Аннотация: Когда уходят люди, остаётся нечистая сила...
Макс Квант
Когда уйдут люди
Савва осмотрел пустой чердак. На чердаке стоял большой сундук, большой медный самовар, лежали разные книги и журналы, сложенные и связанные в неровные стопки, под потолком висел велосипед, без колёс и педалей, висела старая балалайка без двух струн, лежал разный хлам - всё это покрылось большим слоем пыли и паутины. Савва подошёл к самовару. Он провёл по его медному боку пальцем, на самоваре было очень много пыли. Савва дунул и поднялся столб пыли. Самовар заблестел в лучах заходящего солнца. Савва взял его за ручки и спустился с чердака.
На кухне он нашёл щётку и немного песка, и тщательно промыл самовар. Налил воды. Открыл печку и положил несколько горящих углей в самовар.
Савва посмотрел в окно - солнце заходило за реку. Он достал огарок свечи и зажёг его. На кухне стало светлей. Савва сидел и смотрел в окно. Было одиноко. Будто ты один на этом свете. В каком-то смысле так оно и было. Его покинули. Оставили. Почему?
--
Ты один? - раздался чей-то голос. Савва вздрогнул и оглянулся. За его спиной стоял сосед, звали его Леонтий. Его рыжие волосы и борода были встрёпаны и торчали в разные стороны. Он был одет в серую от грязи рубаху и серые штаны с заплатками. На его шее висела связка баранок. У него была такая привычка приходить без предупреждения и приглашения и никогда не проходить через дверь. Леонтий мог прийти и стоять в сторонке и лишь, потом сообщить о своём присутствии. - Глупый вопрос.
--
Второй месяц уже, - ответил Савва с вздохом. - Пора бы уже привыкнуть.
--
Это ты точно подметил. А я смотрю, у тебя огонёк горит, дай, думаю, зайду на огонёк. Вот баранок испёк, - он показал баранки.
Леонтий был непревзойдённым поваром. Чего он только не варил, жарил, пёк, заготавливал. Вот только за собой он никогда не следил.
--
Что, грустно? - спросил он.
--
Да уж не весело.
--
А я так думаю, - Леонтий нашёл табуретку и уселся на неё. - А я так думаю. Люди приходят и уходят, а мы остаёмся. Ну и редька с ними. Пришли, ушли, а мы за ними следи.
--
Но ведь они люди.
--
Люди... Мы бы так не поступили. Мы никогда так не поступали и не поступим. Дом есть, значит и домовой должен быть. А раз дома нет, то и домовых нет. Пришли, ушли, а мы-то остаёмся. Сам же помнишь как триста лет назад, когда мы с тобой ещё лешими были. Резвились, как могли, а люди пришли, лес наш вырубили, сожгли. Под пашню, понимаешь, чтоб зерно для муки было. А нам куда? Нам без хозяина нельзя - порода такая. Вот и пошли мы с тобой в дома. Стали в домах жить. Только стали не лешими, а домовыми, вроде при домах. Перекфали... перекфалици... переклафилици...
--
Переквалифицировались, - подсказал Савва.
--
Точно. Перекфалифицировались. Стало быть, куда нам теперь? Нам же нельзя без хозяев. А где хозяева?
--
В городе?
--
А что такое этот "город"? Что это такое? Для чего он?
--
Чтобы люди жили.
--
Да разве это жизнь? Где они там живут?
--
В больших каменных домах.
--
Из камня? Из камня дом не построишь! Камни гладкие. Они скатываться будут.
--
Но ведь и брёвна катаются, а их скрепляют.
--
Может и скрепляют. Хотел бы я посмотреть на такие дома. Там холодно, небось. Как можно там жить? В большом доме. Там же скучно.
--
В домах живёт несколько семей.
Вода в самоваре вскипела. Савва достал чашки и разлил чай.
--
С чем предпочитаешь? - спросил он.
--
С баранками, - сказал Леонтий, пододвинулся к столу и положил на него связку баранок. - И зачем они только отсюда уехали. Хорошее место. Тут тебе и зверь, тут тебе и рыба, и пашни, и лес. Живёшь на острове. Корабли приходят со всякой всячиной, рыбаки приплывают, а захотел на берег, в этот... как его... город, взял лодку и доплыл. Вот это жизнь. Жизнь на речном острове.
--
Сам же знаешь. Чего спрашиваешь? Тебе же ясно объяснили, что остров наш затонет.
--
Он не затонет, а его затопят. Останется одна верхушка, одна Плешивая гора останется. А мы куда? Мы тю-тю, всё, нет нас и не будет. Плотину поставили, реку перекрыли. А зачем эта плотина?
--
Для электричества. Чтоб лампочки горели.
--
Для искричества. Ты хоть сам-то понимаешь, что говоришь? Ты эти лампочки видел? Трогал?
--
Я читал про них. Я видел их на рисунках. Там такая тонкая бутылка с железной крышкой, а внутри ниточка. Так если включить электричество, эта ниточка загорится...
--
И сгорит.
--
Она не сгорит, она из вольфрама.
--
Чего?
--
Вольфрам - это металл такой, вроде железа. А когда она горит, то становится тепло и светло.
--
Теплей и светлей, чем от печки?
--
Да. Во много раз светлей.
--
Ерунда. Такого быть не может. Лучше масла и сена ничего не горит.
--
А вот одна такая лампочка может заменить десять, а то и сто свечей.
--
Ты-то откуда это знаешь?
--
Я читал в журналах и книгах.
--
Читал... Чтец. Нашёл себе занятие. Приобщился к этим лепесткам.
--
Ты ведь тоже нашёл себе занятие. Вот печёшь.
--
Но это испокон веку. Люди всегда пекли и варили.
--
И читали тоже.
Леонтий попробовал чай. Чай был ещё горяч.
--
Всё равно. Без электричества жили и жить будем. А плотину они всё равно зря поставили. Нас затопят. Нельзя так делать. Реки перекрывать.
--
"Ты с вершины будешь прыгать и машины будешь двигать... Но ответила вода: ни за что и никогда"...
--
Чего это ты?
--
Да так, вспомнил.
--
Дверь открылась, и на пороге появился банник Мокрид. Он был мокрый, с его седой бороды струйками стекала вода. Он был завёрнут в белое полотенце с красной вышивкой полотенце как древнегреческий философ. К его правой руке прилип берёзовый листик от веника.
--
А я смотрю, огонёк горит. Солнце уже зашло. (Савва и Леонтий посмотрели в окно. Солнце действительно зашло.) А я всё людей ждал. Они ведь уже после захода не приходят - меня боятся. Это уже так, по привычке. Всё не могу привыкнуть.
--
Чай пить будешь? - спросил Савва.
--
Чай? А что? Можно.
Мокрид нашёл табуретку и сел рядом с домовыми. Савва налил чаю баннику.
--
О чём говорите? - спросил он, глядя, то на Савву, то на Леонтия.
--
О людях, - сказал Леонтий, дуя на чай.
--
А чего о них говорить?
--
Вот ты нам и скажи.
--
Они поступили очень плохо.
--
Отчего же?
--
Нельзя так делать, сначала звать, а потом выбрасывать.
--
"Мы в ответе за тех, кого приручили", - грустно сказал Савва, разламывая баранку.
--
Вот я и говорю, позвали, значит отвечайте.
--
Но ведь они в нас не верят, - сказал Леонтий. - Только детки малые, да и то в малом возрасте.
--
Люди, они вообщем-то неплохие. За водой следят, печь хорошо топят, меня уважают. Не плохие они. Иногда, даже очень хорошие.
--
Ну, это ты так думаешь.
--
Отчего же?
--
Ты видел людей, когда те в бане, в чём мать родила. А я их видел, и в чём мать родила, и в чём не рожала. Люди разные. К тебе они приходят помыться, а у меня живут. Никто не знает людей лучше нас.
--
А что касается меня, - сказал кто-то за окном.
--
Заходи Фёдор, - крикнул ему Савва. Дверь открылась, и вошёл гуменник Фёдор. Он был в рубашке и штанах из мешковины, но очень искусно раскрашенных. В его чёрной длинной бороде запуталось несколько соломинок.
--
Что касается меня, - повторил Фёдор, он нашёл стул и сел за стол. - Люди очень аккуратные и бережливые. Они очень хозяйственны. Всегда знают, когда надо заготавливать сено, какое сено нужно, как его нужно хранить. Они заботливы. Они заботятся о животных. Они их любят.
--
Ага, а потом на мясо, - саркастически сказал Леонтий.
--
Но для чего их выращивать тогда? Им дают хорошую жизнь, как и нам.
--
А потом эту жизнь отбирают. Как и с нами... Ты видел только часть людей. Тех людей ласковых, нежных, хозяйственных. А тебя как-нибудь посылал пьяный вдребезги хозяин стыдно сказать куда? Тебя обливали горячими щами? Тебя морили голодом? Чего молчишь?!
--
Ты конечно прав. Я ведь вижу только часть людей. Но вот с "нежными" я не согласен. Конечно они всякие, но чтоб так.
--
Ой, как будто я не знаю, чем там у вас на гумне молодёжь по ночам занимается? Кого ты дуришь?
--
Ты конечно прав. Но всё-таки не все люди такие.
--
Вот. В том-то и дело, что не все. Люди-то все разные.
--
Как и мы, - добавил Савва.
--
Да, как и мы. Не наши же жители строят плотину, не они же её придумали. Её придумали другие, плохие люди.
--
Ну не скажи. Не такие же они плохие. Они думали о других. Тех людях, что будут пользоваться лампочками.
--
А о нас они подумали, о наших хозяевах? Нет.
--
Но ведь их больше.
--
В том-то и дело, что их больше. А тех, кого меньше надо выселить. Думаешь, им было так весело уезжать? Да они рыдали. Рыдали они!
--
Что за шум, а драки нет? - раздался голос в дверях. Дверь отворилась и на пороге стоял леший Борислав. Он был весь покрыт листиками берёзы и осины. В руках у него был полный мешок, от мешка пахло смолой.
--
Ещё один придёт на это собрание - будет.
--
Не горячись, - сказал Савва. - Заходи Борислав.
--
Бывшим коллегам привет. И тебе Мокрид тоже, - сказал Борислав и сел на стул. Он развернул мешок и вытащил из него несколько кедровых шишек. - От нашего стола к вашему, - и положил их на стол. - Угощайтесь... О чём вы так горячо спорите, что я аж из леса услышал?
--
О людях, - вздохнул Савва.
--
Какое будет мнение? - спросил Фёдор.
--
Видите ли, у меня, как лешего, кругозор ограничен...
--
Ну вот, один сам до этой мысли дошёл, - обрадовался Леонтий.
--
Да я немного слышал ваш разговор.
--
Теперь ясно.
--
Так, вот. Кругозор у меня ограниченный. Я видел-то охотников, грибарей да туристов. Все они разные. Бывают охотники плохие. Убили лося и всё тут, а бывают и хорошие.
--
То есть как это?
--
Не убивают, так ходят просто. Увидят птичку, да и подивятся ей.
--
Это не охотники, - улыбаясь сказал Савва, - это писатели.
--
И что же они пишут? - спросил Леонтий.
--
Да так, ничего. Рассказы всякие. Про природу, про Родину и всё такое.
--
Так я и говорю, - продолжал Борислав. - Бывают хорошие грибари, а бывают плохие. Бывают плохие лесорубы. Просто срубят дерево, а некоторые сажают новые. Вот только туристов хороших встречается меньше. Набросают, накидают, намусорят. Грязь одна. Шум, гам. "Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались..." - пропел Борислав хриплым голосом. - Пожар тебе сделают, потом туши его. А сами-то ничего нового не сделают... Люди разные. Бывают плохие, бывают хорошие. Но они могут всё исправить. Посадить новое дерево, посадить новые кусты, пригреть птичку со сломанным крылом.
--
Только их мало, - сказал Мокрид.
--
К сожалению их мало. И с каждым днём всё меньше и меньше.
--
К вам можно? - на пороге стоял водяной Лейтий и кикимора Родя. Лейтий был полным водяным с густой длинной бородой и мокрыми боками. Родя была вся в тине и разной болотной траве. Её волосы были спутаны настолько, что заплести их в косы было уже невозможно.
--
Проходите, раз уж пришли, - сказал Савва. Осмотрел кухню. Стульев не было. Савва быстро сбегал за стульями в спальню.
--
А я иду, слышу кто-то шумит. Людей вроде нет, а тут вы. Родю вот по пути встретил.
--
Что скажешь? - спросил Савва.
--
Ну, во-первых, к Мокриду, зря ты так сделал. Я же тебе говорил. А ты: пойду к людям, пойду в банники. Всё, доигрался.
--
Ну... - обиделся Мокрид.
--
А чего? Я ведь был прав! А ты меня не послушал. Вот, доплыл.
--
Ну ладно, будущий коллега, я так понимаю, - сказал Борислав, - не трогай его. Что было, то было. Сейчас он снова будет водяным, как и ты.
--
Нужен мне такой сосед. Больно нужен мне такой сосед. Таких соседей у меня знаешь сколько...
--
А во-вторых? - спросил Савва.
--
А про что вы?
--
Мы о людях.
--
Ах, да. Люди - твари. Я не побоюсь этого слова. Прости, конечно, Родя.
--
Ничего, я привыкла, - тонким голосом сказала Родя.
--
Люди всё загрязняют. Скидывают в реку что попало. Я каждый день бороду очищаю от этой грязи. А потом на своих жужжащих лодках летают, воду мутят. Ж-ж-ж, туда, ж-ж-ж, сюда. Ничего в них хорошего нет. И так мне дел, а теперь и от этой плотины дела. Всё, что было на земле, будет теперь у меня. Всё. И дома ваши, и сено, и дрова и лес. Всё. Думаешь приятно плавать в такой грязи? Неприятно. Ну, ничего перекфалифицируетесь - узнаете.
--
Переквалифицируетесь, - поправил его Савва.
--
Всё равно. Людей хороших не бывает. Только плохие... Они ведь такие...
--
А ты что скажешь, Родя? - перебил его Савва.
--
А что я скажу, - сказала Родя. - Я видела-то запасников да охотников. А что они? Они привыкли всё портить. Всё. Приходят, жгут костры, приходят ломают деревья. А вот как только они не выражаются, слушать тошно.
--
Это точно, - грустно сказал Борислав.
--
Эй, ты куда, - сказал Савва куда-то в стену. Все посмотрели на стену. На стене, на высоте около полутора метров было белое молочное пятно. - Раз уж пришёл... то есть пришло... заходи конечно.
Пятно начало увеличиватся. И вскоре из стены бесшумно вышло белое привидение.
--
Проходи, - продолжал Савва. Привидение прошло к столу. Савва сбегал за стулом. - Садись, - привидение село. - Баранки будешь? - привидение кивнуло. - А орехи? - привидение помотало головой. - Отчего так? - привидение показало на рот. - А... зубов нет? - Лионтий налил чаю привидению. - Ну. Присоеденишься к беседе?
--
О чём? - еле слышно спросило приведение стеснительным голосом.
--
Не надо. Будто я тебя не видел. Минуты три стояло у стены, всё слышало. Привычка у вас такая, - Савва посмотрел на Леонтия. Леонтий сделал недоумённый вид.
--
О людях?..
--
О них самых, - сказал Борислав.
--
Люди хорошие...
--
Вот те на, - воскликнул Леонтий.
--
Я сам был таким. А теперь... - сказал он грустным голосом. - Теперь их хорошо пугать, - сказал он уже весёлым голосом. - Знаете, как они кричат...
--
Ещё один перекфалифицировавшийся, - сказал Лейтей. - Предатель. Хоть и людей, но всё равно предатель.
--
Ничего не предатель! Я умер, а мне положено пугать людей! Я обязан.
--
Ноблес оближ, - добавил Савва.
--
Да! Ничего я не предатель.
--
А плотина?
--
Что?.. Плотина? Это конечно плохо. Мы там, на кладбище, не знаем, что делать. Затопит нас всех, что делать будем. Могильные камни уже собрали, вот теперь и шляемся по острову. Не знаем, что делать.
--
Перекфалифицируетесь в русалок, - сказал недовольно Лейтей. - Ещё одни соседи. Вас мне ещё только не хватало.
--
Да, - сказал задумчиво Савва. - Теперь вот камни с кладбища убрали, а завтра дома сожгут.
--
Что? - воскликнул Леонтий.
--
Да. Сожгут дома, - с грустью сказал Савва. - Когда затапливают деревни, так и делают. Хотя может быть.
--
Дела. Сначала без домов останемся, а потом нас затопят? Люди. Что хотят, то и творят!
--
Да.
--
А бани? - испуганно спросил Мокрид.
--
Что "бани"?
--
Тоже сожгут?
--
Да.
--
Это как же? И я стану бездомным.
--
И я? - спросил Фёдор.
--
И ты, - грустно ответил Савва.
--
Что хотят то и творят, - повторил Леонтий.
Луна поднялась высоко в ясном небе. В лесу затихли птицы и звери. Стояла тишина. И лишь только плеск набегающей на остров реки нарушал её.