2 июня этого года в Вашей газете "Одесский вестник" была напечатана статья Г. Селютиной, посвящённая РОПИТ'у.
Я прочла её с большим интересом, и не только потому, что любая информация о прошлом моего родного города - Одессы всегда интересна.
Дело в том, что название этого общества я постоянно слышала в моей семье с детства и думаю, что могу рассказать кое-что не совсем известное о моряках РОПИТ'а, попавших за границу (в Марсель), одновременно с руководством РОПИТ'а, которое продолжало несколько лет управлять во Франции довольно большим количеством пароходов этого общества.
Мой отец, капитан дальнего плавания, Марьян Иванович Лакинский, плавал на судах РОПИТ'а с юношеских лет и до тех пор, пока РОПИТ существовал.
В статье Г. Селютиной отмечаются тяжёлые условия работы моряков, плававших на этих судах. Это действительно так. Ведь это были не шикарные лайнеры, перевозившие туристов, опасности подстерегали моряков, как в машинном отделении, так и на палубе, а возвращение в порт, в прямом смысле зависело от знаний и умения персонала, управляющего судном.
Представляю Вашему вниманию свою статью.
Если найдёте нужным, пожалуйста, опубликуйте.
АВТОР: Лакинская Наталия Марьяновна,
г. Одесса
Окончила химический факультет Одесского Государственного Университета и аспирантуру. В 1960 году защитила диссертацию на степень кандидата химических наук. С 1949 года работала в Одесском Инженерно-строительном институте, сначала ассистентом, потом доцентом. Теперь на пенсии.
Лакинская Н.М.
Как заканчивал своё существование РОПИТ.
С большим интересом я прочла статью Г. Селютиной, посвященную РОПИТ'у, и думаю, что могу дополнить ее некоторыми сведеньями о судьбе моряков РОПИТ'а, которые ушли в Марсель вместе с своими судами.
Мой отец, капитан дальнего плавания, Марьян Иванович Лакинский, плавал на судах РОПИТ'а с юношеских лет и до тех пор, пока РОПИТ существовал.
Во время первой мировой войны руководство РОПИТ'а перебазировалось в Севастополь. Поэтому после рейсов суда возвращались не в Одессу, а в Севастополь. Некоторое время (приблизительно до 1920 года) положение не менялось, несмотря на то, что в России уже прочно установилась советская власть.
Мы с мамой жили в Одессе, а отец после рейса возвращался в Севастополь и далеко не всегда имел возможность навестить семью, но письма и деньги посылал аккуратно. Связь была налажена хорошо. По мере того, как на юг хлынули массы людей, надеющихся найти способ покинуть Россию, наша связь с папой несколько ухудшилась, но, всё-таки корреспонденция, хотя и с опозданием, доставлялась.
Затем наступило время, когда появились все основания для серьёзной тревоги. От отца длительное время не было писем. Мама не знала, что и думать. Она чувствовала, что произошло что-то серьёзное. Жить было не на что. Сначала мама продавала вещи, а потом научилась делать спички. Так как спички не отличались высоким качеством, заработки были незначительными. Нам помогали родственники, хотя им тоже было нелегко.
Прошло несколько месяцев.
Когда мама почти потеряла надежду, пришло письмо от судового врача. Он сообщал, что отец был болен сыпным тифом и долго был без сознания. Судовой врач постоянно его навещал в госпитале. Состояние отца было тяжёлым, но отнюдь не безнадёжным.
Врач писал, что когда их судно готовилось к отправке в Марсель и он пришёл в госпиталь узнать, сможет ли папа отправиться с судном, он не нашёл отца на месте. Ему сказали, что отец в мертвецкой. Врач возмутился - в последнее посещение госпиталя он видел отца, и у отца не было такого состояния, чтобы он мог умереть. Врач потребовал, чтобы его пустили в мертвецкую, и обнаружил, что сердце отца работает. Добиваться наказания виновных времени не было. Судовой врач забрал отца на судно, принял все необходимые меры, поместил больного в отдельную каюту и сейчас, когда пишется это письмо, судно ждёт отправления в Марсель. А письмо отошлёт человек, который знает Марьяна Ивановича, и сделает это обязательно.
После этого письма мама получила надежду, хотя тревога была по-прежнему велика. Наше положение оставалось трудным, но она надеялась, что мы когда-нибудь встретимся с папой.
Так папа оказался во Франции. Он выздоровел и продолжал плавать на том же судне "Тигр", на котором его привезли в Марсель.
Руководство РОПИТ'а передислоцировавшись в Марсель, до определённого времени продолжало функционировать. Отец прилично зарабатывал, и главной его задачей было переправить семью в Марсель. Было преодолено много трудностей, но цель была достигнута - мы с мамой оказались в Марселе.
С трёхлетнего возраста началась моя жизнь в Марселе. Точнее, в Камуэне - посёлке вблизи Марселя, где квартиры были дешевле. Родители сняли квартиру на втором этаже господского дома в бывшем дворянском поместье. Играя с местными детьми, я быстро усвоила французский язык, и с пяти лет пошла в деревенскую школу, обучение в которой было поставлено достаточно серьёзно. Изредка мы с мамой ездили в Марсель за покупками или посещали дневные киносеансы.
Я хорошо запомнила улицу Канебьер и часть порта. Мама показывала мне виднеющийся в море замок Иф, но в то время я ещё не читала "Графа Монте-Кристо" и должного внимания замку не уделила.
В Камуэне поселились многие русские моряки. Они общались между собой и бывали у нас. За столом начинались разговоры, главной темой которых была Родина. Почти все моряки были одесситами. Я замечала, что когда они вспоминали Одессу, у них на глазах появлялись слёзы и менялся голос. Они понимали, что сообщения в газетах и журналах далеко не полные и, скорее всего не объективные.
Во французской прессе большое внимание уделялось гибели царской семьи, высылке учёных из России, арестам и расстрелам в Петербурге. Конечно, в то время газет я не читала, но слушала разговоры взрослых.
А одесские моряки мечтали вернуться в Одессу.
В первые годы эмиграции, когда в Марселе функционировало управление РОПИТ'а, пароходы совершали рейсы в Индокитай. Моряки плавали, получали зарплату и могли безбедно существовать.
Но постепенно товарооборот принимал односторонний характер: экспортировать из Франции товары в достаточной мере не удавалось. Весь экспорт находился в руках французских компаний. Собственники РОПИТ'а в Марселе начали продавать пароходы. И русские моряки оставались без работы. Постепенно продали почти все суда, и моряки остались без работы.
Перейти на работу под французский флаг они не могли из-за незнания французского языка - требовалось пересдать все экзамены на французском и вести документацию тоже на французском языке. Некоторые моряки, как и мой отец, владели английским, но во Франции нужен был французский язык.
По мере продажи пароходов моряки устраивались на неквалифицированную работу в порту. Но во Франции разразился кризис (1924-1925 г.г.), началась безработица, поэтому работа предоставлялась в первую очередь французам. Русские моряки на это не обижались. Они понимали, что Франция и так сделала для их много, приняв их у себя и по, мере возможности, поддерживая моряков. Но положение становилось критическим. Трудности были у всех, и решать их нужно было совместно. Моряки начали собираться вместе (в кафе, как это принято во Франции) и обсуждать обстановку, пытаясь найти выход.
Они узнали, что Советское правительство предъявило иск к руководству РОПИТ'а, требуя, чтобы оставшиеся суда были возвращены в Советский Союз. Моряки решили подкрепить этот иск, предъявив РОПИТ'у такие же требования от своего имени. Было выбрано организационное правление. В него вошли три человека - Лакинский, Горбатов и Гребенюк. Все действия производили в согласовании с Советским правительством.
Состоялось два суда. Первый - в Париже. Советскому правительству было отказано, хотя его поддерживал серьёзный адвокат - секретарь французской коммунистической партии Торез.
Второй суд состоялся в Марселе. Морякам тоже было отказано. Это можно было предвидеть - во Франции частная собственность священна и неприкосновенна.
Понимая положение своих соотечественников, Советское правительство предложило морякам вернуться на Родину, предоставив им бесплатный проезд и документы. Большая часть моряков, особенно тех, кто имел семьи, согласилась на это.
В 1926 году около 80 семей вернулись в Одессу.
Жизнь в Одессе начала налаживаться - был НЭП. К сожалению, не всем удалось устроиться по специальности. Многим пришлось уехать из Одессы. Уезжали в Баку, Владивосток, Мурманск - большие портовые города.
В дальнейшем, 1934-1938 г., все вернувшиеся на Родину моряки были арестованы.
Избежал этой участи только М.М. Горбатов. Проработав несколько лет в Баку, а потом во Владивостоке, поняв ситуацию, он уехал в строящийся на Енисее порт Находку. Он рассудил, что если его арестуют, то дальше Находки не пошлют. Оказалось, что в Находке он очень нужен, он был опытным моряком, прекрасно знал все требования к портам, поэтому при строительстве нового порта был незаменим. Он проработал в Находке до пенсии, потом, в конце 50-х годов вернулся в Одессу, и умер в преклонном возрасте.
Я возвратилась в Одессу восьмилетней девочкой. Не смотря на то, что я училась в школе на французском языке, а дома, занимаясь с родителями, говорила, писала и читала по-русски, я оказалась хорошо подготовленной к поступлению в школу в Одессе.
Преподавание во французской школе во многом отличалось от того, каким оно было на Родине и было поставлено хорошо. В нашей французской деревенской школе была одна учительница на 35-40 учеников, но она справлялась превосходно, т.к. требовала от учеников самостоятельной работы. Большое внимание уделялось предмету, который носил название мораль (Morale), с него начинались занятия. Ученикам выдавались книжки с картинками и небольшими рассказиками. Учительница спрашивала, учеников, как они поняли содержание рассказа. Так, неназойливо, детям прививали патриотизм, чувство благодарности, смелость, щедрость и др. Приучали детей осуждать обман, жадность, неблагодарность, тщеславие, трусость, нахальство, бестактность, жестокость, всякие негативные моральные качества.
Не знаю, играет ли роль в благополучии общества то, что основам морали обучают в школе, но мне кажется, что какую-то роль в стабильности общества это играет.
Я сохранила любовь к Франции на всю жизнь, а также благодарность к людям, которые не относились к эмигрантам как чужим, и по мере возможности, помогали им. И хотя чаще всего помощь проявлялось в мелочах, для нас это было ценно.