К спячке я готовился как всегда основательно. Подобрал два новых легких одеяла, в которые удобно кутаться. В комод сложил несколько пижам и комплектов постельного белья, прикрепив бирки с датами смены... Последнее и самое важное - найти сиделку. Конечно, некоторые справляются и сами, но весной с лица воротит от вида полупроснувшихся полуживых сородичей. Бывают и такие, конечно, которые к апрелю уже не просыпаются. И если на то пошло, умирать в одиночестве я не собираюсь.

Правда, в этом году моя работа затянулась до позднего ноября - через пару дней обещали уже снегопад - и желающих наняться на зиму оставалось совсем немного...

Слишком сонный и уставший чтобы садиться за руль, в последний рабочий вечер я решил вернуться домой в общественном транспорте, впервые за несколько месяцев. Шел до метро пешком, в зябком ноябрьском тумане. Размытый свет фонарей и цветных вывесок смотрелся сказочно, и в отражениях на витринах крылья искрились яркими бликами. Я шевельнул нижней парой - спина отозвалась легким покалыванием. Значит, в конце зимы пробьются новые.

Нахохленный и до носу закутанный в шарф, я зашел в подземную кофейню и неторопливо выпил две чашки капучино, подперев ладонью подбородок. Шум толпы и уходящих поездов убаюкивал. Прохожие и посетители оглядывались и пялились в окна, кто украдкой, кто - с откровенным любопытством. Даже в большом городе в такое время встретишь нас нечасто.

Две девушки с соседнего столика, почти подростки, предложили сфотографироваться вместе. Я промолчал, и они сделали несколько телефонных снимков, прижавшись с обоих боков, - теплые, ароматные и беспечные. Скорее всего, вопреки агитации, не видели во мне опасного типа, способного без причины растерзать человека голыми руками.

На фотографиях мы получились несерьезными и очень юными, в одинаково задорных шапках и с покрасневшими носами. Края моих приподнятых крыльев были видны за нашими спинами, и девушки остались довольны. Предложили пару фотографий отправить мне, и когда я молча отказался, отстали, решив, что побочный эффект моей модификации - немота.

Сиденья в метро не подходят для летающих модификантов, и я задремал стоя, в полупустом вагоне, покачиваясь и намертво вцепившись в поручень...

... пока кто-то очень осторожно не коснулся края крыла.

Я открыл глаза. Сидящий рядом мальчик отдернул руку, скорее виновато, чем испуганно. Ребенок лет пяти. Я не стал сердиться. Мама мальчика посмотрела на чадо с шутливой укоризной, и через минуту, поощренный нашим молчанием, он ткнул пальцем в глянцевую птеростигму:

- А это зачем?

- Не знаю, - честно признался я. - Может, летать без них сложнее, или...

Теперь мальчишка смотрел с суеверным трепетом. Лица пассажиров повернулись ко мне.

Сам боюсь иногда собственного голоса. Низкого, ломкого, замогильно хриплого. Не подходящего к тощей комплекции. От него саднит горло, мало приспособленное к человеческой речи. Еще один недостаток генных модификаций. Сложно предсказать, что вылезет боком. Мне, наверное повезло: легко отделался. В отличие от так и не родившихся братьев и сестер...

Поезд вынырнул из тоннеля, приближаясь к пригороду. Фонари мелькали в окнах, окатывая вагон пятнами света и убегающими тенями.

Позади остались громады гидропонных станций и линия полуразрушенных оборонительных сооружений, а вдали, за сосновой рощей, показалась верхушка заброшенного приземистого маяка, построенного на выдающемся в море утесе. Я провел здесь прошлую зиму, и в этом году работал вдвое больше, чтобы выкупить маяк у предыдущих владельцев и превратить в полноценное жилье. С трех сторон он окружен морем - самое безлюдное и надежное место, какое найдешь рядом с мегаполисом. Гул штормов и крики чаек тоже убаюкивают, когда знаешь, что вокруг - ни души.

Я сошел на безлюдной станции, прикинул расстояние напрямик, включил опознавательный маячок на часах - и чуть оттолкнувшись, поднялся над соснами почти вертикально, с едва слышным шелестом, похожим на шуршание листьев. А затем все звуки перекрыл шум попутного ветра.

Патрульный цеппелин, проверяя сигнал маячка, направил на меня прожектор, и несколько секунд по деревьям внизу скользила тень с раскинутыми руками и огромным помпоном на шапке. Война закончилась больше десяти лет назад - а мы всё дуем бдительно на воду. Впрочем, летающий модификант-"стрекоза" в конце ноября - действительно подозрительно. Мы и созданы были для войн. Стремительные, легкие, выносливые и жестокие.

Над дверью - в качестве ориентира - качался, поскрипывая, неяркий фонарь. Запыхавшийся и продрогший, я рухнул вниз, задев фонарь, и прямо с порога отправился кипятить чайник. Кухней-гостиной стала круглая фонарная комната с огромным камином вместо фонаря посередине, и в шторм даже герметичные утепленные окна пропускают убаюкивающий рокот волн и песню ветра. Согревшись над чашкой кофе, я снова задремал за столом под эту песню.

Кто-то позвонил в дверь.

Я разлепил глаза и подождал.

Роботы-уборщики с ненавязчивым гидравлическим гудением двигались по лестнице и нижнему этажу; ветер с моря принес и налепил на стекла первые снежинки; хорошо видное отсюда ночное побережье сияло как рождественская елка...

"Идентифицировать посетителей не удалось!" - сообщила система безопасности.

- Выяснить, Сибилла, - прохрипел я, предоставив ей самой задавать вопросы.

Она выдала мне изображение с камеры над входом. Светловолосая женщина лет тридцати с маленькой девочкой. Приехали, скорее всего, на желтом минивэне - вон он маячит позади. Для попрошаек слишком опрятные, для разъездных торговцев или туристов - слишком уставшие и серьезные. Девочка завороженно смотрела на фонарь, рассеянно приоткрыв рот. Она не была по-детски миловидна - скорее, неуклюжий утенок - но кто знает, вдруг вырастет красавицей. Мама часто говорила мне, что все девочки - маленькие принцессы.

- Мы по просьбе мистера Томаса. Джека Томаса, - говорила женщина. - Он сказал, здесь ищут сиделку.

- Представьтесь, пожалуйста, - попросила Сибилла вежливым тоном.

- Эллин Бриггс. С дочерью. - Голос у Эллин оказался мягким и глубоким. - Здесь живет Ван?

- Входите, Эллин! - сообщил я по громкой связи с наручного телефона. Девочка отпрянула за спину матери, услыхав жуткий голос. - Сибилла, впусти.

На нижнем этаже зажглись лампы, и я поспешно спустился навстречу, испугавшись вдруг, что эти двое передумают. Не знаю, кто из нас тогда больше нуждался в помощи другого. Им некуда было пойти, мне - не хотелось спать в одиночестве.

Я ухмыльнулся девочке почти искренне - кажется, немного оттаяла. Психолог всегда советовал мне стильно одеваться и улыбаться почаще. Иногда срабатывает.

- Я вас встречала на съемочной площадке. Некоторое время была помощником сценариста. - Объяснила Эллин. Вот откуда она знает Джека. - Мистер Томас считает, что вам нужен присмотр. А мне - жилье поближе к городу.

Джек Томас - единственный и последний, кто смог уговорить меня сняться в кино. Ему нужен был не слишком уродливый парень-стрекоза, а мои принципы не устояли перед его убедительностью и предложенной суммой. Оставалось надеяться, что фильм провалится в прокате и забудется через пару недель.

- Вам приходилось ухаживать раньше за лежачими больными, Эллин? - я старался говорить тише, но получилось снова хрипло и зловеще. - Менять белье, руки-ноги двигать?..

Она озадаченно сдвинула брови. Прикидывала, стоит ли со мной связываться.

Я прикидывал, стоит ли ей доверять. Особого выбора, впрочем, у меня и не было.

Девочка решила, что маму пытаются обидеть и убежденно заявила:

- Моя мама - лучшая!

- Наверное, - я снова улыбнулся малышке. - Что же, тогда Сибилла позаботится о контракте и расскажет все необходимое.

- Сибилла?

- Cистема безопасности. Предупредит, если у меня слишком замедлится пульс, если следует разбудить, если появится угроза извне... Будьте осторожны на лестницах и не впускайте чужих. - Я и сам не понимал, почему так просто согласился на их присутствие. Может, потому что девочка меня больше не боится. Или оттого, что снегопад усилился...

Ночь наступила. Через несколько минут, устраиваясь поудобнее под нагретым одеялом и слушая песню ветра в крошечной спальне, я подумал, что год, пожалуй, удался. Нащупал запасное оружие под подушкой, пожелал спокойной ночи всем своим призракам и закрыл глаза.

Эллин называла дочку Лиз. Я часто слышал в полудреме, как они разговаривают и зовут друг друга. Их смех и голоса звучали очень тихо, словно издалека или через толстый слой воды, сплетаясь с моими сновидениями о холодных улицах, пожарах, теплом огне, бешеных псах войны и людях, насчет которых еще следовало решить - оставить в живых или прикончить...

Иногда, очень редко, я просыпался настолько, что различал запах и прикосновения Эллин. Пряди длинных волос касались моего лица и рук, когда она наклонялась переодеть меня. Очень давно не прикасались так мягко. Пожалуй, с тех самых пор как...

... В следующий раз я проснулся только к Рождеству.

Эллин промывала мне глаза каким-то теплым раствором. Сдержанно улыбнулась, когда я моргнул.

- Ага, добро пожаловать в реальный мир, мистер Ван!

В реальном мире моей спальни горел неяркий ночник, стоял запах ароматного масла, и все немного расплывалось перед глазами. Руки и ноги почти не слушались. У любого человека на моем месте связки и мышцы давно бы атрофировались, у меня - пройдет к концу дня. Или вечера?..

Я попробовал взглянуть на руку с часами-терминалом, но ничего не вышло: рука оказалась зафиксирована под капельницей.

Эллин приподняла верх кровати и пояснила:

- У тебя почти пропал пульс и дыхание. Я запаниковала, вызвала "неотложку", а Сибилла позвала доктора Шермана. Док сказал, ты перед спячкой плохо питался - организм истощился, и ты едва концы не отдал. Нужно, чтобы ты подкрепился, раз нам удалось тебя разбудить.

Полусидя я смог рассмотреть себя. Жалкое зрелище: исхудавшие до костей ноги и руки, нечеловечески длинные пальцы и узкие суставы; прошлогодняя кожа сморщилась и отслаивается неприглядными серыми пластами.

И рядом - почти чужой мне человек... Я знал только, что у нее теплые руки и мягкие волосы.

Пересохшее горло отказалось выдавать связные звуки. Я тихо захрипел и сделал невнятный жест в сторону лица.

Эллин сообразила протянуть мне бутылку минералки с соломинкой. Выглядела моя сиделка куда лучше, чем в день нашей первой встречи. Отдохнувшая, спокойная... нарядная. Я смог спросить, сделав пару глотков:

- Кто-то еще приходил?

- Посыльный с онлайн-аукциона. - я молча ждал продолжения, и она добавила: - Забрал твои крылья. Сибилла посоветовала их продать.

Крылья! Я поерзал спиной по подушкам... Так и есть. Старые - обе пары - уже выпали, а новые вырастут только к марту. Я и забыл за два года, как это - стать нелетающим. Эй, да я теперь почти человек... почти.

- Они и впрямь стоили кому-то немалых денег, - Эллин усмехнулась краем рта. - Ты, как-никак, будущая знаменитость. Рейтинг ожиданий нашего фильма взлетел до небес. Джек перенес премьеру на март. Ждет, когда ты проснешься.

Я скривился и недовольно фыркнул. Обойдется. Нет теперь таких денег, которые заставят меня снова показаться на публике!

Эллин и в этот раз поняла меня без слов и надолго замолчала, удивленная. Все-таки, неплохая из нее вышла сиделка. Сообразительная и не болтливая.

Фильм я возненавидел с первого дня съемок. Джек Томас оказался неплохим режиссером. Решил изобразить войну - и ему удалось вполне правдоподобно. Настолько, что мне никогда не хотелось пересматривать готовые сцены, не говоря о картине целиком. Жизнь модификанта, которого я играл, во многом схожа была с моей, и тем невероятнее выглядела перспектива улыбаться будущим зрителям перед просмотром. Что я мог им сказать? Что собирался сказать им сам Джек? Несмотря на все его старания, правда останется правдой: модификанты - пережиток войны и должны были исчезнуть вместе с ней. И исчезнем рано или поздно - нас и осталось всего несколько тысяч.

В комнату несмело заглянула Лиз, увидела, что я проснулся и немедленно расплылась в улыбке. Наверное, правда, что дети, рожденные после войны, сильно отличаются от тех, кто успел ее застать и пережить. Лиз принесла самодельную открытку, пеструю от блесток и разноцветных букв, и поставила рядом с маленькой наряженной елкой в горшочке на столе.

- Ой! Привет, Ван! Я хотела... ну, сделать сюрприз, но что ты проснулся - тоже здорово! Мама говорит, ты плохо ел и чуть не умер с голоду. Ты не переживай, она и мне всегда так говорит!

Наряженное деревце. Много лет я не видел его вблизи. Символ обманутых надежд, напоминание о том, каким хрупким бывает счастье. Мне до смерти захотелось сломать и растоптать елку, такую чужую в моей берлоге.

- ...Ван? - насторожилась Эллин.

Я почувствовал, что пытаюсь сжать непослушные пальцы в кулаки. Сделал глубокий вдох, расслабил руки и улыбнулся девочке, кивнув на открытку.

- Спасибо, Лиз... красиво вышло! Честно.

Эллин на миг привлекла дочь к себе и поцеловала в щеку, улыбнувшись.

- Молодец, кроха! Беги, я тоже скоро спущусь...

Лиз ушла, дернув короткими хвостиками, довольная собой, и сиделка повернулась ко мне.

- Со мной ребенок, Ван, и я должна спросить... это правда, что разбуженные от спячки "стрекозы" могут быть опасны?

- Я вам кажусь опасным сейчас? - я приподнял тощие руки. Где она такого набралась?

- Ты нездоров. Но совсем недавно спал ты очень чутко и беспокойно. Я убрала оружие из-под подушки.

Глупости! Я никогда не стреляю наугад. Тут я не опаснее любого солдата, разбуженного на середине кошмарного сна. Пусть. Все равно найду и верну как только встану на ноги. Без пушки - а лучше двух - мне просто не уснуть, даже если потом в глубоком сне я ни за что до них не доберусь. Пережиток войны и уличной жизни, конечно, но избавиться от него не так уж легко.

- Ммм... ты не из болтливых, да, - Эллин поджала губы, чувствуя неловкость, наверное. - Или горло болит?

Болтать мне сложно - да и не о чем. Нет больше людей, которых стоит спросить, как жилось пока я спал.

- Какой день сейчас?

- Сочельник. И тебе никак нельзя засыпать, не поев. Сначала бульон. Потом что-нибудь посытнее.

- Сперва горячая ванна, - я вынул иглу капельницы и постарался сесть самостоятельно, морщась от ноющей боли и легкого головокружения.

Эллин поднялась со стула и подала мне руки. Я замер на секунду, борясь с желанием взять их - чтобы почувствовать еще раз, какие они теплые и мягкие. Гордость взяла верх.

- Вас дочка ждет. Справлюсь сам.

- По лестнице тебе ни за что не спуститься.

Я отмахнулся и свесил ноги. В ярких полосатых носках. Пошевелил пальцами.

- Спасибо, Эллин! Позову если что.

- Все больные одинаковы... - покачала она головой. Светлые локоны снова выпали из прически и коснулись щек.

- Я не болен. И вы отлично за мной ухаживали, - лесть порой помогает избавиться от сочувствующих.

Эллин действительно неплохо поработала, пока я был в отключке. Пижама болталась на мне как на вешалке, но гибкость быстро возвращалась к суставам и мышцам, и мне удалось спуститься до ванной примерно за пять минут, хромая, горбясь, цепляясь за толстые деревянные перила и ощущая острую нехватку крыльев.

Двадцать пять ступеней по винтовой лестнице. Жизнь продолжается.

- Сибилла, - позвал я уже из ванны. - Что нового?

- Добрый вечер, Ван! - донеслось из динамика под потолком. - Сегодня холодно и снежно. - Она всегда начинает с погоды. - Пока ты спал, в мире не возникали вооруженные конфликты. Три террористических акта. Крупная катастрофа в Северном Море унесла...

- Достаточно. Антивоенный Комитет?...

- ...отклонил повторную апелляцию на запрет модификантам иметь потомство и передавать свои генетические особенности. С января следующего года любые генетические модификации будут признаны вне закона. В связи с этим...

-Достаточно. Попроси Эллин принести приличные шмотки на пару размеров поменьше пижамы.

Комфортная одежда и теплая вода превратили меня почти в человека. Почти. До гостиной я шагал на своих двух, изредка опираясь ладонью о стену.

На просторных запотевших стеклах Лиз рисовала снежинки и забавные мордашки, забравшись на свободный стол. Старый маяк изменился. Стал чище, теплее и праздничнее, украшенный рождественскими венками и гирляндами. Не то, чтобы меня это касалось. Я был сейчас в роли гостя в собственном доме.

Эллин обзавелась красивой посудой - прежде моя кухня пустовала - и приготовила роскошный ужин. В камине гудел огонь и потрескивали дрова. Стоял запах хвои, мандаринов и жареного мяса.

Правда, в тот вечер много мне есть не полагалось. Я закутался в плед, рухнул в высокое кресло у камина, а моя сиделка принесла чашку слабого бульона.

- Надеюсь, ты не возражаешь против всего этого... - она широким жестом указала на украшенные стены и рождественскую елку. - У Лиззи сложный период. Я считаю, ей полезно будет провести Рождество вот так...

- Пусть.

- Оставлю тебе половину индейки на завтрак. Идёт?

Я пожал плечами и попробовал бульон. Почти несоленый и безвкусный. Что ж, очень сложно получить все сразу. Лишения учат ценить простые и важные вещи: здесь, на маяке, тепло, сухо и чисто, и неважно, что зима, а у меня нет крыльев - зато никуда не нужно лететь, потому что война закончилась. И рядом есть умная система безопасности и живые люди. Которые никуда не уйдут, пока не исполнят условия контракта.

- Ладно, - Эллин кивнула и ободряюще улыбнулась. - Не засыпай пока. Дочь уложу и вернусь.

И я слушал песню пламени и морского ветра, никуда не торопясь и ожидая часа, когда и самому можно будет вернуться в кровать.

Эллин вернулась и положила красиво завернутый подарок в большой носок, подвешенный к камину. На мой взгляд, глупая традиция. Но в серых глазах моей сиделки притаилась детская улыбка.

- Я и тебе приготовила подарок, только сомневалась, что ты проснешься... Ты ведь давно не праздновал Рождество. Уверена, подходящий носок найдется.

Я подозрительно сощурился, глядя на нее. Тревожная мысль забрезжила в голове.

- Много ещё тебе известно обо мне? Джек выболтал? Почему именно сюда вы пришли зимовать? - Что вообще я знаю о своей сиделке? Непохоже, чтобы у нее не было возможности поселиться где-нибудь в городе. С чего ей так со мной носиться?

Эллин опешила. Выпрямилась и сложила руки на груди.

- Не поздновато задаешь вопросы? По-моему, от моего присутствия хуже тебе не стало.

- О жалости и сочувствии в контракте не сказано. Их можно оставить себе.

- Ясно, - она собралась уйти, но передумала и со вздохом села в кресло напротив моего. - Послушай, когда Джек узнал, что из-за съемок ты не нашел сиделку, он попросил меня за тобой присмотреть. Потому что - да, я помощник сценариста не просто так. Я довольно долго изучала проблемы модификантов... Только не говори, будто нет проблем! Я в курсе, что твоя приемная семья погибла от бомбежки, когда ты еще был подростком. Что ты воевал, конечно, а потом... Потом сбежал из исследовательского центра, и Эйк нашел тебя. И я... мне и правда жаль, что с вами так поступают. Ты вправе думать о людях самое худшее и ждать подвоха.

Мы оба с минуту молчали после ее тирады.

Я сжал зубы и проглотил все гадости, которые хотел наговорить. Ничего особенного не произошло. Все страшное осталось в прошлом, верно? Главное - вспоминать только хорошее...

Эйк. У него я жил два года. Он дал мне дом, работу в "Неверморе" и стал кем-то вроде старшего брата. Если, конечно, я понимаю что-нибудь в старших братьях. Он сделал так, что запереть в лаборатории меня больше не пытались.

...Эллин ушла и вернулась с двумя чашками чая. Одну предложила мне, но я покачал головой.

- Лиззи нравится здесь, на маяке, - Сообщила она. - Но если наше присутствие кажется тебе вторжением, мы уедем.

- Глупости. У нас соглашение.

Она села, поджав ноги в кресле и обхватив ладонями чашку.

- Мы с ней никогда еще не жили в таком большом доме.

- А где ее отец? - спросил я, чтобы не молчать и отвлечься от мрачных мыслей.

- Погиб на войне.

- Ей меньше десяти. Значит?..

- Значит, искусственное оплодотворение. Мечта родить ему ребенка осуществилась поздновато.

Я скептически приподнял бровь, выплескивая остатки раздражения.

- Ну да, мечта. Конечно. И теперь девочка растет без отца.

Эллин посмотрела с легким вызовом.

- Многие дети растут без отца. Я счастлива, что Лиззи есть у меня. Мы семья, пусть и несовершенная. Люди ведь все несовершенны, Ван. И любовь у нас подчас такая же - слепая, ущербная и эгоистичная.

Я хмыкнул и пожал плечами, глядя на свои нечеловечески узкие кисти. Вряд ли у меня появится шанс по-настоящему оценить семейные отношения. И разве это не к лучшему?

Мы посидели еще немного, освещенные теплым огнем, тайно радуясь присутствию друг друга. На западе, за панорамным окном бывшей фонарной мерцали огни далекого мегаполиса, а на востоке - волновалось и шумело море, и жалобно кричали о чем-то чайки.

Эллин будила меня еще несколько раз, но в конце января доктор Шерман решил, что я в порядке и могу спать до весны. Мне снились теперь ранние завтраки на маяке, смеющаяся девочка Лиз и пахнущие теплом светлые волосы.

Снилась человеческая семья, в которой я рос - названная сестренка со звонким голосом, высокий и строгий мужчина, которого я считал отцом, и тихая хрупкая женщина, которая стала мне матерью. Сквозь сон мне казалось, что в соседней комнате она напевает кому-то колыбельную...

В последний раз меня разбудил чей-то плач. Тихое жалостливое всхлипывание совсем рядом. Я расправил крылья и сел рывком. Комната завертелась перед глазами, и к горлу подступила тошнота.

Лиз испуганно икнула и заплакала еще горше. Она сидела почему-то на месте Эллин, поджав ноги и уткнувшись в коленки.

- Тс-с! - прошипел я ей все, на что был способен. Получилось жутенько, но девочку это не успокоило.

Вода была где-то здесь... Нашел бутылку рядом с кроватью, с шипением откупорил и сделал несколько глотков.

- Лиз? Что сталось?

- Мама не пришла-а-а... Я сама приехала из школы на... на такси-и-и, потому что она меня не забра-а-ала... и мне стра-а-а-ашно самой!...

Я сунул руку под подушку и нащупал оба пистолета.

Коснулся пальцем браслета-терминала и позвал:

- Сибилла, какой сейчас день и час?

- Доброго дня, Ван! - отозвалась система. - Пятнадцатое марта, шестнадцать часов, двадцать пять минут.

Лиз продолжала реветь, пуская сопли и не пытаясь прояснить ситуацию.

- Сибилла, Эллин говорила, куда отправляется? Сообщала о планах на сегодня?..

- Твоя сиделка обычно отправляется забирать из школы девочку в час дня, - рассуждала Сибилла. - Дорога к школе и обратно занимает около полутора часов.

Я вспомнил ярко-желтый минивэн.

- Ее машина здесь?

- Рядом нет никакого транспорта.

Я потер лоб, пытаясь проснуться и сообразить, в чем дело.

- Отследи ее машину по номеру... А ну не реви, Лиз, весь пол затопишь! -Получилось угрожающе. Мелкая замолчала, уставилась на меня с приоткрытым ртом и несколько раз шмыгнула носом. Я никак не мог припомнить, где хранятся носовые платки. Голову словно ватой набили, горло невыносимо болело. - Отыщем сейчас твою маму.

У Сибиллы ушло несколько минут, чтобы отследить нужный номер в транспортном потоке огромного города. Наконец, она спроектировала на виртуальную панель терминала изображение с камеры наблюдения на парковке где-то в центре. Название улицы мне ни о чем не говорило, но место я примерно узнал место. Рассмотрел желтый фургончик.

- Твоя мама говорила, что собирается делать в городе?.. Погоди-ка.. Сибилла, увеличь здесь... Кинотеатр оцеплен полицией? - Я рассмотрел около десятка полицейских автомобилей у здания кинотеатра. Очень низко над крышами пролетел вертолет внутренних войск.

- Она сказала, что идет на пример... примеру.. премьеру! Но обещала успеть меня забра-а-ать! - Лиз снова захлюпала носом и невнятно забубнила.

Я не умею утешать девочек. Не люблю жалеть кого-то, даже маленьких принцесс. Жалость делает тебя слабым. Так говорил Эйк. Где же платки?..

- Должны быть новости об этом кинотеатре, Сибилла.

- Послепремьерный показ новой картины "Маяк", на котором присутствуют режиссер и команда создателей, был сорван в кинотеатре "Одеон". Группа вооруженных людей в масках - по предварительным данным, тридцать пять или сорок человек - заблокировала здание и взяла в заложники две сотни зрителей и гостей. Захватчики относят себя к организации "Путь человечества" и требуют отменить прокат картины, а также лишить человеческих прав всех живущих модификантов, которых фильм "Маяк", по их мнению, представляет в наилучшем свете. Власти города и..

- Достаточно...

Я молчал с минуту, глядя перед собой.

- Ваа-ан? - Протянула Лиз, напуганная моим молчанием. - Мамочка там, да?

- Похоже на то. Но ты не реви! Мы ее обязательно вызволим.

К Эйку мы попали уже вечером.

Его охранное агентство "Невермор" пользовалось известностью во всем городе и даже за пределами, несмотря на название и то, что почти все сотрудники - модификанты. Как бы к нам ни относилось большинство, модификанты - лучшие охранники. Людям с нами соперничать сложно.

"Невермор" занял три верхних этажа служебного здания в центральном районе. Неплохой бизнес, позволяющий на многое закрыть глаза властям. Говорят, где-то в самых дальних боксах у Эйка остались даже "псы войны" - огромные модифицированные доги размером с человека. Вранье, скорее всего, но биться об заклад я бы не стал.

Люди косились на меня, ведущего за руку печальную восьмилетнюю девочку. Хорошо, что никому в голову не пришло вызвать полицию, пока мы шли от стоянки к зданию.

О моем появлении, разумеется, узнали еще до того, как мы вошли в лифт, и в приемной наверху уже ждала улыбающаяся Анджела - дружелюбная и похожая на подростка. Все в ней было ярким - от макияжа до короткого платья в оборках и раскрашенных как витраж крыльев. Однажды мы с ней едва не убили друг друга. Позже - пару раз спасли друг другу жизнь и решили остаться приятелями. Обмениваемся поздравлениями на Пасху.

Лиз восхищенно уставилась на цветные крылья, и Анджела - я знаю, тайно она мечтает о собственных детях - дружелюбно протянула ей руку. С первого взгляда она тоже может показаться таинственно молчаливой, но на самом деле у нее просто нет языка.

- Жди здесь, - велел я малышке. С Анджелой ей ничто не угрожает. - Старик у себя? Или Райт с Битом?

Она, не переставая улыбаться, махнула в сторону директорского кабинета. Я неслышно вздохнул, нервно сунув руки в карманы джинсов.

Сколько мы не виделись?.. Больше года точно.

Он был в бешенстве, когда я решил уйти. Сейчас он вряд ли пожелает съесть мое сердце, но и на бескорыстие надеяться не приходилось. Эйк ни за что не станет бесплатно работать на меня. Тем более, ради людей. Тем более - в таком безнадежном предприятии.

Я вошел, как всегда, без стука.

Он как раз ужинал. В стильно обставленном просторном кабинете ощутимо пахло кровью: закатав рукава белоснежной рубашки, он брал руками кусочки сырого мяса с блюда и один за другим отправлял в рот.

Кроваво улыбнулся мне и потянулся за салфеткой.

Эйк - из первых модификантов-"стрекоз". Он не впадает в спячку и не меняет кожу, потому и выглядит как раз на свой возраст - лет сорок. Но глаза... у меня ушло два года, чтобы привыкнуть к немигающему взгляду черных фасетчатых глаз.

- Вижу, с возрастом твои крылья стали длинее! Будешь? - он кивнул на мясо. В отличие от меня, голос у него был глубоким и мягким.

- Спасибо, я уже ужинал... Неплохо устроился, Эйк! - я окинул взглядом кабинет. Чтобы добраться до его хозяина, пришлось сдеалать несколько шагов по толстому ковру. Стены вокруг меня украшали фотографии лучших сотрудников. Кое-где - с черными лентами. При всех было оружие. Большинство из них я знал когда-то. Интересно, что они думают обо мне теперь? Считают предателем?

Есть люди - впрочем, Эйк не хочет считать себя человеком - для которых война, начавшись, не закончится никогда.

Мы молча рассматривали друг друга несколько секунд. Эйк, похоже, все еще воевал. С людьми, с любым, за кого заплатят.

И я скучал по нему.

- Решил вернуться? - спросил он наконец вкрадчиво. - Надоела спокойная жизнь?

- Решил попросить об услуге.

Он вскинул бровь, обошел стол и повел носом, подойдя ближе.

- Ван! Не может быть - ты влюбился?

- Что?

- От тебя пахнет приятной женщиной. Это о ней ты хотел попросить?

- Моя сиделка. Ей нужна помощь. Слышал об "Одеоне"?

Он посмотрел почти издевательски.

- Даже не проси!

Я очень терпеливо вздохнул.

- Она спасла мне жизнь, Эйк. Хотелось бы вернуть услугу.

- Брось, разве ее работа не была оплачена?.. Я верю только в личные интересы, дружище. Зачем ты это делаешь, Ван? Расслабился, подобрел... Образование повлияло? Когда ты сбежал из гетто, и я подобрал тебя в ночлежке, ты готов был разорвать любого голыми руками...

Хотелось верить, что я уже не такой. Я постарался остановиться, когда понял, как мало от человека во мне осталось.

- Там, в приемной, ждет девочка. Ей нужно спасти маму.

Он поцокал языком.

- Прости, не способен оценить твою несомненную доброту и заботу о несчастных. Дождись штурма здания и отдай ребенка властям. Это даже больше, чем сами люди давали когда-нибудь модификантам.

- Разве "Путь человечества" - не давнишние твои враги? Они уже расстреляли десятерых модификантов, пришедших на премьеру в "Одеон". А при штурме погибнет еще больше непричастных людей. - Поразительно длинная речь для моего горла.

- Они люди, в первую очередь, - возразил Эйк. - А люди делятся на тех, кто просто завидует нам и терпит - и тех, кто из зависти нас ненавидит. С ними я борюсь собственными методами, предпочитая разумные действия слепой мести. Не спорю, посмотреть "Маяк" пришли те, кто из первой категории. Фильм получился красивый - и ты там тоже ничего - но лететь спасать кучку людишек, подставляя собственную задницу?.. Это не моя битва. И не твоя. Пусть сами жрут друг друга.

- Мы с тобой тоже люди больше, чем животные.

- О, говори за себя! - Эйк присел на край стола и снова принялся за свой скромный ужин. - Я-то делаю как раз то, ради чего меня создали, без лишней жестокости и сантиментов. Зато людям свойственно беспричинное насилие. Когда зла становится слишком мало, они сами его придумывают. Нужен же повод сотворить очередное гаденькое добро.

- Желчность ты тоже унаследовал от людей. Умеешь испытывать негативные эмоции - значит, способен и на все прочие.

Эйк почти радостно рассмеялся, показывая окровавленные зубы.

Я вздохнул, не желая быть втянутым в этот бесконечный спор:

- Давай к делу. Сколько у тебя ребят? Я бы нанял всех. С любой почасовой оплатой.

Он долго, не мигая, смотрел на меня. И даже когда отвернулся к окну, краем глаза прекрасно меня видел. Огромный вечерний город внизу словно замер, ожидая его решения. Над городом парили наши отражения в стекле, и я выглядел раза в три моложе Эйка... и раз в десять глупее. Наверное, он прав был, говоря, что привязанности делают нас слабыми.

- Что ж, раз ты готов платить... Ты понимаешь, что мы можем не выйти оттуда?

Я пожал плечами:

- Поэтому хочу, чтобы ты остался здесь. Пойду я - сам или с ребятами.

- Да брось! Отправить тебя одного?.. Зато, если я погибну, "Невермор" унаследуешь ты. Могу я забрать твой маяк, если тебя не станет?

- Даже не жди!... - ухмыльнулся я в ответ. - Я не собираюсь умирать. Но и тебя я с собой не зову.

- Не сможешь спать спокойно, если обменяешь меня на свою зазнобу?

- Сиделку.

- Неважно. Ты знаешь мои советы. Забыть о совести. Помнить о личных интересах. Женщина может разбить тебе сердце. А совесть - и вовсе свести в могилу.

- Именно поэтому ты идешь со мной? Эйк, ты-то ничего мне не должен.

- И это мне нравится! - Уклончиво воскликнул он, хлопая меня по плечу. Пришлось расправить крылья, чтобы устоять на ногах. - Так сколько?..

Договориться с властями нам удалось на удивление быстро. Скорее всего, они ожидали нашего вмешательства и тянули со штурмом и переговорами. Совсем как на войне. "Стрекозы" там всегда шли первыми. И гибли тысячами, хотя и убить успели десятки тысяч. Сейчас, впрочем, мне плевать было на мнение большинства, считающего модификантов всего лишь хищниками.

На просторную крышу грандиозного "Одеона" мы попали уже в темноте, группами по двое-трое. Незаметные снизу и почти бесшумные, если не считать легкого шороха крыльев, похожего на шелест сухих листьев.

Опускались по одному, замирая в воздухе и медленно снижаясь. Нас было двадцать. Но, уверен, каждый из нас стоил троих.

На крыше, у стойки опустевшего летнего кафе, дежурили двое. Хорошо вооруженные и, похоже, обученные, они все же слишком поздно отреагировали на наше появление.

Я снял одного из двоих охранников, бесшумно зависнув за спиной. Рывком сломал шею и завладел рацией и оружием, добавив к своему нетяжелому арсеналу. Со вторым справился Эйк. Огляделся и беззвучно указал нам на два выхода с крыши.

Пришлось разделиться. Десятерых Эйк взял с собой, и я мысленно и почти отчаянно пожелал ему удачи, уже сожалея, что вовлек его в эту затею.

Действовать полностью законно мы не собирались. Но ведь победителей не судят?..

Мы принесли с собой два контейнера с усыпляющим газом. Вдруг нам повезет и захватчики окажутся без противогазов и невнимательны, газ успеет подействовать и руки марать не придется. На модификантов он не действует - одна из немногих причин, почему он вне закона.

Если нагнетать газ в систему вентиляции недалеко от главного зала, уснут все.

В полутемных служебных коридорах на своем пути мы встретили троих и уложили бесшумно: людям трудно соперничать с реакцией "стрекоз". Забрали рации и маячки, в надежде, что тревога не поднимется раньше времени.

Я заглянул в щель бокового выхода. Зрители оставались на местах. Перед экраном и в проходах оставалось около двадцати человек в черном.

Значит, где-то дежурят еще примерно пятнадцать.

Теперь осторожнее.

Я жестами отправил шестерых прочесать ближайшие коридоры - Эйк и раньше много раз давал мне такую власть - и они улетели, почти не издавая звуков.

У дверей начеку я оставил Райта - с ним мы часто работали раньше, и любой его жест ясен мне без слов - а сам подлетел к вентиляционному отверстию у потолка. Я потратил целую минуту на то, чтобы снять решетку, разгерметизировать контейнер с газом и затолкать в вентиляцию с включенным нагнетателем.

... Что там Эйк сейчас делает? Наверняка радуется возможности поохотиться, дебошир старый...

Я улучил момент и чуть приоткрыл дверь. Кто-то закашлялся через минуту. Полностью газ подействует только через пять минут. Ребята вернулись так же беззвучно, как улетали. Показали на пальцах, что уложили еще троих. Нам пока что подозрительно везет.

Но через несколько секунд началась стрельба и паника: команде Эйка повезло не так как нам.

Жаль, избежать представления не получится. Но ведь это то, что мы умеем лучше всего. Ловить и убивать.

Большинство захватчиков перепуганно лупили в потолок, выкрикивая угрозы расстрелять заложников. Большинство заложников рассудительно ныряли в широкие проходы между рядами и оглушительно вопили.

Потратив секунду на последний взгляд в зал, я начал стрелять через закрытую дверь, и это дало нам время, ворвавшись, подняться и неожиданно рухнуть на головы противникам.

Я молниеносно перерезал горло громиле, на которого обрушился, подхватил его под мышки одной рукой и использовал как щит, пока отстреливался. В ближнем бою вполне подходит короткий холодный вакидзаси, а палить я люблю из легкого оружия - прицельно и меньше риска убить своих.

Три минуты... я чувствовал уже сладковатый запах газа.

Кровь убитого успела впитаться в мою одежду. Даже приятно. Приятно - не промахиваясь, поражать врагов одного за другим, не тратя времени, подчиняясь слепому азарту. Возможно, за короткие несколько минут я потерял все человеческое, что успел нажить. А может быть, именно такие люди и есть - жаждущие поскорее убить и остаться в живых.

...Все закончилось очень быстро. Никто из заложников не погиб. Из захватчиков никто не уцелел. Возможно, уснувшим зрителям позже понадобится помощь. Но меня волновали вовсе не они.

- Эйк! - В какой-то момент он пропал из поля зрения. - Эйк!

Шикарный зал в тот момент показался мне неоправданно огромным. Целых полминуты, пока я нашел его, упавшего между рядами кресел. Сломанные крылья торчали под неправильными углами. Автоматная очередь прошила ему грудь.

- Эйк! Эй... здесь нужна помощь! Эй!

В освобожденный зал ворвалась толпа солдат и уже потом - медиков. Слетелись и окружили нас уцелевшие модификанты.

Не время увиденному, я рухнул рядом с ним, ощупывая раны.

- Держись, Эйк! Старина.. ты.. нет, не говори ничего!

Его черные глаза были открыты. Неясно только, смотрел он на меня или нет.

- Ты ведь спас ее? Свою сиделку?..

- Да. Да. - Эллин мирно спала в кресле совсем недалеко. Я даже успел потрогать пульс. - Тише! Эй, здесь помощь нужна! - Мой голос сорвался и прогремел страшным басом. Я боялся отойти от него далеко.

- Сколько наших легло? - он закашлялся кровью.

- ... Двое. Эй, не говори ничего! - Я попытался его приподнять, легкого как все "стрекозы", но кровь хлынула из всех ран, и я не стал трогать его.

Эйк сделал знак наклониться ближе. Зашептал почти в самое ухо:

- Ничего. Это ничего, Ван... просто помни меня. Мы все уснем, но ты меня помни, пока не спишь.

Кто-то из ребят присел рядом и сжал мне плечо. Коснулся моих крыльев своими.

- Ты заслужил, чтобы тебя помнили, Эйк. Мы все будем помнить.

- Что мне до всех?.. Я только хочу, чтобы ты меня помнил... помнил хорошим, понимаешь?

Я кивнул, потому что не мог ничего сказать. Предательское горло сжалось и выдало странный рычащий всхлип.

Эйк потрогал мою щеку и чему-то ухмыльнулся.

- Жаль, что я плакать не умею. А ты - обязательно стань счастлив...

И он перестал дышать.

Кто-то из старших модификантов коснулся его шеи, покачал отрицательно головой и закрыл ему глаза.

Жизнь продолжается.

Продолжается.