Аннотация: Опубликован в в новгородском детско-юношеском литературно-художественном журнале "Свеча" в 1996 году, как второй призер областного конкурса юных литераторов
СЕМНАДЦАТИЛЕТНИЙ
Рома стоял во мраке заплеванного родноого подъезда. Искорки беззвучно сыпались с конца сигареты, когда он неторопливо глубоко затягивался. Двери в подъезде не было еще с лета, и через голый проем растерзанного косяка была видна неравнобокая луна, запорошенная волнистым снегом - мела тихая поземка.
Рома привычно ощущал, как медленно, но верно остывает кровь. Ледяная кочерга отрезвления снова неотвратимо сгибала его. Серый налет презрения, как плесень, неумолимо оседал на всем, чем он только что занимался. Душная, прокуренная комната, музыка, темнота, горячие объятия и влажные губы... Все свои в доску, дворовые друзья - приятели, непосредственность людей, которые знают друг друга всю свою жизнь, и она... Колючие осколки воспоминаний, разлетаясь, впивались в глаза и виски.
"Скучаешь?", призрачным эхом услышал он собственный голос. Порядком вспотев во время игр на диване, Рома вышел на балкон покурить и столкнулся с девушкой Влада. Он рефлекторно огляделся, но девушка стояла на балконе одна. Парочка зашла ненадолго. Владу и Роме нужно было обсудить кое-какие дела, но уйти без традиционного стопарика Влад не смог, а после первой и второй перерывчик небольшой... Перехватив ее внимательный, чуть ироничный взгляд на балконную дверь, Рома ощутил неожиданный приступ ярости. За отблесками стекла балконной двери, в глубине комнаты, на смятом диване полулежала его подруга. "Почему ты так думаешь?", широкий рукав ее роскошного красного платья свободно свалился с приподнятой сильной руки, и Рома почувствовал, неожиданно и ярко, что эта рука никогда не погладит его. Королева, существо из иного мира... Поди, и не знает даже, на какие деньги Влад с ней живет. " Одна куришь", локти Ромы вспомнили заледеневший подоконник открытой рамы. Он встал рядом с ней. "Люблю курить одна", с царственно-небрежным пожатием плеч отвечала девушка. Раскаленные искорки посыпались с тонкого конца ментоловых "More" в темноту. Рома ощутил себя униженным, и мало того - жалким. Одновременно он испытал глубокую нежность к этой девушке, какой не испытывал никогда раньше, и это его потрясло. В тот же миг он понял, что не решится даже коснуться ее, и ему стало больно. Ты не хочешь меня пьяного, и ты права, но я, ни трезвый, ни пьяный, больше никогда не осмелюсь коснуться тебя. Я упустил тебя, уступил... Если бы ты знала, кто он такой, ты бы тоже не стала с ним спорить... И что же, я теперь должен был уйти в монастырь?
Они целовались, печально и горько, и губы были холодными и горькими на вкус. Услышав шаги в комнате, Рома поспешно отпрянул. Влад ничего не заподозрил, но взгляд, который она подарила Роме на прощанье...
Предчувствие боли разрыва теплых мягких ниточек удивительно тонких отношений, что сложились у них, вдруг злой тупой болью хлестнули Рому в затылок. "Что делать мне теперь? С кем посоветоваться? Поговорить?", в последний раз безысходно подумал он.
Ударная волна распластала окровавленное тело на снегу.
В карих глазах убитого подростка постепенно замерзали слезы, словно свет перевернутой луны оседал на них серебряным налетом.
Бесшумная тень убийцы затерялась в страшных своей первобытной жестокостью нравов дворах однотипных блочных домов. Снег все шел, запутываясь в жестких коротких волосах, и скоро вся его голова, кроме дымящейся раны на затылке, покрылась недолговечной искристой сединой. Ничья рука так и не коснулась почти напрочь остриженных кудрей одиннадцатиклассника, тонкого и верного любовника, кормильца семьи и планоторговца Ромы Саблова.