Рыбки бывают разные, как и люди. Большие и маленькие, красивые и блеклые. Бывают опасные, хищные и даже ядовитые.
А я хочу рассказать о маленькой рыбешке, которая ничем особенным не выделялась. Жила она в самом обычном пруду. Откровенно говоря, пруд больше походил на болотце: на заросших камышом берегах вечерами горланили лягушки, дно было илистое, а летом от воды сладковато пахло тиной.
Рыбки там водились, но были они сонные, бесцветные, под стать пруду, и такие мелкие, что вездесущие рыбаки ими не интересовались вовсе.
Жизнь в пруду была тихая, спокойная, размеренная. Но рыбку, о которой пойдет рассказ, это совершенно не устраивало. Своих собратьев она считала посредственностями, но, поскольку другой аудитории у нее не было - не на лягушек же производить впечатление - приходилось мириться с тем, что есть. Она всеми силами старалась быть в центре внимания и иногда ей это удавалось. В ход шли любые средства - сплетни, жалобы на здоровье, рассказы о грядущем высыхании пруда и даже драки с соседями. Надо отдать должное, фантазия у нее работала отменно.
- А вы знаете, ведь моя бабушка была китайской императрицей. Да-да, не удивляйтесь. Я оказалась в этом пруду случайно, в результате придворных интриг.
Или, напустив на себя загадочный вид, она начинала бормотать фразы на непонятном языке.
- Я, совсем забыла французский! Как, вы не знаете? Я же наполовину француженка. Нет-нет, не спрашивайте, это старая семейная тайна.
А поскольку никто из рыб французским не владел, проверить ее было невозможно.
Но однажды она придумала что-то совершенно необыкновенное.
- Я съем солнце! - заявила она.
Всем это показалось смешным, но она была так убедительна, так настойчиво это повторяла, что некоторые стали сомневаться.
А надо сказать, что изнутри пруда солнце было видно только в одном месте - где густой лес водорослей немного расступался, и можно было словно заглянуть в маленькое окошечко. Вот туда и повадилась плавать рыбешка. Она высовывала голову из воды, глотала немного воздуха (а иногда и какую-нибудь насекомую мелочь, водившуюся у поверхности), ныряла обратно и с блаженной улыбкой закусывала листочком элодеи, - Я откусила еще кусочек солнца, - сообщала она присутствующим. Сегодня оно особенно горячее.
Сначала она собирала толпу зевак, но вскоре это развлечение им наскучило. А потом вдруг стало происходить нечто непонятное. Не то от такой специфической диеты, не то от постоянных физических упражнений - все же всплыть на поверхность непросто - рыбешка стала расти. Довольно скоро она стала крупнее всех рыб в своей стае, к тому же, раздуваясь от гордости, казалась еще больше.
Теперь на нее посматривали с опаской и уважением. Кто-то начал припоминать ее рассказы о семейных тайнах и необычной родословной, и вскоре она стала собирать толпы восторженных поклонников. Наконец-то она оказалась в центре постоянного внимания, а ее рассказы о пользе солнечной диеты рыбки взахлеб пересказывали друг другу.
- Знаете, солнце оказалось больше, чем я рассчитывала. Скоро я полечу к нему, чтобы откусывать куски покрупнее. Как, вы не знали? Я могу летать, - и под общий одобрительный гул она подпрыгивала над водой и плюхалась обратно.
Однажды утром она, как обычно, поплыла к солнечному окошку и даже проглотила какого-то комара, как вдруг почувствовала, что попалась на крючок: неодолимая сила тянула ее вверх.
- Я лечу на солнце!!! - успела она крикнуть стайке окружавших ее мальков и вылетела из воды.
Скоро пруд весь покрылся тиной, и водоросли сплелись, не оставляя никакого просвета.
- Она все-таки съела его, - вздыхали рыбы в темноте. - Но это неудивительно. Ведь она была внучкой китайской императрицы.
СКАЗКА О ДЕВОЧКЕ, КОТОРАЯ ПОЛЮБИЛА ДРАКОНА
Далеко-далеко в теплой стране жила маленькая девочка, которая любила смотреть на звезды.
Она любила много разных вещей: собирать цветы, наблюдать за стрекозами и ловить бабочек.
А возле большого чистого ручья за ее деревней жил дракон.
Девочка часто приходила к ручью посмотреть, как резвятся рыбки в прозрачной чистой воде.
Однажды она решилась заговорить с драконом, и они подружились.
Вообще драконы известны своей неразговорчивостью, но тут уж очень благодушное было у него настроение.
Девочка приходила к ручью каждый день, а когда однажды она заболела и пару дней не видела своего большого друга, то поняла, как сильно скучает и как любит его, любит всем сердцем.
Когда она снова прибежала к ручью, маленькие радуги играли в каждой капле сверкающей воды и отражались в чешуйках дракона. Таким красивым и сияющим девочка никогда его не видела.
- Знаешь, я скучала по тебе, - сказала она, глядя прямо в его изумрудные глаза. - И еще... Я люблю тебя, - прошептала девочка и зажмурилась. Сердце ее подпрыгнуло, потом замерло, а потом снова понеслось вскачь. Она открыла глаза и посмотрела на дракона.
Он лежал, вытянувшись вдоль берега, положив свою большую голову на лапы, и не мигая глядел на нее.
- Я никогда не знал, что это такое. Нам, драконам, не дано любить. У нас нет сердца. Взамен нам дарована высокая мудрость. Но я смотрю на тебя, маленькая девочка, и пытаюсь тебя понять. Мне кажется, что ты знаешь что-то важное, чего не знаю я, хотя я стар и мудр, и тысячу раз слышал это слово.
- Конечно, ты не можешь меня понять, - засмеялась она. Теперь ей было совсем не страшно. - Если у тебя никогда не болел живот, то ты не поймешь человека, у которого болит живот, даже если он много раз скажет об этом.
А я чувствую... знаешь, когда я с тобой, я чувствую, как будто маленькие стрекозы летают внутри меня, звеня крылышками. Как будто бабочка своими щекотными лапками перебирает у меня по ладони, только под кожей. Как будто я проглотила все звезды, и теперь они светятся там, во мне, так что мне даже не надо смотреть на них. Понимаешь?
Дракон покачал головой. Он не мог понять. Насекомых он не любил, даже стрекоз и бабочек, и представить не мог, как может быть приятным ощущение, что они... бррр... и он поежился, представив себе эту картинку. А звезды... Глупая малышка не понимает, что звезда - это раскаленный газовый шар, огромный и далекий, проглотить его никак нельзя.
Он вздохнул и отвернулся.
Девочка засмеялась.
- Тебе не обязательно мне что-то говорить. Я просто буду любить тебя и приходить сюда. Потому что это счастье - быть рядом с тем, кого любишь.
И она приходила к ручью каждый день, и щедро делилась своей радостью и своей большой любовью с драконом.
Но однажды она пришла к ручью, а дракона там не было. Не было его и на следующий день, и через неделю.
Наверное, он улетел по своим драконьим делам далеко, может, даже в другую страну.
Девочка приходила каждый день, ждала, вспоминала. Ее воспоминаний хватило бы на целую жизнь, потому что она запомнила каждую секунду, которую она была рядом с ним. Она снова и снова проживала их... А потом она почувствовала, что в груди ее стало холодно и пусто. Потому что когда любишь кого-то, отдаешь ему половину своего сердца. Но жить с половиной сердца можешь только тогда, когда рядом тот, кому ты его отдал. Иначе оно просто становится все меньше и меньше, пока не исчезает совсем.
Прошли годы.
Для драконов, которые живут вечно, даже пара столетий - это пустяк. Все равно, что пара секунд для обычного человека.
Он вернулся. Прилетел на старое место, улегся на берегу ручья и стал ждать свою маленькую подружку. Он тосковал по ней. Ведь теперь у него было сердце - то, которое она подарила ему. Он мог любить, и он умножал любовь. Его сердце стало большим и живым и его хватало на то, чтобы любить весь мир.
К ручью подбежала маленькая девочка. Она гналась за бабочкой и остановилась отдышаться.
Стояла прекрасная погода, и солнце блестело на золотых чешуйках дракона. Малышка остановилась и вежливо поздоровалась. Дракон спросил ее о своей подруге, но он не знал ничего, кроме ее имени и того, что она любила смотреть на звезды и ловить бабочек. Девочка рассмеялась.
- Веики? В нашей деревне живет только старая Веики, но не думаю, что она гоняется за бабочками. Но она очень мудрая, она все знает и помнит всех, кто живет и жил в нашей деревне. Может, она знает и твою подружку. Я схожу за ней.
Старая Веики сразу поняла, кто перед ней. Она в последнее время стала плохо видеть, ее выцветшие глаза все время слезились, от этого предметы становились нечеткими и расплывались мутными пятнами, поэтому она скорее почувствовала, чем увидела. Она опустилась на колени и взяла в свои слабые руки тяжелую и по-прежнему сильную лапу дракона. Слезы катились по ее морщинистым щекам.
- Я уже не смотрю на звезды, - сказала она. - Я знаю теперь, что это огромные шары из газа и пыли. Я знаю тысячу бесполезных вещей, и даже считаюсь мудрой. Но мне кажется, когда у меня не было мудрости, а была моя любовь, я знала гораздо больше.
- Веики, - с нежностью, странной для такого огромного зверя, сказал дракон. - Моя маленькая девочка.
ШОКОЛАДНЫЙ ГОРОД
В одной далекой стране был шоколадный город. Все в нем было из шоколада: дома, машины, собачьи будки и даже газетные киоски. На улицах росли шоколадные деревья, над шоколадными цветами порхали шоколадные бабочки, а в шоколадных прудах плавали медлительные шоколадные рыбины. На главной площади города, прямо перед домом бургомистра бил большой шоколадный фонтан. Там любили прогуливаться влюбленные: дамы смеялись, обмахиваясь шоколадными веерами, и звонко чмокали кавалеров в перемазанные шоколадом щечки.
По утрам люди умывались теплым шоколадом, текущим из шоколадных кранов, чистили зубы шоколадной пастой и отправлялись на службу, зажав подмышкой шоколадные портфели.
В шоколадный город часто приезжали туристы. Они с удовольствием выпивали чашечку-другую горячего шоколада на главной площади и увозили с собой полные фляги вкусного ароматного напитка и большие плитки первосортного шоколада.
Однажды бургомистр, сидя на своем балконе, прихлебывал из кружки великолепный темный шоколад. Он смотрел вниз, на полную туристов площадь и думал об общественном устройстве. Он вообще любил думать государственные мысли - они были тяжелыми и значительными, и от этого ему казалось, что он сам становится значительнее. Вот и сейчас ему пришла в голову очень значительная идея, показавшаяся ему весьма замечательной: сделать шоколадопровод в другие города. Вскоре закипела работа. В тихий городок приехали рабочие с шоколадными лицами, на главной площади не осталось целующихся парочек, теперь она больше напоминала муравейник с деловито снующими муравьями.
В день торжественного пуска шоколадопровода городской оркестр играл бравурный марш, а довольный бургомистр перерезал шоколадную ленточку сверкающими ножницами.
Жизнь в городе изменилась. Теперь вместо шоколада в город потекли денежки, и шоколадная глазурь постепенно сползала с хорошеньких домиков, деревьев и тротуаров. И тут обнаружились удивительные вещи: в некоторых домах под шоколадом посверкивала позолота, а некоторые, наоборот - оказались довольно жалкими лачугами.
И люди оказались разными: некоторые сверкали розовыми лоснящимися лицами, а некоторые оказались серыми и невзрачными, с тусклыми рыбьими глазами. Только городские мальчишки совсем не изменились, их чумазые щечки были по-прежнему перемазаны шоколадом, а озорные глаза ярко блестели.
Дом бургомистра теперь был виден издалека. Днем он ослепительно блестел на солнце, потому что целиком был сделан из золота, а по вечерам загорался огнями иллюминации. Там неустанно играла музыка, слышался звонкий смех или аплодисменты: бургомистр слыл ценителем искусства и часто приглашал знаменитых певцов, музыкантов и балерин для выступлений. Злые языки поговаривали, что певиц и балерин он приглашал чаще, чем певцов, потому что относился к ним особенно трепетно, но могут ведь быть у великого человека маленькие слабости?
Город рос, теперь юркие рабочие с шоколадными лицами выстраивали один шоколадопровод за другим, маленькие дома в тихом городишке расползались по окраинам, уступая место золотым башням, упирающимся в небо.
Утром бургомистр поднялся со своей золотой кровати, осторожно побрызгал в лицо чистейшей водой из золотого кувшина и налил в золотую чашечку золотистого чая - от шоколада в последнее время его почему-то мутило.
Он вышел на балкон своего золотого особняка и окинул взглядом площадь, сверкавшую и переливавшуюся разными оттенками золота.
Бургомистр сделал большой глоток и вернулся в комнату вполне довольный: теперь наконец-то все у него было в шоколаде.
БЕЛАЯ СТРАНА
Далеко-далеко на севере, за белым морем и высокими горами, есть холодная страна, где никогда не бывает лета. Там живут красивые люди с очень белой кожей и светлыми глазами. Мужчины этой страны сильные и молчаливые, словно ветер, гуляющий в пустых безжизненных равнинах, а женщины красивые и веселые, как огонь, который согревает их жилища. Земля в этой стране белая и холодная, не дающая никаких плодов, поэтому мужчины занимаются охотой, а женщины ждут их дома, шьют теплую одежду из шкур животных и поддерживают огонь в больших каменных домах.
Давным-давно, когда солнце еще было молодым, жила в этом краю женщина. Она пришла сюда издалека и поселилась на краю деревни, не заводя дружбы ни с кем из местных жителей. Она была очень красива, и по вечерам, когда она садилась к огню расчесывать свои длинные волосы, многие мужчины замедляли шаг, проходя мимо ее окон. Некоторые останавливались, чтобы послушать длинные печальные песни ее неприветливой родины, которые она любила напевать за работой. Иногда она стояла на пороге своего дома, глядя вдаль, словно ждала кого-то, но никто не знал, кого она может ждать, потому что она мало рассказывала о себе.
Однажды утром в деревню пришел бедный бродячий музыкант. Его одежда была потрепанной, он сам был худой и усталый, но музыка, которую он играл, была настолько полна радости, жизни и любви, что даже суровые лица мужчин озарялись улыбкой.
Вечером в деревне устроили праздник. На больших вертелах повсюду жарилось мясо, хозяйки щедрой рукой раздавали хлеб и напитки, а молодежь лихо отплясывала под веселую музыку гостя.
Вдруг музыка смолкла, и все остановились, не понимая, что произошло. Люди недоуменно оглядывались, а музыкант, не отрываясь, восхищенно смотрел на подошедшую женщину. Она была прекрасна. Ее тяжелые черные косы были красиво уложены, белое платье оттеняло бледную кожу, а темные глаза горели какой-то необыкновенной внутренней силой и страстью, так, что невозможно было оторваться.
- Что же ты перестал играть? - спросила она. - Я хочу танцевать.
Музыкант вздрогнул, словно опомнился, и заиграл что-то совершенно невероятное. Такой музыки не слышали прежде нигде на земле. Она неслась, словно вихрь, поднимала, кружила, снова бросала на землю, и, казалось, не существует ничего, кроме этих звуков, что они и есть сама жизнь.
Музыкант остался ночевать в доме на краю деревни, а наутро отправился в путь.
Много времени прошло с тех пор, много раз восходило и закатывалось солнце, а женщина по-прежнему жила одна, не заботясь о том, что говорят и думают о ней соседи. Разве что больше не пела печальных песен, расчесывая волосы. Но однажды снова из домика раздалось пение, но было оно не печально, а мелодично и протяжно. Пелось там о далеком теплом море, о земле, которая рождает сочные плоды, о сладкоголосых птицах, о солнце, которого там так много, что оно живет в веселых людях, в их песнях, в ярких одеждах и домах. Оно раскрашивает их кожу и искорками блестит в глазах и улыбках.
Соседка заглянула в окно, и уже к вечеру вся деревня знала, что на коленях у женщины спит маленький мальчик и улыбается во сне, слушая ее песни.
И тогда собрался совет.
Эти красивые и сильные люди, которые привыкли мало говорить и много делать, на этот раз говорили много.
Они спорили и размахивали руками, походя на стаю крикливых ворон.
Красивые лица женщин кривились в ухмылках, жар костра разрумянивал их щеки, словно этот огонь заставлял их горячиться.
Вдруг все голоса смолкли, как тогда, во время праздника, и снова все смотрели на женщину, подошедшую к огню.
Она молча обвела взглядом лица, на которых читалось презрение, злоба и ненависть, и так же, ни слова не говоря, ушла.
На следующий день дом ее пустовал. Огонь в очаге погас, хлопала незапертая дверь, а в выстывших комнатах гулял ветер.
Никто не видел, как она уходила, никто не знал, куда она отправилась.
Вскоре все позабыли о ней.
История умалчивает, добралась ли она до людей, нашла ли того, кого ждала, или сбилась с пути. Но люди говорят, что водятся с тех пор на земле птицы с большими сильными крыльями. Они летают высоко, до самого солнца, дремлют на холодных скалах или греются на солнце на пустынных островах теплых морей, и нет для них ни преград, ни расстояний. А рыбаки слышат иногда, как поют они по ночам длинные печальные песни, и кажется, что это само море тихонько плачет в темноте.
СТАРЫЙ ШКАФ
Жил-был на свете старый-престарый шкаф.
Он стоял в старинном доме, устало прислонившись к стене, и дремал. Иногда его тревожили громкие звуки, иногда кто-то заглядывал внутрь, чтобы взять что-то или, наоборот, повесить, но это бывало редко, потому что вещи, которые в нем хранились, по большей части тоже были старые и никому не нужные. Раз в год, а то и реже, с него смахивали пыль, перебирали и пересыпали порошком от моли все, что висело и лежало в шкафу, а он чихал и недовольно скрипел дверцами.
Однажды вечером он вдруг проснулся от странного чувства: ему было ужасно щекотно. Шкаф прислушался к этому ощущению, пытаясь понять , что происходит. Кажется, кто-то забрался внутрь. Надо сказать, что такое со шкафом случалось не раз за его долгую жизнь - в нем, бывало, сидели мальчишки и девчонки (есть у детей такая непонятная игра, называется "прятки", когда они забираются в разные темные углы и пытаются отыскать друг друга), прятался однажды какой-то бледный молодой человек с револьвером, он нервно кусал губы и кажется, даже плакал. Однажды смешливая барышня, которая обычно вытирала с него пыль, залезла в него и пыталась подсмотреть, куда хозяйка прячет свои драгоценности. Но поскольку хозяйка прятала их именно в шкаф (на третью полку, тщательно укутывая в кружевные панталоны) , барышня была обнаружена и изгнана из дому с позором. А когда старый шкаф стоял в коридоре, какой-то сорванец забрался в него и пугал соседей, подвывая тоненьким голоском . Мальчишку тоже поймали и отодрали за уши. А потом поставили в угол - как раз между ним и стеной, так что шкаф слышал, как этот проказник сначала хлюпал носом, а потом сосредоточенно сопел, точно снова выдумывал какую-то проделку.
Шкаф замер и прислушался: на этот раз, определенно, была девочка - ему стало щекотно от ее пушистых кудрявых хвостиков. И тут - он сам не понимал, что на него нашло - он вдруг решил с ней заговорить. Девчонка испугалась и вздрогнула, но голос шкафа был тихим, убаюкивающим, и она быстро успокоилась. К тому же это была очень смелая девочка, и она еще верила в те сказки, где добро всегда побеждает.
- Если хочешь получше спрятаться, я тебе помогу, - тихо произнес шкаф и осторожно отодвинул старое, траченное молью пальто (ох уж, эта моль! Настоящее бедствие. И порошки не спасают, и мешочки с лавандой). Под ним оказалась сломанная полка - точнее, от полки осталась небольшая приступочка, ровно такая, чтобы маленькой девочке встать на нее. Девочка, конечно, забралась туда, и шкаф заботливо пододвинул пальто на место.
- Ага! Люська! Я знаю, что ты тут, я тебя нашел! Вылезай! - раздался вдруг совсем рядом звонкий мальчишеский голос, и кто-то распахнул дверцу. Но пальто надежно закрывало девочку целиком, да и самой полки, на которой она стояла, видно не было. - Ой... Никого, - разочаровано протянул голос, и дверца закрылась. Девочка присела, свесила ноги и прошептала:
- Спасибо! А я и не знала, что ты умеешь разговаривать.
Шкаф усмехнулся.
- Да я и сам, честно говоря, не думал, что придется заговорить. Ох, старость, старость.
- Что ты! Ты совсем не старый, - деликатно отозвалась девочка. - Ты... солидный, вот! И папа говорит, что ты хороший и крепкий, что еще сто лет простоишь!
- Да уж, твоему папе есть, что обо мне сказать, - усмехнулся шкаф, вспомнив сорванца в углу. - Если хочешь, я тебе расскажу.
И шкаф пустился в воспоминания. Он рассказал и про мальчишек, игравших в прятки, про горничную, собиравшуюся украсть хозяйкино ожерелье... Девочка слушала, словно завороженная, и все картинки будто бы оживали перед ее глазами. Она видела стриженые затылки мальчишек, слышала шуршание шелкового платья хозяйки, перед ее глазами пробегали жизни всех тех, кто когда-то жил в этом доме. Сначала эти комнаты занимала супружеская чета, и шкаф с гордостью поведал, что в нем висели блестящий хозяйский мундир и прекрасные платья госпожи. Он видел на своем веку дворников в белых фартуках, строгих полицейских в форме, чумазых мальчишек-разносчиков, кухарок и горничных в дешевеньких ситцевых платьях и гимназисток в строгих передниках (конечно, шкаф обращал на одежду особенное внимание).
Игра в прятки уже давно закончилась, и дети, обеспокоенные отсутствием девочки, принялись искать ее по всему дому, но она не откликалась, боясь спугнуть это волшебство, а шкаф все говорил и говорил своим тихим печальным голосом. Он рассказал, как однажды все переменилось, как на улицах звучали крики и выстрелы, хозяйка бегала бледная, напуганная, то забрасывая в чемоданы свои лучшие платья, то снова развешивая их... как она плакала, обнявшись с горничной Глашей и кухаркой Катюшей - красивой дородной женщиной, от которой всегда уютно пахло корицей и сладкими булочками. Хозяйка раздала им все свои наряды - китайский шелк, французское кружево - и, надев самое скромное дорожное платье, ночью тихонько ушла через черный ход. Вскоре комнату, в которой стоял шкаф, разделили перегородками на несколько частей, и он оказался в крохотной каморке с окном, где поселилась Катерина, бывшая кухарка. Такой громоздкий шкаф занимал чересчур много места, и его вынесли в большой темный коридор. Теперь в нем постоянно висели вещи новых жильцов: рабочие куртки, гимназические фуражки, солдатские гимнастерки... В комнатах стало шумно - новые жильцы пели песни, громко разговаривали, хлопали дверьми. Шкаф говорил, и девочка словно сама слышала детский плач или веселый топот ребяческих ног, прислушивалась к звукам старенького пианино за белой дверью с облупившейся краской, и видела строгую, высокую и худую женщину, которая тихонько перебирала клавиши. Девочка смеялась, когда шкаф рассказывал ей о проделках ребятни, и огорчалась горестям жильцов, словно они были ей родными. Шкаф рассказал ей, как холодно было в доме, когда отключили отопление, и все собирались возле горящей печки-буржуйки, и протягивали к огню озябшие руки... Как нечем было топить эту печку, и в огонь летели книги, стулья, столы... и он сам, как и старенькое пианино учительницы, были готовы сгореть в этом огне, лишь бы только отогреть их, лишь бы на этих печальных лицах землистого цвета снова появились краски. Девочка плакала, и ей казалось, что она сама сидит рядом с ними, зябко ежится, кутаясь в бабушкин шерстяной платок и жмется поближе к отцу, тогда еще лопоухому мальчишке с острыми коленками и. И как она радовалась вместе со всеми, когда старенький репродуктор хрипло сообщил "победа", и повторяла эти слова вместе с нестройным хором голосов, и кружилась в вальсе, который лился из-под непослушных худых пальцев бледной усталой женщины...
Шкаф замолчал, словно задумавшись о чем-то, а девочка все сидела, думая о том, что видела и слышала. Она даже не почувствовала, как ее, спящую, отец нашел в шкафу и отнес на руках в кровать. Потом она часто подходила к шкафу, пытаясь с ним заговорить, забиралась внутрь, но шкаф молчал. Он и так, казалось ему, наговорил слишком много.