Глава 13. История о фатальных ошибках, загубленных талантах и живодерах
Изо дня в день Кисуля становилась все больше, что было неудивительно, и все громче, что было странно. Прошли те счастливые времена, когда ее можно было спрятать под полой куртки, а чтобы разобрать ее бормотание приходилось прислушиваться. Теперь Кисуля, огромная и еще более черная, чем раньше, носилась по детской площадке с такой скоростью, что Сережа даже опасался за горки и качели.
- Кисуля гуляет! Гуляет! Гуляет! Гуляется! - рокотала она, и куда там было рокоту прибоя до ее нового голосища. Кисуля уже тянула на рев турбин самолета. Каждую секунду Сережа ожидал, что кто-то из соседей Гордеева проснется и выглянет в окно, и вызовет полицию, потому что больше всего злобный мертвый меховой шар диаметром метра полтора напоминал то, чем он, по сути, и являлся. Нежить. А нежити не полагалось гулять в предрассветный час на детской площадке, да и вообще никогда и нигде ей не стоило прохлаждаться. Не то, чтобы, конечно, много нежити следовало этому нехитрому правилу, зато много людей продолжали в него верить.
А вот Кисуля хотела гулять все чаще и все дольше, загнать ее домой стало почти невыполнимой задачей, так что вполне естественно, что Гордеев постоянно заставлял выгуливать ее всех остальных, сам притворяясь ужасно магически занятым.
- Кисуля, - позвал Сережа без особой надежды, - холодно! Пошли домой!
Кисуля зарокотала:
- Нет. Кисуля гуляется. Сережа - скучняк. Сидеть, Сережа.
И снова Сережа подумал о море, самолетах, поездах и даже автобусах. О любом шансе уехать куда-нибудь и желательно как можно быстрее. Все чаще Сережа думал, что живи он в Европе, большей части проблем у него бы не было. Не нужно было бы ото всех скрываться, получать двойки по ОБЖ и физкультуре и нелегально работать на вампиров. В Евросоюзе вампиры не имели права даже заговорить с несовершеннолетними, чтобы не быть оштрафованными. А за укус несовершеннолетнего провинившегося вампира укладывали на десять лет, даже если укус происходил по обоюдному согласию. Все это Сережа узнал благодаря Гордееву, который щедро делился с ним ссылками на всякие европейские магические темы. Фрикам и нежити посвящали целые научные статьи, исследования и соцопросы, с ними вели правовые дебаты, у них брали интервью, а в супертолерантной Швейцарии даже приняли отдельную Конституцию Кадавров. Правда, все материалы были на английском, так что приходилось напрягаться. Ну, хоть двойка в четверги по английскому Сереже теперь не грозила.
- Кисуль, ну я замерз. Я в школу опоздаю.
- Кисуля не интересуется.
Кисуля каталась с горки, вернее, катилась с горки, а потом запрыгивала обратно, понятное дело, что она была слишком занята. Не менее занят теперь был и Кусилин владелец, который намекнул Сереже, что у него есть страшная тайна: он, кажется, пытался найти себе через тетку работу в Америке и уехать отсюда раз и навсегда. Сережа ему страшно завидовал, и то и дело порывался выболтать все Лапше, которая судя по всему, имела свою страшную тайну, заключавшуюся в твердом намерении сочетаться с экспертом законным браком. Хорошо еще, если у нее не стояло жестких крайних сроков выполнения мечты, вроде сделать предложение Гордееву до Нового Года. А до Нового Года оставалась неделя, до конца четверти - четыре дня, но ни то, ни другое Сережу не радовало. Впервые они никуда не ехали с родителями на зимние каникулы, впервые Сережа еще ничего не попросил в подарок потому, что теперь лично его мечты и планы сводились к одному - выжить бы. И еще хорошо было бы не хватануть диабет. Мысль эту Сережа додумывал, доставая из кармана куртки очередной "Сникерс". Он и раньше любил сладости, но теперь он ими буквально обжирался, переплюнув в своей страсти даже Женьку Ветрову. Постоянно тянуло на еще парочку кусочков шоколадки, еще глоток газировки или стаканчик сладкого чая. Тетки в школьной столовке уже шарахались от Сережиных просьб дать еще одно пирожное или пирожок вместо супа. Но иначе, без постоянного закидывания чем-нибудь таким вкусным, сил не оставалось даже на то, чтобы с места встать. Кроме шуток, это было не просто красивое словосочетание, а печальная реальность, после пары уроков, когда учителя особенно бдели, и съесть ничего украдкой не удавалось, Сережа действительно не сразу мог встать из-за парты, а уж тем более дойти до другого кабинета. Собственная слабость пугала, но куда как меньше, чем то, чему Триин стала учить Сережу на кладбищах после истории с нападением боярина, и даже меньше чем то, что Сережа вычитал в статьях о видах магии, которые ему скидывал Гордеев. Северный вид, к которому Сережа без всяких сомнений принадлежал, творил такое, что волосы вставали дыбом не только на затылке, но и на руках и ногах. В прямом смысле слова, Сережа прочел, что такое поведение волос - тоже признак активности поля. Признаков этих вообще было много и разных. Но навыка учиться и запоминать столько информации у Сережи не было, а делать конспекты он боялся, потому что родители бы явно не обрадовались, найди они записи о классификации использования крови, взятой из разных мест на теле жертвы.
Все это время Сережа следил за монотонными, повторяющимися движениями Кисули, которая явно решила на горке жить, потому что так проще было сосредоточиться и думать. Этот прием он тоже вычитал недавно, и теперь частенько залипал, глядя на Кисулю или Станю, качающегося на стуле. Но Кисуля вдруг замерла прямо на середине горки, Сережа даже не думал, что она такое тоже умеет, а не только катиться и подпрыгивать. Глазки Кисули, за последнюю неделю тоже изрядно увеличившиеся, уставились в какую-то точку у него за спиной. Сережа обернулся так быстро, как только мог, но там уже никого не было.
Голос прозвучал уже с площадки, совсем рядом с довольно урчавшей Кисулей.
- Какой у тебя амулет красивый, мальчик.
- Э... ну... есть подозрение, что да.
Рядом с Кисулей стоял человек: две руки, две ноги, голова, без выдающих нежить набора зубов, повадок или запаха, - но было кое-что, из-за чего Сережа испугался, как никогда. Было ощущение силы, небывалое, невероятное, и Сережа понял, что перед ним стоит фрик такого уровня, который Триин и не снился. В урчании Кисули Сережа разобрал одно повторявшееся слово:
- Хозяин. Хозяин, хозяин, Кисулин хозяин.
Ну да, Гордеева-то она так никогда не называла, только экспертом, значит, понимала, что ее украли. Из отчего, блин, дома. Сережа попятился, было у него отличное предложение: оставить мегафрику Кисулю и бежать, но вдруг понял, что ноги у него не идут. Фрик потянулся к Кисуле и запустил руки по локоть в мех, почесал, совсем как Женька или Лапша делали, и сказал с тем же странным, незнакомым акцентом:
- Хватит.
Обращался он явно не к Сереже, а к Кисуле. А хватит что? Что Кисуля такого делала, кроме урчания? Урчать она не перестала, кстати, либо не слушалась хозяина, либо речь все-таки у них шла о чем-то другом. В темноте было плохо видно, что там за фрик такой, только силуэт да сияющие ботинки можно было рассмотреть. Фрик вдруг отнял руки от Кисули, белые-белые ладони на темном фоне чуть ли не светились, и сложил их одну к другой, как будто собирался затанцевать индийские танцы и запеть, как он любит какую-нибудь прекрасную девушку с красной точечкой во лбу, а ее родители против, потому что знают, что на самом деле, он ее брат. Но фрик стоял неподвижно, было видно только, что ладони он сжимает с силой. Физической и магической тоже. А вот Сережа вдруг пошел, сам не зная, куда, но пошел. И Кисуля поскакала следом, издавая такие довольные звуки, которых от нее Сережа еще ни разу не слышал. Пока он шагал и шагал, успел придти к очень интересному выводу. Судя по тому, что фрик на площадке ничего не делал, только странную позу принимал, был он из восточного направления. Догадка была, конечно, замечательная, но вот помочь Сереже она никак не могла. Да и ничто не могло потому во всей Москве вряд ли нашелся бы даже пяток фриков такой силы, которые могли бы отменить магию хозяина Кисули.
- Куда вы меня ведете? - спросил Сережа, не оборачиваясь. Не потому, что был такой уж невежливый, а потому, что обернуться не мог. Фрик ему не разрешал, заставляя только вперед идти. Чем-то его магия напоминала ботанство боярина, но была одновременно и куда как мягче, и гораздо действеннее. Боярин давил и ломал, а этот вот фрик-восточник просто приказывал, не сомневаясь, что его приказы будут исполнены.
У светофора Кисуля перестала прыгать, но шагать Сережа не перестал.
- Погодите, я не хочу идти на красный свет! Блин, даже Кисуля понимает, что это опасно!
Но фрик был слишком занят своим величием, наверное, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Пришлось перебегать дорогу, а потом идти к огромному фургону. В фильмах на таких ездили злодеи и шпионы, и наконец до Сережи дошло, к кому он попал. К тем страшным и загадочным ребятам, которые содержали Гордеевский приют.
- Эй! Алло! - взмолился Сережа, вопреки собственному желанию, но по приказу фрика хватаясь за дверцу фургона. - Вы меня перепутали! Я не тот, кто вам нужен! Это треш и фатальная ошибка!
Последнюю фразу он выкрикнул, уже забираясь в фургон. Изнутри тут все напоминало скорее о карете скорой помощи, чем о шпионском мире. Сережа увидел пару капельниц, кушетку с какими-то ремнями, а на сиденьях вдоль стен - еще четырех фриков, таких сильных, каких Сережа еще никогда не встречал. От одного их присутствия сбивалось дыхание, Сережа основательно треснулся головой о потолок фургона, но даже не заметил боли, так был ошеломлен. Против них фрик, оставшийся на детской площадке, казался примерно тем же, что Сережа против Триин.
- Здрасьте, - выдохнул Сережа, а поколебавшись, еще решился добавить: - Ну вы и круты, ребята.
Ребята, правда, с виду были все за сорок, трое мужчин, похожих между собой, как братья, и все в белых халатах, как медбратья, и одна женщина в строгом брючном костюме и со строгим же зализанным пучком.
- Товарищи, - сказала женщина с сильным американским акцентом, - стажер докладывает, что сосуд номер двести десять, группа Дабл Ви, и амулет номер одиннадцать-сорок три обнаружены и переданы в наше полное распоряжение.
Стажер? Это у них стажер такой?!
- Светлана Ивановна, помилуйте, какие товарищи, - кашлянул сидевший посередине мужчина. Реально, три девицы под окном, только фургон был без окон, а девицы - дяди. - У нас уже двадцать лет как нет никаких товарищей.
Если раньше Сережа еще сомневался, то теперь знал наверняка: он попался учителям Гордеева. Питерский говор было ни с чем не спутать.
- Мои вам соболезнования.
Светлана Ивановна, видимо, была здесь главная, по крайней мере, она сказала:
- На кушетку, мальчик.
Сережа помотал головой. Что угодно, но не укладываться добровольно туда, где есть ремни таких размеров. Инстинкт самосохранения!
- Кисуля поехала, - радостно зарокотала Кисуля. Только тогда Сережа заметил, что фургон действительно движется. Наверное, за рулем тоже сидел фрик, и очень умелый, иначе как можно было тронуться с места столь плавно и ровно?
Сам Сережа уже готовился тронуться умом, потому что ничего хорошего о своем приюте Гордеев не рассказывал. Светлана Ивановна поправила пучок, из которого и без того не выбивалась ни единая прядь, потом пролистала какие-то документы в огромной папке на кольцах.
- Приляг, э... Максим, - сказала она совсем другим тоном. Приторного дружелюбия в ней было столько, что хоть ешь его. Сережа вздрогнул.
- Да я не Максим! Я Сережа Аверин, его одноклассник! Я просто выгуливал его Кисулю!
Мужчины переглянулись, сидевший справа переспросил:
- Кисулю?
- Кисулю, - предсказуемо согласилась Кисуля.
Тогда Сережа решился выдать свой последний аргумент:
- Я рейзэр! А Гордеев не рейзэр! Понимаете?
- Рейзэр? - переспросил мужчина, сидевший слева. Все трое заржали.
- Нет, слышали такое? Рейзэр он!
Светлана Ивановна захлопнула папку и сказала строго, глядя на Сережу как будто бы поверх воображаемых очков:
- Максим, ты и без того доставил нам достаточно неприятностей. Хватит и того, что ты выкрал имущество Корпорации, не стоит усугублять свое положение таким неуклюжим враньем. Приляг, пожалуйста, мы бы не хотели тебя заставлять.
Корпорации? Слово это Светлана Ивановна произнесла так, что сомнений, что пишется оно с большой буквы, не оставалось.
Кисуля покачала головой, что в ее случае равнялось качанию всем телом.
- Сережа - не эксперт. Сережа хор-р-роший!
И Сережа был с ней совершенно согласен. Гордеев был нехорошим, был подлой сволочью, раз так подставил Сережу. А если его заберут в этот самый проклятый приют? Выкрадут из Москвы и он больше никогда не увидит маму, отца, Станю и всех остальных?
Сережа бросился к двери фургона, и ноги у него заплелись уже на втором шаге. А потом он выровнялся и сам пошел к кушетке. Сам, сам, сам, и ему фактически хотелось уже не расстраивать Светлану Ивановну и не вести себя плохо.
- Треш какой-то! Да пробейте меня по своим каналам! Я работаю на Реджика! Реджинальда Иоанновича Соколова, блин! Я рейзэр! Ничей я не сосуд! - скандировал Сережа, пока его ноги сами по себе подгибались, укладывая его на кушетку, а ремни поднимались, как настоящие змеи, готовые вот-вот броситься на добычу.
Сережа заныл:
- Мой отец вас всех...
Светлана Ивановна снова заглянула в папку, покачала головой.
- Максим, ты уже не в том возрасте, чтобы выдумывать себе отца, я была уверенна, что ты перерос эти фантазии.
Гордеев придумывал себе папу? Какая сверхважная новость! Пока Сережа отвлекался на мысли о тяжкой судьбе эксперта, ремни таки захлестнули его, впились в лоб, запястья и лодыжки, и были они покрепче наручников у маньяков. Кажется, только сейчас Сережа стал понимать, почему скинхеды так ненавидели фриков и так фрикам завидовали. Каждая вещь, даже с виду самая обычная, у настоящего фрика значила больше, чем казалось, была сильнее и полезнее.
Мужчина, сидевший посередине, вскочил, прицепил Сереже к вискам какие-то присоски с разноцветными проводками, было щекотно и жутко, а еще беспомощно, как никогда раньше. В этот раз некому было Сережу спасать, ни вампирам, ни полиции, ни Стане, ни Гордееву, ни даже родителям в голову бы не пришло, что прямо в этот момент его похищают сверхсильные фрики. Запиликал какой-то прибор, висевший рядом с капельницами, загорелся жидкокристаллический экран, демонстрируя очень неровную диаграмму. Красные столбцы по краям рвались к самому верху, синие и зеленые посередине, наоборот, были скорее точками, чем столбцами.
- Поразительно, - сказал кто-то из мужчин. Все трое уже были на ногах, и больше их Сережа не различал, правый теперь мог смело оказаться левым, а мог и средним.
- Гормональный фон нестабильный, адреналин повышен, серотонин понижен, показатели в граничных пределах нормы, патологий соматической природы не обнаружено, - бормотал другой мужчина, а третий что-то стремительно набирал на планшете.
- Патологии метафизической природы следующие: напряженность поля превышает норму на семнадцать процентов, поле неоднородно, потенциал поля ниже нормы на тридцать один процент, наблюдается явление ускоренной самоиндукции. Наблюдаются также множественные прорывы поля насильственного характера, помимо работы сосудом, носитель, судя по всему, подвергался различным магическим нападениям, в том числе произведенным кадаврами...
Сережа перебил:
- Меня кусали вампиры, блин!
Страшно было слушать, как три молодца, одинаковых с лица, рассказывают какие-то ужасные и непонятные вещи о Сережином поле и так переглядываются, как будто перед ними будущий покойник. Все термины, которые мужчины называли, Сережа, конечно, слышал на метафизике, для некоторых мог бы даже формулы припомнить, но понять, как все эти штуки с ним самим и его магией связаны, не мог.
Светлана Ивановна запричитала:
- Что же с тобой случилось, Максим? Зачем ты сбежал?
- Да никуда я не сбегал, и я не Максим, - пробурчал Сережа, заворожено глядя, как одна диаграмма на экране сменялась другой. Картинки были красивые, цветные, разной формы и разной яркости, но все они, как одна, были какие-то неровные, скособоченные, как будто от каждой кто-то откусил изрядный кусок.
- Слушайте, правда, я Сережа Аверин, родился и вырос в Москве, месяц как рейзэр, это случайно со мной получилось.
- Хорошо, посмотри сам и пусть тебе будет стыдно. Мы уже связались с московским отделением Корпорации, и в их базе не числится ни одного рейзэра Сергея Аверина.
За спиной у Светланы Ивановны вспыхнул еще один экран, но уже поменьше, и на нем появилось пять фотографий разных мальчишек, самому младшему из которых на вид было лет двенадцать, а старшему - так и восемнадцать можно было дать. Все они широко и счастливо улыбались с ярких, профессиональных фото, но у всех под глазами были темные-темные круги, а белки сплошь в красных прожилках, как после бессонной ночи или истерики. Подписи под фотографиями были одинаковые, все они гласили, что каждый мальчишка был Сергей Аверин, только года рождения были разные. Дальше текст шел мелким шрифтом, без очков его Сережа прочесть не смог.
- Видишь, Максим? Ни единого рейзэра нет, только пирокинетик, два сенситива, техник и универсал, и все они восточники. Москвичи по-прежнему придерживаются другой воспитательной системы.
Светлана Ивановна смотрела на Сережу не осуждающе, но огорченно, как будто он ее лично только что обидел.
- Так что хватит глупостей, Максим.
- Да я не Максим! Посмотрите на его фотку! И поймите, что я не он! - завопил тогда Сережа, хотя расстраивать Светлану Ивановну больше ему совсем не хотелось. Так сильно не хотелось, что Сережа и тут подозревал магическую атаку.
- Не слишком умно, Максим, напоминать нам, что ты сам изъял все свои фотографии из базы перед побегом. Поверь, в ленинградском филиале Корпорации этого не забыли.
- Ленинграда уже тоже нет, Светлана Ивановна, - напомнил один из мужчин, за что заработал уничижительный взгляд и новую команду:
- Приготовьте западную витаминную смесь для инъекции. И капельницу с глюкозой.
- Инъекции? - переспросил Сережа, а потом затрясся: - Не-не-не, пожалуйста, только не уколы, это такой треш, я их боюсь...
Светлана Ивановна углубилась в изучение содержимого папки, а потом сказала:
- Максим, боязнь уколов не числится в списке твоих фобий. С каких это пор ты ею обзавелся?
В проклятом приюте даже списки фобий учащихся вели? Ну и местечко!
- С тех пор как я не Максим!
Диалоги со Светланой Ивановной до смешного сильно были похожи на разговоры Гордеева со Станей, когда эксперт убеждал последнего, что тот Стасик, но согласия не добивался.
- Проверить на раздвоение личности? - предложил один из мужчин.
- Прекратить проявлять неуместную инициативу, - окрысилась Светлана Ивановна. И правда же была похожа на крысу со своими зализанными волосенками и острыми, мелкими чертами лица, которые упорно не складывались в маску заботы и ласки, как бы ни силилась их обладательница.
Один из мужчин закатал Сереже рукав и сказал:
- Сейчас будет немного больно, но нужно потерпеть.
Прямо как медсестры в школе, когда делали прививки.
- Не-не-не, только не укол, реально, я вас умоляю, блин, ребята, мужики и дама, я не Гордеев, да поверьте же мне...
- Сережа - трус, - добавила Кисуля. Только сейчас Сережа заметил, что в размерах она изрядно потеряла, сдувалась, как старый воздушный шарик, да и говорить стала тише, скорее не рокотать уже, а похрюкивать. И пока Сережа пялился на Кисулю, мужчина вогнал ему в вену иглу. Больно не было, но только сначала, а потом как начало все разрывать, как будто под кожу ему не витаминную смесь впрыскивали, а что-то раскаленное и раздувающееся, вроде лопавшегося в микроволновке попкорна.
- Внимание на экран!
- Непредвиденная реакция, возможно аллергического характера.
- Организм отторгает смесь.
Каждый из мужчин произнес свою реплику так быстро, как будто от этого зависели судьбы мира.
- Как так? - переспросила Светлана Ивановна, и впервые за все это время у нее на лице появилась настоящая эмоция. Удивление. Она вытряхнула из папки карточку, вроде тех, что заводили на учеников в школьном медпункте.
- Но здесь же ясно написано, что Максим Гордеев - западник. Как он может не принять аналогичную витаминную смесь?
Мужчины пожали плечами, а диаграммы на экране сменялись с лихорадочной скоростью, пока не слились у Сережи перед глазами в одно смазанное пятно.
- До анафилактического шока остается...
- Срочно вводите нейтрализатор!
Следующий укол Сережа даже не почувствовал, слишком был занят разрывавшимся под кожей попкорном, чтобы отвлекаться на такие мелочи. Светлана Ивановна закрыла папку и сказала одному из мужчин тоном хирурга, требующего скальпель у сестры:
- Идентификатор поля мне, срочно.
В руках у нее оказался странный, крестообразный прибор с кучей кнопок, зеркальцем посередине и четырьмя пока что не горевшими окошками на концах. Светлана Ивановна поднесла его Сереже ко рту.
- Подыши.
И тут Сережа понял, что может быть, еще и спасется. По крайней мере, она больше не называла его Максимом. Зеркальце запотело, и почти сразу же ярко-синим зажглась лапочка на самом дальнем краю прибора.
- Поразительно, - сказал тот из мужчин, который так же отозвался о всяких диаграммах Сережиного поля.
- Товарищи, перед нами северник.
Никто даже не стал поправлять Светлану Ивановну, так жаждавшую обзавестись товарищами. И только Сережа не выдержал:
- Так я же вам говорил. Я не Гордеев. И не сосуд.
- Мальчик, ты такой же сосуд, какими мы все были в твоем возрасте, прекрати отрицать очевидное.
Боль в руке поутихла, наверное, подействовали нейтрализатор и надежда.
- Слушайте, ребята, теперь вы мне наконец-то поверите? Я Сережа Аверин, и фриком я не был до пятого ноября этого года. Я случайно поднял мертвого кота. Реально, случайно, а потом со мной уже пошел всякий рейзэрский треш.
- Мальчик, ты действующий сосуд. Любому мастеру это будет очевидно.
- Чего? Да что за треш?
А потом Сережа вдруг понял кое-что ужасно важное. Сосуды - это были те, кто помогал взрослым фрикам стать сильнее, так? Сосуды от этого, если судить по Кайри и рассказам Гордеева, очень страдали, у них пропадали силы, и все болело, так?
- Скажите, а у вас есть какая-нибудь штука, чтобы проверить, какой фрик меня использовал, как сосуд? - спросил Сережа.
- Перестань говорить "фрик", мальчик, это неприлично.
- Хорошо, извините. Но может вы снимите с меня ремни тогда? А то есть подозрение, что связывать незнакомого человека тоже не особенно воспитанно.
Ремни съежились и вжались в кушетку. Сережа с радостью уселся, потер затекшие запястья, пошевелил ногами. Шансы сбежать росли и росли.
- Хорошо, - кивнула Светлана Ивановна, - твое предложение не лишено определенной логики. Нужна капля твоей крови на идентификатор.
- Да легко.
Капля крови ради того, чтобы выяснить, что с Сережей все это время творилось, была такой мелочью. Один из мужчин быстренько надел одноразовые перчатки, проколол Сереже подушечку безымянного пальца, как будто собирался взять кровь на анализ, и накапал на зеркальце. Тут же загорелась желтым лампочка справа от Сережи.
- Западник, психокинетик, - сказала Светлана Ивановна, а потом вдруг стала яростно рыться в папке.
- Западник, психокинетик, - повторил Сережа, а перед глазами у него проносились все разы, когда Гордеев делал что-то реально крутое магически. Заклятие-маячок, приманивание упыря, заработавшие у него дома охранные амулеты, очистка поля Костика. Каждый раз Сережа тоже пытался что-то сделать, и каждый раз ему становилось ужасно плохо, и все это он списывал на собственное неумение, а мысль о том, что Гордеев его использует как сосуд, даже в голову не приходила.
- Максим Гордеев, - сказали они со Светланой Ивановной одновременно. Потом она вздохнула, с треском захлопнула папку и переспросила:
- Так ты сосуд Максима Гордеева, мальчик?
- Эксперта, - поддакнула Кисуля. И почему Сережа раньше не додумался ее спросить?
- Гад твой эксперт, Кисуль. Так не делают, как он делает. Мог бы хоть спросить!
- Неслыханная наглость, - сказала Светлана Ивановна. - Неслыханная наглость с фатальными последствиями! Скажи, мальчик, ты пошел на все это добровольно?
- Меня Сережа зовут, - совершенно не в тему отозвался Сережа. Слишком напугала его фраза о фатальных последствиях. - Слушайте, я вообще не в курсах, что за терки у фриков с сосудами, я не знал, я только сейчас догадался, что Гордеев меня так подставил, я...
- Успокойся, Сережа, - сказала Светлана Ивановна, но вторую искреннюю эмоцию ей скрыть не удалось, слишком сильным был ее страх. Ужас фактически. Все ее крысиное личико прямо перекосилось.
- Вам бы тоже не помешало, - пробормотал Сережа, теребя ремни на кушетке.
- Ты говоришь, что ты рейзэр, Сережа? Северник? - спросила Светлана Ивановна.
- Было подозрение, что да.
- Не будешь возражать, если мы возьмем у тебя кровь для более точного определения твоей магии?
- После всего, что между нами было? Нет! - засмеялся Сережа, но больше его никто не поддержал. Все в фургоне выглядели перепугано и сочувственно, включая даже Кисулю.
- Сережа попал, - прохрюкала она.
- В каком смысле, Кисуль?
Но ответа Сережа не добился. Тот мужчина, что был в перчатках, снова надавил ему на подушечку пальца, собрал полпробирки крови и углубился в ее изучение. Тонкости фриковских исследований Сережу не волновали, а вот собственная судьба - очень сильно.
- Это, извините, а что со мной вообще?
- Твоя чувствительность к полю проявилась всего лишь месяц назад? - спросила Светлана Ивановна.
- Ну, чуток больше. Пятого ноября, в понедельник. На коте Петровиче. Я уже почти целую четверть как фрик.
Один из мужчин сделал очередную пометку, и Сережа очень надеялся, что не Петровичу посвященную.
- Процесс работы мастера с сосудом - очень тонкий и сложный, малейшая ошибка или неточность могут стоить сосуду его магического будущего. И я бы очень хотела, чтобы твой случай, Сережа, не оказался именно таким.
- Слушайте, слушайте, меня учила взрослая тетя рейзэр, крутая, не такая, конечно, как вы, но она вампов укладывала, неужели она ничего не заметила? - зачастил Сережа, пока установленный в углу фургона принтер изрыгал кучи бумажек, больше всего напоминавшие смесь результатов анализов с заданием для лабораторной по метафизике.
И Сережа понял, что никогда уже больше не сможет слушать питерский говор и не беситься. Гордеев ему, оказывается, магическую жизнь сломал и даже не признался. Наверное, тогда на Лазаревском кладбище за пару минут до прихода маньяков он пытался, но не успел или не решился. А может и нет, а спас он Сережу только потому, что не хотел терять сосуд, а не друга. Вот так вот. И кому теперь верить?
- Сережа, ты не рейзэр. Это я могу сказать с абсолютной уверенностью, все твои некропробы отрицательные, - сказала Светлана Ивановна.
- Как не рейзэр? Я поднял кота! И спаниэля! И целый пруд! И еще крота оживил! И треть лошади! И я уже почти научился животных укладывать!
- Сделайте анималистические пробы, срочно! - почти выкрикнула Светлана Ивановна, и ее крысиные черты лица даже округлились немного от удивления.
Все четверо вдруг оживились, засуетились, потом запиликали всякие непонятные приборы.
- Коэффициент Томпсона - девяносто семь процентов, анималистический маркер Альфа-плюс - положительный, анималистический маркер Бета-плюс - положительный, забор по Бьянки...
- Достаточно, - закивала Светлана Ивановна. - Это очевидно.
Мужчины замолчали, стали выключать приборы один за другим, делая все очень торжественно и очень скорбно.
- Теперь мы уверенны, Сережа, что ты первично был анималистом.
- Кем? Чего это за треш такой? Это оборотень?
- Анималист - мастер, специализирующийся на разнообразных контактах с фауной.
- Зоофил что ли?!
- Сережа, прекрати! В просторечье таких мастеров называют зверскими.
Зверский мастер? Сережа никогда такого не слышал, и подозревал, что это какая-то дурацкая сила, которой ему не надо было.
- Слушайте, это все круто и здорово, конечно, но быть зверским мастером - треш. Могу я дальше учиться себе на рейзэра?
И хорошо бы у Триин, а не в проклятом приюте.
Светлана Ивановна покачала головой, только теперь движение было как-то шире, свободнее, как будто она перестала играть в заботливую строгую даму, и стала обычной тетей, которая нормально реагирует на детей, а не по каким-то там корпоративным инструкциям.
- Очень вряд ли, Сережа, к сожалению. Даже те неполные два месяца, что ты пытался работать, как рейзэр, при этом будучи совершенно непрофессионально использован, как сосуд, нанесли твоему полю непоправимый вред. Любого из этих двух факторов хватило бы для того, чтобы подорвать основы твоей магии, а уж в сумме - тем более.
- Подорвать основы магии? - переспросил Сережа, слабо понимая, что вообще скрывалось за подобным словосочетанием. Можно было подорвать основы религии или чьей-нибудь самооценки там, но магия казалась Сереже чем-то куда как более крепким и стоящим. - А кто вообще такие эти зверские мастера? Что они такого умеют?
- Управление полями животных. Сфера применения этой техники - богатейшая.
- Да ну ладно. Треш какой-то.
- Ты слышал об Уотергейте, Сережа?
- Уотер чем?
- Понятно. Настоящие живые жучки, повинующиеся слову анималиста, куда как эффективнее для прослушки, например, чем их электронные тезки. Хорошо, а о Клеопатре ты слышал?
Знания Сережи в области истории всякого Древнего Рима были почерпнуты из мультиков о приключениях Астерикса и Обеликса, о чем Светлане Ивановне явно не стоило знать.
- Ее смерть от укуса ядовитой змеи - первый документированный случай работы анималиста. Множество других исторических примеров я тебе приводить не стану, пожалуй.
- Так я не пойму: быть зверским мастером круто или нет?
Но на самом деле Сережа не мог понять совсем другое. Был ли он теперь вообще фриком или нет, и кого следовало винить во всем: Триин, Гордеева или себя самого? И винить ли? Или радоваться освобождению?
- На сегодняшний момент это довольно редко встречающееся умение. В связи с глобальной урбанизацией анималисты практически никогда не образовываются в больших городах. Нет материала для развития. Потому-то ты и проявил свои магические склонности так поздно. У тебя просто не было шанса достаточно много времени проводить рядом с животными.
- Здрасьте, у моего лучшего друга кот Петрович десять лет прожил.
- Для начинающего мастера куда как легче работать с мертвым телом. Нет избыточного сопротивления поля, не нужно тратить лишние силы на его преодоление.
Сережа машинально кивнул. А что толку было спорить? Он действительно никогда не общался с мертвыми животными до Петровича. Все могло быть.
- Но почему же никто не заметил, что я не рейзэр?
- Кадавры на подобное неспособны, да и многие мастера, не располагающие такой материально-технической базой, как Корпорация, просто не смогли бы.
Значит, Триин не виновата. Почему-то Сережу это даже обрадовало.
- Что ж, - развела руками Светлана Ивановна. Папку с информацией о Гордееве она отложила на сиденье, и теперь один из мужчин клеил на нее красный постикс с надписью "Архив". - Помочь тебе, Сергей, мы, к сожалению, не можем. Ты уже вышел из возраста наших абитуриентов, кроме того, твое поле практически окончательно профессионально непригодно.
- В смысле? - спросил Сережа. И впервые задумался, а что если он не спасся сейчас от всех своих проблем, а только вляпался уже по самые уши? Если он не сможет работать, но все еще останется фриком, только больным, то Реджик ему откажет в своей защите, а боярин вернется за ним в ту же секунду.
- Вряд ли ты когда-нибудь сможешь работать на своем естественном поприще. Безусловно, при должном терпении твой рейзэр сможет научить тебя азам работы с кадаврами, но исключительно азам, потому что твой профиль - поле живых носителей, а не мертвых. Был, вернее. Теперь у тебя фактически нет профиля.
Светлана Ивановна, конечно, вроде как смягчилась, но говорила еще более непонятно, чем тогда, когда убеждала Сережу, что он Максим Гордеев.
- Не, извините, я не врубаю, - сказал Сережа, и тогда над ним сжалился один из мужиков, пояснил:
- Ты можешь стать третьесортным рейзэром, и то, только если будешь работать, как проклятый. Есть, конечно, шанс, что твое поле восстановится, и ты сможешь работать анималистом, но он ничтожно мал. Конечно, в некоторых клиниках в Европе проводят операции по искусственному восстановлению поля, но их стоимость превышает даже шестизначные цифры.
От того, что все эти мрачные новости Сереже рассказал человек с питерским акцентом, они стали еще мрачнее.
- Блин, - сказал Сережа. - И что теперь будет?
Светлана Ивановна отвела взгляд, сделала вид, что поправляет и без того идеально ровно приклеенный постикс.
- Мы отвезем тебя обратно на ту же площадку, где произошел твой контакт со стажером. Так же, если тебя не затруднит, передай Максиму Гордееву, что его контракт с Корпорацией аннулирован в связи с истечением срока его пригодности для работы сосудом и денежные дотации на счет его матери будут прекращены с первого января.
- А это как?
Сережу не очень волновала судьба Гордеева, теперь-то, но хотелось бы знать, что ему тоже придется несладко.
- Как только сосуд обзаводится собственным сосудом, он утрачивает возможность сам использоваться, как сосуд. Это своего рода инициация из сосудов в мастера. В России Корпорация занимается исключительно поставкой сырья для мастеров на Запад, соответственно, в услугах Максима Гордеева мы больше не нуждаемся.
Так выходит, Гордеев не просто неосознанно начал отъедать кусочки Сережиного поля и не смог остановиться, а специально решил с его помощью избавиться от этой загадочной Корпорации? Вот ведь гад!
Сережа уже почти решил в отместку ему оставить Корпорации Кисулю, но в последний момент все-таки оглянулся на нее, стало стыдно и как-то даже жалко ее. Но Кисули больше не было, только клочки разноцветного меха и парочка зубов в том углу, где она совсем недавно еще рокотала и язвительно комментировала. Сережа подскочил с кушетки и снова приложился макушкой о потолок.
- Кисуля! Вы что с ней сделали, живодеры?!
- Амулет, сделанный стажером, необходимо было деактивировать. У данного образца не было ограничений на поглощение полей, в какой-то момент он превратится из амулета в обыкновенную плотоядную нежить.
- Кто, Кисуля? Да завали... то есть, ну это же треш! Это же Кисуля!
Была. Теперь все, что от нее осталось, уместилось бы в ладони, и что-то подсказывало Сереже, что собрать ее заново уже не получилось бы. Что-то ушло из ошметков меха навсегда, не хотелось бы думать, конечно, что душа, но лучшего слова Сережа подобрать не мог. Не верилось, конечно, что меховый шарик, милый, смышленый и мягонький мог бы поедать людей, но отчего-то Сережа вспомнил, как застал Кисулю, возвращавшуюся с ночной прогулки. А вдруг тогда она уже жрала людей? А вдруг нет? Сережа попытался незаметно прихватить себе на память хотя бы один Кисулькин зуб, но не получилось. Взрослые фрики выставили его на том же светофоре, откуда и похитили. День сурка, прямо.
В школу Сережа уже опоздал, да и идти туда не хотелось. Он прекрасно понимал, что если увидит Гордеева прямо сейчас, то не может и не удержаться. Кроме того, если Сережа больше не мог работать, то следовало честно и прямо сказать обо всем Реджику и Триин. Конечно, Реджик по утрам спал, звонить ему было неприлично, а Триин свой номер Сереже не оставляла, ссылаясь на бесчеловечные тарифы в роуминге. Единственным вариантом было завалиться прямо в "Жатву", и дожидаться там Иваса, Кристину или Реджика. Станя же говорил, что там есть вменяемый дневной администратор, ну или ставший вменяемым, после того, как Станя его поколотил.
Конечно, стоило бы сначала позвонить Стане, предупредить его, но эта здравая мысль, как обычно, пришла Сереже слишком поздно, он уже спустился на платформу "Новокосино", и вокруг все шумело и грохотало. Было не до разговоров. Тем более, сегодня Сережа впервые принял какое-то решение сам, ни с кем не советуясь, даже не мучаясь выбором особенно, и воплотить его в жизнь почти что не терпелось.
По утрам в метро было не просто много народу, а целые толпы. А отец рассказывал, что раньше часы пик были только в восемь-девять утра и ближе к шести вечера. А сейчас в метро был полдня давки и мертвая-премертвая пустота после шести.
После толкучки в вагоне, из-за которой Сережа едва не проехал "Трубную" и едва не оставил пару пуговиц с куртки на память пассажирам, вампирский район просто оглушил своей сонной тишиной. Не было видно не то, что ни одного вампа, даже припаркованных машин за всю дорогу до клуба Сережа от силы пяток насчитал. К мысли о том, что есть вампиры, играющие в команде хороших, Сережа уже почти привык, тем более живые люди во главе с Гордеевым который раз уже доказали, что могут переплюнуть любую нежить в желании досадить другим людям. Но вот привыкнуть, что хороших парней и Кристину можно найти в заведении с кроваво-неоновой вывеской и мрачными готическими штуками на фасаде, было гораздо сложнее. Днем "Жатва" делалась, конечно, чуточку менее зловещей, погасшие буквы вывески больше не казались истекающими кровью, а на всяких кругах с лепестками и зубами, украшавших стены, можно было рассмотреть приличный слой пыли. Сурового парня на входе не оказалось, может быть, отошел кофе попить или покурить или еще что, так что Сережа прошел сразу внутрь. Не смело и не уверенно, но уже и не на дрожащих ногах.
- Привет! - начал с порога Сережа, на тот случай, если у них есть бдительная магическая охрана, или если суровый парень отошел с топором за угол. - Это Сережа Аверин, рейзэр у Реджика! Разговор есть!
Нет, это звучало так, как будто, Сережа угрожал.
- Я по делу! Поговорить насчет работы! Есть проблема...
Нет, опять какие-то претензии.
- А Триин дома?
Нет, разве она будет жить в ночном клубе в самом сердце вампирского района?
Сережа шагнул из маленького, тускло освещенного коридора в просторный холл с черными стенами и зеркальным полом, где света было побольше. Еще там располагались стойка администратора, гардероб и пункт приема оружия посетителей. Сережа почти ожидал застать Кристину на рабочем месте, хотя и был день-деньской, ей полагалось отдыхать после трудовой ночи. Но увидел он кое-что другое, и сначала мозг упорно отказывался увиденное воспринимать. У притолоки, слева от Сережи, было приколочен рукав парки, невероятно похожей на Кристинину. Кто бы стал отрывать рукав от любимой вещи администратора клуба и приколачивать на самом видном месте? Взбешенная понижением зарплаты уборщица? Обиженный посетитель? Отвергнутый коллега-поклонник?
То, что это был не просто рукав, Сережа понял не сразу. Сначала он заметил под рукавом несколько ярких пятенышек, цвета Кристининого любимого лака для ногтей, мятного. Пятнышек было пять, все они аккуратной квадратной формы. Кристина рассказывала как-то Сереже со Станей, что это самый модный цвет маникюра в этом сезоне и самая модная форма. Прямо над пятнышками что-то поблескивало, Сережа присмотрелся и узнал смешное Кристинино колечко с двумя крылышками. Чуть левее было еще одно, поменьше, изображавшее бумажный кораблик. А между пятнами и кольцами были Кристинины пальцы. Изображение поступило в Сережин мозг по частям, а в целое собралось, только когда он сделал парочку шагов назад, как если бы разглядывал в музее картину, которая вблизи казалась просто месивом цветных мазков, а при отдалении - нормальным пейзажем. Только, конечно, Сережа бы такого никогда не сделал, он был нормальным подростком, а не Гордеевым каким-нибудь, чтобы по музеям таскаться. Впрочем, что-то Сереже подсказывало, что нормальные подростки такого бы никогда не увидели. Таким была Кристинина рука, оторванная рука, оторванная прямо вместе с рукавом. Кто-то пришел в клуб и оторвал от такой сильной вампирши руку и еще и успел прибить добычу гвоздем на самом видом месте в знак победы. Первой мыслью Сережи было желание бежать и бежать немедленно, потому что тот, кто сделал с Кристиной этот ужас, мог вполне еще не уехать домой, а таиться где-то рядом. Но потом Сережа понял, что просто не сможет бросить Кристину, даже не попытавшись узнать, жива она вообще или нет. Решение было правильным и достойным, но ноги сами несли Сережу обратно к выходу. Очнулся он только в маленьком коридоре и то потому, что обо что-то споткнулся. В тусклом свете пары лампочек то, что лежало на полу можно было принять за что угодно при определенной доле воображения, конечно. Но Сережа уже знал, что ищет, и тупил гораздо меньше, чем над рукой. Сначала он узнал модный кед на скрытой танкетке, об удобстве которой после победы над фашистским быком, Кристина ему прожужжала все уши. Над кедом было много-много мятного, Кристинины джинсы в цвет лака на ногтях. А в них была и Кристинина лодыжка, и коленка, и еще приличная часть ее ноги, оканчивавшаяся рваными кусками мяса и белевшими в них обломанными или обгрызенными или разорванными костями.
Кажется, Сережа запричитал. По крайней мере, больше некому было издавать такие жалобные звуки, Кристина даже без руки и ноги не стала бы так позориться, да и тот, кто ее ноги и руки лишил, - тоже. Самым ужасным Сереже почему-то показалось то, что кости белели, совсем как нутро сухой ветки, когда ее отламываешь от дерева. Это же кости, Кристинины кости, которые позволяли ей быстро бегать и приплясывать под дабстеп и носить на руках машины. Как же она без них теперь? Толком не соображая, что делает, Сережа сгреб с пола Кристину ногу и прижал к груди. И пошел обратно.
Самое время было бы вызвать магическую подмогу, звонить Стане, Гордееву, Реджику, англичанке или в полицию, но вместо этого Сережа пошел искать Кристину дальше. Вернее, части Кристины.
- Кристинка? Кристинка, ты где? - всхлипывал он, мечась из угла в угол холла и все еще не отпуская ногу. Как будто она могла, как магнит, притянуть к себе остальные части Кристининого тела. Еще одну ее руку Сережа нашел в гардеробе, висевшую вместе с остатками парки на вешалке. Второй ноги нигде не было, и еще оставалась надежда, что она просто не покидала хозяйку. Прежде, чем искать саму Кристину, Сережа попытался отцепить ее руку от притолоки, не сумел, тогда принес из гардероба ту вешалку, где была ее вторая рука и повесил рядом. Вниз положил ее ногу, а потом понял, что тут, рядом с ним как минимум треть Кристины. Каким бы она сильным быком не была, она вряд ли после такого выжила.
Станин номер Сережа набрал не с первого раза, сначала случайно позвонил отцу и успел сбросить вызов только после недовольного "Алло" и такого же "чего тебе?".
Станя тоже не был счастлив, он зашипел:
- Ты баран, где ты ходишь? Четверная контра по истории! Все пришли! Один ты - самоубийца, блин!
И тогда Сережа разревелся прямо в трубку, потому что больше всего на свете ему сейчас хотелось писать контру по истории, пусть даже и четвертную, а не сидеть на полу "Жатвы" рядом с Кристининой оторванной ногой. На фоне Сережа услышал оскорбленное требование исторички убрать телефон или выйти вон немедленно, и, судя по хлопку двери, Станя выбрал второе.
- Не реви, блин! Говори!
Заговорить Сережа смог не сразу:
- Стань, Станька, тут Кристина. Вернее, нога Кристины. И рука Кристины. И еще одна...
- Тут это где? Где тебя вампы достали?
Кажется, Станя так пытался с ним шутить, но стало только хуже.
- Я в "Жатвени", - прорыдал Сережа. - Тут никого нет, вернее, я не знаю, я еще не ходил внутрь, я в холле, и тут куски Кристины, понимаешь? Брат, это реально уже не треш даже...
- Еду. Сиди на месте, никуда не ходи, даже не вздумай открывать дверь внутрь клуба. Стулом ее подопри, и ментам не звони, и в больничку тоже, понял, баран? - сказал Станя, и почти сразу же запиликали гудки. Сережа даже не успел сказать, что все понял. Он заворожено кивнул, хотя Станя бы все равно не увидел, слезы закапали за воротник, и пошел за стулом. Единственный стул, который можно было бы подпереть дверь, был за стойкой администратора, крутой и кожаный, который, если верить Кристине, был круче, чем у босса. Откатывая стул, Сережа наткнулся на что-то мягкое, большое, и завопил еще раньше, чем увидел, что это было. Это была Кристина, кто-то затолкал под стойку ее голову, ее шею, ключицы, тонкий свитерок с орнаментом из оленей, оканчивавшийся двумя кусками рванины на месте плеч, и ее ребра, вздымавшиеся в прямом смысле слова. А больше у нее не было ничего. Ничего ниже ребер, пара из которых были явно обломаны.
Сникерсы, съеденные утром, подкатили к самому горлу, и если бы тут была кровища и вонь, Сережа бы точно весь холл облевал. Но крови не было, и ничем ужасным не пахло, вообще ничем, даже специфического, вампирского запаха Кристины не было, а только приятный - ее шампуня и ее духов. И тогда Сережа закусил губу, вгрызся прямо до крови и потащил Кристину наружу так бережно, как только мог. Нельзя же было ее там оставлять, рядом с корзиной для бумаг и ее сменными ярко-красными туфельками.
Сережа хотел отнести ее на диван, но так и не придумал, как ее поднять. Не за шею, и не за волосы, и волоком ее тащить тоже было нельзя. Ничего было нельзя сделать, поэтому Сережа осторожно положил ее перед стойкой, так, чтобы если бы она открыла глаза, то сразу увидела свои руки и ноги. Только вряд ли Кристина бы уже когда-нибудь открыла свои глаза, обалденно красивые, карие с золотыми точечками, которые Сереже так нравились. Умерла, умерла, умерла и как же страшно она умерла.
Но чем дольше Сережа сидел рядом, тем больше крепла в нем уверенность, что Кристина не умерла. Она не дышала, не шевелилась, даже аккуратно прокрашенные ресницы не подрагивали, но что-то такое неуловимое и необъяснимое Сережа чувствовал. Может, Корпорация и считала его безнадежным фриком, но кое-чему его Триин все-таки научила. Мертвых он действительно чувствовал, делал это столько раз, что вряд ли спутал бы ощущение с чем-то другим только потому, что ужасно расстроился. Примерно так же, если бы понадобилось, Сережа смог бы сейчас что-то прочесть или записать, потому что умел читать и писать давно, и это были явно не те навыки, которые пропадали ото всяких увиденных ужасов. У Кристины не было рук и ноги, и еще много чего важного пропало, но при этом она все еще жила своей вампирской жизнью. Может, была без сознания, или с рассветом все быки засыпали в приказном порядке, но когда солнце сядет, она откроет глаза и обнаружит, что с ней случилось.
Станя приехал так быстро, как будто он справился тоже с помощью магии, по крайней мере, Сережа показалось, что с момента звонка прошло от силы минут десять. А может, магия тут и была замешана, потому что Станя был не один, а с Гордеевым. Который теперь заслуженно мог называться мастером Максом.
- Я просто не мог оставить вас вдвоем в такой беде, парни, - затрещал он еще из коридорчика, - а кроме того, я остро интересуюсь вопросом, зачем ты похитил мою Кисулю, Сереж...
Гордеев первый шагнул внутрь, и сразу отшатнулся, едва не сбив Станю с ног.
- О, мой Бог.
- Блин. Крист... Кристина, так реально она умерла...
- Она живая, - выдохнул Сережа и понял, что даже не хочет сейчас разбираться с Гордеевым, обвиняя его во всех фриковских грехах. Станя упал на колени рядом, Гордеев остался у двери, но стянул свою шапку и зубами вцепился в помпон. Такой вид издевательств над шапкой Сережа еще ни разу не видел, наверно, у эксперта шок был. Станя протянул руку, тронул Кристину за самый кончик высокого конского хвоста, такого аккуратного, что видно было, что волосы она собрала за пару минут до того, как ее разорвали на части.
А потом Станя сказал:
- Положи ее.
Мысль была настолько верной, что Сережа даже не понял, почему он сам раньше не додумался. Единственным шансом Кристине помочь, прекратить ее мучения - было положить ее. И Сережа понимал, что у него получится, в этот раз точно получится, пусть даже укладывание будет стоить ему всех остатков сил, пусть он больше никогда в жизни не сделает ничего магического, но Кристину он положит.
Гордеев забормотал:
- Погодите, парни, мы же предупредили англичанку, она обещала закончить урок и сразу же приехать, давайте подождем, я не уверен...
- Я уверен, - сказал Сережа, и не удержавшись, добавил: - мастер Макс.
Ради одной только морды Гордеева стоило это сказать.
- Чего-чего-чего?
- Неважно. Кто-то б из вас захотел в таком виде ждать, пока англичанка приедет, братаны? - спросил Сережа, и, предсказуемо, спорить никто не стал. - Давай руку, Стань.
Квакуша все еще лежал в сумке на прежнем месте и скользнул в руку с прежней готовностью, даже не подозревая, что, возможно, Сережа его использует в последний раз. Новый порез Стане Сережа делать не стал, вскрыл тот, что с прошлого четверга остался, впервые быстро, впервые без колебаний, без приступов слабости и головокружения. Лезвие окрасилось кровью как-то даже быстрее, чем обычно, Сережа осторожно стряхнул его над Кристиной, добавляя к ее все еще безупречному макияжу неуместные капельки ярко-красного. Потом обтер лезвие о ее парку и сделал надрез на своей левой руке. К сожалению, себя Сережа резать все еще боялся, приходилось справляться с дрожью и страхом, и со смешками Гордеева и хмыканьем Стани. Наконец, дело было сделано, Квакуша как будто специально резанул глубже, чем Сережа хотел, и кровь с лезвия стала стекать вниз, на Кристину.
- Мертвое - к мертвому, Кристинка. Мертвое к мертвому.
Сережа не знал, почему это он решил, что нужно повторить именно эту фразу и именно трижды, но чувствовал, что впервые его слова заработали. Может быть, растерзанную Кристину было проще положить, чем здоровенького боярина, может, потому, что бы день, а может потому, что Сережа наконец-то захотел сделать все по-настоящему. С первый повтором лицо Кристины не побледнело, но поблекло, выцвело, со вторым - черты ее заострились, кожа обтянула кости, а с третьим, Сережа уже знал, она бы избавилась ото всей этой боли, этого кошмара и просто умерла.
- Мертвое к ме...
Рев и грохот заставил Сережу выронить Квакушу и схватиться за голову от неожиданности и, конечно же, момент, когда Кристину еще можно было бы положить, был безнадежно упущен. Сережа снова расплакался. Больше-то сил у него действительно не осталось, все ушло, все, что было, а было и так негусто, спасибо мастеру Максу.
Рев и грохот, оказалось, получился из-за того, что два вампира снесли дверь из холла в первый зал клуба. Смяли, как бумагу, и неслись к Сереже, который даже не думал сдвинуться с места. Наверное, это и были те, кто четвертовал Кристину, но странно тогда, чего ж они так долго ждали, чего сидели внутри, а не накинулись сразу? Вампиры наверняка были сверхскоростные быки, а холл был не таким уж большим, но Сережа все равно успел рассмотреть их до последней детали, как будто время вокруг замедлилось. Первой, опережая второго вампа буквально на полшага, к Сереже неслась девушка, как будто сошедшая с дореволюционных картинок. Темное каре, томное лицо, похожее чем-то на маму Лапши, платье такое воздушное, какими сейчас бывали только ночнушки, массивные, явно не в этом и даже прошлом веке сделанные браслеты и даже венец какой-то смешной на голове. Ей бы еще мундштук и все, можно было бы в немом кино снимать. Второй вампир был таким четким парнем, которые водились только в Южном Бутово, Чертаново и на Черкизоне, отборным просто. У него был спортивный костюм с лампасами, тупоносые туфли и даже кепочка, и погибнуть от его клыков Сереже показалось как-то особенно обидно. В том, что пора погибать, сомнений не было: с чего бы мучителям Кристины побрезговать подвернувшимися под руку человечками? Наверняка, они были маньяки, может быть, даже фашисты, а может...
Сережа задохнулся, потому что барышня с картинки схватила его за горло и подняла на вытянутой руке, легко, как будто он реально был сигареткой или мундштуком, и зашипела:
- Вообще страх потерял, банка консервная?! Думаешь, можешь вот так взять и положить шефа в ее же клубе?
Ну точно производство Серебряного века, она даже ругалась литературно, консервной банкой.