Она лежала рядом, на большом камне. Тима иногда поглядывал на неё, отрывая взгляд от поплавка. Это была толстая школьная тетрадь в клетку с чёрной обложкой из дерматина. Края её слегка загнулись, и ветерок шевелил страницы, словно пересчитывал их. На страницах ещё не было написано ни одного слова. Но Тимофей уже знал, что там будет.
Только вчера он во второй раз прочитал фантастическую повесть о приключениях пилота звёздного корабля Матрикса. Эта книга стояла на полке в немногочисленной библиотеке отца. Она привлекала к себе потёртой обложкой и зачитанными до дыр страницами. В ней было почти всё - полёты на звездолётах, выходы в открытый космос, жуткие планеты и космические подвиги главного героя.
Перевернув последнюю страницу повести, Тима был разочарован. Он вдруг осознал, что в произведении чего-то не хватает. Космическая эпопея казалась незаконченной. В ней явно не хватало более достойной концовки.
И вот тут с Тимофеем что-то произошло. Нельзя сказать, что это само собой загорелось, словно кто-то повернул выключатель. Просто неизвестно откуда у мальчика появилась мысль - продолжить повесть. И он почувствовал, что может сделать это.
Писать он никогда не пробовал, если не считать глупых стихов на 8 марта и на мамин день рождения. Начинать было страшновато - а вдруг не получится? Ведь ему уже двенадцать, и повесть должна быть достойной - серьёзной и взрослой.
Размышления полностью завладели мальчиком, и даже рыбалка, которую он обычно очень любил, не привлекала его сейчас.
Поплавок покачивался на поверхности лесного озерка. Тима топтался на илистом дне, стоя по колено в тёплой воде. Мальки щекотали икры худеньких ног. Где-то в глубине поигрывала рыба, никак не желая попадаться на крючок. Стайка комаров кружила поблизости, напевая свою однотонную песню - хорошая мазь не пускала их близко к детской коже. Утреннее солнце поднималось над деревьями, согревая заскорузлые стволы. Порыв ветра принёс запах грибов с мшистой поляны и далёкий голос кукушки.
Тетрадь на камне, наконец, открылась - ветер помог. На пустых страницах мальчику вдруг померещились ненаписанные ещё строки.
Автор фантастической повести оставил пилота Матрикса на Земле, отдыхающим после праведных трудов в законном отпуске. Но писатель мыслил слишком узко, а Тимофею нужны были глобальные события.
Минуту спустя мальчик склонился над тетрадкой. Вихрастая тень его головы появилась на нестерпимо белых от солнца страницах. Удочка осталась лежать в воде, зацепившись за камыши, и тщетно звал к себе маленького рыбака ныряющий бело-синий поплавок.
Тима торопился, но его округлый ученический почерк не поспевал за мыслями. Иногда мальчик даже поскуливал от нетерпения, а временами надолго задумывался, глядя невидящими глазами на пушистые кроны сосен за озером.
Земля оказаласьсверхзамечательным местом для отдыха. Пилот Матрикс выбрал аккуратный домик на высоком и обрывистом берегу океана. Когда он вставал утром, то видел необъятный горизонт: где-то далеко-далеко тёмный океан сливался с серым небом. Всё, что было между ними - корабли, острова, дома и люди - всё это исчезало. Оставалось что-то одно - Небокеан. Воздух и вода, и среди них нет места ничему другому. Земля растворялась в них без остатка.
Пилот очень много путешествовал в глубинах Вселенной. Благодаря закону о временном сдвиге на Земле за это время прошли тысячи лет. Население планеты катастрофически уменьшалось: на всём земном шаре осталось лишь несколько тысяч жителей. Матрикс так и не понял - то ли людей поразила какая-то неведомая болезнь, то ли они стали чересчур умными, чтобы продолжать свой род.
Он переводил взгляд с Небокеана на свой космический корабль "Лайт", стоящий на лужайке перед домом. Бока звездолёта, когда-то блестящие, давно потускнели, но судно было готово к старту в любой момент.
В главном компьютере "Лайта" ещё сохранилась собранная за многие годы далёких путешествий информация о другихгалактиках, планетах, мирах и цивилизациях. Когда пилот Матрикс вернулся на Землю, он представил данные бортового компьютера в бывший Центр Внеземных Исследований. Однако ценная информация оказалась никому не нужной. Да и ЦВИ теперь почему-то стал называться по-другому: ЦВиР. Центр Веселья и Развлечений.
Люди изменились за прошедшие тысячелетия. Их теперь не интересовали исследования, поиски и новые знания. Кажется, они нашли всё, что хотели. Никому из них не нужны были идеи Матрикса о дальнейшем развитии земной цивилизации. Остатки прежней земной расы, когда-то жадной до всего нового и неизведанного, теперь смотрели на Матрикса, как на инопланетянина. Да и ему приходила иногда в голову мысль, что, возвращаясь домой, он ошибся планетой.
Тимофей с трудом вернулся на берег озера. В какой-то момент ему послышался шорох за спиной. Он обернулся, но никого не увидел. Лишь его собственная сутулая тень застыла на жёсткой траве. За то время, что он писал, тень заметно укоротилась.
Мальчик снял с крючка окуня размером с ладошку и опустил его в пластмассовое ведро с водой. Окушок плеснул хвостом и тупо уставился в ярко-красную стенку ведёрка.
Только сейчас Тима почувствовал, что голоден. Пора было съесть завтрак. Он подошёл к рюкзачку, который оставил на поляне, и остановился, как вкопанный. Всё содержимое рюкзака было вытряхнуто: свитер, тёплые носки и рыболовные принадлежности в беспорядке валялись на траве. Среди всего этого не хватало синего пакета. В пакете лежал завтрак - два бутерброда с консервированной ветчиной, яблоко, пластиковая бутылка с чаем. Ещё там был нож с рукояткой в виде белочки, завёрнутый в обрывок древней газеты.
Мальчик сглотнул слюну и огляделся. В этом огромном лесуна десятки километров вряд ли можно было встретить хоть одного человека. Кто же мог копаться в его вещах? Волк? Медведь? Или кто-нибудь помельче, вроде енота?
Поминутно озираясь, Тимофей покидал весь нехитрый скарб обратно в рюкзачок, смотал удочку, натянул носки и резиновые сапожки и почти бегом направился домой.
До сторожки было два километра лесом по неприметной тропке. Чужих здесь никогда не было - в такую глушь люди обычно не попадали. А вот диких животных приходилось опасаться. Тима знал это и в густых зарослях ступал с осторожностью, стараясь не делать резких движений. Инструкции отца он помнил назубок. К медведю нельзя было поворачиваться спиной, волк вряд ли нападёт в одиночку, а мелкие животные сами боятся человека, пусть даже и маленького.
Тимофей попытался представить, что сейчас делает Кран. Когда рано утром мальчик уходил на рыбалку, отца уже не было. Наверное, теперь он согнулся пополам и крадётся по лесу, зажав в руке ружьё и задрав кверху голову. Вот среди веток мелькнул рыжий хвост. Выстрел. Сороки в испуге врассыпную, а к ногам падает пушистый комочек.
С охоты отец приносил в рюкзаке несколько белок, иногда и зайца. Очень редко он брал с собой крупный калибр - не было необходимости.
Сегодня Кран, возможно, дойдёт и до Вертолёта - у них уже почти закончились консервы. Придёт к вечеру, как всегда, усталый и молчаливый, с грохотом вывалит консервные банки из рюкзака. Диван застонет, когда он вытянется на нём во всю свою длину. Ноги в драных носках свисают почти до пола, руки - за бритую голову, серые глаза - в потолок. Хочется подойти к нему, присесть рядом, сказать что-нибудь. Неважно что, главное, чтобы ответил. Но он только скосит на тебя взгляд и - снова в потолок.
Тима с незапамятных времён в мыслях называл отца Краном. Тот действительно чем-то походил на строительный кран - длинный, худой, несуразный. Он не нагибался, а складывался. Не брал, а подхватывал. Все движения происходили под острым углом. Тима почти не видел его лица. Оно было высоко-высоко. Отцу не приходило в голову поцеловать его на ночь, погладить по вихрастой голове. Лицо отца никогда не приближалось. Вряд ли он стеснялся безобразных шрамов на щеке, которые когда-то оставил ему медведь. Просто он был нелюдимый. Сторонился всех. Даже собственного сына. Если Кран что-то и говорил Тиме, то это действительно было необходимо.
В библиотеке отца было сорок восемь книжек, включая "Пособие по промыслу пушного зверя" и "Энциклопедию этнических особенностей эвенкийских народностей". Тимофей прочитал их все по вечерам под тусклым светом лампы, значительно уменьшив запасы керосина. Потом мальчик начал читать книги по второму кругу. Кран как-то раз в дождливый вечер заскрипел диваном и навис над мальчиком. Буркнул: "Хватит!", бросил книгу в печь и задул керосинку. Всё это произошло так быстро, что Тима ещё некоторое время сидел в полутьме и смотрел на пустое место на столе. Книга была французского писателя и называлась "Дети капитана Гранта".
После этого случая в библиотеке осталось только сорок семь экземпляров. Мальчик очень берёг их и читал теперь только днём...
Сзади хрустнула ветка. Под кем-то тяжёлым. Тима нырнул под куст, тихонько перевернул ведёрко и присел на него, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь за густыми зарослями. Он долго прислушивался, однако слышал только зуд мелких, но злых лесных комаров, которые терпеливо держались в сторонке. Комариная песня убаюкивала.
Мальчик просидел так довольно долго. Он изо всех сил таращил глаза, но они закрывались сами собой.
Сквозь утренний туман начали проглядывать очертания домика на берегу, усталый космический корабль на лужайке и далёкая полоса, где начинался Небокеан...
...Пилот смотрел вдаль и долго думал. Он вспоминал свой полёт. Ради чего он отдал столько лет жизни? Кто подойдёт к нему, похлопает по плечу и скажет: "Молодец, дружище Матрикс! Спасибо за всё, что ты сделал для науки, человечества и родной Земли. Твои знания и опыт так необходимы всем нам"!
Однако на всей планете не нашлось ни одного человека, кто навестил бы его. Он оставался один. Очень скоро пилот понял, что на этой Земле ему делать больше нечего. Нужно искать другой мир. Мир, который оказался бы ближе Матриксу. В нём может не быть живописного Небокеана и уединённого домика на берегу. Зато там могут оказаться те, кому нужна его помощь, пусть даже их внешность будет сильно отличаться от человеческой. Конечно, пилот знал, что тешит себя несбыточной мечтой - ведь за всё время своих скитаний по Вселенной он не встретил ни одной разумной цивилизации.
Так, в раздумьях, пилот провёл целый день. Вечером на небе появились звёзды. Они смотрели на Матрикса и ждали. И он решился.
Назавтра остатки некогда великой человеческой расы проводили взглядом сверкающую точку в небе и равнодушно отвернулись. Им не было никакого дела до того, что последний здравомыслящий землянин покинул планету. Они просто доживали отпущенный им век.
Пилот смотрел на удаляющуюся Землю. Он думал, что не вернётся сюда уже никогда. Матрикс никогда не плакал. И сейчас в его глазах не появилось ни одной слезы. Они все остались где-то внутри. Может, виной тому чудовищные перегрузки при взлёте...
Тима открыл глаза. Прямо перед его лицом на резном листе дикой малины шевелил усами чёрный жук. Поднявшийся ветер отнёс в сторону стайку комаров и окончательно разбудил мальчика, взъерошив волосы. Быстро начало темнеть, по небу побежали тучи. Жук спрятался под лист. Надвигалась гроза.
Лес зашумел. Тимофей не слышал больше подозрительных звуков и поспешил в сторожку. Мальчик успел вовремя. Как только он затворил за собой дверь, по крыше застучали первые крупные капли дождя.
Тима не раз оставался в сторожке один и без проблем переносил одиночество. Но сейчас ему почему-то стало не по себе. Он закрыл дверь на засов и подошёл к столу. Сопя и потея, Тимофей открыл очередную банку консервов. Тетрадь с начатой повестью лежала рядом, но мысли о пилоте Матриксе разбежались в разные стороны.
Мальчик с трудом проглотил кусок ветчины, встал и повернулся к иконе. Знакомый до последней морщинки лик смотрел поверх головы Тимы. Он выслушал молитву мальчика. К молитве Тима прибавил просьбу о том, чтобы сторожку обошли стороной все несчастья и опасности.
Ещё - чтобы Кран переждал непогоду в Вертолёте.
Ещё - чтобы тот, кто шуршал в лесу и украл завтрак, ушёл отсюда подальше.
И, конечно, чтобы мама быстрее приехала и забрала своего Тиму обратно в город.
Лик ждал. Тимофей начал снова:
-Отче наш, иже еси...
Лик смотрел куда-то в сторону. Внезапно за спиной мальчика раздался шорох. От неожиданности Тима сел на колени. Что-то мягкое коснулось руки.
Тимофей обернулся и вздохнул с облегчением. Это был всего лишь Пыжик - сибирский кот отца. Он потёрся головой и промурчал что-то ласковое.
Когда за окном прогремел гром, оба - мальчик и кот - вздрогнули. Пыжик сиганул обратно под стол, а Тима перекрестился и поднялся с колен. Он оглядел единственную комнату сторожки. Здесь они с отцом и обедали, и спали. Посередине комнаты размером чуть больше двадцати квадратных метров расположилась небольшая печь-голландка, над которой неизменно сушились пучки разных трав. Рядом за занавеской стоял всегда разложенный скрипучий диван отца. С другой стороны от входной двери пылился шкаф, на верхней полке которого за треснувшим стеклом приютились все сорок семь книжек. Дальше стояла высоченная кровать, на неё Тимофею приходилось запрыгивать, чтобы лечь спать. Между двумя небольшими окнами, завешенными давно нестиранными шторами, стоял громадный обеденный стол. Ещё несколько древних стульев с ободранными Пыжиком спинками и тумбочка возле кровати Тимы - вот и вся обстановка отцовской сторожки. Был ещё погреб со съестными припасами, по которому нужно было двигаться, согнувшись в три погибели. И небольшой чердак, куда можно было попасть лишь с улицы по приставной лестнице. Там стояла полусгнившая раскладушка и несколько коробок с разным барахлом. А ещё шагах в двадцати от сторожки у самого леса приютился небольшой сарай, где хранились кое-какие съестные припасы, охотничьи и рыболовные принадлежности.
Тимофей взгромоздился на неудобный стул, придвинулся к столу и открыл чёрную тетрадь. Он перечитал начало рукописи, рассеянно исправил несколько ошибок и задумался. Его рассказ звучал ничуть не хуже, чем у автора, придумавшего Матрикса. Но повествование фантаста было захватывающим - на каждой странице происходило что-то безумно интересное, а собственный текст показался мальчику скучноватым. Тима решил наполнить его событиями и взял ручку.
...Долгое время космический корабль "Лайт" окружали только холодные звёзды. Там не было ни одной искорки жизни. Матрикс смотрел на них и всё больше начинал ощущать одиночество. Раньше он отлично переносил его, но сейчас с пилотом стало твориться что-то непонятное. Он мог часами без движения сидеть у экранов внешних мониторов, а через минуту до изнеможения крутить педали на спортивном тренажёре. Мог подолгу вести интеллектуальные беседы с бортовым компьютером, а потом отключиться, моментально забыв тему разговора и глядя в одну точку.
Когда-то давно, в средние космические века, пилоты-одиночки вроде Матрикса называли это состояние "вакуумный синдром". Обычно это кончалось для пилотов очень печально - их звездолёты находили безлюдными. Астронавты либо выходили в открытый космос без скафандров, либо принимали яд, либо... Да мало ли способов самоубийства!
У Матрикса сейчас как раз начинался этот "вакуумный синдром". Где-то в подсознании он понимал это, догадываясь и о причине болезни. Многие и многие световые годы пилот изучал космос, улетал в самые дальние его уголки. Часто он попадал в трудные ситуации, но всегда знал, что голубая планета ждёт его, люди на Земле жаждут знаний, которые он добывает. Он был нужен. Раньше ему было куда возвращаться. Теперь же Матрикс был один. Один в этом глубоком космосе, равнодушно взирающем на него миллиардами ледяных глаз, которые почему-то именуют звёздами.
Только сверхтонкая обшивка "Лайта"отделяла Матрикса от мгновенной холодной смерти. Все размышления его, словно луч боевого лазера, слились теперь в одну точку. Этой точкой оказалась одна-единственная мысль, которая жгла мозг.
Пилот был сильным человеком - без этого в космосе не прожить. Он быстро принял решение и начал действовать. Матрикс выставил таймер на панели приборов на два часа. Ровно через сто двадцать минут бортовой компьютер должен был прекратить подачу кислорода в каюты. Ровно через семь тысяч двести секунд космическому кораблю предстояло превратиться в огромный саркофаг для последнего человека, который ещё носил гордое имя "homosapiens".
Матрикс сел в глубокое кресло пилота, сдвинул его подальше от панели приборов и пристегнулся ремнями из мягкого, но сверхпрочного металла. Потом резким движением он сломал замки на ремнях так, что отстегнуть их уже было нельзя.
Всё. Обратного пути уже нет.Цифры на таймере менялись с катастрофической быстротой. Время пошло вспять.
Оставалось сто десять минут. Астронавт закрыл глаза, чтобы не видеть бешеный бег десятых и сотых долей секунд...
Глава 2.
Люди из леса.
Тимофей почувствовал, что ноги сильно затекли от долгого сидения на неудобном стуле, и сполз с него. Разминаясь, начал ходить по сторожке. Он долго обдумывал следующую фразу. Нервные пальцы крутили шариковую ручку, отсутствующий взгляд блуждал по комнате.
Неожиданно мальчик вздрогнул и застыл на месте. Ручка выпала из пальцев, в животе противно заурчало. Занавески на одном из окон зловеще шевелились. Холодея от страха, Тима подкрался к окну. И только теперь, стоя лицом к лицу с опасностью, он с облегчением заметил свисающий из-под короткой шторы кошачий хвост.
Мальчик отдёрнул занавеску. Сидящий на подоконнике Пыжик лениво повернул к нему голову, ожидая, что его приласкают. Тимофей поднял было руку, чтобы погладить кота, но случайно выглянул в окно и замер.
В десяти шагах от сторожки на опушке леса стояли двое. Невысокий пожилой мужчина в драной телогрейке, засаленной кепке и ватных штанах, заправленных в резиновые сапоги, всматривался из-под ладони в окна сторожки. Другая рука его сжимала ладошку девочки лет восьми в жёлтом дождевике с поднятым капюшоном. На тыльной стороне ладони мужчины ясно виднелась татуировка в форме восходящего солнца. Девочка прижимала к груди тряпичную куклу, и что-то говорила, повернувшись к мужчине. Оба они - и мужчина, и девочка - промокли и казались истощёнными до крайности. У обоих было одинаковое выражение лица. В нём читалась смертельная усталость и голод.
Всё это Тимофей успел разглядеть буквально за секунду. В следующий момент Пыжик мягко соскочил с подоконника, и мальчику пришлось отпустить занавеску. Когда он выглянул снова, за окном уже никого не было.
Тима отступил от окна, опустился на коленки и медленно забрался под стол. Он лихорадочно соображал. Привиделись ли ему мужчина с девочкой? Он не знал. Мальчик настолько был поглощён своей повестью, что в тот момент с трудом мог отличить действительность от вымысла. Однако эти двое никак не вписывались в сюжет повести о Матриксе, поэтому Тима решил, что видел их на самом деле.
Сейчас мальчику как никогда нужен был отец. Кран наверняка решил бы все проблемы.
С минуту ничего не происходило - никто не ломился в дверь и не лез в окно. У Тимофея было время обдумать сложившуюся ситуацию. Вот уже два месяца, с тех пор, как мама привезла его сюда, он не видел в этой лесной глуши никого, кроме отца. Да здесь никого и не могло быть! Но в любом случае незнакомцев, по крайней мере, мужчину, следовало остерегаться.
Кран однажды сказал:
-Запомни, Тимон, человек - хуже зверя. Зверь убивает из необходимости, а человек может убить просто так. Берегись человека!
Вспомнив слова отца, Тима решился. Он вылез из-под стола, снял с гвоздя на стене ключ от сарая, отодвинул засов на двери и выскочил под дождь.
Тимофей бежал, не глядя по сторонам. Сейчас он видел перед собой только цель - старую хозяйственную постройку. С разбегу мальчик больно ударился плечом о дверь сарая и с остервенением крутанул ключ в замке. Забежав внутрь, он захлопнул за собой дверь и сорвал со стены тяжёлое отцовское ружьё крупного калибра - Кран хранил оружие здесь, опасаясь, что сын может поранить себя. Где-то в древнем буфете, стоящем вдоль стены, должна быть коробка с патронами...
Внезапно дверь приоткрылась и в образовавшейся щели появилась человеческая рука. На тыльной стороне ладони ясно была различима старая татуировка в виде солнца, и надпись - на каждом пальце по букве - САША.
Дверь издавала противный скрип, а Тимофей, подвывая от страха, трясущимися пальцами пихал патрон в патронник. Наконец, ствол ружья защёлкнулся. Тима закричал что-то нечленораздельное и выстрелил, не целясь, куда-то в притолоку над дверью.
Грохот выстрела оглушил его, отдача отбросила мальчика к противоположной стене, а с потолка посыпалась на голову и за шиворот труха.
Рука с наколкой исчезла, и Тима снова зарядил ружьё. Несколько минут он стоял, направив ствол в сторону двери. От порохового дыма щипало глаза и хотелось чихать.
Наконец, мальчик решил выбираться из сарая. Он ужом выскользнул наружу и с опаской посмотрел себе под ноги, опасаясь увидеть убитого им мужчину. Но поблизости никого не оказалось. Тима закрыл дверь сарая и бегом вернулся в дом. Он быстро обшарил комнату сторожки - не забрался ли кто туда. Убедившись, что всё в порядке, Тимофей тщательно запер дверь и залез на свою кровать.
Тяжело дыша, мальчик выставил впереди себя ствол ружья и прижался спиной к стене.
Он сидел так до темноты.
Когда в бесконечной тишине раздался стук в дверь, Тимофей от неожиданности едва не нажал на курок.
Глухой голос Крана сказал:
-Открывай, Тимон, это я - не бойсь.
Тимофей отодвинул засов, взглянул на усталого отца и вдруг почувствовал такой прилив нежности, что подбежал к нему и прижался лицом к сырому плащу. Кран осторожно вытащил из рук мальчика ружьё и сложился пополам, нагнувшись к сыну. Кепка соскользнула с бритой головы отца и мокро шмякнулась на пол. Он не ожидал от Тимона такой реакции на своё появление - у него в семье не было принято показывать чувства. Но сейчас он почувствовал что-то неладное и пригладил вихры Тимы. Жёсткие пальцы отца подняли лицо мальчика за подбородок. Тимон успел заметить живую искорку в серых глазах отца.
Словно в завершение нежданной семейной идиллии бесшумно подошёл Пыжик и потёрся о сапоги Крана.
В этот раз помимо надоевшей уже ветчины и упаковок с крупой и мукой Кран принёс тушёнку. Два десятка обмазанных жиром банок тускло светились в размокшей коробке на полу.
Тима резво открыл одну из банок - аромат консервированного мяса ударил в ноздри - и с жадностью принялся есть. Давясь тушёнкой, он взахлёб рассказывал отцу о случившемся.
Кран с трудом стянул с натруженных ног сапоги, откинулся к стене и сонно смотрел на сына. Когда Тимофей прикончил банку и уже облизывал ложку, Кран спросил, кивнув на раскрытую на столе тетрадь:
-Ты что, пишешь об этом?
Тима поперхнулся. Отец не поверил ему! Он принялся было с жаром доказывать свою правоту, но в ответ скоро услышал набирающий силу храп.
Мальчик взял со стола керосиновую лампу и подошёл к дивану. Кран уснул полулёжа, даже толком не раздевшись. От него пахло потом и болотной водой - десятикилометровый путь к Вертолёту проходил отнюдь не по асфальту. Тимофей поднял тяжёлые ноги отца на диван и накрыл одеялом. Кран что-то пробормотал во сне, поворочался немного и затих.
Мальчик притушил керосинку - он боялся, что свет в окне будет далеко виден - и задвинул шторы поплотнее. Теперь он был спокоен: рядом отец.
Тимофей сел за стол и открыл чёрную тетрадь. К окну подойти не решался, да и что там можно разглядеть в кромешной темноте? Однако Тима чувствовал, что эти двое где-то неподалёку. Они так и стояли перед глазами - мужчина и девочка. Совершенно разные, но с одинаковым выражением лица. В их взгляде что-то таилось. Казалось, они способны на всё. Словно загнанный в угол зверь...
...Хотелось спать. Да, самый лучший выход: смерть во сне. Сколько осталось? Нет, лучше не смотреть. Просто не открывать глаза.
-Господи, прости за этот грех, но другого выхода нет.
-Вот так - сидя привязанным в кресле пилота и добровольно умирая от удушья, ты хочешь закончить свою никчемную жизнь? - спросил кто-то. - А что ты сделал в этой жизни настоящего, чтобы сейчас уйти из неё?
Матрикс знал, что голос раздаётся у него в голове, поэтому даже не открыл глаза. Просто слушал. Он подумал, что это начало конца.
-Ну, что же ты не отвечаешь, астронавт? Может, ты молчишь потому, что сбежал со своей планеты, как последний трус? Сбежал, оставив свой мир умирать? Это же твоя Земля!Это твоя прекрасная голубая планета - она всегда ждала тебя! Там дышит свежестью Небокеан, там раскинулись зелёные континенты, там живут люди!Ты должен вернуться и спасти их от равнодушия!! Ты должен возродить людской род!!!
Голос в голове набирал силу, он уже почти кричал.
Матрикс мысленно отмахнулся от Голоса. Он ждал смерти. Казалось, ничто не могло его остановить.
-Открой глаза!!!
"SOS!!!" "Saveoursoul!!! - взорвался в ушах уже совсем другой голос - женский".
Пилот распахнул глаза. Грубый Голос В Голове умолк, но женский голос остался. Он был реальным и вещал из динамиков на панели управления. Отчаянный женский голос, он механически повторял одно и то же - "SOS!!! Спасите наши души!!!".
Бортовой компьютер начал лихорадочно выводить на мониторы "Лайта" потоки информации - координаты неопознанного объекта, определение его габаритов и формы, расстояние до объекта, идентификацию по линейке звездолётов малого класса. Также он определил его состояние - отказ главного двигателя неизвестного космического корабля. Ещё компьютер уловил присутствие на борту чужого судна живых существ. Им требовалась помощь. Им не было дела до того, что пилот Матрикс решил превратить свой звездолёт в летающую могилу. Они не хотели умирать!
Астронавт скосил глаза на таймер. Две минуты до конца. Он отчаянно рванулся из кресла пилота, но ремни крепко держали в своих объятиях. Матрикс зарычал от бессилия, на минуту потерял самообладание и стал биться в кресле, как рыба, попавшая в сети.
Женский голос повторял мольбу о помощи, таймер с яростью отсчитывал последние секунды, Грубый Голос В Голове вопил: "Де-ейству-уй!!! Быстрее-е!!!", но руки пилота вдруг безвольно повисли вдоль подлокотников кресла.
"Всё бесполезно, - подумал он".
Это было уже не начало конца. Это был самый настоящий конец.
-Господи, за что ты меня так наказываешь?!
В какой-то момент Матрикс увидел всю эту ужасающую картину откуда-то сверху. Вот он, безвольно сидящий в тисках ремней, вот панель управления, вдруг ожившая, вещает женским голосом, вот сварочный аппарат в углу каюты...
"Аппарат?..А ведь это мой шанс! Это же спасение!"
Пилот сдвинул кресло как можно дальше назад, рука потянулась ксварочному аппарату. В какой-то момент астронавту показалось, что он не дотянется до выключателя. Но вот прибор загудел и весело засверкал огнями на маленькой панельке. Матрикс схватил электрод и двумя быстрыми движениями разрезал ремни. Он метнулся к панели управления, но ноги так затекли, что пилот упал на пол.
Падая, он всё же успел нажать кнопку сброса на таймере.
Казалось, что Матрикс пролежал на полу каюты целую вечность. Женский голос продолжал свой бесконечный монолог, на мониторах появлялась новая и новая информация, а обшивка кресла дымилась, распространяя по полу каюты едкий запах.
Астронавт поднялся, потирая ушибленный затылок, ивзял на себя управление звездолётом. Первым делом он отдал две голосовых команды. Робот-пожарный начал немедленно тушить горящее кресло, а бортовой компьютер направил "Лайт" на сближение с неизвестным космическим судном...
Глава 3.
Чудовище.
Тимофей распахнул глаза. Он не помнил, когда отложил ручку, забрался на свою высоченную кровать и заснул.
Ночь ушла, оставив унылый дождь над мокрым лесом серому утру. Солнце явно не спешило показываться в этот день.
Кран стоял, сложившись у окна. Одной рукой он отодвинул штору, а в другой держал открытую банку тушёнки. Он замер, прислушиваясь. Тимофей пошевелился на своей кровати. Отец, не оборачиваясь, спросил:
-Ты слышал что-нибудь?
Тима затряс головой. Сейчас он слышал только пение птиц за окном. Мальчик окончательно проснулся и гладил кота, который запрыгнул к нему на кровать. Пыжик урчал от удовольствия, вытягивал мокрые после прогулки лапы и пытался забраться под одеяло. Неожиданно кот замер, навострил уши и спрыгнул на пол. Откуда-то издалека со стороны леса донёслись крики человека. Тима вздрогнул.
Вопли продолжались несколько минут. Они были жуткими - по спине мальчика побежали мурашки. Без лишних слов было ясно, что так кричать человек может только перед смертью - страшно и обречённо. Постепенно крики перешли в еле слышный вой, а затем и вовсе затихли. Но в ушах мальчика они долго ещё отдавались эхом.
Кран выронил банку из руки. Она покатилась по полу и замерла под столом. Отец перекрестился и вполголоса выругался. На его лбу заблестели капли пота. С минуту он всматривался в окно. Шрамы на его щеке - "медвежьи отметины" - стали розовыми, скулы обострились. Он размышлял о чём-то.
Спустя некоторое время отец принёс ружьё крупного калибра, едва высохшие после вчерашнего похода болотные сапоги и тёплую одежду. Потом сел на диван и начал собирать свой потёртый кожаный мешок.
Тима обречённо следил за этими приготовлениями. Он знал, чем всё это закончится - Кран уйдёт в лес, а он снова останется дома один на один со своими страхами.
Что, если отец не вернётся? Что, если лес проглотит его? Тот человек, который кричал, - кажется, он умер мучительной смертью. Что-то убило его. Воображение мальчика тут же нарисовало жуткий образ - огромное мохнатое чудовище выходит на поляну перед домом и заглядывает в окна жадными голодными глазами. От него невозможно спрятаться, потому что оно смотрит прямо внутрь тебя. Оно доберётся до самого сердца. И у него одно желание - уничтожить.
На пороге отец обернулся. Снова в его бесстрастных серых глазах мелькнуло что-то живое. Он ничего не сказал, только кивнул на прощание. Тима постарался запомнить его таким - длинным, несуразным, в нелепом зелёном плаще и громадных болотных сапогах. Но главное - сохранить в памяти эту искорку во взгляде из-под потёртой кепки.
Тима задвинул засов и сел за стол. Чудовище, которое он сам себе представил, сейчас бродило по лесу и искало новую жертву. Когда оно расправится с Краном, то явится и за ним. А что может сделать обыкновенный двенадцатилетний мальчик? Вот если бы на его месте был бесстрашный пилот Матрикс! Он обязательно нашёл бы выход из положения.
Тимофей открыл чёрную тетрадь и задумался. Здесь, на этих страницах, разлинованных в мелкую клетку, была совсем другая жизнь. Достаточно взять ручку и написать пару фраз - и ты с головой окунался в другой мир. Бревенчатые стены сторожки постепенно превращались в обшитую серебристым пластиком каюту, подслеповатые окна с засаленными занавесками - в иллюминаторы, а тёмный от дождя лес за окнами - в величественный космический пейзаж с россыпью далёких звёзд...
...Стыковка прошла удачно. Матрикс на минуту задержался в шлюзовой камере, прежде чем сделать первый шаг на борт чужого звездолёта. Всего несколько часов назад он хотел уйти из жизни, не видя больше в ней смысла. Но сейчас ему просто необходимо быть осторожным - ведь от него зависит чья-то жизнь. Он поднял голову, перекрестился и быстро прочитал молитву.
Здесь, в космосе, трудно было сказать, где Он - Господь, в какой стороне. Но астронавт, читая молитву, всегда поднимал глаза вверх - Бог был над ним.
Пилот выпустил вперёд робота-разведчика. Он напоминал небольшую черепаху. Его датчики показали, что дышать на борту неизвестного судна можно, давление, влажность и другие жизненно важные параметры в норме. Только после этого Матрикс вошёл внутрь.
"Добро пожаловать на борт, герой!" - усмехнулся Грубый Голос В Голове.
Астронавт втянул носом воздух и замер, поражённый. Он даже не сразу понял, что пахнет женскими духами.
Сейчас он оказался, похоже, в кают-компании. Комната была обставлена в стиле "глубокое ретро" - очевидно, далёкого двадцатого века. Мягкие диваны вдоль стен соседствовали с хрупкими столиками из цветного стекла. На стенах, стилизованных под полосатые обои, висели древние картины -пейзажи земной природы и натюрморты. На столиках стояли две-три вазы с цветами, очень напоминающими живые. Освещала всё это огромная хрустальная люстра, сверкавшая посередине потолка. И кругом были безделушки - десятки, сотни - они лежали на столиках, свешивались со стен, с потолка и даже с люстры.
Проходя мимо, Матрикс машинально поднял руку и коснулся хрустальных подвесок люстры. Они закачались, издавая мелодичный звон. Астронавт улыбнулся - в его аскетично обставленных каютах такой роскоши места не было.
Пилот прошёл в следующую каюту, где было сосредоточено управление звездолётом. Он быстро снял показания приборов и безошибочно определил, что корабль разрушается. Система автоматического управления отказала, и фотонные двигатели космического судна пошли вразнос. Необратимая цепная реакция грозила превратить звездолёт в пыль. И это должно было произойти уже в течение ближайших суток.
Робот-черепаха ждал его в соседней каюте. Здесь стояли две камеры КДС, предназначенные для длительного сна во время космического путешествия и несколько шкафов "под старину" вдоль стены. Матрикс со страхом и надеждой заглянул в прозрачные колпаки камер.
В первой "кроватке" спала молодая женщина. Хотя форма камеры была точно подогнана под форму её тела, женщина умудрилась во сне слегка повернуться на бок. Длинные тёмные волосы скрывали часть лица, но и того, что Матрикс увидел, было достаточно, чтобы понять - оно прекрасно.Тело, прикрытое тонкой материей, тоже казалось безупречным. Некоторое время пилот стоял и смотрел на женщину, не в силах отвести от неё взгляд.
Грубый Голос В Голове зашипел:
-Что ты на неё уставился, как последний дурак? Втюрился, что ли? У тебя совсем нет времени - в любой момент здесь всё разлетится на куски!
Пилот с трудом взял себя в руки и посмотрел на панель приборов над камерами. Неисправный бортовой компьютер не разбудил пассажиров, как должен был сделать. Он только послал в эфир сигнал "SOS".
Пальцы Матрикса пробежались по кнопкам - и стеклянные колпаки немедленно поползли в сторону.
Женщина только успела пошевелиться, а из другой камеры уже донёсся жизнерадостный лай, и у ног астронавта завертелась лохматая колли. Каюта вдруг сразу стала меньше, собака крутилась юлой, а руки Матрикса зарывались в густую шерсть животного, и сам он будто заражался её неуёмной энергией. Роботу-черепахе тоже досталось - колли перевернула его, и теперь шасси робота беспомощно шевелились в воздухе. Затем собака встала на задние лапы и "умыла" языком свою хозяйку.
Женщина открыла глаза - два зелёных удивлённых светлячка. Приподнялась на локте и взглянула на Матрикса. Голос её был хриплым после долгого искусственного сна:
-Может, вы отвернётесь на минуту и дадите мне одеться?
Астронавт послушно уставился в репродукцию известной картины Гойи на стене. "Всё же она немного полновата", - подумал он о Махе. Женщина, которую он разбудил, казалась куда более стройной.
За его спиной шуршала одежда, выдвигались ящики шкафа и нетерпеливоцокали по стилизованному паркету когти собаки. Потом откуда-то заиграла тихая музыка - скрипки, флейта и, кажется, клавесин.
Матрикс тут же представил себе незнакомку в пышной одежде викторианской эпохи - под стать обстановке - большой вырез на груди, открытые плечи, волнующие складки длинного платья. Пилот даже начал напевать про себя в такт звучавшей классической музыке: "Маха раздетая, Маха одетая...".
Когда послышалось предложение повернуться, Матрикс ещё подумывал, не поцеловать ли даме руку.
"Маха раздетая, Маха оде...".
Обернувшись, астронавт вздрогнул от неожиданности. Из другого конца комнаты в его лицо смотрело дуло пистолета.
Вместо шикарного платья на женщине оказался практичный комбинезон небесно-голубого цвета, ощетинившийся множеством молний. Волосы она перевязала лентой, а глаза спрятала за большими тёмными очками. Собака, как ни в чём не бывало, прогуливалась по каюте, с недоумением поглядывая на застывших людей.
-Послушайте, леди, - начал Матрикс. Однако женщина нетерпеливо прервала его, взмахнув пистолетом.
-Нет! Вопросы буду задавать я. Первый - кто вы такой? Второй - зачем вы прервали мой искусственный сон?..
С каждым вопросом женщина выбрасывала вперёд руку с пистолетом. Спокойная классическая музыка продолжала звучать словно из ниоткуда, собака залаяла, чувствуя враждебное настроение своей хозяйки, а Матрикс с каждым взмахом пистолета зажмуривал глаза, ожидая случайного выстрела.
-И третий вопрос - что вам нужно здесь, на моём "Адмирале"?
Пилот мысленно усмехнулся, подумав, что с названием для своей маленькой посудины дама явно перестаралась. Тщательно подбирая слова, он отчеканил:
-Судя по приборам, ваш "Адмирал" разваливается на куски...
Пока Матрикс чётко и толково отвечал на все три вопроса незнакомки, она медленно опускала пистолет, а потом и вовсе убрала его в кобуру. Она сняла очки и молча смотрела на астронавта. Глаза её наполнились слезами, руки безвольно повисли.
-Всё, Гулливер, - срывающимся голосом сказала она собаке, когда пилот закончил, а показания приборов были проверены. - Наш "Адмирал" погибает. Собирайся, мы уходим на борт к этому астронавту.
Гулливер помахал хвостом и тявкнул...
...Из леса донёсся выстрел.
Тимофей вскочил, опрокинув стул.
Второй выстрел. Третий. Потом всё стихло. Даже птицы умолкли на минуту.
Тима заметался по сторожке, напугав Пыжика. Сердце мальчика колотилось где-то у самого горла.
"Вот, началось. Что там случилось, в этой чаще? Жив ли отец? Победил ли он чудовище? И чем всё это кончится?"
Вопросы, звучавшие в голове, не давали Тимофею сосредоточиться. Наконец, он остановился посреди комнаты, поднял глаза на икону и перекрестился. Потом схватил в охапку свою куртку и выскочил из дома. Он нырнул в чащу леса, как ныряют в омут, зажмурив глаза и плотно сжав зубы.
Пыжик подкрался к открытой двери и выглянул, не решаясь выйти наружу. Он видел, как лес равнодушно проглотил мальчика. Глаза с иконы безучастно взирали на опустевшую комнату. Чёрная тетрадь осталась открытой на столе, и ветерок шевелил её страницы.
В лесу дождь чувствовался намного меньше. Кроны деревьев огромными зелёными зонтами раскинулись над головой мальчика. Однако Тима всё же натянул капюшон. Ему было страшно в лесу, но ещё страшнее оставаться одному в сторожке. Он запомнил приблизительное направление выстрелов и, стараясь не шуметь, пробирался через чащу. Почему Тимофей шёл к месту не напрямик, а по широкой дуге, он и сам не мог себе объяснить - то ли от испуга, то ли оттягивая по возможности тот момент, когда ему предстояло увидеть нечто ужасное.
Тимофея преследовали жуткие предчувствия. Его детская фантазия разыгралась вовсю. Он вздрагивал от каждого шороха. Всякий раз, выходя на открытое место, мальчик съёживался, ожидая наткнуться на окровавленное тело отца.
Только сегодня, после прозвучавших в лесу выстрелов, Тима вдруг по-настоящему ощутил своё одиночество. Если с Краном произошло что-то непоправимое, то мальчик останется один в этом громадном лесу...
А, может быть, и во всём мире...
Одному ему не выжить. К тому же он любил отца. Кажется...
...У них была странная семья. Мама - многообещающая журналистка - тринадцать лет назад писала очерк о человеке, который прожил почти всю жизнь в тайге. Она так увлеклась своим очерком и его героем, что вскоре вышла за него замуж. За очерк или за его героя? Хороший вопрос!
Так или иначе, на свет появился Тимофей, а семьи не получилось. Кран остался жить в своей глуши, а мама с сыном - в городе. Мама не захотела расставаться со своей профессией и городской жизнью, а отец...
Отца мама прозвала Кедром. Потому, что он, как дерево, врос всеми своими корнями в мшистую землю тайги. Его можно было срубить, распилить на части, но вырвать из тайги - невозможно. Дальше райцентра Кран не был никогда.
Уже после медового месяца, проведённого среди беличьих шкурок, сушёных грибов и вечной мошкары, в обществе молчаливого мужа, мама поняла, какую она совершила ошибку. Но отступать она не умела. Это был её жизненный принцип - не отступать. Она не отступала, когда другие мужчины предлагали ей совсем другую жизнь. Она не попятилась, когда над её принципами начали посмеиваться. Она не сделала ни одного шага назад, только с головой окунулась в работу, а всё оставшееся время тратила на воспитание сына. Она держалась из последних сил и несла свой крест, старательно закрашивая раннюю седину.
А Кедр продолжал свою жизнь в тайге. Как у дерева нарастают новые годичные кольца, так у него появлялись морщины. Он не знал и не хотел знать городской жизни. Когда жена с сыном раз в полгода появлялись в его сторожке, они казались ему ангелами, сошедшими с небес.
Он ждал их... и боялся. Боялся того момента, когда они переступят порог его убогой избушки, и сразу станет тесно и шумно. Жена скинет светлый плащ и бросит его на табурет, словно сложенные крылья. От неё пахнет духами, она целует его в губы, потому что щёки его вечно небритые...
Он заново привыкал к её быстрой речи и поначалу понимал не все слова. Сын подбегал к нему и обнимал за колени, и нужно было погладить его по голове, а волосы его оказывались жёсткими и непослушными. И ещё Тимон всегда чего-то хотел от него, что-то спрашивал, какую-то чепуху, и Кран почти никогда не отвечал. Он не видел смысла в пустых разговорах. Да и что он мог дать своей городской семье? Подарить сшитую грубыми нитками шубу из беличьих шкурок, которую жена, конечно, ни разу не оденет там, в своём Городе? Научить сына охотничьим премудростям, когда мальчика мутит от одного вида дохлого лесного зверька?
И всё же их семью что-то связывало. Была ли это сторожка, где они встречались все вместе? Или тайга, куда ходили втроём на прогулки? А, может, какая-то необычная тяга друг к другу? Трудно сказать.
В последний раз жена с сыном приехали рано - в мае, два месяца назад. Жена долго объясняла что-то. Слезы текли из её глаз, а Кран просто слушал её голос, наслаждаясь им, и не особенно вникая в смысл слов. Он гладил щёки жены, вытирая жёсткими ладонями её слёзы, и вдыхал запах её любимых духов.
В тот день Кран понял только, что в мире произошло что-то плохое. Непоправимо плохое. Жена сказала: "Это война, в которой проиграли все. Вся планета. Оставайтесь с Тимкой здесь и постарайтесь выжить". Она переночевала всего одну ночь, и была этой ночью такой ласковой, как в медовый месяц. Она оставила Тимона и сказала, что обязана вернуться обратно в Город.
Утром Кран проводил жену до райцентра. Было пасмурно, шёл дождь. Дошли только после обеда. Кран удивился, заметив, что в посёлке остались одни бродячие собаки. На огромной площади его жену ждал транспортный вертолёт, и она плакала, и плакали пьяные пилоты, и завывали лопасти винтокрылой машины, разрезая на части мутные полосы дождя...
Через неделю Кран нашёл в лесу разбитый вертолёт. Жену он похоронил там же, неподалёку, отдельно от других. Тимону о гибели матери он не рассказал. Вскользь заметил лишь, что ходит к разбившемуся транспортному вертолёту, чтобы пополнить запасы консервов. На самом деле, приходя время от времени к месту крушения, Кран подолгу стоял над самодельной могилой своей жены. Он молился. Он и здесь был немногословен, и вся его молитва состояла из трёх слов...
...Тимофей замер. За деревьями, на небольшой поляне, лежала куча тряпья. Воображение мальчика сразу нарисовало растерзанного до неузнаваемости отца. С содроганием он подошёл и заставил себя разглядеть кучу.
Нет, это оказался всего лишь чужой ватник. Слава Богу!
Тима продолжил свой путь. Теперь он ясно видел, куда идти. К цели вели поломанные ветки, примятая трава и какие-то обрывки тряпок. А вскоре мальчик понял, что цель близка, поскольку на листьях появились бурые следы. Он не хотел об этом думать, однако с ужасом осознал, что это - пятна крови. У Тимофея задрожали колени. Он издал горлом какой-то странный звук, прикрыл глаза, наклонил голову и ринулся вперёд, не разбирая дороги.
Мокрые ветки хлестали его по затылку, сдёрнув капюшон, корни деревьев заставляли спотыкаться. Несколько раз Тима падал на колени, но снова поднимался и с упрямым отчаянием продолжал бежать. Наконец, в последний раз он споткнулся обо что-то большое и мягкое, перелетел через него и упал, больно ударившись коленом. Машинально мальчик сжался в комок и закрыл голову руками, ожидая нападения жуткого чудовища, которое убьёт его.
Несколько мгновений ничего не происходило. Тима робко выглянул из своего убежища. Сверху на него смотрели серые глаза отца. Одной рукой он сжимал своё ружьё, а другую протягивал Тимофею.
-Ты не ушибся, Тимон? Зачем так бежал - я чуть не застрелил тебя!
Мальчик схватился за жёсткую ладонь Крана и поднялся на ноги. От сердца отлегло, и он прижался к отцу, всхлипывая и бормоча что-то несуразное.
Кран вдруг присел на корточки, лицо его оказалось совсем близко к лицу Тимы. Морщины отца разгладились, и он пробормотал:
-Не плачь, сынок, всё хорошо.
Через минуту Тимофей смог, наконец, оглядеться. Маленькая поляна представляла собой поле боя. Прямо под ногами мальчика возвышалась огромная туша убитого медведя, о которую Тима споткнулся, когда бежал напролом. Оскаленная пасть смотрела куда-то в сторону, остекленевший взгляд и сейчас казался свирепым.
Отец уже начал разделывать тушу. Его почему-то заинтересовало содержимое желудка зверя.
Тимофей отступил назад, ощутив дурноту, а Кран, как ни в чём не бывало, продолжил своё занятие, орудуя большим охотничьим ножом. Вскоре он извлёк из разрезанного желудка медведя окровавленный предмет. С содроганием Тима узнал изуродованную человеческую кисть с едва заметной татуировкой в виде солнца и буквами на сохранившихся пальцах: ...АША...
Мальчик едва успел добежать до кустов. Его рвало долго. Он даже боялся задохнуться, потому что рвотные массы забивали рот и нос.
Когда приступы прошли, Тимофей виновато взглянул на отца, который стоял у него за спиной и терпеливо ждал.
-Я пойду домой?
-Иди, - усмехнулся Кран. - И прихвати с собой её. Она теперь будет жить у нас, а то пропадёт в тайге одна.
Тима обернулся и только сейчас заметил за деревьями безмолвную фигурку в жёлтом дождевике. Она стояла без движения - не пряталась, но и не пыталась выйти на открытое место.
Тимофей подошёл к девочке и взял её за руку. Ладонь была холодная и невесомая. Тимофей отыскал в траве упавшую тряпичную куклу и повёл девочку в отцовскую сторожку. Она шла безропотно, смотрела прямо перед собой и не замечала расползшихся по лесу корней. Дождевик её пропах сыростью, а исхудавшее лицо бледно светилось под капюшоном.
Дома Тимофей снял с гостьи дождевик - под ним оказался старый спортивный костюмчик - и поставил перед девочкой открытую банку тушёнки. Она поковыряла еду ложкой и заснула прямо за столом. Тима отнёс девочку на свою высокую кровать и укрыл двумя одеялами.
Он долго стоял и смотрел на неё, спящую. Она была симпатичной, но черты лица заострились, очевидно, - от голода и скитаний. Порой Тимофею казалось, что девочка умерла, он близко наклонялся к её лицу и проверял, дышит ли она. Она дышала.
Наконец, Тима вернулся к столу и забрался на табурет. Он отодвинул банку с недоеденной тушёнкой и раскрыл свою чёрную тетрадь. Теперь он знал, каким будет окончание повести.
Глава 4.
Ноев ковчег.
...Классическая музыка продолжала играть. Мелодичное пение скрипок резало непривычный слух Матрикса, бархатный голос клавесина вызывал головную боль, царапая его мозг, а вихри звуков, поднимаемые флейтами, заставляли сжиматься нервы пилота в один тугой комок.
Однако у астронавта не было времени поддаваться эмоциям. Он летал на третьей космической скорости из каюты в каюту, перегружая пожитки, принадлежащие хозяйке погибающего "Адмирала", на свой корабль. Она тоже бегала как заведённая, а за ней с лаем носился Гулливер, путаясь под ногами. Иногда астронавты сталкивались в узких коридорах. В одно из таких столкновений они с Матриксом, наконец, познакомились. Её звали Ирина - очень древнее и красивое имя.
В другое столкновение астронавт узнал, что Ирина направлялась на Землю, откуда улетела в научную экспедицию к другой галактике несколько земных тысячелетий назад. Оказывается, они были почти ровесники - с разницей лишь в полторы тысячи лет.
Следующее столкновение оказалось более длительным - из рук женщины посыпались её драгоценные безделушки. Подбирая их, Матрикс сообщил, что Земля уже совсем не такая, как прежде, поэтому он благополучно отбыл оттуда. На что Ирина успела возразить, убегая за новым грузом, что их родная планета будет такой, какой они еёхотят видеть.
Астронавт на минуту остановился посреди коридора, переваривая мысль этой женщины. Одной своей фразой, брошенной невзначай, она решила проблему, из-за которой он недавно хотел проститься с жизнью!
Матрикс тряхнул головой и с удвоенной энергией принялся за работу. Он решил обдумать слова Ирины позже. Нельзя было забывать, что с минуты на минуту всё здесь превратится в облако космической пыли.
Аврал продолжался. Астронавты спешили, Гулливер весело лаял, бегая за ними, а музыка величественно плыла над этим маленьким островком жизни посреди мёртвой галактики. Думали ли древние композиторы, что их произведения будут звучать спустя тысячелетия в глубоком космосе под светом равнодушных звёзд?
Матрикс позволил себе расслабиться лишь в тот момент, когда отстыковал от "Адмирала" свой корабль и отвёл его на безопасное расстояние. На мониторах всё ещё медленно поворачивалась тень звездолёта Ирины. Сама она сидела рядом с Матриксом в рубке управления и делала вид, что гладит притихшего у её ног Гулливера. Лица женщины астронавт не видел. Только иногда она быстро вскидывала голову, бросала взгляд на мониторы и снова съёживалась в своём кресле. В такие моменты Матрикс успевал заметить блестевшую на её щеке слезу.
Молчание было заполнено мерным шумом двигателей звездолёта и сопением заснувшей собаки. Неожиданно на мониторах появилась яркая бесшумная вспышка, и "Адмирал" исчез. Облако мелких частиц, оставшееся от него, быстро рассеялось.
Ирина сделала глубокий вдох, закрыла лицо руками и убежала в выделенную ей каюту. Гулливер вскинулся и процокал вслед за ней.
Матрикс остался один. Он долго смотрел в коридор, где исчезла женщина, и прислушивался. Несмотря на шумоизоляцию, ему казалось, что он слышит рыдания Ирины.В воздухе остался запах её духов, а на подлокотнике её кресла покачивался медальон на тонкой цепочке. Астронавт протянул руку и взял его. На золотом медальоне была изображена Земля, снятая из космоса. Угадывались материки и белая шапка полюса. Такие медальоны были у каждого пилота-исследователя. Матрикс перевернул медальон. Он знал, что будет на оборотной его стороне. Голограмма личного номера пилота и надпись внизу. Всего три слова: "Я вернусь, Земля!"
Матрикс задал кораблю курс на Землю и проверил показания приборов. Всё было в порядке. Оставалось подготовить КДС - камеру длительного сна. Её предстояло переоборудовать на двоих, нет, на троих, включая собаку. Грубый Голос В Голове зашевелился и хотел было съехидничать что-то насчёт совместного сна мужчины и женщины в одной "кроватке". Однако пилот тут же заткнул ему глотку волевым усилием. Голос замолчал и больше не произнёс ни слова.
Когда всё было готово, Матрикс приблизился к двери в каюту Ирины. Он поднял руку, чтобы нажать кнопку вызова, зная, что при этом в каюте раздастся резкий сигнал. Но что-то его остановило, и он замер на минуту.
В мозгу вдруг мелькнула картина - он стоит на Земле, на высоком берегу рядом со своим домом. Перед ним- Небокеан. Тот самый, где земля растворяется без остатка. Всё, как тогда, во время его отпуска. Однако он чувствует, что рядом кто-то есть, поворачивает голову и видит рядом с собой Ирину. На ней длинное платье с открытыми плечами, в котором он её представил впервые. Из дома льётся классическая музыка, ноги мягко тронул хвост Гулливера. Матрикс обнимает гибкую талию Ирины, и они вместе смотрят вдаль. Туда, где раскинулся Небокеан, и ждёт впереди настоящая жизнь на родной планете. Может, в этом и есть счастье?
Грубый Голос В Голове усмехнулся: "Что, пилот, мечтаешь штампами? Какой из тебя астронавт, ты обыкновенный обыватель!"
Матрикс не стал возражать. Он убрал руку от кнопки вызова и постучал в дверь.
...Кран вернулся поздно, в сумерках. Посмотрел на Тимофея, который вышел его встречать, взглянул на девочку - она ещё спала - и вытянулся на своём коротком диване. Мальчик открыл для него банку консервов, но отец лишь слабо махнул рукой и тут же уснул.
Тима взял в руки свою тетрадь, перелистал её под слабым светом керосинки. Строки с ученическим почерком мелькали, сливаясь в неровные линии. Затем они внезапно оборвались - на том месте, где окончилась повесть о пилоте Матриксе. Большая часть тетради ещё оставалась пустой. Мальчик закрыл тетрадь и задумчиво посмотрел на черную обложку. В голове его метались мысли.
"Почему обязательно Матрикс? Это хорошая повесть, но она не моя. Не нужно дописывать за кем-то. Что, если сочинить что-то своё? Есть столько такого, о чём можно написать!.."
Кран пошевелился на своём скрипучем диване. Несколько раз подряд он тихо произнёс во сне: "Люблю тебя, родная!"
Это звучало как молитва. Тимофей замер. В полутьме ему показалось, что морщины спящего отца разгладились, шрамы почти исчезли, и он словно помолодел. Он и не был старым. Мальчик почувствовал к отцу какое-то новое чувство, подошёл и поправил его одеяло. Кран проговорил последний раз: "Люблю тебя..." и повернулся на другой бок.
Рядом с отцом, который победил лесное чудовище, Тима почувствовал себя уверенно, страхи его улетучились, и ему захотелось выйти на улицу и вдохнуть полной грудью влажный ночной воздух.
Дождь кончился. Над лесом повисла полная луна. В воздухе пахло хвоей и сырым мхом. Тимофей сделал несколько шагов по направлению к лесу. Теперь лес уже не казался таким жутким.
Где-то далеко-далеко угадывалось ядовитое зелёное свечение в небе. Оно не приближалось, словно боялось бескрайней тайги. Огромная армия высоких и стройных деревьев выстроилась на пути зелёного ада, уничтожившего почти всё живое.
В самой глубине тайги рядом с лесной избушкой стоял маленький человек, прижимая к груди чёрную тетрадь в клетку. Он смотрел на луну и думал о чём-то, улыбаясь.