Кузьма Роман Олегович : другие произведения.

Великое Делание (ознакомительный фрагмент)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Боэмунд дю Граццон - дворянин, искусный в фехтовании, молодой и амбициозный. Он ищет себе покровителя, желая стать офицером в армии, ведь его страна вот-вот вступит в войну за право обладать месторождениями герметита - обладающего волшебными свойствами минерала. Жак Кроше - француз, не являющийся французом этнически, так как происходит от белоказаков, итальянцев и берберов; большую часть своей жизни Жак не видел Франции, поскольку родился в Тунисе, а затем переехал в Алжир. Алжир обрёл независимость, и семья Жака бежит в Марсель. Там он, неожиданно для себя, становится участником магического ритуала - и обнаруживает себя в теле Боэмунда дю Граццона! Судьбы двух молодых людей удивительным образом переплелись. Один, попав в Марсель конца 60-х ХХ века, вскоре обнаруживает себя в сумасшедшем доме; другой, оказавшись, в мире, где колдовство столь же обычно, как и дуэли, пытается вести себя сообразно тамошним нормам морали. Непредсказуемый, наполненный приключениями сюжет, не оставит равнодушными поклонников фантастики.
  Боэмунд
  1
   Корни этой истории тянутся к самой заре человеческого существования, когда первобытные племена, едва сбросив шерсть и избавившись от хвостов, оставили порядком натёршие им задницы ветки деревьев и начали ходить по земле. Как поговаривают, именно тогда они и завели себе богов.
   Поначалу богов было немного - всего двое. Два брата, День и Ночь, бесконечно боролись друг с другом за место на небосводе - и за власть над душами поклоняющихся им людей. Люди - а особенно их шаманы - молились, приносили жертвы и отбивали поклоны, надеясь добиться благосклонности Божественных Близнецов, столь непохожих друг на друга.
   Однажды - видимо, в день, когда зародилась натурфилософия - кто-то сказал, что богов слишком мало, и они не могут ответить на все вопросы жаждущего знаний Человека. Следует дать волю своему воображению, сказал он, - и изобрести новых небожителей, ведь в любом случае речь идёт о выдумках. Зато новые боги, формируя многочисленный пантеон, станут покровителями ремёсел, позволят создать более сложное общество - и трудоустроить множество жрецов. Согласитесь, убеждал этот человек, уровень жизни существенно возрастёт, если мы оденемся в тоги, станем регулярно посещать цирюльников, выстроим для старейшин здание Сената, а вождя наречём императором.
   Зерно упало в благодатную почву, и наглеца не убили. Вождь и старейшины удалились на совещание, в то время как шаман ушёл к берегу моря, чтобы обдумать неожиданные и, похоже, неизбежные перемены.
   Тут-то боги-братья и предстали пред ним. Почуяв, что люди прощаются с ними, небожители поняли: их единственный шанс - это одержать окончательную победу и поставить жирную точку в многовековом противостоянии. Они сразились насмерть, как два гладиатора! Ночь, воплощённый мрак, что то и дело терял форму, полыхал убийственным взглядом двух холодных звёзд, заменявших ему глаза; он пытался охватить своего брата чернотой и утопить в ней, как в океане туши. День, великолепный атлет, чьё тело походило на прекрасную золотую статую, отвечал уничтожающими вспышками солнечного пламени.
   Шаман сидел на прибрежном песке, неподвижный как истукан, и лишь слёзы, катившиеся по морщинистым щёкам, служили молчаливым свидетельством обуревавших его чувств. Случилось так, что он стал единственным зрителем величайшего спектакля, когда-либо разыгрывавшегося на Земле, обладателем решающего доказательства веры - и притом совершенно бесполезного! Тайна эта умрёт вместе с ним, ведь люди ни за что не поверят подобной истории, а он никому её не расскажет. Шаман не желал становиться мучеником и, осознавая собственную трусость и бессилие, плакал.
   Боги продолжали сражаться, и День, похоже, одолевал. Его мускулистые руки, налитые огненной мощью, наносили Ночи один удар за другим. Вот Бог Тьмы пошатнулся - и, наконец, полетел вниз, разбрасывая вокруг себя, как перья, сгустки черноты.
   В глубине души шаман возликовал в этот момент, ведь он всегда предпочитал Доброго близнеца. Улыбка уже осветила его лицо, когда вдруг всё переменилось. Ночь, уже совершенно обречённый и летящий на полной скорости по направлению к океанским волнам, вдруг разразился контрударом - чёрное копьё, преодолев разделявшее братьев расстояние, поразило День в его золотую грудь.
   Шаман застонал, словно ему нанесли удар в самое сердце. День пошатнулся, сделал несколько неуверенных шагов, споткнулся и...
   Он лопнул, взорвавшись миллиардом разноцветных брызг, подобно мыльному пузырю, в тот же момент, когда его брат исчез в морской пучине, столь же тёмной, как и его душа.
   Шаман закрыл глаза ладонями и громко всхлипнул. Никто не знает, сколько прошло времени, прежде чем он смог вновь посмотреть на окружающий мир. Картина, открывшаяся его взору, оказалась поразительной: на землю медленно оседали многочисленные капли, что переливались всеми мыслимыми цветами и оттенками. Он сразу понял: се плоть господня.
   Встав, он пошёл в деревню, шатаясь, как смертельно больной.
  2
   Когда именно сказочники, барды да трубадуры создали этот миф, я наверняка не знаю. Родился я много столетий спустя после появления первых мозаик и фресок, украсивших храмы. Говорят, в них раньше обитали Старые боги - своенравные сущности с развратными улыбками на вечно юных лицах, - но сцены битвы Дня и Ночи и при них являлись неотъемлемым признаком любой, даже самой захудалой, молельни. Как уже говорилось, я родился много позже, а потому, наравне с остальными, вынужден верить на слово представителям старшего поколения.
   Языческие картины тщательно загрунтовали и, где возможно, внесли исправления - теперь на стенах можно увидеть лишь постные, источающие благонравие лики святых и Единого.
   Не очень-то я верю в существование Старых богов, а тем более, в Богов-близнецов. Я должен верить в Единого, ведь я молюсь ему дважды в день, утром и вечером, не считая приёмов пищи и посещений церкви. К тому же я соблюдаю пост - не ем мяса в воскресенье. И Старые боги, и Близнецы для меня - ересь. Если я скажу, что не верю и в Единого, так как никогда его не видел, это тоже сочтут ересью, и меня сожгут заживо. В лучшем случае, подвергнут пытке каплей, пока овладевший мной демон не выйдет вон.
   Не уверен, впрочем, что последний случай - лучший. При пытке каплей вам завязывают глаза, и из подвешенной сверху ёмкости начинает капать вода - в аккурат вам на макушку. Час за часом, капля за каплей, она долбит вам по мозгам, пока вы не сойдёте с ума. Тогда считается, что демон из вас вышел. Вы можете спокойно присоединяться к нищим и блаженным, побирающимся на улицах городов и оживлённых перекрёстках дорог, ведь с клеймом, что ставит инквизитор на память, вам всё равно уже не удастся наняться на работу.
   Никто не рискнёт с вами связаться, это слишком опасно. Ведь если к вам вернулась способность мыслить и говорить, значит, вы снова одержимы. По второму разу всегда сжигают, это без исключений.
   Потому я никогда не говорю ереси, а богохульствую только в присутствии младших по возрасту, происхождению и чину, и никогда - в воскресенье.
   Если честно, Единый ничуть не лучше Старых богов или Близнецов, и все доказательства веры не стоят и выеденного яйца. Но нужно тронуться умом, чтобы заявить подобное во всеуслышание. Близнецы, как следует из сказанного мной - языческие боги, порождение тёмных предрассудков глубокой древности. Полнейшая чушь.
   Тем не менее, когда достоянием общественности стали слухи о волшебных свойствах минерала, именуемого ныне герметитом, многие вспомнили этот миф. Алхимики и маги начали поражать мир чудесами, и магия получила распространение среди счастливчиков, заполучивших хотя бы крошечный кристалл. Единый - молчаливый, даже слегка угрюмый бог, а потому он застенчиво промолчал, когда внимание паствы на мессах и литургиях всё более и более стали приковывать чудесным образом просвечивающие старые фрески.
   Говорят, герметит - это кровь Солнечного Близнеца, окаменевшая за долгие тысячелетия. Бытует поверье, будто в жилах дворян течёт голубая кровь, а ведь боги - куда более высокого происхождения. Речь, как утверждают образованные люди, идёт о герметите, ведь, отчасти прозрачный, тот и вправду имеет голубой цвет.
   Единый молчал, а колдовство и волхвование процветали. Лишь наиболее ярые фанатики, образовавшие Орден Не-Предавших-Веры, выступили против, но с их мятежами быстро покончили.
   Люди - конформисты по определению, а герметит даёт большие преимущества умеющим пользоваться им.
   Когда на Талвехе, обширном острове в юго-западных водах, обнаружилось богатейшее месторождение герметита, не шедшее ни в какое сравнение с горными выработками на материке, в воздухе явственно запахло войной. Алчные взоры величайших морских держав, Пентатерры, Серениссимы и Готской империи обратились к Талвеху. Там находился ключ к власти над миром. Сюзерены начали созывать ополчения, дворяне поспешно смахивали пыль с заржавленных доспехов своих пращуров, и даже последние бездельники и трусы обзавелись офицерскими патентами на командование ещё несуществующими подразделениями.
   Среди тех, кого затянуло вихрем этих военных приготовлений, оказался и я, девятнадцатилетний сын рыцаря дю Граццона из предгорий Белоглавых гор. Владения наши невелики - и отличаются бедностью. Кроме захудалой деревушки под названием Граццо, с населением в сотню душ, стоит упомянуть ещё дающую кое-какой доход водяную мельницу и сочные луга, место выпаса наших немногочисленных стад.
   Старшему брату предстояло унаследовать родовые земли; меня же ожидало военное поприще - или женитьба. К лучшему или нет, но судьба и фамильные ленные присяги распорядились за меня. Снабжённый провизией и взнуздавшим немолодого мула нерадивым, вороватым слугой Пьеро, я оседлал лучшего из наших коней, препоясал свои чресла добротным, хоть и непритязательным, стальным клинком - и отправился в Пентатерру.
   Меня ожидал патент лейтенанта мечников-рундаширов и полное трудностей и опасностей путешествие на Талвех, как потом оказалось - на войну, с которой я так и не вернулся.
  3
   Поначалу мы ехали по относительно знакомым местам; ночевали в недорогих, облюбованных клопами и дармовыми шлюхами трактирах. Отец снабдил меня достаточно скромной суммой денег, и экономить приходилось буквально на всём; Пьеро же, которому я доверял осуществлять расчёт, умудрялся выкраивать себе на вино. Он предпочитал дешёвое красное пойло с характерным кисловатым привкусом - и вскоре пропитался им насквозь.
   Пьеро отличался покладистостью, по крайней мере, на словах, хотя отнюдь не всегда брался за исполнение данных ему поручений, и почти никогда не приступал к работе самостоятельно. Всё же он обладал недюжинной физической силой: широкий в плечах, с тяжёлыми, налитыми силой мышцами, этот крестьянин легко мог управиться с молодым бычком. Его загорелое лицо, приметное вечно бегающими тёмными глазками, обрамляла короткая бородка.
   И он болтал без умолку. Я слушал его целыми днями напролёт - истории об его родне, о его любовных похождениях, практически всегда вымышленные, легенды о знаменитых разбойниках и зарытых ими кладах и тому подобное, - пока это не надоело. Манера Пьеро вести себя казалась мне отталкивающей, особенно в силу её навязчивости. Я едва мог терпеть своего слугу, а однажды, уличив в краже незначительной суммы денег, поколотил. Всё же до торгов с трактирщиками решил не опускаться - это недостойно человека благородного происхождения, - и привычку Пьеро приворовывать в дальнейшем просто имел в виду как дополнительную статью расходов, вроде чаевых.
   На пятый день мы въехали в окрестности Пентатерры; город уже виднелся на горизонте, и угодливый спутник мой даже клялся, будто чует запах моря. Так или иначе, близость одного из богатейших городов мира самым неблагоприятным образом влияла на цены, и, заехав на постоялый двор в ближайшей деревеньке под названием Сейна, мы с Пьеро столкнулись с необходимостью ночевать в мансарде. Нам отвели небольшую комнатушку, где я удовольствовался грязным матрацем, а слуге моему и вовсе довелось спать на полу.
   Пока догорал небольшой огарок сальной свечи, Пьеро имел, по заведённому мной обычаю, право трепаться. Он всегда рассказывал мне перед сном подхваченные за день сплетни, и кое-какие из них я считал полезными и познавательными. Так оказалось и на сей раз.
   - Я видел господина с крупным герметитовым перстнем; повариха сказала, его зовут Этельвульт Ладжори, он принадлежит к одному из самых родовитых семейств Пентатерры.
   Я сразу понял, о ком идёт речь - о полном, высоком мужчине средних лет, темноволосом, с сединой на висках; он закручивал кудри в локоны по пентатеррской моде и пользовался одеколоном. Его треугольная шляпа со страусиным пером стоила не меньше ста серебряных динров, а шитый золотом мышиного цвета камзол и башмаки с серебряными пряжками - и того более. И он носил шёлковые чулки.
   Я почувствовал себя неотёсанной деревенщиной, столкнувшись с Ладжори в обеденном зале, и, поспешив откланяться, даже не заметил герметита, означавшего, что владелец его, наверняка, колдун.
   - Погоди-ка! - Я оборвал разглагольствования Пьеро нетерпеливым жестом. - Ты сказал - Ладжори? Этельвульт Ладжори?
   - Да, мастер Боэмунд, именно так. - Пьеро широко и, как всегда, чуть испуганно распахнул глаза - я ясно видел это даже в сумраке. - Вот незадача! Почему я узнаю обо всём в столь неурочный час!
   Отец снабдил меня рекомендательным письмом к Ладжори - я полагаю, в ответ на требование этого господина прислать ему амбициозного, способного юношу, не чуждого понятий чести и верности, а к таковым, я, несомненно, относился. Письмо это лежало сейчас в моей сумке, и я, в силу врождённой живости характера, а также из-за вполне обоснованных опасений разминуться с Ладжори, решил навестить этого влиятельного в Пентатерре господина немедленно.
  4
   Зная, что Ладжори разместился этажом ниже, я ничтоже сумняшеся посетил его. Наспех одетый, без шляпы, но с упомянутым письмом и шпагой, я вскоре стоял у двери в комнату, занятую этим сановником. Шумно вдохнув-выдохнув, чтобы привести кровообращение и нервы в порядок, я осторожно постучался.
   Ответа не последовало, и мне пришлось повториться, несколько прибавив в громкости. Возможно, в этом случае я переборщил, так как соседняя дверь неожиданно распахнулась, и передо мной возникла фигура молодого мужчины, светловолосого и светлоглазого, в одной лишь рубахе, прикрывавшей, впрочем, его срамное место.
   - Вы, господин, извините, кем будете? - спросил он, с трудом фокусируя на мне свой взгляд. Сразу же уловив запах вина, я брезгливо поморщился.
   - Никем я не буду. Отстаньте, я не к вам. - Я отвернулся и вновь постучался.
   Блондин же, показавшийся мне странно знакомым, вдруг покраснел, наливаясь гневом.
   - Не ко мне! - передразнил он. - Проститутки уже не ходят ко мне - вот как низко я пал, проживая в этой дыре!
   Он нанёс мне оскорбление, позволявшее требовать удовлетворения. Я никогда ещё не дрался на дуэли, хотя наслышался о них достаточно, - и не собирался начинать. Дуэлянты по определению дураки, не раз назидательно говорил нам с братом отец. Я подумал было ограничиться ответной руганью, дополнив её увесистой оплеухой, а то и вовсе проигнорировать данную остроту, как у нашей стычки появился свидетель.
   Дверь напротив открылась, и на площадку вышел высокий, со вкусом одетый парень моего возраста; в правой руке он держал подсвечник с единственной свечой. Черноволосый и светлокожий, он обладал, пожалуй, приятной внешностью; с обладающего правильными чертами лица светились умом выразительные серые глаза.
   - Господа, можно избежать драки, распив ещё одну бутылку вина! - Я так и понял, что он - дворянин. Дело принимало скверный оборот, ведь светловолосый хам, наверняка, с готовностью откликнется на провокацию.
   К несчастью, именно так всё и произошло.
   - Я? Пить - с ним? - Он исполнил затейливый жест двумя руками одновременно, призванный изобразить невесть что, и едва не упал. - Люди не пьют со свиньями!
   Он победоносно поднял указательный палец вверх, словно разродился только что истиной Великого Делания.
   Что ж, он сам не оставил мне выбора.
   - Это ты - свинья! - Я прихватил пальцами левой, в которой и так уже сжимал письмо, эфес шпаги, чтоб не запутаться, и хорошенько размахнулся правой. Даже если нам предстоит поутру драться насмерть, пусть белобрысый запомнит этот удар - наверняка, у него останется отличный синяк под глазом. Его вера в себя окажется поколебленной, да и угол обзора сузится, не считая неизбежной мигрени.
   Третий - они всегда лишние, поверьте мне! - вновь помешал. Парень с подсвечником ужом проскользнул между нами, одновременно перехватив мою руку.
   - Нет! Вы не мещанин и не крепостной, и Рикхар - тоже!
   Рикхар, Рикхар Агридже - теперь я вспомнил его. Он жил сотней миль севернее, и проехал через Граццо пару месяцев назад с той же, что и я, целью - наняться на военную службу.
   - Дуэль? - Глаза Рикхара полыхнули голубым огнём, почти потусторонним в свете свечи. - Дуэль!
   Он сам ответил на собственный вопрос, мне оставалось лишь согласиться с ними, с этой парочкой, совершенно очевидно, действовавшей заодно. Дело дурно пахло, но не мог же я ударить лицом в грязь и посрамить фамильный герб, к тому же в присутствии самого Этельвульта Ладжори, а тот как раз соизволил высунуть свой мясистый нос из-за двери.
   - В чём дело? Рикхар, Фальканд! - Строгий оклик свидетельствовал: эти молодые люди состоят на службе у Ладжори.
   Ответил Фальканд.
   - Рикхар дерётся завтра на дуэли с...
   - С Боэмундом дю Граццоном, сыном рыцаря... - Ладжори прервал меня нетерпеливым жестом, но я всё же протянул ему письмо, с целью предъявить которое, кстати, и явился сюда.
   - Вы избрали неурочный час для своего визита, юноша, и винить во всём должны исключительно себя, - пробурчал Ладжори. - Рикхар - мой адъютант, но я не могу ограничивать его честь в правах; короче говоря, кто ваш секундант?
   Фальканд, конечно, станет секундантом Рикхара; я же не мог похвастать связями или знакомствами в округе.
   - Мой отец адресовал письмо вам, - сухо ответил я. Это просто и логично: раз Ладжори хочет этой дуэли, пусть её и организовывает.
   - Хорошо, юноша. - Ладжори, поморщившись, кивнул. - Завтра в полдень у конюшни - и не опаздывайте.
  5
   Я пришёл за четверть часа до указанного времени, и счёл утоптанную площадку, в равной мере состоявшую из соломы, грязи и конского навоза, более чем приемлемым местом для запланированной экзекуции.
   Знайте: я не собирался проигрывать. Колебания мне несвойственны, я человек простой. Да, Агридже, его секундант Фальканд Майо и Ладжори - его роль во всей этой истории оставалась маленькой загадкой для меня, - несомненно, всё подстроили. И меня это ни капельки не волновало.
   В полдень мы скрестим наши клинки, и слабому пустят кровь. Сильный восторжествует.
   Я всегда одерживал верх над блондинами во всех начинаниях, и не ставил их ни в грош - слишком уж они бледные. Фехтовать я умел, и едва ли Агридже обучался у лучшего мастера. Отец некогда нанял нам с братом настоящего бретёра - одноглазого, с надорванным ухом мерзавца, сплошь исполосованного шрамами. Утратив глаз, Беппе Красавчик - так его звали, - уже не мог побеждать искусных противников, и стал давать уроки. Не знаю, возможно, в действительности он подрабатывал наёмным убийцей, и приметы стали выдавать его личность.
   Так или иначе, наш прижимистый обычно папаша потратил деньги не зря. Закалённый в сотнях схваток Красавчик многому меня научил. Я ни капли не жалею о бесчисленных часах, проведённых в изнурительных занятиях со шпагой, ведь я выучился по-настоящему стоящему ремеслу.
   Среди всего прочего Красавчик выучил меня, как готовиться к поединку. Главное правило: к нему нельзя готовиться. Вы или уже готовы - или впустую тратите время. Лучше бегите и не оглядывайтесь, если вам нужно готовиться.
   Я не точил шпагу, не составлял планов на бой. Я просто лёг в кровать и спал как младенец.
   Поутру я пребывал в приподнятом настроении, в то время как мой слуга демонстрировал всё более очевидные признаки растущего беспокойства.
   - В чём дело, Пьеро? - спросил я, наконец, едва скрывая раздражение.
   - Господин Боэмунд... - Взгляд его рыскал из стороны в сторону. - Говори же!
   Он начал переминаться с ноги на ногу.
   - Если с вами, не приведи Господь, Единый и Всемогущий, что-нибудь случится. - Он вновь умолк; на лице Пьеро застыло неловкое выражение. - Деньги...
   - Деньги останутся при мне! - отрубил я. - Мои деньги пребудут со мной, и лишь секунданту я позволю стать моим душеприказчиком, если такова окажется воля божья!
   Пьеро немедленно исчез с глаз долой. Добавлю лишь, что больше я его никогда не видел.
   Рикхар уже стоял там - он как раз снимал камзол, - а с ним и Фальканд, и Ладжори - все трое вместе. Я приветствовал их и, отказавшись приносить извинения, обнажил шпагу. В солнечном свете лицо моего будущего противника казалось даже белее его рубахи. От него не пахло спиртным, и, уверен, вчера он выпил лишь затем, чтобы сказаться полупьяным. Может, и зря он не пил - на том свете ему всё равно ничего не нальют, кроме кипящей смолы.
   Я чуть согнул шпагу, демонстрируя присутствующим упругость стали, и несколько раз взмахнул ей. Гул рассекаемого воздуха принудил Рикхара поморщиться, и он отвернулся.
   Я знал, что он атакует первым - просто чтобы выплеснуть обуревающие его эмоции и преодолеть страх. Сделав несколько шагов назад и отразив все выпады, я контратаковал. Он парировал - и тут же нанёс колющий удар...
   Остриё его шпаги медленно приближалось к моей груди, а я, словно застыв, запаздывал с защитой. Нога моя попыталась нащупать опору для отхода - и, как на грех, я поскользнулся!
   Гибель моя казалась неизбежной. В голубых глазах Рикхара - проклинаю тебя, Агридже! - уже читался полнейший триумф.
   Кровь, эта алая эссенция жизни, брызнула на простой холщовый рукав его рубахи. Агридже отошёл, опустив клинок, и поднял левую руку.
   Я не мог скрыть улыбки, наблюдая, как между нами встряли оба секунданта сразу. Они кудахтали о чём-то, но я не обращал на них внимания. Почему-то меня заинтересовало по-сентябрьски тёплое, ласковое солнце, его приятно греющие лучи...
   - Дю Граццон, вы меня слышите? - Сердитое краснощёкое лицо Ладжори испортило картину. - Вы удовлетворены?
   Он, похоже, обращался ко мне не в первый раз - и уже начал терять терпение, упитанный двуличный интриган. Конечно, я удовлетворён. Мне бы следовало убить этого Агридже, а я лишь рассёк ему мышцы плеча - надеюсь, впрочем, достаточно глубоко. Он забыл о моём клинке, полагая, что тот достаточно отбить книзу - ошибка, отличающая неопытных фехтовальщиков, - и я просто отмахнулся от него, двигаясь назад. И всё.
   Несложный, но эффективный приём. Он требует, правда, немалой силы и быстроты от мышц руки.
   Всё ещё улыбаясь, я коротко поклонился Агридже. Тот, стиснув зубы от боли и обиды, ответил мне тем же. Ладжори уже хлопотал над его раной, и герметит в его перстне ярко блестел; похоже, мне предстояло стать свидетелем маленького чуда исцеления от этого колдуна.
   Что ж, теперь я займу место в его команде, и воля моего отца исполнится. Рикхар и Фальканд станут моими друзьями, и мы втроём превратимся в верных псов этого властного вельможи, стремящегося преумножить своё влияние и богатство.
   Я улыбался - всё далось как-то легко, и будущее казалось слишком очевидным. Всё просто и даже глупо.
   Я не знал ещё, что Пьеро, негодник и трус, бежал, прихватив мула и моего коня, которых якобы повёл купать. Этот дурак полагал, у меня нет шансов, и поддался панике. КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ФРАГМЕНТА
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"