Когда я впервые зафиксировал боль?

Теперь, свободно паря в пластах памяти и перебирая картинки прошлого, застывшие, как мозаика, как кусочки картонной игры ПАЗЗЛ - кажется, еще одно усилие и соберешь сюжет воедино, картина станет четкой и ясной; я пытаюсь уловить тот первый квадратик, положивший начало всему полотну под названием ЛЮБОЛЬ.

Я не боюсь перекладывать отдельные кусочки, перемешивать их - все равно, уже ничего не изменишь, и оттого соберу я их сейчас в одно целое или квадратные картонки событий так и останутся лежать в коробке с пометкой - 'голова С. Фаррада ',время не исполнится иначе, рука Творца уже расставила все по местам.

Итак, я тащу наугад картонку, немного медлю и переворачиваю ее. Вот она - яркая, четко проступившая на белом чистом листе, на девственном поле, что Бог подарил мне при рождение - поле моей жизни , С. Фаррада .

Я вижу их, отца и мать. Они сидят за столом, оба в красном. Y красного есть 16 миллионов оттенков, но среди них я безошибочно точно выделяю два. Это цвета сердцевины картины, цвета ее начала и конца. Мать одета в розово-красное - вызвающе, отец - приглушенно - в бордово-красное. Он тщетно пытается привлечь внимание, но глаза вновь и вновь ищут источник раздражения и упираются в зашкаливающий красно-розовый цвет. Мать сидит в кресле и не мигая сморит прямо перед собой. Ее фигура похожа на огромную ворону, нацелившуюся склевать зерна, разбросанные по столу, но заснувшую от слишком большой мудрости, от избытка знаний, склонивших ее голову набок, и так и не отпустиших уже никогда. Она пялится в одну точку и молчит.

Отец сидит рядом, сгорбившись, подобравшись как пружина, скрученная в тугую спираль времени, проведенного около кресла матери, отданного в кредит, в долг, под залог, вклад, что называется "жизни детей",а именно - жизнь моя - С. Фаррада и жизнь мого брата - Л. Фаррада.

Меня охватывет БОЛЬ , она заполняет все мое тело, переливается через край и вот уже серые иголки дождя размывают тот ясный летний день, в котором остались женщина в розовом, так и не повернувшая головы, когда за мной и моим братом приехала машина, увозящая нас из привычного мира, коренастый,еще не старый мужчина в рубашке-поло цвета бордо и мы с братом.Себя я вижу смутно, а при взгляде на точеную фигурку брата, как будто прорисованную тушью по шелку,серые струйки дождя становятся ревущим потоком, водопадом, смывающим все. И тут БОЛЬ становится такой, что я откладываю этот квадратик - ну его, я уже не нужен этим четверым , навечно живущим на этом кусочке картона,и отворачиваюсь к окну.

Я смотрю на веревочные качели. Чуть позже придут дети, МОИ дети, дети С. Фаррада, веревки натянутся под весом их голосов и качели войдут в привычный ритм - туда, сюда, обратно. Стальные ноги засияют гордостью от того, то им удается удержать рвущуюся в небо субстанцию. Стальные ноги прочны, надежны и красивы. Но веревке не нужна эта рвущаяся в небо ракетa, она обрывает брызги смеха где-то посередине,отправляя их наверхв,в свободный полет, чтобы потом искореженной плотью сбросить на траву. На зеленую траву в центре картины ЛЮБОЛЬ, где вокруг стола сидят двое: в красно- розовом и в красно-бордовом.

Я стараюсь быстро-быстро, чтобы уже никогда к ним не возващаться, перемешать квадратики,чувствую на ощупь букет ярко-фиолетовых цветов, прямых, как стрелы, устремляющих свои наконечники наверх, к небесам, словно желая пронзить голубой свод, уронить всю эту громаду голубого пространства и закрыть ей другой яркий день, на этот раз осенний.

Счастливый случай еще не встретился с несчастливой случайностью, картина носит название ЛЮБОBЬ.

Сильные руки молодого мужчины раскачивают качели, его глаза сияют гордостью - он на миг от великого слова "отцовство", он ждет рождения двойни,своих наследников, сыновей, Л. и С. Фаррада. В этом дне я и мой брат счастливы. Мы чувствуем тепло ее рук, она с нами рядом - красивая, привлекающая внимание, одетая в ярко -розове платье.

ОЖИДАНИЕ новой жизни заполнило все.

Но пока еще слишком рано (день еще только готовися дать старт), и качели играют с ветром - позволяют мотать себя из стороны в сторону.

С высоты больничной кровати, с самой верхней точки, там, где прозрачная бутылочка крепится к штативу, и где, вероятно,обнаружится наклейка: " Система жизнеобеспечения С. Фаррадa отключена в 18.18", со все этой высоты только один я могу увидеть пропасть, куда безжалостным временем унесло все, оставив только это: ОЖИДАНИЕ. "Система жизнеобеспечения Л. Фаррада отключена в 18.17". C этого момента Л. Фаррад считается умершим.

Вот она - первая точка на картине ЛЮБОЛЬ. Мы принадлежали ей. Моему брату близнецу досталось шесть дней этой жизни. Мне все последующие. Дни, где никогда не было места для меня; где отец надеялся на чудо возвращения той, с которой он был счастлив; где она,рожденная быть проводником и могильщиком трех жизней , всегда сидела рядом - всегда в розовом, умело причесанная чужими руками, не сказавшая больше ни слова, никогда не повернувшейся в своем инвалидном кресле.