - с вызовом произнес Лёвочкин. - На самом высоком уровне.
  - Ишь ты! - удивился Брызгалов. - Я про это ничего не слышал. Ну, пойдем, показывай кабинет.
  Пройдя половину коридора, они остановились перед массивной дверью. Лёвочкин посторонился, уступая дорогу Брызгалову. В просторной приемной пол был выстелен коврами. Вдоль глухих стен расположились кожаные диваны, а возле окна, перед компьютером, сидел офицер. 'Адъютант', - решил Брызгалов. При виде входящего бизнесмена, офицер стремительно встал и отчетливо произнес:
  - Здравия желаю, Илья Николаевич. Прошу. Андрей Иосифович вас ждет.
  Прежде чем пройти в кабинет начальника, Брызгалов обернулся, встретился взглядом с Лёвочкиным:
  - Ты совершенно прав, капитан, - сказал он. - Все мы - сволочи. Сколотили начальные капиталы преступным путем. По нам плачет Матросская тишина. Но, если мы сядем в Матросскую тишину, на наше место придут другие ребята. И придут через трупы и кровь, точно так, как в свое время приходили мы. Зачем все повторять? Но ты молодец. Заказывай новые погоны, скоро будешь майором, чует мое сердце.
  Когда он скрылся в кабинете, офицер, которого Брызгалов определил, как адъютанта, повертел пальцем у виска и сказал, обращаясь к Лёвочкину:
  - Трепло.
  Капитан только руки развел. Он не мог понять, каким образом этот 'денежный мешок' угадал его мысли.
  Недавно генералу исполнилось пятьдесят девять лет, но, несмотря на возраст и тяжесть фигуры, он ловко выбрался из кресла и засеменил навстречу Брызгалову. Они обнялись. Потом сели рядом, на стулья за длинным столом в середине кабинета.
  - Что случилось, Илья Николаевич? - спросил генерал после короткого обмена любезностями.
  - Выручай, Андрей Иосифович. Меня обокрали, - сказал Брызгалов и заглянул в глаза собеседнику, предвкушая потеху. И действительно, каменное лицо генерала вдруг как будто растаяло и поплыло в разные стороны. Как это возможно - обокрасть олигарха, человека, у которого состояние размещено в заводах и фабриках, в иностранных и отечественных банках, в живой рабочей силе и в недрах любимого государства? Насладившись эффектом, Брызгалов коротко изложил историю с саквояжем.
  - Что же ты багаж не застраховал? - пожурил его генерал.
  - Потому что нет такой суммы, на которую можно застраховать мой багаж. Он бесценен.
  - Дороже золота? - удивился генерал.
  - Андрей Иосифович, я же говорю тебе - у него нет цены. А у золота она имеется. И, если мне не изменяет память, чуть больше тысячи долларов за тройскую унцию.
  - Господи, да что же это за лекарство такое, дороже золота?
  - Эх, - вздохнул Брызгалов, - не хотел раньше времени говорить. Но тебе, как другу, скажу. Только обещай, что все останется между нами.
  - Клянусь, - сказал генерал и зачем-то перекрестился.
  - В саквояже находились опытные образцы препарата. Слушай внимательно, Андрей Иосифович. Препарата, который излечивает СПИД.
  - Ого! - воскликнул генерал. - Неужто получилось? - и когда Брызгалов со значением кивнул в ответ, генерал сильно хлопнул по столу двумя ладонями. - Ура, - сказал он негромко, но с чувством. - Поздравляю тебя, Илья Николаевич. От всей души. Это же какую славу ты принесешь отечеству! Сравнить не с чем, - он даже хотел, было, поцеловать Брызгалова, но что-то остановило его в последнюю секунду. - Неужели, правда? Получилось?
  - Первые клинические испытания дали потрясающие результаты, - сказал Брызгалов, уловив сомнение в голосе собеседника. - Сейчас я уверен, что смогу остановить эпидемию века. Но, пока препарат не запатентован, держу его в секрете.
  - И правильно делаешь, - поддержал его генерал. - Спиздят, как у Попова радио, глазом не успеешь моргнуть. У меня только один вопрос, Илья Николаевич. Куда и для чего тебе понадобилось перевозить этот препарат? Или секрет?
  - Какой может быть секрет от друзей, - обиделся Брызгалов. - Я вез его в Новороссийск, своему хорошему знакомому, которому доверяю на сто процентов. Это врач, профессор, имеет огромнейший опыт работы в этом направлении. У него в там прекрасная лаборатория, и клиника рядом. Я хотел, чтобы он проверил мой препарат на своих пациентах. Проверил и подтвердил его высокие кондиции.
  - А что, в Москве таких клиник нет? - спросил генерал.
  - Полно. Но здесь я никому не доверяю, - Брызгалов положил руку на плечо генерала. - Ну что, Андрей Иосифович, поможешь?
  - Какой разговор. Сегодня же назначу человека. Он сформирует специальную бригаду по твоему делу. Как ты думаешь, Илья Николаевич, а твои люди могут быть в этом замешаны? Ведь случайный воришка вряд ли мог знать цену твоему саквояжу.
  - Мои? - переспросил Брызгалов и на мгновение задумался. - Не знаю. Но со своими я разберусь. А ты поищи человека на стороне. Скорее всего, здесь действовал профессионал. Видишь, и охрану мою обвел вокруг пальца.
  - Если это был профессиональный вагонный вор, мы его возьмем. Даже не сомневайся. Поднимем картотеку, выберем одного за другим, так называемых вагонных специалистов, и прошерстим всех.
  - Кстати, Андрей Иосифович, ты мне дай парочку таких вагонных 'специалистов', я хочу с ними побеседовать.
  - Хорошо, получишь.
  - И просьба у меня к тебе, поставь-ка на это дело толкового парня. Я слышал, у тебя есть такой Разин. В аналитическом отделе. Может, его?
  - М-да, - генерал поджал губы и почесал макушку с редкой растительностью.- Тут такое дело. Короче, мне пришлось уволить майора Разина. Совсем недавно.
  - А что так? - удивился Брызгалов.
  - Да понимаешь, на меня сверху все время давили. Хотели поставить на отдел своего человека. Я этому Разину и так и эдак намекал. Предлагал варианты. А он уперся, как баран. Ну, и пришлось его вывести за штат.
  - Жалко, - Брызгалов искренне огорчился. - Хотя отлично тебя понимаю. И вот что хочу сказать. Как бы ты не стелился под начальство, в этом кресле тебе не усидеть. Грядут кадровые перестановки. На самом высоком уровне. Не зря, ведь, сегодня в министерство ездил.
  - Ты все знаешь? - удивился генерал.
  - Слухами мир полнится, - скромно заметил Брызгалов. - Но я тебе помогу. Поддержать друга в тяжелую минуту - святое дело. Я поговорю с Василием Аркадьевичем и, думаю, годика три, четыре для тебя прикуплю. Посидишь еще в этом кабинете, покомандуешь.
  На глазах генерала навернулись слезы. Он вынул черный платок с красной каймою, скомкал его и принялся вытирать щеки. Потом не удержался и полез целоваться к Брызгалову.
  - Спасибо, Ильюша, спасибо, брат, - повторял он, обнимая Брызгалова, пока тот не отстранил генерала.
  - Но и ты помоги мне, - сказал Брызгалов. - Достань этого ублюдка.
  - Я его достану! - произнес генерал, ударяя себя кулаками в грудь. - В лепешку расшибусь, а достану.
  - Вот и хорошо, - Брызгалов поднялся со стула и направился к двери.
  Генерал заколыхался телом, поднялся и засеменил вслед за важным посетителем.
  - Илья Николаевич, а, может, коньячку? - спросил он.
  Брызгалов остановился, посмотрел на генерала с плохо скрываемой брезгливостью и сказал:
  - Извини, Андрей Иосифович, некогда. Время - деньги, - и вышел, не пожав на прощание руку.
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"