Вечером в тайной комнате базилики Святого Вита, духовном сердце Пражского града, собралась довольно необычная компания. У стены напротив входа стоял епископ пражский Микулаш. Дрожащий свет факелов играл тенями на исчерченном морщинами бледном лице, так что глубоко посаженые глаза под густыми бровями выглядели темными провалами. В плотно запахнутом плаще беленого сукна он походил на древнего высохшего старца, хотя на днях ему минуло только сорок два.
Вторым участником собрания был Пьетро Кастильони. Иерарх, которому прочили место Папы, нервно расхаживал по комнате. Его высокая и костлявая фигура скрывалась под грубой серой рясой, какую мог бы носить странствующий монах. Итальянец дергал головой и сжимал кулаки - будто он яростно спорил сам с собой - капюшон рясы непрерывно сползал, и в отблесках огня можно было разглядеть тонкое остроносое лицо с бесцветными, плотно сжатыми губами. Кастильони раздраженно поправлял рясу, пряча лицо в чернильной тени.
Последним в комнату вошел Януш Горич. Закрыв дверь, он прислонился к ней и утер рукавом лоб. Даже два лестничных марша, ведущих из подвала базилики, были тяжелы для его грузного и давно уже немолодого тела.
- Епископ сказал, что твоя работа близка к завершению, - сказал итальянец, даже не поприветствовав вошедшего. Он выплевывал слова, будто в рот ему попал песок.
- Мне нужно еще время, Ваше Святейшество... Я не уверен в результате.
Януш Горич опустил взгляд в пол. К такому отношению со стороны церковников он привык. Едкие слова, горящие глаза - все лучше, чем костер, куда бы его отправили, не вытребуй Микулашиндульгенции. Но с каким бы рвением Януш не относился к работе, как бы нb старался помочь церкви очистить мир от всего богомерзкого, он навсегда останется малефикусом - злодеем, колдуном и чернокнижником.
- Время?! - взорвался Пьетро Кастильони.
От резкого взмаха руки капюшон слетел с головы иерарха. Кустистые брови, глаза чуть навыкате и искаженный негодованием рот придали лицу черты хищной птицы. Итальянец безмолвно раскрыл рот, казалось, сейчас раздастся злобный клекот, но Микулаш остановил иерарха:
- Подождите, монсеньер. Пусть продолжит.
Януш Горич поклонился обоим:
- Я составил заклинание, которое дает оружию невиданную силу в борьбе с колдунами. Никто из них не сможет устоять, никто не сможет перенести свой дух...
- Ты сказал дух? Душа? Она принадлежит только Всевышнему! - оборвал его итальянец.
- Простите, монсеньер. Давайте назовем это разумом. Так вот, никто из них не сможет перенести свой разум в новое тело.
- Разве не этого мы добиваемся? - итальянец с недоумением посмотрел на епископа.
- Все так, все так, - поспешно ответил Януш. - Но я не понимаю пока, что произойдет после.
- Ты говоришь после?
Пьетро Кастильони отвернулся к кадке с водой и, протянув руки, еле слышно начал шептать молитву.
"Неужели он хочет..." - Микулаш с интересом наблюдал за итальянцем.
Вода начала белеть, пока не обрела плотный молочный цвет.
"... а он силен! - епископ осенил себя крестом и подошел к бадье. - В одиночку создать Око! Мне бы понадобилось три-четыре помощника".
- Смотри же... - с усилием выдавил из себя итальянец.
В молочном круге возникло видение...
Небо сковали тяжелые тучи. Вниз, сменяя одна другую, обрушивались десятки молний. Словно по земле ползло гигантское чудовище, перебирая множеством тонких кривых лап. Они дрожали, с трудом удерживая тело монстра,извивались, словно в поисках более надежной опоры.Чудище рокотало, и громовые раскаты казались то криком, то безумным хохотом. Но тучи никак не могли разродиться дождем. Нечистая разыгралась буря, сухая, дьявольская.
В бледном мерцающем свете виднелся Вышков. Свет и тени скользили по высокой каменной стене, окружавшей город. А в полутысяче шагов неровными шеренгами выстроились никак не меньше четырех сотен воинов. Одетые во что попало, с разномастным оружием, без осадных башен и метательных машин они никак не походили на грозную армию - так, обычная разбойничья шайка. Что может этот сброд против сорока рыцарей-инквизиторов и трехсот пятидесяти латников? На центральной площади ждут команды семь требушетов, на стенах дрожат от натуги тетивы двенадцати оксибелесов. Силища! Хорошо обученные, прекрасно вооруженные - гарнизон способен защитить жителей города от любой армии или даже вести небольшую войну.
Но вместо того, чтобы выпустить отряд и разогнать голодранцев, городские ворота захлопнулись. Блеск молний высвечивал на лицах солдат, выстроившихся на стенах, решимость и обреченность.
Банду возглавлял человек в черном: не то в плаще, не то закутанный в саму тьму. И сама мысль о нем заставляла сердца воиновна стенах Вышкова колотиться от - чего уж там скрывать - от страха.Ходила молва, что сила Казимира Бесноватого безгранична и его нельзя убить.
Воины до боли сжимали оружие, крестились и шептали слова молитвы. Вкаждой церквиВышкова, даже самых маленьких базиликах началисьслужбы во спасение.
Налились сиянием кресты на крышах молельных зданий, потек в небо белый дым и растекся над городом полупрозрачным облаком. Каждый, кто, преклонив колени, возносил молитву Господу, добавлял в мощь Святого Щита струйку своей Веры. И как ни бесновалась стихия, ни ветру, ни грозе не под силу было разогнать укрывший город туман.
Епископ Вышкова, Доминик, вместе с пятью другими высшими священнослужителями стоял на стене рядом с воинами. Он осмотрел город и удовлетворенно кивнул головой - щит крепок, даже Казимир не сможет пробить его с наскока. Значит, о городе можно не думать, главная забота сейчас не проявления демонской силы, а сам колдун.
- Братья мои! -воззвал епископ к служителям, стоявшим рядом. - Вера наша крепка и светла. Не для личного блага черпаем мы в ней силу, а дабы очистить мир от скверны. Так используем ее во славу Господа нашего!
Монахи вскинули руки, и шесть полос белого огня метнулось в сторону колдуна. Марево окутало Казимира и начало уплотняться вокруг него, пока полностью не скрыло.Командующий гарнизоном взмахнул рукой, отдавая приказ расчетам требушетов, и во врага полетели огромные глыбы.
Полыхнула очередная молния и, разделившись на множество тонких плетей, впилась в дымку над головами воинов. Оплела слепящей паутиной и стекла бессильно вниз. Еще не до конца угас ее огонь, как раздался чудовищной силы громовой раскат. Сухой воздух наполнился притворной грозовой свежестью, заставляя воинов ощутить легкость, призывая шагнуть со стен и взмыть в небо. Не поддались.
Следующая молния ударила в туман над городом, еще одна... Латники неустанно крестились и украдкой посматривали на святых отцов, шепчущих молитвы. То и дело кто-то из монахов закусывал губу и сильнее сжимал в кулаке крест - у них шла своя схватка.
Содрогнулась земля. Расступилась в стороны земля у ног колдуна, укрытого шестикратной Сферой Гнета, и зазмеилась к воротам чернойтрещиной.
Епископ, прижимавший к груди распятие, дернулся, словно от удара в лицо, и повалился бы на спину, не поддержи его стоявший рядом солдат. У самых ворот разлом на мгновенье замер и с неохотой расползся вдоль стен сетью мелких трещин.
Молнии безостановочно били по облаку, укрывшему город, но растворялись и исчезали в дымке. Трещало, грохотало, завывало уже непрерывно.Требушеты продолжали метать камни, терзая недовольный воздух. Но и только. Ветер бросал в лицо пыль и каменную крошку. Запах свежести, возникавший после каждого удара молнии, стал настолько резким, что стало трудно дышать.
- Рыцарей... -едва слышно прохрипел Доминик.
Большего и не требовалось. Начальник гарнизона подал сигнал, и стража распахнула ворота. Наружу вырвался отряд из сорока всадников. Рыцарей, облаченных в алые латы с золотыми крестами, окружала такая же белесая дымка щитов Веры. Инквизиторы на ходу перестроились в клин и галопом устремились на врага.
Чрез двадцать шагов под копытами коней земля вновь пошла трещинами, но всадники продолжали скакать, опираясь на белесую дымку, будто на твердую землю. Еще десяток шагов - инквизиторов охватило пламя, сверху затрещали молниевые хлысты, в лицо пыльными копьями ударил ветер.Больше половины рыцарей полегло, лишь дюжина всадников прорвалась сквозь колдовские преграды. Их алые доспехи и обнаженные мечи светились, ничуть не уступая в яркости молниям, бьющим с небес.
То ли рассудок покинул солдат Казимира, то ли колдун заставил броситься навстречу всадникам. Пешее, необученное отребье не могло сдержать натиска.
Рыцари разметали их и, не замедляя скорости, влетели в плотное пламя, вспыхнувшее вокруг колдуна.
Стена огня, желто-красного с вкраплением лиловых и черных клякс, окружила белое облако Сферы Гнета. Языки пламени переплелись с белым маревом. Ни одна из сил не хотела уступать другой - они впивались друг в друга и отталкивались, бурлили, но не смешивались.
Пламя набросилось на инквизиторов, на обезумевших коней, брызгающих слюной и кровью, а потом все стихло.Огонь исчез. Сквозь истончающуюся пелену и дым проступили очертания двух рыцарей. Опираясь на мечи, они склонились над телом поверженного колдуна, а вокруг остывала истоптанная и опаленнаяземля. Вместе со схваткой прекратилась и гроза. Казалось, даже небо вздохнуло с облегчением и пролилось, наконец, дождем.
Вдруг один из рыцарей вскрикнул и рухнул на колени. Развеялась светящаяся дымка и его меч, потеряв жемчужный блеск, упал на землю. Другой рыцарь отступил на шаг, поднимая оружие. Спустя мгновение первый воин подобрал меч и рассмеялся холодным, нечеловеческим смехом.
- Убить? Меня?! - воскликнул он и молниеносным выпадом вонзил клинок в глазную щель на шлеме второго рыцаря.
Восставший Казимирвзмахнул рукой итридцать девять рыцарей в почерневших и иссеченных алых латах, поднялись с земли, и выстроились у него за спиной.Новая армияколдуна - тридцать девять бывших рыцарей Креста.
За мгновение до того, как церковники вновь накинули на колдуна Сферу Гнета, он еще раз взмахнул рукой, и новая трещина скользнула к стенам. Привратные башни треснули, накренились, заскрипели петли ворот, натужно застонали и лопнули засовы, и городские ворота двумя бесполезными пластами рухнули наземь...
... видение исчезло.
- То был Казимир Бесноватый, - не оборачиваясь, проговорил Кастильони. - Ты знаешь, что потом произошло, и нет нужды показывать пепелище. Уверен, ведомо тебе и о других еретиках, властвующих к северу и западу.
Иерарх утер пот со лба.
- По дороге сюда я проезжал деревни, по которым они прошли, и города, где поселились адские создания. Я видел огненные башни, почерневшие от колдовства поля, сожженные церкви и храмы. По землям Европы разгуливают демоны и поднятые мертвецы. И нет армии, чтобы разбить дьявольские рати, нет оружия, способного причинить вред верховным ересиархам, могущим перенести свою... свой проклятый Богом разум в иное тело. С востока лезут орды варваров. Убит Папа Григорий - в смерти его замешаны колдовские силы. И это не вестники второго пришествия!
Итальянец подскочил к малефикусу и ткнул тонким пальцем в грудь.
- И ты не понимаешь, что будет потом?! Я тебе скажу - проклятие ляжет на тело Европы. Демоны и колдуны во грехе впустят Ад в наш мир! Бог гневается на нас, и ты должен создать это оружие! - он еще раз ткнул Януша в грудь. - Или ты с ними?
- Ваше святейшество знает, что я презрел законы магии, - старик вздернул голову и с вызовом посмотрел в глаза итальянцу. - Я все сделаю.
Тем же вечером, проводив Пьетро Кастильони, епископ спустился в подземелье под базиликой. Микулаш доверял Янушу, доказавшему свою преданность, но хотел лично наблюдать за таинством ритуала.
Малефикус явился к епископу семь лет назад и, склонив голову, попросил уделить ему немного времени. Разговор занял половину дня. Колдун рассказал о своих исследованиях, касаемых природы колдовской силы. Он пришел к заключению, что с каждым заклинанием в мир проникает чужеродная сила и чем могущественнее колдун, тем больше зла собирается вокруг него. Но самое страшное заключалось в том, что он обнаружил и обратную закономерность - чем больше злобы накапливалось, тем сильнее становились колдуны. Первое влечет второе, второе усиливает первое и, значит, с каждым поколением колдовская мощь будет только возрастать, и весь мир превратиться... Только описание Ада, в представлениях Януша, подходило тому, во что превратится мир. Но кто мог бы справиться с этой бедой? Конечно же, церковь! И, отринув колдовское, Януш Горич предложил епископу свои силы, опыт и сердце.
Семь лет малефикус, запертый в подземелье, искал способ борьбы с колдовской силой и, наконец, придумал - заклинание способное наделить оружие особой силой, вытягивающей из колдуна саму природу колдовства. Душой ли, разумом, колдун не сможет вселиться в другого человека. Оружие убьет тело, а заклинание очистит душу.
В подвале было темно и душно. Смесь запахов воска, смолы, трав, порошков и жидкостей казалась осязаемой. На столах вдоль стен непрерывно что-то сжигалось или кипело, добавляя в мешанину запахов новые ароматы; шкафы ломились от книг, склянок, частей непонятных механизмов и мумифицированных животных. По всему подвалу горели свечи и факелы, у противоположной от входа стены пылал огромный камин, но клубы дыма, казалось, прижимали свет к полу.
Микулаш сел в кресло рядом с входом. Видно было хуже, но дышалось немного свободнее. Как же трудно оказалось подобрать Янушу помощников! Как объяснить христианину, что он должен помогать колдуну, даже имеющему индульгенцию? Епископ махнул рукой, давая понять, что можно начинать.
Двое подмастерьев, стараясь держаться подальше от очага, принялись раздувать огонь большими мехами. Языки пламени извивались, с гудением тянулись вверх, словно хотели вырваться наружу. К подмастерьям, вспотевшим от сильного жара, подошел монах. Дождавшись нужного момента, он бросил в огонь несколько мешочков с особыми порошками. Когда пламя взвыло и окрасилось в желтый цвет, он вытянул вперед руки и начал шептать молитву.
Невзирая на жар, он держал руки как можно ближе к огню и, наконец, с кончиков пальцев в очаг потекли тонкие белые нити. Гудящее пламя подалось в стороны, будто не хотело касаться этого свечения, но постепенно желтые языки налились белым сиянием и успокоились. Святой огонь не требовал раздувания мехами, и подмастерья отошли от очага, утирая пот.
Епископ поправил подушки и устроился поудобнее. Ритуал будет долгим.
Перед очагом - огромная наковальня. Хор и семь плакальщиц, стоящих вокруг, начали нараспев читать гимны; кузнец подхватил щипцами заготовку и сунул ее в пламя. Януш Горич прокашлялся, в последний раз пробежал взглядом по страницам, разложенным перед ним на резной подставке и начал шептать слова молитвы-заклинания.
Дин-н-н... Тяжелый молот упал на раскаленную заготовку. Металл поддался и недовольно выгнулся. Еще удар,... еще... постепенно заготовка начала принимать нужную форму.
Дин-н-н... Размеренные удары, псалмы, плачь и едва слышимые слова малефикуса не прерывались ни на минуту. Один из монахов окропил оружие святой водой. Металл застонал, зашипел и, казалось, выгнулся рот боли. Но густое облако пара развелось и кузнец продолжил работу.
Дин-н-н... На стенах поменяли факелы, а обряд все продолжался. Кузнец правил, сгибал и снова сплющивал, выковывая новые слои; закалял оружие то в масле, то в освященной воде.
Дин-н-н... Вокруг колдуна вспыхивали потоки света и, обвивая слова молитвы-заклинания, вливались в металл. Легкая дымка, окружавшая кузнеца, с каждым ударом молота все больше оседала на заготовке - он будто вбивал ее в металл. Даже вокруг плакальщиц сияло марево, струившееся к мечу.
Металл перестал стонать и как губка впитывал потоки энергии. Жадно притягивал к себе каждый дымный завиток.
Епископ с восхищением и страхом наблюдал за течением столь мощных сил.
Дин-н-н... Ударив в последний раз, кузнец бездыханным упал на пол.
Плакальщицы отступили назад и в страхе шептались, не решаясь ни убежать, ни спросить. Будто их и не было, Януш подошел к мечу, склонился над ним, провел рукой, но не взял - отдернул как от огня. Аккуратно сжал меч щипцами и, переступив через тело кузнеца, поднес клинок епископу.
Микулаш осторожно потянулся к оружию руку и в запястье вонзилась леденящая боль. В глазах померкло, а тело скрутило судорогой.
... вокруг кружили, постоянно меняя форму, уродливые тени. Безмолвно не то в крике, не то в смехе разевались пасти, тянулись когтистые лапы и извивающиеся щупальца. Раз за разом меч вставал у них на пути. Он будто ожил, управляя руками епископа, и с каждым ударом, с каждой рассеченной теньюналивалсятяжестью и жаром.
Микулаш чувствовал, как раскаляется меч. Он попытался бросить его, но пальцы не разжимались, будто срослись с клинком.
Епископ закричал. Он чувствовал, что воздух, рождающий крик, вырывается из его горла, но не услышал ни звука. Он хотел отступить, но меч, вывернув в немыслимом ударе правую руку, протянулся навстречу новому врагу. Клинок полностью сковал его волю, и, казалось, с все большим упоением рубил, рубил и рубил. Под ноги падали ошметкиплоти и отрубленные конечности, брызгала кровь, лился бурлящий туман, но, едва достигнув земли,все исчезало.
Микулаш хрипел и выл, не нарушая мертвую тишину. Казалось, еще немного и от жара лопнет кожа на ладонях, но пытка продолжалась. Меч вел его вперед к одному ему известной цели.
Неожиданно тьма расступиласьи епископоказался на холме, плывущим в звездном океане. Крохотные искры звезд висели повсюду, даже снизу, под холмом. Каждая из них была не больше макового зерна, светилась тусклее свечи и только все вместе они с трудом развеивали мрак. Но даже их общей силы не хватило, чтобы насытить это место красками. Здесь было только два цвета: черный и бело-голубой.
Призраки исчезли, ушла боль из рук, жар и тяжесть меча сменились холодом.
Где он? Оглянувшись по сторонам, он хотел найти что-нибудь живое или хотя бы знакомое.Ничто не шевелилось, не было запахов, звуков. Даже расстояния казались несуществующими - Микулаш сделал шаг и не понял, сдвинулся ли с места.В глубине души крепло ощущение опасности. Зародившись где-то под ребрами, оно рванулось вверх, скользнуло ледяными мурашками по спине и болью откликнулось в затылке. Микулаш запрокинул голову и увидел длинную трещину, рассекшую черноту неба, из разлома протянулась золотая нить. Она длилась, длилась и казалась бесконечной тонкой змейкой. Извиваясь, она касалась звезд, и те расплывались искрящимися облачками.
Распадаясь пылью, медленно таяли бледно-голубые искры, чернота неба приобрела мерцающий отблеск. Третий цвет - золотистый - наполнил окружающее глубиной.
Зрелище завораживало. Быть может, это есть манна небесная? Микулаш улыбнулся и вскинул руки, ожидая, что на него прольется благодать. Задрав голову, он разглядел в вышине буревестника. Он скользил, как только умеют эти морские птицы - плавно, не шевеля крыльями. Позади взвилась одна из золотистых змеек и коснулась птицы, превратив ее в переливающуюся пыль, а в разум епископа ворвался отголосок боли - тонкий, как будто пронзивший голову насквозь. Только сейчас Микулаш осознал, что наблюдает картину разрушения и смерти. Безучастность и неторопливость той непостижимой силыпугала.
Даже призрачные монстры казались ближе и понятнее. Они, по крайней мере, выражали свои желания, с ними можно было сражаться и побеждать. А у этой силы... прикоснись она своим отростком к человеку и тот исчезнет, превратится в облачко золотой пыли, как птица. Даже, Микулаш был совершенно уверен, перестанет существовать бессмертная душа, Божья искра угаснет. Ни рая, ни ада... Ни-че-го!
Вернулся мертвенный холод, казалось, будто тонул в проруби, а течение затягивало вглубь, лишая маломальской надежды выбраться наружу. Страх сменился леденящим ужасом.
Еще мгновение и, не сделав ни шага,Микулаш оказался на вершине холма. Среди голых камней в два человеческих роставысотой стояла наковальня и ящик с инструментом. Рядом в горне тлели угли. На наковальне грудой осколков валялось лезвие меча, которым епископ отбивался от призрачных теней...
Едва разум ухватил картину, видение исчезло. Столько событий промелькнуло перед взором Микулаша, но оказалось, что прошло лишь мгновение - Януш только протягивал руки, чтобы подхватить упавшего на колени епископа. Микулаш поднялся, без слов взял из рук колдуна щипцы и на едва послушных ногах пошел к лестнице. Он еще не осознал, о чем пророчило видение, но чувствовал, что держит в руке великую силу. Воистину, только такое оружие может уничтожить колдовскую ересь.
Поднявшись в свои покои, Микулаш положил клинок на стол. Потом повернулся к образам, глубоко вдохнул и, прикрыв глаза, начал молиться.
Епископ, как и любой другой служитель церкви, не нуждался в зельях или обрядах - это же не дьявольское колдовство, - только вера и бесконечная преданность Всевышнему способна зажечь в сердце дар, открыть себя для Святой Силы.
Он предполага, что Сила может покинуть его, хоть вера его не ослабла. Но как Он посмотрит на созданное оружие? Дрожь отступила, холод сменился легким покалывающим теплом. Губы продолжали шептать, пока по телу не прокатилась волна жара, а сердце не застучало, словно захотев вырваться из груди. Микулаш обернулся к столу и охватил клинок внутренним взором.
В голове вспыхнуло противоречивое ощущение беды и спасения - спасения сейчас и беды потом. Меч таил неведомую и ужасную силу. Она не стремиться вырваться наружу, но уж если обретет свободу - поглотит все Сущее.
- Ты прав был, Януш... - тихим голосом сказал сам себе Микулаш. - Но мы не могли ждать.
К епископу подошел латник в алом, чтобы забрать ненужный уже факел.
- Не выпускать никого, - приказал епископ. Придется им до конца дней пребывать узниками. Отсюда не должно просочиться наружу ни звука, секрет изготовления меча должен исчезнуть вместе со свидетелями.
Микулаш поднялся к себе и запер клинок в сундук, после чего составил письмо итальянцу.
"Его Святейшеству П.К.
Спешу сообщить о сложностях в нашем деле. Чувствую, что опасения, которые Вы отвергли, выльются великой катастрофой. Мне было видение, ноя не в силах передать посланием суть, едва приоткрывшуюся мне. Думаю постигнуть ее, наблюдая.
Недопустимо продолжать сии опыты, и я их остановил. Небезопасно уже и уничтожить сам предмет, названный мной AnimaPura. Но секрет его защищен столь надежно, как позволяют мои скромные возможности.
Я настаиваю, Ваше Святейшество, на той последней возможности, что способна воспротивиться и остановить ересиархов.Преклоняюсь пред Вашей мудростью и молю Вас согласиться. Один AnimaPuraлишь ненадолго отсрочит гибель.
Верный слуга Господа нашего, М.
PS. Мы создали величайшее проклятие".
Расплавив над свечой кусок сургуча, он скрепил послание епископской печатью, потом поднялся на голубятню и самолично отправил почтового голубя.
Микулаш из Рейзенбурга (MikulАš z Reisenburku) пражский епископ, 1240-1258
Вышков - город в районе Южноморавского края. Впервые был упомянут в 1141 году.
Требушет ("требюше", франц. trИbuchet - букв. "весы с коромыслом") - средневековая гравитационная метательная машина; метание снаряда (камня, горшка с зажигательной смесью и др.) производилось при помощи рычага, на длинном конце которого подвешивалась праща со снарядом, а на коротком - тяжелый противовес
Подразумевается монголо-татарское нашествие, когда после падения Киева в 1240 году, армия Батыя отправилась в поход на завоевание Европы и вторглась в Польшу.