Кузнецова Анастасия Владимировна : другие произведения.

Сказки Нино

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это сказки Нино... сказки для маленькой полусумасшедшей девушки. Сказки о людях и нелюдях, о чудовищах вокруг и внутри нас, о жизни, о счастье и боли, и, конечно же, о любви. Это история как мозаика, собранная из разных судеб. И пусть каждый найдёт здесь кусочек себе по душе. И может нет необходимости знать, было ли это все на самом деле. Ведь каждый видит то, во что он хочет верить.
  1. Первое воспоминание мальчика
  
  Это было первое воспоминание мальчика. До этого был полный провал пустоты.
  А после была она. Женщина в костюме монахини, черное и белое, и её нечеловечески белое лицо. Она улыбнулась и он увидел её острые зубы. Каждый зуб - нож, каждый зуб просит крови. Он потерял память, но не ум.
  Он побежал.
  Он бежал и бежал по берегу реки в сумерках, в туман, почти не разбирая дороги, оскальзываясь в грязи. А она спокойно шла за ним.
  Ждала, пока его покинут последние силы.
  Он слышал шелест её длинной юбки о высокую траву, шелест и больше никаких звуков.
  Он почти натолкнулся на неё. Высокая, даже чуть повыше его преследовательницы. Она тоже была слишком худой, но ещё не настолько. И лицо её не было белым. Она не улыбнулась ему, но он знал, у неё обычные зубы. А ещё он знал, что она его защитит.
  Забытым, но привычным жестом мальчик юркнул за высокую худенькую фигурку, спрятался за её юбку.
  - Отдай, - просто сказала "монахиня". Её властный голос больше походил на шелест.
  - Какая же ты сука, Бьянка. Он же ребёнок. Ребёнок! Хоть что-то в тебе осталось от женщины?!
  - Он корм множественных. Да, ребёнок, в этом и загвоздка. Сама понимаешь. Он уже ничего не помнит. Совсем обнаглела, Собирательница, называть Безымянную по имени.
  - Я тебе его не отдам.
  Мальчик, с ужасом вцепившись в подол своей защитницы, наблюдал, как чудовище сняло свой чёрный крест, и он стал расти и расти, превратившись в некое подобие шпаги, которая за секунду оказалась у горла его спасительницы.
  - Что ты теперь будешь делать, Собирательница? Ты-то безоружна.
  - Безоружна? - мальчик закрыл глаза. Он не видел, как улыбнулась его спасительница, и каким стало её лицо при этом. - Да, безоружна. Но я могу забрать у тебя самое дорогое. Твою память, то, что осталось от той твоей жизни. Ты забываешься, забываешь, с кем говоришь. Забываешь, кем я была. Хочешь забыть, хочешь потерять последнюю связующую нить хотя бы с одним из миров? Хочешь стать Белым? Хотя какой Белый, от тебя останется только смрад. Если здесь и есть корм для множественных, то это ты.
  Белое не может побледнеть, но белое лицо Безымянной стало ещё белее. А крест снова стал маленьким.
  - Он всё равно забудет тебя через пару часов, а потом сойдёт с ума. Слишком мал...
  Когда Безымянная ушла, растворившись в тени, непропорционально худая девушка бессильно опустилась на траву и заплакала.
  Мальчик подошёл ближе, обнял её за плечи и тихо прошептал:
  - Мамочка, не плачь!
  Она подняла голову и улыбнулась ему сквозь слёзы, совсем не так, как она улыбалась той... Так она улыбалась только одному...
  - Мамочка... ну конечно, кто же я ещё тебе теперь... горе ты моё...
  
  
  
  2. Монстр в её шкафу
  
  Все знают, монстров не существует,
  кроме того, что живёт у меня в шкафу.
  
  Для своих неполных трёх лет Агнесс была на редкость смышлёной девочкой. И говорила Несси уже очень хорошо и складно.
  Вот только любила присочинить всякие небылицы.
  Так считала её мать.
  "Мамочка, ты видела того, что прячется там, в тени?.. Страшный..."
  "Мамочка, не выключай свет!"
  "Мамочка, в моём шкафу кто-то есть. Перестань, мама! Там точно кто-то живёт, шорохи... они каждую ночь не дают мне заснуть"
  "Мамочка, я ужасно боюсь!"
  "Мама!"
  - Ну же, Несси, перестань, - устало шептала её мать, целуя крохотный лобик своей девочки перед сном, - никто не выйдет из твоего шкафа, я тебе обещаю. Давай я оставлю ночник?
  Взрослые никогда не верят в детские страхи. У них полно реальных взрослых проблем.
  Но дети видят и слышат куда больше, чем они.
  Их слух и зрение куда острее.
  Маленькая девочка прислушивается к шуму в своём шкафу и боится спать.
  Но её мама сказала, что никто не выйдет из её шкафа, она верит маме, пока однажды...
  Однажды дверь шкафа распахнулась настежь, и маленькая Несси замерла, парализованная страхом на своей кроватке, судорожно вцепившись в одеяло крохотными ручонками.
  Из шкафа вылезло такое... такое...
  Больше всего оно напоминало гигантскую склизкую многоножку с огромной пастью, и Несси не сомневалась, кого оно хочет съесть.
  Но вслед за этим чудовищем из шкафа появился он.
  Он возник так быстро, легко и неслышно, что девочка поначалу его даже не заметила. Он слился с тенью, которую создавал ночник.
  А потом один короткий выпад острой, как лезвие, трости.
  И проткнутая многоножка сползла на светло-молочный ковёр детской, корчась в агонии.
  Затем она растеклась чёрной слизью по всему полу и просто исчезла.
  Он вытер свою трость безупречно белыми перчатками.
  С брезгливостью осмотрел урон, нанесённый их белизне, затем снял их и кинул на пол, они тоже исчезли, растворились в воздухе.
  Но под перчатками оказались ещё одни, абсолютно такие же.
  Он вышел чуть ближе к свету, и девочка смогла, наконец, его рассмотреть.
  Он опирался на прямую, безупречно-чёрную трость, с огромным чёрным камнем в набалдашнике. Он был весь прямой и узкий, в чёрном, как сама ночь, фраке, с безупречно-белой рубашкой под ним. Чёрное и белое, тьма и свет.
  Его чёрные волосы были гладко зачёсаны назад. А его лицо было не просто бледным - белым, и ни у кого не повернулся бы язык назвать это лицо человеческим. Он слегка грустно и небрежно улыбнулся. И девочка увидела его заострённые зубы. Каждый зуб как острый колючий шип.
  Но всё же он был прекрасен.
  Несси заворожено смотрела на него, не в силах оторвать взгляд.
  - Прошу прощения, маленькая мисс, эти твари слишком расплодились, - он отвесил Несси лёгкий поклон. Голос у него был странный, тихий, хриплый, шуршащий, но при этом девочка слышала и понимала каждое его слово очень отчётливо.
  - Ничего страшного, - храбро сказала девочка, которая ещё пять минут назад просто умирала от страха. И куда весь этот страх вдруг исчез? - Меня зовут Несси, а тебя?
  - А меня никак не зовут, маленькая мисс, - лукаво прищурился незнакомец.
  - Но ведь так не бывает! У всех есть имя.
  - А у меня его нет.
  - Ну тогда... - Несси замерла в нерешительности, но задумалась она лишь на секунду. - Тогда я буду звать тебя Никак, раз тебя никак не зовут.
  - А вот это имя мне, пожалуй, подходит, - он засмеялся странным смехом, больше похожим на шелест жухлой листвы. - Ну а теперь мне, к сожалению, пора, маленькая мисс.
  - Как, ты уже уходишь?! - девочка обиженно надула губки.
  - Простите, - ответил Никак, - но я обязательно вернусь. К маленькой юной леди, которая меня не испугалась.
  Затем он грациозно вошёл в шкаф и закрыл за собой дверь.
  ***
  За окном лил дождь. Её отца снова не было дома, а в соседней комнате плакала её мать. Её всхлипы сливались с барабанной дробью дождя по подоконнику.
  Несси не спала, сжавшись в крохотный комочек на своей кровати.
  Она не понимала, почему мама плачет и как она может ей помочь.
  Дверь шкафа приоткрылась.
  - Никак!
  Девочка кинулась к существу из шкафа и крепко обняла его за ноги.
  Никак стоял покачиваясь, такого эффекта он не ожидал.
  - Никак, - шептал крошечный ротик, и слёзы струились по щекам ребёнка вслед за дождём за окном.
  На ощупь Никак был не просто холодным, ледяным, как камень или мертвец. Но Несси думала совсем не об этом.
  Тонкие пальцы в белых перчатках мягко отстранили девочку от себя.
  - Прогуляемся, маленькая мисс?
  Он осторожно взял её за руку и распахнул дверь шкафа.
  Несси забыла обо всем, задохнувшись от изумления.
  Там, за дверью, была трава и, кажется, луг, и небо, там тоже была ночь, вот только там светила полная луна, и ярко горели звёзды.
  Никак и девочка шагнули туда, и дверь шкафа неслышно закрылась за ними.
  Её босые ножки, торчавшие из-под штанишек пижамки с кроликами, скоро замёрзли от холодной росы, покрывающей траву.
  Она бегала и смеялась, совершенно ничего не боясь. Любовалась Луной и созвездиями.
  Никак рассказал ей про созвездия. Он так интересно рассказывал!
  Потом она налетела на что-то в зарослях полыни...
  - Какой старый камень, Никак, что на нём написано?
  - Это надгробная плита, маленькая мисс, это самое начало великого кладбища, старые могилы.
  - Могилы... Здесь водятся приведения, Никак?! - девочка подняла на него глаза полные ужаса.
  - Да. Но пока вы со мной, маленькая мисс, никто не посмеет вас тронуть.
  - Хорошо, - она мгновенно успокоилась, а затем улыбнулась, - Это потому что ты мой лыцарь... рыцарь? - она ещё не всегда выговаривала "р".
  - Да, - ответил Никак, а когда Несси отбежала чуть в сторону, пробормотал, - спасибо, что хоть не прекрасный принц.
  
  - Вам пора домой, маленькая мисс.
  - Как, уже? - обида так и звенела в её голоске. - Но мы ещё погуляем здесь, Никак?
  - Всё может быть, маленькая мисс.
  Когда они вернулись, за окном по-прежнему лил дождь. Но из-за стены не было слышно ни звука - её мать уснула.
  Несси забралась в постельку и укрылась одеялом.
  - Спите спокойно, маленькая мисс.
  - До свидания, мой рыцарь.
  И Никак снова исчез в шкафу.
  ***
  Никогда в жизни Несси ещё не было так страшно.
  Они так громко кричали - её родители, там, за стеной.
  Отец ревел что-то так громко, что Несси не разбирала слов, мать плакала.
  Звон бьющейся посуды, а затем такой страшный звук, как будто упал весь сервант.
  Хлёст пощёчины и женский визг на фальцете.
  Девочка бросилась к шкафу, открыла дверь, но там не было ничего кроме её одежды.
  Она закрыла дверь и забарабанила в неё кулачками.
  - Никак, Никак! Где же ты?! - умоляла она...
  В конце концов она устала стучать, всхлипывая, в бессилии опустилась на пол, и тогда дверь шкафа отворилась сама собой...
  
  Ярко светила полная луна. Она шла и шла, утопая в траве босыми ножками.
  Могильных плит попадалось на её пути всё больше. Они становились всё величественнее. Вскоре появились и склепы.
  Она продрогла до костей, когда вышла к вершине холма, где обрывалось, как откусанное, старое кладбище.
  У подножия холма Несси увидела странный, как будто спящий город, где не горели огни.
  Маленькая девочка начала спуск, всхлипывая и постоянно оскальзываясь.
  Она брела по пустынным улицам, она очень устала и замёрзла. Ей казалось, что этот город абсолютно пуст. Но потом... они стали возникать из тени, выглядывать из мрака. Сначала это были лишь неясные силуэты, но они всё больше проявлялись, становясь всё менее бесплотными.
  Глаза, смотрящие с такой жадностью на крохотный напуганный комочек жизни.
  Они обступали её со всех сторон.
  - Никак... - едва слышно прошептала она.
  Кто-то резко схватил её за руку.
  Это была девушка в длинном платье, как у принцесс из её книжки со сказками. Но это была не принцесса, её лицо было бледным, почти белым, и его искажали жажда и желание.
  - А ну пусти её, - он, как всегда, говорил тихо, но его услышали все.
  Услышали и ушли, снова став лишь неясными тенями.
  - Маленькая мисс, вам не стоило приходить сюда, - ласково сказал Никак.
  Ласка не проявлялась в этом тихом, спокойном голосе, но маленькое чуткое детское сердечко распознало её безошибочно.
  - Я... я... - Несси плакала.
  - Идёмте, маленькая мисс, - он взял ребёнка на руки. - Я отнесу вас домой.
  С почти невесомой ношей хрупкого детского тельца на руках, он в несколько прыжков взлетел на вершину холма.
  - У нас уже снег пошёл, а здесь - травка, - бесхитростно заметила девочка, пока он нёс её по кладбищу.
  - Здесь всегда так, маленькая мисс, здесь всегда почти заканчивается лето и почти начинается осень, мы с вами где-то на пороге...
  Она совсем не согрелась у него на руках, только больше замёрзла, поэтому была рада, когда он опустил её в кровать и укрыл одеялом.
  За стеной были слышны лишь тихие всхлипы её матери.
  - Никак... Он...
  - Да, боюсь, маленькая мисс, ваш отец больше не вернётся. Но это не столь большая потеря, как вам сейчас кажется.
  Она так устала, сон смеживал ей веки. Но она не задала главный вопрос.
  - Никак, ты тоже уходишь?
  - Да, маленькая мисс, нам придётся проститься.
  Губки ребёнка изогнулись, как всегда случается перед плачем. Но он, едва коснувшись, провёл по её лобику двумя пальцами, и девочка заснула.
  Он легко и абсолютно бесшумно пересёк детскую и исчез в шкафу.
  ***
  Врачи сказали ей, что сделали всё, что могли. И теперь... Теперь надежда лишь на организм самой Агнесс. Если температура хоть немного спадёт к утру, есть шанс, если же нет...
  У неё не осталось слёз.
  Её дочка, доченька...
  Такая молоденькая, только закончила университет. Такая умница, такая красивая...
  Её дочь.
  Её не пустили в реанимацию, и она спала на кушетке в больничном коридоре. Три бессонных ночи всё же взяли своё. Она спала.
  
  Несси пришла в себя. С трудом разлепила веки.
  Жар, пожирающий её изнутри и адская, почти нестерпимая боль.
  Ей снова хотелось в липкие объятия забытья.
  Не просыпаться больше...
  Как вдруг что-то отделилось от тени, зыбкий силуэт приблизился к её кровати, обретая форму.
  Из всех её бредовых видений и галлюцинаций это было самое странное.
  Чёрно-белое, узкое и прямое существо едва заметно, чуть печально улыбнулось, обнажив острые зубы-шипы.
  - Маленькая мисс...
  Несси смотрела на него с ужасом, настолько он был реален.
  Затем он начал медленно расплываться, таять, исчезать...
  И тут она вспомнила.
  - Никак... - он скорее выдохнула, чем прошептала это. Она совсем обессилила...
  Он снова был как никогда реален. Стоял совсем рядом с её кроватью, нагнувшись к ней.
  - Какой ты стала взрослой, Несси, - он впервые произнёс её имя.
  Она пыталась собраться с мыслями, но они лишь расплывались цветными пятнами в её больной голове.
  - Скажи мне... скажи... - каждое слово давалось ей с огромным трудом, - как тебя зовут на самом деле?
  Он изящно покачал головой.
  - Нет, ты не должна знать моё имя, иначе ты умрёшь, моя маленькая мисс.
  Она наклонился так низко над ней, что его лицо было совсем рядом.
  - Почему?
  - Что именно, Несси?
  - Отчего ты заботился обо мне?
  - Ты на неё очень похожа.
  - На кого?
  - На женщину, которую я любил, когда у меня была душа.
  - Поцелуй меня, Никак... На прощание.
  - Этого тоже совсем нельзя делать, Несси, ты же не хочешь, чтобы я забрал твою душу, - почти прошептал он.
  - Хочу... Не могу больше... не могу так мучиться.
  - Живите долго, моя маленькая бесстрашная мисс, - Никак наклонился совсем низко, Несси закрыла глаза. Он поцеловал её в лоб.
  Его губы были холоднее льда, абсолютно ледяными...
  
  Пришедшая к ней с утра медсестра просто не могла поверить своим глазам и градусникам. Жар спал. Полностью. За одну ночь.
  Мало того, пациентка пришла в себя и попросила есть.
  Врачи лишь разводили руками.
  Чудо!
  
  Она всё ещё чувствовала неимоверную усталость, но счастливо улыбнулась, откинувшись на подушку.
  Никто кроме неё не заметил тонкий силуэт в тени больничной шторы.
  Который почти тут же истаял.
  
  
  
  3. Мальчик
  
  Я опять заблудился, такое часто со мной случается. Довольно часто.
  Темнеет, мама будет волноваться.
  Я оглядываюсь, но совершенно не знаю, где это я очутился. И я совсем забыл, как сюда пришёл.
  Моя память подводит меня, когда рядом нет мамы.
  Я даже лицо её сейчас с трудом вспоминаю.
  Вы спросите, какая она, моя мама?
  Она самая лучшая на свете, какая же ещё.
  И совсем молоденькая.
  "Тебе всегда теперь будет одиннадцать лет, Пьетро, так же, как мне всегда будет тринадцать", - говорит она мне и улыбается. Я единственный, кому мама так улыбается. Я вообще единственный, кому она улыбается.
  Нет, ей, конечно, не тринадцать, и она мне совсем не мама. Но другой у меня нет. И другая мне не нужна. Хотя иногда она ведёт себя как маленькая девочка, и мне приходится о ней заботиться.
  Кто-то большой и сильный сказал мне однажды, что девочки всегда остаются девочками, а настоящий мужчина должен заботиться о них. Это было давно, когда я ещё был обычным мальчиком, наверно... наверно, не помню. Не могу вспомнить, кто это был.
  Я почти ничего не помню. Моё первое воспоминание - страх. И женщина с белым нечеловеческим лицом, которая хотела меня съесть, так мне тогда показалось.
  Потом мама объяснила мне, что она хотела со мной сделать. И это хуже, чем просто съесть.
  Теперь я знаю, что мне надо бояться Безымянных, множественных, но больше всего Белых. И вообще лучше находится в каком-то из миров, чем на границе.
  А лучше всего прятаться за маму. Это я и сам давно понял.
  Он всегда говорит мне: "Опять спрятался за мамину юбку, малыш?" И улыбается, высовывая заострённый язык, обнажая зубы-шипы, Безымянный, у которого есть имя. Тот единственный, которого я должен всего лишь опасаться.
  Так сказала мама.
  Мама спасла меня, спасла мне жизнь... и память. И имя она мне дала, своё я позабыл, как и всю мою жизнь до этого момента.
  Без неё я давно бы всё забыл. Но рядом с ней я помню.
  Её лицо, руки, запах, сказки, что она мне рассказывает на ночь.
  Песенки, которые поёт.
  Моя мама замечательно поёт, хотя и говорит, что у неё нет голоса.
  Я очень люблю её колыбельные песни. Хотя не знаю языка, на котором она их поёт.
  Мама часто плачет по ночам, когда думает, что я сплю.
  Она плачет о том, которого любила и любит, а он её нет.
  Как можно быть таким глупым! Я точно знаю, что моя мама лучшая и самая красивая девушка на свете. Я никогда не вырасту, мне всегда будет одиннадцать лет.
  Но когда-нибудь, когда-нибудь я обязательно найду его. Найду и всё ему расскажу. Расскажу, какая мама чудесная. И он одумается, я знаю. И моя мама перестанет плакать по ночам.
  Каждый раз, уходя далеко от дома и мамы, я забываю об этом своём намерении, но когда-нибудь, когда-нибудь я не забуду.
  У нас впереди вечность. Я не могу представить себе, как это. Но мама говорит, что слишком долго.
  Моя мама носит на запястье связку ключей от разных миров, но не даёт их мне, я всё теряю.
  К тому же она пока не нашла особый ключ, который всегда будет выводить меня к дому. Но она найдёт, она обещала.
  Темнеет, и моя мама сидит на бревенчатом полуразвалившемся пороге нашего дома и тревожится за меня.
  И тогда она зажигает керосинку.
  И я иду на свет. Я всегда вижу этот свет, я и сейчас его вижу.
  Вижу откуда угодно, потому что видят не глаза. Они слепы. Видит только сердце. Так сказала мне мама.
  Маленький огонёк горит, и я иду к дому.
  
  
  
  4. Мужская работа
  
  А если принц не полюбит тебя так, что забудет ради тебя и отца и мать, не отдастся тебе всем сердцем и не сделает тебя своей женой, ты погибнешь; с первой же зарей после его женитьбы на другой твое сердце разорвется на части, и ты станешь пеной морской.
  - Пусть! - сказала русалочка и побледнела как смерть.
  - А еще ты должна заплатить мне за помощь, - сказала ведьма. - И я недешево возьму!
  Г. Х. Андерсен "Русалочка"
  
  По берегу реки неспешно прогуливалась девушка. Высокая, статная, в длинной, развевающейся на лёгком весеннем ветерке юбке; она запрокидывала голову к небу и смотрела на облака. Светлые волосы обрамляли нежное девичье личико, которому добавляли женственности пухленькие губы. Её глаза смотрели невинно и очень печально, а пальцы рук вытанцовывали ей одной ведомый танец. Юбка постоянно цеплялась за стебли осоки. Не слишком глядя себе под ноги, девушка забрела в воду.
  "И это новый Собиратель?" - подумал Безымянный, притаившийся неподалеку. Новый собиратель его ужасно заинтересовал. Этот Безымянный никогда не был сплетником, но это была девушка. Первая за последние четыреста лет.
  - Такая красивая и хочешь загубить себя? - шипяще спросил тот, кого однажды одна маленькая девочка назовёт Никак.
  Сесили вздрогнула, обернувшись на звук его голоса.
  - Остановись, глупая, - Безымянный шелестяще засмеялся. - Остановись, пока тебя не посадили на цепь. Это работа не для девочки. Это мужская работа.
  - А где ты видишь девочку?! - гневно вскинулась она.
  - Прямо перед собой.
  От его тона Сесили примолкла.
  - Я всего лишь я. Ты верно подметил - девочка, даже до женщины не дотягиваю. Так почему бы и нет?
  - Ах, милая девочка... - узкий и прямой Безымянный, словно змей-искуситель, обвился вокруг фигурки Сесили в шутливом полуобъятии. - Такая нежная, мягкая, с трепещущим сердцем, с прекрасной соблазнительной фигурой, ну зачем тебе это?
  Сесили сделала недовольную гримаску, отвернув от него своё лицо.
  - Ну смотри же, - Никак легонько коснулся её щеки направляя взгляд к воде, - смотри же, девочка, что станет с твоим прекрасным телом, когда его выест Грань.
  Сесили с ужасом вглядывалась в своё исковерканное, слишком худое отражение, в неестественные пропорции тела.
  - Ты всё ещё хочешь этого?
  - Но ведь можно сохранить и мою внешность?
  - Да, согласен, но на поддержание её уйдёт слишком много сил. Вот и ещё одна твоя слабость, девочка, - бесцветные тонкие губы изогнулись в подобии улыбки.
  - Надо так надо, я и раньше не блистала красотой.
  А вот с этим Безымянный бы поспорил, но он промолчал. Разомкнув объятия, он встал рядом с девушкой.
  - Тебе придётся пропускать через себя такую грязь, девочка... - шипяще продолжил Безымянный, - никто не уходит в Грань от лучшей жизни. И тебе придётся не просто пропускать эту грязь через себя, а собирать и копить её, хранить у самого сердца. Выдержишь?
  - Ты не знаешь, из какой грязи выползла я, - она криво улыбнулась в ответ. - Где уж этому всему до моих кошмаров.
  - И всё же у мужчины меньше эмоций, девочка, а ты и со своими собственными не справилась, не так ли?
  - Отчего же?
  - Иначе бы ты не пришла сюда. От кого ты бежишь?
  Она молчала.
  Никак внимательно смотрел в глаза Сесили.
  - Я пятьсот лет была лучшим другом человека, которого любила больше собственной жизни. Ты всё ещё считаешь меня неспособной справляться с эмоциями, Безымянный?
  - Да. У тебя слишком нежное сердце, девочка. Но оно и сделает тебя не просто великой, а величайшей, не чета этим подонкам, лишившимся сочувствия и умения сопереживать сотни лет назад. Если ты выживешь, конечно. Ведь в чём первоочередная задача Собирателя? Хранить остатки света чужих душ, чтобы живущие здесь окончательно не превратились в чудовищ.
  - Я буду беречь их, - приглушённо ответила Сесили.
  - А ты видела тех чудовищ, девочка? - глаза Безымянного сузились, и он хрипло шелестяще рассмеялся, высунув раздвоенный язык.
  Краска сбежала с лица Сесили.
  - Значит, видела. Значит, знаешь, что до окончания контракта доживает лишь десятая часть Собирателей; значит, знаешь, кем однажды можешь стать ты сама.
  - Пусть! - сказала Сесили и побледнела как смерть.
  - Ну что ж... - помедлив, произнёс Безымянный. - Я буду первым.
  - В каком это смысле? - лукаво улыбнулась Сесили, и так всё поняв.
  - Ну ты же не думаешь, что я доверяю этим подонкам свои самые счастливые воспоминания, девочка? А тебе можно довериться, такие, как ты, врать не умеют.
  И она заглянула во тьму его глаз.
  - Лицемер, - Сесили рассмеялась легко и звонко. - Ты такой же, как я. Всё из-за девушки.
  - Зато какой девушки! Согласись, она стоила моего ада.
  - Она такая нежная... - улыбнулась Сесили, глядя в глубину его памяти.
  - Когда тебе к Кузнецу? - перебил он.
  - Через пару часов.
  - Тогда советую как следует надышаться вольным воздухом.
  
  По берегу реки бродила девушка в лёгкой кофте и длинной юбке, она то появлялась, то исчезала; случайно прошедший мимо крестьянин перекрестился, приняв её за привидение.
  Сесили скользила по грани миров, глядя в небо.
  
  Что-то шевельнулось внутри Безымянного, отголосок чувства... жалость.
  - Это мужская работа, маленькая мисс, - грустно прошелестел он.
  
  
  
  5. Тысячу сто лет назад...
  
  Он обнял её сзади, резко и без предупреждения, уткнувшись носом в её затылок.
  Она почти перестала дышать...
  А потом попыталась вырваться, но он умел держать крепко, да и ей всегда быстро надоедало вырываться.
  - Где ты шлялся, Лес? Тебя не было три года!
  - Прости, я в очередной раз заигрался. Увлекающаяся натура, что поделаешь.
  - И какого чёрта ты врываешься ко мне так поздно, без предупреждения? Незнакомый мужчина у юной девушки... Ты портишь мою репутацию.
  - И почему ты всегда выбираешь эти маленькие сонные поселения?
  - Потому что они мне нравятся.
  Она улыбается и больше не пытается вырваться... вот только её сердце рвётся из груди.
  - Ты по-прежнему изображаешь святую невинность?
  - Я ничего не изображаю.
  - Но я думал за время моего отсутствия...
  Он прикусывает язык, потому что чувствует, как она краснеет.
  - Ты на грани истощения, - шепчет она. - Почему ты никогда за собой не следишь?
  - Потому что для этого у меня есть ты. Можно?
  - Тебе не нужно спрашивать.
  Он аккуратно выуживает из её памяти очередной детский сон, которые она так любит. Он их не слишком любит, но сейчас так голоден, что даже это кажется ему манной небесной.
  У неё внутри больно и шатко...
  "Не лезь в меня", - шепчет она внутри него. Он послушно не лезет.
  Немногие пойдут на то, чтобы вот так делиться пищей, для таких, как они, это слишком интимно. Но она глупая и добрая.
  Он просто опускает голову ниже. Утыкается носом в её шею. Вдыхает запах её волос.
  Он дома. Он очень соскучился.
  
  
  
  6. Память
  
  Когда он услышал её плач, он подумал, что плачет ребёнок. Жалобно, громко, захлебываясь в рыданиях. И он побежал через лес.
  Когда он её увидел, то понял, что ошибся. На влажной лесной подстилке, скорчившись и обхватив себя руками, плакала девушка, а не ребёнок. Обычная девушка, среднего роста и средней комплекции, светлые волосы, серая мышка. Но было в ней что-то такое, что заставляло сердце сжиматься, и не потому что она плакала.
  Но потом она подняла на него глаза, и он понял, что он не ошибся.
  Перед ним была маленькая девочка в теле взрослого.
  Какой же надо быть сволочью, чтобы обратить такую, как она. Как это могло случиться?
  Он мог бы копнуть и глубже. Хотя для таких, как он, это было за гранью допустимого. Проникать в себе подобных. Она раскрывалась сама. Но он был всё же не таким мерзавцем.
  Он осторожно опустился рядом с ней.
  - Тише, тише, что случилось?
  - Я больше не могу! Больно, больно! Слишком больно! - она еле выдавила это сквозь слёзы.
  - Но ты сама виновата, глупенькая. Зачем собирала людскую боль?
  - Но им было так больно, я хотела помочь, хотела забрать, хотела...
  Она зашлась кашлем.
  Невероятная сила. Редко кто может забирать эмоции полностью. С эмоциями всегда сложнее всего.
  - Тише, тише, глупая.
  Он осторожно обнял её за плечи, затем взял на руки.
  - Сейчас станет легче, обещаю.
  Он быстро шёл через лес с ней на руках.
  - Извини, я наверно, тяжелая.
  - Нет. Тем более, не забывай, я, как и ты, не человек, и у меня другие физические возможности. Ты не тяжелая, ты маленькая и глупая.
  Они пришли к небольшой реке, протекающей через лес.
  Он опустился к воде, всё ещё поддерживая её.
  Взял её руки в свои ладони и опустил в холодную осеннюю воду.
  - Сейчас, сейчас, - шептал он. - Проточная вода - лучшее лекарство. Это земля хранит долго, у воды короткая память, она смывает лучше всего. Вымывает всё лишнее. Запомни это хорошенько.
  - Запомню, - еле слышно прошептала она.
  Он тогда подумал, какие у неё маленькие руки, или это просто у него они слишком большие?
  - Лучше?
  - Да.
  - Прости, что назвал тебя глупой.
  - Ничего, ты так мило это говоришь.
  И она улыбнулась ему, как улыбаются только люди с таким строением губ, когда уголки направлены книзу. Их улыбка всегда выходит робкой и даже чуть мимолётной.
  Она улыбнулась и покраснела, нестерпимо жарко и по-детски.
  А потом она просто отключилась у него на руках, слишком перенапряглась.
  Бедная глупышка.
  
  Прошла тысяча лет. Он не видел её тысячу лет.
  
  Высокий, красивый парень с длинными волосами приподнял воротник плаща.
  "Пижон", - хихикнула одна из проходящих мимо подружек. Но обе не смогли отвести от него взгляд.
  В нём был... секрет.
  Он должен был бы забыть её за тысячу лет.
  Но такие, как он, ничего не забывают.
  Да он и не хотел забывать.
  Вначале, когда она исчезла, он искал её. Потом перестал.
  Она была... его другом.
  Маленькие руки, маленькая девочка.
  Знал бы он, какие у неё теперь длинные пальцы. И какая теперь у неё тонкая фигура, вот-вот переломится.
  Но внутри, внутри по-прежнему маленькая глупая девочка.
  Он не знал, как не знал ни тогда, ни сейчас самого главного, что было в ней.
  
  - Я же забыл представиться, - он улыбнулся. - Лесли*. Но предпочитаю, чтобы меня называли Лес, с мягким "е". Мне кажется, имена таких персонажей, как мы, должны быть нарицательными.
  Она молчала.
  - Ну а ты? Ты что, имя своё тоже не помнишь?
  - Сесили.
  - Приятно познакомиться.
  Она так и не сказала ему, что просто сложила тогда для себя новое имя из букв его...
  
  
  Примечание:
  * в имени Лесли "е" - твёрдая и произноситься, как "э".
  Лесли - 1) английское имя шотландского происхождения (от названия одного из тамошних мест), 2) производное имени Александр.
  Лес (который с деревьями и мягким "е") - это нарицательное существительное.
  Трудно сказать на каком языке происходит диалог, эти двое знают много языков, склоняюсь к русскому.
  
  
  
  7. Нино
  
  - Ооо, а вот и наша Ноно* собственной персоной, - тянет он.
  - Да заткнись ты, Эмильен, долбанный придурок, и прекрати коверкать моё имя!
  Невысокая светловолосая девушка с заплаканными огромными синими глазищами пробегает по лестнице мимо стайки парней, собравшихся на площадке.
  - Эмильен? Тебя зовут Эмильен?! - остальная компания покатывается со смеху, пока Эмильен жалеет, что связался с психичкой, которая тем не менее живёт с ним в одном подъезде и знает его с пелёнок.
  - Эй, постой! Ноно! - окликает девушку, которая уже успела пробежать пролёт, один из парней.
  Нино возвращается.
  Встаёт прямо перед ним. Он выше на целую голову. Чёрт.
  - Вообще-то меня зовут Нино.
  - Это имя тоже странное. Но всё равно не понимаю, за что такую хорошенькую мордашку дразнят Ноно?
  Этот ласковый сладкий тон. Клеится. Это надо исправить.
  Она резко хватает его за ворот рубашки и наклоняет, чтоб оказаться лицом к лицу.
  - Да потому что я тронутая, с приветом. Не веришь? Последнего парня, который пытался меня поцеловать, я укусила до крови за нос. Всё ещё хочешь меня попробовать?
  Её губы почти у кончика его носа. Он резко её отталкивает.
  Нино смеётся и убегает.
  - Это правда?
  - Говорят да, - отвечает Эмильен. - Милая детка, но с придурью. А с тех пор, как отец их бросил - так вообще. Говорят, мамаша скоро сдаст её в психушку.
  Она ещё слышит их у выхода из подъезда. Они громко говорят.
  Хрен тебе, мамочка, я не дамся живой санитарам.
  
  Нино идёт к реке. Сена.
  Если мать попытается, уже лучше она ляжет в эти грязные воды.
  Кто сказал, что Париж прекрасен, тот никогда не жил в нём.
  Нино приходит к своему любимом месту. Старый район, заброшенная фабрика.
  Её уже лет десять как перестраивают, но всё встало.
  Нино садится на песок у самой воды.
  Скоро её джинсовая миниюбка промокает насквозь.
  А потом её внимание привлекает шум.
  Вначале она терпит, стараясь не обращать внимания, но затем не выдерживает. Она хорошо знает эти интонации. Современные дети - они такие добрые.
  Она встаёт и просто идёт на звуки.
  Ну конечно, четверо на одного, как это мило.
  А этот один - жалкий бледный заморыш.
  И эти ублюдки ростом почти с неё, а один так и выше; иногда плохо быть невысокой.
  - Эй вы, оставьте его в покое! - нет, решительно правы те, кто говорят, что она тронутая.
  - А не пошла бы ты, сестричка, ты ему кто, мать? Тебе какое дело?
  Маленький гадёныш!
  - Дядя Поль! Иди сюда! - в ней погибла хорошая актриса.
  Это малолетки, всё же не старше десяти, были бы постарше - не сработало бы, но с ними прокатило.
  Уходят и даже быстро.
  Нино подходит к мальчику.
  - Эй, малыш, ты как?
  Когда Нино приглядывается к мальчику вблизи, он оказывается вообще странным. Слишком бледный, почти белый, и без бровей, зато с длиннющими ресницами.
  - Спасибо, но я бы и сам мог от них сбежать.
  Как же, сбежал бы ты на своих худючих ножках.
  - Как тебя зовут?
  - Пьетро.
  - Почти как Пьеро, ты, кстати, на него похож - больно грустная мордашка.
  - Мама говорит, что поэтому она и назвала меня Пьетро, это почти Пьеро. А тебя как зовут?
  - Нино.
  - Красивое имя.
  - Ты один так думаешь. Оно вообще мужское, папаша мой лоханулся.
  - Ну ладно, мне пора, мама будет волноваться. Но я тебя не забуду, Нино.
  - Как скажешь, малыш.
  А потом он просто исчез, прямо с того места на котором стоял. Просто раз - и исчез.
  И это хуже голосов, которые она слышала у себя в голове, и которые, слава Богу, наконец замолчали. И хуже людей в серых плащах с остроконечными капюшонами, которые надвинуты так низко, что лица не разглядеть. "Серые" ходят за разными людьми, и в руках у них коробки - знаете, такие коробки для бумаг из плотного картона, как в старых фильмах про офисы.
  Но Нино не такая дура, чтобы рассказывать об этом.
  Он не хочет в дурдом.
  Нет.
  
  - Нет!
  - Это для твоего же блага, дочка, - она плачет.
  Она почти всё время плачет. С тех пор, как отец свалил в туман.
  Это самой тебе надо в психушку, мамочка - на скольких таблетках ты сидишь постоянно.
  А Нино пробовала наркоту только раз, и ей не понравилось.
  Мать ревёт белугой. А два санитара оттесняют Нино к окну.
  Нет, это просто кошмар, очередной её кошмар. Только в этот раз она не просыпается.
  Седьмой этаж.
  Может, наконец сыграть в птичку и стать свободной?
  Это так заманчиво.
  Она шагает в окно.
  В последний момент руки сами цепляются за водосток.
  По нему-то она и сползает вниз, ободрав себе всё на свете.
  А дальше бег по пересечённой местности. Наперегонки с двумя мужиками, у которых ноги куда длиннее, чем у неё.
  Вот только Нино знает местность, а они - нет.
  Сумерки медленно ложатся на Париж, город окутывает лёгкий туман.
  Они догонят её почти у самого берега. В ноздри уже ударяет запах речной воды.
  Нет!
  Он тянет к ней руку.
  И вдруг чья-то маленькая холодная ладошка ложится в её ладонь.
  Что-то случается с миром.
  Нино не успевает понять что, но санитар просто проваливается сквозь неё и падает.
  Её руку отпускают.
  Когда она оборачивается, сзади стоит Пьетро и весьма странное рослое существо.
  Нино никогда не видела ничего прекраснее.
  - Так вот она, твоя спасительница, - произносит прекрасное создание тонким, почти детским голосом.
  - Да, мамочка, - Пьетро уже успел уцепиться руками за её длинную юбку.
  - Меня зовут Сесили. Ты не сошла с ума, просто ты сейчас на Грани, а, следовательно, ни в одном из миров. Здесь тебя никто не найдёт. И никто не тронет, пока ты с Собирательницей.
  Нино оглядывается вокруг - они стоят на том же месте, это всё тот же берег. Только на небе неестественно огромная полная луна голубоватого оттенка. И санитары отнюдь не прозрачные, они всё также отчётливо видны. Только они проходят прямо сквозь Сесили и Пьетро, сквозь саму Нино.
  Они вообще кажутся помешанными.
  Ещё бы, девушка исчезла прямо у них на глазах.
  Ну и кто теперь псих?
  Нино смеётся. Ей больше не хочется на них смотреть. Ей хочется смотреть на прекрасное создание, так похожее на её рисунки, которые мать звала дичайшим уродством.
  Какая же красивая, хочется облизать.
  Чёрт, она сказала это вслух?
  - Нет, подумала. Но для меня это одно и то же. И никто не говорил мне более приятного комплимента за полторы тысячи лет.
  Сесили с интересом смотрит в память девушки.
  
  
  Примечание: * Имя Ноно созвучно с французским жаргонным "neuneu" - тронутый, ненормальный.
  
  
  
  8. Хлеб насущный
  
  И жили они долго и счастливо (с)
  
  Он нервничает, теребит руки, теребит уже всё на свете, страшно нервничает. Но отступать и не думает.
  Это вам не "Битва экстрасенсов"¹ по ящику.
  И да, он действительно маг, обычный, несильный, никчёмный, начинающий, живущий в старой хрущёвке.
  Но чего не сделаешь ради любви.
  Он сам не верит, когда начинает читать. Но здесь вся загвоздка в том, чтобы верить самому, верить искренне и полностью.
  И он верит. Заставляет себя поверить.
  И ждёт.
  И...
  
  Появилась она.
  Странная вытянутая фигура, ломанные линии, плавные жесты.
  Она с легкостью перешагивает через его защитный круг и устраивается на подоконнике, как на самой чистой поверхности небольшой кухни. Сидит и болтает длинными худючими ногами в цветных чулках и высоких кедах, торчащими из-под широких шорт.
  - Ну привет... Ты извини, дурная привычка - осталась с той поры, когда я в 60-е изображала из себя студентку, "призрак МГУ²", люблю сидеть на партах, столах и подоконниках. Я и сейчас иногда прогуливаюсь в то время и балуюсь.
  В комнате повисла гробовая тишина.
  - Ох, - расстроено протянула она, - опять нарвалась на совсем зелёного новичка. Ты хоть знаешь, чего хочешь и меня ли ты звал?
   - Я знаю, чего я хочу, - обиженно отрезал он.
  И тут же спохватился.
  Мальчишка, дурак, потерял бдительность. Забыл, с кем имеет дело. Забыл, что призывал сильнейшего, а облик не важен.
  А Сесили уже легонько соскользнула с подоконника.
  - Удобный у тебя насест и глаза у тебя хорошие, мальчик.
  И она заглянула в его глаза и в него самого.
  Пока он стоял, не шелохнувшись, она продолжила буднично-деловым тоном.
  - Значит так, мальчик, совет на будущее, ибо ты явно не бросишь этим заниматься. Никогда не призывай никого, тем более Собирателя, в местах массового поселения людей. На кладбище, на перекрёстке четырех дорог - ты что, не читал этой вашей людской оккультной мути? Ты пойми, я же полна чужим "добром": эмоции, мысли, воспоминания... Что-то нечаянно могло и "просыпаться"... Хотя я всегда слежу, но не даю гарантий понапрасну... Так что если в ближайшие дни в твоём доме будут самоубийства, виноват будешь ты.
  Он молча сглотнул.
  - Я сделаю то, что ты хочешь, мальчик. Да, я знаю, чего ты хочешь. Но плата вперёд. Не волнуйся, я теперь беру недорого...
  Он приготовился к худшему.
  - У тебя есть еда?
  Он... офигел.
  А Сесили засуетилась.
  - Ну какой ты, право слово, нерасторопный, - она направилась к холодильнику.
  Открыла, порылась, выгребла большую часть его и без того крохотного содержимого, включая полуторалитровую бутылку "Липецкой"3.
  - Как ты можешь это есть?! Одни полуфабрикаты и прочая гадость. В следующий раз, вызывая меня, будь добр запастись приличной, вкусной и полезной едой.
  Он начал истерически хихикать, потом осёкся.
  - Ты извини, я знаю, как это выглядит, - тихо сказала она. И посмотрела на него глазами, в которых были полторы тысячи лет одиночества. - Но у меня теперь ребёнок, живой ребёнок, которого кормить надо... Так что передай всем, что Сесили работает за еду. За хорошую, качественную еду.
  - Так тебя зовут Сесили?
  - А как ты меня вызывал? - удивилась она. - Ну ка, покажи своё заклинание. Ты так истошно тянул меня своими эмоциями, что я его даже не рассмотрела.
  Он повторил ей древние слова, призывающие сильнейшего из всех...
  - Ну ничего себе... Я, оказывается, сильнейшая, - хмыкнула она. - Приятное чувство.
  - Ты... - робко начал он.
  - Да. Я сделаю то, о чём ты просишь. Но ты совершаешь непоправимую ошибку, мальчик. Она ведь даже не мертва. Просто ушла от тебя, просто у вас разные судьбы. Ты переживёшь.
  - Я не хочу переживать! Я не хочу жить без неё! Уже год прошёл, год... я не живу! Это не жизнь!
  - Перестань орать, - сказала она очень грустно. - Я всё сделаю, я уже обещала. Но это будет не она. То, что я создам, никогда не будет ею... Хотя в каком-то смысле для тебя это будет лучший вариант. Ведь основой станут твои воспоминания о ней, ну и воспоминания всех окружающих... Я сглажу всё ненужное, вам будет хорошо вместе. Но, повторяю, то, что я создам никогда не будет ею. Ты этого хочешь?
  - Да.
  - Отлично. Но её копию надо будет как-то прописать в этой реальности, и вот с этим я помочь не могу. Тебе нужен демон, высококлассный. Могу подсказать одного, сердобольный, если так вообще можно сказать о демоне. Возьмёт с тебя недорого, дешевле прочих. Но душу, разумеется, придётся отдать. Дай бумажку и ручку, я напишу его имя для призыва.
  Он снова слегка офигел.
  Она расхохоталась.
  - А ты что предпочитаешь, чтобы я выжгла его на холодильнике? Так эффектнее что ли? Мужчины, ну почему вы всегда так склонны к позёрству?
  Он нашёл бумагу и ручку. Она написала имя, на языке, который мёртв пару тысяч лет.
  Он молчал. Потому что она снова на него посмотрела, посмотрела в него.
  - Ну вот... Свою работу я сделала, та, которую ты ждёшь, вернее сказать, думаешь, что ждёшь, материализуется где-то часа через три. А мне пора.
  Он попытался что-то сделать. Но она остановила его.
  - Не утруждай себя, твоими способами с продуктами мне перемещаться несподручно. Могу их попортить. Не забудь передать своим мои новые условия работы.
  Она сняла со связки на поясе интересный ключ в форме короны. Вставила его в только ей видимую замочную скважину. И открыла дверь балкона в обратную сторону.
  Он успел увидеть зелёный луг, прежде чем дверь закрылась за ней...
  Через три часа он снова стал самым счастливым человеком на свете, так он тогда думал...
  
  Они сидели где-то в самом центре зелёного луга, прямо на траве.
  Пьетро бегал вокруг, собирая для них самый красивый букет и пытаясь наловить бабочек.
  Нино с аппетитом уминала полуфабрикаты.
  А Сесили смотрела в чуть вылинявшее, нежно-голубое небо.
  - Прованс прекрасен в это время года, - едва слышно прошептала она.
  - Извини, в следующий раз будет нормальная еда, - обратилась она к Нино.
  - Да ладно тебе, мне и это сгодится.
  - Ну нет, твоему растущему организму это категорически не годится.
  Нино расплылась в довольной улыбке. Сесили улыбнулась в ответ... До этого она так улыбалась только малышу Пьетро.
  - И всё же почему я не могу жить с вами?
  - Я же объясняла, никак нельзя. И вообще тебе нужно как можно меньше времени проводить на границе миров. Иначе станешь, такой как я. Только хуже...
  - Но я хочу быть как ты! Ты прекрасна!
  - Это вовсе не так. И ты обещала меня слушаться.
  - Прости... Всё будет нормально, я найду, где ночевать, кормить меня будешь ты... И прятать от санитаров и соцслужб тоже. Идеальный расклад.
  - По крайней мере, мне нравится.
  Нино светилась. Уж что-что, а светиться улыбкой она умела.
  Вдруг она вспомнила.
  - А как же ночь, когда я напилась и тебе пришлось взять меня к себе домой?
  - А ты считаешь, она прошла для тебя абсолютно даром, - Сесили тихо вздохнула, - глупыш, твой биологический возраст уменьшился на год.
  Нино приоткрыла рот и снова его закрыла.
  - А предупреждала, Порог - место не для людей, Нино. Заметила - там даже животных нет никаких, ни насекомых, и микроорганизмов, кстати, тоже... Это место, где могут жить только монстры...
  - Но ты не монстр!
  - Какая же ты ещё маленькая, - Сесили снова улыбнулась ей, только очень печально.
  - Слушай, а что я творила спьяну? Это надо же было так напиться, что ничего не помню. Может, это потому что я алкоголь пила третий раз в жизни, и в первый в таком количестве.
  - Ничего особенного, просто пыталась петь что-то, потом уснула сразу.
  - Нино, иди сюда, - кричит Пьетро.
  Она с лёгкостью поднимается, подмигивает Сесили и бежит к мальчику.
  "Ничего особенного..."
  "Ничего, о чём тебе нужно помнить".
  Психика девочки крайне неустойчива, если она сохранила бы эти воспоминания, это могло бы плохо закончиться. Если она перестанет доверять Сесили или начнёт её стыдиться... Это конец. Одна она плохо закончит, очень плохо...
  
  Сначала она действительно только пела, пока Сесили несла её на руках. Ещё одно преимущество того, что ты не человек, - большая физическая сила. Хотя Сесили всегда считала, что для девушки это даже некрасиво - быть настолько сильной физически.
  Пришлось взять её в их дом, потому что в том виде, в котором она её нашла, девушку нельзя было оставить.
  Она попросила Пьетро лечь спать самому, он всё сделал. Хороший, послушный, взрослый мальчик. Её мальчик. Её опора.
  А Нино она перетащила с продавленного дивана в гостиной в свою спальню.
  Потому что на самом деле Сесили не нуждалась в сне, уже тысячу лет как.
  Что не мешало ей спать на большущей двуспальной кровати и иметь дико дорогой матрас.
  И поначалу Нино и правда отключилась, но вот потом...
  В неярком лунном свете её волосы отливали позолотой, и она всё время смеялась, и путала слова, и была страшно неловкой. И обнимала крепко, а целовала, куда достанет, доставала, в основном, в шею. И всё пыталась объяснить, как она восхищается ею... И что для неё она самое лучшее, что может быть на свете. Нет, даже лучше. Лучше чем мечта... Чем все её убогие жалкие мечты за всю жизнь.
  И как ей завтра будет стыдно, и как ей уже стыдно. Но это ведь завтра.
  Успокоить её оказалось проще простого, просто обнимаешь покрепче. И весь секрет.
  Когда Нино опять уснула, Сесили вылезла из постели и ушла на диван. Она долго сидела и улыбалась темноте. До самого утра.
  Ну что взять с пьяной глупышки...
  Сесили слишком давно никто так не целовал.
  Точнее, никогда никто так не целовал.
  
  - Мама, смотри, какую бабочку я поймал.
  - Голубянка Лёви4, как странно... Они же здесь не водятся.
  - Правда, красивая? Как глаза у нашей Нино.
  - Правда, Пьетро.
  - А ещё Пьетро набрал цветов. А я буду плести венок, - раскрасневшаяся Нино присела рядом.
  - Мама, можно я отпущу бабочку, ведь ты уже ею полюбовалась, Нино тоже, а ей совсем не место в банке.
  - Конечно, малыш.
  Когда он чуточку отбежал от них, она сказала:
  - Послушай, Нино. Я ведь тебе уже говорила, патологий у тебя нет, основные проблемы твоей психики связаны с детскими психологическими травмами. И я могу забрать их все, полностью и подчистую. Мне по силам сделать это аккуратно. Ты будешь полностью здорова.
  - Да. Но без моих сдвигов это буду уже не я, - Нино смотрела вдаль куда-то перед собой. - Но если ты скажешь...
  - О нет, меня ты устраиваешь такой, какая ты есть, Нино. Даже более чем устраиваешь.
  - Более чем... - Нино перестала дышать.
  - Я люблю тебя, глупыш.
  Нино густо покраснела. А затем уткнулась в венок, не в состоянии прятать блаженную улыбку.
  "Может, всё же не стоило ей это говорить", - усмехнулась про себя Сесили.
  Она тоже улыбалась.
  
  
  Примечания:
  ¹ "Битва экстрасенсов" - популярное телешоу на канале ТНТ о людях с экстрасенсорными способностями.
  ² МГУ - Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова
  3 "Липецкая" - марка лечебно-столовой минеральная вода, названная по имени города, в котором её производят.
  4 Голубянка Лёви - довольно редкий вид бабочек.
  
  
  
  . Первый кошмар
  
  Нино во второй раз ночует в доме Сесили и Пьетро.
  В этот раз она спит на продавленном диване в гостиной. Вернее, это Сесили думает, что она спит.
  Нино лежит тихо, как мышка, и прислушивается к звукам дома.
  Вначале ей кажется, что всхлипы почудились ей, но нет...
  
  Сесили не замечает её. Она слышит шаги босых ног по старому скрипучему паркету, только когда Нино уже где-то совсем рядом с её кроватью. Нино легонько залазит под её одеяло и обнимает плачущую Сесили, прижимаясь к её спине.
  Сесили резко выпутывается из этих нежных, нерешительных объятий и поворачивается к ней.
  Полумрак не скрывает её слёз. Сесили недовольно хмурится.
  - Почему ты плачешь? - робко и едва слышно шепчет Нино.
  Она никогда не видела Сесили плачущей... ей казалось...
  - Потому что он прав, Лес прав, он сказал правду, я краду твою жизнь и твоё будущее.
  Каждое слово как ядовитый шип, напитано болью. Она говорит громким шёпотом, чётко и членораздельно.
  - Это не так... нет...
  - Так... Как была мерзким чудовищем, так и осталась им...
  За этим словами годы воспоминаний, которые не понять маленькой Нино.
  - Нет... - едва слышно шепчет Нино.
  Она снова обнимает Сесили, приникает ближе.
  На это раз Сесили не сопротивляется. Она слишком обессилена всем произошедшим.
  Нино осторожно начинает целовать её заплаканное лицо.
  Потом поцелуи делаются настойчивее. Нино чувствует, как слёзы высыхают под её губами.
  А затем... она уже не разбирает куда целует и попадает в губы.
  На пару секунд...
  Ослепительной вспышки.
  Она быстро отстраняется.
  - Мамочка! - пронзительный крик Пьетро взрывает спящий дом.
  - Малыш! - Сесили вылетает из постели и объятий Нино.
  Нино бежит следом, не поспевая за ней.
  
  Пьетро сидит на постели, его плечи вздрагивают.
  Сесили бросается к нему и обнимает.
  При виде вошедшей вслед за ней Нино мальчик пытается скрыть свои слёзы.
  - Что тебе снилось, Пьетро? - спрашивает Сесили.
  - Не помню...
  - Ну ничего-ничего, это лишь плохой сон, и он уже закончился, мой милый, идём...
  Сесили берёт его на руки, как маленького ребёнка, Пьетро обнимает её за шею. Его худючие ножки болтаются по бокам её тела. Сесили несёт его в свою комнату. Нино идёт за ними.
  - Давайте-ка ляжем все вместе, ребятки, - улыбнувшись, предлагает Сесили.
  
  Так они и лежат на огромной двуспальной кровати Сесили. С Пьетро посередине.
  Мальчик засыпает быстро. Он всё ещё слишком утомлён.
  Сесили улыбается Нино и тихо шёпчет:
  - Понимаешь, что это значит?
  - Нет... У Пьетро был кошмар, так... я думала, ты даришь ему только хорошие сны.
  - Да, так и есть. Сегодня я ему вообще ничего не показывала, решила - пусть отдохнёт...
  - Так это... - возбуждённый шёпот Нино делается слишком громким, и она осекается, боясь разбудить Пьетро.
  - Да. Его собственный сон. Кажется, он учится сам хранить свою память, - Сесили улыбается счастливой улыбкой.
  Нино смотрит на её губы в полумраке. Смотрит не отрываясь.
  Сесили хмурится.
  - Ты сердишься? - робко спрашивает Нино.
  - Нет, моя девочка, - тихо шепчет она, её лицо делается очень серьёзным, потом, помедлив, она добавляет, - но это был мой первый поцелуй.
  Больше они не говорят.
  Сесили прижимает к себе спящего Пьетро, Нино тоже обнимает мальчика, их руки соприкасаются.
  Сесили засыпает.
  Нино не спит до самого утра, глядя на её лицо.
  Во сне Сесили выглядит совсем девочкой... очень маленькой и очень беззащитной.
  
  
  
  10. Ключ
  
  Каждый раз, перед тем как отпустить его погулять, она оправляет его одежду, ласково целует в щёку и неосознанно проверяет наличие ключа, проводя одним пальчиком по цепочке на его шее.
  - Мамочка, я буду осторожен, - тихо шепчет он ей на ухо, когда она склоняется над ним.
  
  Это было пять лет назад. Пьетро потерялся. Сесили едва удалось его отыскать. Немалой ценой.
  Тогда она стала отчаянно искать ключ.
  
  - Мамочка...
  - Знаю, милый, тише, я знаю, но с моими ключами тебе играть нельзя, и мой ключ тебе не подойдёт, но я найду тебе новый ключ, тот, который всегда будет вести тебя к дому.
  - Всегда?
  - Всегда-всегда... Ты больше никогда не потеряешься.
  - Свет лампы и ключ.
  - Да, малыш мой, свет и ключ.
  
  - Ну и где мне его взять? - Сесили хмуро смотрела на длинную узкую фигуру в чёрном как ночь фраке с безукоризненно белой рубашкой.
  - Тебе нужна копия с твоего ключа, только путеводная, - усмехнулся он, обнажив зубы-шипы.
  - Всего лишь путеводная! - передразнила она. - Кто мне её сделает?!
  - Ты хотела сказать нарисует, ключи куют либо рисуют... рисуют чистые души.
  - Дети?
  - Да. Но тебе нужна не просто чистая душа, а душа, жившая на границе миров.
  - Ты знаешь, здесь не выживёт ни одна душа.
  - Разве, Сеси, я ведь собственноручно убил однажды такую душу, чтобы она снова жила... Душу, которая принадлежала нашей общей знакомой...
  - Конечно, как я...
  - Найди девочку, кажется, теперь её зовут Тоней. Если я не путаю.
  - Найду, - Сесили улыбнулась, - спасибо, Никак.
  Она тихонько привстала на носочки и прежде, чем он успел возразить, легонько коснулась губами его ледяной и леденящей щеки.
  На долю секунды он почувствовал... тепло.
  Когда она ушла, он ещё долго ощупывал своими чрезмерно длинными пальцами в безупречно белых перчатках место, которого коснулись её губы.
  - Слишком горячая... слишком много любви внутри... бедная девочка... - почти неслышно прошелестел он.
  
  Девочка низко склонилась над партой, только она оставалась в классе на переменах, совсем одна - она увлечённо рисовала на тетрадном листе.
  Невидимая рука Сесили гладила её по голове, по русым волосам.
  Девочка творила копию ключа под её чутким руководством.
  Наконец рисунок был окончен, Сесили взяла его и... в её руку послушно лёг ключ. Ключ, ведущий к дому.
  Ключ, сотворенный самым преданным сердцем.
  А девочка забыла о сотворённом.
  Сесили уже хотела уйти, когда её взгляд замер на одном из рисунков девочки. Гротескная фигура с неестественно изогнутыми пропорциями, белое косое каре... Два черных глаза, но один на полтона чернее... И подпись... Слово, выведенное детским мелким подчерком "Анна".
  - Ты помнишь, N, ты всё-таки помнишь.
  Сесили очень грустно улыбнулась.
  
  - Закрой глаза, - попросила Сесили, и Пьетро послушно их закрыл.
  Что-то холодное легло на его шею, но стало постепенно нагреваться о кожу.
  - Теперь открой.
  Он взял предмет в руку.
  - О, мама! Это... это... крылья? - Пьетро рассматривал два серебристых крылышка и ключ, висящие на цепочке.
  - Да, два крылышка, чтобы ты мог летать и без меня, мой мальчик.
  Он серьёзно посмотрел на неё синими глазами.
  - Я не хочу летать без тебя, мама. Я никогда не оставлю тебя в одиночестве.
  Она обняла его обеими руками, крепко прижала к себе.
  - Я знаю, мой дорогой, этот ключ и эти крылья - чтобы ты всегда мог прилететь к дому.
  
  
  
  11. Возвращение
  
  - Да, да, - сказал Том секундой позже. - Теперь я знаю
  его, твое благословенное имя.
  Он подошел к лестнице, ведущей сквозь
  лунный свет на чутко ждущий чердак Дома.
  Он глубоко вздохнул и задержал дыхание.
  - Сеси, - сказал он наконец.
  Дом вздрогнул.
  Р. Бредбери "Из праха восставшие"
  
  
  Ему всё время чего-то не хватало, все эти годы. Всю эту тысячу лет.
  
  Однажды утром он проснулся и не нашёл её привычно посапывающей под боком.
  Она часто это делала, она частенько прибегала и забиралась в его кровать после ночных кошмаров. Не могла уснуть одна, приходила к нему под бок. Прибегала греться.
  Но тем утром не было звука её сладкого привычного дыхания рядом. Её не было во всём роскошном доме, который он купил.
  Её не было.
  Нигде не было.
  Крохотная записка: "Прощай, не ищи".
  Он не искал, она же его об этом попросила.
  И всё же ему чего-то не доставало.
  В смехе его очередной подружки-игрушки ему слышался порой её полудетский голосок.
  Его очередной девушке было семнадцать, и он впервые задумался тогда, с каких пор он перешёл на молоденьких дурочек. Он, всегда предпочитавший умную беседу и зрелых женщин, воспоминания зрелых женщин. Игристые, как дорогое вино.
  Неужели он стареет?
  Бред.
  Он скучал?
  Скучал.
  По ней. По запаху её волос и по её сопению у него под ухом, по её ужасному смеху, по её умению радоваться каждой глупости, по её непреходящей невинности, по её сердечности, порядочности, глупости... женственности...
  Он скучал по теплу.
  По дому.
  Тысяча лет, чтобы понять, что он просто соскучился по лучшему другу.
  По подлинной женской ласке.
  По Сесили.
  И однажды он вновь услышал её имя.
  
  Случайно, от одного своего клиента, искуснейшего мага, для которого он воровал чужие заклинания под страхом собственной смерти, в блеске азарта и возможности наживы для себя. Крупной наживы, нужно отметить.
  И вот он, весь такой из себя незаменимый, лучший в своём деле, крутой профессионал, впервые услышал, как чьё-то имя было произнесено его клиентом с большим придыханием, чем его собственное.
  Он никогда прежде не слышал, чтобы её имя произносили так.
  Раньше это имя знал и произносил только он. С ласковой нежностью, жалостью и заботой.
  Сейчас в её имени внезапно появилась величие.
  Сесили.
  Сильнейшая Собирательница, единственная Собирательница среди собирателей.
  "Только у неё принципы, понимаете. Собирательница никогда не изменяет им и на такое дело не пойдёт, не подступиться к ней".
  Тогда у него не осталось сомнений, что это она.
  
  Что им двигало? Интерес, любопытство, желание увидеть, каких высот она достигла, может, немного зависти? Смесь всего и не только этого, но более всего интерес.
  Разыскать её было несложно.
  Её знали - не любили, и поэтому знали. Он считывал её в потоке чужих мыслей и воспоминаний, стараясь проследить путь, который она прошла за эту тысячу лет.
  "С ней ребёнок и девушка, нет, девочка, двое детей... Ты наконец завела детей, Сесили?"
  В его голове рисовался образ и копились вопросы, пока он шёл к тому месту на берегу Сены, где она должна была гулять в этот час.
  Это он научил её держаться ближе к воде.
  Вода всё смоет.
  
  Он увидел её, тонкую, выеденную Гранью, поломанную фигуру, плавность и одновременно ломанность, даже ломкость, в линиях.
  Он почувствовал её сразу, ту самую девочку, которую нашёл в лесу.
  - Где ты шлялся, Лес?
  - Заигрался, Сесили.
  - Здравствуй...
  Непроизнесённое, неслышимое никому кроме них самих.
  - Мама, кто это? - спросил худенький всклокоченный мальчишка, жавшийся к её правой ноге.
  - Это Лес, Пьетро, мой старый друг, я тебе рассказывала, помнишь? Лес, а это Пьетро - мой сын.
  - Милый воробей, - Лес улыбнулся мальчику, - похож на тебя. А это?
  Он бесцеремонно кивнул в сторону девушки-подростка, стоявшей чуть поодаль, за левым плечом Сесили.
  - Моя Нино, - обида в голосе выдала силу её привязанности к девчонке.
  - Нино Лестафье, а ты - Лесли, я в курсе, - Нино вышла вперёд, представилась, не глядя ему в глаза. Ей бы пришлось задирать голову, и это было бы комично.
  Лес всё же поймал её взгляд, он поразил его больше всего остального. Это был взгляд не девочки, которой она казалась внешне, это был взгляд мальчишки.
  Тогда Лес не стал присматриваться внимательно, его внимание поглотила Сесили. Позже он выудил этот фрагмент из памяти, повертел, покрутил, рассмотрел и понял свою ошибку.
  Эта крошка смотрела на него как мужчина, соперник, собственник.
  А потом, когда она повернулась к Сесили, она смотрела на неё как на самое восхитительное на свете сокровище, сосредоточение бытия и смысл жизни.
  С тем обожанием, с каким и должен смотреть мужчина на по-настоящему любимую женщину, и которое потерялось в веках.
  Тогда он не заметил этого.
  Он смотрел на неё. На свою Сесили.
  Пытался уловить тонкий аромат её волос, который перебивал его же собственный парфюм.
  Запах Сесили - запах дома.
  
  Она отправила Нино и Пьетро прогуляться. Нино бросила вслед ему взгляд, полный нескончаемого презрения и зависти.
  Смешная малышка.
  Они вместе неспешно шли вдоль берега, подошли к каким-то сваленным строительным балкам. Она плюхнулась прямо на них, не глядя, куда садится. Он деловито достал одноразовые платки из сумки и протёр место, куда собирался сесть, чтоб на его безупречных светлых брюках не осталось и следа.
  - Ты совсем не изменился, - она громко рассмеялась, фыркая и раскачиваясь из стороны в сторону всем телом, - всё такой же красавчик.
  - Ты тоже совсем не изменилась, Сесили.
  
  
  
  12. Кошка
  
  Я - кошка, которая гуляет сама по себе...
  Еще никому не удалось меня приручить.
  
  Это было пять лет назад. Пьетро потерялся. Сесили едва удалось его отыскать. Немалой ценой...
  
  - Что мне делать?! - Сесили носится взад и вперёд, заламывая руки. - Что же мне делать?!
  Её спутник стоит спокойно, опираясь на прямую, безупречно-чёрную трость с чёрным камнем в набалдашнике. Прямой, узкий, в чёрном, как сама ночь, фраке, безупречно белой рубашке под ним. Неестественно большая луна освещает траву большого луга, раскинувшегося вокруг них, придавая им сине-зелёный оттенок.
  Пьетро пропал, его нет уже двое суток, она обыскала все его любимые места, но его нет.
  Видимо, он заблудился; если она не найдёт его в ближайшие часы, она уже не сможет восстановить его память. Он не умрёт. Но лучше бы он умер.
  - Пьетро! - Сесили выглядит словно помешанная. - У меня в запасе пара часов, не больше... Неужели нельзя его найти?
  - Есть способ, - произносит он шипящим голосом.
  Сесили замирает и гневно осведомляется.
  - Так отчего же ты молчал, Никак?
  - Потому что с тем, кто может его выследить, лучше не иметь никаких дел вовсе.
  - О ком ты?
  - Я говорю о Кошке. Помнишь, легенды о Первейшем. Я достаточно долго здесь, чтобы знать, что это не легенды. А ещё, чтобы помнить не только самого Первейшего, но и его ручную зверушку. Я помню Кошку ещё в те времена, когда её называли Пэтти и голой водили на поводке, возможно, поэтому меня она не трогает. Это абсолютно сумасшедшее, безнравственное животное, которое любит только одно - маленьких девочек. И уже само собой разумеется, она не станет бесплатно искать твоего сына.
  - Но она его найдёт?
  - Да, она его найдёт, без сомнения.
  - Спасибо, Никак.
  - Прости, Сеси. Надеюсь, ты ей не понравишься... хотя о чём это я... в жизни не встречал такой хорошенькой маленькой девочки, как ты... - свистящий голос обрывается чем-то, отдалённо напоминающим вздох сожаления.
  - Ты отведёшь меня к ней?
  - Конечно, мисс, я вас провожу, - он галантно подставляет Сесили свой локоть.
  - Что Кошка делает с маленькими девочками?
  - Она их сжирает духовно и ломает физически.
  ***
  - Бастиан.
  - Кошка.
  "Бастиан", - удивлённо отмечает про себя Сесили.
  - А теперь оставь нас, Бастиан, это девичьи разговоры; полагаю, у госпожи Собирательницы ко мне дело. Ко мне никто просто так не приходит.
  Значит, Кошка знает его имя. Но что-то подсказывает Сесили, что она узнала его нечестным путём.
  Сесили и Кошка разглядывают друг друга.
  Кошка изучает вытянутую фигуру Сесили, вглядывается в её глаза.
  Сесили невольно любуется кошачьей гибкостью своего оппонента, но держится настороже.
  Кошка представляет из себя существо странное и совершенно нечеловеческое. Гибкое тело, искаженных, но безумно соблазнительных пропорций, длинные пухленькие пальцы с острыми ногтями-коготками, чувственные губы, которые то и дело изгибаются в томных гримасках. Одета она в белые с красным кружевом трусики и корсет. И, кажется, даже эта одежда стесняет каждое её движение; и в самом деле дитя природы, скорее зверь, чем человек.
  - Муррррр, ну здравствуй, моя сладенькая девочка, боишься меня?
  - Нет.
  - Врать нехорошо.
  Смех Кошки похож на рычание.
  - Вот не знала, что среди Собирателей опять появилась особь женского пола... мррррр... девочка, такая безумно нежная, вкусная девочка, мяу.
  Зрачки Кошки расширяются, она движется так стремительно, что за этим невозможно уследить, мгновение, и она застывает в опасной близости от Сесили.
  Сесили чувствует её запах. Сладкий, манящий, немного терпкий, слишком яркий для запаха женщины, слишком соблазнительный для запаха мужчины. Провоцирующий запах.
  Кошка облизывает губы, а затем вылизывает собственную руку.
  - Так чего же ты хочешь, моя милая девочка, мур-мур?
  - Мой сын пропал. Никак сказал, что ты можешь найти любого, где бы он ни находился.
  - Есть его вещь?
  - Ну да... а зачем?
  - Я ищу по запаху, муррррр, - Кошка смеётся.
  Сесили делается очень не по себе.
  - Но ты же знаешь, что должна мне заплатить, моя маленькая сладенькая девочка?
  Сесили молчит.
  Кошка обвивается вокруг неё за считанные секунды, пальцы вспарывают тонкую ткань платья, а следы коготков остаются в самом низу её живота.
  - Мммммм, какая ты сладкая, в самом деле сладкая, - Кошка лижет её шею.
  Сесили нелегко выпутаться из этих по-настоящему стальных объятий.
  Наконец, она вырывается и отскакивает в сторону.
  - Меня не устраивает цена, - она старается, чтобы её голос не дрожал от страха.
  - Отчего же, твоя жизнь за жизнь твоего мальчика...
  - Откуда...
  - Иначе ты бы не пришла, к Кошке идут по крайней нужде. Мне даже заглядывать в тебя не нужно, чтобы это знать.
  - А ты попробуй.
  Кошка пробует и...
  Вспышка боли.
  - Дрянь! - взвизгивает Кошка.
  - Дрянь, которая сильнее тебя и которой есть, что тебе предложить, - улыбается Сесили, - кроме своего тела.
  - И что же? - Кошка заинтригована.
  - Есть кое-что лучше, чем тело, душа... Я одна из немногих, кто может забирать и эмоции. И когда-то я собрала очень богатую коллекцию, я забирала боль у людей... Это коллекция изобилует униженными маленькими девочками, если хочешь, я тебе её подарю. Интересует?
  Кошка думает, издавая звук, похожий на нежное мурчание.
  - Идёт, Собирательница, - наконец отвечает она.
  - Сначала - мой сын, потом - плата.
  - Идёт, мррррр, моя сладкая красавица.
  И Кошка нежно проводит кончиком пальца по губам Сесили. Отчего та вздрагивает. Но терпит и достаёт из-за своей небольшой сумки, висящей через плечо, майку Пьетро.
  Кошка подносит её к носу, слегка морщит его и бросает: "За мной!", устремляясь вперёд с дикой скоростью.
  
  Когда они находят Пьетро, он уже почти овощ, ничего не помнящий овощ.
  Сесили склоняется над ним.
  - Зря стараешься, - говорит Кошка, - ты его не вернёшь.
  - Это мы ещё посмотрим, - выдыхает Сесили и обнимает сына.
  Через пару минут Пьетро открывает глаза и робко шепчет:
  - Мама...
  Потом он снова теряет сознание, но можно уже о нём не волноваться.
  Кошка смотрит на Сесили со всё возрастающим плотоядным интересом.
  - Твоя плата, - спокойно произносит Сесили, "перекачивая" в голову Кошки свою "коллекцию извращений".
  Кошка замирает в экстазе, её губы слегка дрожат.
  Сесили встаёт с Пьетро на руках.
  - Мур... я так жалею... - нежно мурлычет Кошка.
  - О чём?
  - Я продешевила... ты стоишь куда дороже, моя безумно сладкая девочка. Ну ничего... До встречи...
  - До встречи, - холодно и спокойно отвечает Сесили, унося Пьетро домой.
  
  Расслабиться Сесили позволяет себе только дома. Её всю трясёт от страха. Она вот-вот заплачет.
  Но тут Пьетро приходит в себя и зовёт её.
  - Да, мой малыш, - Сесили поспешно утирает слёзы тыльной стороной ладони.
  
  
  
  13. Бойцовая рыбка
  
  Анна, ты говоришь, что я взрослый, большой и сильный,
  Говоришь, я мужчина-все-время-должен-держаться.
  Хельга Обскура
  
  У него на шее болтается кулон. Бойцовая рыбка. Но он никогда не дрался.
  Кулаками.
  Никогда не дрался, как сейчас.
  Он вообще не любит контактировать физически.
  Лес сплёвывает кровь.
  Круг Собирателей сдвигается плотнее. Кто-то из них сохранил человеческий облик, но на это уходит много сил, такие слабее тех, кто уже не выглядит людьми...
  Чтобы стать Собирателем, когда их полный комплект, надо убить кого-то из них.
  Странные, покорёженные жизнью на границе миров, вытянутые фигуры... тонкие руки-палки.
  Здесь собрались не все Собиратели. Сильнейших не интересуют подобные игрища. Таким, как он, их не победить. Если только сами не захотят поддаться... Ещё один способ уволиться, если ты слишком устал от этой работы.
  Здесь собрались свежие особи, те, кто ещё гордятся своим статусом, не более пятисот лет в должности.
  У его противника тонкие руки, но крепкие удары.
  И физические, и ментальные. Он знает, что ему не выйти из этого круга живым.
  Ропот пробегает по их рядам, как вздох.
  По рядам обступивших его призраков, бывших когда-то такими, как он.
  Имя.
  Имя её... Сесили.
  Единственная. Она несёт своё имя. Как корону или терновый венец?
  Они расступаются со страхом и отвращением.
  Девушка сильнее их... Мужской шовинизм неистребим нигде.
  Она даже не прикасается к его противнику, но его корёжит так...
  Она всё смотрит и смотрит, сузив глаза, как он корчится.
  Её губы кривятся.
  Лес начинает понимать, сколь мало в ней осталось от той девочки, что когда-то исчезла из его жизни.
  Она оставляет его противника в живых.
  Лес, пошатываясь, встаёт за её спиной. Он должен встать сам. Он не позволит ей его поднимать.
  - Не добьёшь? - презрительно интересуется один из зрителей.
  - Отчего же, я вполне могу добить тебя.
  Они затыкаются, все затыкаются, она берёт его под руку и выводит из круга.
  Он вырывает руку.
  - Какого чёрта! Я тебя спрашиваю?! Какого чёрта, Лес?
  Он молчит.
  - Ладно, мне пора, Пьетро скоро вернётся домой, он не найдёт дом, если я не зажгу свет...
  Сесили идёт дальше, уходит подальше от мёртвого амфитеатра, где проходил бой, держа спину прямо и не оборачиваясь. Только пальцы её рук ни на секунду не останавливаются в сумасшедшем танце.
  Он идёт за ней.
  Когда они отходят достаточно далеко, чтобы их никто не увидел, Лес порывисто обнимает её сзади и привлекает к себе.
  Какая же она стала тонкая... хрупкая...
  Запах её волос... запах дома...
  - Отпусти, мне надо к Пьетро, - едва слышный шёпот.
  Она совсем-совсем не изменилась.
  Она сбрасывает его объятия и уходит.
  
  Лес возвращается в пустой амфитеатр, вскидывает голову, любуясь вечно полной Луной, и вдруг замечает существо, примостившееся на самом верху.
  Одна из Безымянных, невозможно худая девица в чёрном, как ночь, драном, безумно коротком платье, которое вполне можно было принять за длинную майку, чёрной кожаной косухе и огромных черных гриндерах на ногах-палках. Только ростом она не вышла. Все Безымянные, которых он встречал, длинные, с него ростом или чуть ниже, а эта - кроха.
  Видимо, она незаметно была здесь всё время и наблюдала за боем. Странно, Безымянные боятся Собирателей и стараются соблюдать субординацию.
  Она не замечает его, она сидит на вершине амфитеатра, как на насесте, и декламирует в пустоту стихи. До него долетает только последний куплет:
  
  "Мои замки расплылись-расквасились мокрой глиной.
  Вышибают клин клином, но где найти такой клин?
  Твои волосы пахнут шиповником и апельсином.
  Без тебя не получится взрослым, большим и сильным.
  
  Без тебя не получится никаким".
  
  Она глотает и комкает последнюю строчку...
  Затем "кроха" резко спускается к нему в один прыжок.
  - Ты уронил, - насмешливо говорит она, протягивая ему что-то на раскрытой ладони своей слишком длинной руки. Потом добавляет. - Нда, теперь ты уже не такой красавчик.
  - На себя посмотри, тоже мне, красотка, - ухмыляется в ответ Лес.
  И тут он замечает, что у неё один глаз полностью чёрный и уголок рта приподнят, её неестественно длинные конечности гнутся во все стороны...
  - Ты становишься Белой?!
  - О да, детка, всем кажется, что это быстро, на самом деле это медленный и тягучий процесс, - она улыбается, высунув длинный чёрный раздвоенный язык. - Какой ты внимательный и догадливый мальчик, начинаю понимать, что Сеси в тебе нашла.
  - Сеси? - он удивлённо вскидывает брови.
  - У нас особые отношения, милый...
  - Только не мальчик. Я старше тебя на пару тысяч лет.
  - Здесь это не играет роли. Да ты возьми.
  Она всё ещё протягивает ему руку ладонью вверх.
  На ней лежит отломанный плавник его рыбки.
  - Оставь себе, бойцовая рыбка. Как ты держишься?
  - Не знаю. Со мной почти уже никто не общается, всё ждут, когда я стану монстром. Только Сеси и один мой друг... он говорит, что я никогда не стану Белой, что я навсегда застряла где-то на границе...
  - Но отчего так?
  - Это моя расплата. Я и хочу сойти с ума... уже наконец... и не могу... А ты придурок, кстати. Тебе обязательно надо быть большим, крутым и сильным?
  Она заглядывает в его лицо снизу вверх, зажимая в ладони отбитый плавник.
  - Есть много способов остаться на Грани, детка, если ты реально хочешь остаться...
  Она уходит, унося в зажатом кулаке плавник его рыбки.
  - Эй, о чём стихи, что ты читала? - кричит он ей вслед.
  - О любви, - шелестящий смех и обнажённые в гадкой улыбке зубы-шипы. И уже гораздо тише, свистящим шёпотом. - Об Анне...
  
  
  Примечание: Здесь цитируется последний куплет стихотворения Хельги Обскуры "Анна". Это стихотворение - своеобразный лейтмотив другой истории о двух Аннах.
  
  
  
  14. Ресница
  
  На какой щеке, угадай, ресница?
  Мне нужен миг, чтобы испариться,
  Потеряться, забыться,
  Не появляться и даже не сниться...
  (с) Flёur "Ресница"
  
  Она быстро шагает по чужому городу чужой страны, её шаги мерно звучат в такт капель ливня. Безутешные слёзы на её щеках смешиваются со струями дождя, которые уже насквозь промочили её одежду и волосы. Нино идёт летать.
  
  В такую погоду хороший хозяин не выгонит из дома собаку. Первый весенний ливень, пронизывающе холодные струи дождя...
  Редкие прохожие, на которых Нино натыкается, едва не сбивая с ног, что-то кричат ей на непонятном языке.
  Им плевать на девочку-подростка с длинными волосами, одетую лишь в лёгкую курточку, промокшую и продрогшую до костей.
  В этом городе тоже есть река.
  Только маленькая и грязная.
  Но главное, здесь есть удобный дом. Для прыжка.
  Нино коллекционирует дома для полёта вниз лет с десяти. А покончить с собой хочет с девяти.
  Только с Сесили она забыла об этом желании.
  Но теперь, теперь...
  Она уже не плачет. По щекам текут только дождевые капли.
  Она стискивает зубы от боли. Слёзы просто закончились. Всё выплакала Нино. И так ещё больнее.
  Пьетро давно научил Нино входить на Границу. А из неё можно попасть в любое место любого мира. Сесили сказала, у неё не выйдет ходить по Граням.
  А у неё вышло. С лёгкостью.
  Сесили сказала, что её психика более повреждённая, чем она думала.
  Обычно Нино не гуляла "далеко", но однажды вышла в это место...
  Дождь почти заканчивается, когда она подходит к дому с "балконами из подъездов", как Нино окрестила открытые площадки между лестничными пролётами.
  Двенадцать этажей, в самый раз для того, чтобы сыграть в бескрылую птичку и превратиться в изломанную кучку плоти на асфальте. Ей нужен двенадцатый, но открыт ли там выход на "балкон"?..
  Нино боится лифтов, боится застрять в лифте, хотя у неё нет клаустрофобии. Этим безумным страхом наградила её бабуля, передав ей свой страх.
  Двенадцать этажей вверх по лестнице. Она никого так и не встречает на лестничных пролётах, только мужчину, который вышел выбросить мусор. Он брезгливо косит в сторону вымокшей девочки, но молчит.
  Двенадцатый. Открыто.
  Нино выходит...
  "Балкончики" огорожены узким полуметровым бордюром из стальных прутьев. Нино взбирается на него.
  И на секунду застывает, раскинув руки.
  Дождь кончился. Зато поднялся неистовый ветер, который разгоняет последние тучи. Умытое солнце выползает из-за одной из них.
  Нино кажется, что ещё чуть-чуть и ветер подхватит её и унесёт за собой, в мир без боли.
  Где она и...
  - Сесили, - едва слышно зовёт она. Её небольшие ножки в мокрых кроссовках оскальзываются о бордюр.
  Ещё чуть-чуть и...
  Кто-то обхватывает её сзади за талию уверенно и властно. И разворачивает к себе лицом.
  Нино стоит на бордюре, поэтому сейчас они с Лесом практически лицом к лицу.
  - Что это у тебя? - Нино с непониманием скользит по Лесу взглядом, рассматривая непонятные знаки.
  - Это плата за удовольствие, принцесса, за всё в этой жизни надо платить... Что ты творишь, а?
  Нино молчит и отводит взгляд.
  - Дура, - произносит он горько, слово - как плевок. - Она тебя выбрала... Тебя и Пьетро, свою семью.
  Пронзительно голубые глаза встречаются с льдисто-серебристыми, и Нино теряет сознание.
  Девушка обмякает в руках Леса. Он берёт её на руки и бережно пристраивает её головку у себя на плече.
  
  
  - Отпусти её! Немедленно отпусти! - Сесили шипит, словно рассерженная кошка.
  В пригороде Парижа совсем весна, Лес бережно опускает Нино на траву.
  - Она пыталась покончить с собой, я всего лишь её усыпил. Ты так с ней ещё не делала? - он усмехается. - Ну конечно, ты не тронешь свою драгоценную девочку, не полезешь к ней в душу... Я тоже не полез, заметь... Сесили.
  - Заткнись! - бросает Лесу Сесили, потом опускается на колени рядом с Нино, гладит её по волосам, напряжённое лицо девушки расслабляется.
  Он продолжает стоять.
  - Но ведь ты сама её калечишь, Сесили, свою драгоценную девочку... Ты забираешь у неё главное, забираешь её будущее, нормальное будущее, в нормальном мире. Возможно, с нормальной семьёй. Она человек, не ты ли мне твердила в своё время, как жалеешь, что стала такой как я... А теперь хочешь забрать у неё право на нормальную человеческую жизнь?
  Сесили не поднимает головы и ничего не отвечает. Она лишь гладит Нино по волосам... Пальцы другой её руки судорожно сжимаются в кулак.
  На щёку Нино падает горячая слезинка. Она просыпается, не понимая, что происходит, пытается приподняться...
  Он вырастает как грибок после дождя.
  Пьетро, маленький Пьетро, вечная мамина тень, что прячется за её юбкой.
  Он встаёт между девушками и Лесом, такой маленький по сравнению с ним и такой храбрый.
  - Прочь! Пошёл прочь! Ты не заслуживаешь ни одной её слезинки! Убирайся, иначе я тебя убью, не смотри, что я маленький, сил мне хватит. Никто не обидит маму и Нино безнаказанно, слышишь!
  Это выглядит комично, худенький мальчик, который почти в два раза ниже мужчины.
  Лес смотрит на него сверху вниз.
  - Ты воспитала достойного сына, - говорит он Сесили. - Прости.
  Лес заворачивается и уходит.
  Нино садится на траве, Сесили порывисто обнимает её за плечи. В ту же секунду Пьетро падает как безвольная кукла, у которой кончился заряд.
  ***
  Они сидят на стареньком причале у небольшой запруды, вода отошла, место обмелело.
  Сесили сидит, широко расставив ноги и болтая ими в воздухе, у неё между ног сидит Нино, которую она крепко, но нежно держит за талию, на своих коленях Нино держит Пьетро, который всё ещё не пришёл в себя и провисает у неё на руках.
  Вот такая странная конструкция.
  - Всё будет в порядке? - тревожно спрашивает Нино.
  - Да, не волнуйся, малыш просто сильно перенапрягся. Слишком много эмоций для него... он же такой слабенький...
  - Бедняжка, - тихо говорит Нино.
  Солнце медленно ползёт за горизонт. Сесили прижимается лбом ко всё ещё влажным волосам Нино.
  - Больше так меня не пугай... - шепчет она.
  Нино молчит и замирает.
  Сесили отстраняется.
  - Он прав, - говорит она тихо и спокойно, - Лес прав, я краду твою жизнь и твоё будущее.
  - А мне наплевать, - просто отвечает Нино. - Я не отличаю реальность и сны, никогда не знаю, где правда, где иллюзия. Какое будущее, у меня его нет. Может, это сон, может, галлюцинация, может, сейчас я в сумасшедшем доме, напичканная лекарствами. Но даже если это так... Пусть не кончается. Я не хочу просыпаться. Не хочу без тебя.
  - Нино...
  - Просто будь со мной...
  
  
  
  15. Два чемодана
  
  Нино ждёт на берегу реки, ждёт с замиранием сердца. Пьетро буквально вываливается из границы миров прямо перед ней, таща за собой их семейный походный чемодан в цветочек.
  Сесили с ним нет. Нино глотает обиженный вздох.
  "Обещала же".
  - У мамы дела, - объясняет Пьетро, - она нас попозже разыщет.
  "Дела... де-ла... ла-ла-ла... вот только с кем? С ним?"
  Нино боится ответа на этот вопрос.
  - Зачем он вернулся? - Нино не замечает, что произносит это вслух.
  - Я тоже не слишком рад, - просто отвечает Пьетро. - Раньше я всё хотел, чтобы он вернулся и мама перестала плакать по ночам... а потом...
  - Что потом?
  - Нам было так хорошо втроём!
  Они молчат. Нино опускает голову.
  - Ну не грусти, моя Нино, - Пьетро старается приободрить подругу. - Я сегодня отведу тебя в просто великолепное место!
  - Куда? - Нино смотрит на Пьетро с интересом.
  - Увидишь.
  И мальчик за руку утягивает девочку в Грань. Та лишь успевает прихватить с земли свой чемодан.
  
  Здесь действительно очень красиво. Самое начало лета, идеальное время, прекрасный, застывший в своей идеальности луг.
  Целый луг только для них двоих. Не хватает только жужжания насекомых, но их на Грани нет. Как нет и животных.
  "Здесь могут жить только растения, потому что они были первыми", - так когда-то объяснил ей Пьетро.
  Нино улыбается, глядя по сторонам во всех глаза.
  - Я знал, что тебе понравится, - гордо замечает Пьетро.
  - Я думала, здесь вечное начало осени?
  - Везде - да, но этот луг - особенный.
  - А почему?
  Пьетро пожимает плечами, он не знает ответа, ему даже не приходило в голову задать вопрос.
  Нино бросает свой чемодан, раскидывает руки и плюхается в густую траву.
  - Это просто восхитительно...
  Пьетро присаживается рядом и бережно кладёт в траву свой чемодан.
  - А что у тебя в чемодане? - неожиданно спрашивает Пьетро.
  - Ась? - Нино поднимает голову из травы. - Оооо, мой дорогой, там вся моя жизнь; хочешь порыться в моих сокровищах?
  - Ну ещё бы!
  - А ты покажешь мне, что в твоём?
  - Разумеется.
  Оба воодушевлены. Пьетро очень хочется узнать побольше о Нино, а Нино - о Сесили.
  Застёжки щёлкают, чемоданы распахиваются, наступает черёд удивительной игры "что у чемодана внутри".
  Два чемодана похожи внешне. Различие в том, что у чемодана Нино совершенно неприметная расцветка и есть ремень, чтобы вешать на плечо, а чемодан Сесили обит тканью в хорошенький цветочный рисунок и дополнительных ремней не имеет. А вот внутри два этих старых чемодана оказываются похожи как братья-близнецы, только у чемодана Нино есть ремни внутри. Чемоданы почти сверстники, примерно одного года выпуска, но оба ещё хоть куда, потому что хранились очень бережно.
  Чемодан Нино принадлежал её бабушке и перешёл к Нино по наследству. Но он был вовсе не бабушкин. Чей он был, бабушка Нино так и не рассказала. Но берегла чемодан, холила и лелеяла его.
  С чемоданом Пьетро история была куда прозаичнее - Сесили просто однажды повстречала его на барахолке, влюбилась и купила.
  Вначале наши юные чемоданоискатели изучают чемодан Нино. Он набит одеждой под завязку, в него напиханы все те вещи, которые Нино забрала, когда сбежала из дома. Чемодан набит так плотно, что даже закрывается с трудом.
  Вещи закреплены "привязными ремнями", как зовёт их Нино, чтобы не вывалиться, если чемодан вдруг раскроется.
  Нино выгребает из чемодана свои вещи и кидает их прямо на траву. Пьетро краснеет при виде её белья. Одни трусики.
  - Ещё одни ношу, - она подмигивает ему.
  Шесть чулок, из которых только двое парные (ещё двое парных чулок надеты на самой Нино). Ярко-бирюзовое короткое платье и четыре майки (ещё одна - на самой девушке, под спортивной ветровкой). Вот и весь её нехитрый гардероб.
  - Я не могла взять с собой много вещей, - рассказывает Нино. - Поэтому взяла только самые важные.
  - Самые важные?
  - Те, которые с историей... Давай я тебе расскажу...
  Пьетро заинтересованно кивает.
  - Видишь вот эту красную майку?
  - Да.
  - Я сшила её ещё в школе на уроке труда, поэтому она такая ужасная, - Нино смеётся. - Я совершенно не умею шить, но мне помогла бабушка.
  - Нормальная майка, - Пьетро хочется сделать Нино приятное.
  - Во всяком случае, твоя мама пообещала мне, что её украсит, - выражение лица Нино при мыслях о Сесили делается мечтательным. - Уж она-то шить умеет.
  - А эта? - Пьетро показывает на старенькую майку чудесного жёлтого, солнечного цвета со спущенными лямками.
  - А это моя любимейшая майка, уфф, сколько в ней всего происходило...
  - В ней? - Пьетро смеётся.
  - Ну то есть, когда я была в ней. Эй! Не перебивай! А то не буду рассказывать! - Нино дуется.
  - Я слушаю.
  - Так-то лучше. А вот эта с цветочными узорами, моя самая новая и самая красивая майка из всех. Я купила её за неделю до побега, три месяца откладывала деньги. Она оказалось жутко дорогой...
  - А эта? - Пьетро показывает на простую добротную майку с изображением фольксвагена.
  - О, эта ещё дороже... Я её украла. Год назад. В большом торговом центре. Проверяла себя, смогу ли я. Я смогла. Но красть нехорошо.
  - А можно без нотаций?
  - Можно.
  - А почему чулки разные?
  - Потому что мне так больше нравится. И да, я не люблю платья, но вот конкретно это очень люблю.
  - У тебя так мало одежды, я думал, девочки любят наряжаться.
  - Не все девочки одинаковы... и потом, я что, плохо одета?
  - Нет! - Пьетро краснеет.
  Нино улыбается.
  - Переходим к кармашку.
  В крышке чемодана есть карман на резинке, чтобы содержимое не высыпалось.
  - Их ты узнаёшь, не так ли? - Нино достаёт серебряные ложечку и вилочку, которые ей дала Сесили.
  Теперь Нино ест только то, чем её кормит Сесили. А та старается кормить её полноценно. Поэтому Нино нужны столовые приборы. Едят они, как правило, в таких же живописных местах, только в реальном мире.
  "И аппетит улучшится на свежем воздухе", - приговаривает Сесили.
  А Нино просто смотрит на Сесили, и ей сразу хочется жить... и есть.
  - А это мне подружка делала... школьная, давно переехала из Парижа, - Нино показывает Пьетро грубоватый, простой браслетик, который нужно наматывать на руку.
  - А это я из дома взяла, бабушкины... - в руки Пьетро ложатся большие тяжёлые старинные ножницы и изъеденное временем зеркальце. Зеркальце небольшое, в круглой металлической оправе, ножницы наточены очень остро.
  - Вот и всё моё богатство, - констатирует Нино, складывая вещи обратно в чемодан.
  Ей приходится сворачивать их очень аккуратно, иначе их туда просто не впихнуть.
  - А теперь твоя очередь! - заканчивая с чемоданом, Нино набрасывается на Пьетро и начинает его щекотать. Малыш боится щекотки, он пищит и отбивается.
  - Переееестань! Нино, а то не покажу...
  Нино мигом прекращает.
  Пьетро открывает свой чемодан, вернее, чемодан Сесили.
  Ящик Пандоры распахнут, Нино с интересом заглядывает внутрь.
  Ничего особенного - так кажется на первый взгляд.
  На самом верху лежит украшение для волос Сесили. Оно повязывается на голову тонкой атласной лентой. Нино много раз видела, как Сесили ловким движением подхватывает им волосы.
  Нино осторожно гладит украшение кончиками пальцев, прежде чем бережно вынуть его из чемодана и переложить себе на колени.
  Здесь же лежит гранёный поисковик Сесили из горного хрусталя.
  С ним оба чемоданоискатели обращаются крайне почтительно, откладывая его в сторонку на приметный камень с ложбинкой. Поисковик на ярком плетёном шнурке, как раз умещается в неё.
  Под украшением и поисковиком оказываются игрушки Пьетро - две машинки и автобус.
  "Неудивительно, что чемодан такой тяжеленный", - думает Нино.
  Пьетро собирает только дорогие металлические модели машин.
  - Сегодня с тобой астон мартин? - замечает Нино, которая знает коллекцию Пьетро наперечёт.
  - Ага, но интересное впереди!
  Под моделями машинок лежит большая, прекрасно сохранившаяся, окаменелая раковина. Ещё одно хобби малыша Пьетро.
  - Какая... - Нино нежно поглаживает перламутр древней раковины.
  - Я слышу в ней доисторическое море... но ты не услышишь, мне так жаль...
  - А я его вижу, - Нино завороженно улыбается, глядя на окаменелость.
  Ещё там, на дне чемодана, лежит небольшая плашечка с изображением муми-тролля.
  - А это кто рисовал? - спрашивает Нино.
  - Я... совсем не помню... - Пьетро грустно морщит лобик.
  - Сыграй, - просит Нино и протягивает Пьетро свистульку в виде совы, чтобы отвлечь мальчика от мрачных мыслей.
  
  Над лугом разносится простая мелодия лёгкого посвиста. Нино лежит на спине в высокой траве, глядя в бездонно синее небо. Украшение Сесили покоится у Нино на животе.
  - Но главные сокровища тоже в кармане, - внезапно вызывает её из сладкой дремоты голос Пьетро.
  Нино вырывается из полусна и резко садится.
  В кармане на крышке Пьетро хранит старую открытку (кто её подарил, он тоже не помнит) и свою коллекцию "ловисов"¹. Ещё там было металлическое изображение компаса...
  - Когда-нибудь я увижу весь мир, - мечтательно говорит Пьетро.
  - Разве тебе мало этого мира, которого никто кроме тебя и не видывал?
  - Он слишком ненастоящий.
  - В смысле?
  - Мама не велит рассказывать тебе такие вещи, но... Знаешь, каждый пришедший сюда видит грань по-своему. Она искажается, подстраиваясь под твоё восприятие.
  - То есть ты и Сесили видите не то, что я вижу?
  - Нет. Правду вижу только я... Мама говорит, это потому что я дитя границы... Мама чувствует правду, но иногда просит меня посмотреть, чтобы удостовериться.
  - И в чём она, правда?
  - Сейчас...
  Пьетро роется в кармане чемодана и достаёт из самых его недр прозрачный круглый плоский камешек. В середине камня такая же круглая аккуратная дырочка, будто просверленная кем-то. Камень странного цвета, весь синий и красновато-коричневый у центрального отверстия.
  - Смотри, и ты увидишь...
  Нино берёт в руки камень и осматривает окружающий её мир сквозь крохотное отверстие.
  Пейзаж обычного луга начинает стремительно меняться, Нино вскрикивает от неожиданности.
  Обзор небольшой, но она видит, как вместо обычной травы под зеленным солнцем на бледно-салатовом небосводе колышется странная нежно-сиреневая растительность. У этой травы есть лица!
  Нино роняет камешек и отползает, осматриваясь по сторонам, но вокруг неё обычный земной луг, полдень, начало лета...
  - Что это, Пьетро? - шепчет она.
  - Это граница всех миров, понимаешь? Здесь собраны по кускам все миры.
  - И все их обитатели...
  - Ну да. Тебе всегда будет казаться, что здесь все говорят на твоём родном французском, но это не так. И Собиратели, они из нашего мира, все они выглядят более менее по-человечески, но вот остальные...
  - Остальные?
  - У нас есть друг из Безымянных... господин Никак, если ты его увидишь, он будет странным, но мало отличаться от человека, - тихо-тихо поясняет Пьетро. А потом звонко усмехается. - Но я-то знаю, какие у него ветвистые рога. Но ты их никогда не увидишь.
  - Это ещё почему? - раздражённо интересуется Нино.
  - Потому что ты с Земли, а он - нет. Я тоже с Земли... я тоже иногда забываю, куда смотреть, и тогда вижу границу миров вполне земной...
  - Это очень странный мир, - выдыхает Нино.
  - Это не мир, а сумасшедший дом, - отзывается незаметно подошедшая к ним сзади Сесили. - Поэтому тебе, Нино, тут опасно находится.
  Пьетро скукоживается, мама его не укоряет, но ему было очень стыдно, что он разболтал Нино то, о чём было велено молчать.
  - Ты опоздала, - капризно отвечает Нино.
  - Прости, было много работы.
  Сесили легко, одним рывком приподнимает Нино и вновь садится вместе с ней, удобно располагая крохотную девушку у себя на коленях.
  - Пьетро, собери все вещи назад, никуда не годится, что они так валяются, - мама не слишком недовольна, и Пьетро прячет улыбку, собирая свои игрушки из травы.
  Сесили очень крепко прижимает Нино к себе.
  - Пусти! Ты была с Лесом, - тихонько шипит Нино, чтобы Пьетро их не услышал.
  - Никуда тебя не пущу...
  От тона, которым Сесили шепчет ей это на ухо, Нино теряет способность к сопротивлению... Так они и сидят, пока Пьетро собирает свои игрушки.
  
  
  Примечание:
  ¹ "Ловисы" - фантики от жвачки Love is. Пьетро испытывает нежную любовь к этой жвачке.
  
  
  
  16. Один вопрос
  
  Год - немалый срок...
  - Как ты? - она аккуратно, едва касаясь, приподняла её голову за подбородок.
  Привычный жест, Нино всегда слишком смущалась при виде неё. И ей, такой высокой и красивой, приходилось приподнимать головку девочки, чтобы заглянуть ей в глаза.
  - Всё хорошо, Мина, - ответила Нино.
  Мина отпустила её подбородок и улыбнулась уголками губ. Нино смотрела на неё.
  Какая же она стала... красивая. Дух захватывает просто. Ничего не осталось от немного растрёпанной веселой обворожительной девушки. Перед Нино леди.
  Но пальчики у леди всё те же, невообразимо мягкая, нежнейшая, ухоженная кожа. Нино никогда не встречала рук ухоженнее, чем у Мины, в этом ей даже Лес не соперник.
  Но у Сесили пальцы мягче и прикосновения тоже...
  - Как же хорошо, что я тебя встретила, я очень волновалась после визита к тебе домой.
  - Ты была у меня дома? - пораженная Нино вскидывает голову.
  Мина смотрит в эти слишком голубые глаза...
  
  Мине двадцать семь лет. Хотя в это почти никто не верит.
  И никто из бывших знакомых не узнал бы сейчас Мину.
  Она очень выросла за этот год. Многое изменила в себе.
  Из-за Нино и того, что сделала с ней.
  Маленькая сумасшедшая девочка научила Мину ответственности.
  Мина боялась возвращаться в Париж. Боялась, но вернулась.
  Ей понадобился год, чтобы убавить чувство вины и заставить себя вернуться.
  
  - Да. Ходила. Я очень волновалась за тебя. Твоя мама в больнице с неврозом, ты знала?
  Нино лишь качает головой.
  - А соседи сказали мне... что ты исчезла, что мать хотела сдать тебя в дурдом, но санитары сказали, что ты просто исчезла... А я не знала, что делать, я брожу по городу третью неделю. Как ты, милая, с кем ты?
  Она взволнованно оглядывает хрупкую фигурку в спортивной куртке и цветастых гольфах.
  Нино молчит. Выбирая слова.
  - Есть... та, что заботится обо мне.
  - Я рада, - Мина улыбается уголками губ, такая привычная, знакомая Нино улыбка, - правда, рада. Я стараюсь, милая, но я по-прежнему не из тех, кто умеет заботиться, а тебе нужен тот, кто умеет.
  Нино улыбается. Мина любит эту улыбку, так солнышко улыбается. Солнечные зайчики в глазах.
  - Ты прости меня за всё, маленькая.
  Слова вырываются сами собой.
  Нино молчит.
  - Ты хочешь что-то спросить?
  Мина всегда слишком хорошо её понимала, просто по выражению лица.
  - Да, но не у тебя. Счастья тебе, Мина. И тебе не за что извиняться.
  Нино обнимает Мину.
  Потом мягко отстраняется и уходит.
  ***
  Нино нужно знать правду, ради самой себя. Этот вопрос вдруг становится самым важным в её несколько нескладном, больном сознании.
  Нино нужно найти Леса.
  Она бодро шагает по весеннему Парижу. Она идёт на Сен-Жермен-де-Пре¹.
  
  Он сидит за летним столиком "Де-Маго"². И потягивает дико дорогое вино из узкого безупречного бокала.
  На него таращатся прохожие.
  За него сложно не зацепится взглядом.
  Красивый, статный молодой мужчина, выше двух метров ростом, светлые длинные волосы, безупречный темно-бордовый костюм-тройка. И странные татуировки.
  Нино, не говоря ни слова, плюхается со всего разбега на свободный стул напротив Леса.
  Да, его татуировки и экзотическая, стильная внешность - магнит для чужого внимания.
  Только, на самом деле, это не татуировки, это клеймо Проходящего³, так объяснила Нино Сесили. Ещё она же вроде говорила, что Проходящие не должны бросаться в глаза.
  - Ну, в должностных инструкциях, если можно так выразиться, это не прописано, это лишь традиция, а следовать ей или нет, - личное дело каждого, - с лёгкой улыбкой в красивом бархатистом голосе отвечает он.
  На незаданный вопрос! Снова читал её мысли! Сволочь!
  Но прежде, чем Нино успевает возмутиться, к ним подбегает официант, ещё бы - одежда и внешность Нино не для этого квартала, не для этого заведения и его цен.
  - Это моя сестра, - небрежно бросает Лес прежде, чем официант успевает хоть что-то сказать. - Яблочного сока для малышки.
  - Мог бы спросить, голодна ли я, - вставляет Нино, когда официант уходит.
  - В этом заведении блюда стоят дороже тебя, увы.
  Вот сволочь!
  - Сволочь, даже не спорю, - продолжает он, слегка щурясь от яркого солнца. - А знаешь, принцесса, я тут внезапно осознал, что делить нам с тобой абсолютно нечего... Я о Сесили.
  Он ждёт, но ответом ему служит холодное молчание.
  Тогда Лес продолжает:
  - Знаешь ли, я не слишком претендую на её физическую оболочку, если вдуматься... Мне гораздо важнее то, что под ней. Физические прикосновения для меня не играют столь большой роли, что для тебя, принцесса. Ты не можешь так "коснуться" её, как я, я не могу коснуться её так, как ты... Хотя бы потому, что у меня не столь нежные физические прикосновения. Просто в силу того, что я не маленькая хрупкая девушка.
  Нино бесит этот разговор. Но она терпит.
  Лес, не находя реакции на свою тираду, удивлённо приподнимает бровь.
  - У меня к тебе есть один вопрос, - просто говорит Нино.
  - И какой же, принцесса?
  - Ты можешь выудить из моей головы воспоминание, которое я сама не помню?
  - Да. Разумеется. И что же ты хочешь узнать?
  - Девственница ли я.
  Приятно смотреть на его удивлённое лицо, мигом потерявшее напыщенность.
  - Ты меня извини, принцесса, но как можно этого не знать?
  - Просто. Я была под кайфом. Всего раз в жизни. И так совпало, что... в общем, я не помню. На утро она долго извинялась. Но я не знаю, за что именно. Я так её и не спросила. Ей и без того было очень плохо. А тогда мне было совсем неважно знать, что именно произошло между нами.
  - Она, - он улыбается. - А ты, оказывается, интересная девушка, Нино.
  Она теряет терпение.
  - Ты поможешь мне, Лес, да или нет?
  - Да, - он резко становится серьёзным. - Смотри мне прямо в глаза, это займёт пару секунд.
  Она смотрит.
  Он сосредотачивается, потом отвечает, очень спокойно.
  - Да, ты по-прежнему девственница, хотя секс у тебя с ней был. У неё хватило самоконтроля не лишать тебя девственности хотя бы... Вообще поражаюсь выдержке этой девушки. Никогда бы не подумал, малышка, что ты можешь быть такой... соблазнительной... Даже я бы не устоял, ей-богу. А ей ты так нравилась.
  Он ошалело усмехается.
  - Мда, в тихом-то омуте... И дурь из тебя к тому времени почти выветрилась. Но ты ничего не помнишь.
  - А у меня так часто, - тихо отвечает Нино, - провалы в воспоминаниях. Это, знаешь ли, немного странно, когда ты забываешь что-то, но ещё страннее, когда путаешь сны и реальность... Я никогда не могу быть уверена в моей памяти... было или нет... Но первой была не девушка, первой моей любовью был парень. Моё лучшее лето, иногда кажется, что и оно мне приснилось.
  Она рассказывает, а он не перебивает.
  Лес понимает, что ей нужно вовсе не подтверждение её воспоминаний, а просто рассказать.
  Для него рассказ этой девочки звучит вовсе не так, как для обычного человека.
  Перед его глазами проносятся её воспоминания. Её жизнь.
  Её лучшее лето. Ей пятнадцать, и его зовут Этьен. У него глаза совершенно неправдоподобного цвета. Нежно-лавандовые глаза. И светло-каштановые волосы, крупный завиток. Тонкая, гибкая фигура. Но даже на его фоне такая крошка, как Нино, смотрится маленькой и нежной принцессой. Ромео и Джульетта, повстречавшиеся на берегу реки.
  - Ему было шестнадцать, и он был не моего круга, скажем так. Совсем не моего. Сын известного дипломата. А ещё он любил рисовать. Нежные перламутровые акварели. Только сюжеты для своих пейзажей он выбирал очень урбанистические. Так мы и познакомились. Он в очередной раз "сбежал" рисовать. Я нашла его на своём любимом месте, на берегу Сены. Я в очередной раз ушла туда гулять, подальше от маминой истерики. Познакомились, разговорились. И не могли наговориться, а потом нацеловаться. Наверное, так у всех бывает, в первый-то раз...
  Лес хочет сказать: "Нет, не у всех, принцесса". Но молчит и слушает.
  И смотрит.
  На девочку и мальчика, которым не суждено быть вместе. Это понимают все, кроме них самих, потому что девочка немного сумасшедшая, а мальчик... он ещё маленький и слишком романтик. Нежный мальчик.
  Девочки всегда взрослеют раньше.
  - Они увезли его подальше от меня, его родители, в частную школу в Англии. И перед тем, как он уехал, его мать мне всё объяснила. Что я ему не пара, что я ломаю его будущее. И я поняла, нет, я действительно поняла. И даже не пошла его провожать. Да они бы и не дали мне его проводить. И лето кончилось...
  Да, лето кончилось. А ещё через две недели умерла её бабушка, единственная её защита от этого мира.
  Лето умерло, солнце тоже.
  Их было много, тех, кому она нравилась, не смотря на кличку Ноно, но они не нравились ей. Она привыкла носить в кармане газовый баллончик или складной нож. Она жила не в самом благополучном районе и выглядела как мечта педофила, сами понимаете.
  - Мину я встретила, когда мне было почти семнадцать, ровно за четыре месяца до дня моего рождения.
  Мина. Девушка-муза. Красивая девушка, очень красивая, добрая улыбка, она зовёт Нино "моя принцесса". Нино ходит за ней по пятам, Нино смотрит на неё украдкой и не может насмотреться.
  А она заботится о Нино, хотя ей кажется, что это не так.
  Но Нино лучше знать, о ней до этого так никто не заботился.
  Мина старается не доводить до греха. Но Нино слишком податливая и наивная.
  Поцелуи в улыбку. И не только в неё. И затем... слишком взрослые прикосновения.
  Послушная куколка у Мины в руках...
  - У неё великолепные руки, она пианистка. Она говорит, что посредственная, но ты бы видел, как она играет. Но делала она это редко, очень редко, по моей просьбе. Она жила в красивой съёмной квартире в элитном районе. Но на какие деньги, я не знаю до сих пор. Она меня кормила, в прямом смысле. Мать тогда сильно пила, пропивала все деньги, дома часто было нечего есть... Мы с Миной познакомились в странной тусовке, я тогда хотела попробовать наркоту и как раз нашла этих ребят. Богема. И с головой едва ли не больше проблем, чем у меня. Она была не такой, слишком чистая и аккуратная на их фоне. Всеобщая муза и любовь. До того дня ничего такого между нами не было - петтинг, не больше. Она говорила, я ещё маленькая, я ещё успею, она так со мной не поступит... Я не знаю, зачем я это сделала. Мама орала, как я похожа на отца и как хорошо ему с новой семьёй. Я хотела сбежать от её крика. И сбежала... в кайф и забвение.
  
  Это была лёгкая наркота. Но Мина пришла в ужас, найдя свою принцессу в полубессознательном состоянии среди этих ублюдков. Лес видит глаза Мины глазами Нино, её воспоминание, которое сама Нино не может вспомнить.
  Мина забрала её к себе домой. Там всё и случилось.
  На рассвете она сама одевала голую Нино, обнимая порывисто через каждые несколько секунд, и шептала, шептала, кусая губы: "Умоляю, прости".
  Ведь Нино несовершеннолетняя. Но дело не в её возрасте...
  - Она себе этого так и не простила, я знаю. Она часто говорила, что совершила в жизни немало скверных поступков, но не жалеет о них. Об этом она жалеет. Я знаю.
  Нино замолкает.
  - Мне жаль, - говорит Лес.
  Его большая ухоженная рука накрывает собой маленькую ручку с обкусанными заусенцами, лежащую на летнем столике "Де-Маго".
  - Ты голодна?
  - Я хочу десерт-мороженное и горячий шоколад.
  - В такую погоду... а не слипнется?
  Она молчит.
  Он заказывает ей самый дорогой десерт, две порции. Всем известно, какие маленькие порции во французских кафе.
  Нино ест с упоением и знанием дела.
  У неё на носу оказывается капелька шоколада.
  Лес стирает шоколад кончиком пальца с носа удивленной Нино и облизывает палец.
  Она смеется, солнечные зайчики в глазах.
  Сейчас они очень похожи на настоящих брата и сестру.
  Лес улыбается, глядя на неё. Он так углубился в воспоминания и сбор информации, что забыл, что такое жить. Теперь вспомнил.
  - Спасибо тебе, Нино.
  - За штом? - её рот набит взбитыми сливками.
  - За ощущение реальности.
  - Это вкусное ощущение, - Нино улыбается.
  - О да.
  
  Лес идёт немного её проводить. Они комично смотрятся рядом, шагающие по Сен-Жермен-де-Пре.
  - Ты правда так думаешь?
  - О чём ты?
  - О Сесили.
  - Да.
  - Кто она для тебя, Лес?
  - Мой дом.
  - А для меня - мой мир.
  - Я знаю, принцесса.
  - Лес, ты можешь сделать так, чтобы Мина перестала себя корить?
  - Нет, мне не под силу взаимодействие с эмоциями. Это может сделать...
  - Только Сеси.
  - Да... принцесса.
  ***
  - Сесили?
  - Да, Нино...
  - У меня к тебе просьба.
  - Слушаю, - она улыбается, подбадривая свою нерешительную девочку.
  - Есть одна девушка. Она... мы... Загляни в меня, я не могу сказать.
  - Нет, Нино.
  - Прошу, загляни.
  Нино смотрит Сесили прямо в глаза.
  - Не бойся, - тихо шепчет Сесили, - я ей помогу.
  - Спасибо.
  Нино вот-вот заплачет.
  Нино кажется, что теперь Сесили... теперь Сесили...
  - Ничего не изменилось, Нино, - тихо произносит Сесили.
  Нино молчит, чтобы не разрыдаться.
  - Ладно, если ты хочешь такое доказательство.
  Сесили наклоняется и легонько касается губ Нино своими, на секунду или меньше. Нино не успевает ни осознать, ни ответить.
  Затем резко выпрямляется.
  Её лицо залито краской стыда, под цвет платья.
  Нино в первый раз видит такую Сесили... Нет, не в первый, первый был, когда она сама её поцеловала.
  - Я люблю тебя, - шепчет Нино, обнимая Сесили и утыкаясь в неё лицом.
  
  
  Примечания:
  ¹ Сен-Жермен-де-Пре (франц. - Saint-Germain-des-Près) - давным-давно этот район был левобережным пригородом Парижа, который развивался вокруг аббатства Сен-Жермен. Сейчас это один из самых оживленных районов столицы и самых дорогих. В тексте речь идёт о бульваре Сен-Жермен.
  ² Де-маго (франц. - Les Deux Magots) - знаменитое кафе в квартале Сен-Жермен-де-Пре на площади Сен-Жермен в VI округе Парижа.
  ³ Проходящий (я сама ещё не до конца знаю) - тот, кто проходит между мирами. Отсюда название. Это должность, своего рода "работа", как и Собиратели. Проходящих клеймят татуировками.
  
  
  
  17. Майка с клоуном
  
  Нино сидит на кожаном диване в гостиной Леса, в его лондонской квартире.
  Диван огромный, стильный и... пожалуй, крутой.
  Как и сам Лес.
  Нино наблюдает, как Лес и Сесили говорят без слов.
  По лицу Леса ничего нельзя понять, лицо Сесили живее, Нино пытается понять суть разговора по отзвукам эмоций на её лице.
  На Сесили майка с клоуном.
  Нино смотрит на эту майку, на стройную, тонкую фигуру Сесили и нестерпимо, жарко краснеет.
  
  Это было через пару дней после их знакомства, когда Сесили и Пьетро спасли Нино от санитаров.
  Большую часть времени Нино тогда проводила с Пьетро, а Сесили жутко стеснялась.
  В тот день был ужасный ливень. Нино бродила по берегу реки одна, дождь успел промочить её до нитки, когда появилась Сесили.
  Нино тогда всё ещё воспринимала переход в Границу как что-то слишком резкое. Не замечала его особой плавности.
  Сесили просто перешла в этот мир, дёрнула её за руку и всё...
  На Границе миров не бывает дождя. Сесили отпустила руку Нино.
  - Ты вся промокла! Ты так заболеешь, - Сесили взволнованно смотрела на Нино.
  - Ага... - выдавила из себя Нино, заворожено глядя на Сесили, та тоже успела промокнуть. Но её куртка и юбка были просто влажными, а по одежде и длинным волосам Нино стекала вода.
  Во взгляде Сесили была видна искренняя забота о ней, о Нино.
  И Нино вдруг стало жарко, несмотря на то, что вся её одежда вымокла полностью, а тело обдувал холодный ветер.
  - Идём, - Сесили снова взяла Нино за руку, и у той волна тепла прокатилась по всему телу.
  Другой рукой Сесили сняла со связки на поясе один из ключей и открыла видимую ей одной дверь.
  Там, где они оказались, росли сосны, такие большие сосны, которых выросшая в городских джунглях Нино не видела никогда...
  - Где мы? - ошарашено и восторженно выдохнула девочка. - Это другой мир?
  - Это всего лишь Канада, - Сесили улыбнулась и потянула Нино за руку, к странному дому, как будто состоящему из стекла и света. На фоне девственного леса он смотрелся совершенно инопланетным объектом.
  - Это загородный дом одного известного и богатого архитектора, - поясняла Сесили Нино по дороге. - Но у него столько работы, что он тут вообще почти не бывает. Зато здесь бываю я.
  Сесили улыбнулась, как проказливый малыш лет трёх.
  Нино было странно видеть неприступную, как ей казалось, Сесили такой.
  Сесили взяла в руку ключ с короной, когда они подошли к двери.
  - А вот и моя универсальная отмычка, - она подмигнула Нино.
  
  Сесили заставила её немедленно раздеться и пойти погреться в душ, а сама пошла заваривать чай.
  Нино вылезла из современного душа, больше похожего на кабину космического корабля, полотенце для неё оставила Сесили. Нино тщательно вытерлась и обнаружила, что ее трусики уже высохли на сушилке, чего нельзя сказать об остальной одежде.
  Когда Сесили вошла, Нино безуспешно пыталась найти халат или что-то ещё сухое из одежды в незнакомой обстановке.
  Сесили уже успела снять мокрые вещи. Теперь на ней были только кружевные трусики и майка с клоуном.
  Нино смотрела на неё не отрываюсь, чувствуя как краснеет, но не в состоянии отвести взгляд.
  И тут Нино чихнула.
  Сесили расстроено взглянула на девушку.
  - Ты точно простудишься, - прошептала она, - сейчас найду тебе халат, а пока...
  Сесили стянула с себя майку лёгким движением слишком длинных и слишком тонких рук и натянула её на Нино.
  Как оказалось, Сесили тоже не носит лифчик...
  - А как же ты?.. - полувсхлипом-полушепотом выдохнула Нино, ей надо было что-то сказать, ей надо было сказать хоть что-то...
  - А я вообще не болею, - ответила Сесили. - Пойду поищу тебе халат.
  Она повернулась к Нино спиной. Впервые за всё время их знакомства она перестала сутулиться и распрямила плечи, подняла руки над головой, скрестив их, и потянулась.
  Кончики её тонких изящных пальчиков задели потолок.
  Хотя потолки в этом доме были очень высокие.
  Задев потолок, Сесили издала робкий полусмешок...
  А Нино не могла дышать, глядя на эту... эту... нечеловеческую красоту.
  Потом Сесили нашла халаты им обеим.
  И они пили вкусный горячий чай на суперсовременной хайтековской кухне.
  И Нино даже пыталась отвечать ей что-то, хоть и получалось невпопад. А сама всё думала и думала о спине Сесили и лёгких волнах светлых волос, спускающихся по её шее.
  
  Нино сидит на кожаном диване в гостиной Леса, смотрит на майку с клоуном, на стройную, тонкую фигуру Сесили и нестерпимо краснеет до корней волос.
  Лес и Сесили спорят, не произнося ни слова. Лес явно не в духе.
  Ещё бы, Нино тоже не горит желанием жить с этим придурком под одной крышей, но Сесили сказала, что так будет лучше. Для всех.
  Лес взрывается первым.
  - Нет, она не будет жить у меня!
  И тут Сесили осторожненько привстает на носочки и легонечко целует Леса в щёку.
  И заливаясь краской, глядя ему прямо в глаза, произносит:
  - Ну, пожалуйста, Лесли...
  А дальше творится небывалый аттракцион - краснеет Лес, в миг теряя всё своё напускное равнодушие. Он начинает невнятно говорить:
  - Ну, ладно, так и быть, хорошо...
  Сесили улыбается.
  ***
  Они с Нино стоят на лестничной площадке.
  Нино сжимает ремень своего чемодана, с которым она неразлучна. Там все её вещи.
  - Я не хочу с ним жить, - Нино утыкается лицом в живот Сесили.
  - Прости, милая, но я уже объясняла, что так будет лучше, чем твои ночёвки под кустом. А у нас ты ночевать не можешь. Воспринимай это как гостинцу, у Леса слишком много свободного места в квартире.
  Нино отлепляется от Сесили.
  - И как ты его...
  - Уговорила, - Сесили подмигивает Нино. - Этот фокус всегда срабатывает, ведь я же правильная, приличная девочка.
  ***
  - Так, спать ты будешь в малой спальне, там свои душ и туалет. И постарайся поменьше попадаться мне на глаза.
  - Лес, что происходит?
  - О чём ты, Нино?
  - Я сразу это услышала в интонациях Сесили, что-то случилось... что-то плохое...
  - Тебе показалось.
  По его лицу никогда ничего нельзя прочесть.
  
  
  Примечание:
  Рост Сесили более сто девяносто сантиметров, а она искренне считает, что чем ниже девушка, тем она красивее, поэтому Сесили всё время неосознанно горбится и сутулится.
  
  
  
  18. Сказка для Пьетро
  
  ...а временами, хотя и не так часто, происходил контакт с другими такими же мыслителями - еле заметное соприкосновение разумов, наподобие лёгкого прикосновения руки в темноте. Каждый мыслитель был полностью независим, и поэтому, хотя общение между ними и было возможно, они не испытывали к нему особой потребности.
  Клиффорд Саймак, "Принцип оборотня"
  
  - Мамочка, расскажи сказку, - просит Пьетро.
  - Какую ты хочешь, малыш? - Сесили обнимает мальчика и прижимает к себе.
  - Ту самую, про первых людей.
  - Не первых, Пьетро, про перволюдей.
  - Да-да, про них...
  Пьетро сворачивается в клубочек на коленях у Сесили.
  - Давным-давно жили на Земле перволюди.
  - А как давно, мама?
  - Какой ты у меня любопытный, - Сесили ласково целует Пьетро в нос. - Перволюди - это цивилизация, жившая до современных людей.
  - Таких как я?
  - Таких как ты, - она улыбается сыну. - Но ты у меня самый необычный мальчик на свете, ты же знаешь?
  - Знаю, мамочка, а что было дальше?
  - Жили они себе поживали... Ведь изначально, Пьетро, перволюди были совершенно обычными людьми. Но их путь развития был менее техническим, чем наш. Они совершенствовали свой разум. Разум был их величайшей ценностью. В результате они и стали тем, что представляют из себя сейчас.
  - Такими как ты, мамочка?
  - Нет же, милый, я не перворождённая, силу мне передали... Но да, такими как я. Собирательница - лишь моя работа.
  - А перволюдей много? - перебивает Пьетро.
  - Сейчас перволюдей очень мало, милый, - взгляд Сесили делается туманным, она погружается в дымку воспоминаний. - Мы вырождаемся, вымираем, как мамонты.
  - Но почему? - завороженно шепчет Пьетро.
  - Перволюди хранят в себе куда больше информации, чем любой нормальный человек, они буквально по факту носят в себе весь мир. Да, они могут очистить свою память даже полностью, но... Воспоминания - это, по сути, то, что и создаёт твою личность, не так ли, малыш?
  - Я всё забываю, - грустно перебивает Пьетро.
  - Ничего, милый мой. Скоро ты будешь помнить всё сам, без маминой помощи, вот увидишь.
  - То есть у Перволюдей слишком много памяти?
  - Да. Перволюди перегружены, чужой и своей памятью, мыслями, эмоциями и страстями. У каждого из них априори богатый внутренний мир и очень тонкая душевная организация. Они ранимы. При этом эмоциональные проявления в их среде не поощряются и считаются показателем слабости. Поэтому они тщательно защищают свой внутренний мир. Они интроверты, вынужденные интроверты.
  Контакт, и не только физический, зачастую им не нужен и не важен вообще. Физический контакт не нужен вовсе, вернее так - в нём нет необходимости, все эти эмоции они способны взять у других и пережить, в том числе и телесно. Полное управление своим телом и его потребностями тоже одна из способностей перволюдей.
  - Ты неуязвимый супергерой, мамочка, - заворожённо шепчет Пеьтро.
  - Вовсе нет, ласково улыбается ему Сесили. - Это лишь на первый взгляд... ведь перволюди всего лишь люди. А каждому из нас нужен кто-то рядом. Никто не идёт в одиночку. Но, как правило, любые отношения перволюдей не длятся долго, они слишком тяготят друг друга, а простые люди смертны, и отношения с ними перволюди считают ниже своего достоинства. Это очень гордая раса.
  - Ты стыдишься меня, мам? - Пьетро испуганно ловит взгляд матери, но находит в нём лишь бесконечную любовь.
  - Кончено же нет, мой глупенький малыш, я люблю тебя. И ты мне так нужен... не будь тебя, я бы...
  - Мама... я всегда буду с тобой, мамочка.
  Пьетро засыпает в объятиях Сесили. Она долго вглядывается в лицо спящего мальчика.
  "Без тебя я бы сошла с ума, мой малыш. Я не Лес. Я не сильная, я не могу одна".
  Сесили ласково перебирает воспоминания Пьетро за день, навевает ему добрые сны.
  Спящий Пьетро трётся о материнскую руку во сне. Сесили думает о том, как Лес рассказывал ей эту сказку... Давным-давно.
  
  
  
  19. Плохой поступок
  
  Благими намерениями вымощена дорога в ад.
  
  Он совершил ошибку. Непоправимую ошибку.
  Уже просто тем, что пошёл её проведать.
  
  У них не было названия, оно стёрлось за время их существования. А люди придумали им много других имён.
  Они были людьми, первыми изначальными людьми.
  Их цивилизация достигла рассвета и падения задолго до этих жалких людей, их потомков.
  Их осталось мало и становилось всё меньше.
  Они вырождались и не могли подолгу быть вместе, мешал груз прожитых тысячелетий.
  Некоторые из них стали и вовсе непотребными существами...
  
  Та, что именовала себя Кошкой, была родственницей Леса, его двоюродной пра-пра-пра- и ещё где-то пятнадцать раз прабабушкой.
  От этого существа давно отказались все, имеющие с ней хоть какие-то родственные связи, все, кроме него.
  Он просто решил навестить "бабулю". Он предпочитал делать это как можно реже. Но отца он не нашёл. Мать тем более уже несколько веков была неуловима.
  Он хотел развеяться. Вот и всё.
  "Бабуля" была как всегда обворожительна. Гибкое нечеловечески прекрасное тело, длинные пальцы с острейшими коготками, которые так и ждут, куда бы им вонзиться, чувственный ротик. Из одежды - чулочки, трусики и корсет.
  - Здравствуй, Пэтти, - она была единственной, в отношении кого Лес предпочитал использовать устную речь, ибо когда "Пэтти" забиралась к нему в голову, это было болезненно, с ней было невозможно вести нормальный внутренний диалог, к которому он так привык. Пэтти... он звал её производным одной из её ранних кличек, её настоящего имени никто не знал.
  - Мур-мур-мур, здравствуй, малыш, - промурлыкала Кошка.
  Мгновение, и гибкое тело обвилось вокруг Леса, а пальчик с остреньким коготком оказался во рту.
  - Что тебя беспокоит, малыш? - она улыбнулась, облизнув собственный пальчик.
  - У моего друга завелась девушка.
  - Не вижу проблемы, муррррр...
  - Мой друг - девушка.
  - По-прежнему не вижу проблемы. Мрррр...
  Кошка принялась обмахиваться отсутствующим хвостом.
  - Она сладенькая, девушка, что завелась у твоей девушки?
  - Я не оперирую категорией "сладенькая", - Лес послал Пэтти зрительный образ Нино.
  Кошка ухватилась за него всеми коготками и мгновенно выпустила его из объятий... Её зрачки расширились, и она облизнулась совершенно бесстыдно.
  - Оооочень сладенькая маленькая девочка, жаль, что она чья-то... жаль...
  - Она ничья.
  - Глупыш, мурррр, такие маленькие девочки всегда чьи-то, они всегда отдают свои сердечки за бесценок первому встречному.
  - Или встречной... - лицо Сесили всплыло перед глазами Леса само собой.
  И тут Кошка захотела взглянуть.
  Когти привычно впились в его сознание.
  - Сссессилли, - медленно и плавно произнесла она.
  И тут Лес проклял себя.
  Потому что зрачки Кошки сузились и показались зубки, а тело изогнулось так....
  И он знал, что это значит.
  - НЕ ТРОГАЙ ЕЁ!
  - Нет, глупыш, разумеется, нет. Она ведь твоя девушка. О мой глупыш, - Кошка снова обвила его собой и её шёпот стал нежнейшим. - Ну, можно я поиграю с другой вкусной девочкой? Мур, ням...
  Она произнесла это голосом капризного ребёнка.
  - Нет, я прошу тебя, Пэтти, пообещай.
  Она разомкнула объятия и обиженно надулась.
  - Обещаю, мурррр...
  И Кошка гордо удалилась.
  А Лес остался наедине с неподдельным ужасом.
  Обещаний Кошки хватает на полгода-год максимум.
  Это он точно знал.
  Также точно, как и то, что станет с Нино.
  Его резко затошнило.
  
  Некоторые вещи даже он бы предпочёл забыть.
  Тогда он ещё жил с отцом на севере Шотландии. Мать давно покинула их, будучи не в состоянии выносить их общество.
  Ему было пятнадцать лет. У него была подружка для игр из маленького племени. Хотя правильнее было бы назвать её его игрушкой. Невероятная красивая девушка.
  Его отец тогда ещё общался с Кошкой, и она её увидела...
  И он увидел, что от неё осталось... кучка искромсанной плоти и настолько изуродованное сознание, что ему стало плохо.
  Позже отец рассказал ему, что сам убил девочку, чтобы она не мучилась дальше.
  С Кошкой его отец больше не общался. Он тоже долго не общался. Затем однажды, потеряв следы отца, нашёл её...
  Что он знал о ней? Лес лихорадочно вспоминал, собирая информацию из свой обширной памяти.
  Что она одна из первейших и сильнейших, что она непобедима. Что даже его родные не знают толком, кто она, но она их "родня". Что она чудовище, лишенное хоть каких-то этических норм и принципов. Что она сумасшедшая, и её все боятся и никто не трогает. Что у неё есть только одна слабость - девочки. Она любит играть с ними... долго и мучительно... пока ей не надоест.
  Что когда-то она сама была такой маленькой девочкой... И он не хочет узнать, никогда в жизни, кто и что с ней сделал, что она стала тем, чем стала.
  Что она испытывает чувство вины за ту его подружку, поэтому у Нино есть года два, вполне возможно, но Кошка непредсказуема вообще.
  А потом Лес совершил очень плохой поступок - он запихнул всё это как можно дальше, так глубоко, чтобы Сесили случайно не заметила.
  
  - Извини меня, - они сидели на кухне его огромной роскошной лондонской квартиры и пили чай. - Ну, за тот раз... Ты привёл Нино, а я вспылила. Но ты же не любишь, когда я кому-то нравлюсь. Я ещё помню Нэда.
  - Он хотел сделать из тебя марионетку для шоу уродов!
  - Да, но он всё равно не заслужил закончить дни в психушке. Зачем ты свёл его с ума?
  - Сесили...
  - Всё, прости.
  Она улыбнулась...
  Это невыносимо.
  "Я сделал глупость", - сказал он, не произнеся ни слова вслух.
  И затем показал ей всё.
  Она остолбенела, чашка грянула об пол и разбилась. Она вскочила со стула.
  - Ты хоть понимаешь, что ты натворил... - прошептала она, - если она придёт за ней, я буду вместо неё.
  Теперь вскочил и он.
  - Ты рехнулась?! - Лес кричал.
  Сесили не верила своим ушам, он никогда не позволял себе такого поведения, но сейчас он вопил.
  - Тебя она сможет воскрешать, это будет бесконечная пытка... Нино не стоит этого.
  Резкий и громкий удар кулаком о стол.
  - Никогда не смей так говорить, никогда не сравнивай ценность чьей-то жизни, - голос Сесили дребезжал и дрожал. - И уж, конечно, невинный ребёнок стоит подороже такого монстра как я. Я достаточно пожила... слишком много.
  Он в бессилии опустился на стул; он её хорошо знал, знал, что уже ничего не изменит. Сесили не отступится.
  Дальше их диалог снова стал беззвучен.
  - Где ты познакомилась с ней?
  - Теперь уже не имеет значения.
  - А как же твой сын?
  - Пьетро стали снится сны, теперь ты и сам справишься. Если со мной что-то случится, ты будешь в ответе за мою семью.
  - Сесили...
  - Да, ты не лучшая кандидатура, но другой у меня нет.
  Он тихонечко обнял её, прижимая к себе за хрупкие плечи.
  Так они и застыли, молча.
  
  
  
  20. Мирок
  
  Мой мир совсем мал,
  Очень мелкий мирок.
  Вот стены, вот потолок.
  Вот он, мой уголок.
  
  У Сесили есть свой мир, мирок внутри неё самой, маленький, уютный, крохотный чуланчик, забитый цветными детским снами под завязку. А также песенками, сказками и стишками.
  Там она и прячется, когда совсем плохо.
  Таким, как Лес, почти не снятся сны, но только изначальным, обращённым, как Сесили, сны снятся...
  Иногда ей снятся кошмары...
  Ей снится девочка.
  
  Простая девочка, живущая в маленькой деревеньке. Никчемная серая мышка среднего роста и средней комплекции, светлые волосы. И глаза ребёнка на лице девушки...
  Охотников до такой не нашлось. Ей минуло двадцать пять - возраст старухи. Хотя она всё ещё хорошо выглядела, но кому нужна такая...
  Охотников не нашлось, потому что она всегда была не одна, рядом всегда был... Властный голос, тяжёлый кашель, полуслепые глаза.
  Ни лица, ни пола, ни имени. Память не сохранила их.
  Только её нежная преданная любовь к единственному человеку, что у неё есть в этой жизни.
  Она сделала это из любви.
  "Прошу, ради меня..."
  И она пошла за этим странным незнакомцем.
  Она уже не боялась. Кто она, всего лишь старуха, которая так никому и не приглянулась.
  Она не боялась, пока не оказалась с ним один на один...
  Она пыталась вжаться в стенку, раствориться в ней и всё глядела на его лицо.
  Его лицо она тоже не помнит.
  Слова помнит. Хотя тогда она не знала языка, на котором он их произносил.
  Он говорил...
  - Прости, девочка, но это единственный способ, я один из самых старых, я живу столько, что тебе и не снилось. Я вобрал в себя столько всего, что... Мы были раньше вас и будем после вас, мы уже были развиты, когда вы только взяли в руки первый камень, чтобы создать первое своё оружие. Это единственный способ, девочка, способ мне освободиться - передать свой дар тебе. Ты даже не подозреваешь, какую силу ты получишь...
  И он вошёл в неё весь.
  И она закричала и кричала, пока воздух в лёгких не иссяк, и продолжала беззвучно кричать.
  Он был весь внутри неё.
  Тогда она не знала, что такое "изнасилование", позже она забирала эту эмоцию из других людей, дабы помочь им очиститься. Это единственное, с чем она могла сравнить произошедшее тогда с ней... как сравнить муху со слоном.
  Адская агония. Не прекращающаяся агония. В ней сгорели части её личности, её собственные воспоминания, её прежняя жизнь.
  Сгорела в смеси боли и адского пламени маленькая безобидная нелепая девочка.
  Человек умер, родился другой человек.
  Родилась Сесили.
  Она очнулась много-много часов спустя, полностью обессиленная, в абсолютной пустоте и полном одиночестве.
  Она больше не помнила, где её дом.
  Она вышла из лесу к какой-то деревеньке.
  И тут начался настоящий ад.
  Люди, все эти люди, она всех их слышала у себя в голове.
  Она сошла с ума, она была как помешанная...
  Они кидали в неё камни, когда выгоняли её из деревни.
  Она бежала и бежала, пока не рухнула в грязь.
  Она так сильно ударилась, что должна была переломить ногу, но нога осталась цела...
  
  Сесили просыпается от собственного крика, вся в поту и слезах.
  Садится на кровати. И сидит, глядя во тьму.
  Раньше был Лес, он приходил и обнимал её, а она утыкалась в него заплаканным лицом.
  Теперь никого нет... уже 300 лет, как никого нет.
  Она Собирательница, она живёт одна.
  Совсем одна.
  Тихонько скуля в темноте, Сесили заворачивается в свой чудесный мирок, как в одеяло, чтобы хоть немного согреться...
  
  
  Примечание:
  В качестве эпиграфа - отрывок из моего стихотворения "Миры", первый куплет, если точнее.
  
  
  
  21. Серая ведьма
  
  Нино идёт вслед за Сесили, просто повинуясь тому, как Сеси тянет её за руку, повинуясь приданному её телу движению...
  Страх Сесили передаётся Нино как электрический ток, который течёт из её пальцев в пальцы Нино. Даже не понимая опасности, Нино ощущает страх очень явственно.
  Но ей не страшно... она уже почти не понимает, что творится кругом, её реальность ускользает сквозь пальцы.
  Сесили тянет девушку из последних сил. За руку и из мрака...
  Ощущая натяжение струны, ощущая, как Нино плавно скатывается в безумие, она проклинает Кошку.
  Как эта тварь умудрилась, едва коснувшись сознания девушки, так его отравить.
  Она тянет сознание Нино из последних сил и тянет её руку...
  Не отпускать!
  "Ты просто не хочешь её отпускать, она тебе не кукла". Это он ей сказал тогда...
  "Даже если и так, не отпущу", - думает Сесили.
  Нино ничего не видит в темноте, они продираются сквозь ветви густой растительности. Нино боится оступиться, оглядывается, пытаясь хоть немного осмотреться в темноте.
  - Прим, - тихо зовёт Сесили.
  Наконец они выбираются на более открытое место.
  Восходящая полная Луна освещает непростительно заросший, совершенно дикий сад.
  - Я здесь, - откликается тонкий голос с какой-то по-детски обиженной интонацией.
  Из темноты, словно отделившись от ствола большого старого дерева, возникает девушка, одетая во что-то длинное, в сумраке ночи трудно её разглядеть. Лишь силуэт - коротко остриженные волосы, длинные полы одежды.
  - Я не должна тебя просить...
  - Но отчего нет! - голосок звенит. - Ты так много дала мне!..
  - Я так много забрала.
  - Это одно и то же.
  - Примула, пожалуйста, присмотри за Нино. За нами гонится Кошка, слышала о ней? Очень опасное существо. Я попробую её отвести, а ты просто береги Нино.
  - Хорошо.
  - Нет! - Нино кричит истошно и цепляется за Сесили, утыкаясь ей лицом в живот.
  Сесили пытается разжать её руки, ей требуется немалое усилие. Она заглядывает в испуганные глаза Нино и шепчет:
  - Ну, пожалуйста, девочка моя любимая, хоть раз... послушай меня.
  Нино ослабляет хватку, Сесили не уходит, а просто убегает, открыв ключом неясную дверь во влажном ночном воздухе.
  Нино остаётся стоять, потерянная и жалкая, с опущенной головой.
  - Эй, - окликает её приятный девичий голос, - тебя зовут Нино, верно? А я Примула, можешь звать меня Прим. Пойдём в дом?
  Нино едва заметно кивает.
  Вместе они легко доходят до огромного, но производящего какое-то заброшенное впечатление особняка, сплошь увитого плющом.
  Нино идёт за Примулой следом. И странное дело, ветки как будто расступаются перед ними. Или это только кажется Нино?
  Они входят в холл, но Примула не торопится зажигать свет.
  - Какой у тебя красивый дом, - говорит Нино.
  - О да. Это подарок, - в голосе Примулы сквозит едва уловимая горечь.
  ***
  В маленьком домике в пригороде Белостока¹, поздней ночью, в крохотной спаленке три женщины в сером² склоняются над колыбелькой маленькой девочки, которая теперь будет расти без материнской ласки.
  Ребёнок смотрит на них и улыбается. А женщины укачивают её, пока девочка не засыпает.
  - Чем одарим её, сёстры? - бесцветным голосом вопрошает одна из троих. Такая же безликая, как двое других.
  - Любовью, - глухо откликается вторая, - дар, достойный будущей Великой Матери.
  Третья дотрагивается до глаз спящей девочки, а затем до сердца. Прикосновение настолько невесомо, что ребёнок не просыпается.
  
  Имя Примула дала ей мама, второе имя Роза и свою фамилию - Ян - ей дал отец. Он не был её биологическим отцом, хотя женился на её матери ещё до рождения Примулы... за два месяца до этого.
  А потом, когда Примуле было почти четыре года, мама их оставила.
  Отец не объяснял толком, куда она исчезла. Он говорил, что мама уехала, но она обязательно вернётся.
  Тогда они и переехали, в этот маленький домик в самом пригороде, где жила его мама - бабушка Примулы.
  Но слухами земля полнится, и многие шептались, что её мать сидит в тюрьме. Не при ребёнке, конечно, нет.
  А папа любил её, больше всех на белом свете и заботился, как только мог.
  Примулу любили все. Без преувеличения. Сверстники, взрослые, учителя в школе.
  Её мать выпустили, когда Примуле исполнилось одиннадцать лет.
  Она вернулась, действительно вернулась и забрала девочку с собой. Что стоит долгожданной, желанной, любимой мамочке убедить ребёнка. А отец Примулы просто не смог отказать дочери.
  В раннем детстве своей тогдашней лучшей подруге Примула рассказала свой сон, как в её дом приходит вампирша, из того самого страшного фильма, который она так боится смотреть... "Она и сейчас прячется на кухне, но папа не видит её, никто не видит". Да, Примула видела то, что другие не видели.
  Только тогда ещё не понимала, что именно видит.
  Примула с матерью переехали жить в Белосток, в квартирку в бедном районе, её мать устроилась продавщицей в киоск.
  Эта захламлённая, вечно неубранная халупа ни в какое сравнение не шла с её милым чистеньким домиком. Но Примула жила с мамой, что может быть желаннее для ребёнка?
  А её отец спился. Просто спился и умер.
  Потому что потерял самое дорогое, потому что он держался только ради неё. А затем тихо и незаметно ушла и её бабушка.
  К тому времени Примула уже поняла многое, но изменить не могла ничего.
  
  Просто однажды ты взрослеешь и понимаешь, что что-то тут не так. С тобой, с миром, с отношением людей к тебе.
  "Я люблю тебя больше жизни", - шептал первый мальчик, признавшийся ей в любви.
  А она вспоминала глупые письма своей первой подруги. Записки, которые та подкладывала на её парту перед переездом.
  Сначала она закружилась в этом ворохе обожания мальчишек... а затем и мужчин. Матери дела до неё никогда и не было. Но она любила её, по-своему. Сильнее мать просто не могла любить.
  Говорили, что мать приторговывает наркотой, да мало ли, что говорят люди...
  А Примулу Розу целовали, гладили и трогали, и она целовала... Но ветреной она не была, они её такой сделали. Неопытную маленькую девочку такой всегда делает чрезмерная настойчивость и обожание.
  Они целовали её ноги и носили на руках, боготворили и пели гимны.
  А потом один из них просто не рассчитал силу удара...
  Так из-за неё в первый раз убили человека.
  Мир перевернулся.
  Затем она узнала о смерти отца, от каких-то дальних знакомых. Его даже похоронили без неё. Она год не видела папу.
  Да что она за дочь?!
  
  Она бесцельно брела по городу.
  - Заблудилась, красавица? - её окликнула статная седовласая женщина с морщинистым лицом.
  - Да, есть немного, - робко прошептала Примула.
  - Идём, я укажу тебе дорогу к дому...
  
  Она и рассказала ей о даре, о силе, что таится в ней... многое ей поведала одна из Тех... кем ей только предстояло стать.
  И Примула начала свой путь к постижению ведовского искусства.
  Путь к себе.
  
  Но с одним она не смогла смириться.
  "Ты будешь возбуждать любовь в каждом, самую сильную любовь, на которую только способно его сердце. Ты высветишь лучшее в человеке, как огонь истины. Но потерять тебя будет значит потерять весь мир, смысл жизни... и вселенную"
  "Нет-нет-нет! Не хочу больше боли! Нет..."
  "Тогда не смотри людям в глаза"
  
  Грубая рука вталкивает девушку в помещение, и дверь за ней закрывается. Она стоит очень прямо, низко опустив голову, длинная чёлка полностью занавешивает её глаза. По бокам её лицо обрамляют две толстые косы нежно-каштанового цвета.
  - Какая приятная неожиданность, - говорит мужчина, сидящий в кожаном кресле за массивным дубовым столом. - Значит, ты сама вызвалась отработать долг твоей матери? Подойди ближе.
  Девушка послушно подходит к столу. Мужчина заинтригован, он встаёт, подходит к ней и останавливается напротив, нескромно разглядывая свой нежданный трофей.
  Она говорит тихо, но чётко, её голос женственный, но все интонации какие-то полудетские.
  - Говорят, вы самый кровавый из всех преступных баронов. Говорят, вы и сами насилуете детей; а ещё, говорят, у вас нет сердца. Ну что же, давайте проверим... Прошу, посмотрите мне в глаза.
  И она поднимает голову, и мужчина тонет в двух зелёных омутах.
  Несколько секунд и он встаёт перед ней на колени.
  - Я сделаю всё, слышишь, - тихо шепчет он, - сделаю всё для тебя.
  - Вы... Люди любят врать, стоило догадаться... А у вас слишком большое сердце, - устало шепчет Примула. - Лучше бы вы просто убили меня.
  
  Девушка, сидящая на высоком холме, далеко за городом, ночью в полном одиночестве, - картина, по меньшей мере, странная, но потом она встаёт и начинает вырисовывать на земле различные символы, разводит огонь и шепчет непонятные слова. И становится понятно, что это не девушка, это ведьма.
  Она вновь и вновь твердит редчайшие заклятия, бросает в огонь коренья и травы, она взывает ко всем богам и демонам. Но никто не в силах выполнить просьбу ведьмы. И никто не откликается на её призывы.
  Небо на востоке едва заметно начинает светлеть, скоро рассвет, в день летнего равноденствия он всегда очень ранний.
  Ей надо спешить. Большим ножом она отрезает себе волосы, одну косу, а затем и другую.
  Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать. Таков закон жизни. Она задабривает огонь собственными волосами и читает самое редкое из всех призывных заклятий.
  Проходит минута, другая, она искусала губы в кровь в напряженном молчании, но никого нет.
  Она сгибается под тяжестью своей непосильной ноши, а из её глаз катятся крупные слёзы. Она в бессилии опускает на траву, рядом с костром.
  Девушка пытается успокоиться, но у неё не выходит. Она заносит нож трясущейся рукой. Постепенно справляется с дрожью, хотя слёзы ещё текут.
  Если никто не в силах помочь ей, она сделает это сама. И больше никто не заглянет ей в глаза, потому что у неё не будет глаз.
  - Остановись, жаль уродовать столь красивое личико, - произносит тонкий голос у неё за спиной.
  Примула оборачивается и видит странную вытянутую фигуру гротескных пропорций. Так она познакомилась с Сесили.
  - Ты пришла...
  - Я не могла не прийти, когда такая чудесная девушка плачет...
  - Значит, это не заклятие?
  - Боюсь, нет, и я вовсе не та, которую ты ждала, просто ты сильно исказила фон бытия множественными заклятиями и эмоциями, и я это почувствовала.
  - Кто ты?
  - Собирательница. А ты?
  - Серая ведьма.
  - Понятно. Знаешь, кто я? - спрашивает Сесили. Примула кивает головой утвердительно. - У тебя какая-то странная просьба, тебе так больно, что я даже не разберу её за потоком твоих эмоций.
  - Сейчас, подожди...
  Примуле требуется несколько минут, чтобы успокоиться. Сесили читает её жизнь, как открытую книгу. Книгу, полную боли и страданий.
  Сесили едва заметно хмурится.
  - На тебя это не действует, потому что ты Собирательница?
  - Полагаю, что так.
  - Ты можешь как-то мне помочь? В противном случае я их выколю.
  - Думаю, могу. Главное ведь взгляд, верно?
  Примула молчит.
  - Знаешь, Безымянные умеют забирать душу, а я могу забрать память полностью, забрать способность целиком, чтобы мозг физически изменил тело. Да, твои глаза останутся, но ты всё равно ослепнешь, и процесс будет необратим. Но нужно ли тебе это?
  - Да.
  Сесили медлит, на её лице в свете костра вырисовываются отзвуки эмоций.
  - Я прошу тебя.
  - Хорошо.
  Сесили садится рядом с Примулой на траву, неловко подбирая под себя длинные ноги.
  - Это будет больно, очень больно, - предупреждает она.
  А потом целует Примулу в губы. Так кажется со стороны, да только это не поцелуй.
  Сесили из последних сил прижимает к себе Примулу, сейчас нельзя, чтобы Примула отстранялась. Но она всё равно отодвигается и кричит, потому что очень больно, но связь уже не разорвать, из приоткрытого рта в другой приоткрытый рот тянется странная светящаяся субстанция. Волосы Примулы в этом свете начинают отливать серебром.
  Это кончается быстро, хотя Примуле и кажется, что прошла вечность. Она инстинктивно пытается проморгаться, открывая и закрывая глаза... которые теперь слепы.
  - Спасибо, - тихо шепчет Примула.
  - За такое не благодарят.
  - Нет-нет, спасибо-спасибо!
  - Тебя довести до дома?
  - Да, если можно.
  - Конечно, можно. Кстати, ты теперь почти седая.
  - Это мой истинный цвет.
  ***
  Нино и Примула стоят посреди большого холла, Нино страшно и хочется, чтобы Прим зажгла свет, но она в ступоре и стесняется об этом просить.
  - Всё будет хорошо, не бойся, - Примула тепло обнимает крохотную хрупкую девушку, прижимая её к себе.
  - Зажги свет, пожалуйста...
  - Сейчас...
  Нино смотрит в слепые глаза.
  - Но как?..
  - Как я живу тут одна?
  Нино кивает.
  - Давай я расскажу, а ты немного успокоишься. Поверь, вполне удобно, я достаточно хорошо изучила этот дом. Я ослепла пять лет назад, и как раз почти после этого мне подарили этот дом. Мне подарил его один хороший человек, который меня любил... большой дом и кучу слуг. Он запер меня в идеальной золотой клетке. Ничего не прося взамен. Я была счастлива, так мне казалось. Я всю жизнь полагала, что такой вот человек мне и нужен, тот, который защитит меня от этого мира... Он умер два года назад... И я стала свободной. Со временем я поняла, никто не защитит меня от мира. Но я не обязана жить так, как мне не хочется. Тогда я отдала деньги, доставшиеся мне по наследству, и разогнала слуг. Я живу одна, очень просто живу. Я оставила себе ту сумму, которая нужна мне для удовлетворения моих небольших потребностей. Одна женщина работает на меня, привозя раз в неделю необходимые мне продукты и вещи. Раньше она была тут поваром, мы сдружились. Я долго привыкала к слепоте, хотя остальные мои чувства усилены магией, но я по-прежнему слабо ориентируюсь за пределами родной калитки, там мне нужна помощь. Здесь я справляюсь сама. Раз в две недели приходят те, кто тщательно убирают весь дом, так как сама я это сделать не могла даже зрячей, он слишком огромен. Порой, когда я хочу развлечься, я нанимаю машину и сопровождение, и меня отвозят на какой-нибудь приятный концерт одной из моих любимых групп. Да, мне порой приходится терпеть и жалость, и даже насмешки за спиной. Но это приемлемая цена. За свободу.
  Нино, как любительницу слушать, успокаивает и убаюкивает спокойный рассказ. Но всё меняется, потому что по лицу Примулы пробегает озабоченное выражение и она гасит свет в комнате.
  - Идём, нам нужно выйти в сад...
  - Что случилось?
  - Она близко.
  - Тогда нам лучше остаться в доме!
  - Стены тебя не защитят, Нино, а я попробую, но я сильнее там, где земля...
  Нино послушно идёт вслед за Примулой. И всё же ей не кажется - ветки расступаются перед ними.
  Кошка, как всегда, возникает неожиданно, как молния или вспышка.
  Она кидается к Нино. Но Примула преграждает ей дорогу, и Кошка чуть было не врезается в неё...
  - Мрррр, ещё одна сладкая девочка, мяяяяяууу...
  - Прошу без фамильярностей, это мой дом, и сейчас ты уйдёшь.
  Очень опасно преграждать дорогу хищнику, который вышел на охоту.
  - Ах ты самоуверенная дрянь! - Кошка взвивается, её когти отблёскивают в лунном свете. Она готова нанести удар Примуле по лицу, но удара не получается.
  Ростки, ветки кустарников и близ растущих деревьев, побеги плюща опутывают Кошку, заключая её в прочный капкан, ей не выбраться и не пошевелиться.
  - Пусти! - разгневанно и напугано шипит Кошка.
  - Нет. Я больше не позволю тебе обижать моих детей. Я Серая ведьма, наместница Матери³.
  - Пусти меня, тварь! - истерически орёт Кошка.
  - Я сильнее тебя, ибо я Мать, - спокойно произносит Примула извечный заговор.
  Примула изящным жестом опускается на корточки, пальцы её правой руки опираются на землю, и как будто врастают в неё.
  Земля вокруг Прим немедленно вспыхивает непонятным серо-синим свечением. Магический круг - великий символ бесконечности.
  Нино заворожено смотрит на открывшееся ей волшебное действо. Энергия, идущая от земли, приподнимает волосы Примулы и подол её длинного платья, подобно сильному потоку воздуха. В этом ярком сиянии, превосходящем лунный свет, Примула улыбается спокойно и победоносно. Травы, цветы, деревья и кустарники - всё живое льнёт к ней. Вокруг головы Примулы вьётся множество ночных бабочек. Нино и самой хочется слиться с вечным биением жизни.
  Примула что-то шепчет... Нино не разбирает слова и язык, на котором они произносятся.
  Тело Кошки выгибается в импровизированных силках дугой.
  Всё кончается быстро. Ветки и побеги укладывают Кошку на траву.
  Нино кажется, что она мертва. Но вот Кошка встаёт.
  - А теперь иди, мне всё равно, куда ты пойдёшь... И в следующий раз, если ты тронешь кого-то, я не буду милосердна.
  Кошка исчезает, переходя в Грань.
  - Что ты сделала? - осипшим голосом спрашивает Нино.
  - Забрала большую часть её искаженной силы. Восстановила баланс, вернула всё на круги своя. Больше она никому не опасна и почти безвредна. Защитить себя она сможет, но нападать ей не хватит сил и возможности.
  Откуда-то из другого мира вваливается запыхавшаяся и перепуганная Сесили.
  - Что?..
  - Я обезоружила её, - спокойно и ровно говорит Примула. - Ты меня недооценила, я кое-чему научилась за эти пять лет.
  - Боюсь, это не поможет, это очень мстительная тварь...
  - Не думаю. Внутри у неё всё ещё есть та, которой она была. Но боюсь, она туда не вернётся. И всё же она не опасна.
  - Ты оптимистка.
  - Вовсе нет.
  Примула устало опирается о древесный ствол.
  Сесили обнимает Нино так крепко, что едва не душит. Нино льнёт к ней, словно котёнок.
  - Девочки, идите-ка вы домой, - спокойно говорит Примула.
  - А как же ты? - спрашивает Сесили.
  - Ну, вам надо побыть наедине, по крайней мере, одной из вас точно, - Примула улыбается. - А я отдохну.
  - Я не хочу отставлять тебя одну, - упрямиться Сесили.
  - Нино, забери её уже... И, Нино, будь благоразумнее, хоть кто-то, хоть иногда должен заботиться и об этой благодетельнице.
  - Перестань, - каким-то очень тихим голосом возражает Сесили.
  - Загляни в меня, - просит Прим, - я не хочу говорить это вслух.
  Сесили едва заметно кривит губы.
  - Идём, Нино, - она берёт Нино за руку.
  
  - Мама! - истошный вопль Пьетро, кидающегося в объятия Сесили, а затем в объятия Нино, разносится на всю квартиру Леса.
  - Где Лес?
  - Он давно ушёл за тобой, мам.
  - Придурок! Оставил ребёнка одного, хотя я просила присмотреть за тобой! Прибью!
  - Не надо, мам, я тоже о тебе волновался. А мужчина должен защищать свою женщину, - гордо возвещает Пьетро.
  - Ты - мой мужчина, - Сесили улыбается, ероша волосы мальчика. - Милый, отведёшь Нино домой, я скоро приду, а вы постарайтесь поспать.
  - Я хочу с тобой, - недовольно и расстроено шепчет Нино.
  - Я тоже, - устало отвечает Сесили, - тоже хочу быть с тобой, моя девочка. Но я должна найти Леса, пока он не натворил глупостей.
  В голове Сесили всё ещё звучат несказанные слова Примулы: "Я знаю твой секрет. Я, наконец, поняла, отчего мой взгляд не подействовал на тебя. Просто ты стараешься полюбить и принять всех и каждого со всей силой своего сердца, настолько сильно, насколько можешь... Но нельзя любить всех, Сесили".
  
  
  Примечания:
  ¹ Белосто́к (польск. Białystok) - город на северо-востоке Польши, на реке Супрасль. Административный центр Подляского воеводства. Название города происходит от реки Белой, на берегу которой он располагается.
  ²Женщины в сером - вероятно реально существующие существа, возможно, норны или нечто подобное. В крайнем случае, здесь я ничего не выдумываю, а описываю чужие воспоминания, рассказанные мне, с предельной точностью.
  ³ Серая ведьма - очень мощная ведьма, напрямую связанная с потоком жизнь. Слово Мать здесь относиться к персонификации первоначального обожествления образа Женщины, как той, что дарует жизнь, в первобытных культурах. Этакая всеобщая Мать. Подробнее я объяснять не буду, каждый поймёт по-своему. И поймёт правильно. Ибо это жизнь и всё сущее. Примула человек, но может стать в будущем большим...
  
  
  
  22. То, что она хочет
  
  Всё, как всегда.
  - Сколько ты уже не ел, Лесли?! - взволнованно-осуждающий голос Сесили.
  - Долго...
  - Ладно, возьми у меня.
  Всё, как всегда.
  Он приникает к её сознанию, жадно глотая новые знания.
  Как всегда соблазн слишком велик, а она слишком ему доверяет, он заглядывает, куда не следовало, и...
  
  Нино уже месяц ночует у Леса, но сегодня она весь день провела с Пьетро, и мальчик упросил маму, чтобы Нино осталась ночевать у них.
  Нино встречает любимый продавленный диван, но сегодня она не собирается оставаться спать на нём.
  Они долго сидят втроём на этом диване, смеются, болтают, играют в карты. Потом Сесили укладывает Пьетро и идёт ложиться сама.
  Поздней ночью, когда засыпает Пьетро, Нино прокрадывается в комнату Сесили.
  Сесили не спит.
  Нино действует быстро, потому что иначе Сесили спросит, что она тут делает, потому что иначе она сама задумается над тем, что творит... и просто ничего не сможет.
  Нино в два счёта оказывается сидящей на Сесили сверху, прямо на её бедрах.
  Сесили приподнимается на локтях на постели, её рот приоткрывается, но Нино целует её раньше, чем она успевает задать вопрос.
  И продолжает целовать всё её лицо, щёки и губы, прижимает её к себе обеими руками, шепчет, какая она, Сесили, красивая...
  В Нино нет женской хитрости. Но она давно поняла, что у Сесили есть только одна слабость.
  Сесили краснеет, пытается сказать "не надо", но потом эти попытки заканчиваются.
  Она даже не пытается оттолкнуть Нино.
  Просто потому что это Нино.
  Потому что Сесили её любит.
  И обидеть её она не способна, как не способна ей отказать.
  "Я люблю тебя", - шепчет Нино.
  Она чуть отстраняется и смотрит на лицо Сесили, сейчас Сесили выглядит абсолютно беззащитной. Она тихонько закусывает нижнюю губу, затем её рот снова приоткрывается сам собой.
  Нино продолжает целовать полыхающую смущением Сесили, опускаясь на шею и переходя ниже на ключицы, не стыдясь, гладит её по спине. Затем она касается губами её груди черед тонкую ткань лёгкой пижамки.
  Тело Сесили начинает отзываться на её прикосновения.
  Смешные звуки, полные стыда, удовольствия и нежности.
  Нино вслушивается в голос любимой, что-то у неё внутри поёт от счастья... руки опускаются ниже...
  - Стой, - шепчет Сесили, - не надо.
  Нино послушно замирает.
  Они обнимаются, очень крепко... так и засыпают, обнявшись.
  
  Да, иногда всё же следует сдерживать своё любопытство.
  Он делает вид, что ничего не видел, потому что если она узнает, что он разрушил их доверие, это будет конец.
  Он подсмотрел её личное.
  Это ей будет очень тяжело простить ему.
  Он делает вид, что ничего не видел.
  
  Когда Нино встаёт утром, она не находит Леса в квартире. Она уже привыкла, что он старается не пересекаться с ней.
  Но он ждёт её на лестничной клетке
  На это раз она всё понимает по его лицу.
  - Ты сам сказал, что нам нечего делить, а я могу дать ей то, что она хочет. Я всего лишь даю ей это. И посмотрим, что ей нужнее.
  - Не ожидал, что ты на такое способна.
  - Прости, меня ждёт друг.
  Нино сбегает вниз по лестнице на один пролёт, затем поворачивается и показывает Лесу язык.
  - Коварный маленький монстр, - Лес улыбается.
  Он поднимается в квартиру, выглядывает в окно, ожидает увидеть рядом с Нино Пьетро, но с удивлением обнаруживает шагающей по улице рядом с ней девушку в вязанном берете.
  "Кто она?", - нахмурившись, думает Лес.
  
  - Привет, - тихо говорит Примула.
  - Как добралась? - с улыбкой отвечает Нино.
  - Нормально... Я смотрю у тебя хорошее настроение.
  - А чего грустить?
  Примула и Нино идут по улице.
  Нино напевает вполголоса:
  "Но всё, что им нужно, - это только любовь, всё, что им нужно, - любовь"...
  
  
  Примечание:
  Нино напевает песню Кристины Орбакайте "Всё, что им нужно, - это только любовь". Просто она очень подошла по смыслу и по случаю.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"