Французские синдикалисты потерпели тяжкое поражение, от которого они ещё долго не оправятся. Не поражение в борьбе; такое поражение можно быстро компенсировать; тот, кто чувствует себя достаточно сильным, уже имеет право бороться и снова будет бороться, даже если первая, вторая и третья попытки окажутся неудачными; и, разумеется, такое поражение было бы почётным. Французские синдикалисты, однако, потерпели позорное поражение, заключающееся в том, что они годами откусывали больше, чем могли прожевать, что они теперь сразу же после стачки почтовиков объявили всеобщую забастовку и много ещё чего другого, и что, когда дошло до дела, из всего этого не вышло совершенно ничего. Это было жестокой расплатой за тактику, которую мы могли наблюдать на протяжение многих лет: тактику видимости, стремящуюся любой ценой вывести на боле боя массовое движение или хотя бы создать иллюзию этого. Если бы мы хотели отчетливо рассмотреть причины, как такое могло случиться с французским синдикализмом, нам пришлось бы писать историю французского рабочего движения, начиная с Коммуны 1871-го года. Но сейчас тут нет места, чтобы распутывать эти спутанные нити. Вместо этого - лишь несколько моментальных снимков. В 1889-м году, к празднованию столетия Французской революции, в Париже одновременно собрались два международных рабочих конгресса, которые не могли быть объединены: на одном преобладали французские гедисты (марксисты), на другом - так называемые поссибилисты. Этих поссибилистов, которые намеревались добиться возможного как в парламенте, так и посредством профсоюзов, тогда упрекали в оппортунизме и сотрудничестве с буржуазными радикалами. К их числу принадлежали, среди прочих, и аллеманисты. Анархисты присутствовали на обоих конгрессах, при чём, одни и те же личности. Эдуард Вальян и его соратники, напротив, принимали участие в конгрессе гедистов и немецких марксистов. Бельгийские социалисты, а также антипарламентский марксист Домела Ньивенхёйс симпатизировали с поссибилистами. Короче, тогда обнаружились противоречия, чей смысл тогда ещё не был ясен, в которых личный момент тоже играл значительную роль, т.к. речь, собственно, шла не о глубоких принципиальных противоречиях, а о борьбе за влияние над массами. В любом случае, можно сказать: среди "социалистов" преобладало учение Маркса, поссибилисты тяготели к примеру английских тред-юнионистов. Когда в 1896-м году в Лондоне заседал международный конгресс социалистов, ситуация уже прояснилась. Если судить по числу их представителей, то с равными силами друг другу противостояли парламентские социалисты во главе с Мильераном, Вивиани (ставшие к тому времени министрами) и Жоресом и антипарламентаристы. Среди последних обнаружились довольно разнообразные элементы: Эдуард Вальян со своей группой теперь были среди них, были Аллеман и аллеманисты (среди них Аргириад), т.е. основные представители поссибилизма, а также чисто профсоюзники наподобие тред-юнионистов и анархисты. Это был особый вид французских анархистов, который возник к тому времени. К ним относились Пуже, Пелутье, Делесаль, Амон. То, что их объединяло, было пламенным стремлением иметь за собой массовое движение. Простое провозглашение цели-идеала и пропаганда безудержного разрушения их уже не удовлетворяла; они искали позитивного, являвшегося им, однако, лишь в той форме, что им казалось позитивным то, что могло овладеть массами. Так, они были довольно неразборчивы в своих средствах, но не были уверены и находились в поиске; некоторое время они выступали за раздачу госучреждениями бесплатного хлеба; но это не было достаточно привлекательным и они всё более начали прибегать к пропаганде в профсоюзах, в которых после 1894-го года (конгресс в Нанте) большую роль играли отрицание парламентаризма и и, одновременно, идея всеобщей стачки. На Лондонском конгрессе в сформированной таким образом фракции антипарламентариев французская делегация была в большинстве; это было большинство одного голоса. Но я видел этих синдикалистов, этих новых революционных поссибилистов или оппортунистов за работой и могу засвидетельствовать, что они были столь же бессовестными политиканам, как и парламентаристы; что они при выборе средств, дабы казаться как можно больше, были столь же неразборчивы, и что фабрикация мандатов процветала в обоих лагерях. Так что неудивительно, что немецкие, швейцарские, итальянские, испанские, датские и богемские анархисты были исключены из участия в конгрессе, голландские антипарламентские коммунисты, также бывшие в своей делегации в большинстве, добровольно с протестом покинули конгресс, а французские анархисты и синдикалисты спокойно остались. Так, поз знамёнами синдикализма собрались вожаки самых разных мелких течений, понявшие, что посредством этого единства и ответа на желания и повседневную борьбу представленных в профессиональных объединениях масс они могут создать противовес парламентским социалистам. Соперничество за благосклонность масс с годами развратило французских революционных социалистов так же, как парламентских социалистов. И вне стен парламента и соучастия в законодательном процессе существуют политика, дипломатия и демагогия, и кто был в эти годы в состоянии видеть, мог насмотреться на это вдосталь. В последнем номере нашей газеты выражалось обоснованное беспокойство: если французским революционерам удастся сподвигнуть массы на восстание, никто не знает, что должно произойти затем. Это был страх перед победой, которая оказалась бы лишь временной, лишь кажущейся победой. Но страх был излишним: синдикалистские вожаки не выдали лозунгов, да и не могли этого сделать - во-первых, т.к. они никаких не придумали, и во-вторых, т.к. массы бы не откликнулись! Во Франции с этим не иначе, чем в других странах: повсюду организованные или дезорганизованные политики, стремящиеся заполучить власть в свои руки, выдают себя за социалистов. Повсюду им хочется казаться, пока они - в ходе ли развития или планомерной работы, или посредством умело использованных случайностей - ими не становятся. И так вот десятилетиями огромное количество энергии растрачивалось впустую. Т.к. борьба социализма должна вестись не за командную власть над другими, и не за рождённую из хаоса власть над ситуацией, а за истинную власть, которая в противоположность государству и капиталистическому обществу заново создаётся социалистическим трудом. Те, кто не знает, чем заняться, кроме борьбы с государством, всё ещё находятся в его объятиях. Они - полностью рабы социализма, не знающие, как трудиться ещё, кроме как на хозяев и на рынок. Государство и капитал не являются такими же реальностями, как живые организмы; они служат лишь наименованиями тому, что делают и терпят люди. Настоящая борьба против капитала и государства начинается с того, что они игнорируются. Наши глаза так приучены, что всегда косятся только в тот угол, где сидит паук. Так начнём же оглядываться в поисках пространства для свободной инициативы, для самостоятельного созидания! И у Франции мы можем научиться тому, чего, воистину, и у нас можно вдоволь насмотреться; сколько их, чья борьба с учреждениями есть лишь форма лености сердца и рук!