Жило-было умное зеркало. Оно и вправду было очень умное зеркало. Оно умело читать, писать, считать и даже решать в уме биквадратные уравнения. Только мало кто об этом догадывался. Мало кто внимательно смотрел на зеркало и вдумывался в появившиеся на нём цифры и буквы (оно ещё и стихи иногда пописывало). Их старались стереть, незаслуженно считая бесполезной пылью. Тогда зеркало обиженно цифры и буквы убирало. Было зеркало немного стеснительное. И когда видело что-то неприличное, то краснело и немного грелось. Но краснело оно изнутри, и никто этого не видел, потому что краснела только амальгама, а зеркало висело на стене, и на амальгаму смотреть в голову прийти никому просто не могло. Вы, наверное, видели зеркало с красной амальгамой, так это как раз было очень стеснительное зеркало, не любящее, когда на него смотрят, особенно сзади.
Однако произошло небольшое и нехорошее событие в жизни зеркала. Зеркала - существа глубоко индивидуальные. У одного форма не та, другое одето в хорошую и красивую оправу, или же чего нарисовано-выгравировано-приклеено на зеркале, или же какие-то индивидуальные царапины-разводы нацарапаны-оставлены. Живёт зеркало недолго. То его разобьют, то амальгама отслоиться, то царапин будет столько, что ничего и разглядишь. И всегда во все времена просто зеркала заменяли другими. Исключение составляют зеркала дорогие, их жалеют и стараются содержать в чистоте и уюте как можно дольше. И вот наше зеркало решили тоже поменять, на более большое и красивоодетое в зелёную под малахит оправу. А зеркало наше пошли и продали на базар стыдно сказать кому и за сколько (точнее за что).
Очень уж зеркалу не понравились его новые хозяева. И это не банальное: "не сошлись характерами". Новые хозяева и были не очень-то хороши. Это вам не прежние, только пудрившиеся, смотревшие, где под глазом ручеёк туши или ресничка, воображавшие себя героями или героинями и даже иногда читавшие стихи с придыханием, встав на одно колено - для тренировки перед экзаменом. Эти хозяева оказались нечистоплотными, хорошо пьющими и плохо работающими. Днём зеркало скучало, вечером, надышавшись всяких паров из воздуха, начинало показывать всякую чушь (то двух человек покажет, то чертей, то вообще воображало себя телевизором или сервантом), ночью же, протрезвев, боялось, как бы его не разбили, а утром отходило от вчерашнего и пыталось вспомнить "что же это с ним такое вчера было". Через какое-то время хозяева зеркалу даже начинали нравиться и оно даже хотело у них поинтересоваться уважают ли его, но это только когда уже пьяненькие хозяева дышали на него. Постепенно зеркало заросло слоем пыли толщиной в пальцы, но обычно под Новый Год от неё его отчищали. И вообще под этот праздник всё в доме чистилось в меру возможностей.
Однако однажды под этот самый Новый Год хозяева ушли на улицу в изрядно подпившем положении и на следующее утро не вернулись. Сначала зеркало помучилось похмельем, потом стало думать, куда же хозяева делись, потом закралось в его амальгаму сомнение, что хозяева и не вернуться вовсе. Зеркало стало вспоминать минувшую ночь и чего же оно пожелало такого под двенадцатый удар. Второго января одинокое зеркало пришло к выводу, что по пьяному стеклу своему оно пожелало избавиться хозяев. Дня три зеркалу нравилось всё это. Оно было радо в одиночестве жить. Однако дня через три ему это осточертело, так хотелось с кем-нибудь попереглядываться, подвигать губками, хоть и какую-нибудь похабщину, но только бы подвигать губками. Можно было попереглядываться со стёклами, но что могут показать эти бездушные стёкла. У них даже амальгамы нет, потому они и видят мир через себя и отображают лишь яркую часть действительности. Пустышки. Нет у них собственного мнения. И тогда обречённое на одиночество зеркало решило замкнуться в себе. Зеркала вообще по своей природе солипсисты, то есть одиночки, а тут зеркало вообще замкнулось, так сказать замкнулось в квадрате. Оно стало вспоминать своё предыдущее и пришло к мысли, как же низко оно пало. Конечно, проспиртованная амальгама многое не воспроизвела, но и того было достаточно. Оно поняло, что было хорошо со стихами, умными речами за столом, потекшей тушью, а не фингалами на пол-лица. Тогда зеркало начало само придумывать стихи (читанные при нём так и не могло вспомнить), решать биквадратные уравнения в уме, придумало новый мир с трезвыми хозяевами и стихами при ночнике.
Однако шестнадцатого января в скважине замочной появились скрежетащие звуки тут же и заполнившие заполненную всяким хламом квартиру. Ну дверь минут через двадцать с трудом и открылась. Вернулись хозяева. Где они были всё это время, зеркалу было без разницы. Оно было расстроено. Новая реальность ему куда более нравилась. Тогда зеркало пыталось отгородиться от окружающего мира. Оно стало хватать на стекло всю попадающую копоть и закрываться ею ото всех. Но копоть не пыль, в закопченное зеркало не посмотришься и не проверишь наличие фингала, и копоть эту стали чаще стирать рукавом или слюнявым пальцем.
И тогда у зеркала поехала крыша... так не скажешь. У зеркала нет ни головы, ни крыши. Одним словом, тогда у зеркала начала отслаиваться амальгама. Отслаивалась она не как обычно - с краёв, а где приходилось. Отслаивалось оно от столкновений внутреннего мира и внешнего. Ведь при столкновении чего-либо страдают сначала приграничные области. И тогда хозяева зеркала не смогли посмотреться в него (не умещалось их распухшее от вчерашнего лицо в кружок целой амальгамы) и выбросили его на свалку...
Лежало теперь зеркало, местами показывающее мир, вверх к небу и показывало лишь голубое небо и белые облака. Птицы его боялись, только изредка подлетали и клевали в своё неправильное изображение, люди к зеркалу не приходили. Вот так и лежало с отсловившейся амальгамой (сумасшедшее) зеркало и смотрело в небо...