Лагун Павел Адамович : другие произведения.

Семь дней полнолуния. Книга 3. Плод любви

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


ПАВЕЛ

ЛАГУН

0x01 graphic

СЕМЬ

ДНЕЙ

ПОЛНОЛУНИЯ

  

РОМАН -

ПРИТЧА.

КНИГА

3

"ПЛОД ЛЮБВИ"

Т-1

0x01 graphic

ДЕНЬ VI

I

   Планета стремительно уходила вниз. Исчезла крошечная точка поселка возле почти совсем замерзшего океана. Исчез Город, прикрытый засыпанным снегом термальным колпаком. Затем остались только извилистые очертания континента в мутно-лиловом ореоле разряженной атмосферы. И, наконец, громадный сизый шар тоже стал уменьшаться на экране в своих размерах, раздвигая фон бархатисто-черного неба, усыпанного россыпью созвездий.
   Внутри летательного аппарата царило странное оцепенение. Все парами сидели в своих креслах и почти не мигающими глазами смотрели на удаляющуюся родную планету, на которую они не вернуться никогда. Твердый сидел рука об руку со Спутницей, ощущая ее горячую трепещущую ладонь в своей. Сбоку расположились Мать и Сестра. Мать со страхом смотрела на экран. По лицу Сестры текли слезы.
   Наставник замер возле пульта с застывшим лицом. Твердый смутно различал его отражение на выпуклой поверхности экрана. Были заметны и его большие темные, как космос глаза, отражающие в зрачках блеск далеких галактик. По мере удаления планеты, на другой стороне экрана рос в своих размерах тусклый оранжевый шар, похожий на гниющий плод черно-серыми очертаниями широких кратеров, остывших вулканов и окружающих пустынных долин. Неужели это та самая планета, на которой им придется жить? И почему она так близко?
   - Нет, это не она, - ответил на непроизнесенный вопрос Твердого Наставник. - Это - спутница вашей планеты. Властитель ее уже почти переоборудовал под огромный космический корабль. Скоро он сам перелетит сюда со своими приближенными, чтобы не погибнуть во время взрыва Планеты. Они захотят найти для этой спутницы нового "хозяина". И я боюсь... - Наставник не закончил фразу и замолчал, пристально глядя на темные кратеры, проносящиеся внизу. И тут на экране промчался и исчез в одном из кратеров, опередив их аппарат, его близнец, похожий на черную сплюснутую каплю, оставившую за собой короткий всплеск тени. Видно, скоро дождь из этих черных капель прольется над оранжевой пустыней, оживленной внутри спутницы Планеты.
   - Летим отсюда, - негромко сказал за спиной Твердого Горбоносый.
   - Да, пожалуй, нужно улетать, - поддержал его Наставник, - путь нам предстоит неблизкий. Но, думаю, к сроку мы успеем.
   Он развернул аппарат чуть в сторону, нацелив его на маленькую голубоватую звездочку, блиставшую в крошечном верхнем уголке, оставшегося на экране небосвода. Вскоре этот уголок стал стремительно расширяться, и оранжевый диск окончательно исчез из поля зрения. Вокруг было только звездное небо. Без конца и без края. Летательный аппарат, словно замер среди этого звездного океана, словно легкой пушинкой повис на невидимой тончайшей ниточке в неподвижной, сияющей черноте. А ведь он, судя по всему, мчался вперед со все возрастающей скоростью.
   Пассажиров вжало в кресла. В ушах загудела кровь, сдавило виски, руки и ноги невероятно потяжелели. Ими нельзя было пошевелить. Сердце ухало в груди глухо и тяжело. И вдруг все сразу переменилось. Кресло вытолкнуло легкое, невесомое тело, будто воздушный шарик, и если бы не пристегнутые ремни, Твердый подлетел к потолку кабины. Те же самые ощущения испытывали и остальные. Они удивленно оглядывались друг на друга, несмело и слегка испуганно улыбаясь.
   Наставник парил, возносясь над креслом и над пультом управления, и спокойно смотрел на своих спутников.
   - Это - невесомость, - негромко сказал он, - Мы разогнались и теперь летим по инерции. Перед приземлением аппарат станет тормозить, и вы опять ощутите тяжесть. А, сейчас, - добавил он, - вы все должны уснуть. Вы очень устали и хотите спать. Вы проспите до конца полета и проснетесь бодрыми и отдохнувшими, полностью готовыми к своей миссии. Засыпайте! - и Наставник простер обе руки над сидящими в креслах женщинами и мужчинами.
   Твердый взглянул на Спутницу. Ее глаза стали покрываться поволокой. Она сонно улыбнулась ему, склонив голову на его плечо. У Твердого тоже стали слипаться глаза. Сознание медленно провалилось в бездну забвения. Он заснул.
  

II

   И стал просыпаться. Медленно, с давящей тяжестью в голове и тягучей болью во всем теле. Он с трудом открыл непослушные веки, но заметил через пелену только какие-то неясные тени, будто он глядел сквозь толстый слой воды на жизнь бездонных глубин. И видел призрачные отражения морских обитателей. Он ощутил себя сидящим в кресле. Чувствовал онемевшими пальцами подлокотники, а болезненно ноющей спиной мягкую, но какую-то неудобную спинку. Так и хотелось встать с этого кресла и размять онемевшие руки и ноги, да и все остальное тело тоже. Он так и сделал, и с еще затуманенным взором поднялся в полный рост и потянулся широко до скрипа в суставах. И вдруг услышал резкий, словно выстрел, выкрик:
   - Эй, на первом ряду! Сидеть!
   Инстинктивно, подчиняясь голосу, на ощупь сел назад в кресло. И этот возврат, словно сдернул пелену с глаз. Зрение открылось. Он окончательно проснулся. И, сидя в кресле, стал оглядываться по сторонам. Находился он в большом просторном зале, наполненным сидящими в одинаковых креслах людьми. Многие спали в неудобных позах. Другие сидели с открытыми глазами, понуро глядя перед собой. Здесь были женщины, мужчины и дети. Женщины и мужчины, в основном молодые, хорошо одетые. Они явно пришли посмотреть какое-то представление. Но почему-то некоторые из них спали? И в огромном зрительном зале царила зловещая, гнетущая слух тишина. Впрочем, кое-где был слышен тихий шепот. Но слышался он, как слабые, бессильные удары воды о борт корабля при полном штиле.
   Сцена открылась прямо перед взором. От зрительного зала она была отгорожена оркестровой ямой. Из ямы несло нечистотами. Их зловонный дух плыл по залу тошнотворными волнами. Но, собравшиеся здесь, кажется, к нему уже принюхались и не морщились. Видно по всему, им не до него сейчас. И не до веселья вовсе. Что же они тогда здесь сидят? Почему не расходятся по домам? И что он здесь делает вместе с ними?
   Сцена обставлена декорациями какого-то спектакля. Бросился в глаза на фоне полной луны громадный силуэт летательной машины, уткнувшейся носом в пол. Возле самолета на стуле восседал какой-то человек в пятнистом комбинезоне и в черной вязаной шапке на голове, переходящей в закрывающую лицо маску с прорезями для глаз и рта. На коленях у замаскированного лежал короткоствольный автомат. Второй человек, одетый так же, как и первый, стоял в левом углу сцены, держа свой автомат наизготовку. Скорее всего, это он крикнул на поднявшегося с кресла, да так и остался стоять с оружием в руках, следя за пробуждением спящего зала. Еще двое, наряженных и вооруженных точно так же, расселись на стульях по обоим сторонам зала и тоже внимательно наблюдали из-под прорезей глазниц за находящимися в большом затхлом помещении. И, видно, именно эти люди в масках не выпускали собравшихся, затеяв какой-то непонятный и зловещий спектакль.
   Усаженный заново в кресло, стал осматривать себя. На нем был надет темно-синий в тонкую полоску костюм, лиловая рубашка и черный шелковый галстук. На левой руке поблескивали часы. Стрелки показывали половину шестого. Должно быть, утра. Справа от него зашевелилась и стала просыпаться какая-то женщина. Она зевнула и открыла глаза. Повернулась и взглянула на него. Чуть-чуть горько улыбнулась. Уже не молодая, но еще не старая. Слегка осунувшееся лицо, в уголках губ короткие складки-морщинки. Их тонкие паутинки сплелись вокруг глаз. Но увядающая красота еще до конца не сдалась под натиском беспощадного времени. Лицо ее еще влечет и манит. Он хорошо знает это лицо, эти крашенные в золотисто-огненный цвет волосы. Он знает ее тело, обтянутое сейчас черным в искорку вечерним платьем. Он знает эту женщину уже много лет.
   - Доброе утро, - печально сказала она. На ее глазах появились слезы, и она уткнулась ему головой в грудь:
   - Боже мой, Петя, когда все это кончится? Я устала.
   Он ничего не ответил ей. Только гладил по завитым рыжеватым волосам ладонью. Мозг его стал лихорадочно работать, осмысливая непонятную вначале ситуацию. Ведь, что произошло до этого пробуждения, он не имел ни малейшего представления. Его сознание просто выдернули из темного небытия и пробудили в совершенно незнакомом месте. Впрочем, такое уже случалось несколько раз. Он смутно припоминал те, похожие на это, пробуждения и, словно вся его жизнь состояла из нескольких эпизодов, быстрых и непонятных, как кусок из неведомого фильма, внезапно появляющийся и исчезающий на черном экране беспамятства.
   И сейчас он попал в какую-то нехорошую передрягу. Эта женщина рядом - его жена. Их и остальных зрителей захватили в заложники на спектакле какие-то бандиты. Как они проникли в зрительный зал, было непонятно. Но то, что они хозяйничают здесь не первый день, становилось ясно даже при первом взгляде на происходящее. Люди, сидящие в креслах, выглядели очень устало, даже изможденно. За эти дни их никто не кормил, что ослабило физические силы. А ведь они еще и сидели неподвижно. И такое сидение, как известно, на пользу не идет. Но главное, как все эти люди чувствовали себя психологически? Под угрозой автоматов и наверняка каких-нибудь мин и бомб, растыканных по всему залу. От такого напряжения и истощения плохо станет любому, даже самому крепкому человеку. Но сколько же этот кошмар еще будет продолжаться? И что предпринимают власти? Они не должны бездействовать. Заложников нужно освобождать, иначе случиться катастрофа. Видно, у всех, включая террористов, нервы на пределе. Вон тот, что на сцене в углу, трясет своим автоматом, словно вот-вот готов выстрелить прямо в зал, прямо в Петра, на которого он только что кричал. Озноб холодным колючим сквознячком промчался по спине. Лена тихо плакала у него на груди, где ухало гулко и порывисто сердце.
   - Эй, на первом ряду! Расцепиться! - снова заорал тот же голос бандита в углу сцены. Но Петр, почему-то, этого окрика не послушался. Не отстранилась и Лена. Она еще сильнее прижалась к груди мужа. Они оба замерли, напряженно, ожидая выстрелов. Но они пока не раздавались. Послышался только приближающийся топот ног, и пара рук вцепились в Петра.
   - Кому сказано, падло, расцепиться со своей шлюхой! - рявкнул в самое ухо из под маски вонючий рот. - А то сейчас вас обоих прикончим! Во имя Аллаха, - добавил он более тихо.
   - Гады! - вдруг закричала Лена, внезапно перейдя от неслышного плача на истерический крик, - Гады! Что вам от нас нужно? - и обеими руками вцепилась в шапку-маску одного из бандитов. Шапка слетела с головы, открыв молодое злобное лицо с кривым, перебитым у основания носом и трехдневной щетиной на щеках и подбородке, располосованным длинным рубцом шрама от пули.
   - Ах ты, сука! - взвыл бандит со шрамом. - Да я сейчас из тебя твои куриные мозги вышибу! - и он, свободной от автомата ручищей, наотмашь ударил Лену по лицу. Она вскрикнула и упала в проход между первым рядом и оркестровой ямой. За спиной Петра послышался приглушенный ропот зрителей-заложников.
   - Молчать! - заорал второй террорист и его автомат выплюнул поверх голов трескучую очередь, усиленную акустикой зала и превращенную ей в грохот камнепада в горном ущелье.
   Увидев упавшую на пол Лену, Петр кинулся к ней, но получил сильный удар ногой в бок и тоже упал рядом с женой, закрыв через секунду ее собой от безжалостных пинков, обрушившихся на них с двух сторон.
   Их избивали с яростным наслаждением. Но не слишком долго, потому что экзекуция была прервана негромким, но повелительным приказом:
   - Прекратить!
   Петра подняли с двух сторон под руки. Лена с трудом поднялась сама. Все тело ломило надсадной болью. Особенно бок. Видно, было сломано ребро: при вздохе подреберье ныло сильнее. Перед ними стоял человек в камуфляжной форме в черной вязаной шапочке, но с открытым обросшим щетиной лицом неопределенного возраста. Был он ни молодой, ни пожилой, ни старый. Определить на вид, сколько ему лет - невозможно. Черты его лица все время, словно бы, менялись, но как-то незаметно и только при пристальном рассмотрении. И они показались Петру очень знакомыми. Он видел это расплывчатое лицо где-то недавно. Оно выплывало из глубин памяти и снова проваливалось в них. Слишком они были темны и беспамятны.
   - Мы - борцы за свободу, а не хулиганы, - грозно, сказал своим подчиненным Главарь. - Они могут быть казнены по законам Шариата, но избивать неверных запрещает Аллах. - Ведите их ко мне в... штаб, - добавил Главарь уже более спокойным голосом, - и, развернувшись спиной, усталой походкой пошел по боковому проходу к выходу из зала. Боевики, подталкивая в спины стволами автоматов, двинули Петра и Лену следом. Избитый Петр шел тяжело, с трудом передвигая ноги. Жена поддерживала его под руку, хотя сама чувствовала себя не намного лучше. Их стало охватывать какое-то странное полусонное оцепенение, тормозящее движение ног и слипающее глаза. И, видно, тоже самое чувствовали и остальные зрители-заложники. Кое-кто сидел, опустив голову между коленей. Другие откинулись на спинки кресел, словно заново погруженные в какой-то странный мертвый сон. Среди пестро наряженной публики выделялись паранджами и черными накидками какие-то женщины, явно не имеющие к другим зрителям никакого отношения.
   Они расселись на задних рядах и тоже "клевали носами". То ли от усталости, то ли от чего-то другого невидимого, проникающего в огромный зал снаружи и заполняющего своим неуловимым присутствием все уголки ярко-освещенного помещения, словно гигантский спрут множеством удушающих щупалец.
   В вестибюле за баррикадами из столов и стульев заметны фигуры вооруженных людей в масках. Они сквозь прорези напряженно всматриваются в прозрачные двери центрального входа, будто ждут внезапного нападения оттуда.
   Десятка два ступенек вверх, показались Петру долгой дорогой в гору. Он понимал, что их ведут на расправу, но шел, взбираясь на каждую ступеньку покорно, словно на заклание. Страшно было не за себя, а за Лену. Ее нужно было спасти, даже ценой своей жизни. Но он один, избит и не вооружен. А их тут целая банда с автоматами. Нужно что-то придумать.
   Их остановили перед дверью, по обе стороны которой стояли два боевика, увешенные оружием. Конвойные толкнули заложников в спины и те оказались внутри театрального буфета со стойкой бара, уставленного разнокалиберными бутылками с разноцветными этикетками. На стойке кучками белых цилиндриков стояли пластмассовые стаканчики. В углу поднос был заставлен кофейными чашками. За сдвинутыми в один ряд столиками уже уселся Главарь. На оранжевую поверхность круглого стола он положил черный длинноносый пистолет. С головы он снял вязанную шапочку и бросил ее рядом с пистолетом. Голова Главаря сияла идеальной лысиной. Он потирал ее ладонью, словно лысина у него чесалась.
   - Садиться я вам не предлагаю, - произнес, усмехнувшись, Главарь, - Вы и так за два с лишним дня себе задницы отсидели. Так что, стойте. Вели вы себя неразумно, и наше терпение имеет пределы. Мы обещали вашим властям, если они не примут наших условий, начать расстрел заложников. Пожалуй, с вас и начнем. Вам, господа, предоставлена великая честь быть расстрелянными по закону Шариата в назидание другим, чтобы они знали, что мы не отступимся от своих намерений и своей цели. А если ваши начнут штурм, тут все взлетит на воздух. Только вы об этом уже не узнаете. Я собственноручно приведу в исполнение приговор.
   - Кто его выносил? - негромко спросил Петр. Лена стояла рядом, уткнувшись лицом в его плечо, и тихо плакала.
   - Вы его сами себе вынесли, - сурово сдвинув густые брови, проговорил Главарь. - Вы душите нашу свободу и независимость. Ваши войска зверствуют в нашей стране. И мы вынуждены защищаться нашими способами.
   - Но это бандитизм и беззаконие, - проговорил Петр, понимая, что только оттягивает время.
   - А не бандитизм и беззаконие, когда в аул врываются солдаты и начинают убивать всех подряд, в том числе женщин и детей! - вытаращив глаза, почти закричал Главарь. Лысина его покрылась потом и он вытер капли своей шапочкой. Снова бросил ее на круглый оранжевый столик и тут же схватился за лежащий там же пистолет. Главарь резко вскочил, опрокинув пластиковый стул, на котором сидел.
   - Почему вы можете нас убивать, а мы вас не можем? - снова крикнул он, распаляя себя для убийства и размахивая пистолетом:
   - Почему вы взрываете наши дома и это называете войной, а когда мы взрываем ваши - это терроризм!? Вы развлекаетесь, сытно жрете в ресторанах, катаетесь на иномарках и чувствуете себя в полной безопасности. А наши женщины и дети голодают и погибают под обстрелами и во время ваших "зачисток". Это, по-вашему, справедливо? Теперь и вы в своей жирной Москве не будете себя чувствовать спокойно. Эта акция - только начало. У нас здесь повсюду тысячи шахидов-смертников. Они станут взрывать ваши рестораны, магазины, кинотеатры, казино. Россия содрогнется и затрепещет от страха. Мы отвечаем вам ударом на удар! И Мы не пощадим никого. И я не пощажу вас, хотя вы мне безразличны. Я вас казню, потому что так требует закон возмездия! Закон справедливости! Закон джихада! Аллах Акбар! - заорал Главарь и, подскочив вплотную, приставил пистолетный ствол к голове Лены, но сразу не выстрелил, как истинный садист, наслаждаясь реакцией жертвы.
   Лена была в полуобморочном состоянии. Она уже не плакала. Ужас расширил ее голубые глаза, слив их с черными зрачками в одну бездонную глубину смерти. Петр только на миг заглянул в эту жуткую бездну, и вдруг в его избитом, беспомощном теле мгновенно вспыхнул какой-то живительный огонь, вливший в него новые силы. Силы отчаяния и ярости.
   И Петр, что есть силы, ударил Главаря коленкой между ног. Тот заорал благим матом, выронив пистолет и выпучив глаза. Все лицо его и, в том числе лысина, покраснела. И Петр ударил по этой красной лысине свободным кулаком сверху вниз. Главарь от этого удара, между протяжным воем, крякнул и свалился к ногам своих пленников, скуля, как побитый пес. Петр наклонился и поднял его упавший пистолет. Тот был снят с предохранителя.
   - За стойку! - сказал Петр Лене. Они перебрались за стойку бара. И вовремя. В буфет вбежали двое телохранителей главаря и с порога что-то закричали по-чеченски, показывая на дверь. Затем недоуменно посмотрели на корчившегося на полу шефа. За дверями послышались какие-то хлопки и короткие автоматные очереди.
   - Они штурмуют! - закричал один из бандитов уже по-русски.
   - Взорвать. Все взорвать, - прохрипел Главарь, с трудом подняв голову от грязного пола. Телохранители приподняли его под мышки, но он никак не мог разогнуть ноги.
   - Несите меня к... рубильнику, - снова захрипел Главарь, - я сам...
   Его поволокли за стойку, туда, где спрятались Петр и Лена. Они сидели в дальнем углу. Петр прикрыл собой жену, держа в дрожащей руке пистолет. Телохранители опустили Главаря на колени перед дверцами шкафа бара и открыли их. Внутри Петр заметил какой-то рычаг, присоединенный к жестяной коробке с проводами. Главарь потянулся к рычагу, но почему-то в последний момент оглянулся. И встретился взглядом с глазами Петра.
   - Убить их! Убить! - заорал Главарь, тыча пальцем под стойку. Телохранители тоже оглянулись. И тогда Петр нажал на дужку. Пистолет глухо рявкнул три раза подряд. Двое телохранителей упали с пробитыми лбами. Главарь был ранен в шею. Он хрипел и вращал белками глаз.. На лысине его снова выступил пот. Но рука тянулась к рубильнику. Вот она ухватилась за рукоятку. Сейчас произойдет непоправимое. И тут входная дверь в буфет слетела с петель, и в помещение ворвались двое в пятнистой униформе. На головах у них были надеты шлемы, на глазах защитные очки. Они мгновенно оценили обстановку. Автомат одного из них бесшумно стрекотнул. Лысая голова Главаря дернулась. Из затылка брызнул фонтан крови. Но, пуля, видно, срикошировав, попала Петру в грудь. От жаркого удара потемнело перед глазами. Пистолет вывалился из ослабевшей руки. Лена за спиной вскрикнула. И в это время в зарешеченное окно буфета взглянул удивленно-самодовольный лик луны. Петр потерял сознание.
  

III

   Он открыл глаза, еще ощущая болезненное жжение в груди. Огляделся, привыкая к забытой во сне обстановке летательного аппарата. С облегчением вздохнул полной грудью стерильный воздух кабины. Увидел спящую радом с собой в кресле женщину, положившую голову с огненными волосами ему на плечо. По обе стороны в таких же креслах спали знакомые ему люди. Мать и Сестра ровно дышали, укрывшись теплыми накидками, подарком их соседки. Брат сидел за ними в обнимку с сероглазой девушкой. Брат посапывал у нее на груди. Горбоносый шумно дышал, склонив себе голову на плечо. Из чуть приоткрытых губ на воротник стекала тонкая струйка слюны. Остальные Ученики и девицы тоже спали в разнообразных позах. Сила тяжести вернулась. Видно, аппарат начал медленное торможение.
   Наставник находился за пультом управления. Сидел в задумчивости, опустив подбородок на грудь. На широком экране блестящими точками замер бесконечный звездный простор. А в центре сверкала, медленно увеличиваясь, яркая голубая сфера в ореоле кипящих солнечных протуберанцев, горящих в верхнем углу экрана.
   - Мы приближаемся, - сказал Наставник и, развернувшись вместе с креслом, взглянул на Твердого, ярко-голубыми глазами.
   - Ты проснулся?! - утвердительно спросил он. И добавил, - Ну как там?
   - Там? - сначала не понял вопроса Твердый. Затем догадка пришла в голову, но не прошло недоумение: - Но ведь это был только сон. Странный сон...
   - Это не сон, - уголками губ улыбнулся Наставник, - Это твоя жизнь. Другая жизнь. На той планете, куда мы летим. Но через тысячелетия.
   - Там убивают друг друга, - тихо сказал Твердый.
   - Зло неистребимо, - грустно проговорил Наставник, - Оно доберется и туда.
   - Кто я там? - спросил Твердый.
   - Там ты двойник того, кто сейчас внутри тебя. Его темная часть. Его отправили на планету, синтезировав личность из искусственной клетки. Но иногда, когда два времени соприкасаются в спиральном потоке, тот, что в тебе и вместе с ним и твой дух соединяются с тем двойников. И ты видишь эти странные сны из неведомой тебе жизни, среди неизвестных тебе людей.
   - Это наши потомки?
   - Да, очень отдаленные. Непохожие на вас и чем-то очень похожие. И моя миссия - спасти их. Я не сумел спасти вашу Планету, может быть, спасу эту? - Наставник полуобернулся назад и взглянул через плечо на голубую сферу, светящуюся на экране и добавил: - Все будет зависеть от них самих.
   - Ты придешь к ним, как пришел к нам?
   - Да, и они вначале отвергнут меня и даже умертвят, прибив к перекрестным столбам. Но я пожертвую собой ради них. И своей смертью и своим воскресением дам им шанс на Спасение от гибели. Многие потом поверят в меня.
   - Я тоже верю в тебя! - воскликнул Твердый и испуганно оглянулся на спящую у него на плече Спутницу. Та глубоко вздохнула, но не проснулась.
   - У вас будет ребенок - сын, - сказал Наставник, уже более светло улыбнувшись, - Он станет первым жителем нового Мира. Но полную родительскую радость вы не сумеете испытать. Нам нужно торопиться. Нам нужно наполнить планету людьми - вашими потомками до взрыва той планеты.
   - Но до взрыва всего сорок дней, - удивился Твердый, - Ты ведь сам так сказал. Как же мы успеем?
   - Я остановлю время. Это в моей власти. Для вас, прилетевших на этом аппарате, пройдут десятилетия, для ваших потомков - столетия. А для той, обреченной планеты - всего несколько дней.
   - И мы увидим, как умрут наши дети? - у Твердого сжало болью грудь, словно там снова зашевелилась, попавшая в недавнем сне, пуля.
   - Не только дети, но еще сорок поколений, - грустно произнес Наставник. - Но надеюсь, эта жертва будет ненапрасной. Если ты и все остальные искренне верите в меня?
   - Как же себя будет чувствовать она? - Твердый пристально взглянул на спящую Спутницу, - Ведь, я так понимаю, ты будешь отбирать наших детей и воспитывать их по-своему?
   - Я постараюсь сделать все, чтобы ни у нее, ни у других не было душевной боли по этому поводу. До конца всю правду будешь знать только ты. Но я надеюсь, у тебя хватит мужества, выдержки и терпения, чтобы преодолеть все испытания, которые предстоят тебе впереди.
   - Если ты укрепишь дух мой, - тихо сказал Твердый.
   - Дух твой после твоей смерти переродится в маленького мальчика на этой планете. Но до этого ты должен известить его через время и пространство о моем втором Посещении его Мира, хотя, как ты понимаешь, оно будет третьим. Но об этом Появлении они не узнают, хотя и станут догадываться. Ты передашь тому мальчику свою пирамидку, которая станет символом единения двух Миров, чтобы в назначенный час соединиться в одно с другими пирамидками потомков этих моих учеников. И в этом соединении исчезнет Зло.
   - Но как я попаду в другое время? - удивленно произнес Твердый, не вполне еще понимая, о чем говорит Наставник.
   - В тебе, кроме этого физического, есть еще несколько духовных, тонких, невидимых тел. Ты научишься управлять ими и переноситься, при желании сквозь пространство и время, и даже попадать в другие измерения. У Отца моего домов множество...
   - Значит существует много планет, схожих с нашей и с той, на которую мы летим? - спросил Твердый.
   - Они, как непрерывные кольца вокруг Светила. Там только немного не похожи события, по-другому развивается история, и складываются судьбы людей и самой планеты. А так, все очень похоже на Ваш Мир.
   - И где-то мы тоже летим и так же беседуем с тобой?
   - В данный отрезок времени, Я - Единый Сущий, - ответил Наставник очень серьезно, - повторений нет. Через ваше измерение в Гармонию проникло Зло. И мне нужно остановить его здесь, чтобы оно не расползлось по другим Мирам. Я должен принести в жертву свою человеческую плоть, чтобы спасти душу Мироздания. Это моя миссия.
   - Но разве не проще загнать Зло туда, откуда оно прорвалось. Ведь, это в твоей власти, раз ты можешь даже властвовать над временем?
   - Зло сюда допустили люди, - сказал Наставник. - А людям дано право выбора. И они по доброй воле должны выбрать добро. А это очень сложно. Зло всегда оправдывает свои деяния добрыми намерениями или непониманием. И людям за ним идти легче и удобней. Вниз катиться всегда легче, чем подниматься вверх, преодолевая человеческую самость, эгоизм и плотские желания. Легче потакать им, чем бороться с искушением.
   - Но тогда и близость между мужчиной и женщиной - Зло? Она ведь основана на вожделении? - Твердый покосился на Спутницу, мирно лежавшую у него на плече.
   - Если близость основана на Любви и согласии, она благословляется Всевышним. Из двух половинок создается целое, - улыбнувшись, сказал Наставник, - На продолжении Рода и Жизни стоит все сотворенное. Зло -в распутстве, в прелюбодеянии, где только половая похоть.
   - Но я начинал с этого, - откровенно признался Твердый, и снова посмотрел на спящую Спутницу.
   - Да, но сейчас в тебе Любовь! - Наставник сверкнул на Твердого синевой своих проницательных глаз, - И ты и она постепенно перерождаетесь. Ваши отношения перерастают в иное качество. Во главе их душа, а не плоть. И это меня очень радует. И я благословляю вас, - пальцы Наставника образовали сложную фигуру: указательный и средний поднялись вверх и чуть вперед, большой замкнулся на согнутом безымянном, мизинец вытянулся вверх. Наставник этим пальцевым переплетением вывел в воздухе скрещенный жест, направленный в сторону Твердого и Спутницы.
   По всему телу Твердого пробежала легкая очищающая волна, снявшая полусонную тяжесть с головы, наполнявшая бодростью и силой расслабленное тело. По спине, груди, рукам и ногам будто заструились тоненькие благотворные ручейки. Перед мысленным взором вдоль позвоночника вспыхнули и закружились, словно маленькие планеты, разноцветные шарики, горящие ярким внутренним огнем. А в глубине головы засверкал синий кристалл, лучи которого изнутри упали на лоб и озарили сознание пронзительным светом. Твердый невольно закрыл глаза, но на удивление продолжал видеть кабину летательного аппарата и сидящего напротив Наставника. И все виделось в каком-то затуманенном ореоле. Лишь силуэт Наставника сверкал ослепительно белым сиянием. Вокруг его головы переливался золотистый обруч. На него было больно смотреть даже этим непонятным внутренним зрением.
   - Теперь ты видишь сущность вещей, - тихо произнес Наставник. Но его голос зазвучал не в ушах, а будто, внутри мозга.
   - Ты слышишь мою мысль, - опередил догадку Твердого Наставник, - Теперь только стоит тебе захотеть, ты услышишь и увидишь то, что пока недоступно другим.
   - Мне как-то от этого не по себе, - проговорил Твердый.
   - Ты постепенно привыкнешь, - уже вслух сказал Наставник и добавил: - Им пора просыпаться. Планета уже очень близко, - и он плавно взмахнул рукой.
   Спутница на плече Твердого открыла глаза и полусонно улыбнувшись, повернулась к нему лицом.
   - Я видела во сне прекрасную страну, - прошептала она ему на ухо. - Мы там с тобой купались в теплом сверкающем море совершенно обнаженными. И соединялись на берегу. Мне было так хорошо, - и она сладко потянулась, разгибая затекшее тело.
   Один за другим стали просыпаться и остальные участники перелета. Проснулся Брат и ласково взглянул на сероглазую. Та погладила его по голове. Проснулись Мать и Сестра и стали немного недоуменно осматривать кабину аппарата, словно забыв, где они находятся. Проснулся Горбоносый, осоловело глядя вокруг. Рядом с ним проснулась Настоятельница и принялась протирать ладонями свое одутловатое, опухшее после сна лицо.
   Проснулись другие Ученики и девицы, поглядывая друг на друга влюбленными глазами. Твердого это всеобщее согласие немного покоробило. Словно, в кабине аппарата царила запрогромированная влюбленность двенадцати пар. Но ведь и он с каждым отрезком времени чувствовал к Спутнице все возрастающее чувство нежности. Может и его подтолкнули к этой любви? Или все возникло само собой? Кто в этом разберется? Он просто теперь ясно знал, что любит ее не только телесной любовью, но и какой-то другой, неведомой ему доселе. Желание быть рядом с ней, любоваться ее прекрасным лицом, касаться ее огненных волос и трепетать от этого прикосновения. Жаждать поцелуя ее чуть приоткрытых губ и задыхаться в нем, так, чтобы кружилась голова и цепенело тело. Вот, чего он хотел.
  

IV

   Голубой искрящийся шар выплыл на обзорный экран во всем своем великолепии. Окруженный плотным куполом прозрачной атмосферы, только кое-где затемненной белым пухом облаков и серой ватой дождевых туч. Мир этот сверкал солнечными бликами морей и океанов, в аквамариновой оправе которых раскинулись три громадных, причудливой формы континента изумрудно-зеленого цвета. Кое-где на их фоне виднелись более темные уступы гор с белыми пиками снежных вершин. Планета медленно проворачивалась по своей оси почти ровно под прямым углом к экватору. На ней, судя по всему, царило вечное лето и только вокруг обоих полюсов были заметны небольшие шапки снега и льда.
   - Здесь мы будем жить? - прошептала Спутница за спиной Твердого. Он молча кивнул головой.
   Все сгрудились у экрана, чтобы поближе взглянуть на свое новое место обитания. Слышались женские вздохи и перешептывания, мужское хмыканье и негромкие реплики. Людей постепенно охватывало нервное возбуждение, свойственное психике человека в преддверии серьезных жизненных событий. Их прошлая жизнь осталась далеко позади в необъятной дали на планете, обреченной на гибель. Сейчас перед ними раскинулась другая, совершенно не похожая на ту, родную и навсегда покинутую. Что их ждет здесь? Смогут ли они приспособиться к неведомой природе и климату? Как станут жить в узком кругу только знакомых лиц? Не возненавидят ли они в конце-концов, друг друга, не перессорятся, как сварливые соседи, живущие долгие годы на одной площадке? Если только этого не допустит Наставник. Конечно, вся надежда на него. Он видит Цель, он знает Истину. Они должны полностью довериться ему, - так подумал Твердый и взглянул на Человека в белоснежных одеждах, сидящего в кресле за пультом управления.
   - Возвращайтесь на свои места, - негромко произнес Наставник, - Мы начинает маневрирование и выходим на орбиту.
   Все расселись по креслам и пристегнули ремни. Аппарат слегка наклонился и стал по большой дуге входить в атмосферу Голубой планеты. Перегрузка вдавила людей в кресла, но те были устроены так, что их поверхность нейтрализовала неприятные симптомы увеличения силы тяжести. Во всяком случае, при небольшой, маневровой перегрузке. При большом космическом ускорении кресла явно не справлялись со своей задачей, что все и испытали в начале их "броска" между планетами.
   Аппарат совершил один оборот вокруг планеты. Наставник выискивал место для посадки? Или просто давал еще одну возможность своим спутникам полюбоваться их новым Домом? Куда садиться, он, кажется, знал заранее. В западную часть самого большого из трех материков глубоко вдавалось широкое внутреннее море, переходящее в северный океан. Посередине этого моря был хорошо заметен изумрудный остров. На него и направил летательный аппарат Наставник. При трении об плотную атмосферу, обшивка начала разогреваться и в салоне заметно поднялась температура. Горячие струйки пота потекли у Твердого по лицу и по шее, попадая за воротник. Но тут включились кондиционеры, и стало намного прохладнее.
   Море и изумрудный остров на нем быстро увеличивались в размерах. И при приближении, остров оказался очень обширным, поросшим ярко-зеленой растительностью. Многоводные реки устремились к морю, завершая свой путь у прибрежной части острова, где, словно на пьедестале из двух круглых пологих холмов, возвышалась высоченная, совершенно гладкая гора, образовавшая на вершине маковку с широким углублением посередине.
   Аппарат, замедляя ход, завис над этим углублением и плавно опустился внутрь большой впадины с высоким, почти в три человеческих роста, краями, ровными, словно кем-то отполированными. В центре впадины, в окантовке зеленой травы и кустарника лежало, похожее на овальное зеркало, прозрачное озеро, в котором отражалось солнце и белые облака, медленно плывущие по голубому небу.
   Летательный аппарат замер на берегу озера. Наставник вместе с креслом повернулся к пассажирам.
   - Мы прилетели, - тихо сказал он и мягко улыбнулся сквозь усы. - Но прежде, чем мы выйдем наружу, я хочу сказать вам несколько слов. Выслушайте меня внимательно и постарайтесь к этим словам очень серьезно отнестись. Эта планета имеет другую силу тяжести и иной состав атмосферы. К ним нужно будет постепенно приспосабливаться. В чем я вам помогу. Жить вы будете здесь на вершине горы, где не так для вас жарко и не так густ воздух. Когда вы спали во время полета, я в подсобном помещении обнаружил несколько герметичных палаток и защитных костюмов. Есть там так же надувные кровати, складные столы и стулья, запасные комплекты белья и одежды, большое количество продовольственных концентратов, которых хватит вам примерно на год. Здесь есть, так же, установка биосинтеза, преобразующая в продукты питания растительность и даже споры водорослей, штаммы их находятся в отдельных упаковках. Так, что с голода вы не умрете. Ваш Властитель основательно подготовился к перелету на спутницу Планеты, где он уже многие годы приспосабливал ее внутреннюю полую часть для жизни своего окружения после взрыва Планеты. Эта спутница, как большой космический аппарат, улетит со своей орбиты и найдет себе другого хозяина, чтобы вращаться вокруг него... - Наставник внезапно замолчал, и Твердый вдруг услышал внутренним слухом его мысль, оборванную на полуфразе: "Не нужно им этого говорить..."
   Потом раздался голос Горбоносого:
   - Мы так и не сможем увидеть эту планету вблизи? Мы будем здесь, как взаперти?
   - Почему же, - ответил Наставник,- Иногда вы станете опускаться вниз. Вам предстоит большая и трудная работа. Особенно в будущем. Сейчас же вам нужно произвести на свет как можно больше детей. Затем я воспитаю их, приспособлю к условиям жизни там внизу. Они станут предвестниками могучей расы, заселяющей окрестные земли. У них будет много бед и страданий: войны, болезни, эпидемии. Они отрекутся от меня и снова в меня поверят. Их ждут катастрофы, духовные и нравственные падения и возрождения. Ими будут править кровавые диктаторы и мудрые цари, пекущиеся не только о своем благе, но и благе подданных. Они достигнут большого технического прогресса, но в духовном смысле останутся на очень низком уровне. И едва не погубят себя и эту планету, уничтожая природу и создав страшные орудия массового уничтожения людей. Их Мир в далеком будущем окажется почти в таком же положении, как и ваша погибающая Планета...
   - Так зачем все это затевать? - немедленно спросил Брат, держа в своей руке руку сероглазой.
   - Искра разума не должна погибнуть! - сверкнув глазами, ответил Наставник. - Создатель рассеял эти искры по всей Вселенной. Они теплятся в каждом разумном существе: в добром и злом, в умном и глупом, в образованном и диком. Без разума жизнь теряет смысл. Души людей в процессе тысячи жизней, повторяемых вновь и вновь, накапливают духовный опыт. Люди приближаются к своему Творцу, чтобы в конце-концов слиться во Вселенскую Гармонию, и ею наполнить одну из ячеек Мироздания. Так задумано Высшим Разумом. Так должно осуществиться.
   - Значит, все запрограммировано? - спросил один из Учеников.
   - Вам предстоит внести свою долю в эту Великую программу Бытия. Вы - избранные и должны понимать смысл своей избранности. Вы - проводники Разума.
   Все понимающе закивали головами, хотя вряд ли кто-нибудь глубоко осознал сказанное Наставником...
  

***

   Треугольная шлюзовая дверь сдвинулась в сторону. Люди сгрудились перед входом. Задние заглядывали через плечи передних. А передние уже вздохнули густой, ароматный воздух утра Голубой планеты. Он ворвался в шлюзовую камеру легким теплым ветерком, породив в Твердом неясные смутные ощущения чего-то очень знакомого, но и очень далекого, словно пришедшего из какой-то чужой или другой жизни. Он замер на первой ступени, выдвинутой лестницы, рука об руку со Спутницей, не решаясь последовать за Наставником, который уже вступил на поверхность и, повернувшись к входу лицом, выжидательно смотрел на Твердого. Но тот чего-то опасался. В голову вдруг пришло, что этот ароматный воздух наверняка насыщен какими-нибудь болезнетворными микробами, неведомыми переселенцам и на которые у них нет иммунитета. Так и до эпидемии недалеко.
   - Здесь воздух чист, - ответил на его мысль вслух Наставник, - Над горой уже стоит биоэнергетический купол. Он фильтрует атмосферные потоки, убивая вредные для вас бактерии и микробы. Так, что вы тут в полной безопасности. Спускайтесь.
   Твердый поставил ногу на каменистую поверхность вершины горы, покрытую тонким слоем желтовато-оранжевого песка и помог сойти по лестнице своей подруге. За ними стали спускаться остальные переселенцы. Спустились и в какой-то робкой нерешительности сгрудились вокруг лестницы рядом с входом в летательный аппарат, словно тот остался последним звеном между ними и далекой Родиной. Как будто они боялись сделать несколько шагов по чужой земле, после чего, путь назад им будет отрезан навсегда.
   - Нужно выгружать вещи и ставить палатки, - сказал Наставник, нажимая на кнопку пульта, направленного на высокий черный борт аппарата. Глянцевая стена бесшумно раздвинулась в стороны, открыв обширное помещение, уставленное под самый верх коробками и ящиками различных габаритов, снабженными надписями.
   Первым с места сдвинулся Брат, за ним Твердый, Горбоносый и другие Ученики. Работа по выгрузке закипела с утроенной силой. Люди включились в этот процесс, подсознательно рассчитывая физической нагрузкой сгладить возникшее чувство растерянности в непривычной обстановке иного Мира.
   Женщины, чем могли, помогали мужчинам. Они распаковывали коробки и ящики, вытаскивая оттуда концентраты и одежду. Найдены и отложены отдельно четырнадцать пирамидальных палаток, которые потом были установлены по кругу вдоль берегов озера. Между ними прошли пластиковые водопроводные трубы, ведущие в каждой палатке к компактным санузлам с биоочисткой. Самая большая палатка досталась матери и сестре Твердого и Брата, хотя все хотели, чтобы в ней поселился Наставник. Но он категорически отказался, оставив палатку женщинам и сам поселился чуть в стороне, вплотную к стене под густой зеленой кровлей неведомого дерева. Здесь, перед входом в свою палатку, Наставник установил на небольшой подставке разноцветную пирамидку, на вершине которой был прикреплен золотистый перекрещивающийся знак. Каждая грань изнутри светилась огнем своего цвета. Восьмигранная пирамида медленно поворачивалась вокруг своей оси и от нее шло глубокое и ровное радужное сияние.
   Перед заселением в палатки, Наставник попросил всех собраться возле этой разноцветной пирамидки. Каждая пара подходила по очереди к ней, и Наставник известным Твердому жестом благословлял подходящих со склоненными головами Учеников и их жен. И те отходили в сторону с какими-то иными, светлыми лицами. Последними у пирамиды появились Мать и Сестра. Подойдя, Мать вдруг упала перед Наставником на колени и прикоснулась губами к краю его белоснежной одежды, а Сестра, тоже упав на колени, поцеловала его левую, опущенную руку. Наставник, мягко отстранившись, погладил ладонью обеих женщин по головам. Потом помог подняться им с коленей.
   - Будьте сдержаны, - тихо сказал он и поглядел на Сестру долгим взглядом. Та пунцово вспыхнула и закрыв горящее лицо руками, побежала в свою палатку. Твердый многозначительно переглянулся со Спутницей. Им обоим все стало ясно.
   После тяжелой работы по разгрузке вещей и установке палаток, всем захотелось освежиться и отдохнуть. Для первой цели очень кстати подходило озеро, из которого, каким-то образом, найдя путь через стену, вытекал наружу ручей, очевидно, превращаясь там в водопад. При пристальном взгляде в центре озера был заметен, похожий на круглый фонтанчик, водяной бурун. Видно, из глубины горы под давлением поступала вода. И вода эта оказалась теплой, а в самом пенистом буруне почти горячей, охлажденная только у берегов. Вот в эту прохладу и погрузился Твердый вместе со Спутницей, предварительно раздевшись до гола в густых, цветущих бело-розовыми соцветиями, кустах, среди которых жужжа, летали какие-то полосатые насекомые. Они забирались внутрь цветка, долго там копошились, вылезали оттуда, чтобы нырнуть в следующий. Этот удивительный процесс Твердый заприметил раздеваясь. Рядом скинула с себя комбинезон Спутница и нагая повернулась к нему, застенчиво улыбаясь. Рука об руку они пошли по мягкому бархатистому коврику травы, которая приятно щекотала босые подошвы. Прохладные переливчатые струйки воды тысячами тоненьких гибких пальчиков принялись ласкать ноги двух людей, входящих все глубже и глубже в их живую прозрачную плоть, обволакивая ею разгоряченные тела мужчины и женщины: двух чужаков, двух пришельцев с другой планеты, где живая вода постепенно превращалась в мертвый лед.
   Твердый оттолкнулся от песчаного дна и, незаметно для самого себя, поплыл на середину озера, хотя плавал он очень плохо. Негде было практиковаться. Но здесь вода, становящаяся все теплее, словно сама поддерживала его снизу множеством маленьких нежных ладошек, и он плыл, рассекая прозрачную гладь, не испытывая ни малейшего страха перед глубиной и шириной неведомого места. Освоившись в своем движении, Твердый оглянулся в поисках Спутницы. Та не решалась последовать за мужем, наверное, плавала еще хуже его и осталась возле берега, напряженно следя за передвижением любимого и явно за него опасаясь. Остальные пары, найдя укромные уголки неподалеку от своих палаток, тоже купались рядом с берегом. Отовсюду слышался плеск воды и веселые голоса. Видно, первые чувства стали проходить, сменившись, на может быть, чуть показное, но искреннее веселье. Твердый уплывал все дальше и дальше от берега, почему-то взяв ориентиром центральный бурун-фонтан. Плывя, он испытывал невыразимое блаженство. Все его, уставшее за время перелета и дневной работы тело, было расслаблено, несмотря на плавные движения рук и ног. Стоящее в зените яркое горячее Светило, блистало большим золотистым шаром на светло-голубом небосводе. Весь этот красочный сверкающий калейдоскоп отражала зеленоватая гладь воды, и Твердому казалось, что там, глубоко на дне озера, существует другой, очень похожий на этот, мир, с таким же небом, с таким же Светилом и миллиардами ему подобных, скрытых от человеческих глаз толщей пространства и времени.
   И чтобы разглядеть этот мир поближе, Твердый нырнул, широко раскрыв глаза. Светлые блики замелькали перед взором скопищем воздушных пузырьков, похожих на маленькие солнышки. Возле поверхности они лопались, на миг, превращаясь в разноцветные радужные цветы. Снова, что-то далекое и знакомое промелькнуло в затаенных уголках сознания. Словно он вот так, когда-то тоже нырял, разглядывая на травянистом дне желтые цветы, похожие на солнца. И он ощутил себя худеньким мальчиком в черных трусах, плывущим в жаркий летний день в теплом, прогретом пруду с блаженным ощущением покоя и счастья. Этот мальчик жил сейчас в нем. Он на время вынырнул из глубины взрослых мыслей и чувств и стал хозяином сильного мускулистого тела и наслаждался его упругой мощью, заставляя его нырять, чтобы "измерить донышко". Но до дна достать было невозможно. И когда легкие расширяло отсутствие воздуха, тело стремительно мчалось вверх, подгоняемое теплыми струями, идущими из неизмеримой глубины бездонного озера. Мальчик с сильным мужским телом выныривал на поверхность и, отдышавшись, снова нырял глубоко-глубоко, чтобы вскоре вынырнуть вновь.
   Так продолжалось довольно долго, пока Твердый, порядком уставший, не всплыл окончательно неподалеку от теплого пенящегося буруна. Тот плавно поднял его на свою упругую переливчатую спину и стал приятно массировать уставшее тело. Твердый лежал на буруне, словно на вибрационном ложе, всеми мышцами ощущая невероятное блаженство.
   Потом он, соскользнув с буруна, поплыл обратно к берегу, где его уже с нетерпением ждала Спутница. Она обнаженная сидела на мягкой подстилке возле самой воды, укрывшись от жарких солнечных лучей в тени благоухающих цветами кустов. При приближении Твердого на ее лице вспыхнула радостная улыбка. Огненные волосы, влажные от недолгого купания, она собрала на затылке в тугой пучок, скрепив его заколкой с оранжевым шариком на конце. Ее обнаженное тело уже подсохло, только на круглых розовых плечах еще виднелись маленькие капельки воды. Спутница, улыбаясь, смотрела на подплывающего Твердого, положив подбородок на согнутые колени, охватив ноги сильными руками.
   Молодой мужчина вышел из воды, и она невольно залюбовалась его мощной фигурой. И как логическое завершение ее, между ног колыхался еще спокойный, но все равно внушительных размеров мужской ствол. Но долго ли он будет так спокоен? Они ведь давно не были вместе с того самого акта Соединения в Храме Шара любви, так подло прерванного Лысым Смотрителем.
   Твердый опустился перед Спутницей на колени и влажными губами поцеловал ее руки. Руки тут же обняли его за шею и следующий поцелуй пришелся уже в губы. Он был сладким и продолжительным. Женские колени разошлись в стороны. Спутница откинулась на спину, увлекая Твердого на себя. Ее полные тугие груди податливо смялись под тяжестью влажного мужского тела.
   Приоткрытый рот Спутницы издал глубокий и протяжный стон-выкрик. Голова заметалась по подстилке, заколка отскочила, освободив распушившиеся волосы. Все ее гибкое, тугое тело изогнулось, приподнимаясь на спине.
   Низкий нечеловеческий рык вырвался из губ Твердого, слившись в один тональный звук с высоким криком женщины, достигшей совместного оргазма. Их голоса исполняли дуэтом песню Любви. Их тела извивались в танце страсти, зачавшем новую жизнь на новой планете. Над ними, опыляя цветы кустарника, порхали, тихо жужжа, полосатые насекомые...

***

   ... Над лагерем переселенцев упала ночная тьма. Все спали, утомленные первым днем пребывания на Голубой планете. Спала в палатке Спутница, свернувшись калачиком на широком надувном ложе, тихонько посапывая в мягкий валик и укрытая легким пушистым одеялом. На столике возле кровати тусклым оранжевым шариком, мерцал ночник. В трубе, положенной по краю изголовья, тихо усыпляющее журчала вода. Ее медленно подкачивал насос, установленный на берегу озера. Но Твердому почему-то не спалось. Хотя, логичней всего, он должен был бы забыться беспамятным сном после такой физической и моральной нагрузки. Но возбужденный организм, видно, не сумел перестроиться и все еще давал "холостые обороты", стимулирующие возникшую внезапно бессонницу. До сих пор за Твердым такого не наблюдалось. Он лежал рядом со Спутницей и смотрел в граненый потолок пластиковой палатки, которая станет его домом на долгие годы жизни на этой планете. Перед мысленным взором Твердого возник его покинутый, холодный Мир, отравленный ядом зла, родной поселок, укрытый толстым слоем снега, затем Столица под термальным колпаком, который теперь уже не мог спасти ее от раздирающей изнутри межусобицы. Тоска по утерянной навсегда Родине сжала сердце Твердого. Чтобы как-то развеять ее, он встал с ложа и, оглянувшись перед пологом палатки на Спутницу, вышел наружу в густую теплую тьму неведомой ночи. Вокруг стояла звенящая тишина. Только на середине озера еле слышно шелестел и булькал водяной бурун, да где-то далеко в кустах тонко стрекотало какое-то насекомое. Неподалеку от пирамидальной палатки ленивая волна тихонько месила песчаный берег, отражая в своем легком, почти незаметном движении искорки бескрайнего звездного небосвода, раскинувшегося на безоблачном, бархатно-черном куполе наверху. Ближние звезды были большими и яркими. Переливались они глубоким ровным, чуть мерцающим светом. Дальние переплетались в сложные разноцветные узоры. Некоторые, находящиеся в зените растворялись в какой-то еле заметной белесой дымке, длинным рукавом протянувшейся от одного видимого края небосвода до другого.
   Такого потрясающего зрелища Твердый не видел никогда. Над его родной планетой звезды тускло светились сквозь разряженную атмосферу отдельными невзрачными точками, скрытыми рваными, тяжелыми тучами некогда густой и плотной облачности.
   Здесь все было по-другому. Звезды, словно драгоценные камни, бессчетными россыпями сияли в черном многогранном кристалле, сплетенным тонкими звездными лучами в одну сверкающую, прозрачную пелерину, укрывшую густым коконом мирно спящую половину планеты, на которой уже появилась чужая разумная жизнь.
   - Но будет и своя, - раздался в голове у Твердого голос Наставника.
   Твердый оглянулся. Наставник медленно шел по озерной воде, по отраженному в ней звездному небосводу. И отраженные звезды под его неощутимыми шагами почти незаметно колыхались. Казалось, человек идет по звездам, и те ласково льнут к его босым ступням. Твердому вдруг тоже захотелось пройтись по этой звездной глади, мягко и упруго, как по расписному прозрачному ковру.
   - Иди, - услышал он внутри себя призыв Наставника, - вода почувствует тебя. Она понимает каждое слово, каждую мысль. Она - воплощение жизни. Она поддержит тебя. Иди. Не бойся. И верь.
   Твердый поставил ногу на прибрежную волну. Та защекотала ступню, словно пористая губка. Ступня чуть-чуть промяла губку, но не провалилась внутрь. Твердый оперся на нее и поставил рядом вторую ногу. Потом сделал шаг и медленно, рассчитывая каждое движение, пошел по слегка переливающейся водной глади, наступая на отраженный звездный небосвод. Ощущение такого хождения было необычайным и удивительным. Вокруг ног Твердого струилась абсолютно водная среда. Но стоило ему наступить на нее, как она мгновенно твердела в том месте, превращаясь в какой-то пористый теплый лед или упругую губку. Он шел по воде, измененной неведомой силой, прямо к Наставнику, который стоял неподалеку. Они замерли рядом, улыбаясь друг другу в тусклом свете настоящих и отраженных звезд.
   Твердый поднял вверх голову, чтобы не смотреть себе под ноги: он почему-то смущался взгляда Наставника. Звезды все так же ровно и спокойно светились на ночном небе. Где-то там свои последние дни летит по орбите его родная Планета. Вот бы увидеть ее среди звезд.
   - Смотри, - тихо сказал Наставник, поднимая руку и указывая пальцем на большую, ярко сверкающую звезду.
   - Это наша Планета? - спросил Твердый.
   - Нет, это следующая за ней, гигантская, а ваша - вот здесь, неподалеку. Они сейчас сошлись очень близко.
   И Твердый увидел чуть справа от яркой более слабо светящуюся звездочку. Он стал пристально вглядываться в ее далекий призрачный свет и на душе у него стало тревожно и горестно.
   - Завтра я изменю время, - произнес Наставник, - ночи и дни над куполом станут сменяться очень быстро. Нам нужно торопиться, чтобы успеть до взрыва заселить этот материк вашими потомками и создать две местные расы.
   - А зачем? - спросил Твердый, не отрывая взгляда от родной планеты.
   - Такова воля Создателя, - ответил Наставник с грустью в голосе.
  

V

   Над головой мелькали дни и ночи. То несколько отрезков ярко сверкало Светило, то столько же переливался звездный небосвод. Утро и вечер были почти незаметны в мелькающем круговороте света и тьмы. На Голубой планете время по велению Наставника ускорило свой бег. Это Он за ежедневной первой утренней беседой (хотя, на самом деле, утро было условным) объяснил собравшимся возле его палатки. Известие огорчило колонистов. Мельтешение дней и ночей поначалу их сильно раздражало. Но потом они стали налаживать свой нехитрый быт и постепенно перестали обращать на солнечно-звездную небесную круговерть внимания.
   Первое время их существование было похоже на курортный отдых. Они вдосталь по нескольку раз в день купались в теплом озере, наблюдая на воде чередующуюся игру ускоренного времени. Делать им было абсолютно нечего, и они усиленно занимались парной любовью. Вскоре Спутница обнаружила в себе признаки зачатья и очень этому обрадовалась. Обрадовался и Твердый. Он, прямо-таки носил жену на руках, потакая ее немногочисленным прихотям. Однажды они сидели на песчаном берегу озера, только что закончив очередной акт соединения и смотрели на прозрачную воду. Возле самого берега плескались несколько небольших рыбок. Видны были их темные гладкие спины, увенчанные золотисто-красными гребешками плавников. Твердому вдруг пришло в голову половить этих рыбок на удочку, которую он выстругал из длинной ветки, растущего вокруг кустарника. Он, поцеловав в щеку Спутницу, зашел в палатку и вернулся оттуда с удилищем. Нацепил на самодельный крючок кусочек супового концентрата и забросил его в воду вместе с деревянным поплавком, прикрепленным к тугой капроновой нитке.
   Заклевало почти тут же. Твердый подсек и вытащил бьющуюся на крючке рыбу. Бросил ее в пластиковое ведерко, которое принес вместе с удочкой. Нанизал наживу и закинул снова. И опять вытащил золотистую рыбу. Рыбалка оказалась удачной. Очень быстро большое ведро забилось почти до отказа рыбой. Будет теперь чем разнообразить пищевой рацион. Спутница молча наблюдала за рыбацким азартом своего мужа. Затем встала с подстилки в полный рост и развела в стороны руки, подняв взгляд на верхушку каменной стены, на той стороне, за озером.
   - Как мне хочется там побывать, - глубоко вздохнув, произнесла Спутница.
   - Где? - не понял Твердый, но тут включилось его "второе сознание" и оно ответило ему вместе с женским голосом.
   - Там, внизу, на Планете.
   - Но Наставник сказал, что еще не настало время.
   - А мне так хочется, - немного капризно надув губы, сказала Спутница.
   Если, откровенно признаться, то и самому Твердому очень хотелось побывать на настоящей поверхности Голубой планеты, а не сидеть безвылазно на верхушке горы. И он даже знал, как это сделать. Неподалеку, за кустами, стоял летательный аппарат с выдвинутой на крыше солнечной антенной, через которую заряжались батареи, дающие энергию всему лагерю. Несколько дней назад Твердый, по просьбе Наставника, проверял зарядку этих батарей, которые при частой смене дня и ночи изменили режим работы и нуждались в перенастройке. Рядом с аккумуляторной находилась еще одна дверь с надписью "Склад 2". Твердый из любопытства нажал на кнопку. Дверь сдвинулась, и он оказался в довольно обширном помещении, где в нескольких прозрачных шкафах он увидел висящие серебристо-белые свободного покроя комбинезоны с похожими на горбы рюкзаками за спинами и откидными, круглыми, прозрачными шлемами. Рядом, в ящиках, находился целый арсенал. Излучатели разных конструкций и коробки с плазменными зарядами к ним. Зарядов хватило бы на многодневный непрерывный бой с превосходящими силами противника. Твердый даже подержал в руках несколько излучателей, но потом пошел в аккумуляторную, не закрыв за собой дверь на склад.
   Отрегулировав работу батарей, он вернулся на склад и из любопытства примерил один из комбинезонов. В него нужно было залезать спереди, надев на голову до шлема белую шапочку с наушниками. Комбинезон оказался легким, почти невесомым. На груди виднелось несколько разноцветных кнопок, похожих на пуговицы с рисунками-символами. Верхняя желтая - с птичьим крылом, красная - с огненным сопло, синяя - с таким же сопло, только белого цвета и зеленая - без всяких обозначений. Под большими пальцами ног Твердый почувствовал очень удобные кнопки-рычаги, а под пятками - рычаги побольше. В многочисленных широких и глубоких карманах на плотной тонкой ткани комбинезона имелся аварийный запас микропродуктов, которыми также были забиты и многочисленные отсеки аппарата. В нагрудном кармане лежала походная аптечка, наполненная лекарствами, бинтами и жгутами. Еще в одном кармане Твердый нашел инструкцию по применению "планетарного скафандра". Оказалось, что красная кнопка включала и выключала двигатели скафандра, синяя увеличивала и уменьшала тягу при постепенном надавливании в нескольких позициях, скорость полета регулировалась кнопками под пальцами ног и торможением под пятками. Зеленая кнопка - выключала всю систему, а желтая выпускала и вправляла "атмосферные крылья". Твердому очень хотелось нажать на желтую кнопку, но он не представлял настоящий размер крыльев и боялся поломать их или повредить ими помещение склада. Но желание взлететь в небо в этом скафандре так и зудило его уже несколько дней. Сейчас для этого нашелся повод: желание Спутницы.
   Он прорвался сквозь кусты и остановился возле черной громадины летательного аппарата. Несколько мгновений постоял, сдерживая почему-то участившееся дыхание, потом нажал на скрытую в борту кнопку. Входная дверь бесшумно сдвинулась. Следом за ней сошла с места и вторая - шлюзовая. Твердый, не спуская лестницы, запрыгнул внутрь аппарата и, раздвигая кнопками переборки, добрался до "Склада 2". На душе у него было не спокойно. Он понимал, что делает недозволенное, но уж очень хотелось развлечь Спутницу, которая, он чувствовал, начинала скучать от однообразия жизни. А это его тяготило.
   Скафандры висели на своих местах. Твердый снял "свой", подошедший ему в первый раз. Для жены он нашел комбинезон размером поменьше. Прихватил несколько запасных аварийных упаковок, два ручных излучателя и кучу зарядов к ним. Скафандры он перекинул через плечо. Они почти ничего не весили. Снова одну за другой открыл и закрыл двери и, спрыгнув с порога на песчаную землю, вернулся к ожидавшей его на берегу озера Спутнице.
   Та, к этому времени, успела надеть на себя легкие оранжевые панталончики и такого же цвета майку, на которой черной краской был изображен профиль Бессмертного Властителя и соответствующая надпись. Видно, ее стали донимать ностальгические воспоминания. Но Твердый решил не обращать на это внимание. Он был в предвкушении необычного события.
   Они быстро надели на себя скафандры, натянули на головы шапочки, накинули прозрачные шлемы с мелкой сеткой очистителя воздуха возле рта. Твердый включил на горле переговорное устройство ближней связи. Тоже самое сделала и Спутница, получив предварительно инструкцию от мужа по использованию скафандра.
   - Ты готова, - спросил Твердый, поглядев на жену.
   - Да, - тихо ответила та, - только меня немного трясет. Нервничаю. Никогда не летала.
   - Я тоже. Но надо когда-то начинать. Может, понравиться.
   И Твердый, отойдя чуть в сторону по береговой полосе, нажал на желтую кнопку. Из наспинного рюкзака, как паруса, выскочили и расправились два больших белоснежных крыла, очень похожих на птичьи, но сделанные из какого-то прочного искусственного материала. У Спутницы тоже раскрылись точно такие же крылья. Они перламутрово переливались на ярком солнечном свете. (Пролетал короткий, как полет птицы, день). Твердый невольно залюбовался Спутницей. Она была очень похожа на белую пушистую птицу в широком и свободном скафандре. Прозрачный шлем был почти незаметен. Только край его сверкал, словно тонкий золотистый обруч. Спутница, улыбнувшись, взглянула на мужа.
   - Полетели, - негромко сказала она и первой нажала на красную кнопку. Из низа рюкзака выдвинулся, будто птичий хвост, серебристый стабилизатор. Всполошив прибрежный песок, ударила невидимая, словно воздушная, волна, которая приподняла Спутницу над землей. Перламутровые крылья затрепетали искусственными перьями.
   Твердый, чтобы не отставать от Спутницы, тоже поспешно нажал свою красную кнопку и тоже почувствовал, как отрывается от земли, остановившись на столбе упругого воздуха. И вот, почти одновременно нажаты синие кнопки. Две белые крылатые фигуры взвились над озером, поднялись еще выше над каменной стеной и, пробив головами тонкую, невидимую преграду биоэнергетического купола, взлетели высоко в голубое безоблачное небо. Желтое, горячее Светило только миновало свою первую половину пути по небосводу. Далеко внизу виднелась вершина горы с маленькой капелькой озера, черным зернышком летательного аппарата и крошечными пирамидками палаточного лагеря. Но все равно, даже с такой высоты, гора с двумя круглыми холмами у основания, выглядела величественно и грандиозно. Она стояла в широкой долине, почти на берегу пролива, отделяющего громадный зеленый остров от материка, едва видимого на горизонте узкой, темно-синей полоской.
   - Полетели туда, - Спутница, летящая рядом, указала пальцем в белоснежной перчатке в сторону полоски на горизонте. Видно, она освоилась очень быстро. У Твердого же от такой высоты кружилась голова. Он ощущал себя, словно в далеком детском сне, когда летал высоко-высоко над такими же цветущими солнечными долинами, реками и морями. Но тут ему пришло в голову, что подобных снов он в детстве видеть не мог. Это были не его сны. Как же он тогда помнил о них?
   Спутница, меж тем, не получив ответа, тут же воплотила свое желание. Ее крылатый силуэт вырвался вперед и стал уменьшаться, растворяясь в солнечных лучах, сверкающих прямо перед глазами. На переднюю сферу шлема упало затемнение, фильтрующее яркие блики Светила. Твердому ничего не оставалось делать, как ринуться вслед за женой. И тут у него в ушах раздался голос. Голос Наставника:
   - Будьте осторожны. Когда надумаете возвращаться, включите маяк, - и затем после паузы, - Счастливого полета. Береги себя и ее...
   Твердый летел вдогонку за Спутницей уже с неспокойным сердцем. Его мучила совесть. Они улетели без спросу, словно школьники, сбежав с урока. А Учитель даже не упрекнул их за этот проступок.
   Он нагнал Спутницу почти на середине пролива. Она мчалась над тихой сине-зеленой морской гладью со сложенными в один высокий гребень крыльями. Его крылья от увеличения скорости тоже автоматически сложились, рассекая за спиной густой воздух. Широкая плотная, но тонкая ткань скафандра трепетала, перламутрово переливаясь, но телу было ни холодно от встречного ветра и ни жарко от палящего сверху солнца. Скафандр держал постоянную температуру.
   Спутница краем глаза увидела догнавшего ее Твердого и, повернувшись к нему в полоборота, улыбнулась.
   - Как здорово! - раздался в наушниках ее голос. - Спасибо тебе!
   - Наставник просил быть осторожными, - с упреком в голосе, ответил Твердый, - Ты слишком быстро летишь.
   - Да, но это такое наслаждение! - теперь уже озорно улыбалась Спутница, - Почти, как соединение с тобой.
   - Ты мне льстишь, - проговорил Твердый, но в глубине души ему стало приятно.
   Между тем, береговая полоса стремительно приближалась. Она вырастала из моря высокой стеной в белой окантовке прибоя и желтой - широкого песчаного пляжа, устеленного большими группами, каких-то живых существ. Часть из них плавала в море, другие, плотно прижавшись друг к другу, валялись на песке, похлопывая свои жирные тела лапами, похожими на ласты. Прибрежные скалы были усыпаны колониями разнообразных птиц, беспорядочными стаями, взлетающими и садящимися на свои гнезда с неслышными для двух летящих людей гомоном.
   Приблизившись к берегу, крылатые люди уменьшили свою скорость. Крылья их снова раскрылись, и они опять стали похожими на двух гигантских птиц, при виде которых настоящие птичьи стаи в страхе разлетались в разные стороны, а жирные ластоногие животные, лежащие кверху животами на берегу, закатив в небо сонные тупые глазенки, хлопали своими передними конечностями, словно приветствуя неведомых летучих пришельцев, появившихся в их Мире, чтобы изменить его навсегда.
   Они поднялись над высоким скалистым берегом и, заново прибавив скорость, полетели вглубь континента. Внизу земля благоухала зеленью, к которой уже стал привыкать глаз жителей Холодной планеты. Бескрайние густые леса простирались на многие пространства во все стороны. Леса пересекали, устремляясь к океану широкие полноводные реки, насыщаемые речками поменьше, берущими начало от высоких гор, с покрытыми снежными шапками вершинами. Спутница и Твердый летели уже несколько периодов. Светило стало закатываться справа за полосу кряжистых горных хребтов. Небо окрасилось в яркие оранжево-красно-бордовые тона. И само, садящееся за горы Светило, тоже стало огненно-красным и огромным, чем вызвало удивление и восхищение Спутницы:
   - Ой, как красиво! - воскликнула она, глядя на заходящее солнце.
   Твердый тоже залюбовался закатом Светила, но потом спохватился, сообразив, что после этого наступит ночь.
   - Нам пора возвращаться, - сказал он и стал, наклонившись на правое крыло, поворачивать вспять.
   - Я устала, - неожиданно заявила Спутница, - Мне нужно на землю.
   Твердому и самому хотелось "на землю" и он понимал, что опускаться все равно придется. Природа требовала своего.
   В лучах заходящего Светила он стал отыскивать в лесной чаще место для приземления. И оно нашлось. Горное озеро с водопадом багряно сверкнуло среди густых зарослей.
   - Спускаемся туда, - Твердый указал пальцем в сторону озера. Спутница, расправив крылья, стала поспешно планировать на озеро. Твердый последовал за ней. Они с непривычки, немного коряво, приземлились на берегу озера, неподалеку от пенящегося бурным кипением водопада. Крылья бесследно исчезли в рюкзаках. Оба путешественника, почувствовав под ногами опору, ощутили усталость. Твердый присел на нагретый за день прибрежный валун, а Спутница, сконфуженно ему улыбнувшись, исчезла за ближайшими кустами.
   Твердый, чтобы не смущать жену, отключил свой шлемофон и, сидя на валуне, стал любоваться брызгами водопада, с огромной высоты летящего вниз бесконечным потоком и разбивающегося вдребезги о каменный уступ у самой поверхности озера. Вокруг царила вечерняя полутьма. Светило, оказывается, недавно село за горные хребты, и только его последние отблески переливались в каплях воды, стоящих искрящимся столбом над отполированным ими каменным уступом. Зрелище было завораживающим, и Твердый, увлекшись им, вовремя не заметил, как из озера на берег стремительно выползло какое-то длинноносое, зубастое чудовище и без раздумий на кривых лапах бросилось на сидящего на валуне человека, с явным намерением схватить его за ногу и утащить в воду.
   Только быстрая реакция спасла Твердого. Он успел вскочить на валун. Острые зубы чудовища сомкнулись в холостую между собой. И почти плоский чешуйчатый лоб прожег раскаленный шарик излучателя. Зверь забился в агонии, разгребая когтистыми лапами прибрежную гальку. Рука, держащая оружие, слегка дрожала. С таким страшилищем Твердый столкнулся впервые в жизни. Как известно, на его планете не было хищных животных.
   И тут он вспомнил о Спутнице. Что-то она долго не возвращается. А вдруг в кустах тоже прятался какой-нибудь зубастый монстр. Обеспокоенный, Твердый включил шлемофон и позвал жену. Ответа не последовало. Тут уж Твердый перепугался не на шутку. Он бросился в кусты, которые ветками неслышно ударили его по шлему. В кустарнике было совершенно темно. И никаких признаков Спутницы. У Твердого подкосились ноги. Дрожащей левой рукой он вытащил из бокового кармана плоский фонарик и осветил ярким белым лучом заросли. Спутницы нигде не было. И тут он обнаружил, что густая трава в дальнем краю кустарника сильно примята, словно по ней кого-то волокли. И Твердый тут же понял кого! Зверь схватил Спутницу и потащил ее в свое логово. Но, может она еще жива? Только без сознания. И Твердый бросился по следу, ломая кусты. Кустарник постепенно кончился. Каменистая тропа, петляя между валунами, уходила вверх, в горы. Он знал, что его любимую унесли именно туда. Твердый был в этом уверен. В нем вдруг включилось то самое "второе зрение", но оно усматривало только неясные силуэты каких-то неведомых существ. Значит зверей, укравших Спутницу, оказалось несколько, и они уже успели затащить ее довольно высоко.
   Твердый, что было сил, побежал вверх по тропе. Излучатель он держал наготове. Тонкий луч фонаря метался, высвечивая то каменные глыбы, то отдельные кусты, похожие на притаившихся в засаде неведомых зверей. Ночь наступила очень быстро. Или ему так только показалось? Он бежал по крутой горной тропе очень быстро и, наконец, стал задыхаться. Видно, фильтры шлема не успевали очищать углекислоту. Пришлось сбавить скорость, а потом и вообще остановиться, чтобы передохнуть. По лицу текли струйки пота, который нельзя было вытереть. Ощущение не из приятных. Сердце бешено колотилось. Он вспомнил, что говорил Наставник: на этой планете сила тяжести больше на половину. К ней нужно еще привыкнуть.
   Дальше Твердый стал подниматься шагом и чем ближе подходил к логову зверей, тем становился осторожней. Звери эти наверняка очень чувствительны. Они могут определить даже по запаху приближение чужака и тогда наверняка убьют пленницу. А, что Спутница жива, Твердый уже не сомневался. Он ощущал пульс ее жизни всем своим обостренным восприятием. Она была жива, но, кажется без сознания, и это обстоятельство беспокоило Твердого. Нужно было торопиться и делать было этого нельзя. Последние шаги перед логовом звериной стаи он прошел, уже почти неслышно вступая по каменистой тропе. Перед этим он догадался включить внешнюю акустику, про которую до того совсем забыл. На Твердого, после полной тишины, обрушилось множество разнообразных звуков чужой, неведомой жизни. Кто-то издавал стрекот, кто-то гулко ухал вдали, кто-то тихонько свистел на одной ноте, кто-то булькал, как закипающая вода. Но все заглушал с каждым шагом усиливающийся многоголосый вой, доносящийся с широкой каменной площадки, поросшей по краям редким кустарником.
   Твердый, рискуя упасть вниз на дорожку, стал подниматься по отлогой горной стене, спрятав излучатель и фонарь. Несколько раз нога не находила опоры и он чуть-чуть не сорвался с довольно большой высоты. Но, в конце концов, он все же добрался до площадки и. подтянувшись, забрался на ее край, раздвинул руками кусты.
   На каменистой горной площадке, в мерцающих отбликах большого костра мелькали черные силуэты каких-то двуногих существ, сильно смахивающих на людей, но сутулых и длинноруких. Да и лбы у них казались скошенными назад. В руках они держали сучковатые дубинки и палки с наконечниками. Они потрясали этими дубинками и палками и вдохновлено выли на разные голоса, скача вокруг огня. В центре костра находилась высокая каменная глыба, похожая на столб. К этому столбу был кто-то привязан. Кто-то в широких белых одеждах. И, взглянув туда, Твердый сразу понял, кто это. У него похолодело в груди. Огонь лизал ноги Спутницы, а дикое племя выло от радости в предчувствии "зажигательного" зрелища. Для этого кое-кто, видно самки, подкидывали в костер охапки хвороста. Пламя разгорелось, охватывая скафандр Спутницы.
   И в этот момент в толпу с излучателем в руке врезался Твердый. В гневном порыве он стал расшвыривать дикарей, которые не доходили ему даже до плеч, но были, тем не менее, крепкими и сильными. Первые несколько самцов, не ожидавших нападения, с криками отлетели в стороны под мощными ударами. Другие, сообразив, что враг всего один, сами кинулись на Твердого, размахивая дубинками и копьями и в злобной ярости скаля черные приплюснутые морды с широкими носами и красными в отблесках костра глазенками.
   Твердый вскинул излучатель и нажал на спуск. Плазменный шарик прожог насквозь приплюснутый череп переднего из самцов, по ходу убив еще двоих, находившихся позади. Твердый стрелял, почти не целясь, в черные зубастые морды, окружившие его со всех сторон. Дикари с визгом валились ему под ноги мертвые или тяжело раненые. Остальные, увидев такую расправу, отхлынули, а потом и вовсе разбежались, побросав дубинки и копья. Белые одежды Твердого были забрызганы красными каплями крови убитых. С десяток их лежали бездыханными вповалку. Твердый, перепрыгнув трупы, ни мгновения не раздумывая, бросился к костру, где огонь уже охватил почти все тело Спутницы.
   Ноги сами влетели в бушующую огненную стену. Языки пламени лизали белую ткань скафандра, но жара Твердый совсем не чувствовал: ткань скафандра оказалась еще и огнестойкой. Он приблизился вплотную к жене и взглянул ей в лицо через пластик шлема. Глаза Спутницы были открыты. По ним метались, отражаясь в зрачках, красные отблески огня, охватившего уже обоих супругов, но не причинившего им никакого вреда. Женские губы шевелились, но Твердый слышал вокруг только свистящий гул полыхающего пламени. И, тогда он, догадавшись, включил на обоих скафандрах кнопки внутренней связи. Гул костра тут же смолк, и он услышал голос Спутницы:
   - Летим скорей отсюда, - с трудом проговорила она.
   - Как ты? - спросил Твердый, доставая из кармана на бедре нож, чтобы разрезать путы. Но огонь сам уже спалил их в нескольких местах, и Спутница буквально упала в объятья своего мужа. Он поочередно нажал на кнопки обоих скафандров.
   Забившиеся от страха по кустам и пещерам, черномордые дикари, увидели, как из пламени их жертвенного костра вдруг вылетели две, прижавшиеся друг к другу, белые крылатые фигуры и с невероятной скоростью взмыли в черное, звездное, ночное небо.

VI

   Спутница часто вспоминала их первенца. Хотя и потом у них с Твердым были дети. Много детей. И все они уже давно там, внизу у подножья горы, где разросся, построенный ими и их потомками огромный Город с каменными домами, дворцами, оросительными каналами, садами и парками. Их первенец стал первым правителем этого Города и до сих пор управляет им уже несколько поколений вместе со своей женой - дочерью Брата и сероглазой. Наставник даровал им долгие годы жизни, чтобы они мудро правили своими подданными. Первенец и в самом деле был мудр, великодушен и справедлив. Жил он вместе с женой в великолепном дворце у подножья Горы на берегу искусственного озера с судоходным копалом, идущим прямо к морю, искусственно переделанным из устья неширокой реки, впадавшей в этом месте в залив. Там был сооружен морской порт, и парусные корабли уже давно бороздили окрестные воды.
   Первое время ночной порой Твердый со Спутницей часто наведывались во дворец к Первенцу. Днем Наставник над Городом летать не рекомендовал, чтобы не смущать умы жителей, но они и ночью иногда видели крылатые фигуры, парящие над домами. Родители тосковали по своим детям. Первое поколение еще помнило их. Другие - превращали их образы в легенды. Для них строились храмы. Им поклонялись. Многим из Учеников такое поклонение очень нравилось, и иногда они, нарушая правила, прилетали сами или с женами в разгар церемонии поклонения рода своих потомков, чем вызывали священный трепет среди присутствующих. Объяснить им, кто они такие на самом деле, ни Ученики, ни тем более их жены, не хотели, да и не смогли бы, даже если бы пожелали. Дышать местным воздухом они так и не научились, и их скафандры не были оборудованы внешними динамиками. Пришельцы только могли молча парить под куполами своих Храмов, наблюдая за тем, как их потомки благоговейно тянут к ним руки.
   Такие посещения были их редким развлечением. Мелькающие дни и ночи на верхушке Горы проходили довольно однообразно, и если бы не ежедневные беседы с Наставником, некоторым из семейств они показались бы даже скучными. Наставник каким-то непонятным образом создал на середине озера, там, где бил водяной бурун Храм, сотворенный из прозрачных водяных струй. Словно бы тот бурун поднялся на столбе и превратился в купол, сияющий всеми цветами радуги, которую переселенцы увидели впервые после бурной сверкающей грозы с проливным дождем. Над радужным куполом блистал золотой крестообразный знак. И он не мерк даже короткой ночной порой, когда на небе не было солнца.
   Наставник каждое утро приглашал Учеников и их жен на беседу в этот водяной Храм. Большинство туда добирались вплавь. Твердый, держа на руках Спутницу, шел по воде, чем вызывал скрытую зависть, особенно у Горбоносого, который почти не умел плавать и с большим трудом добирался с помощью Настоятельницы до Храма.
   Прямо из под воды в открытые двери вели твердые ступеньки, переходящие в такой же твердый порог, но явно созданные из воды, превращенной в подобие теплого льда. Из него же были сделаны цилиндрические стены и радужный купол. Но оттуда сверху непрерывно лились потоки воды, тонкой переливчатой вуалью, закрывающие вход в Храм. Внутри было достаточно тепло и красиво. Стены из "теплого льда" мраморно переливались, вспыхивая разноцветными звездочками-искрами. На противоположной от входа стене, внутри полукруглой арки сиял невидимый для глаз источник Света, мягко озаряющий все помещение Храма. Свет не слепил, а словно струился, наполняя собой изнутри сосуд, куда парами заходили мокрые нагие люди. Они рассаживались на скамью, расположенную полуовалом вдоль мраморных искрящихся стен. И им казалось, что струящийся Свет пронизывает их насквозь, проникает в них и льется по всем жилам, сосудам и нервам, заставляя благостойно трепетать тела.
   Наставник выходил в центр зала и начинал беседу. Говорил он спокойно, негромким голосом, но он проникал не только в уши, но казалось в самое сердце, и оставался там каждой фразой, каждым словом:
   - Дух и Разум Великого Творца пронизывает все Миры, все Вселенные, все Измерения. Все заключено в Нем. Все от Него исходит. Все приходит к Нему. Он создал, создает и будет создавать новые ячейки необозримого разумного Бытия. Всю материю пронизывает Дух и Разум. Творец везде: в каждом атоме, в каждом живом и неживом существе. Но вершина Творения - это разумная плоть - человек.
   - Но ведь человек несовершенен, - произнес один из Учеников, - Он смертен, недолговечен, подвержен страстям и порокам. Как он может быть вершиной Творения?
   - Да, человек - существо несовершенное. В нем сталкиваются два полюса - тленная материя и нетленный Разум. Разум - искра, которая постепенно разгорается в душе человека. Но только оплодотворенная Духом, она может засверкать, как горячее Светило, согревая все вокруг своим теплом. Для того и зажег Создатель искорку Разума в смертном теле, чтобы человек сам, преодолевая зов и тягу плоти, стремился к духовному Совершенству. А это тяжелый, тернистый Путь. Не всякий его может преодолеть за короткую человеческую жизнь. Потому жизни повторяются чередой, одна за другой, пока человек, в конце концов, не исполнит Волю Создателя.
   Он шаг за шагом, в каждой новой Жизни будет преодолевать свою самость и подниматься на несколько ступенек выше своего прошлого существования. А если же станет повторять свои грехи и наполняться новыми, тяжесть их опустит его ниже и ему снова придется карабкаться вверх или скатываться вниз по духовной лестнице.
   - Но для этого не хватит никакого времени, - недоуменно проговорил Брат и посмотрел на сероглазую.
   - Для Творца нет времени. Время и пространство существуют только для его творений. И все во имя их создано.
   - Столько Миров ради жалких ущербных существ? - воскликнул Горбоносый, скептически покачав головой.
   - Кроме этого материального Мира есть еще и другие Тонкие Миры, где материя имеет иную форму, сплетенную воедино с Сознанием. Туда отлетают после смерти души умерших людей. Оттуда они снова возвращаются в свои биологические тела, в свое время, чтобы снова прожить Свою жизнь и стать лучше и совершеннее. Или хуже и ничтожнее. Людям дана свобода выбора между добром и злом. Но все это происходит каждый раз уже в ином измерении.
   - Но зачем тогда Творец допустил Зло? - спросил Твердый.
   - Зло - противоположная часть разума. Его тень. Его противовес. Оно испытывает человеческий разум на прочность. Человек сам допустил Зло в свою жизнь, отвергнув Гармонию. Ваша Планета - тому яркий пример.
   - Не значит ли это, что Зло - тоже часть Творца? - спросил еще один Ученик, в задумчивости нахмурив лицо.
   - Нет! - чуть повысив голос, произнес Наставник. Зло создано Творцом во время сотворения Мироздания. Сам по себе Создатель - Свет без тени. Он совершенен и самодостаточен. Но, когда появилась материальная Вселенная и как ее отражение - Тонкий Мир, где должен был зародиться разум, была создана и Тьма в виде капсулы и семени в одном из измерений. В вашем измерении Тьма и Зло держалось в черной гравитационной дыре и оставалось беспомощным, как закутанный в пелены младенец. И только негативная сила человеческой мысли сломала этот кокон, и Зло вырвалось наружу, да и то, внутри вашей Планеты. Был еще шанс спасти ваше измерение от самоуничтожения. И тогда явился Я. Но меня отвергли, хитростью не приняли мою жертву ради Спасения. И теперь, после взрыва вашей Планеты, семена Зла разлетятся во все уголки вашей Вселенной.
   - А что, есть еще и другие? - спросила удивленно одна из женщин.
   - Их множество, - улыбнувшись, сказал Наставник. - И ваша всего лишь песчинка среди бескрайнего песчаного берега, омываемого Океаном Разума.
   - Значит, Зло появится и на этой Планете? - озадаченно проговорил Брат.
   - Увы, это должно случиться, - грустно вздохнул Наставник.
   - Для чего же мы тогда рождали детей и населили ими Остров, чтобы они пошли по пути нашего народа? На гибель?! - воскликнула Спутница. На ее глазах появились слезы.
   - Зло - не неизбежность, - ответил Наставник и внимательно посмотрел на нее небесно-голубыми глазами, - Человек может отвергнуть искушение, не поддаться соблазну, и чем больше людей, тем больше шансов противиться Злу.
   - Вы сказали, что Зла на этой Планете еще нет? - вдруг воскликнул Твердый, вспомнив свой полет со Спутницей много оборотов назад, - А что же, если не зло, хотели совершить дикари, когда собирались сжечь на костре мою жену?
   - Эти существа неразумны, - ответил Наставник. - Они почти, как звери. Они не могут осознавать и оценивать свои поступки. Зло же всегда сознательно!
   - Значит, Вы хотите вложить в них сознание? - спросил Твердый, на этот раз припоминая тот их давний разговор.
   - Я хочу вдуть в них душу, как когда-то вдул ее в таких же дикарей на вашей Планете.
   - Но это ведь ничем хорошим не кончилось, - пробормотал Горбоносый.
   - Сотворенные, по своей воле должны выбрать между добром и злом, - убежденно повторил Наставник.
   - А если они опять выберут Зло? - чуть громче спросил Горбоносый.
   - Это будет их выбор и их путь.
   - Заманчивые перспективы, - усмехнулся Брат.
   - Таков закон материального разума, - оглянулся на него Наставник, - Задача разумных существ - накопление информации и духовный рост, как индивидуальный, так и вселенский.
   - Как все это сложно, - вздохнула сероглазая, - Мне не понять.
   - Я чувствую, вы утомились, - слегка улыбнувшись, сказал Наставник.
   - Очень большой объем информации, - повторяя только что услышанное слово, сказал Брат, - нам все это нужно "переварить".
   - Главное, чтобы не было несварения, - мрачно сострил Горбоносый.
   - Мне хотелось узнать основной принцип добра? - развеивая неуклюжесть фразы Горбоносого, спросил Твердый.
   - Не делай другому того, что не желаешь себе, - просто сказал Наставник и развел руками, давая понять об окончании беседы.

***

   Правитель Острова сидел в своих покоях, в задумчивости поглаживая окладистую седую бороду. Горячее солнце склонялось к закату, играя сквозь витражное окно разноцветными бликами по мраморному полу. Но во дворце, сложенном из толстых, хорошо обтесанных камней, было прохладно. Правитель считал себя покровителем искусств. Стены его покоев украшали картины и барельефы, выполненные лучшими художниками Города. Художники, музыканты и поэты входили в окружение Правителя, являлись его советниками, слагали оды, симфонии и поэмы в его честь и во славу "небожителей", прилетающих иногда сверху на белоснежных с перламутровым отливом крыльях в Храмы, построенные для Них. Все считали их божествами, живущими на небесах, и только Правитель и его жена знали, Кто они на самом деле. Примерно раз в году к ним прилетали их родители: родные братья и их жены. Его мать высокая красивая и, словно, вечно молодая женщина с ярко-синими глазами и выбивающимися из-под белой шапочки непокорными прядями рыжих волос. Отец выглядел тоже достаточно молодо, но волосы на его светлой бороде с каждым прилетом все больше отдавали сединой. Он был могуч и добродушен и, видно, очень любил мать: подолгу не отводил от нее своих серых глаз. Его Брат - человек тоже внешне сильный был, явно на "вторых ролях" и их семейном клане. Им даже верховодила его жена - курносая стареющая дама с невыразительными серыми глазами. Жена Правителя была очень похожа на свою мать. А его мать с ней вела всегда сдержанно и даже, как-то отстраненно. Дружбы между ними не просматривалось.
   Они, все вчетвером, обычно, прилетали под утро, через специальное окно на верхней части стены дворца. За спинами складывались крылья, и родители спускались вниз в покои Правителя и частенько будили их с женой прикосновением рук, одетых в белые перчатки. Утренние лучи солнца светили им в спины и превращали края прозрачных шлемов в тонкие золотистые ореолы вокруг их голов. И они, в самом деле, казались небожителями. Хотя в буквальном смысле, так оно и было. Ведь они прилетели с далекой планеты, чтобы зародить здесь разумную жизнь. И у них это пока неплохо получалось. Громадный зеленый Остров, населенный их потомками, процветал. И этим процветанием с самого начала руководила какая-то невидимая, но благая сила, которую отец Правителя называл Наставником. Его никто из жителей острова не видел, но Он, казалось, присутствовал везде, направляя в нужное для него русло жизнь островитян. Бурно развивались ремесла, торговля, искусство. Богатство и бедность не тревожили души людей: жили они в достатке и довольстве, занимались своим любимым делом и, получая от него материальную отдачу и духовное удовлетворение. Жили долго, почти совсем не болея и умирали в глубокой старости спокойно, без страха. Хоронили их в пирамидах за городом в семейных склепах. И так уже продолжалось двадцать поколений. И все двадцать поколений на Острове царствовал Правитель - сын Твердого и Спутницы. Их первенец. Он привык к власти. Он привык к жизни. И он боялся смерти, которая когда-нибудь придет. Страх закрался к нему однажды ночью с тяжелым сердечным перебоем. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Грудь защемила давящая, тягостная боль. Он понял, что это предвестие смерти. И Правителю вдруг стало страшно. До этого он видел жизнь бесконечной чередой дней и ночей. Государственные дела, заботы, встречи с художниками, музыкантами, поэтами. Еженедельные выезды в Город на очередной праздник или карнавал, которые чередовались со спортивными соревнованиями на большом центральном стадионе. Жители Острова любили развлечения. Повседневные заботы казались им легкими и не обременяли быта. Женщины без боли рожали детей. Мужчины работали, не перенапрягаясь. Плодородная земля давала обильные урожаи. Продукты делились по потребностям. Деньги не были средством обогащения, а просто мерилом труда физического и духовного. Копить их или пускать в рост никому не приходило даже в голову. Больше, чем у других количество медных монет, не придавало их владельцу большего уважения и почета. Люди судили друг о друге по делам во благо общества. Они жили спокойно и радостно, совсем не думая о смерти. О смерти стал думать Правитель. И эти мысли с каждым годом были все более неотвязными, превращаясь постепенно в манию. Правитель не спал ночами, боясь повторения того сердечного перебоя. Не спала и его жена, переживая за мужа. Ей тоже было страшно. Он заразил ее этим страхом. После таких бессонных ночей они оба днем выглядели, как сонные мухи. Правитель откровенно дремал в своем тронном зале, совершенно не вникая в содержание реляций, предоставляемых помощниками и секретарями. И вообще, теперь все его мысли витали вокруг его собственной персоны. Он стал беречь свое здоровье, заниматься гимнастикой, подолгу плавал в бассейне, расположенном в саду за дворцом. Но неотвязные мысли о конце все равно не проходили.
   Перемены в нем заметили, прилетевшие в очередной раз родители. Мать с беспокойством смотрела на седого старика - ее первенца. Отец захотел выяснить причину, но Правитель, постеснявшись своей слабости, ответил на записку отца ссылкой на загруженность государственными делами. Так они и общались: родители писали записки, словно были немыми, дети отвечали им вслух. В скафандрах не были предусмотрены внешние динамики.
   Но отец догадался, а может быть, просто читал тайные мысли сына, в чем тот с каждой встречей все больше и больше убеждался. Тот, словно смотрел в глубину его души и видел ее сокровенные уголки. И потому Правитель немного страшился своего отца. Вообще, родители, после стольких веков отдельной от них жизни, представлялись какими-то полуреальными существами, не имеющими ничего общего с ними, жителями этого Острова, этой Планеты. У тех и других были разные культуры, уровни развития и, наверняка, иная психология. И они все дальше и дальше отдалялись друг от друга во времени и пространстве. Только одна тоненькая ниточка связывала их - это жизнь Правителя Острова и его жены, которым по неведомым причинам невидимый Наставник даровал долгие годы и даже века. Но в любой миг ниточка эта может оборваться.
   В этот раз, чтобы, наверное, отвлечь сына от мрачных мыслей, а может с какой-то другой целью, отец после небольшого "разговора", предложил Правителю совершить вместе с ним путешествие и участие в одном важном эксперименте. Правитель заинтересовался этим предложением. Ему и в самом деле очень захотелось новизны ощущений. Однообразная жизнь за два десятка веков ему порядком наскучила. Тут чего только в голову не взбредет. Он с радостью согласился.
   Отец и мать (они на этот раз были без Брата и его жены) улетели наверх, на свою Гору. На следующий вечер вернулся только отец. В руках у него был точно такой же белый комбинезон с "горбом" за спиной, куда складывались крылья. Комбинезон подошел Правителю по размеру, но поначалу чувствовал он в нем себя непривычно и сковано. Но отец дал ему освоиться, показал и объяснил все режимы работы скафандра, и перед рассветом, после прощания с женой, Правитель взмыл в воздух, вслед за своим отцом.
   Он не стал надевать шлем, и встречный прохладный ветер развивал его седую бороду. Тогда же он впервые в ушах, прикрытых белой шапочкой, услышал голос отца:
   - Мы летим на южный континент. Там будет Наставник, ты увидишь его...
   Внизу простирался необъятный морской простор, а впереди далекий горизонт, укрытый предутренней дымкой. Слева, из за такого же туманного горизонта, там, где лежал другой, восточный материк, стала разгораться яркая огненная спираль. Она поднималась все выше и выше, сверкала все ослепительней, пока не переросла сначала в красную пылающую полусферу, а затем над горизонтом выплыл золотисто-оранжевый диск, сверкавший лучезарной короной. Лучи разливались по морской глади, отражаясь от нее искристой россыпью, слепящей глаза.
   Такого восхода Правитель за свою долгую жизнь еще не видел. От быстрого полета захватывало дух. Белый крылатый силуэт отца виднелся недалеко впереди. Он был освещен утренним солнцем и казался похожим на большую птицу, летящую в голубом беспредельном просторе.
   Солнце поднималось все выше и, когда достигло середины своего пути, впереди показался берег. Он быстро вырастал из воды, круто уходя вверх, и дальше земля была покрыта бескрайними лесами, пересекаемыми лентами рек и ниточками ручьев. Отец уверенно держал в своем полете какой-то точный маршрут и сыну приходилось почти в точности повторять его движения, чтобы не отстать от более опытного летуна.
   Наконец, внизу показалось небольшое сверкающее озеро, в окантовке покрытых деревьями гор. С ближайшей скалы в озеро струился бесконечный переливчатый водопад, а чуть дальше в стороне, на широкой каменной площадке, на фоне черных пещерных дыр, отчетливо виднелись с десяток белых фигур, кольцом окруживших толпу, тоже двуногих, но явно диких существ, согнанных в кучу для какой-то цели. Именно туда и направился отец, расправив свои широкие белые крылья, Правитель стал планировать, следуя за ним.
   Приземлился он очень неудачно. Ударился коленкой о каменный выступ площадки, едва вообще не сорвавшись с нее вниз на горную тропу. Но отец успел подхватить старика-сына и удержал его. Старик виновато болезненно ему улыбнулся: коленка тупо ныла от удара. Он двинулся вслед за сыном, прихрамывая и волоча неубранные крылья.
   Они подошли к стоящим поблизости в оцеплении двум "небожителям". Один из них повернул голову в прозрачном шлеме и дружески улыбнулся отцу. Правитель узнал его Брата. Другой, стоящий чуть в стороне, был стар и горбонос. Он тоже повернул голову и кивнул отцу. Оба в руках держали какие-то предметы, похожие на палки с двумя рукоятками. Узкие концы "палок" были направлены на сбившуюся в плотную кучу толпу каких-то слегка похожих на людей существ, но низкорослых, коренастых с угольно-черной кожей, широкими носами, толстыми губами и маленькими красными глазками, спрятанными под широкими надбровными дугами узких покатых лбов. На черных лицах и в красных глазах читался дикий звериный страх. Причиной тому были, естественно, несколько трупов их соплеменников, лежащих вокруг по площадке. У одних дубинки и копья были зажаты в руках, у других они валялись рядом. Видно, племя решило оказать сопротивление пришельцам, за что самые непримиримые жестоко поплатились. Остальных согнали в кучу возле каменного столба. Они стояли там, плотно прижавшись друг к другу: самцы, самки и детеныши, тихонько скулили и подвывали на разные голоса, с ужасом поглядывая на удлиненные предметы в руках "небожителей", которые, несомненно, являлись их оружием. Как оно действовало, Правитель еще ни разу не видел. Ни отец, ни мать ему это оружие не показывали. На Острове царил мир, и копья применялись только в спортивных соревнованиях. Никому в голову не приходило использовать их для каких-нибудь других целей. Тем более, для убийства себе подобных.
   "Небожители" кого-то ждали, часто поглядывая вверх. Посмотрел туда и Правитель. И увидел, как на ярком фоне ослепительно сияющего солнца показался человеческий силуэт. И он был не темнее сверкающего светила, а совсем наоборот, казалось солнечный диск померк при появлении этого Человека, который медленно опускался вниз, словно паря в воздухе бестелесно и призрачно. Он опустился неподалеку от Правителя, его отца и Брата и оказался вполне телесным, симпатичным, молодым мужчиной в белоснежных одеждах, в сравнению с которыми, блекли светлые скафандры "небожителей". Его бледное, с правильными чертами лицо, украшала короткая темная бородка. Большие красивые глаза светились синевой, но тут же потемнели, увидав убитых дикарей. Потом он неодобрительно взглянул на своих помощников и, подойдя к одному из мертвецов, простер над ним руки. Умерший зашевелился, открыл маленькие красные глазки и, видно, ничего не понимая, поднялся на кривые, волосатые ноги. Оглянулся по сторонам и покорно заковылял в общую толпу. Так же точно повели себя и остальные оживленные.
   Толпа дикарей, при появлении этого Небесного Человека перестала выть и скулить. Существа притихли и спокойно стояли, переминаясь с ноги на ногу, и только встретили оживленных радостным повизгиванием. Человек снова простер руки, но уже над всей толпой дикарей, и те стали по одному и группами опускаться на каменную площадку, закрывая глаза с блаженным выражением на черных толстогубых физиономиях. Через несколько мгновений все они спали, посапывая широкими ноздрями, повалившись друг на друга.
   Наставник повернулся к отцу и его сыну, стоящим рядом и, обращаясь к Твердому, тихо произнес:
   - Дай мне, что ты принес с собой.
   Тот расстегнул молнию на нагрудном кармане и достал оттуда маленький, плотно закрытый пузырек, наполненный какой-то густой красной жидкостью. Пузырек оказался в руке у Наставника и он, уже обращаясь к Правителю, сказал, глядя ему в глаза:
   - Это кровь твоей матери. В ней - первооснова разума и сознания, передающегося по наследству. Эти существа, - Наставник чуть развернул голову в сторону спящих, - эти существа - неразумны. У них нет души, соединенной с Высшим Духом. Я соединю две эти силы и вдохну в них души, и будут эти люди "душою живою". Они должны стать помощниками вашей расы по освоению этой планеты. Впереди у нее много бед и катастроф, но вы сумеете выжить и заполоните всю сушу. Вы - белокожие, у них будет черная кожа. Создадутся переходные расы - желтая и красная и много оттенков. Но вы все - дети Божие. И вы, в конце концов, несмотря на всплески ненависти к друг другу, найдете общий, разумный подход к жизни, общую гармонию существования на Планете. - Я приступаю, - более тихим и спокойным голосом проговорил Наставник, поворачиваясь к спящим дикарям.
   Он отвинтил крышку пузырька и встряхнул его. Из горлышка вылетела красная струйка, которая на глазах превратилась в овальную, похожую на яйцо, сферу, повисшую над ладонью Наставника. Тот, вытянув трубочкой губы, тихо подул на нее. Яйцевидная сфера медленно полетела в сторону спящего племени и остановилась рядом с каменным столбом и вдруг вспыхнула, разорвавшись на множество мельчайших капелек. Красная, почти невидимая пыль, осела на лицах и телах лежащих и тут же мгновенно впиталась в кожу.
   - Теперь они будут спать, - сказал Наставник, - долго спать. И проснутся перерожденными. Проснутся людьми. У нас еще много подобных дел в разных краях Планеты. Мы должны успеть до взрыва, - тихо произнес он и первым стал медленно возноситься в небо. За ним, как белые птицы принялись взлетать "небожители". Отец и Правитель поднялись последними. Коленка у Правителя совсем не болела.
  

VII

   Правитель Острова сидел в своих покоях, в задумчивости нервно теребя седую окладистую бороду. Горячее солнце склонилось к закату, последними отблесками играя сквозь витражное окно разноцветными бликами по мраморному полу, которые быстро исчезали вслед за опускающимся за горизонт светилом. Сумерки накатывались быстро и неотвратимо, словно приближение смерти, которую Правитель в последнее время со страхом ждал каждый день. Это стало похожим на наваждение. Он думал об этом почти постоянно и только государственные дела на короткое время отвлекали его от навязчивых дум.
   Много времени прошло с тех пор, как он присутствовал на одушевлении Наставником дикого племени на Южном Континенте. Потом он два раза вместе с отцом и матерью летал туда, чтобы увидеть жизнь одушевленных. На каменной площадке и на берегу горного озера были построены хижины из веток, покрытые широкими листьями. Чернокожие дети играли на прибрежном песке и купались в воде. Мужчины с долбленных из бревен лодок ловили рыбу, забрасывая в озеро умело сплетенные сети. Женщины собирали в лесу ягоды и плоды с деревьев. И внешне, кроме цвета кожи они совсем не походили на тех полулюдей, которых когда-то усыпил Наставник. Правитель тогда очень удивился этому поистине волшебному перерождению. Но еще больше он удивился спустя некоторое время, когда вновь вместе с отцом и матерью опять пролетал над тем местом. На месте прежних хижин вырос каменный город. Его чернокожие жители одевались в разноцветные тканные одежды. Головы и мужчины, и женщины покрывали скрученными в узлы платками, на ногах они носили вязанные сандалии. На каменной площадке возвышался обелиск, на вершине которого стояли обнявшись две белые крылатые фигуры. В одной из них угадывалась женщина. Отец и мать, увидев этот обелиск, многозначительно переглянулись.
   Такое же перерождение происходило и в других уголках Планеты, где Наставник также одушевил несколько диких племен полулюдей. Там даже стали появляться подобия государственных устройств. А на берегах широкой реки южного континента, впадающей во внутреннее море, местные жители переняли обычай населения Острова и хоронили своих вождей в больших пирамидах, построенных из тесанного камня. Эту идею им несомненно подсказал горбоносый "небожитель", который частенько наведывался в те края. Там его принимали за бога, прилетающего со Светила, потому что он имел привычку появляться на рассвете. Вообще, для каждого "небожителя" Наставником были отведены населенные земли для наблюдения за тамошними племенами. Отцу Правителя достались земли возле горного озера и еще он иногда появлялся в центральной части Восточного материка, куда переселилась часть жителей Острова. Островитяне постоянно обживали этот Восточный материк, отделенный от самого Острова нешироким и неглубоким проливом. На равнинах, по берегам рек и морей строились города, поселки, деревни. С каждым поколением переселенцы все больше отдалялись от метрополии и вели самостоятельную жизнь.
   "Небожители" прилетали на свои "участки" по собственному усмотрению. Одни появлялись чаще, другие - реже. Но в некоторых местах, после их посещения, темнокожая диаспора местного населения местами приобретала более светлые тона, о чем иногда не без ехидства переговаривались между собой отец и мать, не зная, что их пожилой сын может читать по губам. Благодаря этому умению, он стал узнавать события, которые происходили за это долгое время на Горе, где поселились "небожители". Он узнал, что там умерла какая-то Настоятельница, совсем пожилая женщина, содержавшая на далекой Планете "дом любви". Что сестра отца тайно влюблена в Наставника, а он не отвечает ей взаимностью, и от этого она очень страдает. Недавно она объяснилась с ним, преодолев стыд и робость, но Наставник, отечески осенив ее ладонью со сплетенными пальцами, развеял остатки ее надежды, сказав, что он не может иметь семью, но любит ее не как женщину, а как созданье Божие и как... свою будущую мать, невинную деву, которая снова родит его на этой земле через много-много поколений от Духа Святого непорочно и праведно.
   О чем шла речь в последней фразе, Правитель не понял, но сообразил, что о чем-то значительном и в далеком будущем. Нынешний же вечер - один из множества вечеров, унесшихся бесследно в пустоту беспамятства прошлого, быстро переходил в ночь. На темнеющем небе одна за другой вспыхивали звезды. Они разгорались все ярче и ярче, сверкающим бисером рассыпаясь по черному бархату небосвода. С открытой веранды повеяло легкой прохладой. Правитель поднялся из глубокого мягкого кресла, и медленно, уже по-старчески шаркая ногами, вышел на широкую веранду, увитую вьющимися растениями. Он неспешной походкой спустился по мраморным ступеням на дорожку сада, привольно раскинувшего свои деревья и цветники вокруг всего дворца. Правитель любил гулять по своему саду поздно вечером и вдыхать во время прогулки аромат ночных цветов. Он слушал стрекот насекомых и пенье полуночных птиц, и эти звуки отвлекали его от печальных мыслей о предстоящей смерти. Правитель брел по аллее, усаженной фруктовыми деревьями и по краям обросшей пышными благоухающими цветущими кустами. Крупные ночные бабочки бесшумно порхали с цветка на цветок. Вокруг стоял тонкий успокоительный стрекот. Далеко в городе, в одном из храмов гулко и протяжно пропел колокол, извещая о начале вечерней молитвы. И то ли от этого звука, то ли от чего-то иного - непонятного и необъяснимого, на душе у Правителя вдруг стало муторно и тоскливо в предчувствии недоброго и неизбежного, очень похожее на полузабытое ощущение безысходности после того давнего сердечного перебоя.
   Старик сначала остановился, потом, немного успокоившись, двинулся дальше по направлению к беседке, находящейся в конце аллеи на берегу небольшого искусственного озера, обсаженного цветами по эту сторону и с гнездовищами водоплавающих птиц, по другую. Птиц Правитель иногда кормил прямо с руки. Он любил во время подобных ночных прогулок посидеть в этой беседке, полюбоваться озером, вдыхая его прохладу.
   Но на этот раз беседка была занята. Правитель это понял, увидев внутри неясный силуэт. Кто бы там мог быть? Тихонько подойдя почти вплотную, он услышал неясные голоса. Один голос ему был знаком - голос его жены. И ранее размытый силуэт обрисовался теперь в женскую фигуру. Жена сидела на скамеечке в одном из своих светлых платьев. Напротив нее кто-то стоял, прислонившись небрежно к ближайшей колонне. И он был явно мужчиной, одетым в какой-то странный, поблескивающий костюм, словно змеиная шкура, обтягивающий его тело. Голова в тени колонны оставалась невидимой, но голос, вкрадчивый, чуть шипящий, слышался довольно отчетливо:
   - Нет, вы не умрете, а будете жить вечно. Вы станете подобно нам, богам, бессмертны. Тела ваши омолодятся, страхи уйдут. Вы поймете, что нет добра и зла, а есть баланс, равновесие божественной силы. Ешь этот плод и дай поесть своему мужу, который боится смерти и который стоит позади и слышит наш разговор.
   Рука в черной перчатке протянулась к жене. На ладони лежал большой молочно-бледный плод.
   - Я почему-то боюсь, - прошептала жена дрожащим голосом.
   - Не бойся. Это страх неведомого. Тебя мучают сомнения. Отбрось их. Вкуси дар богов! И на всей Планете наступит другая жизнь. Яркая, полная событий. Вы навсегда забудете монотонное течение нынешних времен. И сам человек станет другим. Решительным и целеустремленным. Он будет подлинным хозяином и преобразователем мира. И в первую очередь ваш народ, ваша раса станет расой господ. Вы потомки пришельцев с другой Планеты, наведете на этой свой порядок, свои законы, которые мы вам подскажем. Остальные народы подчинятся вам и пойдут к вам во служение, станут вашими слугами, вашими рабами. Они - ущербные и умственно ограниченные - без вашего руководства одичают и вновь превратятся в животных, в прах земной, из которого их сотворили. Ешь, женщина, плод бессмертия и ты выполнишь свою миссию. Сок этого плода пропитает твое тело и оросит землю, которая даст ростки великой мудрости и сделает вас полубогами. Ешь, женщина! - прошипел блестящий Гость.
   Жена дрожащими пальцами робко взяла с черной ладони белый, глянцевый плод. Нерешительно поднесла его к губам и надкусила кожуру. Белый молочный сок фонтаном брызнул ей в рот. Она чуть не захлебнулась им, обрызгав подбородок и нос.
   - Какой у него странный вкус, - прошептала жена, облизывая губы, - У меня кружится голова, но, как хорошо и весело! - и она проглотила кусочек плода.
   - Дело сделано, - невнятно, словно про себя проговорил блестящий Гость и внезапно исчез без следа, оставив в воздухе резкий неприятный запах, который через несколько мгновений развеялся в прохладном ночном воздухе.
   Правитель вошел в беседку. Жена сидела на скамейке, держа надкусанный плод. На ее губах блуждала блаженная улыбка. Она смотрела на мужа затуманенным взором, словно видела его в первый раз. Затем с трудом поднялась и слегка пошатнувшись, протянула белый плод Правителю.
   - Попробуй, - немного заплетающимся языком пробормотала жена, - попробуй, очень вкусно.
   - Кто это был? - спросил Правитель, покосившись на протянутый плод.
   - Не знаю, - беспечным тоном ответила жена. - Он появился внезапно. Я даже вначале испугалась, но он меня успокоил и вот подарил "плод бессмертия". Попробуй, - повторила она, - и ты никогда не умрешь и перестанешь бояться смерти. А то измаялся весь, бедненький, - она поцеловала его в заросшую седыми волосами щеку, прильнув к груди всем телом. Надкусанный плод она поднесла ко рту мужа. От плода пахло резко и притягательно.
   Правитель несколько мгновений колебался и вдруг его кто-то словно подтолкнул. Он вцепился зубами в мякоть. Сок горячей жгучей струйкой обжег рот.И вместе с соком старик почувствовал, что проглатил семечко белого плода. В голову почти тут же ударила упругая, неудержимая волна, от которой все закружилось перед глазами в каком-то пестром и диком танце. Правитель пошатнулся и чуть не упал вместе с женой на пол беседки, и только в последний момент удержался на ногах, ухватившись рукой за колонну. Сердце в груди бешено заколотилось, словно по нему ударили чем-то тупым и тяжелым. Но эта пляска сердца продолжалась всего несколько мгновений, и потом все тело охватила невероятная легкость, будто оно потеряло вес и готово вот-вот взлететь под крышу беседки от любого прикосновения. Потом душу охватило безудержное веселье. Он почувствовал, что тяжесть прошедших столетий слетела с него, как шелуха, открыв спрятанного под этой гнилой старой коркой молодое и здоровое естество. Естество тут же проявило себя, ощутив близость женщины, с которой Правитель не был близок уже много-много лет. И у них давным-давно не было детей. И вдруг, казалось безвозвратно забытые желания, вспыхнули с новой силой, и через несколько мгновений беседка огласилась вздохами, возгласами, стонами, вспомнивших ушедшую молодость пожилых супругов.
   Когда все закончилось, и Правитель помог жене подняться с пола беседки, они одновременно вспомнили о надкусанном белом плоде и стали его искать в темноте: на полу, на скамейке и под скамейкой. Но плод бесследно исчез. Видно, куда закатился во время их любовных утех.
  

VIII

   - Он побывал там, - с грустью в голосе проговорил Наставник на последней беседе в "водяном храме", - и они ели его Плод...
   Никто из присутствующих не понял смысла этой фразы. Только у Твердого что-то екнуло в груди, словно слова Наставника каким-то образом касались его и еще его жены. Наверное, тоже самое почувствовала и Спутница, бросив быстрый недоуменный взгляд на мужа. И тогда он понял, что что-то нехорошее случилось с их Первенцем, Правителем Острова и его женой - дочерью Брата.
   - Семя зла посеяно и здесь, - снова грустно сказал Наставник, - и я не могу этому воспрепятствовать. И я должен вас покинуть. Моя миссия на этой Планете окончена. Но я еще вернусь сюда через много столетий непорочным младенцем, чтобы своей жертвой спасти заблудшее в Грехе человечество. Я укажу ему Путь, и людям самим без посторонней помощи придется выбирать идти ли по нему к Свету, или свернуть и покатиться во Тьму. Вам скоро предстоят тяжелые испытания, - после паузы продолжил Наставник, оглядев собравшихся темно-синими глазами. - Мне очень жаль покидать вас, оставляя на произвол судьбы. Но так предначертано, и я должен вернуться к Отцу моему.
   - Возьми меня с собой! - вдруг воскликнула Сестра, протягивая к Наставнику руки, - Я хочу быть рядом с тобой там на Твоем Небе!
   - Ты попадешь туда, когда умрешь, - тихо сказал тот, - и вернешься снова сюда раньше меня моей будущей Матерью. Я уже говорил тебе об этом.
   - Тогда, я хочу умереть сейчас! - в глазах Сестры стояли слезы.
   - Твое время еще не настало. Ведь у каждого свой срок, - произнес Наставник очень серьезно, - И я встречу тебя на Небе, как и всех вас остальных, - он обвел сидящих на скамьях долгим взглядом.
   - Как же мы будем здесь жить без Тебя? - спросил Брат, огорченно покачав седой головой.
   - Живите, как я вас учил. Любите друг друга и заботьтесь о сотворенных. Для них скоро настанут страшные дни. Многие из них погибнут.
   - Неужели нельзя избежать катастрофы? - Твердый пристально поглядел на Наставника. На душе у него было тяжело. Наставник покидал их в преддверии ужасных событий, грозящих гибелью совсем недавно созданному человечеству. Людей еще так было мало, они еще не расселились по материкам, заложив там только небольшие поселения. И вот для этих крошечных популяций все может обернуться трагедией. А Наставник, сам разбудив на Планете разум, не может или не хочет помочь ему спастись. Почему он так поступает?
   - Люди должны пройти через это испытание, - Наставник не отвел взгляда, - Оно должно укрепить их дух. "Золотой век" и тепличные условия закончились. Предстоит борьба. Борьба на долгие века. Борьба внутри каждого человека. Во множестве перевоплощений. Во все времена. Во всех измерениях. Без этой борьбы невозможно совершенство, к которому устремляет все Миры Создатель.
   - Зачем ему это все надо? - подал голос Брат. - Ему скучно? А люди страдают и гибнут.
   - Создатель не знает человеческой скуки, - повернул на Брата голову Наставник. - Он - Творец, он - художник, он - скульптор, он - поэт. Он создает великое произведение, имя которому - Жизнь. Люди играют в этом произведении главные роли. Часто трагические, мучительные и непонятные ими самими. Но человеку не дано знать Высший Замысел. Только когда искорки Разума сольются в один Бесконечный Свет и зазвучит Великая симфония Абсолюта, тогда откроется Высочайший Смысл всего задуманного. И потому - нужно верить в Его Непогрешимость, в Его Любовь, Верой укрепляя свой дух, вселенный в несовершенное смертное тело. И стремитесь к совершенству, к Отцу нашему Небесному, чтобы стать каплей Его живого Океана, лучом Его негасимого Света!
   Наставник умолк. Но его голос будто еще звучал, отражаясь от переливчатых стен Храма в ушах и сердцах его Учеников, которых Наставник покидал навсегда. Но здесь он оставил свой Голос. Свое Слово.
   - Наступает пора, - негромко произнес наконец Наставник, долгим взглядом осматривая каждого присутствующего, словно читая в их сердцах, как в раскрытой книге. И из под полы своей накидки он и в самом деле вынул большую белую книгу и протянул ее Твердому:
   - Возьми, это Ваша Книга, но текст в ней уже другой. Тут все будущее этой Планеты. Прочесть ее не дано никому. Книга закрыта семью печатями. И они будут сняты у Последних Времен, при моем Возвращении. Положи Книгу за Алтарь этого Храма и она сохранится там.
   Твердый принял Книгу. Внешне она была очень похожа на ту, прежнюю, но весом оказалась в несколько раз тяжелее. Он с трудом ее удержал на руке. Обложка била пальцы, словно короткими электрическими разрядами. Держать ее долго было почти невозможно, и Твердый положил книгу рядом с собой на скамейку. Потом встал с нее вместе со всеми остальными и взглянул на стоящего в центре Храма босого человека в белой одежде.
   - Прощайте, - тихо сказал Наставник, простирая над собравшимися руки, - Я благословляю Вас именем Отца моего и Духа святого. Пусть Он пребывает с вами до скончания дней ваших и прибудет с душами вашими в Мире ином. И он осенил всех знамением из перекрещенных пальцев.
   Вот босые ступни Наставника оторвались от гладкого переливчатого пола. Он стал медленно воспарять в сверкающих лучах света, бьющего из под купола, вершина которого при его приближении, раскрылась, разделившись на множество радужных лепестков, пропуская в небо сияющую белую фигуру. В руках у Наставника появился золотой крест, с которым он стал подниматься все выше и выше в искрящееся глубокое голубое небо, пока не превратился в блестящую точку и не исчез из поля зрения.
  

***

   У жены Правителя родились близнецы. Мальчики. Что само по себе было удивительно, учитывая более чем преклонный возраст их родителей. Но Правитель этому событию несказанно радовался. Он вообще помолодел, как впрочем, и его жена, и стал чувствовать себя бодрячком и живчиком после вкушения плода бессмертия. Он снова стал активно руководить жизнью на Острове, за которой перестал следить уже давным-давно. Хотя, практически никто из жителей этого не замечал. Жизнь на Острове и в его Столице текла своим чередом. Люди рождались, старились и умирали без пристального правительственного надзора. Теперь Правителю вдруг пришло в голову, что без его всевидящего ока не может и не должно проходить ни одно значительное мероприятие, ни одна крупная торговая сделка. Из покровителя искусств и номинального, почетного правителя он постепенно стал превращаться во въедливого, капризного администратора, не доверяющего никому и самолично влезающего во все щели и контролирующего, не нуждающиеся в контроле события. Это попечительство стало раздражать крупных торговцев, мореходов и ремесленников. Они неоднократно обращались к Правителю с петициями оставить их в покое. Но тот игнорировал их просьбы, все крепче "закручивая гайки". Он создал специальную службу контроля. Начальник службы ежедневно лично докладывал ему о положении дел в Столице. Чиновники стали обкладывать жителей все более жестокими налогами, большая часть из которых шла к ним в карман. В окрестностях города стали возводиться богатые мраморные особняки, где поселились приближенные Правителя со своими семьями. Они вели роскошный образ жизни, до той поры не принятый на Острове и прекрасно понимали, благодаря кому они живут совсем не так, как большинство островитян. Приближенные принялись возвеличивать Правителя, называя его мудрейшим и справедливейшим, что самому Правителю очень нравилось. Он стал очень часто собирать совещания службы контроля, где благосклонно выслушивал славословия в свой адрес. Конечно, он понимал, что его подчиненные ему беззастенчиво льстят, но эта лесть была приятна его сердцу. Она уверяла его самого в своем величии, приводя к самолюбованию. В центре Столицы, с милостивого соизволения, был поставлен памятник Правителю: мраморный бородатый монумент, благоговейно простирающий над народом длань. К подножию памятника часто клали букеты цветов в знак почтения и уважения народа.
   Поначалу сам народ, привыкший к многовековой свободе, попытался протестовать и провел несколько демонстраций в центре Столицы, с требованиями возврата прежних мягких порядков. Но Правитель, предвидя подобных ход событий, предварительно доукомплектовал преданную ему стражу и послал ее на разгон демонстраций.
   Стража с этой задачей успешно справилась. И народ, наконец, понял, что Правитель не шутит, и его нужно искренне и горячо любить, а то несдобровать.
   Но, несмотря на всеобщую любовь, осталось и много недовольных новой политикой Правителя. Возникла тайная организация, которая поставила для себя задачу свержения режима и восстановления утерянных свобод. Но эта организация просуществовала недолго. Члены ее не знали правил конспирации и были выслежены и выловлены агентами стражи. После скорого разбирательства и закрытого суда, пятерых руководителей тайной организации публично казнили на центральной площади Города при большом скоплении восторженного народа.
   После разоблачения этого заговора у Правителя стала постепенно появляться маниакальная подозрительность, в последствии перешедшая в болезнь. Правитель везде видел заговорщиков, даже в своем ближайшем окружении. Он назначал и увольнял начальников стражи, а двоих-троих даже, на всякий случай, казнил за измену, в которой они под пытками признались. Эпидемия поисков заговорщиков прокатилась по всему острову. Каждый стал подозревать каждого в тайных замыслах против Любимого Правителя. Распространилось доносительство. Соседи писали доносы друг на друга. Дети - на родителей, жены - на мужей. Черные кареты стражи, запряженные тройками тоже черных лошадей, ночами разъезжали по улицам Города, арестовывая людей по этим доносам. Арестованные, естественно, все, как один признавались, под пытками, в своих целях убить Правителя и забраться на его место. Кое-кого казнили, но большинство отправляли на дальние поселения в глубину Острова, где под присмотром стражи с копьями, мечами и луками за высоким частоколом, заговорщики безвозмездно трудились на сельскохозяйственных угодьях в течении многих оборотов, под палящим солнцем и проливными дождями. Многие, не выдержав нагрузки, заболевали и умирали. Но на их месте появлялись другие. Конвейер работал бесперебойно.
   Когда Твердый и Спутница, после долгого отсутствия (они налаживали жизнь на дальних восточных поселениях), вернулись и, наконец, прилетели к своему сыну - Правителю. Они не узнали ни его, ни Город. Из цветущего и богатого, город превратился в мрачный, серый анклав, заваленный мусором, с громадным количеством нищих и толпами беспризорных детей, ворующих все, что плохо лежит. Люди переменили разноцветные одежды на серые балахоны и двигались по улицам, постоянно озираясь.
   Сам Правитель, тоже одетый во все серое, испуганно вздрогнул, когда отец и мать появились перед ним в своих белых скафандрах с распущенными крыльями. Седобородое лицо отца выражало недоумение и досаду.
   "Я жду объяснений" - отец протянул сыну записку.
   - Меня хотят убить! - нервно теребя бороду, проговорил Правитель, не глядя в глаза родителям, - Я вынужден защищаться. Вокруг заговорщики и убийцы! - истерически крикнул он, взмахнув, сжатыми в кулаки, руками.
   - Он сошел с ума, - сказал отец, обращаясь к матери.
   Правитель прочитал эту фразу по его губам. Он хотел ему ответить, но вовремя спохватился, чуть не выдав свою тайну. Он постарался взять себя в руки, сдержав первый эмоциональный порыв. "Нужно быть умнее и хитрее" - пронеслось у него в голове. Мысль была простая, но как будто не своя, а навеянная извне, знакомым, где-то уже слышимым, голосом. "Чтобы быть всемогущим, надо овладеть их оружием и скафандрами" - посоветовал все тот же голос. Теперь Правитель узнал его. Голос ночного гостя с плодом бессмертия. "Но ведь это мои родители..." - пытался сопротивляться Правитель. "Они хотят тебя свергнуть и заточить в темницу" - просветил его голос. "Выбирай: ты или они? Нужно связать их, открыть шлемы и они задохнуться".
   Некоторое время, пока Твердый и Спутница разговаривали, Правитель решался на убийство родителей. Потом он встал с трона и, дрожа всем телом, пробормотал:
   - Я отлучусь ненадолго. Дам кое-какие распоряжения. А вы отдохните с дороги, - и скрылся за тяжелой черной портьерой.
   - Что-то здесь не так, - проговорила Спутница, садясь на кушетку.
   - Он задумал какую-то пакость, - сказал Твердый и оглянулся по сторонам. Тронный зал был убран в серо-черных тонах. Окна оказались зашторенными. Солнечный свет не пробивался сквозь плотные занавески. За портьерами послышались приглушенные шаги множества ног и слабое металлическое позвякивание.
   - Берегитесь! - вдруг раздался пронзительный мальчишеский крик.
   Твердый и Спутница вскочили с кушетки. И вовремя. Из-за черных портьер одновременно со всех сторон появилось несколько десятков, закованных в черные латы Стражников с короткими острыми мечами, прикрытые медными щитами. Он бросились к "небожителям". Но эффект внезапности уже пропал.
   В руках Твердого и Спутницы появились излучатели. Плазменные шарики огненной стайкой вспыхнули на бронзовых щитах, словно бумагу прожигая их, а следом латы и тела стражников. Те, с криками, стали валиться на мраморный пол тронного зала, разбрасывая мечи и прожженные щиты. Только двум-трем удалось подобраться вплотную, но и они были убиты в упор.
   - Дедушка, бабушка! Возьмите меня с собой! Туда, наверх! - послышался все тот же юношеский голос, предупредивший их об опасности. Перепрыгивая трупы стражников, к ним подбежал белокурый голубоглазый мальчуган лет двенадцати. Он кого-то напомнил Твердому, словно он его глазами смотрел когда-то в зеркало в полузабытом сне.
   Но ничего ответить Твердый не успел. Послышался короткий свист рассекаемого воздуха, и в спину мальчика вошла длинная черная стрела, пронзившая его насквозь. Голубые глаза расширились и остекленели. Изо рта потекла струйка крови. Мальчик только успел прохрипеть еще раз: "Наверх", - и бездыханный упал на руки Спутницы. Та вскрикнула от неожиданности и ужаса.
   - Смерть предателю! - раздался из-за портьеры, очень схожий с первым, голос. Твердый взглянул туда. Перед ним стояла копия убитого мальчика. Только глаза у него были не голубые, а угольно-черные. В руках черноглазый держал длинный лук. Глаза его сверкали презрительным гневом. Он уже доставал из колчана еще одну стрелу.
   - Улетаем! - воскликнула Спутница и добавила: - Нужно взять его с собой. Он просил. Это наш внук, - и горестно простонала.
   Они с двух сторон подхватили тело внука, расправили крылья и вылетели из дворца. Стрела, выпущенная мальчишеской рукой, отскочила от ноги Твердого, не причинив ему вреда. Из-за портьеры глядел на их отлет Правитель. Руки, увешенные перстнями и кольцами, тряслись мелкой дрожью, еле слышно позвякивая.
  

***

   Внука они похоронили возле цветущего куста рядом со стеной. Здесь уже стояла одна погребальная пирамидка, под которой покоилась Настоятельница. Теперь рядом с ней, под другой пирамидкой, лежал мальчик, спасший от гибели близких ему по крови людей. Твердому и Спутнице было до слез жаль своего внука. И они гордились им, и они возмущались коварством Правителя - их сына. Возмущены были и остальные ученики и их жены. А когда из своей вотчины на широкой южной реке прилетел Горбоносый, то на совете он сразу предложил силой оружия скинуть Правителя и восстановить справедливые порядки, какие с его слов, царили в его стране - Египте. Все уже были склонны претворить предложение Горбоносого в жизнь, и стали вооружаться из обширного арсенала летательного аппарата, перекрашенного к тому времени, по настоянию Наставника в серебристый цвет, когда кто-то, случайно подняв голову, увидел в небе зависший, как раз над горой, черный диск. Все поняли, что это вторжение. Вторжение с их старой планеты, про которую они уже стали забывать в связи с измененным временем. И, естественно, ничего хорошего от этого внезапного появления ждать не приходилось.
   Нужно было что-то предпринимать. И Твердый решил вылететь навстречу враждебному аппарату. Все мужчины, надев скафандры и вооружившись, заняли места внутри диска. Твердый уселся за пульт управления. Он за много лет жизни на вершине горы, с помощью Наставника, теоретически научился управлять аппаратом. Теперь ему предстояла практика. И практика в боевых условиях.
   Серебряный диск взвился над горой и стал, вращаясь, приближаться к черному. Оттуда по нему выстрелили плазменные пушки. Заряды, рассыпая тучи искр, ударились о корпус, не нанеся тому урона. Твердый ответил подобным залпом. И тоже безуспешно. Видно, орудия не предназначались для борьбы аппаратов друг с другом. Такое противостояние могло продолжаться очень долго. Необходимо было принимать быстрое решение, а то черный диск умчится куда-нибудь на другой материк, и люди Властителя станут устанавливать там свои порядки. Этого допустить никак нельзя. И тут, как раз вовремя, Твердому на глаза бросилась кнопка с надписью "Магнитное поле". Твердый принял решение. Он направил свой аппарат прямо на противника и, не долетев до него несколько отрезков, резко затормозил. Палец нажал кнопку, и черный диск, как юла, завертелся на одном месте, а затем прилип к серебристому. Тряхнуло основательно. Твердый чуть не вылетел из кресла, но в последний миг, удержался за подлокотники. Остальные догадались заранее прикрепиться к своим креслам ремнями.
   Черный диск усилил мощь двигателей. Твердый тоже передвинул рычажок мощности почти до упора. Некоторое время сохранялось равновесие сил. Оба аппарата замерли высоко в небе над лежащим внизу городом. Оттуда они были хорошо видны. Их увидел даже Правитель, которому доложил начальник стражи. Правитель вышел на балкон и молча со страхом, наблюдал, как приткнувшись друг к другу, неподвижно застыли две крошечные капли, одна из которых, словно звезда, сияла в солнечных лучах, а другая зияла, как черная дырка, проделанная кем-то в бирюзовой ткани небосвода. Но вот черное пятно-дырка стала постепенно смещаться за серебряной звездой и вдруг, словно брызги от кляксы, от нее отделились черные человеческие фигурки, которые, расправив крылья, полетели в сторону Города. И почти тут же, серебряную звезду тоже покинули ее обитатели и на белых крыльях устремились в погоню за своими врагами. Те, заметив, что их преследуют, развернулись в воздухе, построились дугой навстречу белому клину. Как, забытые Правителем огоньки фейерверка, с обеих сторон полетели золотистые искры. В небе начался бой.
   Белый клин врезался в середину черного полукруга и разорвал его на две части. Три черные фигуры, одна за другой, сложив крылья, упали вниз к подножью горы. Но вот и две белые последовали за ними. Затем закувыркались в воздухе, словно подбитые на лету птицы, еще по двое с той и другой стороны. Белый клин тоже распался на отдельные группы, которые стали носиться за черными пришельцами, устраивая с ними короткие стычки и затем заново разлетаясь, чтобы через считанные мгновенья опять завертеть черно-белый хоровод, при вспышке золотистых искр, выпадали то один, а то несколько участников воздушного боя. В конце концов, Правителю стало ясно, что черные начинают проигрывать сражение. Их осталось гораздо меньше, чем белых и те, поняв свое преимущество, бросились в последнюю атаку. Еще три черные птицы с обгоревшими крыльями пали к подножью горы. Двое оставшихся пустились, было удирать, но их догнали и взяли в кольцо, и они покорно полетели внутри этого белокрылого круга на горную заоблачную вершину, где исхода боя ожидали два примагниченных диска. Конвой направился к черному диску.
   За спиной Правителя послышались шаги. Сзади подошел сын и тоже посмотрел на небо. Сын вырос и возмужал.
   - Кто победил? - спросил он.
   - Те, с горы... наши, - после паузы уточнил Правитель.
   - Ты этому рад? - сзади раздался ехидный смешок.
   - А что, нужно огорчаться? - не понял вопроса отец.
   - Но ведь ты хотел убить своих родителей. Скоро они вернуться сюда и отомстят.
   - Они не станут меня убивать! - убежденно произнес Правитель.
   - Тогда это сделаю я! - вдруг воскликнул сын и отец почувствовал острый болезненный удар в левую часть спины. Сердце надрывно ухнуло. На глаза опустилась черная пелена.
  

***

   Твердый, оставив Горбоносого за пультом аппарата, вместе с Братом приняли участие в бою. Потом они проклинали себя, что в суматохе погрузки и взлета, не заметили пробравшуюся в аппарат Сестру. Она затаилась на одном из задних кресел и вылетела вместе со всеми наружу перед боем. И тоже, никто не обратил на это внимания. В бою они потеряли четырех человек. Они упали с такой высоты, что вряд ли, даже при легком ранении, остались живы. И хотя десант с черного диска был уничтожен почти полностью, победа такой дорогой ценой не радовала оставшихся в живых. Все они, на протяжении многих земных оборотов, жили, словно одной дружной семьей. Привыкли друг к другу, сроднились. И вот четверых из них не стало. Невосполнимое горе и для друзей, и для их жен, которые об этом пока не знали. Потом нужно будет подобрать их тела и похоронить на вершине горы. Но до этого нужно осмотреть черный диск. Может там кто-нибудь остался?
   Вместе с двумя пленными они подлетели к шлюзовой камере, наружная часть которой была открыта. Твердый, возглавлявший конвой, первым влетел в камеру, нажал на кнопку открытия внутренней двери и отпрянул в сторону, опасаясь, что изнутри по нему будет открыт огонь. Но дверь сдвинулась в сторону, и никто в шлюзовую камеру не выстрелил. А, когда с излучателями наизготовку, Ученики ворвались в центральную каюту, то из кресла пилота им навстречу выбежал, полусогнувшись и постоянно кланяясь, бородатый человек с бегающими глазками, широким носом и влажными тонкими губами. Он совсем не изменился, но Твердый все равно с трудом узнал Соседа, о котором, за столько времени совсем забыл. Но для того прошло-то всего несколько дней, и потому он тоже вряд ли признал в стоящем перед ним высоком старике, того юношу...
   - Я покажу вам, где он прячется, - подобострастным голосом проговорил Сосед. - Он на складе, - и указал пальцем на одну из дверей на противоположной стене каюты. Твердый брезгливо взглянул на него, но к двери подошел и нажал на кнопку. Дверь сдвинулась и Твердый увидел черную дыру ствола излучателя, направленную ему в грудь. Он уже привычным движением вскидывал свой излучатель, когда ту черную дыру вдруг заслонила чья-то белая спина. И на ней тут же вспыхнул яркий золотисто-красный шарик с обугленными краями. Шарик вылетел из спины и разбился об одно из кресел искрящимся фейерверком. Человек в скафандре упал лицом вниз на пол переборки, а Твердый со всей силы ударил рукояткой излучателя по лысой голове со шрамом на лбу. Лысый уронил излучатель и, обливаясь кровью, свалился рядом со своей жертвой. Почему он в него не выстрелил, Твердый так сам и не понял. Он бросился к тому, кто спас ему жизнь. Наклонился над телом, перевернул... и руки у него затряслись, дыхание перехватило. На его руках с закрытыми глазами лежала его Сестра. И она, несомненно, была мертва. Плазменный шарик выжег ей сердце.
   Твердый упал на колени перед мертвой Сестрой и зарыдал так, как никогда не позволял себе в жизни. Слезы текли у него по лицу, исчезая в серой бороде, и он не мог их даже вытереть: забыл откинуть шлем. Рядом опустился на колени Брат и тоже заплакал, держа на ладонях голову Сестры. И вдруг заглушая его рыданья в голове Твердого послышался тихий и очень знакомый голос: "Не плач. Мне так хорошо. Я улетаю туда. К Нему..." Он понял взгляд. Над телом Сестры колебался ее полупрозрачный образ. Призрачные губы улыбнулись. Образ стал медленно подниматься, пока не исчез за потолком летательного аппарата.
  

IX

   Твердый стал часто посещать маленький "город пирамид", где покоились его родные вместе с погибшими в бою Учениками и Настоятельницей. За телами убитых он отправился вместе с Братом и Горбоносом на своем серебряном диске, после того, как похоронили Сестру. Черный диск превратился в своеобразную тюрьму. Там, взаперти, сидели двое, оставшихся в живых, смотрителей, из которых состоял экипаж вместе с Соседом и Лысым. Каждого из четырех пленных заточили в отдельную каюту, снабженную всем необходимым для жизни. Лысый оказался очень живучим. Он очухался уже на Горе с перевязанной головой и еще одним шрамом на лбу. Раз в два дня пленников водили на прогулку со связанными за спиной руками и под строгим надзором. Да и бежать они не могли, даже если бы и захотели. Некуда им было бежать. Сосед снова пытался втереться в доверие к Твердому, но тот на все его попытки отвечал холодным и презрительным молчанием.
   На душе у Твердого лежал камень тоски, и только присутствие рядом Спутницы, немного облегчало эту тяжесть. Жена сопровождала его в "город пирамид", где они подолгу стояли возле захоронений, Сестры, внука и... матери, которая не выдержала смерти своей дочери и очень быстро угасла, "выплакав все слезы", как выразилась Спутница. Ей тоже было нелегко, когда она узнала от мужа о гибели их первенца - Правителя Острова. Сам он узнал об этом во время поиска убитых в бою Учеников и смотрителей.
   Они приземлились у подножия горы, под местом воздушного боя, куда, в основном, и падали погибшие. Твердый и Брат принялись методично осматривать заросли, оставив у аппарата Горбоносого. Сперва нашли двух смотрителей, потом двух Учеников. Еще одного Ученика увидели застрявшим в ветвях раскидистого дерева, и Твердому пришлось забраться на него, и спускать тело на руки Брату.
   Проделывали они всю эту нелегкую и тягостную работу с каким-то отрешенным автоматизмом, не глядя в лица убитых. Найденных складывали в кузов маленького вездехода на гусеничном ходу, и к концу поисков очень устали и вспотели, позабыв включить вентиляцию скафандров. Своих они подобрали всех. Со смотрителями было сложнее. Сколько их было в черном аппарате, братья не знали. В пылу боя никто, естественно, убитых не считал. На это мог бы ответить Сосед или кто-нибудь из двух пленных смотрителей. Но их расспросить не догадались, прикинув на глаз, что врагов было примерно столько же. И когда, отыскали, как им казалось, последнего с излучателем, прикрепленным, как и у остальных, цепочкой к запястью, то отправились скорбным, тихим ходом, петляя между деревьев к поляне, где остался их летающий диск под присмотром Горбоносого.
   Двигатель вездехода работал почти бесшумно, и братья, подъезжая к поляне, услышали какой-то разноголосый шум с отдельными выкриками, бряцанье и скрежет металла. Там явно собрались какие-то люди и с недобрыми намерениями. Твердый остановил двигатель. Они с Братом выскочили из вездехода и пригибаясь, осторожно направились в сторону поляны. Густые кусты оттеняли широкое солнечное зеленое пространство, в середине которого на опорах стоял серебристый диск, а вокруг него передвигались перебежками около сотни людей, одетых в черные блестящие доспехи, прикрытые медными щитами. Из за дальней опоры то в одну, то в другую сторону по наступающим вылетело несколько плазменных шариков.
   Люди в доспехах плашмя попадали в траву и лежали там некоторое время, пока чей-то высокий голос не заставил их снова подниматься и сделать несколько шагов к аппарату. Кольцо постепенно сжималось, оставляя позади убитых стражников.
   Горбоносый попал в критическую ситуацию. Нужно было его срочно выручать. Брат остался возле поляны в кустах, а Твердый вернулся к вездеходу. У него на крыше был прикреплен скорострельный излучатель. В отдельном ящике лежали обоймы плазменных зарядов. Твердый, как мог, быстро открутил излучатель от подвижного штатива и, прихватив ящик с зарядами, поспешно возвратился к Брату. Они наметили план действия. Брат, вытащив два излучателя, обошел очень осторожно поляну, удивляясь, как стражники не догадались выставить охранение. Твердый установил свой скорострельный излучатель на выдвижную треногу и включил переговорное устройство скафандра.
   - Ты готов? - спросил он Брата.
   - Да, - коротко ответил тот.
   - Ну, тогда устроим им горячую жизнь, - холодно проговорил Твердый и нажал на гашетку излучателя.
   Длинный, искрящийся, раскаленный шлейф накрыл сзади перебегающие ряды стражников. С десяток их сразу же повалилось, прожженными насквозь. Остальные сами упали в высокую траву, прикрыв спины медными щитами. Но защита эта оказалась слабой. Плазменные заряды легко прожигали бронзовые щиты и черные латы. С другой стороны поляны открыл огонь Брат. Там тоже в рядах стражников возникла паника. Но со стороны опоры диска встречный огонь внезапно прекратился. Видно, у Горбоносого закончились заряды. Это понял командующий стражниками. Раздался его высокий юношеский голос, обращенный к своим:
   - Он безоружен! Вперед, под блюдо!
   Сквозь прицел излучателя Твердый сумел разглядеть высокого юношу в черном скафандре с откинутым шлемом и с излучателем в правой руке. Твердый узнал своего черноглазого внука, подросшего и окрепшего после того убийства брата-близнеца. Но где он раздобыл скафандр? Значит, они нашли не всех убитых смотрителей? Один из них упал в стороне. Его и отыскали стражники во главе с внуком. Ему было нужно оружие "небожителей", чтобы стать им подобным. И он добился своего. Теперь на нем скафандр, а в руке излучатель. Что он может с ними натворить? Страшно себе представить.
   Оптический прицел перекрестился на юношеской голове с откинутым за спиной прозрачным колпаком. Сейчас палец нажмет на гашетку, и эту голову прожжет огненный смерч... Но Твердый опустил палец. Он не мог убить внука. А внук действовал быстро и решительно. По его сигналу, остатки воинов-стражников вскочили с травы и стремглав бросились к аппарату, потеряв по ходу еще десятка полтора человек. Было видно, что Горбоносый отбивался мужественно. Но силы оказались слишком неравными. Стражники его пленили, сами кучками, спрятавшись за широкие опоры диска. Правда, меткие выстрелы Твердого и Брата доставали их и там, и то один, а то и два стражника со стонами вываливались из за опор. Братья боялись за Горбоносого. Его жизнь висела на волоске и в любой миг могла оборваться. Старика нужно было спасать. Любой ценой. Но на переговоры первым пошел внук.
   - Эй! - раздался его громкий голос, - Прекратите стрелять. Ваш человек у нас и мы его убьем. Это говорю я - Правитель Острова!
   "Правитель Острова?" - Твердый удивился. А где же тогда его сын? Спросить об этом внука он не мог. Внешние динамики в скафандре отсутствовали, а снять шлем, чтобы ответить внуку, Твердый не решался, боясь задохнутся воздухом Голубой планеты. Он включил внутренний фон с Братом.
   - Ты слышал? - спросил Твердый.
   - Да, - ответил Брат, - потом добавил: - Надо с ними договориться. Пусть отпустят Горбоносого и убираются восвояси.
   - Но наш с тобой внучок экипирован в скафандр. И у него в руках излучатель.
   - Он не знает как ими пользоваться.
   - При желании - научится, - Твердый через оптический прицел видел прикрытого стражниками юношу в скафандре. Горбоносый исчез из поля зрения.
   Время шло. Нужно было что-то предпринимать.
   - Я снимаю шлем, - вдруг сказал Твердый.
   - Ты сошел с ума! - крикнул Брат.
   - Будь, что будет, - выдохнул Твердый и решительно нажал пальцами на кнопки запора. Прозрачный колпак стал медленно спадать за спину. Твердый задержал дыхание. Горячий, обжигающий ветерок ударил в незащищенное лицо, проникая внутрь скафандра. Сердце заколотилось, предвосхищая неведомое состояние организма. Возможное удушье. Задержка дыхания продолжалась, расширяя легкие до боли. И тогда Твердый вдохнул чужой воздух. Он ворвался внутрь густым горячим потоком, словно Твердый хлебнул какой-то обжигающий, кипящий, хмельной напиток. Тотчас закружилась голова . Перед глазами поплыли разноцветные круги. Он понял, что умирает. И в последнем инстинктивном отчаяние Твердый выдохнул и снова вдохнул воздух. Полной грудью. И сознание стало медленно проясняться. Снова появились очертания деревьев, стоящего на поляне аппарата и спрятавшихся под ним стражников. Воздух слегка обжигал легкие, но никакого удушья не произошло. Твердый мог дышать, и тогда он снова глубоко, до боли в груди, вздохнув, выкрикнул в сторону летающего диска:
   - Где твой отец?
   Пауза оказалась незначительной.
   - Он упал с балкона и разбился! - послышался ответ.
   - А мать? - снова крикнул Твердый.
   - Она добровольно последовала за ним! - в голосе внука послышалась циничная интонация. И Твердый понял все. Его внук - безжалостный убийца, не пожалевший ни брата, ни отца, ни мать. Зло пришло на эту планету до взрыва той. Но что будет после взрыва?
   - Отпусти нашего друга! - еле сдерживая себя от гнева, выкрикнул Твердый.
   - Сначала вы выпустите нас. Мы дойдем до края поляны и оставим там вашего старика. Если откроете огонь, он сразу умрет! - последнюю фразу внук произнес с радостным вдохновением.
   Стражники выстроились в два ряда, прикрываясь щитами. В центре были заметны две фигуры в скафандрах - черная и белая. Горбоносый двигался с трудом, поддерживаемый с обеих сторон стражниками. Твердый по фону обратился к нему:
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Плохо, - тихо ответил Горбоносый, - сердце сильно болит.
   - Скоро все закончится, - попытался подбодрить его Брат.
   - Я это чувствую, - пробормотал еле слышно старик.
   Когорта стражников медленно пересекла поляну и скрылась в зарослях. Через небольшой промежуток времени из зарослей донесся крик:
   - Забирайте его! - и после паузы: - До кучи!
   Твердый не понял второй фразы внука, но в ней послышалась такая нота, что на душе стало муторно в предчувствии недоброго. Твердый вызвал по фону Горбоносого, но тот не ответил. Это молчание усилило беспокойство, перешедшее в уверенность беды.
   Опасаясь засады, они с Братом перебежками приблизились с двух сторон к тому месту в кустах, куда скрылись стражники. Прислонившись к дереву спиной, в пол-оборота к ним сидел человек в темной одежде. Твердый и Брат сразу узнали Горбоносого. Но на нем не было скафандра. Голова с широкооткрытым ртом свалилась на правое плечо. В открытых глазах отражалось голубое небо...
  

***

   На вершине горы царило уныние. Жены оплакивали гибель своих мужей. Оставшиеся в живых потеряли интерес к жизни. После вознесения Наставника, налаженный годами быт, пошел кувырком. И окончательно все разрушило появление вражеского аппарата и бой, в котором они потеряли четверых мужчин. Теперь они стали отчетливо понимать свое одиночество на этой Планете. И хотя они населили своими потомками целый остров и часть материка, никакой связи с ними не наладилось. Да и не могло наладиться. Они были чужаками. И их разделяло время. И теперь на Горе каждый день ожидали небесной катастрофы с их родной Планетой. И это тягостное ожидание томило души тоской неизбежного.
   После смерти Горбоносого что-то надломилось в Твердом. Причиной надлома была даже и не сама смерть старого товарища, а ее обстоятельства. Подлое коварство внука подкосило у Твердого веру в людей, появившуюся после долгих бесед с Наставником. Сейчас того очень не хватало. Без его совета и помощи Твердый чувствовал себя растерянно, как ребенок, заблудившийся в густом темном лесу. Из него и в самом деле, все больше проявлялся тот маленький мальчик, спрятавшийся когда-то в глубине его подсознания. Он даже все чаще позволял себе среди ночи тихо плакать на груди спящей Спутницы, которая, как он подозревал, тоже не спала и ей тоже было нелегко. Чтобы немного отвлечься от тягостных мыслей, они занимались любовью. И эта близость, и эта безысходная грусть делала их с каждым днем все более и более душевноблизкими, как никогда до этого.
   Перебирая вещи Горбоносого, Твердый нашел небольшой пластиковый пакет, на котором было написано: "Вскрыть после моей смерти". Твердый надрезал его и вытащил листок. Там, тем же нетвердым старческим почерком Горбоносый просил похоронить его в Египте по обычаям тамошнего народа. По прежним рассказам Твердый знал, что там местных царей-фараонов хоронят в пирамидах, наподобие тех, что строились когда-то на его родной Планете, но гораздо меньшего размера. Видно, Горбоносый, не лишенный тщеславия, заранее приготовил и для себя такую гробницу. А, как известно, воля умершего должна быть выполнена. Горбоносый уже несколько дней пролежал в земле и его нужно было срочно отправлять в Египет.
   Твердый вынужден лететь с ним один. Весь лагерь он оставлял на Брата, а у Спутницы, как нарочно, начались "дни красной росы", которые она переносила очень болезненно и, обычно тогда, почти никуда не выходила из палатки. В эти дни Спутница Твердого к себе не подпускала, а тут почему-то позволила ему сближение. Соединение было бурным и каким-то необыкновенно трепетным. Потом они долго плавали в теплом озере и соединились снова на берегу, несмотря на болезненное состояние Спутницы. На душе у Твердого лежал какой-то камень. Он не мог понять причину этой тяжести. Ему было необычайно хорошо со Спутницей. Но тяжесть давила и давила грудь в предчувствии какой-то беды. Когда Спутница, в конце концов заснула на их брачном ложе в палатке, он вышел на берег озера, вошел в воду и поплыл на его середину, где по-прежнему возвышался переливчатый водяной Храм. На некотором расстоянии от Храма он захотел пройтись по воде пешком. Но вода не держала руки, на которые он пробовал опереться, чтобы встать на ноги. И ему пришлось до самого порога добираться вплавь.
   Внутри храма было тепло и тихо. Купол сиял радужным разноцветьем, и Твердому почудилось, что тот вот-вот раскроется на множество лепестков, и с небес спустится Наставник в ореоле силы и славы, как он предрекал когда-то.
   Твердый упал на колени посередине Храма, как раз в том месте, где он, после вознесения Наставника, сохранил под прозрачным полом Белую Книгу за семью печатями. Она и сейчас виднелась в туманной глубине неясным белым пятном. Она ждала своего часа.
   Твердый, стоя на коленях, стал молиться, раскрыв ладони и мысленно воссоздав образ Наставника. Образ возник перед ним, молчаливый и горестный. Именно таким его увидел Твердый, и сердце сжалось болью, соединившись с тяжестью в душе. Но затем тяжесть и боль стали постепенно проходить, сменяясь успокоением и даже какой-то отрешенностью, словно предчувствие недоброго сдвинулось куда-то в глубину и еле-еле мерцало на дне сознания, как та Белая Книга на дне бездонного озера.
   Поутру, что в очередной, быстросменяющийся раз, всплыло под Горой, нужно было отправляться в путь. Твердого провожали Спутница, Брат и Сероглазая. С Братом они обнялись и долго стояли, не разжимая объятия. И снова тяжесть навалилась на душу, а когда он поцеловал мягкие губы Спутницы, возвратилась и боль сердца. Ему внезапно расхотелось улетать. Все его существо противилось этому полету. Мало ли чего завещал Горбоносый. Сейчас его телу все равно где лежать: в пирамиде в Египте или под пирамидой здесь на Горе. Тоска все сильнее и сильнее сжимала его душу и сердце. Твердый уже окончательно решил остаться, когда Спутница, прижавшись к нему всем телом, тихо произнесла:
   - Лети. Так предназначено судьбой. Я люблю тебя, и мы будем вместе. Навсегда.
   Твердый понял все. Судьба неумолима. Ее нельзя обмануть. Ему предназначено сегодня улететь, несмотря на свои недобрые предчувствия. Он еще раз поцеловал Спутницу, пожал руку Брату и забрался в летательный аппарат. Черный диск стоял на другом берегу озера. На обзорном экране он стал быстро превращаться в точку возле озерной капли.
  

***

   Твердый опустил свой серебряный диск на левом берегу широкой полноводной реки, втекающей во внутреннее море, неподалеку от поселения, представлявшее из себя глинобитные хижины, огороженные высокой каменной стеной с большими деревянными воротами. В центре поселения располагался дворец, со стенами, покрытыми голубым изразцом. За поселением, вдоль берега реки тянулись поля, перерытые каналами оросительных систем. Кривобокие мазанки, притулившиеся друг к другу, кучками рассыпались возле полей и каналов. Крошечные темнокожие человеческие фигурки, согнувшись пополам, трудились на полях.
   Солнце клонилось к закату, скрываясь за несколькими большими пирамидами. Они отбрасывали длинные треугольные тени в сторону поселения, все больше подступая к застывшему неподалеку летательному аппарату. Приземление диска, судя по всему, не осталось незамеченным в поселении. Там, спустя некоторое время, гулко и тревожно забили барабаны. Потом ворота в каменной стене медленно открылись, и оттуда появилась представительная делегация. Впереди, выстроившись клином, топали по илистой земле, стараясь попасть в ногу, обнаженные по пояс воины с копьями и деревянными щитами в руках. Следом, в длинных оранжевых одеждах, очень похожие на смотрителей "шара любви", шли, пыля подолами, очевидно, местные жрецы. В середине процессии с десяток мускулистых мужчин несли разукрашенные резьбой и позолотой носилки, в которых сидела какая-то величественная фигура. Завершал шествие оркестр со свистящими трубами и барабанами. Он двигался далеко позади, чтобы, очевидно, не раздражать фигуру, сидящую в носилках.
   Процессия медленно приблизилась к летательному аппарату и остановилась в нескольких шагах от него. Твердый понял, что ему нужно выходить наружу. Что он незамедлительно и сделал, держа на всякий случай в руке излучатель, но смело откинув шлем за спину. Твердый остановился на пороге шлюзовой камеры, не спускаясь на землю. Воины, стоящие впереди, опустились на колени. Тоже сделали и оранжевые жрецы, но только на одно колено. Оркестр смолк, и так же, вместе с носильщиками, опустился на колени. Из носилок показалась нога в сандалии, затем вторая, и на обозримое пространство появился высокий худой человек в круглой, похожей на шлем, шапке и с неестественно белым лицом, на котором выделялись ярко накрашенные губы и угольно черные глаза в окантовке длинных ресниц и подведенных бровей. Одежды белолицего переливались золотой пряжей и сверкали в лучах заходящего солнца. Он, медленной важной походкой, опираясь на длинный посох с завитком на конце, вышел вперед и, не теряя достоинства, поклонился Твердому.
   - Приветствую тебя, сын Небес, - произнес он неприятным гнусаво-картавым голосом. - ты прилетел к нам, чтобы передать послание от твоего божественного друга, который научил нас многому?
   - Нет, - негромко сказал Твердый, - я привез вам его тело.
   На лице белолицего отразилось крайнее изумление.
   - Как, наш бессмертный Учитель и друг умер?
   - Он не бессмертный и он умер, - прямо сказал Твердый, глядя в глаза белолицему. И увидел в черных глазах искорку радости. А может, это лучик заходящего солнца отразился в зрачке? Из глаза белолицего вдруг выкатилась одинокая слеза и, оставляя темный след, поползла по щеке, размыв пудру. Твердый понял, почему у белолицего лицо было напудрено. ...Он очень хотел походить на настоящего белокожего, каким был Горбоносый. Он хотел быть похожим на сына небес.
   - Мой друг просил похоронить его в пирамиде. Можно будет исполнить его последнее желание? - спросил Твердый.
   - У нас свободных пирамид нет, - покачал головой белолицый, а потом, после раздумья, добавил:
   - Если только в моей...
   Этот ответ об отсутствии свободных пирамид, заставил Твердого внутренне усмехнуться, но лицо его оставалось серьезным.
   - Мы можем договориться? - спросил он.
   - Я строил эту пирамиду всю жизнь, - проговорил белолицый. - Строить другую очень тяжело, у нас не хватает людей и нет времени. Вдруг и я отправлюсь к богам вслед за нашим Учителем? Где тогда меня погребут? Впрочем, если, - после паузы добавил он... - если сын Небес... подарит мне один из своих летающих костюмов... я, пожалуй, откажусь от своего права погребения в пирамиде, и мы с почестями, по нашему обычаю, похороним вашего друга и нашего Учителя, как фараона.
   Твердый от такого предложения опешил. Этот белолицый фараон хотел слишком многого. Хотя, понять его было можно. Овладеть летающим скафандром небожителей - мечта, которую он, наверное, лелеял с самого детства, как только увидел прилетевшего на белых крыльях Горбоносого, принятого им за бессмертного бога. И вот он предлагает для осуществления своей мечты сделку, чтобы после стать еще могущественней и безраздельно править Египтом. Он же будет подобен сынам Небес не только белым лицом, но и белыми крыльями. Удача сама шла к нему в руки. А пирамида? А кто сказал, что ее нельзя освободить, когда сын Небес улетит на свои Небеса?
   - Ты не сможешь управлять этим костюмом, - сказал Твердый, оттягивая ответ.
   - Ты меня научишь? - просительно проговорил белолицый фараон.
   -Этому быстро не научишься. А я должен срочно улетать.
   - Меня Учитель обучил многому, - сказал фараон. - Я видел, как он нажимал на кнопки, чтобы взлететь. Но забыл, на какие. Ты мне напомни и улетай к себе на небеса, а я разберусь сам, - и улыбнулся накрашенными губами.
   Твердый не знал, как поступить. Отдавать один из скафандров белолицему фараону ему не хотелось. Он понимал, зачем тому потребовалось снаряжение "Сынов Небес". Он завидовал Горбоносому и, пытаясь подражать ему, наверняка, создал легенду о своем "божественном" происхождении. А ее нужно было подтверждать перед подданными. И тут такой шанс.
   Можно, конечно, отвергнуть предложение фараона, но тогда не исполнится предсмертное желание Горбоносого, и бессмысленным окажется этот перелет, который и так тяготил Твердого нехорошим предчувствием. И он решился.
   - Хорошо,- сказал он, - я подарю тебе один из костюмов, но твердо мне обещай, что ты с помощью его не сделаешь ничего дурного ни своим людям, ни другим народам. Иначе мы прилетим и ты будешь сурово наказан.
   - Я выполню все твои условия, мой господин, - поклонился белолицый. - Я использую этот костюм во благо моего народа, для укрепления его веры в высшего Бога, который властвует над всем Миром.
   - Откуда ты это знаешь? - спросил Твердый, уже предвидя ответ.
   - Об это нам писал на папирусе наш Учитель, да примет его душу великий Бог!
   - Поднимайся ко мне, - сказал Твердый, и выдвинул на землю лесенку.
   Фараон подошел к ней и боязливо поставил ногу на нижнюю ступеньку. Постоял на ней несколько мгновений, видно, решаясь, затем медленно поднялся в шлюзовую камеру, а из нее в салон диска. Твердый видел, как удивленно и восхищенно расширились зрачки белолицего. Увеличивая темные размывы, из под шапки потекли струйки пота.
   - Можно я посмотрю на тело моего Учителя? - попросил фараон, подобострастно взглянув на Твердого.
   Тот молча кивнул головой и проводил белолицего до холодильной камеры, открыл ее и пропустил вперед. Фараон опасливо сделал шаг внутрь, тут же съежился от холода, с ужасом взглянув на слой снега на стенах камеры. Его зубы стали выбивать мелкую дробь, а пальцы задрожали.
   Горбоносый лежал на полке, прикрытый с головой пластиковой пленкой. Твердый откинул пленку. Черты лица Горбоносого еще более заострились. Нос стал похожим на птичий клюв, глаза провалились, кожа сморщилась и почернела. Рот так и остался открытым. Причесанная перед отлетом седая борода, вздыбилась и покрылась инеем.
   - Он прекрасен, - стуча зубами от холода и ужаса, пробормотал ложь фараон и выскочил из камеры.
   Он долго не мог прийти в себя, растирая окоченевшее тело. За это время Твердый принес ему скафандр и вкратце рассказал, как им пользоваться. Фараон кивал головой, но Твердый был неуверен, понял ли он что-нибудь из его объяснений. Потом белолицый кое-как влез в скафандр и неуклюжей походкой отправился к выходу. Твердый шел позади. На душе у него было тяжело.
   Увидев своего фараона, облаченного в одежду Сынов Небес, свита снова упала на колени. Фараон горделиво приподнял посох и гнусаво заговорил, картавя слова.
   - Я - Сын Небес, посланник Единого Великого Бога Ра на Земле, сейчас совершу полет к Небесам на чудесных божественных крыльях, чтобы еще более укрепить в Египте власть богов и мою власть на благо моего народа, на благо моего государства!
   Барабаны гулко забухали, флейты засвиристели, надрывно и скрипуче. Полуголые воины, стоя на коленях, загромыхали копьями по щитам. Жрецы радостно заголосили, простерев руки к небу. За спиной фараона расправились и затрепетали на вечернем ветерке белые крылья, что вызвало бурю восторга в стане его свиты.
   Твердый, краем глаза взглянув на поселение, заметил возле ворот и стен толпу, пристально наблюдавшую за происходящим. Фараон взлетел, но очень быстро и неуклюже. Крылья, под напором подъемной тяги, сложились, заставив тело фараона крутиться спиралью. Скафандром он управлять не умел, и взвился вверх, как ракета, через несколько мгновений превратившись в черную точку на фоне заходящего солнца. Затем точка замерла в багровом закатном небе и стала почти также быстро падать вниз. Послышался нарастающий крик ужаса, и фигура фараона со сложенными крыльями врезалась в одну из пирамид, и словно тряпичная кукла с несуразно вывернутыми руками и ногами закувыркалась вниз, свалившись к подножию.
   Вокруг повисла гробовая тишина. На лицах людей застыло изумление. Потом кто-то из жрецов горько взвыл. Вой подхватили другие. Волна горестных криков прокатилась по свите фараона и как эхо запричитала в толпе возле ворот и стен поселения. Наверное, фараона здесь любили.
   Твердый понял, что ему пора улетать. Трагическая гибель белолицего фараона перечеркивала смысл его дальнейшего пребывания на земле Египта. Горбоносому не суждено лежать в пирамиде. Теперь это место принадлежит законному покойнику, а тело Горбоносого вернется на Гору. Подобный поворот событий Твердый подсознательно предвидел. Полет фараона ни к чему хорошему привести не мог. Его желание уподобиться Сынам Небес привело его только к смерти. Но вдруг кому-то из его подданных придет в голову, что в смерти фараона виноват Твердый. И как подтверждение его мысли совсем близко в землю воткнулось копье, затем другое пролетело у плеча.
   Голые воины, сомкнув деревянные щиты, стали приближаться к Твердому, размахивая своим оружием для новых бросков. Твердый выхватил излучатель. Он мог бы, конечно, в течение считанных мгновений уничтожить нападавших, но делать этого не стал. Клубок огненных шариков прокатился по земле перед ногами воинов, обдав их голые лодыжки и икры жгучими каплями, отчего вояки, завизжав от боли, побросали свои щиты и копья и разбежались кто куда. Их примеру последовали жрецы и музыканты. Твердый спрятал излучатель и медленно поднялся в шлюзовую камеру. Летательный аппарат взвился над поселением, над полями, над рекой, над пирамидами и скрылся в небесах.

***

   Чем ближе он подлетал к Острову, тем на душе у него становилось все тяжелее и тяжелее. Словно на Острове находился какой-то резонатор, излучающий импульсы боли и горя, которые очень быстро усиливались, предвосхищая сбывшееся предчувствие беды. Над горой поднималась тонкая струйка дыма, будто внутри начал просыпаться вулкан. Твердый прибавил скорость, и через несколько мгновений аппарат завис над озером. Твердый не увидел в центре него радужного Храма. Он исчез, словно его там и не было. Исчез и черный диск, лежавший на берегу озера. Несколько палаток по другую сторону сгорели дотла, остальные тлели, выпуская в небо черный коптящий дым.
   У Твердого похолодело внутри. От его со Спутницей палатки остался на земле только черный выжженный треугольник. Дрожащей рукой Твердый опустил аппарат рядом со своим пепелищем. Он не мог дождаться, пока откроется наружная дверь, прыгнул на береговой песок, и у него подкосились ноги. Неподалеку, лицом вниз неподвижно лежала женщина. Твердый на полусогнутых коленях подошел к ней, холодея от ужаса. На женщине был надет розовый комбинезон. Такой же имела Спутница. Песок вокруг горла женщины пропитался багровой запекшейся кровью. Твердый упал перед телом на колени. Пальцы у него не слушались, переворачивая тело на спину. Серые, засыпанные песком глаза, незряче уставились ему в лицо. У Сероглазой было перерезано горло. Он несколько мгновений стоял неподвижно на коленях с ощущением, навалившегося на него кошмарного бреда. Затем с трудом поднялся в полный рост, и шатаясь, как пьяный, побрел вдоль береговой полосы, постоянно натыкаясь на трупы. Им всем перерезали горло, скорее всего во сне, а затем почему-то выбрасывали из палаток, а те поджигали. Нашел он тела и оставшихся Учеников. Они тоже были зарезаны во сне. Но кем? Этот вопрос не давал ему покоя пока он не подошел к палатке Брата. Она одна оказалась нетронутой убийцей-поджигателем. Твердый трясущимися ладонями отдернул полог и зашел внутрь. Перед ним предстала страшная картина. На ложе неподвижно застыли два тела. Брата он узнал сразу. В его горле торчал острый нож-стилет, но могучие руки в последнем порыве были сомкнуты на горле своего убийцы, одетом в черный скафандр. Юношеское лицо с выпученными глазами, посиневшее от удушья. Это был их общий внук - самозваный Правитель Острова.
   У Твердого потемнело в глазах, и он чуть не упал, удержавшись за стоящий рядом стол. На ощупь сел на стул и сидел так довольно долго, ничего не видя перед собой. В голове стояла гулкая пустота, куда провалились все мысли и чувства. Тело оцепенело, руки мертвой хваткой вцепились в подлокотники стула. Мир исчез. Потом он стал постепенно возвращаться. И изменился до неузнаваемости. Не внешне, а внутренне. Твердый вдруг осознал, что остался один. Совершенно один. Спутница, наверняка, тоже была убита, хотя он и не видел ее тела. Что дальше делать он не знал. Самые близкие ему люди погибли в одночасье от рук молодого маньяка. Тоска многоногой пиявкой присосалась к душе Твердого, не давая ему глубоко дышать. С таким полупридыханием в груди он сомнамбулически выбрался из страшной палатки и побрел вдоль берега озера назад в сторону своего летательного диска. Он шел, держа полуопущенную голову неподвижно, и только взгляд блуждал по земле в поисках той, которую хотелось найти живой, а не мертвой. Но Твердый подспудно осознавал, что таких шансов у него нет, но надежда крошечной искоркой теплилась в груди еще до конца, не высосанная той тоскливой пиявкой безысходности. Тела Спутницы нигде не было видно. Твердый уже осознанно принялся проверять все кусты по берегу, но и там оказалось пусто. Может Спутница и в самом деле жива и спряталась в каком-нибудь укромном месте? Искорка надежды все более разгоралась, обжигая пиявочные присоски.
   В тщетных поисках Твердый приблизился в летающему диску и вдруг заметил чью-то фигуру, возящуюся возле наружной двери с явной целью проникнуть внутрь аппарата. Что это была не Спутница, Твердый понял сразу, разглядев взлохмаченную бороденку, и внутренне удовлетворенно вспомнив об автоматическом кодовом запоре на двери. Рука сама потянулась к излучателю, и ствол его нацелился прямо между испуганно вспыхнувших глазенок Соседа, отпрянувшего от двери.
   - Стоять! - внятно и зло произнес Твердый.
   Сосед, как вкопанный замер на месте, со страхом поглядывая на отверстие в стволе излучателя.
   Твердого он пока не узнал, а может, делал вид, что не узнает. У Твердого возникло желание тут же его убить.
   - Это не я! - взвизгнул Сосед, увидев, что палец стал давить на дужку спуска, - Это не я! Тот прилетел, когда мы были на прогулке, а ваши ложились спать. Здесь ведь дни и ночи мелькают, - Сосед говорил задыхающейся скороговоркой, чтобы предотвратить возможный выстрел.
   Выстрел не прозвучал. Это ободрило Соседа. Он стал говорить медленней:
   - Тот убил охранявших нас, и они с Главным и двумя другими стали ходить по палаткам и всех убивать...
   - Где моя жена? - закричал Твердый. Рука с излучателем задрожала.
   - У нее в палатке была подружка. Тот, молодой, ее зарезал, а Главный узнал Хранительницу, хотя она сильно постарела. Вы все здесь постарели, - добавил Сосед, - очень быстро, за считанные дни...
   - Дальше! - прервал его Твердый.
   - Он узнал Хранительницу и они связали ее, потащили в аппарат и... улетели.
   - Назад, на нашу Планету? - у Твердого дрогнуло сердце и голос.
   - Нет, - проговорил Сосед, - Главный знает, что она вот-вот взорвется. Они улетели на соседнюю Красную планету. Та во время взрыва будет по другую сторону Светила, а эта, Голубая, как раз напротив нашей.
   - Почему же ты остался? - задал Твердый естественный вопрос. Но он привел Соседа в смущение. Тот отвел взгляд.
   - Я был против этой резни, - пробормотал он, - и так прямо и сказал Главному. А он меня за это оставил здесь одного среди убитых.
   Твердый понял, что Сосед врет. Совсем по другому поводу он здесь остался. Он здесь остался затем, чтобы выкрасть второй диск. Ну, а с ним поступить, как и с остальными. Только вот почему-то промедлил, когда Твердый выходил из аппарата? Ах, да - автоматический код. Его знает только Твердый. И он должен сам открыть дверь. Ну, вот тогда...
   Такой перспективы Твердый Соседу предоставлять не собирался.
   - Отдавай оружие! - суровым тоном сказал он.
   Сосед покорно вытащил из-за пазухи комбинезона излучатель и бросил его под ноги Твердому. Тот, наклонившись подобрал излучатель, не сводя глаз с соседа.
   Нужно было хоронить убитых. Твердый решил, что Сосед ему поможет. Вдвоем эту жуткую работу они выполнят быстрее. Надо только достать со склада внутри диска копательный агрегат.
   - Встань так, чтобы я тебя видел, - приказал Твердый Соседу и, когда тот оказался в его поле зрения, стал набирать на двери цифровой шифр. И отвернулся от Соседа всего на мгновенье... Жгучая боль пронзила его левое плечо. В руке Сосед держал маленький излучатель, до того спрятанный у него в широком рукаве. Сейчас прозвучит второй выстрел. Смертельный. Твердый опередил его на миг. Излучатель выплеснул очередь огненных шариков в грудь Соседу. Тот, выпучил глаза, уронил свое оружие и бездыханно рухнул на землю. Дверь сдвинулась в сторону...
  

X

  
   Красная планета стремительно приближалась. Из тускло багровой звездочки она скоро превратилась в алый шарик, все увеличивающийся в своих размерах на фоне неподвижного звездного неба. Рядом с шариком, по его сторонам были заметны две маленькие яркие звездочки, постепенно изчезающие из поля зрения за краями своего хозяина. И вот красновато-бурый безжизненный пейзаж заполонил весь обзорный экран, сквозь еле ощутимую и неприметную, разряженную атмосферу. Красная планета разительно отличалась от обоих своих соседей. Здесь совсем не было воды, во всяком случае внешне. Только на полюсах выделялись небольшие ледяные шапки. А так, вокруг голая, унылая, холодная пустыня. Где здесь можно отыскать крошечную точку летательного диска?
   Твердый, не отрываясь, вглядывался в однообразную картину на экране. Он летел на небольшой высоте, включив радары слежения, но они пока не отмечали ничего необычного. Сколько он так будет летать вдоль и поперек планеты? Но будет, будет, пока не найдет в красной пустыне черный овал. Атомного горючего хватит даже на долгие годы поисков. Реактор вырабатывает его постоянно, без перебоев. Твердый запасся терпением, понимая, что быстро диск Лысого он не отыщет. Ну, а если, в конце концов, отыщет, что он предпримет? Внутрь ему не проникнуть. Да и Лысый "засечет" появление своего врага. И постарается улизнуть. Твердый все это прекрасно понимал, но не хотел об этом задумываться. Ему нужно сейчас во что бы то ни стало найти черный диск, а там будет видно. Он точно знал только одно: он должен быть, как можно ближе к Спутнице. И хоть не видеть ее, но ощущать ее живое присутствие неподалеку, не оставляя надежду на счастливый случай.
   Спутница - последний близкий и родной человек, оставшийся у него на этом Свете. Сестра, Мать, Брат, Горбоносый и другие Ученики и их жены перешли в иное существование. Тела их покоятся на вершине Горы Острова на Голубой Планете. А души? Один Создатель знает, где сейчас их души...
   Полет над бесконечной пустыней продолжался уже достаточно долго, но глаз не мог сосредоточиться на какой-нибудь значительной детали. Только иногда на экране появлялись небольшие россыпи разнокалиберных камней. Но чем дольше диск летел на север, тем больше изменений видел Твердый. Пустыня очень быстро переходила в холмистую местность и даже кое-где стали появляться скалистые горные гряды, склоны которых изобиловали осыпями. И потому, Твердый постепенно приподнимал свой аппарат все выше и выше, по мере роста гор. Некоторые из них были несомненными вулканами: на склонах лежали застывшие волны лавы. Виднелись также круглые кратеры, очень схожие с тем, что заметил Твердый на спутнице своей Планеты, в самом начале их космического путешествия. Тут же, среди этих нагромождений вообще нет никаких шансов отыскать крошечное черное блюдце на гигантском пиршеском столе природного хаоса этой части Красной планеты.
   И вдруг, на фоне хаотичных скал, гор, уступов и вулканов, на экране возникли одно за другими три сооружения абсолютно правильной, геометрической формы. Эти сооружения были вершинами трех громадных пирамид. Это Твердый понял сразу. Он ошибиться не мог. Аппарат вылетел в широкую долину, набирая высоту. И с этой высоты открылась удивительная картина.
   Это был город. Город пирамид. Кроме тех трех титанических, на плато рядом с ними расположились еще восемь пирамид меньшего размера, очень сходных с теми, что возводились на родной планете Твердого до эпохи всеобщей любви и счастья. Все они представляли с высоты сложноуловимую композицию. Центральная пирамида возвышалась над всеми остальными острой вершиной и серебристо-серыми, тускло поблескивающими в свете неяркого солнца, гранями. Справа от нее, под небольшим углом, развернутым на север, находилась меньших размеров двухступенчатая пирамида, с образованным в верхней части уступом. Серо-зеленый тон ее граней контрастно выделялся на красно-бурой поверхности плато.
   Слева от центральной стояла пирамида многоступенчатая. Ее четыре уступа и плоская вершина отличались золотисто-желтым цветом. Вблизи от центральной пирамиды располагалась пирамида меньших размеров, окрашенная в сине-голубой цвет. А рядом с ней и ступенчатой - радужным ожерельем рассыпались маленькие пирамиды, самая крошечная из которых равнялась по размерам с теми, что видел Твердый в Египте. И эта несоизмеримость величин была поразительной.
   Твердый несколько раз облетел на своем аппарате гигантские сооружения, удивляясь их объемам и пытаясь догадаться об их предназначении. То, что их создали разумные существа, не вызывало ни капли сомнений. Но вот с какой целью? Среди гор, безжизненной, судя по всему, планеты? И кто были эти неведомые строители? Можно ли об этом когда-нибудь узнать? А сейчас нужно лететь дальше на поиски Спутницы.
   Но пролетел он совсем немного. Внезапно на экране возник и стал увеличиваться очень знакомый женский профиль в каменной окантовке медно-красных волос. Словно, какой-то титанический скульптор из целой скалы вырубил прекрасный лик, смотрящий в темное звездное небо. В широко раскрытых глазах отражалась печаль и скрытая боль. На левой щеке в солнечных лучах горела и переливалась прозрачная янтарная слеза. Рот был приоткрыт в неслышном горестном крике. Когда аппарат завис над каменном ликом, Твердый узнал это лицо. Лицо Спутницы.
   Сходство было поразительным. Конечно, в общих чертах. Без тонкостей. Но узнавание сразу настигло Твердого и он не мог некоторое время прийти в себя от странного ощущения нереальности увиденного. Словно, весь этот полет от Голубой до Красной планеты, проходил во сне. И этот "Город пирамид", это колоссальное по величине лицо Спутницы - все плод неуправляемого сновидения, где возможны любые, даже самые невероятные фантазии подсознательного воображения. А по-другому и не объяснишь с разумных позиций, то, что Твердый видел на экране. И все же это был не сон. Тут же утешаться не приходилось. И как не пытайся, силой воли не проснешься в своей палатке на вершине Горы рядом с тихо дышащей во сне любимой, не обнимешь ее теплое податливое тело, готовое даже сквозь сон уступить твоему желанию. Сколько раз он так будил Спутницу... И все это, казавшееся бесконечным счастье, исчезло словно сон. И сон перепутался с явью, более похожей на галлюцинацию. Гипертрофированный призрак лица Спутницы, ее фантастическая маска в центре горного плато на пустынной планете, вдали от родной погибающей и второй - цветущей, мог быть только миражем или неведомым Твердому умыслом неизвестных строителей гигантских пирамид. А то, что скульптура и пирамиды каким-то образом связаны в единое целое, стало ясно почти сразу. И пусть "голова" находилась чуть в стороне от пирамид, их единство ощущалось с высоты, как композиция, как некий геодезический план, который подтвердив догадку Твердого, выдал бортовой компьютер на малом боковом экране.
   Ось "головы" и самой большой центральной пирамиды оказались параллельны и ориентированы на север. Оси остальных трех больших пирамид повернуты под одним и тем же углом к меридиану и параллельны друг к другу.
   Посередине поля компьютер обнаружил более темное, чем грунт кольцо, равное по радиусу диагонали основания центральной пирамиды. И когда из центра этого темного кольца на малом экране была проведена окружность, то она широкой дугой охватила всю композицию.
   И сердце Твердого замерло, и затем забилось чаще, когда его взгляд уловил рядом с каменным ликом черную капельку диска летательного аппарата. Ох, не даром он здесь опустился. Серебристый диск тоже устремился вниз и приземлился рядом с черным. Некоторое время Твердый неподвижно сидел в кресле, стараясь унять учащенный сердечный ритм. Затем решительно поднялся и стал собираться на выход.
   Он спрыгнул на грунт, держа наготове излучатель. Но, замерший неподалеку черный аппарат, не подавал никаких признаков жизни. Он мертвым глянцевым жуком замер на фоне уходящих в необозримую вышину пористых стен лица статуи. Снизу впечатление было, естественно, совсем иным. Оба аппарата находились рядом с подбородком, который на вытянутой дуге уходил вверх, нависая темной закрывающей небо, глыбой чудовищных размеров. И глыба эта была сделана не из камня, а явно из какого-то очень твердого искусственного материала, похожего на застывшую пену.
   Человек в белом скафандре осторожно обошел черный диск и медленно по красному песчаному грунту двинулся к статуе, увидев ведущие туда следы. Две пары следов. У Твердого перехватило дыхание, когда он рассмотрел второй, небольшой, явно, женский след, затоптанный кое-где большим, мужским. Это, конечно, шли Спутница и Лысый. Да, но в черном диске остались еще два смотрителя. И они на экране наверняка видят идущего Твердого. Почему тогда не открывают огонь из орудия, дыра ствола которого виднелась, как раз напротив его головы? А, может они его приняли за Соседа ? Ведь это он должен был сюда прилететь.
   Черный диск оставался безжизненным. Твердый беспрепятственно шел по следам, которые исчезли возле самой пористой стены. На ней, при пристальном взгляде, была заметна очень тоненькая полосочка щели, вне самого сомнения, обозначающей вход внутрь громадной скульптуры. Твердый остановился возле входа. И Душу его стала заполнять тоска. Тоска и ощущение чего-то непоправимого и ужасного, что случилось за этой стеной. Только что случилось. Тоска разрывала душу на мелкие осколки. И те уже не могли собраться вместе, а дробились и дробились, превращаясь в пыль. И это невидимое пыльное душное облако забило горло, не давая ему свободно дышать. Твердый задыхался от тоски, и все его существо хотело прорваться внутрь и успеть, может быть еще успеть предотвратить непоправимое.
   И он, в каком-то отчаянном порыве стал колотить кулаками в то место, где в стене предполагался вход. Стена медленно сдвинулась в сторону. Твердый без колебаний сделал несколько шагов внутрь. И уперся в какую-то струящуюся преграду, похожую на сухой водяной поток, непрерывно льющийся откуда-то сверху. Вытянутая рука с излучателем проткнула стволом этот поток и после небольшого усилия исчезла в нем по локоть. Твердый решительно последовал за своей рукой, всем телом разорвав эту тонкую материю и замер, пораженный увиденным.
   Он оказался в лесу, просвеченным неведомо откуда льющимся солнечным светом. Деревья стояли негусто, слабо шевеля яркой зеленой листвой. В их пушистых верхушках прятались невидимые птицы, щебечущие на разные голоса вечную песню жизни. Еще выше, сквозь листву, виднелся голубой полог небосвода. У подножья деревьев, в густой траве и цветущих кустах порхали красивые насекомые. Весь этот пейзаж напоминал природу Голубой планеты, но какую-то измененную, немного непохожую на ту, что видел Твердый, живя там.
   Возле ног он заметил лесную тропинку, петляющую между деревьев, и не раздумывая, пошел по ней, держа наготове излучатель. Лес был похож больше на запущенный парк, за которым давно никто не ухаживал. Вдоль тропинки в желобке из аккуратно выложенных камешков, тек явно искусственный ручеек с кристалльно чистой водой, в котором лениво шевелили красными хвостами и плавниками небольшие рыбешки. Ярко освещенные полянки были расцвечены бисером всевозможных цветов. Над ними вились крылатые насекомые.
   Пора было снимать шлем скафандра. Воздух оказался свежим и прохладным, хотя вокруг разливалось приятное, словно бы солнечное тепло. Но, несмотря на всю эту невероятную, чудесную, успокаивающую идиллию, на душе ту Твердого было неспокойно. Даже более того. Тоска, охватившая его на входе, с каждым шагом по лесной тропинке усиливалась, словно кто-то внутри него поворачивал на одно деление какой-то регистр, от движения которого возвышался тон боли и безысходности. Чтобы как-то приглушить это состояние, Твердый прибавил шаг. Боль и тоска не отступали.
   Тропинка и ручеек вывели его к небольшому округлому пруду, обросшему по краям кустарником и высокой, вровень с ростом, травой. В воде плавали и ныряли в глубину длинношеии птицы. Неподалеку от песчаного берега стояло небольшое строение с треугольной крышей, покрытой каким-то серым волнистым материалом. Квадратные окна, покрашенные в бледно-зеленый цвет, отражали от темных стекол рассеянный наружный свет. Невысокий деревянный частокол окружал белый домик с крылечком, увитым вьющимися растениями. За домиком благоухал снежной кипелью фруктовый сад, внутри которого пряталась тоже увитая беседка. В саду вдоль дорожки, ведущей к беседке, росли яркие цветы. Домик манил уютом и покоем. Так и хотелось сбросить с себя скафандр и остальную одежду, искупаться в пруду, потом посидеть в беседке, а затем войти в дом и пожить в нем несколько дней. За домом возвышался храм.
  
   ***
  
   Храм был почти таким же, как тот, радужно-водяной, в центре озера, на Голубой планете, только сделанный из твердого материала и покрашенный в бело-голубой цвет. Да еще золотом сверкала маковка купола со странным восьмиконечным крестом на макушке. Двери храма оказались раскрытыми настежь. К ним вела дорожка, усыпанная желтым песком и обсаженная цветущими кустами. И Твердого потянуло туда. Неудержимо потянуло внутрь этого храма. И в то же время новый приступ душевной тоски захлестнул все его существо. Он знал, что внутри храма ему откроется, что-то страшное. И он догадался, Что, хотя и гнал эту мысль из своего сознания.
   Твёрдый на ослабевших ногах вошел через двери в сумеречную прохладу помещения, освещенного только мерцающими огоньками, дрожащими на концах плавящихся восковых палочек. Такую он видел однажды в руках Наставника, но не спросил, как она называется. По стенам, в колеблющемся свете, стали заметны картины в позолоченных рамках с изображениями каких-то людей - мужчин и женщин. Над их головами сияли ореолы, словно блестящие обручи или окантовки шлемов скафандров. Это сравнение пришло вдруг в голову Твердому совершенно не кстати.
   В глубине храма располагалась целая картинная галерея. Люди с обручами над головами были изображены поодиночке, попарно и целыми группами, в золотых витиеватых рамах. И над всеми, освещенные гирляндами огней, выделялись два лица. Сначала по левую сторону Твердый узнал свою Сестру, очень похоже изображенную с накидкой на голове и с тихой печальной улыбкой на губах. А справа сиял лик Наставника. Обознаться было невозможно. Наставник в упор смотрел на Твердого пронзительным взглядом тёмных глаз. И от этого взгляда тому стало немного поспокойнее. Он посмотрел на центр Храма, куда боялся взглянуть до сих пор. Посмотрел, и сердце его упало глубоко, глубоко в бездонную пропасть отчаяния.
   На возвышении, увитом цветами, стояло ложе. На нем лежала женщина в золотисто-розовом платье. Твердый сразу узнал ее. Огненно-медные волосы были стянуты до затылка золотистым обручем с алым камнем, тускло мерцающим в неярком свете множества огней. Глаза ее открыто и неподвижно смотрели в разрисованный свод купола Храма. Застывшее лицо походило на маску с чуть приоткрытым ртом. На левой щеке замерла, словно замерзла слезинка. Сейчас это неживое лицо очень походило на своего громадного двойника, внутри которого и находился этот странный Мир, созданный кем-то, с непонятной пока целью.
   Но Твердому теперь было не до размышлений. Он упал на колени возле тела Спутницы. Из груди его вырвался короткий, но не человеческий то ли стон, то ли рык, перешедший в тихий плач. Твердый плакал, как ребенок, как маленький мальчик, забыв, что он взрослый и даже пожилой мужчина. Он не мог, да и не хотел сдерживать свои слезы. Он потерял последнюю надежду. Он потерял всех. Он остался Один...
   Он еще долго стоял на коленях перед телом Спутницы, не глядя на нее. Слезы у него кончились. И только в душе осталась сосущая пиявочная тоска. Но, когда он поднялся, наконец, с коленей и поднял затуманенный взор, его взгляд встретился с глазами портрета Наставника. Глаза изменили цвет: стали пронзительно золотыми, словно две яркие звезды, два пылающих солнца. Лучи их ослепили Твердого, но это ослепление было больше похоже на озарение. Какой-то сверкающий искрящийся коридор соединил оба взгляда в один общий бурлящий водопад, световой поток. И в этом потоке утонули и боль, и отчаяние, и тоска. Остался только один нескончаемый Свет. И этот Свет озарил душу Твердого.
   Он с просветленной душой вышел из Храма и увидел, что вокруг все неуловимо изменилось. "Солнечный" свет стал менее ярок. Листва на деревьях и кустах кое-где покрылась желтизной. Откуда-то в лицо дыхнул прохладой ветерок. Вода в пруду покрылась мелкой ознобистой рябью. Белые длинношеии птицы куда-то исчезли. Деревья в саду за домиком уже не благоухали яркими соцветьями. Они были усыпаны круглыми сочными плодами.
   Еще не придя в себя от потрясения, Твердый полубессознательно открыл калитку, ведущую в сад и, пройдя по дорожке, очутился в беседке, увитой со всех сторон, кроме входа, вьющимися растениями. В беседке было полутемно и вначале Твердый не разглядел сидящего в ней человека. Тот расположился в дальнем, самом темном углу и переливчатая тень от листьев вьюна ложилась ему на лицо.
   - Проходи, садись, - сказал человек знакомым голосом.
   Твердый сел на краешек деревянной скамейки и пристально взглянул на сидящего напротив. И узнал его, конечно же, не по лицу, а по манере поведения. Непринужденная поза. Развязный, ироничный тон.
   - Ну, как тебе здесь нравится? - спросил безликий, кладя ногу на ногу и скрещивая на колене пальцы рук.
   Твердый не ответил, медленно и глубоко вдыхая и выдыхая воздух, чтобы войти в нормальное состояние. Отблеск Света все еще сверкал у него в глазах, но постепенно отступал в глубину головы и там, словно концентрировался в яркий шарик. Шарик горел солнечным огнем.
   - Я понимаю твое потрясение, - продолжил безликий, - увидеть мертвой ту, которую столько лет преданно любил... Я тебе сочувствую. Но, пока, ничем не могу помочь... Пока... - подчеркнул он после небольшой паузы. Это слово слегка насторожило Твердого. Но он снова ничего не сказал. Не хотел он ничего говорить безликому. А тот будто и сам не желал никаких ответов. Его, видно, увлекал монолог.
   - Ну, вот, ты совершенно один, на чужой планете, внутри цветущего склепа, сделанного, между прочим, твоим Наставником, с целью предотвратить наше проникновение на Голубую планету. Я могу тебе рассказать, что им было задумано. Хочешь? Конечно, хочешь. Так вот, логично предполагая, что его запоздалая миссия на вашу Планету окончится провалом, ваш Наставник решил подстраховаться и, применив свои возможности, создал на этой Красной планете комплекс защиты от нашей силы в виде пирамид, каждая из которых символизирует основные и малые религии, что возникнут на Голубой планете в далеком будущем. Он хотел использовать действие особых (торксионных) полей, чтобы создать при помощи мощного излучения от пирамид защиту от нашей силы. Но, чтобы это излучение сработало эффективно, нужна была мысленная воля женщины, чьей кровью, как первоосновой, ваш Наставник сотворил и одухотворил разум на Голубой планете. Без этой воли поле не сработает, но после взрыва Холодной планеты, как детонатор может взорваться и Голубая. А нам этого, пока, не нужно. Мы должны закрепиться в вашей Системе... По замыслу вашего Наставника, ты должен был доставить свою жену на эту Красную планету под громадную скульптуру, похожую на нее. Сходство тоже необходимо. Этот Храм ведь создан, как транслятор, приводящий в действие мощное излучение пирамид. Но тут вмешались мы. И наш план осуществил Лысый Смотритель. Он давно влюблен в твою жену, и мы послали его на Голубую планету сразу после отлета вашего Наставника. А я успел там побывать до этого и помог твоему сыну-правителю зачать нам помощника, который в нужный момент и вмешался в ситуацию, погиб сам, но помог Лысому украсть твою жену. Он жалеет, что тебя рядом не было, - невидимо усмехнулся безликий.
   - Возможно, возможно, - снова усмехнулся безликий, - Но тем не менее, Лысый и Спутница оказались здесь, и Лысый, по нашей просьбе, сделал ей укол. Мы ему сказали, что она только уснет. Да, она спит. Но сном вечным.
   - Что это значит? - Твердый вскочил со скамейки, - Она мертва или жива?
   - Ни то и ни другое, - ответил многозначительно безликий. - Тело ее мертво и неподвижно. Но крошечная частичка разума теплится в мозгу. Этой частичкой мы нейтрализуем пагубные действия торксионного поля на Голубую планету после взрыва Холодной. И оно не воспрепятствует нашему проникновению. Мы слегка изменили планы вашего Наставника в нашу пользу. Он опять проиграл...
   - Рано радуетесь, - негромко произнес Твердый.
   - А я и не радуюсь, - как-то по-другому сказал безликий, - я просто исполняю свою роль в Большой Игре.
   - В какой это игре? - не понял Твердый.
   - В Игре добра и зла, что разыгрывает Создатель во Вселенной.
   - А разве это игра? - возмутился Твердый. - Это битва!
   - Для нас - исполнителей, может быть и битва, а для Него - игра.
   - Но вы подняли бунт против Него!
   - Он позволил это сделать. Для создания баланса. Это же элементарно: все здесь состоит из двух начал - положительного и отрицательного, плюса и минуса, света и тьмы. Без одного не может быть другого. Естественно, между ними идет борьба, но они, в тоже время - единое целое. Сколько не отрезай один из концов магнита, у него всегда останутся... Два полюса. И, чтобы ощутить добро, нужно испытать зло, иначе не почувствуешь разницу. В этом и заключается Большая Игра. А Создатель - Великий Игрок. Он играет одновременно за обе команды. Он подсказывает им ходы. Он двигает фигуры, куда ему захочется. Он играет нами в свое удовольствие.
   - Не верю, - тихо проговорил Твердый, опустив голову.
   - Ну, это твое дело - верить или верить, - снова усмехнулся безликий, - да только твоя команда тебе не помогла: ты потерял всех своих родных и друзей и любимую, кстати тоже. А мы можем помочь ее вернуть. Живой и невредимой. Хочешь?
   Твердый медленно поднял взгляд на безликого.
   - На каких условиях? - спросил он, явно предполагая ответ.
   - Переходи в нашу команду. Она не предает своих игроков и помогает им по первому зову.
   - А что будет после финального свистка? - Твердый в упор взглянул на безликого.
   Тот развел скрещенные на коленях руки в стороны:
   - Этого никто не знает. Может, Главный Судья объявит ничью и всех помирит?
   - Тогда зачем все эти жертвы, беды, страдания? - повысил голос Твердый, - Зачем рвутся населенные планеты, горячие светила превращаются в пыль, исчезают Галактики, а вместе с ними гибнут миллиарды разумных существ. Зачем?
   - Если бы я знал? - тихо ответил безликий.
   - Но Он ведь знает?!
   - Но нам не скажет никогда. Это и есть Его Игра. Мы в ней - пешки.
   - А Наставник? - вызывающе спросил Твердый.
   - Ваш Наставник - фигура. Он, как бы, частица Создателя. Его человеческое воплощение. Его каприз для усиления вашей команды. Наставник - жертва, которая должна развить ваш успех. Ведь мы постоянно наступаем, а вы все время обороняетесь. Вот нам и подкинули на съедение сильную фигуру. Чтобы мы ею подавились. Но мы не стали ее есть. Пока. Он и проиграл свою комбинацию и был отозван для консультации, так сказать.
   - Но он вернется, чтобы спасти Голубую планету, - убежденно сказал Твердый.
   - Ну, пока он вернется, мы прочно там обоснуемся, и ему придется, ой, как нелегко, - хихикнул безликий. Потом серьезно проговорил:
   - Пора делать выбор. Времени остается все меньше и меньше. После взрыва Планеты ты уже не спасешь свою жену. Частичка ее сознания исчезнет навсегда. Решайся. Поклянись сейчас в верности нашему Хозяину и через шесть дней вы вместе продолжите свою жизнь в этом домике, среди цветов, деревьев, птиц и насекомых. Мы даже можем вернуть вам молодость.
   - А души? - спросил Твердый.
   - Нужно же чем-то жертвовать. По окончанию Игры обе стороны посчитают свой баланс. И тут мы уверены в победе.
   - Не хочу вносить свою лепту, - произнес Твердый.
   - Это окончательно? - безликий презрительно сложил руки на груди.
   - Да, - твердо ответил ему, сидящий напротив человек с окладистой седой бородой.
   - Тем хуже для тебя, - проговорил безликий и мгновенно исчез, оставив внутри беседки неприятный ядовитый запах.
   Твердый еще некоторое время сидел на своем месте, убеждаясь в правоте принятого решения. Убеждаясь с трудом. Затем встал и вышел в сад. Сад осыпался листопадом. Такое Твердый видел впервые. На его Холодной планете царила вечная зима, на Голубой - вечное лето. А что же тогда происходит здесь? И как будто все изменилось. Почему?
   По усыпанной желтой листвой дорожке он снова отправился к Храму. Двери Храма были наглухо закрыты. Пройти туда не представлялось возможным. Да Твердый и не хотел туда идти второй раз. Он опустился на каменный порог, прислонившись к деревянным дверям и стал смотреть в тусклую мглу наверху, имитирующую небо. Солнечные жаркие лучи исчезли. Вокруг стояла пасмурная дымка. С ближайших деревьев сыпалась листва. Откуда-то повеяло холодом... И почти тут же с двух сторон к вискам прижались холодные трубки излучателей. Краем глаза Твердый заметил черные скафандры стоящих чуть позади смотрителей. А что это были они, сомневаться не приходилось. Кому же здесь быть еще? Забыл он про них совсем. И про Лысого тоже. Словно, память отшибло. Старость, наверное, наступила. Ведь, смотрители шли, наверняка, за ним следом.
   - Вставай, - негромко сказал один из смотрителей, - И без глупостей. А то знаем мы тебя...
   Твердый с трудом поднялся на ноги. Голова немного кружилась, ноги как-то странно ослабели. Второй смотритель обезоружил его, затем подтолкнул двумя излучателями в спину.
   - Иди, - сказал он, тоже негромко, - Топай в дом. Там тебя ждут-недождутся...
   В сопровождении двух конвоиров он на ватных ногах двинулся к домику, прошел по усыпанной желтыми листьями дорожке и поднялся на крыльцо. Дверь внутрь была приоткрыта, и он, пройдя небольшую терраску и коридор, попал в помещение. Комната оказалась уставлено странной, судя по всему, деревянной мебелью. В центре находился полукруглый стол на четырех ножках, прикрытый бордовой скатертью. В дальнем углу комнаты стояло ложе с плавно искривленными полированными боковинами и мягкой спинкой, над которой на полосатой стене висела картина в позолоченной раме. На картине был изображен усыпанный желтыми цветами луг с небольшим озерцом в середине. С краю виднелся то ли длинный холм, то ли насыпь, с каким-то разрушенным, похожим на мост, сооружением. Под этим разрушенным мостом проходил удивительный агрегат, с дымящейся трубой и с прицепленными друг за другом крытыми ящиками на колесах. В озерце купались несколько мальчишек. А один, в самом центре, смотрел на Твердого внимательным пристальным взглядом. Этот взгляд он видел в своих странных снах. Взгляд из зеркала. А зеркало стояло тут же неподалеку. Большое, в рост, в деревянной раме на подставке. И он невольно заглянул в зеркало. Оттуда смотрел пожилой седобородый человек в белом скафандре. У него было худое изможденное лицо в мелких морщинах и большие усталые глаза. Как у того мальчика с картины и из снов.
   - Что-то ты на себя не похож, - раздался за спиной насмешливый голос, - Старый ты стал и дряхлый. Умирать тебе пора.
   Твердый оглянулся. За его спиной в сопровождении обоих смотрителей стоял Лысый в широком домашнем халате с черными крылатыми змеями на оранжевом фоне. Он, видно, только что проснулся. Физиономия была заспанная, оба шрама на лбу выделялись красными рубцами. И только в белых водянистых глазах Твердый увидел лютую ненависть. И понял, что пощады ему ждать не придется. А он ее и не ждал. Только не хотелось погибать от руки этого негодяя, ему на радость.
   - Твой Наставник меня обманул, - продолжил Лысый. Он подошел к небольшому книжному шкафу, стоящему сбоку, возле стены и вытащил оттуда том в белой обложке. Том хлопнулся на поверхность стола, чуть сдвинув бордовую скатерть. На обложке был изображен разделенные пополам черно-оранжевый диск и название на чужом, но почему-то очень хорошо знакомом языке. Угловатые и круглые буквы сами собой сложись в слова:

Павел Лагун

СЕМЬ ДНЕЙ

ПОЛНОЛУНИЯ

   - Это не та книга! - почти крикнул Лысый. - Это какая-то непонятная шифровка!
   - Ту Книгу ты бы тоже не понял, - тихо сказал Твердый.
   - Ну за его обман ответишь ты! - снова выкрикнул Лысый и сделал несколько шагов к своему врагу.
   - Твоя вина, что мне пришлось ее усыпить, - прошипел он ему в самое лицо, - И ты отправишься вслед за нею! - добавил он и дернул левой рукой.
   Твердый не успел среагировать на это движение. Игла шприца, появившаяся из широкого рукава халата, воткнулась ему в незащищенную шею. Двое смотрителей схватили его сзади за руки. Все тело стал медленно охватывать какой-то паралич.
   - Тащите его во двор, - злорадным голосом приказал Лысый, - Сейчас мы завершим ту казнь, что тогда не успели.
   Смотрители поволокли беспомощного Твердого назад по коридору, через крыльцо на задний двор. На дворе бушевала метель. Снег бил в лицо колючими мелкими иголками, отчего Твердый немного пришел в себя. Видно, доза препарата, оставшаяся в шприце после "усыпления" Спутницы, оказалась мизерной и не произвела должного эффекта. К тому же, очутившись на холоде, Твердый вдруг почувствовал исцеляющее тепло на груди, там, где у него висела пирамидка. Тепло это разливалось по оцепеневшему было телу, постепенно возвращая его к жизни.
   Между тем, смотрители подтащили его по снежному насту к большой деревянной колоде, вокруг которой в идеальном порядке стояла наколотая кем-то поленица дров. В колоду был воткнут топор странного вида с деревянной рукояткой. Твердого грубо опустили на колени и уложили головой на заснеженную колоду. Он нее еще слегка пахло свежерубленным деревом. Лезвие топора оказалось перед самым его лицом. И он понял, как его собираются казнить.
   Такой смерти он себе не желал, и допустить ее не захотел. Золотой солнечный шарик вышел из его затылка и стал подниматься к макушке. Там он раскололся на множество сверкающих искорок, которые слились в расплавленный горячий металл. Тот, медленно растекаясь по всему телу и, соединившись с радужным сиянием пирамидки, стал заполнять каждую клеточку, каждую жилку, возвращая Твердому утраченную силу. И тут за его спиной раздался ироничный голос Лысого:
   - В этой позиции ты, старик, выглядишь очень перспективно. Вот только голова здесь лишняя. Сейчас мы композицию завершим...
   Присыпанный снегом топор, выскочил из колоды.
   - Молись своему Наставнику, - злорадно произнес Лысый, - может он тебя спасет?
   Внутренним зрением Твердый "увидел", как Лысый размахнулся, и вовремя убрал голову с колоды. Острое лезвие с треском вошло в дерево. Лысый этому очень удивился. Но удивлялся он недолго, потому что получил пяткой удар в пах и отлетел прямо в поленицу, которая засыпала его дровами.
   Твердый вскочил на ноги. Оба смотрителя стояли тут же рядом. Лица у них были растерянными. Один потянул руку к излучателю. Но Твердый не позволил его достать. Одним прыжком он подскочил к смотрителям и схватив их обоими руками за уши, что было силы ударил головами друг о друга. Силы он своей не рассчитал. Головы смотрителей оказались слабыми. Они оба замертво рухнули на снег, залив его кровью.
   Твердый повернулся к поленице, из которой, воя от боли, вылезал, переодетый в скафандр Лысый. В одной руке он держал излучатель, другой зажимал отбитый пах.
   - Убью! - выл Лысый, целясь в Твердого. Но тот, опережая врага, выхвалил из колоды топор и почти без размаха швырнул его в ненавистную морду. Топор, описав дугу, вошел точно в шрам на глянцевой голове Лысого. Вошел глубоко, по самый обух. Лысый вытаращил глазищи, которые из белых мгновенно превратились в кроваво-красные и, словно чурбан, опрокинулся на дрова. Одна черная нога несколько раз дернулась и застыла. Вторая даже не шелохнулась.
   И тут Твердого снова охватила слабость. Он, не глядя на убитых, медленно побрел по снегу, назад в дом. Вошел в комнату и, уже ощущая прилив забвения, упал на кровать со странной, как и все тут, белой, квадратной и мягкой подушкой. И почти мгновенно уснул.
  

XI

   Его разбудило легкое прикосновение руки. Он с трудом открыл глаза, еще переживая в дальней глубине сознания картинки из ночного сна. Над ним склонилось женское лицо. Он узнал его почти сразу. Он видел это лицо во сне. Он узнал его наяву. Два схожих лица слились в одно. И наступило облегчение. Слава богу, она жива! Это, и в самом деле, был только сон.
   - Петя, вставай, - произнес ее голос, - На работу тебе пора, - и она поцеловала его в щеку. Он потянулся, сбрасывая остатки сна и одним движением соскочил с дивана. От этого у него тут же закружилась голова, и пришлось сесть обратно, на белую смятую простыню рядом с откинутым одеялом и подушками.
   Лена стояла рядом в цветастом байковом халатике и озабоченно глядела на него. Настольная лампа горела ярко.
   - Что с тобой? - спросила она.
   - Да так, - он вяло махнул рукой, - Сон видел. Плохой.
   - Не обращай внимания, - чуть улыбнулась она, - на пятницу сны не сбываются.
   - Да снится всякая чепуха. На Марс я, как будто, прилетел. На тарелке. А там пирамиды. Громадные и голова такая же, лицом на тебя похожая, а под ней деревья зеленые, пруд, домик и церквушка. А в ней... -Петр замолчал, решив дальше свой сон не рассказывать. А Лена и не настаивала.
   - Давай, скорее собирайся. Я тебе завтрак приготовила, - сказала она, - Мне ведь тоже на службу пора. Седьмой час уже, - добавила она, взглянув на будильник у изголовья.
   Он второй раз поднялся с дивана и, шаркая домашними тапочками, отправился через коридор в ванную. На столике, возле зеркала, лежала электробритва. Он воткнул ее в розетку и она, словно гигантская муха, загудела своими плавающими головками. Из зеркала на него взглянуло худое, заспанное, небритое лицо с мешками под глазами, обрамлённое с краев морщинистой сеточкой. Седина на светлых волосах была не очень заметна. Да, время никого не красит. Еще один день, такой же, как и вчерашний. И тут он поймал себя на мысли, что не помнит вчерашний день. И позавчерашний тоже. И другие дни перед ними. Не помнит совершенно, словно бы их и не было вовсе. Провал в памяти. Зато он хорошо помнит свой странный сон. В деталях и подробностях. Про перелет с Фаэтона на Землю на летающей тарелке. Про сотворение Наставником земных людей. Про фараона из Древнего Египта. Про резню на вершине горы, в центре Атлантиды. Про полет на Марс. Про церковь, где лежала женщина, очень похожая на его жену. И про последнюю схватку с Лысым. А вот, что было вчера - не помнит, хоть убей.
   Бритва с шипеньем врезалась в седую щетину, проделывая в ней бреши. Он брился и усиленно хотел вспомнить, куда и на какую работу ему нужно сейчас идти. В голову на этот счет не приходило ни одной мысли или догадки. Что его порядком озадачило и он, побрившись и умывшись, задумчиво пережевывал макароны, сидя за столом на кухонном табурете. Ни к каким выводам он так и не пришел.
   Пока он завтракал на освещенной лампой кухне, Лена успела одеться в длинное темное платье и вязанную кофточку и стояла перед зеркалом в коридоре слегка подкрашивая ресницы. Петр тоже пошел одеваться в спальню. Натянул камуфляжные брюки и черный свитер, лежавшие на стуле. В коридоре, поглядев на Лену в белой кроличьей шубке, надел на себя пятнистую куртку на подкладке, с воротником и черную вязаную шапочку. Ноги вошли в теплые высокие ботинки на искусственном меху.
   Они вышли из дома в зимнее морозное предутренье и отправились за ворота, оставляя на свежем снегу глубокие следы. Вышли на заснеженную нерасчищенную улицу и прошли вместе под руку несколько десятков шагов по рыхлому зазимку, мимо запорошенных угрюмых домов. В большинстве окон свет не горел. Зато на темном, еще звездном небе, сияла полная луна. Заходить, пока, она не собиралась. Ее мертвенный свет переливался на свежевыпавшем снегу холодными искорками. Свет будто горел потусторонним огнем.
   На повороте они остановились. Лена поцеловала Петра в щеку:
   - Ну, мне направо, на остановку, - сказала она, - а тебе налево, - и грустно улыбнулась чуть подкрашенными губами, - До вечера, - добавила она и почему-то тяжело вздохнула, - Что-то мне не хочется, чтобы ты туда шел. Предчувствие какое-то плохое, - вдруг произнесла она, схватив его за руку, - прямо, как твой сон.
   - Ты же сама говорила, что на пятницу сны не сбываются, - слабо в ответ улыбнулся Петр и тоже чмокнул жену в горячую на морозе щеку.
   - Будем на это надеяться, - тихо проговорила Лена и вдруг с внезапным порывом обняла его за шею и крепко поцеловала в губы. У Петра перехватило дыхание, а сердце облилось какой-то сладко-горькой нежностью к этой женщине, спасавшей его столько раз от смерти за всю его бесшабашную и, наверняка, неправедную жизнь, из которой он помнил сейчас только эпизоды, как вспышки сознания сквозь пелену забвения.
   - Я люблю тебя, - прошептала ему на ухо Лена, отрывая губы.
   - И я тебя, - ответил ей Петр, так же шепотом, еще не придя в себя от поцелуя.
   - Тебе пора, - сказала она уже громче. - Да и мне тоже, а то автобус уйдет.
   Он еще раз поцеловал ее в щеку и пошел, не оглядываясь, по заснеженному переулку. В конце проулка стояла, мигая алыми габаритами задних огней, черная машина. Фонари отбрасывали на свежий снег кровавые отсветы. Петр по глубокому снегу обошел ее с левой стороны, и вдруг услышал за спиной пронзительный сигнал. Темная тень мелькнула несколько раз в мигающем свете фар. Петр оглянулся. Пронзительная желто-оранжевая вспышка ослепила его. Он даже закрыл глаза. А когда открыл, фары потухли, а возле приоткрытой водительской дверцы стояла черная фигура:
   - Куда это ты разбежался? - спросила фигура полузнакомым голосом, - машину мою, что ли, не признал?
   Пришлось возвращаться на несколько шагов, вплотную к бамперной решетке, от которой резко несло горелым маслом.
   - Садись, - сказала черная фигура, возвращаясь на свое водительское место. Противоположная дверца раскрылась, и Петр, сам не зная почему, сел на кожаное удобное сидение, даже не отряхнув от снега ноги. В салоне машины было тепло, пахло дорогим одеколоном. Позади, кто-то под оркестр, хриплым надрывистым голосом пел о беспределе, царящим на зоне-маме и о сидящих в ней пацанах...
   На голове сидевшего рядом, была надета вязаная шапочка. Высоко поднятый воротник куртки закрывал лицо. Виден был только кончик носа, который осветился раскуренной заново сигаретой.
   - Ну, готов? - спросил нос, выпустив две струйки дыма.
   Петр не знал, что ответить.
   - Задание у тебя сегодня особенное, - сказал нос, не отреагировав на молчание Петра, - и метод исполнения оригинальный, - он слегка хмыкнул, - сделаешь, получишь двадцать кусков. Ну, что, поехали?! - добавил он уже другим, более будничным тоном и завел мотор машины. Мотор заработал почти бесшумно. Автомобиль медленно поплыл по рыхлому снегу, миновал проулок и свернул на боковую улицу, освещенную тусклыми фонарями. По ней, впереди, уже ехал снегоочиститель, выбрасывая в сторону белый фонтан. Они несколько минут тащились у него в хвосте. Затем на повороте свернули влево и, слегка вихляя по еще необъезженной дороге, покатили в сторону Пригорья - невысокого холма, окруженного с двух сторон речками. По пути обогнали стоящий на остановке полупустой рейсовый автобус, и Петру показалось, что внутри его освещенного салона сидела Лена. Но неясное видение мелькнуло и исчезло, а машина уже на приличной скорости спускалась к речке, на белой замерзшей ленте которой, даже в такой ранний час виднелись черные сгорбленные силуэты подледных рыбаков.
   Проехали мост, и поднялись на холм, среди запорошенных высоких деревьев. Затем свернули вправо и остановились возле заснеженных кустов. Рядом с кустами были заметны очертания присыпанной тропинки, ведущей к видневшейся невдалеке церкви. Ее позолоченный купол с крестом даже отсюда четко выделялся на черном ночном небе. Свет полнолуния матово отражался от позолоты.
   - Ну, вот здесь выйдем, и подождем, - заговорщицки прогнусавил нос и первым вылез из машины.
   Он открыл багажник и вытащил оттуда какой-то удлиненный предмет. Спрятав его под курткой, он жестом позвал Петра. Тот, ощущая в душе прилив тоски, с трудом выбрался на холод. Они вдвоем сошли с дороги и затаились в кустах возле тропинки. Петр не понимал, зачем они здесь и кого ждут. Но стояли они за этими заснеженными кустами явно с какой-то нехорошей целью. Это в голове уяснилось четко. Петру очень хотелось повернуться и уйти, но рука в кожаной черной перчатке удерживала его за рукав, словно стоящий позади догадывался о тайных мыслях Петра.
   Из-за поворота на тропинке появился человек в длинном темном балахоне, без шапки с распущенными волосами и небольшой темной бородкой на белом, словно снег, лице. Он шел по тропинке неспешной походкой, и Петр вдруг обратил внимание, что человек в балахоне бос, и это обстоятельство его очень удивило. Зимой, в такой холод? На идущем в лунном свете блеснул серебряный крест.
   - Ну, давай, - раздался позади голос, и правая ладонь ощутила рукоятку. Петр взглянул на появившийся предмет. Им оказался топор. Черный с остронаточенным лезвием.
   - Зачем? - Петр отдернул руку.
   - Ты что, с луны свалился, - зло зашипел над ухом голос, - Иди, мочи попа! За что тебе аванс выплатили?
   - Нет! -Петр резко обернулся и взглянул в лицо стоящему позади. И тут же узнал лысого командира баркашовцев. За эти годы он сильно постарел, осунулся, но злости в нем не убавилось.
   - Зря я тебя, падло, тогда с крыши не пришил! Пожалел гниду! Знал же, что - предатель! Теперь придется самому...!
   И он, схватив топор, выскочил из кустов на тропинку. Босой священник за это время уже обошел кусты, и лысый оказался у него за спиной. Священник инстинктивно обернулся, и Петра второй раз посетило узнавание. Но на этот раз, смутное, далекое, пришедшее из тех, нездешних снов. Священник был очень похож на... Наставника. Одно и тоже лицо. Лысый взмахнул топором. Петр с криком бросился между ними. Но не успел на долю секунды. Топор рассек затылок священника, и тут же отлетел в сторону. Петр вцепился в руку лысого, но тот другой, свободной выхватил из-за пазухи пистолет. Левый бок вдруг обожгло, словно каленым железом, Петр схватился за бок, отпустив руку лысого, а пистолет уже упирался в грудь. И в этот момент, чей-то белый силуэт набросился сзади на лысого. От неожиданности лысый отпрянул в сторону, и вторая пуля осыпала снег с веток куста. Лена с визгом сорвала с бандита шапку и стала бить ей ему по лицу. Как Лена здесь оказалась, Петр не понял. И ничего сообразить не успел. В морозном воздухе хлопнул еще один выстрел, и Лена стала медленно оседать на снег, прижав черную шапку лысого к груди.
   И тут у Петра боль в боку внезапно прошла. Он выпрямился во весь рост и что было силы ударил ногой лысого в пах. Тот выпучил глаза. Они налились кровью. Изо рта вырвался нечленораздельный рев. Пистолет вывалился из его руки. Петр подхватил его и, прижав ствол к глянцевому черепу, несколько раз подряд нажал на спуск. Голова лысого лопнула как яйцо, обрызгав грудь и колени Петра красно-белой жижей. Черный куль тела свалился к ногам. Горячая кровь била из разорванной головы фонтаном, пенилась и примерзала, пропитывая белый снег.
   Петр отбросил пистолет в сторону, перешагнул через труп лысого и наклонился над Леной. Она хрипло и часто дышала, закрыв глаза. При каждом вздохе на губах появлялись пузырьки кровавой пены. Видно, пуля пробила ей легкое. Петр наклонился и, превозмогая снова возникшую боль в боку, поднял жену на руки. Прижал ее к груди и, развернувшись, пошел по тропинке в сторону церкви. Впереди виднелась фигура священника. Он медленно шел, слегка пошатываясь, оставляя на каждом следе босых ног красный сгусток крови, похожий на распустившуюся розу. Путь Петра и Лены был устлан этими кровавыми розами на белом и чистом снегу. Голова Лены прижалась к груди Петра. Он ощущал ее прерывистое хриплое дыхание. Он нес ее с трудом, с каждым шагом чувствовав, что слабеет. Перед глазами поплыли разноцветные круги, и только фигура, идущая впереди, виднелась в этом ореоле, четко и контрастно и, словно не давала упасть, поддерживая убывающие силы.
   Так они, один за другим, вошли в церковные ворота, а затем и в сам Храм, где темной толпой в мерцающем свете свечей, стояли прихожане. Священник упал на колени перед алтарем, совершил крестное знамение и, склонив разрубленную голову, замер в коленопреклоненной позе.
   Петр с Леной на руках тяжело дошел до середины Храма и под своей ношей тоже опустился на колени. Положил окровавленную жену на пол и, совсем обессилив, свалился рядом. Последнее, что он увидел, был лик Иисуса Христа, смотрящий ему прямо в глаза. Потом сознание провалилось в черноту.
  

XII

   Летающий диск приближался к обреченной Холодной Планете. Твердый сидел в кресле управления и пристально смотрел, как на экране медленно увеличивается лиловый шарик, превращаясь в бледно-сизую призрачную сферу. Планета еще вращалась вокруг своей оси, она еще летела по орбите вокруг Светила, но все это движение, весь это полет казался уже нереальным, как последние шаги убитого на ходу человека. Он еще идет, но он уже мертв.
   Так зачем Твердый полетел сюда, почти сразу, когда проснулся на необычайно мягком ложе, в маленькой комнате, увидев очередной странный сон? Зачем он, выйдя из домика и постояв некоторое время у закрытых дверей Храма, пошел мимо зеркального пруда по заснеженному лесу к выходу из огромной статуи, так похожей на лицо той, что лежала неподвижно на ложе смерти в том Храме? Почему он не остался рядом с ней, в надежде на ее волшебное пробуждение? Кто подсказал ему лететь на погибающую планету, где он наверняка найдет свою погибель? Но он летел с каким-то неведомым даже ему самому упорством к цели, в которой он, почему-то видел последний шанс на спасение любимой женщины. Но он до конца не знал: так ли это? И все равно летел, с какой-то внутренней дрожью во всем теле.
   Диск приблизился к орбите спутницы Планеты. Желто-оранжевый шар возник в правом углу экрана, глядя с усмешкой на приближающийся аппарат, с контурами похожими на лицо кратеров и безводных морей.
   И вдруг изображение спутницы Планеты сдвинулось в сторону и стало со все нарастающей скоростью удаляться от своей "хозяйки", не считаясь с законами тяготения. Вне всякого сомнения: маленькая планета убегала от большой, наподобие космического корабля.
   И внутри этого "корабля" находились люди, знавшие о гибели Планеты и успевшие заранее подготовить её спутницу к бегству, чтобы спасти свои жизни и подыскать после взрыва новую большую планету. И Твердый догадался, какую?
   Маленький оранжевый шар исчез с экрана, а диск уже влетел в верхние слои разряженной атмосферы Планеты. Открылся в туманной дали белый заснеженный материк. Он быстро расширялся, пока не заполонил бескрайней белизной все видимое на экране пространство.
   На горизонте показался серый купол Города. Он неумолимо приближался, становился все больше, нависая серой угрюмой громадой, над летящим у самой поверхности диском. И Твердый тогда поднял аппарат высоко над куполом, ища в его заснеженной серости проход, из которого они вылетели сорок дней назад. А может сорок лет? Или сорок веков?
   Теперь он возвращался. Возвращался один. Зачем?
   Люк был приоткрыт, и как только диск завис над ним, он с трудом, нехотя расширился, пропуская под колпак летательный аппарат. Внизу раскинулись городские кварталы. В Городе бушевали пожары. Черный дым повсюду, до самого горизонта, поднимался над домами и оседал серым налетом на внутренней поверхности термального колпака. В городе властвовала ночь: ни одного огонька в окнах домов. Только пламя пожарищ освещало улицы кровавыми отблесками. Площадь Храма Любви была тоже погружена во мрак. Мавзолей Первого Хранителя Шара и сам Храм возвышались на ней черными громадами. И только купол Храма мутно светлел, отражая дальний отсверк горящих зданий.
   Твердый посадил свой диск на площади возле лестницы, ведущей к парадному входу в Храм Любви. Прихватил с собой два излучателя и несколько обойм с плазменными шариками и вышел наружу в удушливую вонючую тьму. В горле сразу запершило, и ему пришлось надеть шлем скафандра. Включив электрический фонарик, Твердый медленно поднялся по ступеням широкой каменной лестницы, заваленной мусором. На верхней площадке, перед входом, луч фонаря осветил разорванный пополам портрет улыбающегося, на фоне Шара любви, Властителя. Летит сейчас Властитель со своей камарильей на спутнице-корабле подальше отсюда, за орбиту Красной планеты, чтобы там переждать взрыв, а уже потом пристроиться к Голубой. Знает, что она уже населена. Он хочет и там властвовать. Зачем ему безжизненные миры ?
   Твердый медленно вошел в вестибюль Храма. Непроглядная тьма окружила его. Он включил фонарь. Яркий оранжевый луч пронзил темноту, высвечивая черные стены Зала Преклонения и висящий в центре его Шар любви. Шар стал похож на сморщенный высохший плод. Висел он низко, на уровне коленей и не вращался, а только еле заметно покачивался, словно на него откуда-то дул тихий ветерок. Твердый взглянул на этот одряхлевший плод плотской любви и ему стало невыносимо противно его лицезреть. Он летел сюда в надежде найти какую-нибудь внутреннюю связь между Шаром любви и его бывшей Хранительницей. Какой-нибудь символ, знак, энергетический талисман, способный возвратить биение жизни хозяйке этого предмета, при помощи силы Шара. Но освещенный лучом фонаря он представлял настолько жалкое зрелище, что Твердый понял тщетность своей надежды. И поняв это, разозлился почему-то на Шар. Он подскочил к нему почти вплотную и что было силы ударил ногой по дряблому морщинистому боку, с полузабытым воспоминанием далекого сна, ощущая смутные ассоциации. Словно он наносит удар по такому же круглому кожаному шару-мячу на зеленом, покрытом травой полю. Мяч взлетает на головами юных игроков- футболистов и влетев в сетку ворот лопается, как детский воздушный шарик.
   Шар любви, подобно тому призрачному футбольному мячу, от удара легко сорвался со своей невидимой ветки и, описав какую-то замысловатую дугу, ударился об угол потайной двери лифта, ведущей глубоко-глубоко вниз в иное измерение, в царство Черной дыры. Шар ударился и лопнул, разлетевшись на сотни мелких лоскутков, похожих на червяков. "Червяки" усыпали весь кристаллический пол, почти до самого Ложа Любви, стоящего чуть в стороне под сферическим куполом, схожим с бездонным небосводом. Шар лопнул с противным хлопком, перешедшим в шипящий, знакомый всем звук. Возможно, был и запах, но Твердый через колпак скафандра его не учуял. Он только понял, что от шара Любви остался только один пшик. И это его совсем не удивило.
   А удивило вдруг вспыхнувшее в Зале Преклонения яркое освещение, которого не было по всей видимости, и на Церемониях, проходивших обычно в полумраке.
   Вначале Твердый даже растерялся, ослепнув от внезапного света. На это, собственно, и рассчитывали, включившие его. Несколько темных фигур бросилось к застывшему в центре зала человеку в белом скафандре. И почти тут же повалились под его точными выстрелами. Твердый успел прийти в себя и открыл огонь по нападавшим. Оставшиеся в живых отпрянули к выходу из зала, откуда они и появились. Твердый тоже отскочил за Ложе любви и подготовился к отражению новой атаки. Но ее не последовало.
   Внезапно сверху на центр Зала Преклонения свалилась плотная густая металлическая сетка, накрывшая Ложе Любви и укрывшегося за ним Твердого. Тот попытался сбросить ее, но она только сильнее опутала его тело. В конце-концов он перестал вырываться, поняв бессмысленность этого. Его окружили люди в синих мундирах со злобными потными лицами, будто они только что закончили разгрузку чего-нибудь очень тяжелого или очень быстро бежали. Удары увесистыми сапогами по бокам пленника частично возместили скверное настроение однополых. Они явно хотели продолжить экзекуцию до полного удовлетворения, но в самый разгар избиения процесс остановил высокий, почти женский голос:
   - Прекратить! - крикнул маленький бородатый человечек, подбегая на коротких ножках вплотную к своим подчиненным, - Он мне нужен живым! - добавил Рябой, наклоняясь над опутанным сетью Твердым.
   Когда синие солдаты отошли в сторону, Рябой стал разглядывать через сетчатое сплетение пойманного человека, при этом сокрушенно покачивая головой, и цокая длинным узким языком, мелькающим между зубов и ярко накрашенных губ:
   - Неужели, это ты? - удивлялся Рябой, - Как постарел, осунулся за каких-то несколько дней! Невероятно!
   Твердый ничего не ответил Рябому. Не хотел он ему отвечать. И объяснять ничего не хотел. Какие уж тут объяснения. На душе у Твердого было скверно. Его поймали в ловушку, словно неопытного мальчишку. Поймали однополые - выродки с противоестественными инстинктами, ненавидящие женщин и объявившие им беспощадную войну на истребление, будто не понимая, что, истребляя женщин, они истребляют саму жизнь. Впрочем, сейчас все это не имело значения. Очень скоро всякая жизнь на Планете исчезнет. Испарится, словно капля воды, брошенная на раскаленную сковородку. Но, видно, коротышка об этом не знает.
   - Что же ты с нашим любимым Шаром так жестоко расправился? - с фальшивой сокрушенностью воскликнул Рябой, - Ведь тебя Властитель, кажется, Главным смотрителем назначил?! А ты, значит, не только не усмотрел за шариком, а собственноручно ногой его раздолбал. Нехорошо. За такой проступок ты понесешь наказание. По всей строгости закона любви и счастья. Мы ведь тоже его чтим. И не потерпим такого глумления над Святыней. Тебя казнят, негодник! - надув крашенные губы, капризно закончил Рябой.
   Запеленутого сетью, как младенца, Твердого куда-то понесли трое потных солдат в синих мундирах. Рябой шел позади процессии, сокрушенно покачивая головой. Ход двинулся из Храма любви на противоположную сторону Площади, в сторону мавзолея Первого Хранителя. Тот возвышался темной тусклой пирамидой, но был гораздо ниже самого Храма. Судя по всему, пленника несли именно туда. Невидимые в темноте ступеньки вели вниз. Несколько раз носильщики спотыкнулись и чуть не выронили свой груз. Наконец, Рябой догадался включить фонарь, отобранный у Твердого. Спускаться стало легче и светлее. И вот вся процессия вошла в большое плохо освещенное помещение с постаментом посередине. На усеченной пирамиде постамента стояла прозрачная скульптура Первого Хранителя, и держала в руке маленький оранжевый шарик. Шарик слабо светился изнутри.
   Твердого скинули на черный матовый пол у подножия постамента.
   - Отдохнешь пока здесь, в обществе этого мудреца, - язвительно сказал Рябой, - Намудрил он в свое время изрядно. Мне нужно закончить в Городе неотложные дела. Власть мы захватили. Надо наводить порядок. Твердой рукой. А то вы разболтались при вашем Властителе. Хочешь ко мне в помощники? - Рябой внезапно наклонился на лежавшим и прошептал ему почти в самое лицо:
   - Я тебя еще не забыл, хоть ты и старый стал совсем.
   Твердый не проронил ни слова и даже закрыл глаза, чтобы не видеть гадкой рожи Рябого.
   - Значит, не хочешь! - сделал тот вывод, - Ну, что же, тем хуже для тебя. Через день-другой суд, а потом прошу на ложе Смерти. Разрежут тебя, твой ствол и ветки на мелкие кусочки, а потом сожгут в дворцовой топке. Может потеплеет немного в Зале. И тебе посмертное утешение, что сгорел за свое правое дело.
   И Рябой послал Твердому воздушный поцелуй, а потом, вслед за своими подчиненными, вертлявой походкой покинул усыпальницу Хранителя.. В дверном замке повернулся ключ. Твердый остался один в полутьме, опутанный сетью. И принялся распутывать. Вначале ему это плохо удавалось. Сетка крепко сплелась вокруг его тела и заворачивалась при резких движениях. Но постепенно он освобождался от ее хитросплетений и, в конце концов, сбросил сеть на пол, себе под ноги. Положение у него было незавидное. Излучатели и патроны отобраны. Воду и еду он с собой, как на грех, не взял. Сидеть двое суток замурованным в гробнице - перспектива малопривлекательная. С голоду не умрешь, но на грани смерти от жажды окажешься несомненно. Вот уже и во рту пересохло. Так всегда бывает. Есть вода - не помнишь о ней. А нет - тут же начинаются мучения.
   Чтобы как-то отвлечься от нарастающей жажды Твердый стал осматривать Усыпальницу, но ничего интересного вокруг не обнаружил. Стены, как и пол, были облицованы черной матовой треугольной плиткой. В углу валялось несколько ароматических окурков. Видно, однополые уже не однократно посещали мавзолей, и любовались скульптурой Первого Хранителя.
   Хранителя изобразили в задумчивой позе мыслителя. Он смотрел проникновенным взглядом на оранжевый шар в своей руке. Шар отвечал ему мягким приветливым светом. Приглядевшись попристальней к прозрачной статуе Твердый увидел что она совсем непрозрачна. Где-то до пояса полое тело Хранителя было засыпано каким-то серо-коричневым порошком. Поначалу Твердый не сообразил, что это за порошок? И только спустя несколько мгновений понял: статуя Хранителя наполнена его собственным пеплом. И его хватило только до половины прозрачной фигуры. Вот что остается от человеческого тела. Прах. А душа Хранителя заключена в мутный полупрозрачный кокон глубоко-глубоко, в другом измерении, на планете Черной дыры. И во всем виноват этот оранжевый шар. И снова ненависть всколыхнулась в Твердом. Он схватился пальцами за светящийся шарик, чтобы вырвать его из руки статуи. Но шарик был намертво приклеен к ладони. Более того, он при прикосновении вдруг засиял ярким огнем. Заиграл торжественный гимн в честь Властителя и за спиной статуи открылся освещенный проход.
   Твердый этому слегка удивился, но затем, больше не раздумывая, устремился внутрь прохода. Вверх вели широкие черные ступеньки. Над ними тоже вверх устремлялась гирлянда огней. И Твердый двинулся вдоль этой гирлянды, поднимаясь все выше, пока не оказался под куполом мавзолея, откуда, как на ладони, просматривалась вся Площадь с Храмом любви и стоящим от него неподалеку серебряным диском, окруженным подразделением синих солдат. Прямо по центру купола в прозрачном пластике хорошо виднелось продолговатое отверстие от топора брошенного Твердым в Лысого во время той, памятной, казни. Из отверстия тянуло гарью.
   Вдоль стены мавзолейной трибуны стояли несколько мягких кресел. Твердый с удовольствие уселся в одно из них и откинулся на спинку. Кресло тут же завибрировало массажными манипуляторами. Тело, даже сквозь скафандр, почувствовало приятное расслабление, и только верхняя часть спины, благодаря вместителю крыльев, оставалась без массажа. Рядом с креслом находилась небольшая тумбочка. Твердый отодвинул в сторону дверцу и краем глаза увидел, стоящие в ряд, наполненные влагой, сосуды. Ухватил рукой первый попавшийся, открыл пробку и стал с наслаждением пить слабоалкогольный напиток, который не пробовал многие годы. Почти тот час же у него закружилась голова, перед глазами поплыла легкая пелена. Сознание затуманилось, и перед ним возникло лицо Наставника с блестящими сине-зелеными глазами.
   - Настал миг возвращения души, - проговорил Наставник не раскрывая губ, - Ты должен сосредоточиться и перенести свое тонкое тело через пространство и время на Голубую планету, в маленький городок, в небольшой домик, рядом с лежащим на кровати возле открытого окна мальчиком.
   Наставник двумя пальцами неощутимо коснулся лба Твердого. И Твердый понял все. Он один за другим раскрыл все свои энергетические центры. Вывел сгусток энергии через верхний центр и сформировал "звездное тело" на тонком бесконечном серебряном шнуре. Затем задал программу. Самое сложное, конечно, было трансформировать душу мальчика, поместить ее в пирамиду. Какая-то противоборствующая сила не позволяла это сделать. Но, находящийся рядом Наставник пришел на помощь, и та сила постепенно отступила. Невинная детская душа, очищенная от памяти Твердого, влилась в радужную пирамидку и та, потеряв на время свою материальность, оказалась у "звездного двойника".
   Звездный двойник отправился в путь, и почти в мгновение ока оказался в комнате лежащего на кровати у открытого окна мальчика. В окно светила полная луна...
  

***

   Через невероятное число веков или через мгновение он снова пришел в себя в кресле под куполом мавзолея Первого Хранителя Шара любви. На душе оказалось пусто и муторно. Куда-то начисто пропало возвышенное состояние звездного двойника, с каким тот декларировал мальчику его задачу, его жизненный Путь. Сейчас Твердого охватила усталость. Она сковала его ноги и руки, подобно тем металлическим зажимам на Ложе смерти тогда, перед казнью на этой самой площади. Сейчас он чувствовал себя не лучше. Скорее всего, он потратил очень много энергии на звездно-временной переход, а восстановить энергетический баланс, наверное, не так-то просто. И кроме того, ему еще чего-то не доставало. Сначала он не понимал, почему у него так пусто на душе? Будто, он лишился ее небольшой, но важной части. И внезапно догадка пришла ему в голову: он лишился того, почти незаметного присутствия внутри себя маленького, робкого существа - мальчика из будущих времен Голубой планеты, душу которого кто-то соединил с его душой. Неведомо, с какой целью? Но это соединение через многие годы стало подобно симбиозу. Через душу мальчика он видел удивительные сны про другую, неведомую жизнь. И он уже стал свыкаться с той жизнью.
   Но теперь детская душа вернулась в тело своего хозяина. И Твердый почувствовал опустошение. Он еще некоторое время обессилено просидел в кресле, остановившимся взглядом уставившись в полог купола. Затем с большим трудом встал и шатаясь подошел к краю трибуны с несколькими торчащими микрофонами и взглянул на Площадь. На ней практически ничего не изменилось. Она также была погружена во тьму. Также возле ступенек Храма одиноко стояло серебряное блюдо летательного аппарата, окруженного синими солдатами. Но солдат явно убавилось. Их осталось всего человек пять и они, как один, повернув головы и задрав их вверх, смотрели на купол Храма любви. Твердый тоже взглянул туда и мурашки побежали по его телу. Внутри купола метались алые огненные всполохи, на фоне которых, вырастала и формировалась из клубов черного дыма голова какого-то жуткого чудовища с несколькими рядами красных горящих глаз. Глаза смотрели в разные стороны, и один из них уставился на стоящего в оцепенении на трибуне мавзолея, Твердого. От этого взгляда ему стало плохо. Ноги подкосились, а в горле появился и застрял тугой противный комок.
   Взгляд чудовища гипнотизировал. Он словно проникал внутрь сознания и там стали один за другим возникать кошмарные видения, от которых хотелось кричать от ужаса и, разорвав руками пластик купола мавзолея, броситься вниз головой на бетон Площади, чтобы разом покончить с этой невыносимой жутью. Твердый уже поднял руки, чтобы нечеловеческим ударом расколоть купол, когда пальцы сами собой сложились в двухперстие и оно ото лба к животу, от плеча к плечу и обратно осенило его тело.
   - Господи, спаси и помилуй! - пробормотали губы.
   И кошмары стали исчезать, будто их выдувал из сознания сильный очищающий, благостный ветер. А потом и красный гипнотический глаз черного чудовища потух, словно его выключили. Сразу проглотился и горловой комок. Твердый отпрянул от купола. Рассудок снова включился в реальность. А она была тоже страшной, похожей на кошмар. Многоглазый монстр существовал в реальности и он хотел вырваться наружу. Твердый понял, что Судный день настал.
   Глубоко под землей возник и стал нарастать тяжелый, вибрирующий гул, от которого затряслась вся площадь. Было понятно, что появление черного чудища и этот подземный гул связаны между собой. Второй - звуковое продолжение первого. Гул стал растекаться дальше по всему Городу волнами землетрясения. И Твердому показалось, что Город в ответ, как эхо, издал протяжный, жалобный стон.
   Прямо за Храмом любви вдруг затряслось, сложилось и рухнуло многоэтажное здание, подняв столб пыли. Следом за первым обрушилось другое, затем третье. Чудовище заполнило собой уже весь купол Храма. Оно вращало множеством своих глаз, а из огромного беззубого рта вырывались языки пламени, которые оплавляли прочный пластик купола. Он вот-вот должен был лопнуть от высокой температуры.
   Синие солдаты возле серебряного диска замерли, как истуканы, опустив свои излучатели и глядя, не отрываясь, на чудовище. Затем они внезапно открыли друг по другу огонь и попадали замертво на трясущийся бетон Площади Хранителя. И тут в поле зрения Твердого возник мчащийся на большой скорости бронированный экипаж. Он резко затормозил неподалеку от летательного диска. Дверцы в экипаже распахнулись и в окружении нескольких синих солдат, наружу выскочил маленький рыжеволосый человечек. Он, быстро перебирая короткими ножками, устремился к диску, дверь которого Твердый, торопясь, забыл закрыть на кодовый замок. Рябой на пороге с ужасом взглянул на беснующееся под куполом чудовище и нырнул в открытую дверь аппарата. Следом за ним последовали телохранители. Диск некоторое время стоял, вибрируя от подземных толчков. Затем стал медленно и неуклюже подниматься, управляемый неумелой рукой. Поднявшись до уровня купола Храма, он вместо того, чтобы удалиться в сторону, словно магнитом притянулся ближе и вдруг, как юла, закрутившись по своей оси, устремился на купол. Рассек его, влетел во внутрь и исчез в широко открытой пасти чудовища, которое, проглотив диск, на несколько мгновений удовлетворенно прикрыло красные ряды своих глаз. Площадь, а затем Город затряслись все сильнее и сильнее. Здания вокруг принялись осыпаться, словно сделанные из песка. Бетонная поверхность Площади колыхалась подобно морской волне в сильный шторм. И Твердый почувствовал себя, как на корабле в океане. Пол трибуны мавзолея гулял и качался, наклоняясь, то в одну, то в другую стороны. Сейчас мавзолей рухнет.
   Но первым рухнул Храм любви. Купол его, наконец, оплавился от внутреннего жара и растекся по стенам, залив центральный вход. Чудовище, извергая из пасти длинные языки пламени, начало медленно подниматься над городом. Голова на длинной шее тащила за собой, судя по всему, огромное тело. И гигантское плечо, освобождая себе путь, развалило Храм любви, как детский бумажный домик. Площадь вздыбилась развороченным бетоном. Волна разрушения понеслась в сторону мавзолея. Твердый понял, что это конец. Сейчас он будет погребен под развалинами. Но тут над ним лопнул купол, и белая фигура устремилась ввысь. И только, взлетев высоко над погибающим Городом, Твердый сообразил, что взлетел он сам, без помощи двигателей скафандра. И это его сперва поразило. Но еще больше его поразили масштабы разрушения Столицы. Она уже наполовину лежала в руинах. Черное чудовище жгло дома и целые кварталы испепеляющим пламенем. Невообразимое по размерам толстое змеиное тело, все лезло и лезло из расширяющейся бездны, куда провалились дома, улицы, кварталы вместе с их обитателями...
  
  
   Твердый поднимался все выше и выше, пока не достиг оболочки термального купола. Он уже не смотрел вниз. И Он не знал, почему летит вверх? И куда? Планета вот-вот взорвется, и ему все равно не спастись, даже если он вырвется за пределы атмосферы. Но он все равно поднимался, влекомый неведомой силой. Отыскал полуоткрытый люк и, набирая скорость, полетел вверх, к звездному небу, пытаясь отыскать на нем взглядом маленькую красную звездочку, на которой осталась его последняя надежда и Любовь...
   Яркая вспышка почти ослепила его. Он инстинктивно оглянулся вниз, хотя, собственно, уже ни верха, ни низа не существовало. Пространство под его ногами изменилось. Лиловая сфера лопнула, раскололась, словно стеклянный шарик и огненные осколки понеслись в разные стороны. Твердого нагоняла какая-то бурлящая лавина. Сначала он не понял, чем она была до взрыва. Но чем ближе она надвигалась, тем яснее стали видны сверкающие кристаллики льдинок, образующиеся из пара водяных капель. Твердый догадался: его сейчас догонит океан. Океан, замерзающий на лету, но еще кипящий в центре громадной капли, за которой уже образовался длинный блестящий хвост.
   Сердце ёкнуло в груди, но Твердый успокоил его мгновенным усилием воли. Но тело его дрожало, не желая слушаться приказа мозга. Тело боялось смерти. И тогда... Твердый остановил сердце. В этот момент бурлящий поток поглотил крошечную фигурку в белом скафандре. И она почти тут же покрылась толстым прозрачным ледяным слоем и унеслась вместе с кометой в бескрайнее черное звездное пространство.
  

XIII

   Он попал в Свет. Свет крутился радужной спиралью, и духовное тело понеслось ввысь по семицветью, словно продолжая полет своей физической оболочки, своего биологического скафандра. Скафандр умчался, закованный в ледяной панцирь, а душа устремилась к Свету, с каждым радужным витком чувствуя все возрастающую Радость. Радость Приближения, Радость Встречи.
   Свет стал ослепительным и через мгновение обрел Реальность. Под летящим раскинулась необозримая Планета. Леса, поля, реки, моря, горы переливались всеми цветами под куполом ярко-голубого небосвода, на котором сверкал драгоценный алмаз белого Светила. Скорость полета летящего стала увеличиваться. Будто где-то еще далеко-далеко находился невидимый источник его устремления. То место на этой сверкающей планете, манящее и зовущее неслышимыми голосами Любви и Дружбы, потерянными и возвращенными вновь. Он слышал эти голоса. И он догадывался, кто его звал? Он мчался на зов, уже подлетая к большому Острову в бескрайнем океане. Он знал, отсюда его звали, здесь его ждут. Он закружился над озером, расположенном в самом центре острова. Озеро блестело красочной мозаикой под белыми солнечными лучами, отражаясь слепящим золотом от креста, сверкающего на куполе радужного Храма в середине . Он стал медленно опускаться к подножию Храма. Но не успел. Ему навстречу изнутри, прямо сквозь стены, вылетело несколько полупрозрачных фигур. За спиной у них трепетали перламутровые крылья, но они явно летели без помощи крыл. Фигуры приблизились и он узнал их. Его окружили улыбчивой светлой толпой Ученики и их жены. И в его голове послышались голоса, радостные и счастливые. Вот он увидел Мать и Сестру. Они тоже улыбались ему. Мать он узнал не сразу. Она помолодела . И вообще, все его друзья оказались молодыми и безбородыми. Только на головах вились золотистые завитки кудрей. Вот совсем близко подлетел Горбоносый и, улыбнувшись тонкими губами, мысленно произнес: "Вот и ты с нами". Из-за плеча Горбоносого показался Брат и приветливо махнул рукой. "Я рад тебя видеть" - "проговорил" он. Твердый захотел его обнять, но Брат с улыбкой отпорхнул в сторону. "Здесь это потеряло смысл" - "сказал" он и вытянул вперед раздвинутые пальцы правой руки. Твердый почувствовал на своей ладони легкое вибрирующее прикосновение энергии пальцев Брата. "Теперь мы так общаемся" - "проговорил" Брат - "Привыкай". "Она здесь?" - "спросил" Твердый. "Нет" - "ответил" Брат, - "Но Он ждет тебя в Храме". Твердый понял ,о ком шла речь и устремился ко входу. Но ни дверей, ни окон в Храме не оказалось, что вызвало на мгновение легкое недоумение. Потом оно сменилось уверенностью. И Твердый сквозь переливчатые стены легко проник внутрь.
   Храм был копией того, водяного, на Голубой планете. В центре Храма невысоко над прозрачным полом стоял Наставник. Во плоти.
   - Здравствуй! - сказал Наставник. Твердый завис возле него, пристально вглядываясь в лицо. Наставник улыбнулся краем губ.
   - Все уже свершилось, - мысленно проговорил он. - Ты здесь, на нашей духовной Планете. Тут все состоит из тонкой материи. Материи духа Создателя. И ты тоже стал ее частью. Но это ненадолго. Ты возвратишься в тело, чтобы сделать еще один оборот. Еще один цикл.
   - Зачем? - спросил Твердый.
   - Чтобы еще на шаг приблизиться к Создателю. Таков закон. Мы все должны его исполнять.
   - Но это все сызнова: и страдания, и боль...
   - И Любовь, - добавил Наставник.
   - Любовь кончается смертью, - пробормотал Твердый, - а это невыносимо. Ради чего тогда она дана?
   - Чтобы испытать радость Жизни. И не бояться смерти, зная, что все повторится.
   - Но ведь, не все это знают. Каково им?
   - Истина открывается любящим. И верующим, - тихо сказал Наставник.
   - Она жива? - образ Спутницы всплыл перед внутренним взором. Ясно и четко, как никогда при физической жизни.
   - Их план осуществился, - сказал Наставник, - обломки холодной планеты летят к Голубой. Затем прилетит и оранжевый шар. Но они хотят захватить душу твоей жены. Ты должен помешать этому. Лети на Красную планету, отними у темных сил душу своей любимой. И вместе возвращайтесь сюда. Я буду вас ждать.
   Наставник распростер в стороны руки. Твердый вылетел из Храма, успев на прощание махнуть душам своих родных и друзей. Те проводили его, летя чуть в отдалении, а потом отстали, пожелав счастливого пути. Твердый взвился над духовной Планетой. Затем снова попал в спираль Света...
  

***

   Он вылетел в звездное пространство неподалеку от громадной ледяной глыбы с бесконечно длинным бисерным хвостом. Совсем рядом, внутри этой прозрачной горы, он заметил маленькую человеческую фигурку Жалость к самому себе кольнула на мгновение. Он даже подлетел вплотную к своему замерзшему телу, чтобы разглядеть его. Лицо старика под колпаком шлема было спокойным. Глаза закрыты. И только в уголке левого глаза виднелась еле заметная слезинка. Она напомнила ему ту каменную слезу под глазом статуи лица Спутницы на Красной планете. Дух Твердого вылетел из кометы и помчался на другую сторону Светила, где сейчас находилась цель его полета. Он обогнал несколько огромных каменных обломков, затем попал в поток разномастной мелочи. Но его скорость не входила ни в какое сравнение с их движением. Он знал только, что все это бесформенное месиво, начинено семенами Зла. И движется оно к Голубой планете, чтобы прорасти там и пустить свои корни. Корчевать их придется очень долго.
   Он увидел вдали маленькую голубую звездочку и тут же она оказалась за его спиной. Затем показалась и стала быстро увеличиваться в своих размерах еще одна планета, покрытая густой облачной пеленой. Она тоже исчезла в мгновение ока. И вот перед духовным взором летящего во всю ширь предстало ослепительное, пылающее протуберанцами Солнце. Оно манило и страшило дух Твердого отголосками физических ощущений.
   Но, вспомнив, кто он теперь, Твердый уже без раздумий ринулся внутрь огненного шара. Раскаленная клокочущая масса, бурлящая, словно водяной поток или, как кипящая густая похлебка, лопалась неимоверными пузырями и взрывалась необозримыми вулканами.
   Твердый пролетел через солнечное ядро, словно через горнило раскаленной долины. Но его духовное тело не чувствовало этого испепеляющего жара, как и космического холода. Внутри него постоянно присутствовало какое-то мягкое, уютное тепло, будто укрытый с головой одеялом, он летит в детском сне с восторгом и легким страхом, но, наверняка зная, что с ним ничего не может случиться.
   Он выскочил на другую сторону Светила и, не оглядываясь, помчался дальше к мерцающей вдали кроваво-красной звездочке. Она очень скоро превратилась в бордовый шар с тонкой разреженной атмосферой. Пролет до "Города пирамид" занял несколько мгновений. Твердый завис над статуей головы Спутницы не зная, где ему находиться: здесь или внутри? Но все разрешилось само собой. Он вдруг увидел, что каменное женское лицо стало слегка колыхаться, словно изменилась его структура и камень превратился в тонкую полупрозрачную пленку. Тонкое лицо Спутницы медленно поднималось вверх одновременно уменьшаясь в своих размерах. Следом за головой появилось полупрозрачное тело с перламутровыми крыльями. Душа Спутницы взвилась над своим каменным ликом, оставшимся лежать неподвижно на бурой поверхности Красной планеты.
   Твердый ринулся к Спутнице, но внезапно со всего лета ударился в какое-то невидимое препятствие. Спутница тоже заметила душу своего мужа, но также невидимая, но очень прочная стена преградила ей путь. Оба они, вытянув руки, скользили вдоль преграды в попытке найти выход из замкнутого круга, в который заключили Спутницу неведомые силы. И обе души не слышали друг друга, хотя, было видно по всему, не только Твердый звал свою жену, но и она что-то "говорила" ему, нежно глядя на мужа большими синими глазами на молодом, красивом лице.
   Но вдруг ее взгляд переменился, когда она взглянула чуть в сторону. Посмотрел туда и Твердый. Со стороны каменного лика к ним плыли около трех десятков черных лохматых сгустков, неправильных форм и разных размеров. Внутри, в глубине этих тварей виднелись ряды кроваво-мутных злобных глаз, смотрящих в разные стороны и словно не замечающие свою жертву, но с тупым упорством приближающиеся к ней.
   Спутница вжалась спиной в преграду, со страхом наблюдая за приближением чудовищ. Твердый, с другой стороны ,был тоже близок к отчаянию. Он понимал, что эти многоглазые монстры, чем-то сходные с тем громадным чудищем, что разрушило Столицу Планеты перед ее взрывом, явились за душой Спутницы. А преграда не дает ему возможности спасти жену.
   Черные сгустки приближались, и Твердый стал молиться, обращаясь к Создателю, к Наставнику с мольбой о спасении души его любимой.
   И тут за его спиной раздался оглушительный треск, будто тысячи электрических разрядов одновременно разорвались в холодном воздухе Красной планеты. Твердый оглянулся. На горизонте были хорошо заметны три гигантских пирамида в окантовке меньших. Сейчас все они по граням искрились и сверкали разноцветными молниями, а с их вершин в сторону каменного лика полетел блестящий электрический шар. Он на мгновение застыл над женским лицом, а затем ударился о макушку защитного колпака. Контуры колпака проявились в искрящемся ореоле, а затем колпак развалился, осыпавшись мелким серым порошком. Искрящийся поток окатил душу Твердого. Ручейки чистой светлой энергии забурлили по всем частичкам его тонкого полупрозрачного тела, наполняя его невероятной ,неведомой до того, силой. Он бросился к Спутнице, заслоняя ее от лохматых тварей, вытянув навстречу им руки. И вдруг из указательного пальца правой руки у него возник длинный золотистый, похожий на острый меч, луч.
   Лохматые сгустки сгрудились вокруг двух человеческих душ. Красные злобные глаза стали медленно раскаляться и загорелись жутким испепеляющим огнем. Из боков их туловищ полезли многочисленные щупальца с присосками на концах. Щупальца с проворной быстротой потянулись вперед.
   И тут Твердый взмахнул своим лучем-мечем. Горящий, раскаленный, золотистый клинок одним движением отсек несколько черных щупалец, одновременно разрубив пополам двух лохматых тварей. Они тут же превратились в сполохи черного дыма и растаяли в воздухе. Следом за ними в дым обратились еще трое монстров. Остальные с тупым остервенением лезли вперед. Но Твердый не давал им никаких шансов. Золотистый луч крошил красноглазых в пыль и дым. Твердый даже вошел во вкус, с каким-то яростным наслаждением врубаясь в кусты протянутых к нему щупалец. Так на Земле мальчишки врываются в заросли крапивы, страшась ее ожогов и потому с утроенной силой сметают зелень жгучих растений.
   С лохматыми осьминогами было покончено очень быстро. Двое оставшихся кинулись наутек, но Твердый быстро догнал их и полностью завершил разгром врага. Меч-луч исчез в пальце, и Твердый повернулся к Спутнице. Она бросилась к нему навстречу. Они хотели обняться и поцеловать друг друга, как в прошлой физической жизни. Но их тела, не встречая препятствия ,вошли одно в другое. И они замерли так со странным и непонятным в своей новизне ощущением. Они вдруг почувствовали себя... Одним целым...
   Это был истинный "Акт соединения", несравнимый с той физической близостью, которую они испытывали при материальной жизни. Ласковый, благодарный шепот Спутницы звучал внутри Твердого. Ее нежно бархатистое тело трепетало, соединившись всеми своими частицами с его тонким телом. Маленькие энергетические ручейки слились в бурлящие реки духовной близости и страсти, где нет ни тебя, ни ее, а есть невероятное слияние, проникновение, смешение чувств, мыслей, ощущений двух любящих существ. Твердый, как бы на время стал Спутницей, и все же, по прежнему, оставался собой. Но это не было раздвоением личности. Это было единством.
  

***

   Они летели рука об руку по звездному пространству. Летели, наслаждаясь полетом и взаимной близостью. Спутница иногда поглядывала на мужа и ласково улыбалась ему. Он отвечал ей похожей улыбкой. Он был счастлив. Такого глубокого целостного счастья он не испытывал до этого никогда. Прошлая физиологическая жизнь теперь стала казаться ему похожей на тяжелый, кошмарный сон. Он уже не жалел о своей физической оболочке. Он давно внешне и внутренне переродился. Стал существом духовным. И теперь понимал по-настоящему, что это значит.
   Они летели в сторону Голубой планеты. На ней скоро должны были произойти грандиозные и трагические события, и две человеческие души, жившие долгое время там не могли пролететь мимо. Их влекло туда не любопытство. Они утешали себя надеждой, как-то помешать катастрофе, хотя прекрасно понимали, что это сделать невозможно. И, тем не менее, летели. Их тянуло к Голубой планете, как магнитом, как силой притяжения. Они летели и прилетели точно к началу второй межпланетной катастрофе. Как продолжение первой.
   К зелено-голубому шару, словно рой черных насекомых, приближались обломки Холодной планеты. Их было множество. И они на большой скорости стали врываться в голубую атмосферу. Мелкие сгорали, прочерчивая за собой следы на ночной стороне планеты. Крупные долетали до поверхности, оставляя на земле глубокие воронки, а в океанах поднимая громадные фонтаны воды, песка и ила. Это было похоже на бомбардировку, жестокую и безжалостную. Волны обломков накатывались на беззащитную планету, сея повсюду смерть и разрушения.
   Твердый и Спутница горестно метались между поверхностью и атмосферной оболочкой, с тоской наблюдая за страшными событиями. Они часто пролетали над Островом. Видели Гору и Город. Остров оставался пока невредимым. Ни один обломок не попал в него, что было удивительно, поскольку вокруг лился каменный дождь. Люди в Городе в страхе попрятались в подвалы своих домов, в надежде уцелеть. Но судьба предназначала для них иную участь.
   В безоблачном голубом небе показалась черная точка, которая стала быстро увеличиваться в своих размерах, пока не закрыла полнебосвода. Обломок невиданных размеров с диким воем и свистом мчался прямо на Город. Гигантская тень заслонила Солнце. Среди дня наступила ночь. Твердый и Спутница с ужасом наблюдали за этим падением. И Твердому на миг показалось, что часть контуров обломка схожа с погибшей Столицей его Холодной планеты.
   Обломок упал на Город, уничтожив его в одно мгновение. Он ворвался в глубь земли. Да так глубоко, что изнутри брызнул фонтан лавы. Гора тоже стала вулканом. Но очень не надолго. Остров затрясся, застонал и стал медленно погружаться в океан, раскалываясь на части, словно корабль, столкнувшийся со скалой. Вокруг бушевали огненные всполохи. Потоки лавы и пепла смешивались с водой. Громадные волны обрушивались одна за другой на осколки Острова, поднимая клубы пара и дыма. Зрелище было невыносимо ужасное. Но Твердый и Спутница, не отрываясь, глядели на гибель их второй родины, где они провели много счастливых лет. И если бы они могли плакать, они не сдержали своих слез.
   Очевидно, этот обломок-убийца вошел так глубоко в землю, что достиг слоя магмы и она стала рваться наружу раскаленными выбросами. Тяжкий надрывной гул прошел почти по всей Голубой планете, окруженной черным дымом и океанскими испарениями, из которых бурно полились бесконечные дожди. Тектонические пласты сдвинулись с места и стали расползаться в разные стороны. Громадный экваториальный континент лопнул, словно переломленный пирог на две почти равные части. Провал заполнился кипящей океанской водой. Обе части континента расползались все дальше и дальше под аккомпанемент гроз и ливней, затопивших водой окрестные земли. Потоп поглощал людские поселения, уносил с собой некогда цветущие города. Люди гибли сотнями тысяч. Это были потомки Твердого и Спутницы и одухотворенные местные жители. Души их прародителей в отчаянии летали над планетой, как птицы над разоренным гнездом. Вне сомнения, род человеческий погиб и исчез со следа земли. Что не сумел совершить всемирный потоп должно было закончить Великое оледенение, которое наступило на северном континенте после того, как сплошная пелена облаков закрыла планету и солнечные лучи перестали согревать ее.
   Время для Твердого и Спутницы мчалось, как в калейдоскопе, все увеличивая свой бег. Они по прежнему летали над разоренной Голубой планетой и искали на ней признаки сохранившейся жизни. Но очень долго их не находили. Пока, наконец, пролетая возле покрытого снегом северного континента, не увидели множество дымков. Несомненно, это было человеческое поселение. Люди здесь выжили и даже обжились в вечном холоде. Они построили себе деревянные дома. Теплые и уютные. Добывали охотой мясо зверей и птиц. Были они высокие, белокожие, светловолосые - потомки переселенцев с Холодной планеты приспособились к холоду и чувствовали себя вполне комфортно. Вокруг было полно вечнозеленых лесов, годных для строительства жилья. В их тонких иголках и широких ветвях прятались пушные звери, из шкур которых люди шили себе теплую одежду. Прошло несколько десятков оборотов. Облака над планетой разогнали ветры и снова повеяло солнечным теплом. Люди выжили и не только на Северном континенте, но и на всех других. Снова стали строиться города, возрождаться ремесла. Вновь возросло население планеты.
   И тут появился Оранжевый шар. Твердый и Спутница находились тогда на темной стороне планеты и хорошо видели прилет шара. Он из звездочки стал быстро превращаться на темном небе в большой оранжевый фонарь, осветивший призрачным светом поверхность остывшей от катастроф Земли. Но, видно по всему, шар летел слишком быстро и начал тормозить очень поздно. Тяготение Голубой планеты зацепило его и стало втягивать в свою атмосферу. Шар пытался избежать падения, включив на полную мощь свои тормозные двигатели. Две гигантские силы вступили в смертельную схватку. Голубая планета дрожала в невероятном напряжении. Волна землетрясений пронеслась вдоль экваториальной зоны, сея смерть и разрушения. В конце концов, планета не выдержала этого напряжения. Ось ее вращения стала медленно наклоняться к плоскости орбиты, пока не достигла угла 66,6 градусов. Но и шар к тому времени, видно, исчерпал все запасы своего горючего, но уберегся от падения на поверхность и вышел на орбиту, сильно вытянутую и неустойчивую. Он стал крутиться вокруг своей новой хозяйки со странной периодичностью вращения вокруг своей оси. К планете он был повернут всегда одной стороной, пряча от нее другую, благодаря хитроумной выдумке обитателей оранжевого шара.
   Когда все вокруг более или менее успокоилось, и последствия нового катаклизма стали забываться жителями Голубой планеты, Твердый предложил Спутнице слетать на шар, чтобы осмотреть его. Они приблизились к щербатой, испещренной кратерами и горами поверхности. На взгляд она казалась совершенно безжизненной. Но прилетевшие знали, что это не так. Они обогнули шар и после непродолжительных поисков обнаружили на "темной" поверхности шара замаскированные под кратеры дюзы двигателей, спрятанной внутри огромной ракеты. Ее нос был направлен в сторону Голубой планеты, а обзорные телескопы с земли выглядели, как глаза на удивленно-призрительном "лице".
   Твердый и Спутница, влекомые любопытством, легко проникли внутрь ракеты. Это была настоящая страна с улицами и домами, вылитыми из прочного легкого металла серебристо-черного цвета. Сады с искусственными деревьями и цветами, бассейны с неподвижно-серой водой. Вся эта правильность линий и строгость, прямолинейность с мертвой тишиной, вызывала ощущение какого-то громадного склепа. Что вскоре и подтвердилось в буквальном смысле. Это была мертвая страна. Внутри домов лежали трупы. Множество трупов. Мужчины, женщины и дети. Все они погибли почти в одно время и совсем недавно. И вполне ясно, отчего. Их убило тяготение Голубой планеты. А души уже отлетели в Мир иной по своему предназначению. Оранжевый шар обезлюдел, а план Властителя рухнул: то ли техника подвела, то ли самонадеянность?
   Твердый и Спутница влетели невидимо в зал управления. В центре светились два огромных экрана. На экранах неподвижно застыла сверкающая океанами сфера Голубой планеты. В креслах, возле пульта, сидели мертвые пилоты. А в центре зала, опустив подбородок на грудь, и скрестив руки на груди, стоял бессмертный Властитель. Он явно находился в шоковом состоянии, и уже не один день. Он не знал, что делать дальше? Как день за днем, год за годом, век за веком жить совершенно одному в этом мертвом городе-ракете внутри оранжевой планеты, вращаясь с ней вокруг чужого мира, где люди еще очень долго не смогут оправиться от катаклизмов, косвенным виновником которых явился он? Властитель без власти. Отшельник, запертый в гигантском склепе, летящем по кругу в вечном холоде космоса.
   Твердому даже стало немного жаль Властителя. Он ведь обрек себя на вечное одиночество. А это страшнее смерти, которой, как известно, нет...
  

XIV

   Пространство, скрученное в константу времени, на материальном, полевом и духовном уровнях, вращалось в звездном хороводе Вселенных множеством измерений, проникающих друг в друга на макро и микроуровнях, где атом и галактика по своей массе и объему равны друг другу, а микросекунда и миллиарды веков неотличимы. Духовный слой тонкой материи проникал во все пласты материи твердой, насыщая ее мыслеформами, пропитывал ее сознанием, давая ей возможность осмысливать свое существование, стать частичкой Бессмертного и Вечного разума.
   Духовная планета летела по своей орбите в точке замкнутого пространства одного из измерений, где тонкая материя превращена в спектральную видимость для ее обитателей и совершенно невидима для наблюдателя из "твердого" мира. Жизнь на планете текла по незыблемым законам Вселенной, установленным Создателем. Души людей, животных, растений, тонкие субстанции воды, земли и воздуха слились здесь в единый гармоничный симбиоз, не нарушая внутреннего и внешнего баланса Мировой Гармонии.
   Остров Наставника среди океанских вод являлся центром притяжения несметного количества людских душ, обитавших на духовной планете и нашедших на ней то Счастье и ту Любовь, о которых они мечтали, будучи плотскими созданиями, на своих планетах. Наставник был для них аккумулятором этой Гармонии, ее главной и составляющей частью, Светом и Истиной. И тот свет проникал в каждого, делая его духовную жизнь осмысленной и значимой. Твердый и Спутница обосновались на Острове, как и остальные души учеников и их жен. Внутри них царили мир, спокойствие и радость. Тревоги прошлой физиологической жизни исчезли, словно дым унесся утренним ветерком. Следы пожарища, уничтожившего целую планету и едва не погубившего другую, остались в их памяти, как полузабытый сон, потеряв остроту эмоционального восприятия. Впрочем, ничего удивительного в этом и не было. Забывается почти все негативные события, когда вокруг царит Счастье.
   В мире человеческого материального бытия понятие Счастья - абстрактно. К нему все стремятся, но толком не знают, что это такое? Полное удовлетворение всегда мимолетно и временно, и люди не умеют беречь те крошечные мгновения, которые принято называть счастливыми.
   Здесь же, на Духовной планете Твердый, наконец-то, ощутил высшее счастье в энергетическом и мысленном единстве с любимой. Они, словно бы превратились в единое существо, разделяясь совершенно не надолго, чтобы в очередном порыве слиться вновь. Они не чувствовали времени. Время для них остановилось. И все же оно текло очень медленно и почти незаметно, будто вода в равнинной широкой реке. До океана еще бесконечно далеко, и дни текут размеренно в тихом и плавном движении в неведомую даль.
   Но все кончилось как всегда внезапно и неожиданно. Твердый услышал мысленный зов Наставника и тут же, только коснувшись прозрачной руки Спутницы, устремился к Храму в центре Острова. Наставник встретил его с грустной улыбкой на губах.
   - Пришло время, - сказал он. - Скоро мне предстоит возвращение на Голубую планету. Я должен спасти ее, воплотившись в Младенца, а ты будешь моим апостолом, как и остальные ученики. Мы пройдем вместе весь путь до моего Распятия, и ты станешь на Земле основателем моей Церкви - Петром - камнем, на котором возникнет христианство. Сейчас ты переродишься, - и Наставник взмахнул рукой...
  

***

   Он висел вниз головой, распятый так на кресте на площади Рима. Вокруг толпился народ за оцеплением когорты преторианцев в красных тупиках с квадратными щитами, копьями и гребнями на шлемах. Чуть в стороне, в окружении сенаторов, преторов и трибунов. в позолоченном кресле сидел сам Принципус, которого давно здесь называли Императором. Он изъявил желание самолично присутствовать на казни этого христианского проповедника. Принципус был лыс, как коленка. Лысину его украшал золотой венец, а от жары спасал широкий бархатный палантин, укрепленный наподобие шатра, но продуваемый легким ветерком, иногда струящимся вдоль раскаленных каменных мостовых Вечного Города.
   Кровь постепенно приливала к голове распятого. Глаза стала застилать красная пелена, а силуэты плебеев-солдат медленно растворялись в этом наплывающем багряном сумраке. Гул и тяжесть в голове усиливались с каждой минутой. Он прервал свою проповедь о кресте, сказав почти все, что хотел. В отяжелевшем мозгу теперь росли, теснились воспоминания о прошедшей жизни, которая пролетела, словно сон.
   Он вспомнил день встречи на Галилейском озере, когда его вместе с Братом, Учитель позвал стать "ловцами человеков". Затем странствия апостолов вместе с Христом по Галилеи, исцеления больных и бесноватых. Воскрешение умерших. Споры с фарисеями и саддукеями. Проповеди среди израильского народа о Царствии Небесном. Преображение Иисуса Христа на горе между двух библейских пророков. Вход его Иерусалим. Последняя пасха и тайная вечерня, где раскрылось... предательство Иуды, без которого было невозможно Распятие и Воскресение. Предсказание об отречении. Моление в Гефсиманском саду, арест Иисуса. Попытка Петра его спасти и троекратное отречение до первых петухов. Растерянность апостолов, их страх и бегство. Муки Христа. Его Распятие. Воскрешение и появление воскресшего. Сорок дней укрепления веры. Вознесение. Сошествие Святого Духа. Создание церквей по всему Востоку. Появление Петра в Риме. Проповеди среди Римлян. Противоборство с Симоном-магом, возомнившим себя всесильным. Бегство из Рима и возвращение назад после встречи с Христом. И вот это распятие вниз головой. Скоро наступит избавление. Ужасно болит голова. И уже кто-то оживает в его затухающем сознании непохожий на него,и похожий , словно близнец или двойник. А может, это он сам, его частица, спрятанная глубоко-глубоко, чтобы не тревожить до поры до времени его душу, теперь хочет соединиться с ней и воспрясть, и воскреснуть? Как Учитель в новой плоти? Или, как душа живая?... Красный сумрак сменился на черный мрак...
   Твердый посмотрел сверху на свое, застывшее на кресте вниз головой, тело. В нем он прожил много тяжелых лет на Земле. И он уже стал наполовину Петром, сохранив все его воспоминания, но, не забыв и те первые. Он взглянул на Римскую площадь, на многочисленных свидетелей своей казни, на Принципуса, обтирающего струящийся с лысины пот. Главному римлянину стало уже скучно. Он зевнул и с трудом поднялся с позолоченного кресла. Плебеи, преторианцы и патриции прокричали в честь него здравницу. Толпа стала постепенно расходиться и только одна женщина все стояла на коленях под солнцепеком. Слезы текли по ее щекам. Медные с проседью волосы были растрепаны и покрыты пылью. Женщина, не отрываясь, глядела на неподвижное тело казненного. Это была жена Петра, с которой он не виделся много лет, с тех пор, как ушел нести людям слово Христово. И в ней жила душа Спутницы. Что-то дрогнуло внутри Твердого. Он несколько раз облетел вокруг стоящей на коленях женщины, но душа Спутницы, заключенная в ее тело, безмолвствовала, не откликаясь на его призыв.
   И тогда он поднялся над Римом, над Италией, над Европой, над Землей и, попав снова в Свет, устремился по его радужной спирали на Духовную планету, чтобы там дождаться душу Спутницы. На острове его встретил Наставник, потом стали появляться души апостолов-учеников. И вот прилетела она. И снова все сызнова закружилось в счастливом вихре безгрешной Любви, до тех пор, пока на Земле не промчалось более двух тысяч лет.
   И снова призыв наставника. И новая встреча с ним в Храме. И его слова:
   - Приближается Судный День. На Земле произойдут Великие События. Мой антипод уже готов к своему Вторжению. Помешать ему в этом нельзя, но спасти планету от Зла необходимо, чтобы баланс сил достиг всего двух третьих населения. Иначе резонанс дойдёт до критической отметки и произойдет непоправимое. Ты помнишь того мальчика, чью душу вселил в тебя мой антипод в начале нашей миссии на твоей планете? Этого мальчика украли, и сейчас он спит на спутнице Земли, где обосновался ваш бывший Властитель, который хочет принять мой Облик. Они отобрали у мальчика пирамидку, что ты вручил ему по моей просьбе. Ты проникнешь в тело мальчика до того, как он проснется, чтобы вернуть назад эту пирамидку. Без нее нельзя будет создать законченный энергетический Шар - защитный талисман от победы Зла над Землей. Ты должен передать его двойнику-клону, чтобы он соединил свою пирамидку с другими в нужный день и час. Я благославляю тебя, - тихо проговорил Наставник и осенил Твердого крестным знамением. Радужная световая воронка завертела его уже знакомо, но все таки как-то, по-новому: ярко и красочно.
  

XV

   Мальчик проснулся. Он лежал в своей кровати. В комнате стоял полумрак. Сквозь шторы на окне едва пробивался тусклый призрачный свет, который матово мерцал, словно за окном методично вспыхивал и затухал ярко-оранжевый фонарь. Ощущения, что наступило утро не было, и это удивило мальчика, потому что он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Ночью он видел сны. Странные сны. Череду снов про иные миры и про Землю, где он был главным участником, удивительных событий и приключений. Воспоминания об этих снах громоздились в глубинах сознания далекими событиями, будто он прожил не двенадцать лет, а целых сто, и все это происходило с ним не во сне, а наяву.
   Но, так или иначе, нужно было вставать. Его одежда висела рядом на стуле. Он надел шаровары, кургузую курточку защитного цвета и кеды на босую ногу. Двинулся к двери легко, почти не касаясь ногами пола. И снова накатило ощущение происходящего во сне. Мальчик вышел в коридор, на терраску, на крыльцо. Вокруг стояли желтые осенние деревья, освещенные тусклым бледно-оранжевым светом полной луны. И вдруг он вспомнил, где находится. На Луне. Так ему сказал тот сверкающий человек с холодным взглядом. Но он, наверное, соврал. Раз здесь светит луна, то он явно на Земле, в своем саду. И проспал он почему-то все лето. Может, сон был очень затяжной. Анабиозный. Где-то читал про такой. Вот поэтому он и видел долгие и странные сны. Внезапно в голове у него прозвучал очень знакомый голос:
   - Это не сны. И ты на Луне. Тебе нужно вернуть пирамидку, которую я подарил тебе. Помнишь?
   В начале мальчик очень испугался, услышав внутри себя чужой голос. Кто бы не испугался? Он опустился на ступеньку крыльца и едва не заплакал от страха.
   Но голос пока больше не повторялся. И мальчик стал постепенно успокаиваться. Может, ему только почудился этот знакомый голос? Но, где он его слышал. Он что-то говорил о пирамидке. Да-да, о той, что ему подарил призрачный старик. И это был его голос. А пирамидку-то забрал сверкающий человек и подсунул мальчику фальшивую, такую же, как и весь этот сад, и дом, и улица и даже, наверное, полгорода. Для достоверности. Чтобы обмануть глупого мальчишку. И все ради той пирамидки. Но где же прячет ее сверкающий. Луна - это ведь целая планета. Огромная. Если уж маленькая пирамидка спрятана, то спрятана - будь здоров. Самому никогда не отыскать. Как ни старайся.
   Бесшумно раскрылась входная калитка. Там, на Земле, она, обычно, протяжно скрипела, а здесь - петли смазали. Во двор вошел высокий, слегка сутулый человек. При тусклом свете фальшивой луны-фонаря его светлые или седые волосы окрасились в розоватый цвет. Человек был не молод. Даже почти стар. Морщины на удлиненном лице рельефно выделялись в полумраке. Но мальчик узнал его. Это был тот шофер на "Волге", который вез его вместе со сверкающим до самых "звездных ворот", когда мальчик улетел на другую планету. В прошлое. Но тогда он был моложе. Гораздо. За несколько месяцев нельзя так постареть. И за несколько лет тоже. Только если пройдут десятилетия. На нем был надет какой-то мундир.
   - Здравствуй, - тихо сказал шофер. - Ты уже проснулся? Я пришел за тобой. Тебя зовет наш Властитель. Он хочет поговорить с тобой. Пойдем, - и шофер протянул мальчику руку. Тот покорно ухватился за крепкую ладонь. Он, почему-то, доверял этому человеку. Почему? Он и сам не понимал. И когда он пошел рядом с ним - рука в руке, ему вдруг стало спокойно, словно он знал этого человека много-много лет, и он был ему близкий и даже родной...
   Они вышли за калитку и легко, едва касаясь дороги, отправились по улице в сторону ближайшего поворота, в противоположную той, куда они тогда уезжали, на машине. За поворотом оказался тупик. Высокий, крашенный в зеленый цвет забор закрывал проход. Но шофера это не смутило. Он уверенно нажал на вмонтированную в забор кнопку. Забор бесшумно сдвинулся в сторону, образовав темный треугольный вход. Шофер, а следом за ним и мальчик вошли в длинный, широкий, плохоосвещенный коридор, уходящий куда-то вдаль. Пол в коридоре оказался металлическим и шаги идущих, хоть и легкие, глухо отражались от стен, вдоль которых находилось с обеих сторон множество треугольных дверей, сделанных тоже из металла.
   Мальчик и старик шли довольно долго по однообразному пасмурному коридору, пока не остановились у одной из дверей. Эта дверь, в отличие от других, была сделана из темно-красного дерева с золочеными косяками дверной рамы. Шофер приложил свободную ладонь к ближайшему косяку и дверь медленно съехала в сторону. Пришедшие оказались в огромном вестибюле с хорошим мягким освещением и с длинными черными диванами вдоль ярко-оранжевых стен. Напротив была видна еще одна дверь, но вся переливающаяся золотыми искорками. По обе стороны двери стояли двое часовых в черных, очень знакомых мальчику, мундирах и нахлобученных на самые глаза тоже черных касках. Приглядевшись, мальчик узнал эту форму. Форму немецких эсесовцев. Руки часовых сжимали тоже знакомые автоматы. Да и сам старик-шофер тоже оказался точно в таком же мундире, только без фуражки. Он ощутил мальчишеский испуг по дрожанию пальцев и, наклонившись, прошептал на ухо:
   - Не бойся. Мы тебя не обидим. Скоро ты все узнаешь.
   Часовые щелкнули каблуками кованных сапог.
   - Machen Sic die Tur, - сказал им по-немецки шофер.
   Один из часовых нажал на едва приметную кнопку и дверь бесшумно сдвинулась в сторону. За ней оказалась другая, с виду очень толстая и, похоже, бронированная. Старик снова приложил к косяку свою ладонь и бронированная дверь послушно открылась.
   Старик и мальчик оказались в огромном ярко-освещенном зале. Зал был очень похож на церковь, где когда-то в раннем детстве побывал мальчик вместе со своей тетушкой. Только в той церквушке царил спокойный полумрак, разрушаемый мерцанием множества свечей. Здесь же, ярко светились стилизованные под свечи лампочки. По стенам, освещенные электрическими лампадами, висели множество икон. На иконах в благостойной позе был изображен человек с мягкой, доброй улыбкой на лице, со светлой курчавой бородкой, в красивой разноцветной одежде. Вокруг его головы переливалось сияние. Мальчик узнал в этом человеке Сверкающего. Вне всякого сомнения, это был он.
   Догадка подтвердилась, когда сам прототип повернулся к вошедшим во вращающемся кресле, оторвавшись от созерцания изображения Земного шара, тиражированного на множество экранов, стилизованного под алтарь, пульта управления.
   Властитель поднялся с кресла и сделал несколько шагов навстречу гостям.
   - С возвращением, - сказал он с улыбкой, обращаясь к мальчику. - Как ты себя чувствуешь после пробуждения? - и, подойдя поближе, Властитель похлопал ладонью мальчика по щеке. Пальцы у него были холодные, прямо ледяные.
   На вопрос мальчик ничего не ответил. Не хотел он отвечать. Он потупил взгляд и стал смотреть на усыпанный оранжевыми звездочками черный пол.
   Властитель, между тем, погладил своей ледяной рукой мальчика по голове.
   - Тебя, наверное, интересует твоя пирамидка? - вкрадчиво спросил он. Мальчик молча кивнул головой.
   - Она здесь, у меня, - произнес Властитель, - хочешь я ее тебе покажу?
   Снова кивок головы. Взгляд оторвался от пола. Властитель подошел к одному из своих портретов и провел над ним ладонью. Портрет открылся, словно сейф. Рука в разномастных перстнях и кольцах вытащила маленькую радужную пирамидку и брезгливо-быстро поставила ее на невысокую овальную тумбу, очень похожую на плаху, увиденную мальчиком в каком-то историческом фильме.
   - Вот она, цела и невредима, - сказал Властитель, протирая руки золотистым платком, - но отдать ее тебе я, к сожалению, не могу. Она мне самому нужна. Вернее, не нужна. Я хочу от нее избавиться. И ты мне в этом поможешь.
   Властитель щелкнул пальцами. Щелчек эхом отразился от стен зала. В стене напротив появился проход и оттуда вышел... отчим. Его мальчик узнал сразу. И он, в отличие от шофера совсем не постарел. Его лысина сверкала будто начищенная, как сапоги на ногах, в которые были вправлены брюки-галифе, а пузатое туловище обтягивал коричневато-зеленый френч без погон с синими петлицами. На груди красовался значок с изображением щита и меча. А руки сжимали топор, очень знакомый мальчику. При виде отчима у него все похолодело внутри, ноги подкосились и ослабли. Но лицо отчима выражало не обычную для него злобу, а какое-то собачье подобострастие. И смотрел он так не на пасынка, а на Властителя, вытянувшись перед ним во фрунт.
   - Вы, кажется, знакомы? - спросил, усмехнувшись в пшеничные усы, Властитель.
   Отчим бросил на мальчика косой взгляд. Ненависть сверкнула в этом взгляде.
   - Я всех вас забрал к себе на мою Божественную планету. В мой летающий Храм, откуда божественная воля, сила и слава распространяется по всей Земле. На протяжении веков я собирал лучших представителей человечества и держал их в анабиозе, чтобы в судный день они спустились со мной на планету и спасли людей от греха, в котором те оказались. Я наставлю их на путь истинный, и я - есть истина и путь! - воскликнул Властитель, поднимая вверх открытую ладонь. Ладонь была выдвинута чуть вперед и напомнила мальчику знакомый жест.
   Отчим, брякнув каблуками своих сапог, повторил жест Властителя, старик-шофер остался стоять неподвижным.
   - Эта пирамида может помешать осуществлению моей миссии на Земле! - изменив тон, сказал сверкающий, - Но только ты, мальчик, способен уничтожить этот предмет. И ты сейчас это сделаешь. Отдай ему орудие, - произнес Властитель, обращаясь к отчиму.
   Отчим, призрительно выпятив нижнюю губу, протянул пасынку топор. Тот оказался тяжелым и чуть не выскользнул из рук. Руки словно ослабели, ноги тоже. Мальчик с трудом подошел к плахе, на которой стояла, переливаясь, радужная пирамидка. Она излучала теплое, спокойное сияние. На душе стало светло и радостно. Ему захотелось прижать пирамидку к груди и не выпускать ее ни на миг. Вот только стоит протянуть руку. Но руки оттягивала тяжесть топора.
   - Бей! - закричал Властитель.
   От испуга мальчик выронил топор и поднимать его уже не стал. Что-то внезапно случилось с ним, что-то произошло. Он, не мешкая, схватил пирамидку и спрятал ее в боковом кармане курточки, как раз возле сердца.
   - Верни пирамидку, - мальчик услышал за спиной голос Властителя. Требовательный голос. Но тут же упрямо замотал головой.
   - Забери у него, - приказал Властитель отчиму. Тот сделал шаг к мальчику. В глазах у него была ненависть, злоба и жажда расправы. И тут отчима заслонила затянутая в черный мундир спина.
   - Назад! - спокойно произнес шофер.
   - Чё ты сказал, фашистская падла?! - заорал отчим, - Отойди, зарублю! - и, видно, наклонился за упавшим топором.
   Нога шофера описала дугу и врезалась в челюсть отчима. Тот клацнул зубами и отлетел, визжа, как подбитый пес, к ногам Властителя.
   - Ты меня предал! - воскликнул Властитель, - Ты, которого я сделал начальником своей охраны и которого хотел сделать наместником в Германии! Ты все разрушил из-за какого-то мальчишки! Опомнись!
   - Этот мальчик - мой сын, - проговорил чуть дрогнувшим голосом старик.
   - Откуда ты узнал? - удивленно спросил Властитель.
   - Пока он спал, я посмотрел его жизненные воспоминания и увидел, кто его мать. И теперь я его тебе не отдам!
   - Ну, что же, тем хуже для вас обоих, - произнес Властитель и нажал на пульте какую-то кнопку.
   - Бежим! - отец схватил мальчика за руку. Они бросились к открытому проходу, через который вошел отчим. А через центральный вход уже бежали эсесовцы и вскинув автоматы, полоснули очередями по убегающим. Отец болезненно вскрикнул. Проход закрылся.
   - Скорее, - проговорил отец, - Меня ранили, и, чувствую, серьезно.
   Они торопливо пошли, почти побежали по слабоосвещенному коридору, где уже звенела сирена тревоги. Отец стал заметно отставать. Мальчик притормозил свой бег и оглянулся. Даже в тусклом свете коридора лицо у старика было бледным. На нем еще более рельефно выделялись морщины.
   - Он не держал меня в анабиозе, - сказал отец подойдя и тяжко дыша, - Он остался один и стал на летающей тарелке красть жителей Земли на протяжении многих веков. Он держит их в анабиозных камерах, чтобы потом представить их, как оживших по божьей благодати после второго пришествия. А я так и старился все эти годы. Все шестьдесят лет.
   В горле старика раздались какие-то хрипы. На губах выступила кровавая пена. Он пошатнулся и едва не упал.
   - Нам сюда, - произнес он с трудом и приложил свою ладонь к косяку одной из дверей. Та бесшумно раскрылась. Они вошли в просторное помещение. Автоматически включился свет. Мальчик увидел множество шкафов без дверок, поставленных рядами и окрашенных в шахматном порядке в белые и черные цвета. В каждом шкафу висели скафандры с прозрачными шлемами. Причем, в черных шкафах - белые, а в белых - черные. Напротив, вся длинная-предлинная стена была установлена какими-то цилиндрическими аппаратами, вмонтированными внутрь. Над каждым аппаратом горел оранжевый огонек, а с боков цилиндры оставались открытыми ровно в человеческий рост, словно приглашая туда забраться.
   - Быстрее надевай скафандр, - проговорил отец, - Тебе нужно лететь на Землю, а то они сейчас будут здесь.
   Лоб его покрылся каплями пота, и мальчик только теперь, при свете, увидел, что за отцом тянется кровавая дорожка. А тот, шатаясь, дрожащими руками достал из черного шкафа белый скафандр подходящего размера и помог мальчику в него влезть. Показал, на какие кнопки нажимать, но мальчик, конечно, ничего не запомнил.
   - Прощай, - тихо проговорил отец, обнимая сына, - Я каждый день, все сорок лет, пока ты спал, приходил к твоей кровати и смотрел на тебя, хотел, чтобы ты проснулся. И вот дождался.
   Мальчик вдруг порывисто обнял старика за шею и поцеловал его в щетинистую щеку.
   Дверь стала сотрясаться от ударов.
   - Прощай, - сказал отец. - Забирайся в аппарат. Лети. Наверное, знаешь, куда лететь... И помни обо мне...
   Опустив мальчику на голову шлем, старик буквально втолкнул его внутрь цилиндра, уложив его головой вперед на удобное ложе. Пластиковый колпак автоматический закрылся. Нажатие на панели красной кнопки, и оранжевый огонек сменился на голубой. Цилиндр протяжно засвистел и слегка вздрогнул.
   А в дверь уже ломился взвод охраны "СС" с автоматами на изготовку. Капитан Вильям Гарлебаус слабеющей рукой вытащил из кобуры свой "Вальтер" и разрядил его в трех ближайших охранников. Автоматы других изрыгнули свинцовый смерч. Смерч опрокинул капитана на опустевший цилиндр.
  

***

   Мальчик стремительной ракетой вылетел в черное звездное небо. Перегрузка обручем сдавила ему голову и налило тяжестью все тело. И еще страх захлестнул его. Он решил, что сейчас погибнет. Но спустя некоторое время, он почувствовал себя лучше и даже стал с любопытством оглядываться по сторонам. Впереди, по ходу движения, в небе висел огромный голубой шар. На нем, присыпанные дымкой облаков были отчетливо заметны очертания континентов, с правого края виднелся темно-синий серп ночной стороны. А за спиной нависала гигантских размеров сфера, ярко освещенная невидимым солнцем и покрытая хаотичным нагромождением скал, кратеров и застывших вулканов. Сфера еле заметно удалялась, открывая по левую сторону все новые сверкающие искорки звезд. Тяготение все не выпускало из своих клешней крошечную человеческую фигурку в белом скафандре, тоже, как звездочка, сверкавшая в солнечных лучах. Белая звездочка медленно приближалась к Земле. Мальчик не знал, как управлять скафандром. То, что показывал ему отец, он не запомнил. И тут тихий знакомый голос стал шепотом ему подсказывать, на какие кнопки нужно нажимать. На этот раз мальчик не испугался и послушался совета того, кто поселился в нем. Включились двигатели скафандра, и мальчик полетел к Земле гораздо быстрее. Планета постепенно заполняла все видимое пространство. Она манила невообразимой голубизной морей и океанов, разноцветной пестротой материков, белизной кучевых и серостью дождевых облаков и туч. Мальчик, словно завис над Землей на каких-то двух невидимых нитях. Одна тянула его вниз, другая не давала ускорить процесс падения. И все же, первая оказалась сильнее. Он вошел в верхние слои атмосферы и, как подсказал ему тихий голос, стал тормозить по касательной, чтобы не сгореть заживо. И, тем не менее, скафандр сильно нагрелся. Охлаждение еле справилось, остужая разгоряченное тело. И вот, наконец, небо над головой из темного постепенно посветлело и засияло в солнечных лучах. За спиной раскрылись широкие птичьи крылья. Белая птица с человеческим телом летела под облаками в сторону большого северного материка, в страну с названием "Россия", к маленькому городку, лежащему на слиянии двух рек, в двухстах километрах от столицы. Те места сейчас были покрыты снегом, но утреннее солнце светило ярко, пригревая холодную землю. Чувствовалось приближение весны. Мальчик подлетал все ближе и ближе. Первый детский восторг, от полета, как раньше во сне, сменился на сосредоточенный выбор места приземления. Это место ему снова подсказал тот же тихий голос. Между слиянием двух рек, слегка возвышался, еле заметный с высоты холм. На вершине холма, в окружении голых, сейчас, серых деревьев, виднелся купол церкви с сияющим, под первыми утренними весенними лучами, позолоченным крестом.
   Пирамидка на груди приятно согревала тело. Прежде чем начать спуск, мальчик почему-то оглянулся назад, на небо. И там, на фоне тусклой, полной утренней луны вдруг увидел чью-то черную фигуру с крыльями. Она стремительно приближалась.
  
  
  
  
  
  
  

ПАВЕЛ

ЛАГУН

0x01 graphic

СЕМЬ

ДНЕЙ

ПОЛНОЛУНИЯ

  

РОМАН -

ПРИТЧА.

КНИГА

3

"ПЛОД ЛЮБВИ"

Т-2

0x01 graphic

ДЕНЬ VII

I

   Он проснулся, как всегда, очень рано. Мартовский рассвет только-только вспыхнул на восточном горизонте, а он уже открыл глаза, но прежде чем подняться с кровати несколько минут лежал, выгоняя из себя остатки сна. Он глядел в белый мелованный потолок с мелкой паутинкой трещин, следя за розовыми бликами рассветный лучей. Затем перевел взгляд на не зашторенное окно. За ним, между голыми ветвями деревьев виднелся клочок блеклого утреннего неба, на котором был еле различим пристальный белый зрачок полной луны. Зрачок немигающее глядел на лежащего в кровати человека с окладистой седой бородой. Их взгляды встретились ,и человеку стало как-то не по себе. Он отвернулся и, тяжело вздохнув, откинул одеяло. Минуту-другую он сидел на кровати, глядя на икону Спасителя, висящую в восточном углу комнаты. Под иконой тусклым огоньком светилась лампадка. Он встал и троекратно истово перекрестился, читая про себя молитву "Отче наш". Затем, шаркая тапочками без пяток, отправился в ванную. Вернувшись оттуда, он стал одеваться. Надел чистую рубаху, на нее подрясник и рясу. Серебряный крест на цепочке завершил облачение священника.
   Ныне наступило "Прощеное воскресение" и нужно основательно подготовиться к утренней Службе. Он всегда сам, еще до прихода клириков и певцов, открывал двери храма и ворота, хотя это должен был делать сторож. Но сторож, как правило, засыпал под утро и священник не будил его, а проделывал отпирание с непременным утренним удовольствием.
   Вот и сейчас он, накинув на плечи пятнистую куртку с серым воротником, вышел из своего теплого домика на утреннюю мартовскую прохладу. Легкий морозец и знобкий ветерок развеяли из него последнюю дымку сонливости. Он глубоко вдохнул холодный воздух и, достав из кармана куртки связку ключей, размеренной походкой двинулся к воротам, открыл замок и распахнул настежь обе створки. Затем развернулся к Храму и перекрестился на образ Спасителя в овальной нише над дверями портала. Храм возвышался над священником лазоревыми стенами полукруглой главой, увенчанной восьмиконечным православным крестом, позолота которого искрилась в первых утренних лучах. Колокольня находилась сзади. Двери Храма открылись с легким скрипом. Внутри пока властвовал полумрак. Свечи еще не были зажжены, но слабо попахивало ладаном и свечным воском, от вечерни. Он немного постоял на пороге, а потом, слегка сутулясь, пошел вдоль стены по очищенной от снега асфальтовой дорожке. Дорожка привела его за торец Храма, в небольшой садик, усаженный фруктовыми деревьями. В глубине садика стояла шестигранная беседка, а чуть в стороне от нее были видны две ухоженные могилы с резаными крестами и витиеватой металлической оградой. На обеих могилах лежали свежие розы. Белые на одной и красные на другой. Он положил их только вчера, и лепестки были лишь слегка схвачены ночным морозцем. Священник подошел вплотную к могиле с белыми розами, где между плитой и оградой оставалось еще небольшое пространство и снял с головы черный клобук.
   - Я пришел. - тихо сказал старик, склонив седую голову, - Вот и еще один день без тебя. Прости меня, - на глазах у него выступили слезы.
   - И ты прости меня, отче, - он перекрестился на могилу с красными розами, - Я должен был убить тебя, и не сумел спасти. Сумею ли грехи тяжкие отмолить?
   Он еще несколько минут стоял, опустив голову перед этими двумя дорогими для него могилами, а после, тяжело вздохнув, надел головной убор и продолжил свой обход вокруг храма. Возле будки на цепи сидел Вепрь и, подняв вверх клыкастую беспородистую морду, тоскливо выл на утреннюю луну. Такого за ним давно не наблюдалось. Священник удивленно взглянул на пса и погладил его по вздыбленной, густой, черно-рыжей холке. Вепрь выть перестал и ответил хозяину недоуменно-извинительным взглядом своих красных глаз: "Сам, мол, не знаю, что со мной?" и опять, подняв вверх морду, заскулил, утробно подвывая.
   Священник тоже поднял голову. Блеклая полная луна была на ясном небе еле заметна, да и к тому же, уже стала заходить за деревья и нижний край ее почти скрыли голые ветви. И тем не менее, на ее млечном полукруге отчетливо виднелись два крошечных крылатых существа, быстро увеличивающиеся в размерах. Вначале священник их принял за птиц, но затем стали отчетливо заметны ноги и руки, а широкие крылья за спиной казались неподвижными и только корректировали полет этих странных существ.
   - Ангелы! - воскликнул священник и благоговейно осенил себя крестным знамением.
   Первый из "ангелов" был гораздо меньше второго, смолянисто-черного и сверкал в ранних, утренних, солнечных лучах искрящейся белизной. Эти же солнечные лучи высветили у него над головой огненный обруч нимба. Голову другого, черного, закрывал темный, круглый колпак, и этот второй явно преследовал первого, держа в руке какой-то блестящий, похожий на топор, предмет. Да это и, в самом деле, был топор. В том священник убедился, когда оба человека-птицы закружились над самым куполом Храма, словно белый голубь и черный ворон. Черный не давал белому приземлиться, размахивая топором. Белый едва успевал уклоняться. Но, в конце концов, ему это не удалось. Лезвие топора угодило в шею белого ангела. Он обмяк, опустив руки, но какая-то сила понесла его прямо на купол, ударила о скат. Ангел, ломая крылья, упал на асфальт, неподалеку от священника. Тот, не раздумывая, кинулся к упавшему. А сверху уже с топором наперевес, пикировал черный, с явным желанием размозжить священнику голову. Но он вовремя уклонился от удара, уронив при этом, клобук.
   Пальцы инстинктивно ловко перехватили рукоятку возле топорища и дернули ее на себя. И дальше сознание не контролировало рефлексы, выработанные годами. Топор описал дугу и, что было силы, ударил острием по темному колпаку черного. Колпак раскололся, как орех, а лезвие по инерции врезалось в открывшийся лысый лоб и застряло там над выпученными, налитыми кровью глазищами. Та же тягловая сила, видно, потеряв управление, принялась хаотично крутить черное тело с топором во лбу. Тело понеслось, кувыркаясь, в сторону церковной ограды и на всей скорости напоролось животом на острый железный прут, закрутилось на нем и замерло, безвольно опустив руки, ноги и крылья. Аппарат за спиной фыркнул и заглох.
   У священника похолодело внутри. Он с трудом оторвал взгляд от этого ужасного зрелища, причиной которого сам и явился. Он убил небесного человека, пусть угрожавшего ему самому. Но ведь он его разоружил. Как же так получилось? Грех-то, какой! Не отмолить никогда его. Но теперь черному уже не поможешь. Но, может, белый еще жив?
   Старик повернулся к лежащему неподвижно на асфальтовой дорожке белому ангелу. Голова у него была закрыта прозрачным круглым колпаком. А на шее возле левого плеча белая ткань окрасилась в пурпурный цвет, и кровь тонкой струйкой лилась уже по дорожке. Капли крови кое-где забрызгали поломанные перламутровые крылья. Ангел лежал лицом вниз и священник дрожащими руками перевернул его на правый бок. На шее открылась глубокая кровоточащая рана. Видно, перерезана артерия. Кровь не остановить, она бьет тугим родничком. Нужно снять колпак, чтобы хоть чуть-чуть полегчало. И вызвать "скорую помощь". Только, когда она приедет?
   Священник стал торопливо искать застежки на краях шлема и нажал на кнопку в районе горла. Шлем легко откинулся назад за спину, открыв белокурую мальчишескую голову с бледным худым лицом и закрытыми глазами. Внезапно глаза стали приоткрываться, и что-то далекое и хорошо знакомое отразилось в их серо-зеленой глубине. Словно старик увидел на мгновение свое прошлое, свое забытое детство.
   - Пирамидка, - еле слышно прошептали губы мальчика, - пирамидка у меня на груди, в кармане. Береги ее. Она остановит... - он не договорил и легонько выдохнул. Глаза его остекленели.
  

***

   Он отпел их сразу же после заутрени, хотя по христианскому обычаю такого не полагалось делать. На чердаке его дома нашлось, как раз, два гроба. Один он приготовил для себя, а второй держал на всякий случай. И вот случай представился. Нашлась и ткань для погребения. Женщины, служащие в церкви еще до появления прихожан отнесли тела в дом и пока священник вел утреннюю службу, приготовили их к отпеванию. Все три тихо плакали над мальчиком. Он и в самом деле лежал, как ангелочек, со спокойным умиротворенным лицом. Лысому заклеили рану на лбу пластырем и после обмывания снова нарядили в его старомодный мундир с дыркой впереди и сзади от заборного штыря. Скафандры спрятали в чулане, удивленно разглядывая неубранные крылья.
   Службу отец Петр вел из рук вон плохо. Он то и дело сбивался с молитвенного ряда. Забывал слова или проговаривал их скороговоркой, без должной значимости. В голове у него будто клубился туман и переполняла какая-то странная раздвоенность, или даже расстроенность мыслей и ощущений. Это состояние началось с ним почти сразу же после смерти мальчика-ангела. Сперва сердце на секунду-другую остановилось в груди затем ударило сильным перебоем и заколотилось быстро, взахлест. Сознание помутилось и он чуть не упал на тело мальчика. Петр прислонился спиной к стене храма и так стоял несколько минут приходя в себя. Но до конца так и не пришел. В голове, сквозь туманную дымку, появлялись и исчезали образы из его давних забытых снов о других планетах, катастрофах, астероидах, кометах и летающих тарелках. Иногда выплывал образ синеглазой медноволосой женщины, так похожей...
   Вперемежку с этим потекли детские воспоминания, о которых он до сих пор не помнил. Вот мама вечером везет его на саночках по заснеженной площади. В углу площади стоит, освещенная изнутри и ярко украшенная будка с разноцветными шариками, бусами и звездочками. Несколько крупных, блестящих и очень красивых снежинок упали ему на черную шубку. Он уже понимает: скоро Новый год...
   Вот он мчится на привязанных веревками к валенкам "снегурках" по гладкому льду разлившегося, а потом замерзшего пруда. Ему лет шесть-семь. На нем серая куртка на меху, шарф и шапка-ушанка, завязанная у подбородка. Веревки давят шею. Но он не обращает на это неудобство внимания. Он мчится по гладкому льду на быстроходных коньках с загнутыми вверх носами. На темном небе стоит полная луна. Ее желтовато-оранжевый свет стелется по льду, превращая его в лунную дорожку. По ней и несется мальчик на встречу полнолунию. Детская радость полета переполняет его сердце...
   Вот он плывет по тихому, теплому озерцу в жаркий летний полдень. Возле берега с визгом плещутся его приятели-мальчишки, а он заплывает на середину и видит сквозь прозрачную воду свежий зеленый луг, усыпанный желтыми солнышками одуванчиков. Он ныряет глубоко, до самого лугового дна и долго, сколько хватает дыхания, сидит на бархатистой траве, глядя через колеблющийся водяной слой на далекое голубое небо и яркое солнце на нем. Вокруг солнца сияет радужный ореол...
   Отец Петр вынырнул из пелены не своих воспоминаний только тогда, когда сторож и работник Храма утромбовали холмик на могиле, вырытой рядом с красными розами. В руке он держал радужную пирамидку, найденную у убитого "ангела".
   Где похоронили черного лысого, отец Петр не помнил. Сторож потом сказал, что за оградой, в парке. Нужно было известить о происшествии власти, но священник решил этого не делать. Начнутся расспросы, допросы, дознания. И никто ему, конечно, не поверит, что эти двое прилетели с луны. А он об этом знал твердо. Он недавно видел этот полет глазами мальчика. И он сам был этим мальчиком, только постаревшим и прожившим отдельно от него длинную и, должно быть, неправедную жизнь. И только в последние годы вдруг осознавшего свое греховное прошлое, после смерти жены и священника, место которого он занял в этом Храме. Сколько трудов и покаяния ему стоило назначение сюда. Но ему поверили в епархии. И он старался оправдать это доверие. Принял монашество. Пробовал жить по Божьим заповедям. И вот это странное трагическое посещение. Мальчик-ангел, прилетевший с луны и погибший у него на глазах от руки своего отчима. Мальчик был его частью. Его детством, которого он не помнил и вспомнил лишь тогда, когда их души соединились. Все это ему стало ясно только теперь. Ведь с ним соединилась не только душа убитого мальчика, но и кто-то третий, чью жизнь он иногда видел во сне.
   И его жизнь вдруг стала приобретать ощущение целостности. Все прошлые годы внутри себя он чувствовал нехватку чего-то основного, главного. В том месте зияла пустота. Сейчас эта пустота очень быстро наполнялась. Клон становился полноценным человеком.
   После похорон, в трапезной все служители церкви помянули убиенных, не зная даже, как те оказались на церковном дворе и кто они были такие. И тут отец Петр тоже не стал раскрывать тайну, которую знал только он один. Да и нужно ли было это делать? Как объяснить простым людям цепь сложных трагических событий, уходящих в глубину времени и пространства? И кто такому рассказу поверит? Он бы и сам не поверил, если бы не знал наверняка.
   Когда трапезная опустела, Отец Петр последним ушел к себе в опочивальню и, упав на колени перед образом Спасителя, до самой вечерни безудержно молился, прося прощения у Господа за невольной убийство "черного ангела" - отчима.
   На вечерню он не пошел. Попросил провести службу Отца Алексея, а сам продолжал истово молиться, стоя на коленях. По лицу его текли слузы. Приближалась полночь...
  

II

   Окно опочивальни озарилось разноцветными всполохами света. Словно в небе вспыхнули огни праздничного фейерверка. Отец Петр оторвался от молитвы и удивленно взглянул на окно. Черный полуночный небосвод переливался серпантином красочных искр и бликов. Они плескались радужными волнами, озаряя темную весеннюю землю. Высоко, высоко послышался какой-то гудящий трубный звук, от которого по всему телу пробежал морозный, колкий озноб. Отец Петр с трудом поднялся на онемевшие ноги и, еле передвигая ими, зашаркал к выходу. Вышел в прохладную мартовскую ночь и взглянул на небо. На небе горели огненные письмена, окруженные ореолом разноцветных искр-огней.
   "Я явился вторично, чтобы вершить суд" - гласила огненная надпись. А чуть ниже надписи была видна поднимающаяся из-за горизонта огромная, огненно-красная, кровавая луна.
   У священника затряслись и без того ослабевшие ноги, и он снова упал на колени, осеняя себя крестным знамением. Письмена сияли на небе грозно и беспощадно.
   "Вот он "судный день, - подумал Петр, - в первый день Великого поста. Дождались наконец".
   Голова у него кружилась. Старческие глаза слезились при взгляде на огненное небо. А на душе было муторно и тоскливо. Он ждал второго пришествия Спасителя и знал, что он появится внезапно, как "тать в ночи". Но, чтобы вот так, буквально - ровно в полночь? А, впрочем, как же иначе? Так, наверное, и должно было случится?
   Письмена горели, не затухая. Кровавая луна поднималась все выше и выше. Что-то было недоброе, неправедное в этом небесном знамении. Отец Петр чувствовал какую-то фальшь и театральность, словно в небе повисла кричащая и грозная реклама, а не откровение Божие. Он еще раз взглянул на надпись и понял, почему не поверил ей. В слове "вершить" вкралась ошибка - вместо буквы "Е" светилось яркое "О". Впрочем, через некоторое время, она все же исправилась. Видно, устроители небесного "шоу" заметили свой промах и вовремя спохватились. Но для священника Спасо-Преображенской церкви отца Петра все стало ясно. Он понял, кто должен сейчас явится с небес под личиной Иисуса Христа. А еще об этом ему подсказали души мальчика и фаэтонского апостола Твердого. Что убедило Петра окончательно.
   Он поднялся с коленей, и уже без благоговейного трепета, стал наблюдать за небесной вакханалией. Трубный гул опять наполнил звездную чашу неба. Самих трубачей нигде видно не было. Но тревожно-заунывная "музыка сфер" сотрясала всю окружность горизонта, и на слух очень смахивала по тональному звучанию на похоронный марш. Тот же тоскливо-погребальный вой. Та же надрывность и горестная безысходность. Та же гулкая смертельная пустота звенящей и вибрирующей меди.
   Это жуткое, проникающее везде звучание, выгнало людей на улицы и они, задрав головы, смотрели на горящие письмена, в недоуменном страхе переговариваясь. Прихожане двинулись к церкви, крестясь и распевая псалмы. Они поверили в начертание и ждали появление Спасителя в Силе и Славе на Небесах. В дверях Храма их встретили священники Отец Петр и Алексей, живший на соседней улице. Он выслушал разъяснения настоятеля и, кажется, понял и принял их. Поющих прихожан они остановили на пороге с серебряными распятиями в руках. Отец Петр вышел чуть вперед и, подняв над головой распятие, слегка срывающимся голосом заговорил:
   - Братья и сестры! Пришли последние времена. Разверзлись небеса, появились огненные письмена. Вы лелеете надежду, что это Спаситель наш и Наставник-Учитель Иисус Христос вторично явился на Землю. Но это не так. Вы забыли, что сказано у апостола Павла во втором послании к Фессалоникитцам: "Не спешите колебаться умолять и слушаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, будто уже наступает день Христов.
   Да не обольстит вас никто никак: ибо День тот не придет, доколе не придет прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели.
   Противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святыню, так что в Храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога".
   Не верьте этим письменам! Не верьте явлению с небес! То не Христос идет к нам, а Антихрист!
   Прихожане взволнованно зароптали, поглядывая на небо. Некоторые недоверчиво покачивали головами. Старушки стали всхлипывать, крестясь и причитая.
   А на небе начался второй акт спектакля, инсценированного с поднявшейся уже высоко, чужеродной спутницы Земли. От края до края, во всю ширину горизонта, словно отдернулся занавес и открылся необозримый золотистый экран, осветивший все вокруг. Ночь вдруг превратилась в день. И только по далеким краям этого небесного экрана виднелись темные углы с еле заметно мерцающими звездами. Да красно-оранжевый диск луны стал внезапно и быстро темнеть и превратился в матово-черный, с огненной окантовкой по кромке. Наступило лунное затмение.
   Из черного диска луны на экране вдруг вышел человек в сверкающей золотистой одежде. Длинные ниспадающие на плечи волосы его были ослепительно белы и сверкали, как расплавленный до белизны металл. Такие же горящие потусторонним огнем глаза, блистали, словно две ослепительные звезды. Изо рта у приближающегося человека, между усами и бородкой, вдруг возник острый меч похожий на жало. Лицо его полыхало яростным огнем, а босые ноги, казалось, только что покинули раскаленную печь. В руке, усеянной перстнями, он держал семисвечник с горящими радужными огоньками, похожими на звезды, свечами.
   Громоподобный голос огласил все окрестности на многие сотни, а может быть, и тысячи километров:
   - Я есть - первый и последний, альфа и омега! Я пришел судить вас за деяния ваши Страшным и беспощадным судом! Повинуйтесь мне!
   Прихожане в ужасе стали падать на колени и отбивать поклоны. Молодое лицо Отца Алексея побледнело и мгновенно осунулось. Он стал похож на старика. А у Отца Петра на несколько мгновений замерло сердце. Ему показалось, что он умирает. Руки и ноги онемели и похолодели. Сознание стало туманиться. Он едва не выпустил из рук распятие. И тут он почувствовал на груди, тепло радужной пирамидки. Оно постепенно разливалось от сердца к голове, ногам и рукам, приводя Петра в чувство. Сердце забилось ровно и глубоко. Он вдохнул прохладный мартовский воздух и тот ему показался раскаленным, обжигающим легкие.
   - Это - антихрист! - крикнул Петр в толпу, стоящую в молитве на коленях. Но его уже никто не слушал. Люди в благоговейном ужасе и восторге простирали руки к шагавшему по небесам огненному видению, окруженному сотнями парящих булых и черных ангелов. Даже Отец Алексей и тот упал ниц и остановившимся взглядом уставился на небесный экран. Распятие лежало в стороне, откинутое прочь.
  

III

   Он воцарился на Земле на следующий день. Одновременно во всех религиозных центрах, что было абсолютно непонятно, но всеми принималось, как должное. Телевизионные репортажи шли в одно и тоже время из Иерусалима, Рима, Москвы, Вашингтона, Мекки, Дели, Токио, Пекина, Тибета. И везде на золотом троне восседал Он, уже без меча во рту, но по-прежнему грозный и величественный. И Он был огромен, как великан. Людям приходилось смотреть на него, задрав головы. И смотрели они на него со страхом и обожанием. Страху они натерпелись предостаточно. Целые сутки Земли содрогалась от "Гнева Божьего". Черные, тоже громадные ангелы, лили в океаны из огромных чаш какую-то смесь, от которой пенились волны и бурями накатывались на берега, неся беды и разрушения прибрежной полосе. И Земля тряслась и содрогалась непрерывно целые сутки, от чего проснулись спящие вулканы, залив лавой и пеплом окрестные поселки и города. Всего один день, но Земле он принес множество несчастий.
   А потом Он стал единым Властителем Земли. Все народы сразу и безропотно покорились Ему. И Он примирил религии, стал единым пастырем божьим. О чем еще можно было мечтать человечеству? Но радовалось оно не долго. Всего два дня.
   А на третий день, проснувшись по утру, жители городов, городков и поселков увидели, что на улицах появились странные люди, одетые в одежды прошлых времен. Они бродили по улицам, словно завороженные, глядя прямо перед собой невидящими глазами. Живые, в конце концов, сообразили, что это воскресли мертвецы ушедших веков. Но их, к слабому утешению, было не так уж много, если учитывать количество умерших на Земле на протяжении всей истории человечества. Живым стало неуютно и даже противно среди этого разномастного сброда, дурно пахнущего и заходящего в дома в поисках пищи. С физиологией у них было все в порядке. Города стали постепенно превращаться в грязные отхожие места. Со дня воцарения на Земле Властителя прошло около двух недель.
   В городке, где на холме, между двух рек стояла Спасо-Преображенская церковь, было, как и повсюду, необычно оживленно. И до того улицы не отличались здесь особенной чистотой. Сейчас они были захламлены до предела. По мусору, топча его сапогами, слонялись монголо-татарские ордынцы в доспехах, вперемешку с воинами Дмитрия Донского, невооруженные и очень голодные. Таскались взад и вперед какие-то грязные мужики в лаптях, бабы в кокошниках, бояре в высоких шапках, дворяне в сюртуках и во фраках, работный люд в косоворотках, солдаты и офицеры в мундирах всей Романовской эпохи, красноармейцы, чекисты в кожанках, советские шахтеры и ударники коммунистического труда. Здесь же шлялись помятые немецкие фашисты в рваных шинелях и в стоптанных сапогах. И все это сборище хотело есть и пить. Они уже давно выли от голода, а кормить их было нечем. Прилавки и магазинные склады опустели в первую же неделю воцарения. Местные жители нутром почувствовали катастрофу и растащили все продукты по домам. Власти не справлялись с обстановкой и, в конце концов, все пустили на самотек. Жители, запершись в домах и квартирах, наполнив холодильники припасами и залив ванны, ведра и кастрюли водой, зная, что ее скоро отключат. Так и произошло через две недели. Затем отключили электричество, газ и отопление. А так, как стояла вторая половина марта, и ночами еще было холодно, жители частного сектора затопили печки, спиливая фруктовые деревья в своих садах и в окрестных лесопосадках. Некоторые сердобольные старушки подкармливали из своих запасов оживших мертвецов и те, чуя пищу, собирались целыми толпами возле домов, где происходила кормка и выли от голода, закатив свои безжизненные глаза. Хорошо еще, что они были не агрессивны и своим поведением походили на маленьких, беспомощных детей.
   Тогда их было решено согнать в одно место, для которого самым подходящим оказалось бывшее ЛТП, сооружение рядом с выработанной шахтой. Милиция и солдаты местной части, вместе с добровольцами, принялись отлавливать оживших мертвецов. Их сажали в крытые грузовики и отвозили за город, где огороженные бетонкой и колючей проволокой, стояло несколько полуразрушенных бараков.
   Нахлебников оказалось несколько тысяч человек. Прокормить их и наладить хоть какой-то быт было очень сложно. И такое происходило почти в каждом городе. Было отчего властям да и простым гражданам впасть в отчаяние. Население Земли в одночасье увеличилось почти на треть. А ведь и до того голодных хватало.
   Отец Петр и Отец Алексей, как могли помогали этим несчастным. В оживших мертвецов Петр не верил. Он знал, откуда они взялись. Как их ночью доставили на летающих тарелках с луны и оставили здесь помирать с голоду. Но с первой волной пришельцев земные власти кое-как справились. И вот тогда в небе появились белые и черные "ангелы". Эти, приземлившись, стали чинить суд и расправу по велению Властителя, который, сидя одновременно на престоле во всех религиозных центрах, раскрывал лежащую у него на коленях книгу с семью печатями и провозглашал списки грешников. В основном, это были священнослужители, якобы отрекшиеся от истиной веры и тайно служившие темным силам. Их хватали, врываясь в Храмы. Белые "ангелы" вершили суд, черные расправу. Но приговор, как правило, был один - смерть. На площадях устраивали публичные казни сожжения отступников на кострах, что очень напоминало средневековую инквизицию. Но люди не роптали. Их сковал какой-то животный страх, вперемешку с безволием. Все верили в справедливость пришедшего с Небес. Ведь он - истина. Он - путь. И все, что он делает, во благо, погрязшей в грехах планеты. А грехи, как известно, выжигают огнем небесным. Но, можно и земным, за неимением первого.
  

IV

   Отец Петр проводил тайную вечерню за закрытыми дверями Храма, так как на кануне последовал указ Властителя о запрещении всех религиозных служб до "создания единой и неделимой церкви". Но некоторые прихожане, несмотря на страх и безволие, все же пришли на службу и стояли небольшой группкой возле алтаря. Был вечер "Лазаревой субботы" накануне "Входа Господнего в Иерусалим". Отец Петр тихим голосом читал Евангелие от Иоанна о смерти и воскрешении святого Лазаря. Прихожане слушали, затая дыхание. Две старушки молча плакали, вытирая слезы концами черных платков. Тускло мигало несколько свечей.
   После чтения Отец Петр еще раз напомнил о пришествии на Землю Антихриста, перенявшего Лик Христа и своей ложью попирающего Правду Божью.
   - Настоящее Пришествие Господа будет скоро. Очень скоро! - убежденно произнес Отец Петр. - Ждите и не теряйте Веры. Не поддавайтесь искушению и обману...
   И в этот момент закрытые двери Храма стали сотрясаться от многочисленных ударов. Прихожане в страхе сбились в кучу и начали отступать за боковой выступ к нише, где было место церковного хора.
   - Именем Великого Властителя мира, отца народов Земли, открывайте вражьи отродья! - заорал снаружи хриплый голос и затем матерно выругался. Снова раздались удары в двери и опять тот же голос прохрипел:
   - Открывайте, иначе будем стрелять и спалим вас тут всех заживо! - и добавил более тихо:
   - Товарища Сталина на вас, вражин, нет.
   Отец Петр не знал, что предпринять. Он понял, что пришли за ним, но сдаваться не хотел: со смирением у него было еще не достаточно хорошо. И не мог он сейчас смиряться. Не один он здесь, в Храме Божьем. Паства с ним рядом. А те и их не помилуют. Всех порешат. Но, что же делать? Запасной выход тоже, наверняка, обложен. Остается только молиться.
   Петр хотел уже упасть на колени пред образом Спасителя, когда из-за левой ниши внезапно появился человек в пятнистой военной куртке, с рюкзаком за плечами. Он, видно, всю службу простоял там, в самом темном углу, неосвещенном редкими свечами. Сейчас в мерцающих бликах свечей и лампад его пожилое конопатое лицо казалось Петру очень знакомым. А через минуту он его узнал. И они по-братски обнялись. От конопатого Андрея пахло костровым дымом и потом. На худых, впалых щеках проступала седая с рыжиной щетина.
   - Ну, здорово! - просто сказал он, - Долго я к тебе шел. И пришел, видно, вовремя. С этой залетной сволочью молитвами не справишься. Их только одно остановит. И я его прихватил с собой.
   Андрей снял со спины брезентовый рюкзак, развязал тесемки и вытащил короткоствольный десантный автомат АКМ с откидными прикладом. А за поясом оказался автоматический пистолет Стечкина и запасные обоймы к нему. Пистолет Андрей протянул Петру. Тот испуганно отстранился:
   - Господь с тобой! Нельзя же в Божьем Храме стрельбу открывать!
   - Она все равно сейчас откроется. Только с другой стороны. Как только дверь откроется, - Андрей невольно выдал невеселый каламбур, - Хочешь, чтобы они всех тут перестреляли? - в его голосе прозвучало раздражение. Петр ухватился за шершавую рукоять пистолета, понимая, что совершает еще один грех.
   - Людей своих отправь туда подальше. В алтарь, - приказным тоном произнес конопатый Андрей, поспешно готовясь к бою.
   Прихожане еле успели скрыться в алтарных дверях, когда входные двери рухнули и в Храм ворвалось с десяток черных "ангелов" с убранными крыльями и с какими-то странными автоматами в руках. Конопатый срезал первых троих короткой очередью, эхо от которой гулко запричитало под куполом, словно стая встревоженных птиц.
   Черные, не ожидая такого поворота событий, на несколько секунд растерялись и Андрей успел снять еще одного "ангела". Остальные дружно бросились за свечной прилавок. Их оружие выплеснуло яркие огненные всполохи, похожие на трассирующие пули. Раскаленные до бела шарики с противным ядовитым шипеньем стали отскакивать от каменных стен, брызгая искрами, будто бенгальские огни. Некоторые из них прожигали иконы святых и мучеников, отчего у Петра, присевшего за нишу, буквально жгло на сердце. Он пока не ввязывался в перестрелку, стараясь отдалить этот неизбежный момент. Но нельзя же оставлять без прикрытия своего старого друга. Подлость ведь это! Тем более, что Андрей, спрятавшийся за другую нишу, попал буквально под огненный ливень, сопровождаемый отборным матом стреляющих из-за прилавка. Ответить он им не мог. Высунуться из-за ниши под этот смертельный фейерверк было невозможно. Свечи почти все погасли и церковь освещалась только вспышками огненных пуль-шариков. Петр за своей нишей оставался незамеченным черными "ангелами". Те, в азарте стрельбы, приподнялись над прилавком и палили в Андрея, опустошая магазины своего плазменного оружия. Их головы с откинутыми колпаками шлемов были хорошо заметны в сверкании огненных выстрелов. Пора было действовать, а то Андрея могли в любую секунду убить.
   "Господи, прости меня, грешного", - прошептал Отец Петр и, прицелившись в крайнюю голову, нажал на спуск. Пистолет был переведен на автоматический режим. Пули одна за другой вылетели из ствола длинной вереницей, разлетаясь по сектору обстрела. Словно разодралось тугое полотно. Эхо отразило звук очереди горестным вскриком.
   Все шестеро черных, уронив свое оружие, повалились за прилавок с пробитыми головами. Петр не промахнулся ни разу. И тут же наступила тишина. Страшная, смертельная, невыносимая для слуха. Но отголосок выстрелов еще звучал в ушах в этой звенящей тишине. Из руки Петра на пол упал пистолет, расколов на мгновение эту тишину. И следом за ним сам священник упал на колени. Несколько минут он лежал ниц, тихо шепча покаянные молитвы. Между тем, из-за алтаря, опасливо один за другим стали выходить прихожане. Они испуганно осеняли себя крестным знамением, видя жуткое зрелище. Но выходить из церкви боялись, страшась возможной засады. Поднялся с пола и конопатый Андрей. Автомат он держал наготове, предполагая то же, что и прихожане. Он терпеливо ждал, пока Петр закончит свои моленья. Но тот все не вставал, и тогда Андрей подошел к нему поближе, одной рукой поднимая с пола пистолет, а другой осторожно дотрагиваясь до плеча священника:
   - Пора, - негромко сказал он, - а то, как бы подмога не подоспела.
   Петр с трудом поднялся на ноги. В глазах у него стояли слезы.
   - Нужно их вынести отсюда, - произнес он, не глядя на убитых. Руки у него мелко дрожали.
   Трое мужчин из прихожан вызвались помочь Андрею унести трупы. И пока они проделывали этот неприятный труд, отец Петр снова принялся молиться. На душе у него лежал камень. От молитвы его опять оторвало легкое прикосновение к плечу. Андрей стоял позади ,и в почти полной темноте неосвещенной церкви ,было видно только его лицо. Изо рта у него слегка пахло перегаром водки и табака.
   - Пойдем, - сказал Андрей, - тебе нужно посмотреть.
   Петр, не понимая, о чем ему сказал приятель, медленно пошел вслед за ним к более светлому выходу с выбитыми дверями. Еще прохладный, но уже пахнущий набухшими почками, апрельский вечер, немного очистил сдавленное дыхание. Но оно снова перехватилось, когда Петр увидел лежащего на асфальте церковного двора, в окружении нескольких прихожан, Отца Алексея. Он был мертв, убитый наповал плазменным шариком. Видно, хотел заслонить дорогу черным "ангелам".
   Петр склонился над убитым, осенил его крестным знамением и вдруг почувствовал на груди легкое жжение. Там, вместе с нательным крестиком, у него висела радужная пирамидка. Жжение становилось все более нестерпимым. Петр через шею потянул шнурок и извлек пирамидку наружу. Та светилась разноцветным пламенем. От нее шел ощутимый жар. Она, как будто предлагала себя для какой-то цели. И Отец Петр внезапно понял, для какой? Он поднес на шнурке горящую пирамидку к телу Отца Алексея и опустил ее на круглую рану. Пирамидку окутал радужный ореол. Он проник в тело священника, и оно на несколько мгновений тоже засветилось внутренним огнем. Затем сияние потухло... И Отец Алексей открыл глаза.
   Он недоуменно огляделся вокруг, не понимая, где находится. С минуту он сидел на асфальте, потом, с помощью Петра, поднялся на ноги.
   - Я был в прекрасном мире, - как-то заворожено произнес он, - там много света и счастливых людей. Но меня вернули назад. Так не хотелось, - проговорил он после паузы.
   Окружившие место оживления прихожане в благоговейном восторге стали осенять себя крестными знамениями. Радужное сияние пирамидки стало постепенно затухать. Отца Алексея две женщины прихожанки увели в опочивальню отдохнуть. Он был явно потрясен и плохо стоял на ногах. Шел с трудом, пошатываясь, между двух пожилых женщин, ведущих его под руки. Все оставшиеся смотрели ему вслед, пока Отец Алексей не скрылся в дверях дома. И тут к ним торопливо подошел один из мужчин-прихожан, помогавший уносить тела убитых "черных ангелов". На лице у него застыл страх, смешанный с волнением встречи необычайного. Он остановился рядом с Петром и Андреем и, переведя дыхание, хрипло проговорил, показывая куда-то за спину:
   - Там, там, на стадионе, блюдо летающее стоит. Черное... - и обтер со лба капли пота.
   - Это они на нем прилетели, - проговорил Отец Петр. И вдруг внутри его головы, словно что-то щелкнуло и повернулось. Перевернулся и весь ход его мыслей, до этого сосредоточенный и скорбно-покаянный. И вдруг ему очень захотелось увидеть это "летающее блюдо". Более того, ему нужно было его увидеть, сесть в него и улететь на луну. Внутри головы ему будто кто-то приказывал, заглушая здравый смысл и перекрывая протестующие слова-мысли Твердого.
   - Мне надо туда идти, - проговорил Петр не своим голосом. И это сразу же насторожило конопатого Андрея.
   - Что с тобой? - удивленно и тревожно спросил он.
   - Мне надо лететь на луну, - снова чужим голосом произнес Петр, - меня там ждут.
   - Кто там тебя ждет? - Андрей еще больше встревожился, глядя на своего друга.
   - Я полечу, - упрямо отвечал Петр, взмахнув рукой с пирамидкой на шнурке.
   - Да, как же ты полетишь? Зачем?
   - Мне так надо, - сказал Петр оловянным голосом, и двинулся в сторону стадиона, который раньше был церковным кладбищем, но в годы борьбы с религиозным дурманом, превратился в образчик победы тренированного тела над немощным духом.
   Андрей бросился следом, ничего не понимая. Знал он только, что Петра уже не остановишь. Но бросать приятеля на произвол его непонятным порывам он не мог, и шел в двух шагах позади Петра, держа в руках автомат. Так они вышли их ворот Храма, перешли дорогу и зашли на стадион.
   На футбольном поле, бывшим некогда погостом, виднелся внушительный силуэт летающей тарелки, сбоку похожий на черное веретено. Петр, и Андрей следом за ним, вступили на жухлую прошлогоднюю траву газона, нестриженную и бурьянную. На поле уже никто давно не играл в футбол и оно заросло чертополохом. И вдруг со стороны футбольных ворот тихо хлопнула вспышка и плазменный шарик с шипением пролетел рядом с головой Андрея. От штанги ворот к тарелке рванулся одетый в белый скафандр человек. Еще один шарик пролетел между приятелями. Петр так и не остановился, а автомат Андрея коротко стрекотнул. Белый на бегу словно споткнулся и, выронив из рук излучатель, ткнулся в траву лицом.
   А Петр, словно и не заметил этого эпизода. Он прямиком шагал через прошлогодний сухой бурьян к открытому входу в черном боку летательного аппарата. Над дверью слабо светился маленький оранжевый огонек.
   Внутри тарелки оказалось обширное помещение, с несколькими рядами кресел и одним впереди возле пульта управления с экраном в центре. Петр без задержки уселся в это кресло и, явно, не понимая, что делает, нажал на несколько кнопок на пульте. Тарелка едва заметно завибрировала. Экран вспыхнул вечерней панорамой заросшего стадиона. Петр сдвинул какой-то рычаг... И стадион исчез с экрана.
   Андрей еле успел плюхнуться в ближайшее к нему кресло. На экране темное небо стало быстро светлеть, пока лучи заходящего солнца не загорелись на нем алыми протуберанцами.
   Аппарат стремительно помчался ввысь, в небо, снова из светлого ставшего темным. На небе загорелись звезды, а через несколько минут в боковом углу экрана показался красно-оранжевый бок еще далекой луны. Тарелка устремилась к ней.
  

V

   Черный диск влетел в жерло кратера и, снизив скорость, стал опускаться вниз, в лунную глубину. И вдруг перед ним раскрылся люк. Небольшая темная шахта, и плавная остановка в ячейке, среди нескольких таких же дисков, в огромном, тускло освещенном ангаре. Многие ячейки оказались пустыми. Видно, "тарелки" были "на задании".
   Петр поднялся с кресла управления и молча, деревянной походкой двинулся к выходу. Андрея слегка мутило от плохо перенесенного впервые в жизни межпланетного полета. Но он нашел в себе силы встать с кресла и отправиться следом за другом.
   Ко всей этой обстановке он никак привыкнуть не мог. У него, вместе с мутью, еще и кружилась голова, и он не успел ничего предпринять, когда на выходе из аппарата, их окружили несколько вооруженных людей в черных мундирах и касках, в которых Андрей с удивлением признал эсесовцев, хотя видел их только в советских фильмах про Штирлица и ему подобных, много лет назад.
   Эсесовцы, без разговоров, вырвали у него из рук автомат и, тыча в спины обоих пленников своими "шмайстерами", повели их из ангара по такому же плохо освещенному коридору. Шли довольно долго. Никто не проронил ни единого слова. И, наконец, остановились перед дверью, сделанной из темно-красного материала, похожего на дерево. Косяки дверной рамы переливались позолотой. Один из эсесовцев с серебристым витым погоном на плече, приложил ладонь к косяку. Дверь с легким скрипом отошла в сторону. И тут только Андрей заметил, что она была треугольной. Они вошли в вестибюль. После ходьбы по темному коридору, глаза от неожиданного освещения сами собой прищурились. Андрей остановился, но его и Петра снова подтолкнули к другой двери, переливающейся золотистыми искорками. И эта треугольная дверь отошла в сторону. Пленники переступили порог огромного зала, освещенного множеством небольших лампочек, стилизованных под церковные свечи. На стенах висели разнообразные иконы со знакомым всем жителям Земли лицом.
   Одна из стен представляла собой несколько рядов телевизионных экранов. На экранах виднелись изображения земных городов с идущими по улицам людьми и храмы, где на позолоченных тронах возвышалась огромная фигура Пришедшего и вершащего суд над грешной планетой.
   Кресло возле экранов, похожее на позолоченный трон, развернулось и прототип великанов в упор посмотрел на пришедших бледно-голубыми водянистыми глазами. В глазах сквозил холод А на лице сияла улыбка.
   - С прилетом, - сказал Властитель, обращаясь к одному Петру. Андрея он, словно бы, и не замечал. Как будто его и не было здесь вовсе.
   - Принес? - спросил Властитель, протягивая руку. Петр все той же деревянной походкой приблизился к трону и протянул сидящему, висевшую на шнурке, радужную пирамидку. Тот поспешно схватил ее. Дежурная улыбка превратилась в удовлетворенную, почти счастливую.
   - Ну, вот, она и вернулась, - проговорил он, глядя на пирамидку, - теперь я спокоен. Остальные мне не опасны. Без нее они ничего не сумеют... Вовремя я включил пульт, когда он снял ее с груди. Сейчас, кажется, все удалось.
   Говорил он это очень тихо, почти про себя, но странным образом Андрей услышал эти слова. Они будто усилились каким-то неведомым способом и звучали у него в ушах совершенно отчетливо.
   - Теперь нужно кончать со свидетелями, - усмехнулся Властитель и впервые взглянул на Андрея. Тот все понял. И внутренне напрягся.
   - Друг мой! - громко сказал Властитель, обращаясь к Петру. - Ты не мог бы выполнить одну мою просьбу?
   Петр поднял на Властителя пустые, покорные глаза и молча согласно кивнул.
   - Вот этот человек, - Властитель указал пальцем, украшенным перстнем на Андрея, - Вот этот человек мешает нам обоим. Застрели его, пожалуйста, - и он протянул другой рукой Петру большой черный револьвер. Знаток оружия, Андрей, узнал в нем американский "Писмайкер"-"Миротворец". С такого расстояния он укокошит наповал. Петр спокойно взял из руки Властителя тяжелый револьвер и, подняв его перед собой, развернулся и навел на, стоящего позади, Андрея. Их взгляды встретились. Петр в эти мгновения не чувствовал ничего. Он перестал соображать с той самой минуты, когда прихожанин на церковном дворе сообщил о стоящей на стадионе летающей тарелке. Дальше Петр действовал бездумно, словно робот. Внутри его головы звучал приказ, и он его выполнял. Сейчас он должен был убить стоящего перед ним человека. Кто тот такой, Петр совершенно забыл. Он уже почти нажал на дужку спуска, когда импульсы, идущие из вмонтированного в мозг клона микрочипа, поглотились более мощным потоком сознания.
   Твердый, наконец, сумел нейтрализовать нейтронное поле чипа. Револьвер выпал из руки Петра. И тут же в руке Андрея появился пистолет-пулемет Стечкина, который он прятал в рукаве своей военной куртки, а эсесовцы его там не обыскали. И сейчас они за этот промах жестоко поплатились. Они стояли расслабленными, опустив стволы своих автоматов. Они презирали двух, прилетевших с Земли, русских стариков и, естественно, их не боялись. Андрей, развернувшись в вполоборота, всадил пулю в живот ближайшему от него эсесовцу с серебристым погоном на плече. Тот, выпучив глаза, повалился на пол, устланный коврами. А пули уже, одна за другой, попадали в черные мундиры. На ковры падали немецкие автоматы, а следом грохались их хозяева, так и не успевшие ни разу выстрелисть. Все было кончено в считанные секунды.
   Властитель в страхе спрятался за трон-кресло. Андрей в несколько прыжков подскочил к нему и, ухватив за шиворот, выволок из-за спинки кресла.
   - Ну, вот, теперь все по справедливости, - чуть задыхаясь, проговорил Андрей.
   С Великим Бессмертным Властителем произошла удивительная перемена. Из холодного, ироничного, безжалостного тирана, он вдруг в один миг превратился в жалкое, скулящее существо, панически боящееся за свою "бессмертную" жизнь.
   - Не убивайте меня, - шептал он трясущимися от страха губами, дрожащей рукой протягивая Андрею пирамидку. Тот, молча взял ее и передал стоящему рядом Петру.
   - Надень, - сказал он ему, - так надежней будет.
   Петр, все еще до конца не пришедший в себя, автоматически надел шнурок с пирамидкой на шею. И сразу почувствовал прояснение сознания. И стал недоуменно оглядываться по сторонам.
   - Где я? - произнес он и перекрестился, заметив на ковровом полу убитых эсесовцев. Потом взглянул на Властителя. В нем произошло узнавание.
   - Это он? - спросил Петр Андрея, чтобы окончательно убедиться. Андрей молча кивнул головой. Затем решительно сказал:
   - Надо отсюда убираться. Этого мы возьмем с собой. Покажем Земле настоящее лицо "миссии". Чтобы знали, с кем имеют дело.
   - Нужно, чтобы он отключил эти изображения в Храмах, - тихо сказал Петр.
   - А ну, давай, отключай! - Андрей трясанул Властителя за шиворот и приставил к его затылку ствол пистолета. Властитель прямо затрясся от ужаса.
   - Не могу, - пролепетал он, - честное слово, не могу. Голограммы имеют автономный режим. Интерферентность волн стабилизирована под каждым троном. Нужно выключать индивидуально, на месте.
   - Ну, если врешь?! - Андрей сделал зверское лицо и помахал у Властителя перед носом пистолетом, ничего не поняв из сказанного им.
   Властитель молитвенно сплел пальцы рук, всем видом показывая, что он не обманывает своих пленителей. Но те ему не очень то поверили.
   - Тогда отключай свою сигнализацию, или что там у тебя, - сказал Андрей, - и идем с нами к тарелке. И учти - один знак своим фашистам и не нужно будет искать твое кощеево яйцо - отстрелю тебе оба, - мрачно сострил он. Теперь Властитель, очевидно, не понял фразеологию русского фольклора. Не знаком он был со сказкой про Кощея Бессмертного.
   Повинуясь движению пистолетного ствола, Властитель нажал на пульте на какие-то кнопки. Несколько цветных лампочек над ними потухли. Впрочем, Андрей и Петр сильно рисковали, приказав отключить Властителю какую-то, неведомую им, "сигнализацию". Может он, наоборот, включил сигналы тревоги. И сейчас со всех сторон к его каюте бегут охранники-эсэсовцы. А от такой своры двоим пожилым мужчинам не отбиться.
   Но, по прошествию нескольких минут, никто не ломился в треугольную дверь зала. Возможно, конечно, ожидали где-нибудь в засаде, чтобы застать врасплох. Но нужно было уходить. Немедленно.
   Андрей отдал один из автоматов убитого эсэсовца Петру, и они, ведя перед собой Властителя, вышли из зала в вестибюль. Часовых там почему-то не было, что насторожило Андрея, каждую секунду ожидавшего нападения. Ствол пистолета он прижал к спине Властителя, а еще один подобранный автомат, держал наготове другой рукой.
   Они вышли в коридор. Он был мрачен и пустынен. Свернули налево и двинулись по глухому металлическому полу в предполагаемую сторону ангара летающих тарелок. Властитель брел впереди на полусогнутых ногах, понуря свою красивую голову, опустив бородатый подбородок на грудь.
   Возле самого входа в ангар они напоролись на патруль. Командир патруля в начале ничего не понял. Увидав Властителя, он щелкнул каблуками своих сапог и, по привычке, выбросил вперед-вверх руку в перчатке. И тут Властитель упал на пол, прикрыв голову руками. Эсэсовцы опешили, не сообразив, в чем дело, но Андрею этого замешательства было вполне достаточно. Пистолет Стечкина изрыгнул две короткие очереди. Патрульные попадали друг на друга, убитые или тяжело раненные.
   Властитель так и лежал на полу, держа ладони на затылке, пока Андрей его снова, как щенка, не поднял за шиворот.
   - Вставайте, ваше бессмертие, - презрительно произнес он, - фокус не удался. Подручные оказались непонятливыми. Устарели они за шестьдесят с лишним лет. Переморозились в холодильниках - реакция не та. Заторможенная.
   Властитель стоял, испуганно моргая глазами, не проронив ни слова. Андрей подтолкнул его стволом пистолета:
   - Ну, открывайте, ваше величество, двери. Полетим на Землю. Вы же там сейчас правите, хоть и виртуально. Теперь пришло время появиться воочию. Пусть люди вас увидят в живую. Вы же решили стать богом. А за такой обман нужно платить сполна.
   Властитель приложил дрожащую ладонь к дверному косяку и треугольная металлическая дверь в ангар медленно отползла в сторону. Петр вошел в ангар последним. Настроение у него было невеселое. Он не ощущал особой радости от поимки Властителя. Он испытывал какое-то двоякое чувство к этому человеку. С одной стороны, он был ему неприятен, как личность. Затеявший по собственному желанию или по чьей-то подсказке грандиозный, всепланетный трагифарс. Надевший на себя личину Спасителя и Наставника. Исказивший его Учение и перелицевавший его пророчества под себя и, к тому же, на поверку оказавшийся жалким трусом, трясущимся за свою жизнь, Властитель не мог вызывать ничего, кроме брезгливого презрения. Но что-то неведомое, неосознанное тянуло в нему Петра. Он не понимал своих ощущений. Их тончайшие нити соединяли его с этим посланцем темных сил, которого он должен был ненавидеть, как узурпатора и антихриста. Но он не испытывал к нему ненависти. Скорее наоборот, Петр даже сочувствовал его нынешнему незавидному положению. Петр жалел его, как сын жалеет отца-преступника, сидящего на скамье подсудимых. Умом он осуждает его преступления, но сыновье сердце жалеет отца. Ведь он произвел его на свет...
  

VI

   Они опустились на заросшем поле стадиона и вышли из "тарелки " в светлую апрельскую лунную ночь. Откуда шел свет, Петр не различил, но казалось, весь воздух, насыщенный головокружительными запахами оживающей земли, светился неведомым Светом предчувствия перерождения Природы, ее оживления, ее воскресения. Свет переливался на засохшей прошлогодней траве и на побегах молодой. Он искрился в набухших почках деревьев старого графского парка, раскинувшегося за стадионом и струился радужным сиянием по золоченому кресту над Храмом. Да и сам Храм Спаса-Преображенного, будто и в самом деле преобразился, освещенный изнутри. Невидимый источник проник сквозь стены, и они излучали ореол, разлившийся, словно весенняя зарница над куполом и колокольней. Светящийся Храм был заметен издалека. Трое мужчин шли к нему от стадиона, короткой цепочкой. Впереди ,в одеянии священника, легким молодым шагом вступал Отец Петр. Он сразу, после выхода на землю, вдруг почувствовал прилив какой-то необычайной бодрости, давно забытой им. И чем ближе он подходил к Храму, тем это ощущение усиливалось в нем, наполняя тело энергией и силой. Губы его шептали молитву. Пирамидка на груди согревала душу.
   В центре брел Властитель. Голова у него была опущена на грудь. Он двигал ногами с трудом, почти при каждом шаге спотыкаясь, непривычный к неровной поверхности и повышенной тяжести. но "стеклянные" его глаза из подлобья оглядывали деревья и кусты, росшие вдоль тропинки.
   Замыкал шествие Андрей. Вступив на родную почву, он позволил себе немного расслабиться. Автомат он закинул за плечо, пистолет заткнул за пояс. Спотыкающийся, полупарализованный Властитель не нуждался теперь в вооруженном сопровождении. Так, во всяком случае, решил для себя Андрей. Но тут он ошибся.
   Когда они проходили мимо нескольких, густо растущих елей, Властитель, внезапно встрепенувшись, одним прыжком бросился в заросли и исчез из поля зрения Андрея. Тот запоздало выхватил из-за пояса пистолет и хотел открыть огонь по шевелящимся еловым веткам, отличающим путь беглеца. Но на его руку с пистолетом легла ладонь Петра.
   - Не стреляй, - тихо сказал он, - пусть сбудется пророчество.
   - Но он улетит назад на луну! - воскликнул Андрей, - И нам тогда его снова не поймать!
   - Он не улетит далеко, - сказал Петр, - Он останется здесь, на Земле. Ему нужна моя пирамидка. А времени осталось очень мало. Смотри!
   И Петр указал на ночное звездное небо. Там, над восточным горизонтом, прямо на глазах, плавно поднималась, все ярче разгораясь, большая белая звезда. Ее свет, преломляясь через земную атмосферу, радужно сиял семицветьем, тонким перламутровым блеском озаряя все вокруг.
  -- Это Он! - произнес Петр, отвечая на немой вопрос Андрея. - Близок Его час. Нужно идти в Храм, - добавил священник, осеняя себя крестным знамением, - И готовиться к его Пришествию.
   Когда они уже подходили к церковным воротам, за их спинами, со стадиона, взвился черный диск и, мигая красными огнями, скрылся на темном западном горизонте. Приближался рассвет. Но рядом с Храмом и внутри его уже царствовало утро.
   Мягкий розовато-лазоревый свет прозрачным облаком окутал церковь и церковный двор. Он переливался искорками-бликами на покрытой предутренней росой металлической ограде. Ворота были закрыты на висячий замок, но у Петра имелся от него ключ, почему-то не отобранный на луне охранниками-эсэсовцами. Священник и его спутник вошли на церковный двор и сразу, словно окунулись в световое пространство, как в теплый бассейн, в котором воду заменял переливчатый, искрящийся воздух. Воздух будто горел не обжигающим огнем, проникал в легкие, а оттуда во все частицы тела и очищал каждую клеточку от энергетической грязи. Это сладостное ощущение так ярко и явственно почувствовали Петр и Андрей, что на несколько минут замерли в невыразимом блаженстве неподалеку от входа в Храм. Усталость, накопленная за напряжённый, бессонный перелет, исчезла без следа, и старые друзья словно помолодели. И хотя Петр и до этого чувствовал прилив сил, но он не входил ни в какое сравнение с этим взлетом бодрости духа и тела. Казалось, в него снова вселился мальчик, но не исчез в нем, а заполнил его старческое тело своей жизненной свежестью, неукротимой юношеской энергией и забытыми давно порывами и желаниями.
   Он посмотрел на Андрея. Перед ним стоял не пожилой, усталый солдат, а молодой конопатый парень в военной куртке с немецким автоматом в руках. Андрей тоже удивленно разглядывал Петра.
   - Ты это, или не ты? - наконец проговорил он недоуменно-радостным тоном, - Вот так фокус! - добавил он после паузы, - Да ты лет тридцать скинул!
   - Ты бы на себя поглядел, - ответил ему, улыбаясь, Петр, - Вот она сила духа Божьего! - воскликнул молодой священник, осенняя себя крестом.
   Из домика вышел заспанный Отец Алексей. Он подошел поближе и удивленно, во все глаза, стал смотреть на двух молодых людей, стоящих возле церковных дверей. Несомненно, он узнал их, но никак не мог поверить в их омоложение.
   - Да я это, я! - еще шире улыбнулся Петр, разглаживая свою светловолосую бороду, - Приближается час Божий. Вот мы, дожившие до него, и становимся по возрасту, как Господь наш. Но толи будет еще!
   Восточный горизонт осветила раскаленная огненная полоса. Появился солнечный край, брызнувший фейерверком лучей. Но выше солнца, затмевая его блеск, сияла большая радужная звезда, словно второе и очень близкое светило. На колокольне, сам по себе, глухо и протяжно ударил большой колокол. Заликовали подголоски. Бархатистый малиновый перезвон полился по окрестностям над Холмом, призывая людей на службу.
   Кто-то дотронулся сзади до плеча Петра. Он оглянулся и чуть не потерял сознание. Перед ним стояла Лена, молодая и красивая. А поодаль возвышалась фигура убитого топором священника Александра. Лена улыбнулась Петру светло и радостно. Он порывистым движением обнял ее и поцеловал в теплые упругие губы. И Твердый почувствовал душу Спутницы.
   К церкви по одиночке, парами, группами стали подходить люди. В основном, это были пожилые старушки. Они крестились, низко кланялись и проходили в приоткрытые Петром ворота. А во дворе с ними происходила почти мгновенная трансформация. Старушки на глазах превращались в молодых женщин. Они удивленно и радостно оглядывали друг друга и возносили хвалу Господу. То же самое произошло с несколькими пожилыми мужчинами. Во дворе к ним вернулся расцвет сил. Церковный двор постепенно наполнялся молодыми людьми. Лена стояла рядом с Петром, держа его за руку. Они, почти не отрываясь, глядели друг на друга и счастливо улыбались. А колокола, все сами по себе, звонили и звонили. Они возвещали о Великом Пришествии. И на безоблачном апрельском небе, затмевая блеском солнце, горела неугасимая звезда...
  

VII

   Какой радостной и вдохновенной была эта служба! Ее вели сразу три молодых священника. Церковь не помещала всех собравшихся. Был заполнен и церковный двор. А люди все подходили и подходили к открытым настежь воротам. Внутри старики и пожилые люди омолаживались. С молодыми ничего не происходило. Они только расширенными от удивления глазами смотрели на чудо, происходящее со старшим поколением. Большая часть из пришедших сюда не были глубоко и искренне верующими. Таких всегда меньшинство. . Молодежь пришла к церкви, в основном, из любопытства, когда слух о происходящем в храме с быстротой молнии распространился по городку. И народ повалил валом. Автобусы, идущие на Холм, оказались перегруженными и пришлось пускать дополнительные рейсы. По дороге туда и сюда лихо носились "маршрутки", в одну сторону пустые, а в другую - забитые до отказа, желающими приобщиться к чуду. Органы правопорядка к полудню оцепили почти всем своим личным составом окрестности церкви и графской Усыпальницы, где тоже произошло чудо. Из склепа наружу вдруг вышло несколько человек: мужчин и женщин, одетых в старинные одежды. Они удивленно оглядываясь по сторонам, сбились в группу, а потом, видно соорентировавшись, робкими шагами отправились по тропинке запущенного парка прямо на колокольный звон. Их сопровождали, что-то сообразивший милицейский майор, капитан и два лейтенанта. На деревьях старого графского парка проклюнулись первые зеленые листочки. Солнце на безоблачном небосводе светило ярко, пригревая весеннюю землю, покрытую свежей травой и украшенную желтыми апрельскими цветами.
   Толпа возле церкви встретила пришедших гулким шепотом:
   - Графы воскресли! - благоговейно шептали друг другу люди, расступаясь перед идущими. По людскому коридору те вошли в церковь и упали на колени перед алтарем. Петр, Алексей и Александр благословили их с амвона. Литургия продолжалась с новым всплеском восторженной силы. "Символ Веры" звучал под куполом Храма Спаса Преображенного.
   Петр, ведя службу, иногда искоса поглядывал на стоящую в первом ряду, рядом с Андреем, Лену. В ее воскресение он поверил сердцем, но разум никак не мог уяснить до конца невероятность этого. Казалось, он потерял ее окончательно и навсегда. Но в глубине души оставалась искорка надежды. И она тлела не напрасно. Дух Божий озарил мир, и надежда обрела реальные черты. Черты любимой. Душа Петра трепетала и пела. И он запел чистым баритоном, сам не понимая, как это произошло. Но, стоящий справа Отец Александр, одобрительно посмотрел на него, и Петр уверился, что поступает правильно. Слова из восемнадцатого псалма Давида полились над коленопреклоненными людьми, неведомо, как усилились и донеслись через раскрытые двери Храма до стоящих во дворе. Знающие этот псалом, подхватили его, и вслед за "Символом Веры" он эхом затрепетал под куполом:
   - "Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук его вещает твердь. День дню передает речь и ночь ночи открывает знание. Нет языка и нет наречия, где бы не слышался голос их. По всей земле проходит звук их и до пределов Вселенной слова их. Он поставил в них жилище солнцу. И оно выходит, как жених из брачного чертога своего, радуется, как исполин, пробежать поприще: От края небес исход его и шествие его до края их и ничто не укрыто от теплоты его. Закон Господа совершенен, укрепляет душу, откровение Господа верно, умудряет простых. Повеления Господа праведны, веселят сердце; заповедь Господа светла, просвещает очи..."
   Какое ликование царило вокруг! Какой порыв веры захватил омолодившихся людей, пришедших в Храм и под его стены. Казалось, не будет этому порыву конца. Победная песнь Божьей Славе разливалась окрест, очищая и воспаляя сердца и души.
   И вдруг, в самый разгар подъема наивысших чувств, стал меркнуть солнечный свет. Люди взглянули на безоблачное весеннее небо и увидели, что, в до этого ярко сияющее солнце, стал медленно внедрятся черный полумесяц. Он с каждой минутой расширялся, затмевая огненный диск. Пение смолкло. Люди со все более нарастающим страхом наблюдали за солнечным затмением. Было в этом явлении, что-то зловещее, предвещающее иной поворот событий, чем предполагался совсем недавно.
   Черный круг дневного полнолуния поглотил светило. Радужную звезду закрыла невесть откуда взявшаяся туча. Сумрак упал на землю. Повеяло холодом. Люди, стоящие во дворе церкви, не отрывали глаз от небесного знамения, не сулящего ничего хорошего. Из церкви вышли все находящиеся там во главе со священниками. На душе у Петра стало неспокойно. Он держал в своей руке горячую руку Лены и тихо, одними губами, повторял Господнюю молитву: "Господи Иисусе Христе, сыне Божие, помилуй нас грешных".
   И тут, словно из черной лунной пасти стремительно вылетели несколько десятков, уже знакомых всем, смоляных дисков. Но это был оптический обман. Летающие тарелки вынырнули из-за горизонта, и так быстро домчались до цели, что зрителям почудилось их появление со стороны черной луны, застывшей солнце. Подлетев ближе, они замедлили скорость и в движении перестроились, образовав шаровидное скопление. Черный шар стал медленно, на самой малой тяге, приближаться к церкви и завис над колокольней на высоте двадцать-тридцать метров. Тарелки окутались клубами черного дыма. Дым быстро менял форму, превращаясь в темный, крутящийся, похожий на смерч, столб. Смерч, вертясь по своей оси, медленно приближался к шпилю колокольни. Колокола на ней гудели гулко и тревожно.
   В душах всех, находящихся перед церковью, усиливалось беспокойство, быстро сменяющееся страхом, переходящим в панический ужас. Им хотелось убежать отсюда, куда глаза глядят. И некоторые, стоящие за оградой и в самом деле побежали. Их становилось больше. Люди хватались руками, кто за голову, кто за горло и устремлялись прочь.
   Через несколько минут площадь перед церковью опустела. Прихожане стояли только внутри церковного двора и подняв головы, наблюдали, как неспешно, все ниже опускается темный смерч, крутясь внутри множеством осьминожных щупалец. Смерч уже почти коснулся креста на колокольни. Он уперся в розово-лазаревый прозрачный купол, на минуту замер, почувствовав преграду, а затем, словно металлическое сверло, стал вкручиваться, разбрызгивая вокруг розовые и голубые искры. Но крест откинул "сверло" в сторону и оно стало методично дырявить защитное поле рядом с колокольным шпилем.
   Внутри смерча-сверла появилась человеческая фигура. Она, судя по всему, была облачена в золотистое одеяние, но серые вертящиеся щупальца, делали одежду похожей на грязный рваный балахон.В правой руке Властитель держал длинный обоюдоострый меч. В левой - плетку с несколькими хвостами, которые на самом деле были змеиными головами. Головы извивались, разевая пасти и, наверное, зловеще шипели. Только шипения слышно не было. Все заглушал колокольный звон. И ему стала помогать общая молитва, подхваченная всеми собравшимися на церковном дворе.
   Сверло смерча закрутилось вхолостую, затем продвинулось на несколько сантиметров и опять завертелось на одном месте. Шла борьба двух сил, двух энергий, двух Вселенских полюсов. Время словно остановилось. Черное сверло с Властителем внутри с остервенелым упорством врезалось в цветную преграду. Вот Властитель оказался на одном уровне с гудящими колоколами. Он взмахнул рукой с мечом. Большой колокол, подрубленный у основания подвязи, с перебоем ударил невпопад и, сорвавшись со звонницы, с гулким стоном рухнул на асфальт рядом со стоящими священниками. Один край его треснул. Почти тут же смолкли и остальные колокола. И тогда раздался громогласный голос Властителя:
   - Повинуйтесь мне! Я истинный ваш Спаситель и Наставник! На колени! - заорал он, размахивая мечом. - Тех я помилую!
   Кое-кто за спинами у священников уже стал преклонять колена. И тогда Петр вдруг вспомнил о своей пирамидке. Вернее, она ему о себе напомнила жжением на груди. Петр снял шнурок с ней через шею, отстегнул колечко и поднял радужную пирамидку на ладони так, чтобы ее видели все.
   - У кого есть такие? - крикнул он, не сводя глаз с приближающегося Властителя. И почти тут же увидел из-за спины как чьи-то пальцы присоединяют к его пирамидке, еще одну, похожую. Следом появилась третья, затем четвертая, пятая... Пирамидки прилеплялись одна к другой, образуя шаровидную сферу. Оставалась еще одна, последняя. Петр взглянул на Властителя. Тот еще был высоко, но несмотря на это, священник увидел в его белесых глазах панический страх. Властитель все еще размахивал мечом и плеткой, но делал этот, как тряпичная кукла: импульсивно, по инерции, Страх, которым он хотел парализовать людей при своем появлении, сейчас передался ему самому. И явно переходил в панику. Но ведь оставалась еще одна пирамидка. Последняя. Место для нее пустым граненым отверстием зияло на вершине. Пауза затягивалась. Сверло-семрч перестало крутиться. В сумеречном воздухе застыла звенящая тишина. Не дул ветер, не пели птицы. Черная луна, заслонившая солнцу, так и не сдвинулась с места. Мир застыл в оцепенении. И тут раздался голос.
   - Как же я про нее забыл? - проговорил в полной тишине Андрей, доставая из бокового кармана куртки радужную пирамидку.
   - Сюда, что ли, ее вставлять? - задумчиво добавил он и опустил пирамидку в паз. Словно прозвенел крошечный колокольчик. Искрящийся радужный шар оторвался от ладони Петра и стал, зеркально вращаясь, подниматься все выше и выше. Он на мгновение замер возле своего черного антипода. Блеснул длинный и тонкий разноцветный луч. И шар из черных чечевичных аппаратов в мгновение ока рссыпалься в пыль. Черное облако растаяло в голубом небе. И тут же исчезла черная луна, освободив яркое, блистающее светило. Зеркальный шарик в его лучах засиял ослепительным бриллиантом и устремился в сторону радужной звезды, быстро сливаясь с ней в одно сверкающее целое...
   И вдруг раздался душераздирающий крик:
   - Спасите меня! Я сейчас упаду!
   Все, только что смотрящие высоко в небо, повернули взгляды на этот крик. Великий бессмертный Властитель висел, болтая ногами, на шпиле колокольни, из последних сил цепляясь пальцами за узкий позолоченный карниз над звонницей. Властитель пытался подтянуться, но ничего из этих попыток у него не выходило. Меч и змеевидная плетка уже валялись на земле. Причем, меч, каким-то образом угодил прямо на плетку и отрубил головы всем семи гадам А вслед за ним и сам Властитель с диким криком полетел с двадцатиметровой высоты и, словно куль с мукой, шлепнулся спиной об асфальт. И остался лежать неподвижно, устремив мертвый взгляд в бездонное весеннее небо.
   А там, в небесном просторе, парил, постепенно снижаясь, белоснежный голубь. Он порхал вниз по спирали, трепеща крыльями, словно бабочка, и завершив свой полет, уселся на верхушку церковного креста, обратив на себя внимание всех собравшихся возле Храма. Голубь заворковал, да так громко, что его услышали стоящие внизу.
   Священники, увидев голубя, дружно перекрестились. И вслед за ними этот жест повторили и все прихожане. Отец Александр зычным голосом запел 33 псалом Давида. Петр и Алексей подхватили его. Пение передалось по рядам прихожан:
   "Благословляю Господа во всякое время; хвала ему непрестанно в устах моих... Величие Господа со мной и превознесем его имя вместе... Кто обращал взор к нему, те просвещались и лица их не постыдятся... Вкусите и увидите, как благ Господь! Блажен человек, который уповает на него... Очи Господни обращены на праведников и уши его - к воплю их... Взывают праведные и Господь слышит, и от всех скорбей избавляет их... Много скорбей у праведного, и от всех их избавит его Господь... Избавит Господь душу рабов Своих, и никто из уповающих на него не погибнет".
   Высоко, высоко в поднебесье, под самой радужной звездой возникло маленькое белое облачко. Оно медленно опускалось. И вдруг, рядом появилось еще одно, точно такое же, затем облака стали множиться с невероятной быстротой. И это приближался не облачный фронт, сулящий грозу и ливень. Просто небосвод стал похож на многогранный кристалл, в каждой грани отражалось единственное облачко. И на этом облачке, отраженный многократно стоял Человек в белой одежде с белой книгой в руках. Он тихо, без шума и грохота, спускался на Землю. Но его видели все на планете, даже на ее ночной стороне, ведь ночь там превратилась в день. В душах и сердцах, смотрящих на небо людей, стали исчезать страх, отчаяние, зависть и злоба. Их заменяла радость. Их наполняла Любовь. Петр стоял рядом с Леной. Они держались за руки. Они смотрели в Небо...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

***

   ... Через тысячу лет Солнце превратилось в Сверхновую, но люди на Земле этого не заметили.
  

НОВЫЙ ДЕНЬ

  
   Мальчик проснулся. В щель между занавесками попал солнечный лучик. Он играл на белизне подушки радужными бликами, и мальчик некоторое время внимательно наблюдал, как маленькая круглая радуга медленно подползает к его лицу. Лучик коснулся щеки, тепло защекотав кожу. От этого прикосновения глаза сами по себе зажмурились. Так хотелось еще поваляться в постели, но пора было вставать: солнце манило во двор.
   Мальчик откинул легкое пушистое одеяло и опустил босые ноги на мягкий коврик. Тот покрывал почти всю комнату. Рядом, на тумбочке лежала, аккуратно сложенная одежда. Майка и шорты заняли свое привычное место. Удобные сандалеты застегнулись на щиколотках. Мальчик выбежал в коридор, на террасу с разноцветными витражными стеклами и дальше через открытую дверь на крыльцо.
   Утро благоухало цветением сада. Деревья были усыпаны белыми, розовыми и кремовыми цветами. Пчелы, бабочки и цветочные мухи порхали вокруг них, то и дело замирая на венчиках и опять взлетали, кружась над цветущими деревьями. В глубь сада шла дорожка, выстланная зелеными треугольными плитками. По краям дорожки росли кусты алых и желтых роз. Дорожка вела к увитой плющем беседке, на коньке которой сидела какая-то маленькая ничужка и старательно выводила свою незамысловатую песенку.
   На голубом безоблачном небе сияло яркое золотое солнце. В его блистающих лучах, словно звездочка, сверкал, летящий по своему маршруту, самолет. Чуть в стороне от него почти неподвижно парил белой крылатой точкой голубь.
   Мальчик вздохнул полной грудью прохладный, головокружительный утренний воздух и пошел по зеленой дорожке к беседке. Вошел под свод, украшенный синими и оранжевыми цветками-колокольчиками. За круглым, покрытым скатертью столом, в плетеных креслах-стульях, сидело все семейство: мама, тетушка, сестрица и отец. Они, почти одновременно повернули головы. Их лица осветили улыбки. Мальчик улыбнулся им в ответ.
   - Садись, милый, - ласково произнесла мама, - Извини, мы не стали тебя будить. Ты заснул вчера очень поздно. Хотели уже завтракать без тебя.
   - Ну, и спать ты здоров, парень! - отец потрепал сына по нечесаной белокурой голове, - Забыл про наш уговор: вставать с рассветом.
   - Он вчера очень устал, - мама укоризненно взглянула на мужа, - Какой уж тут рассвет...
   - Балуешь ты его, - добродушно усмехнулся отец, - а он должен стать настоящим мужчиной.
   - Станет, станет, все еще впереди, - тихо произнесла тетушка и пригубила из своей чашки.
   Мама налила из перламутрового чайника в такую же чашку чай, добавила сливки и пододвинула блюдо с булочками.
   - Ешь, дорогой, они мятные, какие ты любишь, - сказала она и снова улыбнулась.
   - Опять мятные, - захныкала сестренка, - вы его любите, а меня нет.
   - Не капризничай, - мама сунула ей шоколадную конфетку. Сестренка развернула фантик и сунула конфету в рот целиком.
   - Смотри, подавишься, - отец сделал строгое лицо.
   - Не а, - мотнула головой сестренка и зачмокала, состроив брату "рожу".
   Он пил из своей чашки горячий ароматный чай, заедая его мятной булочкой. Радостное спокойствие переполняло душу. Солнечные блики пробивались сквозь зелень плюща, переливаясь на чайном сервизе. Вокруг были родные, любящие лица. Он не верил своему счастью. Может, это только сон?
   - Ну, теперь пора на озеро, - проговорил отец по окончанию чаепития, и первым встал из-за стола: высокий белокурый, в зеленой тенниске и синих шортах. Следом поднялась мама: молодая и красивая, в цветастом сарафане. Сестренка соскользнула со стула, схватив по пути горсть конфет из вазы. И первой выбежала из беседки.
   - Я уберу посуду, - сказала тетушка, - а вы идите, купайтесь.
   Она тоже выглядела молодо. Старили ее только две морщинки возле уголков рта.
   Мальчик вслед за отцом и матерью вышел на солнцепек. Солнце поднялось уже довольно высоко и стало припекать макушку.
   - Вот, надень, - сказал отец сыну, протягивая ему кепку с длинным козырьком. Сам он уже был точно в такой же. Глаза защищали темные каплевидные очки.
   Мама, надев на голову сестренки капор, укрыла свою легкой широкополой шляпой.
   _ Ну, кто первым добежит до калитки? - воскликнул отец и припустил по зеленой дорожке. Мальчик бросился за ним. Он почти догнал его, но отец успел распахнуть деревянный створ и выбежал на луг раньше сына.
   В двух десятках шагов, в окантовке низкого песчаного берега и чуть дальше зарослей камыша, сверкало небольшое озеро. На другой стороне озера стояли два красивых красных домика в кипени цветущих садов, за ними темнел лес, а справа виднелась железнодорожная насыпь и арочный мост, под которым проходила шоссейная дорога. По дороге двигались маленькие жучки автомобилей, а мост пересекал, похожий на длинную желтую змею, поезд.
   На песчаном берегу, обхватив колени руками сидела девочка лет тринадцати-четырнадцати. Она задумчивым взглядом смотрела на озерную гладь и вначале не обратила внимания на тихо подошедших сзади отца и сына.
   - Мы не помешаем вашему уединению? - галантно произнес отец, наклоняясь над девочкой.
   Та вздрогнула и, повернув голову, немного испуганно взглянула на него. Потом, видно, узнала и улыбнулась.
   - Простите, я задумалась, - сказала она и уже с другой улыбкой кивнула головой мальчику. В ее красивых серо-синих глазах сверкнули солнечные искорки. Солнечный огонь струился и по ее медным, непокрытым волосам. На чуть курносом лице проступили незаметные до этого веснушки, когда девочка почему-то покраснела, посмотрев на мальчика.
   В калитке показались мама, держа за руку вырывающуюся сестренку. Очередная попытка удалась, и девчушка с визгом побежала к воде и захлопала по мокрому песку ладонями.
   - Ну, что, будем загорать или купаться! - провозгласил отец и скинул с себя тенниску и шорты, оставшись в одних плавках. Мама тоже сбросила сарафан. У нее была красивая фигура. Взявшись за руки, супруги вошли в воду и только там, разъединившись, поплыли к середине озера.
   - Пойдем и мы? - предложила девочка и, поднявшись, сняла с себя короткое голубое платье. Она уже почти сформировалась, и мальчик невольно залюбовался ей. Горло перехватил тугой комок. Сердце застучало часто и сбивчиво.
   Мальчик, как был в шортах и майке, вложил свою дрожащую руку в ладонь девочки и они, трепеща от прикосновения друг к другу, вошли в прохладную озерную воду. Минуту-другую стояли так по пояс, не желая разъединять руки, но, наконец, девочка присела, опустив в воду плечи. Руки сами собой разжались, и два юных красивых тела тихо и легко поплыли по прозрачной голубой глади. Плывя, мальчик иногда искоса поглядывал на девочку. Ее медные волосы по краям намокли. Она тоже пыталась взглянуть на мальчика. И вот их взгляды встретились. Мальчик смутился и, чтобы как-то подавить смущение, вдруг, неожиданно даже для себя, нырнул.
   Озеро было неглубоким: метра три, не больше. Мальчик быстро достиг дна, поросшего будто свежей луговой травой. Эта подводная трава была усыпана желтыми, похожими на одуванчики, цветами. Мальчик сорвал один цветок и, повернув лицо, посмотрел вверх. Солнце освещало озеро до дна, играя по нему, преломленными водяными бликами. Сквозь солнечные блики мальчик увидел над собой темную девичью фигуру в золотистом радужном ореоле. Легким уже не хватало воздуха. Ноги оттолкнулись от травянистого дна, тело устремилось к свету. Мальчик вынырнул рядом с плывущей девочкой. Она сделала нарочито-испуганные глаза, а затем рассмеялась:
   - Ты, словно атлант, живущий под водой. Я у них там была в прошлом году. На материке. Они и на суше и в море живут. Амфибии.
   Мальчик, отдышавшись, протянул ей подводный цветок.
   - Какой красивый, - улыбнулась девочка, - Можно я его в волосы заткну?
   Она быстрым движением вправила цветочный стебель в медную густоту волос. И он влажно заискрился под солнцем.
   Они доплыли уже до середины озера. На том берегу отец и мать вылезли из воды и улеглись на песке.
   - Поплыли назад, - предложила девочка, - а то твоя сестричка там одна.
   Сестричка бегала по мелководью, топая босыми ножками. Аж, брызги летели. Увидав пару, выходящую за ручку из озера, девчушка состроила ехидную рожицу и с восторгом прокричала:
   - Тили, тили, тесто! Жених и невеста!
   Мальчик хотел догнать и наподдать дразнилке, но девочка его удержала:
   - Она же маленькая, глупенькая. Пусть кричит, - и после паузы спросила, взглянув в глаза, - А разве тебе не приятно?
   Мальчик опустил взгляд и покраснел. Девочка ласково коснулась влажной ладонью его щеки и он неумело чмокнул ее в руку. В груди что-то сладостно защемило. По всему телу пробежал легкий озноб, и чтобы как-то унять его, мальчик опустился на горячий прибрежный песок. Девочка уселась рядом. На ее округлых загорелых плечах одна за другой высыхали капельки воды. Мальчика так и тянуло дотронуться до гладкого девичьего плеча, но он сдержал свой порыв и взглянул поверх "источника соблазна".
   Чуть в стороне, на пологом, поросшим соснами холме, возвышался Храм. На его пирамидальной вершине сверкал позолоченный крест.
   Девочка уловила направление взгляда мальчика, и тоже повернула голову в сторону Храма.
   - Сегодня службы не будет, - сказала она, - Священник в Столицу уехал. Да и полупусто там всегда. Сам знаешь.
   - Мне хочется туда зайти, - вдруг проговорил мальчик каким-то не своим голосом.
   - Ну, что же, сходи, - девочка пожала плечами, - Там же всегда открыто. И днем и ночью. Я тебя здесь подожду, - добавила она. - Только недолго, а то твои скоро назад вернуться.
   Мальчик поднялся и, отряхнув песок с мокрых шорт, пошел босиком по горячему песку в сторону Храма. Потом вступил на мягкую сочную луговую траву и у самой заасфальтированной дорожки, ведущей в основную рощицу, оглянулся. Девочка смотрела ему вслед и помахала рукой. Он ответил ей тем же жестом, и вошел под пахучую сень сосен. Смолянистая прохлада окутала его со всех сторон. Солнечные лучи тенью сосновых иголок тонко искрили на сером асфальте дорожки, огороженной с обеих сторон металлическим витиеватым бордюром. Площадка перед Храмом была украшена двумя клумбами цветов. Вход между колоннадой темнел за приоткрытой дверью. Босые ноги коснулись нагретых ступенек. Перед входом мальчик чуть-чуть заколебался. Его захватила необъяснимая робость, которую он с трудом преодолел. И вошел в Храм. В Храме было полутемно. Только на передней стене одинокий мерцающий огонек тускло освещал портрет, почему-то очень знакомого мальчику человека с небольшой темной бородкой и чуть приметной улыбкой под усами. Большие глубокие глаза человека пристально смотрели прямо на вошедшего и в бликах огонька, казалось, все время меняли цвет от темного, почти черного до ярко-голубого, огненно-небесного.
   Мальчик сделал несколько шагов и остановился перед ликом, неотрывно глядя в его глаза. И не мог отвести взгляда, так притягательно манили его эти чудные глаза. И в их колеблющихся отсверках он внутренним взором видел отголоски какой-то иной жизни, как отрывки полузабытого сна.
   - Здравствуй, - тихо произнес кто-то за его плечом. Мальчик оглянулся. Рядом стоял человек со светлой окладистой бородой, облаченный в длинное белое одеяние. Лицо его мальчику кого-то напоминало. Он где-то часто видел это лицо.
   - Вот ты и вернулся, - с улыбкой сказал священник, - Тебе нравится здесь?
   - Где я? - неожиданно для самого себя спросил мальчик.
   - Ты на Земле. На... другой Земле. В другом измерении. Таких Земель множество, как песчинок на берегу озера. Все люди бессмертны. И все живут в одном времени по множеству раз, пока не исполнят своего предназначения. Тогда они переходят в другое время, чтобы выполнить другую миссию. И так круг за кругом по колесу жизни. Но в разных измерениях, в разных мирах.
   - Я почти ничего не помню про ту жизнь, - проговорил мальчик, - словно короткие вспышки в полной темноте.
   - Каждый начинает новую жизнь с чистого листа, лишь в духовном подсознании копится опыт прошлых воплощений. Иногда их тень, или, как ты говоришь, вспышка, на миг открывает прошедшее. Чтобы человек задумался. И понял.
   - Почему вы мне говорите все это? - спросил мальчик, сглотнув слюну в пересохшем рту.
   - Просьба Наставника, - ответил священник, - Он готовит тебе в этом мире великую судьбу.
   - Какую, - мальчик посмотрел в глаза священнику, словно в зеркало времени и пространства.
   - Не знаю, - тихо сказал тот, не отводя взгляда, - я говорю устами Наставника. - Приходи ко мне почаще, и ты постепенно все узнаешь.
   - Что мне делать сейчас? - спросил мальчик.
   - Возвращайся к озеру. Ведь тебя там ждут любимые, родные люди. Иди и живи. Твой час настанет, - и священник осенил мальчика знамением.
   Весь остаток дня мальчик находился под впечатлением от беседы в Храме. Он ничего не рассказал о ней ни родителям, ни девочке. Но девочка все же о чем-то догадывалась, видя в своем друге перемену состояния. И все же вопросов не задавала, несмотря на естественное любопытство.
   Они все вместе обедали в беседке, отдыхали после обеда в шезлонгах, в тени цветущих яблонь и груш. Мальчик был задумчив и грустен. Мать и отец тоже заметили в нем изменение настроения. Мама даже приложила ко лбу сына прохладную ладонь. Может, он перегрелся на солнышке?
   Солнце, между тем, стало клониться на запад, пока не превратилось в огромный огненный шар в ореоле закатного разноцветья. Вечерний чай пили на открытой веранде. Легкий ветерок шевелил тонкими тюлевыми занавесками, развевая вокруг приятную прохладу, смешанную с запахами черемухи и сирени. На этой Земле, видно, царила вечная весна.
   Девочка сидела за столом рядом с мальчиком. Они искоса поглядывали друг на друга, делая вид, что заняты чаепитием. Отец и мать, теперь поняли причину сыновей грусти. Они понимающе переглядывались и чуть заметно улыбались. Когда почти окончательно стемнело и тетушка увела сестричку спать, девочка тоже поднялась из-за стола.
   - Мне пора, - тихо сказала она, взглянув на мальчика.
   - Оставайся ночевать у нас, - предложила мама, - тебе, наверное, страшно одной в большом доме.
   - У нас места много, - поддержал ее отец, - поживи пока здесь. Ведь твои родители просили о тебе позаботиться в их отсутствие.
   Девочка нерешительно пожала плечами:
   - Как-то неудобно, - проговорила она и снова посмотрела на мальчика.
   - И Пете веселее будет, - добавил отец, улыбнувшись, - а то он, вон, совсем загрустил.
   - Оставайся, Леночка, - мама подошла и погладила ее по голове. Лена молча кивнула.
   - Ну, вот и замечательно, - радостно сказала мама и другой рукой потрепала Петра по белокурой шевелюре.
   - Мы на скамеечке посидим?! - вопросительно произнесла Лена, повернувшись лицом к Петру и протягивая ему ладонь. - Ты не против?
   - Конечно, посидите, - одобрительно сказал отец, - вечер нынче превосходный, - и многозначительно улыбнулся сыну.
   Цветущий сад окутал их своим вечерним ароматом. Темнота медленно сгущалась. В дальнем углу сада, за беседкой, словно соревнуясь в вертуозности пения, выделывали разнообразные "коленца" несколько соловьев. На бесконечно глубоком темно-синем небе, одна за другой, вспыхивали звезды.
   Лена и Петр уселись на деревянную скамейку, покрытую мягким ковром. Петр держал ладонь Лены в своей, переплетясь пальцами. Рука девочки слегка дрожала.
   - Как хорошо, - тихо проговорила Лена, - Вот так бы всю ночь сидеть, слушать соловьев и смотреть на звезды. И ждать маму и папу.
   - А где они? - спросил Петр и по реакции Лены понял, что совершил какой-то промах.
   - Забыл ты, что ли? - удивленно сказала она. - Они же улетели в первую космическую экспедицию на нашу Прародину, откуда наших далеких предков привез Наставник. Историю религии не учил? И телевизор не смотрел? Об этом все знают.
   - Да, что-то у меня сегодня с памятью, - промямлил Петр.
   - То-то, я смотрю, ты какой-то странный нынче, словно, ты это и не ты.
   - Вот и я тоже самое ощущаю, - признался Петр, - кое-какие воспоминания остались, а другие будто стерты.
   - Частичная амнезия, - определила Лена, - Я читала - очень редкая болезнь. Ты о Прародине ничего не помнишь? - недоверчиво спросила она.
   - Напомни, - предложил Петр, - может память и прорежется?
   Лена подняла голову и указала пальцем на крупную звездочку, сияющую на небе.
   - Вот наша Прародина. Она находится между Красной и Большой планетами. Оттуда давным-давно прилетели наши предки во главе с Наставником - Учителем и Пророком. Он на Атлантиде основал колонию, помогал первым поколениям осваивать необжитые края. Люди постепенно расселились по всей Земле. А Наставник вознесся на небо, пообещав вернуться. И вот, с тех пор, все ждут его возвращения. Построили много Храмов в его честь. Но Он все не возвращается. И с Прародины больше никто не прилетел. Многие уже считают, что все это выдумки, легенды. И никакого Наставника не было вовсе. А люди на Земле появились естественным путем - эволюционным.
   - Это не легенды, - тихо сказал Петр, - Наставник скоро вернется...
   - А откуда ты знаешь? - девочка повернула к нему голову, - у тебя же амнезия.
   - Это я знаю точно, - твердо сказал мальчик, - Он вернется. И очень скоро.
   - Хорошо бы, - вздохнула Лена. - но ученые ждать не стали. Они построили космический корабль, и несколько добровольцев решили сами полететь на Прародину, а не бесплодно ожидать оттуда вестей. Мои родители тоже полетели на этом корабле...
   Лена замолчала. На белый сад окончательно упала ночная темнота. И почему-то смолкли соловьи. Густая, пахучая тишина окутала весенний мир, где не было ни войн, ни революций, ни стихийных катаклизмов. Здесь царствовал мир и спокойствие. Здесь был земной рай. Здесь был Рай.
   На темном небе разноцветной россыпью сверкали звезды.
   - Сегодня, наверное, безлунная ночь? - спросил Петр. - А мне, почему-то, хочется увидеть полную луну.
   - Что такое, луна? - удивленно спросила Лена.
  

***

   Семь дней полнолуния.
   Семь дней, семь ночей.
   Не знаю, усну ли я
   От этих лучей?
  
   Не знаю, проснусь ли я
   Под майский рассвет?
   Ведь всех ждет экскурсия
   На тот лунный свет.
  
   И в лунном затмении
   Увижу ли я
   Святое знамение
   Нового дня?
  
   Иль буду, как мумия,
   Вовек недвижим?
   Семь дней полнолуния:
   Закрытый режим?
  
   Луна, как наводчица,
   А ночь, словно вор.
   Но вырваться хочется
   На светлый простор.
  
  
  
   199
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"