Аннотация: Рассказ опубликован в альманахе "Фантаскоп"
ИСПЫТАНИЕ
Глава 1
В окно беспокойно стучали дождевые капли. Сквозь эту дробь едва-едва проглядывала залитая густым туманом панорама - бесконечный лес зеленым морем колыхавшийся у подножия гор. Отсюда он казался таким же, как и столетия назад - живым, трепещущим, растущим. Но опытный глаз без труда отмечал перемену - деревья был огромны. С высоты горного перевала их исполинские размеры скрадывались, но стоило оценить расстояние до крон, припомнить высоту, на которой находишься... Некоторые из деревьев поднимались вверх на сотни метров, а стволы их не смогли бы обхватить и несколько десятков человек. Еще десятилетие назад о существовании таких деревьев могли говорить разве что сказки.
Сказки... люди все чаще их вспоминали, неожиданно находя сходство с тем новым миром, что возник будто бы в одночасье.
Человек устало прикрыл глаза. Он мог часами смотреть в окно - в бесконечную серость пейзажа, вкосую расчерченную мелким дождем. Ничего не менялось, но он продолжал смотреть, надеясь, что небо когда-нибудь потемнеет, и закончится, наконец, этот бесконечный закат.
Слегка охнув, он поднялся со стула, растирая затекшую спину. Забот у человека было немного, вот и смотрел - часами, пока глаза не начинали слезиться и болеть.
Убранство жилища его было простым и отдавало ветхостью. На стенах висели выцветшие фотографии в поблекших рамках. Кто был запечатлен на них - уже и не скажешь. В тусклом свете не рассмотреть было размытых силуэтов, лица давно превратились в светлые пятна, фон - в неразборчивую рябь. Мебель в большинстве своем сильно обветшала, многие предметы были неоднократно чинены, некоторые детали заменены на самодельные - не обработанные и плохо подогнанные. Бревенчатые стены щетинились просмоленной пенькой, торчащей из щелей. В углу притаилась потемневшая от копоти печь - грубо переделанная старая железная бочка. Сквозь щели в заслонке мигали рыжеватые угольки, сверху, на чугунной плите сердито стучал крышкой старый чайник с потрескавшейся эмалью. С одной стороны от печки расположилась железная кровать, спинка которой, в несколько слоев покрытая облупившейся краской, напоминала кладбищенскую оградку. С другой стороны стоял кухонный стол - приземистый, колченогий. На нем стояли, накрытые чистой тряпицей тарелки, кастрюли и сковородки, а рядом на табурете пристроился большой жестяной таз для умывания, черпак с помятыми боками и большой кувшин.
Над кроватью висели косо сколоченные полки. На полках этих стояло несколько книг, завернутая в истлевшую, прохудившуюся газету стопка журналов, треснувшее зеркальце и консервная банка с выгоревшей синей этикеткой, на которой с трудом можно было разобрать слова "Сгущенное молоко". Были там еще какие-то безделушки, но царивший в комнате полумрак скрывал их.
Человек, настолько высокий, что выпрямись он - задел бы головой потолок, сутулясь, подошел к печке. Был он еще не стар, но выглядел измученным, словно от долгой болезни. Лицо его было бледным и морщинистым, как мороженное яблоко. Спутанные, давно нестриженные волосы неровными прядями спадали до плеч, и уже нельзя было наверняка сказать, какого были они цвета. Одет он был в старый, тертый пиджак с латками на локтях, черный свитер, с растянутым горлом и брюки, заправленные в порядком изношенные валенки.
Спрятав ладонь в рукав свитера, человек снял с плиты закипевший чайник и поставил его на стол. Затем, пошарив рукой под тряпицей, выудил оттуда сначала чашку, затем жестяную коробку. Откупорив крышку, он взял из коробки щепоть какой-то сушеной травы неопределенно-темного цвета и бросил ее в чашку, залив кипятком. От чашки пошел густой пар, а комната наполнилась горьким ароматом. Поставив чайник на стол, человек зажег маленькую свечку, взял с полки одну из книг, и, подвинув к себе чашку, уселся за стол.
Он не спешил ни пить, ни читать. Бережно взяв книгу двумя руками, он перелистал ее, выбрал нужную страницу, затем, не выпуская книги, слегка подул на чашку. На чердаке тихо свистел ветер, под полом скреблась мышь, за печкой, в забитых пенькой щелях шуршали тараканы. Было хорошо и спокойно, можно было не думать ни о чем плохом, а просто и тихо радоваться очередному дню.
Человек читал старую книгу, пожелтевшие страницы которой стали ломкими, а буквы - бледными. Книга живописала другое время, время, когда все было иначе, когда встав из-за горизонта, солнце поднималось в зенит, а в положенный срок - скрывалось на западе, когда люди жили в больших, светлых городах, а он, человек, звался Валерием Акуновым, инженером-конструктором первой категории.
Сейчас он пограничник. Заключил договор с Бронзовым двором и, следуя этому договору, поселился здесь, на Уральском перевале - на самой границе вечной ночи и пограничных земель.
Люди редко к нему заходили - все чаще подменыши, гнилое семя. Пограничник не любил их - не за что особо любить было. Наверное, если б не они, все могло бы и по-другому сложиться. Там, к востоку от перевала начиналась вечная ночь. Даже из окон его домика, в самую ясную погоду виден был только краешек солнца. Внизу, у подножья гор, ночь царствовала безраздельно. Людей там уже не было. Там жили пришлые.
Сами пришлые даже в пограничные земли ходили редко и неохотно. Людей они не любили. Для таких походов у них подменыши были приспособлены. Подменыши эти сначала всех людей с темной стороны выжили, а теперь в пограничье ходить повадились - осторожно пока, по двое - по трое, но с каждым разом все чаще, все наглее.
Пограничник шумно отхлебнул из чашки, перевернул страницу. Книгу эту он читал уже раз двадцатый, помнил почти наизусть, да только все равно, раз за разом перечитывал. От этих выцветших строк становилось ему теплее и спокойнее, будто в старую жизнь свою окунался ненадолго.
В дверь постучали, громко и властно. Скривившись, пограничник книжку аккуратно закрыл и поставил на полку. Затем встал и, пригибаясь, обходя потолочные балки, пошел в сени. Сеней у пограничника было в доме двое - одни с запада, другие с востока. Сейчас стучали в восточные.
На пороге стоял некто, ростом пониже пограничника, закутанный в блестящий от влаги плащ с низко надвинутым на лицо капюшоном. Левая пола плаща выпирала, приподнятая чем-то прямым и длинным, притороченным к поясу. Обувь, не тронутая дорожной грязью, сверкала медью застежек.
-Пущу, - коротко ответил пограничник, отступая в сторону от двери, - заходи, подменыш.
Гость зашел, остановился в сенях. Когда человек закрыл за ним дверь, снял плащ и отряхнув его от воды, повесил на гвоздь, вбитый в стену. Был он рыжеволос, но кожа была чистая, без конопушек. Бороды и усов не было, черты были тонкие, прямые, глаза - две плошки масла. Густого, медового цвета, без белков и зрачков, точно два янтарных камня в глазницы вставлены.
Под плащом золотилась тонкого плетения кольчуга, собранная так причудливо, что и не поймешь. На поясе - меч тонкий, ножны будто из палых листьев сшитые, рукоять медной ковкой блестит.
-Мир тебе пограничник, - сказал подменыш, учтиво кивнув, - не скис ты тут часом, не съели тебя тоска и одиночество?
-Мой долг - моя радость и утешение мое, - вопрос и ответ были частью старого пакта, который Пограничник заключил уже почти десять лет тому назад. С тех пор каждый, будь он подменыш или пришлый, заходил в дом пограничника именно с этим вопросом, и именно так пограничник должен был гостю ответить.
Подменыш прошел в комнату, сел на один из стульев. Тихонько звякнула кольчуга, жалобно скрипнуло дерево. Пограничник зашел следом, взял чашку в две руки, грея озябшие пальцы.
-С чем пожаловал, гость? - спросил он, глядя на подменыша. Этот почти не утратил людских черт - верно молод еще. Только вот глаза, да еще, пожалуй, фигура - слишком тонкая, вытянутая. Ну, все ж не чешуя с рогами.
-Дела мои пограничник к тебе касательства не имеют. По договору, заключенному тобой и Бронзовым королем, пришел, чтобы пройти в земли людей.
-Не хочешь говорить - не говори, - не стал спорить Пограничник, - тебе как - прямо сейчас?..
Пограничник кивнул, затем сделал большой глоток из кружки. Чай уже поостыл, но все еще согревал кровь. Подменыш с интересом разглядывал убранство комнаты. Человек не припоминал, видел ли его раньше. Похоже, для этого прихвостня пришлых это был первый выход в пограничную землю.
-Впервые идешь? - решил проверить свою догадку пограничник. Подменыш огрызнулся:
-Не твоего ума дело.
-Значит в первый, - кивнул пограничник, спрятав ухмылку за краем чашки, - в первый раз вы все с людьми такие резкие. То, что и сами люди, не сразу до вас доходит...
-Я - не человек, - резко оборвал его подменыш, зло тряхнув рыжей копной, - во мне - старшая кровь, меня воспитали при дворе Бронзового короля...
-Не усердствуй, слышал я уже все это, - буркнул пограничник, чаю прихлебнув, - только нет в тебе никакой старшей крови. Когда пришлые на земле объявились, разнесли они по свету какую-то заразу. Кто-то от нее сразу умер, кто-то - ничего, вычухался. А некоторые, дети в основном, такими как ты стали. А Пришлые их собирали и на свой лад воспитывали, мозги полоскали... Что, не слышал такой истории?
-Слышал, - неожиданно спокойно ответил подменыш, - я б тебе показал "заразу", да договор не велит. Так что твое счастье, старик. А так - запомни: если ты кого попытаешься убедить, что силы старшей крови - это болезнь и зараза, то любой, в ком она есть, в лицо тебе рассмеется. Мы реки вспять поворачивать можем! Из камня воду жать! Огонь вызывать! Летать по воздуху, дышать под водой... Все можем!
-Только под солнцем ходить не научились. А так - да, все можете.
-Научились, - подменыш зло прищурился, - на то тебя тут и посадили.
Теперь разозлился и Пограничник
-Никто меня сюда не сажал. Я сам! И не тебе, сопляк, о том судить!
Замолчали, глядя друг на друга косо. Чай совсем остыл, отдав все тепло рукам. Пограничник поставил чашку на стол, слегка стукнув донышком о доски стола. Подменыш встрепенулся, словно звук этот разбудил его.
-Засиделся я, - сказал, вставая, - пора.
Встал и пограничник. Подошел к столу, достал из резной шкатулки кривой короткий нож.
-Я, слуга Бронзового двора, требую исполнения клятвы, данной пограничником Бронзовому королю. Пусть твоя жизнь перейдет ко мне и даст мне силы ступить за грань Благословенной тени.
-Я, пограничник Уральского перевала, исполняя данную мной клятву, дарую тебе часть своей крови, - человек сделал короткий надрез на запястье, - пусть кровь моя даст тебе тень той жизни, которой у тебя нет.
Красная капля сорвалась с запястья и упала на подставленную подменышем ладонь. Едва коснувшись его молочно-белой кожи, капля впиталась, через секунду не оставив после себя ни следа. Пограничник ссутулился еще больше, на лице словно появились новые морщины. На щеках подменыша, наоборот, проступил легкий румянец.
-Исполнено, - сказал он кивая, - отпирай мне дверь, хозяин. Пойду я.
Когда дверь за подменышем закрылась, пограничник, устало шаркая ногами по полу, вернулся в комнату. Постоял немного в самой ее середине, переводя дыхание и держась ладонью за бок, словно после долгого бега, затем подошел к окну, ведущему на восток. Там, в сгущающейся к горизонту темноте шумел лес, играли призрачные огоньки - вспыхивали и гасли. Дождь ненадолго прекратился, воздух стал прозрачнее. Человек вздохнул - исполнение пакта отбирало у него много сил. Пока подменыш не вернется и не возвратит взятое, усталость не исчезнет. А за эту неделю это уже третий раз - и ни одного возврата.
Пограничник хотел было подкинуть дров в печку, но поленница оказалась пустой - он собирался сходить за дровами сразу после того, как выпьет чаю. Визит подменыша сбил ему намеченный распорядок. Накинув залатанный, выгоревший плащ захватив в сенях небольшой топорик с треснувшей рукоятью, пограничник вышел из дому, направившись ко входу в сарай, рядом с которым, под небольшим навесом были сложены заготовленные дрова.
Выбрав из кучи несколько поленьев, человек стал сноровисто колоть их. Работал он неторопливо, размеренно, но движения были точными и уверенными. Когда он и представить себе не мог, что будет заниматься чем-то подобным. Ничего - за пару лет привык, освоил. Наука-то нехитрая.
Из-за угла дома выплыло живое, трепещущее облачко серого тумана. Замерло за спиной пограничника, застелилось по земле, вытянулось в столб, затем уплотнилось и вырисовалось в фигуру, похожую на человеческую.
Неизвестный был закутан в серые одежды, легкие и свободные, словно дым от сгоравшей листвы. Поверх одежды желтовато поблескивали странные украшения. Лицо неизвестного было вытянуто, глаза - неестественно большие с миндальным разрезом - выглядели странно, но в сумраке трудно было разглядеть детали. Брови, сросшиеся у переносицы, поднимались ко лбу под острым углом. Губы были тонкие и бледные, верхняя нависала над нижней. Уши напоминали уши летучей мыши - большие, заостренные к верху, поднимающиеся над головой почти на ладонь. Волосы... волос словно вообще не было - была странная копна высохших, пожелтевших трав, спадающая почти до земли, на лбу стянутая медным обручем, гладким, без резьбы и украшений.
Выпростанные из широких пол одежды, руки его, неестественно длинные, были схвачены на запястьях широкими коваными браслетами. Узкие ладони заканчивались непропорционально длинными пальцами, увенчанные похожими на иглы когтями. Ног под одеждой видно не было, полы ее словно растворялись, обращаясь в туман, растекавшийся по земле.
Почувствовав на себе тяжелый взгляд, человек обернулся. На какое-то время вокруг повисла тишина, не нарушаемая даже шорохом ветра. Наконец гость произнес:
-Мир тебе, пограничник. Не скис ты тут часом, не съели тебя тоска и одиночество?
Голос его был гулким и звучал как из бочки - со странным призвуком, почти что эхом.
-Мой долг - моя радость и утешение мое, - голос отзвучал с предательской хрипотцой, - но сдается мне, что не мира ты жаждешь.
-Не злословь, человече, - существо сделало жест рукой, протянув ее слегка вперед и поиграв когтями, - нет в том нужды.
-С чем пожаловал, пришлый? - не стал ввязываться в спор пограничник. Незнакомец покачал головой:
-Вот ты опять. Сколько уж раз тебе объясняли - как нас называть и почему. Еще раз повторить?
-Повтори, - спокойно отпарировал человек, - память у меня дырявая, не чета вашей. Вдруг чего забыл?
-Не в духе ты сегодня, - подытожил странный гость. Пограничник безразлично пожал плечами.
-А я ведь не просто так к тебе пришел, - спокойно продолжил пришлый. Пограничник невозмутимо вернулся к колке дров, повернувшись к нему спиной. Расколол еще одно полено, собрал дрова в охапку и направился к дому.
-Тяготишься ведь долом своим? - существо осталось на месте, словно это было какое-то особое противостояние, шедшее не первый год, - я могу избавить тебя от него.
Человек замер, все еще не оборачиваясь к собеседнику. Тот продолжал:
-Дело есть у меня к тебе. Работы - на неделю, не больше. Выполнишь - освобожу тебя.
-Не ты меня сюда ставил, - медленно, тяжело проговорил человек, - не тебе меня освобождать.
Рука старшего скрылась под одеждой, пошарила там и вынырнула, сжимая в когтях какой-то маленький предмет.
-Узнаешь вещицу, - он вытянул вперед руку. Между двумя пальцами блеснуло колечко - простая полоска желтого металла. Пограничник обернулся, вздрогнул.
-Уговор помнишь? Вернешь кольцо - свободен от долга своего.
-Чтоб тебя черти взяли... - тихо прошептал человек. Пришлый ухмыльнулся. Поднялась кверху губа, обнажив ряд выступающих зубов, тонких и острых.
-Заходи в дом, - хмуро бросил пограничник и первым вошел внутрь. Пришлый через дверь не пошел, туманом растекся по земле, а через мгновение - проявился уже в комнате, в дальнем от печи углу. Сразу стало внутри сыро и затхло. Пограничник бросил дрова рядом с печью и развернулся к гостю.
-Перед моим приходом ты пропустил через границу пробужденного, - заговорил тот, - скоро он вернется. С ним будет человеческий ребенок. В ребенке - особая кровь. Приюти их у себя дней на пять, не больше. Потом они уйдут. А ты - получишь свое кольцо. И волю.
Человек не ответил. Что-то странное было в этом простом, на первый взгляд, договоре. Подменыши часто воровали детей из пограничья, но еще никогда не останавливались в его сторожке - даже на час. Один из подменышей как-то сказал, что чем быстрее ребенок попадет под Благословенную тень - тем лучше, тем слабее будет его связь с миром людей. Дело явно было нечисто.
-Темнишь, пришлый, - наконец произнес пограничник. Гость сложил руки домиком, клацнул когтями.
-А коли и так? - ответил, - что тебе с того? Тебе ли в наши дела влезать? К тебе они касательства не имеют...
-Тогда ваш король также говорил, - оборвал его пограничник, - обманули меня раз - хватит. Более не надо мне такого.
-Ну не надо - так не надо, - клыкасто улыбнулся пришлый, - я тебя на веревке к свободе тащить не буду.
-За службу мою, король обещал семью оградить! Сколько лет я отслужил? Пять? Десять? А про кольцо что говорил? Да только не так все вышло, как обещал он мне!
-Не шуми, не возводи хулу напрасно, - спокойно проговорил пришлый, руки в полы пряча, - Король двора Бронзового обещал, что защитит тебя и семью твою от гнева старших - его двора и любого другого. Кто ж виновен в том, что люди сами твою жену с детишками заживо сожгли? Потому и кольцо не отдал - службы-то своей ты не исполнил!
Пограничник зло уставился на пришлого, затем отвернулся, открыл кочергой заслонку, подбросил дров. Отливающие рыжим угли выбросили сноп искр, несколько вылетели из печи и упали к ногам человека. Кочергой потушив их, он обернулся к гостю, недвижно застывшему в углу.
-Решайся, человече, - сказал тот вкрадчиво, - коли нет - так я пойду. Чего время терять?
Пограничник посмотрел на гостя тяжело, не тая злости. Разгоревшийся в печи огонек осветил стоящую вдалеке фигуру. Блеснули в пламени глаза чужие - с четырьмя зрачками.
Глава 2
Айдан поглубже надвинул капюшон, плотно запахнул плащ, спрятав под него руки и прибавил шагу. В Благословенной Тени он никогда не мерз - земля относилась к старшим и их окружению с бережностью матери. Впрочем, многим жгучий мороз был по душе - особенно Серебряному двору. Потому и была его твердыня в самом сердце Тени, где землю намертво сковал лед, а темнота была беспросветной - даже звезды и луна никогда не проглядывали из-за густых, низких туч.
Бронзовый двор полной тьме предпочитал обманчивый сумрак. Потому и поставили свою цитадель возле самых границ, потому и привечали людских отпрысков - пробужденных. Серебряный двор людей ненавидел и боялся, потому даже тех, в ком проявлялась старшая кровь, отвергал и истреблял. Золотой двор слишком гордился своей родовитостью, чтобы ставить пробужденных выше, чем люди - домашнюю скотину. Где-то далеко, на другом пограничье, по слухам, был еще двор Деревянный, но о нем Айдан почти ничего не слышал - только то, что вражда у них с Бронзовым двором была давняя.
Дорога спускалась вниз, туда, где раскинулся обиталищем призраков прошлого человеческий город. Давно покинутый, он лежал темным покрывалом, уже оборванным по краям кромкой леса. Только редкие огоньки кое-где пробивались сквозь царящий здесь закатный сумрак. К одному из этих огоньков и шел Айдан.
Там, на Перевале, дождь уже должно быть прекратился, но здесь он все еще лил, холодные капли забирались под плащ, противно щекотали кожу, то и дело заставляя вздрагивать. Склоны вокруг уже покрылись лесом - густым и молчаливым. Айдан мысленно поразился тому, как сильно отличается лес здесь и в Благословенной Тени. Жизнь в теневом лесу не затихала ни на секунду: порхали между ветвей легкие фонарики малых духов, шуршало в подлеске многочисленное зверье, звучно переговаривались птицы, шумели, бедуя о вечном, мудрые деревья...
Здесь только ветер беспокоил кроны. Пустая земля, ничейная. Айдан торопился - порученное старшими дело не требовало отлагательств, да и находиться здесь хотелось как можно меньше. Он прикрыл на секунду глаза, представив мир вокруг как тончайшую паутину, нащупал нужные нити среди ведущих к нему, обдумал, осторожно потянул. Накатившая было усталость медленно отступила, тело налилось свежей силой, шаги стали упругими и широкими. Хорошо стало идти - даже дождь и холодный ветер нипочем.
Покинутый город встретил его зловещим уханьем ветра в разбитых окнах и скрипом распахнутых дверей. Жутко таращились темные проемы, хрустел под ногами растрескавшийся асфальт, остовы брошенных машин напоминали выброшенных на берег рыб. Когда солнце навсегда зависло над горизонтом, когда грань между мирами исчезла и старшие вернулись, чтобы потребовать то, что принадлежало им по праву, люди бежали отсюда. Города стали для них ненадежным прибежищем - законы природы, которые они столетиями пытались обуздать и заставить служить себе, наконец, вырвались из рукотворных оков. Следы этого были хорошо видны здесь: обвалившиеся громады домов, следы неистовых пожаров, огромные провалы, поглотившие целые кварталы... Люди в ужасе отрекались от старых своих путей - это спасало их от гнева земли. Но им нечего было избрать взамен... Счастливы те, в ком пробудилась старшая кровь - вот истинные наследники людского рода, младая поросль, что заменит ставшее дряхлым и бессильным человечество. И старшие это понимали - пробужденные становились их детьми.
Старшие нечасто выходили за границы Благословенной Тени - за ней мир для них словно был лишен воздуха - они истощались, стремительно теряя силы. Пробужденные, сохраняя в себе частицу людского, все еще могли покидать Тень - пускай и с небольшой помощью. У пробужденных в пограничье было много дел.
Впереди показался грубо слепленный из нелепых обломков забор, перекрывавший улицу. В заборе серели выкрашенные ворота. Ворота были заперты.
Айдан подошел к ним, осторожно коснулся рукой шершавой поверхности. Тихо было за воротами, сонно. Мерно шелестел дождь, тепло и уютно гудел дымок в печных трубах.
Пробужденный мог легко вышибить ворота, снеся за одно и всю стену. Но делать этого не стал. Подумав, он прикрыл глаза. Ветер вокруг него усилился, сворачиваясь в маленький смерч, подхватил завернутую в плащ фигуру, медленно оторвал от земли и поднял вверх. Когда ноги лазутчика оказались вровень с верхушкой забора, он спокойно переступил через него, а утихающий ветер опустил его на землю уже с другой стороны.
Живое поселение внутри мертвого. Почти на самую окраину бежали люди, туда, где застроено было меньше всего, но все же поближе к городу, к его руинам. Как стервятники, кормились они с его трупа.
Селение было совсем крохотным - едва ли больше десяти домишек. Убогие, низкие лачуги источали едкий аромат, от дверей тянуло потом, готовкой и душным теплом. Неслышимой тенью скользил Пробужденный между домами, выискивая взглядом нужный. Вот и он.
Заплетя в паутине вокруг себя замысловатый узор, Айдан навел морок, изменивший его обличье. Теперь всякий видевший его узнавал в нем своего знакомого и не удивлялся неожиданному гостю. Резко толкнув дверь, пробужденный, пригнувшись, вошел в лачугу.
Внутри было тесно и душно. Густым, пахучим жаром веяло от печки. Люди жались по углам, на колченогом столе коптила тусклая свечка. Айдан взглядом отыскал свою цель - младенца, которого держала на руках полная, неопрятная женщина с широким, щербатым лицом. Решительно шагнул к ней, протянул руки к ребенку и повелительно сказал: "Дай!".
Одураченная мороком женщина безропотно протянула ему младенца. Ребенок дремал, но когда тряхнули его, передавая из рук в руки, встрепенулся, открыл глаза и, посмотрев на Айдана, тихонько захныкал. Беспокойно дернулась женщина, зашевелились в сумрачных углах другие обитатели - морок задрожал от беспокойства людского и мог в любой момент пропасть. Резко развернувшись, Айдан вышел из лачуги.
Ребенок захныкал громче, встревоженный темнотой и холодом. Пробужденный прикрыл ему лицо рукой, пытаясь нащупать нити паутины ведущие к нему. Что-то странное было с этим ребенком, с узором паутины вокруг него... Но разобраться в этом не вышло: заголосили в лачуге, залаяла, завыла где-то рядом собака, заскрипели двери соседей.
Отойдя на пару шагов в тени между какими-то пристройками, Айдан привычно оплел себя чарами отвода глаз, заодно, заглушив плач детский так, что и в шаге услышать было нельзя.
Какой-то детина выбежал из-за угла, остановился в нескольких шагах от укрытия пробужденного, прислушался. Младенчик всхлипнул, детина обернулся, словно услышал это. Минуту стоял, щурясь в темноту, затем глаза распахнул, рот раззявил...
Ждать Айдан не стал, думать, как заметил его человек сквозь пелену чар - тем паче. Прижав одной рукой младенца к себе, другой выхватил из ножен меч. Колдовская сталь дымно заструилась в руке, мягким шагом подплыл пробужденный к человеку, рубанул коротко... Упал детина, хрипя. Ребенок еще громче разревелся. Вокруг тоже переполох - чуть не все селение из домов высыпало. Айдан отошел поглубже в тень, двинулся по задворкам к стене.
Добрался до нее быстро, церемониться не стал - не было времени паутину чародейскую плести: мечом рассек кое-как сбитые листы, вышел наружу. За спиной послышались злые вскрики - его, похоже, заметили. Что-то вспыхнуло, громыхнуло - визжащая смерть пронеслась над плечом Айдана.
"Никак у вас и ружья остались? Вот тебе раз!" - подумал он, прячась за углом исполинского каменного дома. Вогнал меч в ножны, цыкнул на ребенка и дальше пошел. Младенец не унимался, но погоня, кажется, отстала, хоть долго еще над городом слышались гневные мужские выкрики да жалобное завывание баб.
Айден шел по лесу и смотрел на малыша. Тот, устав кричать, все-таки замолк, сердито всхныкивая время от времени и не отрывая от пробужденного пристального взгляда прозрачно-голубых глазенок.
А Айдан смотрел на узор паутины вокруг него.
Точнее, не на узор - на его отсутствие. Такого он еще не видел - узор паутины вокруг ребенка образовывал пустое пространство, словно кокон или яйцо. Никаких нитей к нему не подходило и никаких не отходило от него. Потому-то его плач и слышали сквозь завесу тишины, потому он и заплакал, увидев Айдана, из-за этого и забеспокоились обитатели лачуги, сумев разглядеть Айдана под наведенным мороком. Странный это был малы, очень странный... И зачем он понадобился старшим?
Узкая горная тропка взбиралась вверх по склону, замысловатыми петлями прорезая себе путь сквозь безмолвный, хмурый лес. Там, впереди, на седловине перевала расположилась сторожка пограничника, где Айдану было велено ждать пока не придут за ним старшие. Может день, может - три, а может и неделю. Неделю вдали от Благословенной Тени - шутка ли? Но приказ есть приказ. Дело старших - приказывать, дело пробужденных - исполнять их волю.
Вот, наконец, закончился подъем, засветилось тусклым огоньком впереди окошко сторожки пограничной. Ребенок снова забеспокоился, захныкал.
Придерживая сипло плачущего младенца одной рукой, Айдан с силой заколотил кулаком в двери. Внутри зашуршало, задвигалось, вскоре раздались шаркающие шаги и глухое бормотание. Пограничник открыл дверь, угрюмо взирая на вошедшего из-под опущенных бровей.
-Вернулся? - каркнул он, - заходи, коршун. С добычей, никак?
Пробужденный вошел молча, не глянув на человека. Прошел в комнату, осторожно снял плащ, постелил подкладкой вверх на кровати пограничника и положил на него ребенка.
-Отдавай что взял, - сердито буркнул из-за плеча пограничник.
-Нет, - коротко отрезал Айдан, - побуду я у тебя недолго. Пока Старшие не придут. Буду уходить - отдам.
Пограничник зло сплюнул на пол.
-Что за напасть? Чего тебе тут торчать? Ну украл ты очередного дитенка, подменыша нового из него вырастят - эка невидаль! Чего вам здесь торчать?
-Не твоего ума дело, - огрызнулся пробужденный, обнажая лезвие протирая его бархатной тряпицей. Оглядел убогое убранство комнаты, заставляя глаза привыкать к увиденному. Кто знает, сколько времени еще предстоит здесь пробыть?
Все же, сидеть без дела Айдану не довелось. В землях Благословенной Тени, еда была всего лишь одним из удовольствий. В Пограничье же, она была суровой необходимостью. Есть хотел не только пробужденный, в котором пульсировала частичка чужой жизни, но и младенец. Пограничник, видимо еще помнивший, как нужно ухаживать за людскими детьми, в голос бранясь, погнал Айдана обратно в город - добыть еды и питья. В этот раз плетению паутин уже ничто не мешало и пробужденный просто взял все, что ему было необходимо, и вернулся в сторожку.
По возвращению, он обнаружил в доме нежданную гостью. Молодая женщина хлопотала над ребенком, воркуя и напевая, а пограничник довольно ухмылялся, потягивая дым из большой глиняной трубки.
-Кто это? - спросил Айдан, сбрасывая плащ и угрожающе положив руку на рукоять клинка.
-Марина, - неожиданно спокойно произнес пограничник, выпустив пару дымных колец, - она захаживает ко мне иногда. Вот увидела ребенка, так сразу вызвалась помогать. А я не противился - младенцу без женской руки нельзя.
Айдан молча положил узел с добытой едой на стол, затем сел на табурет в дальнем, самом темном углу и замер, наблюдая за хлопотами женщины.
Он наблюдал за тем, как она кормит и купает младенца, как ласкает его и баюкает. Ребенок быстро привык к ней, улыбался в ответ, смеялся, когда смеялась она. Что-то в этих таких простых и таких чужих для него сценах заставляло Айдана следить за женщиной и ребенком неотрывно, затаив дыхание.
Когда тучи разошлись и горизонт осветился рыжими лучами солнца, пришел первый из старших.
Он был горд и величав. Тело его словно было соткано из солнечного света: кожа струилась яркими, золотистыми лучами, грудь была закована в сверкающий нагрудник, наплечи возвышались словно замковые башни, затейливо украшенные и переплетенные. Отороченный белым мехом плащ спадал до земли, тяжелый, словно отлитый из стали и струящийся, словно шелковая лента. У него были четыре руки - две сжимали резной посох с янтарем в кулак размером, закрепленным на навершии, две покоились скрещенными на груди, тонике пальцы украшало множество колец украшенных самоцветными камнями. Волосы текли подобно расплавленному золоту, обрамляя идеальный овал лица. Ростом он был на пару голов выше пограничника - человека довольно высокого. Он не смог бы войти в дом, не согнувшись почти пополам. Но входить он не стал.
Он принадлежал Золотому Двору, чья твердыня стояла в землях, где солнце замерло в вечном зените. Неимоверная жара иссушила те места. Когда-то там простирался великий океан, но горы, шедшие по его дну были подняты по воле старших - и стали землей Непокоримого Солнца, землей, куда человеку путь был заказан. Старшие Золотого двора редко появлялись здесь, хоть и не состояли во вражде с двором Бронзовым.
-Пробужденный, Айданом названный! - громогласно произнес золой великан, - выйди ко мне. Я желаю говорить с тобой.
Пробужденный вышел, щуря глаза от непривычно яркого света, исходящего от неожиданного гостя.
-Слушаю тебя, старший, - почтительно поклонившись, произнес он, - поведай, что привело тебя в наши края. Путь, насколько мне известно, не близкий...
-Для того, кто творил этот мир в нем не может быть в нем долгих путей, - ответил старший, - но пришел не для того, чтобы хвалиться своими силами. Скажи, пробужденный, здесь ли младенец, которого ты выкрал из небольшого городка на западном склоне гор?
-Да... - ответил Айдан до того как обдумал свой ответ. Золотой довольно кивнул:
-Хорошо, пробужденный. Отдай его мне.
Айдан замер. Этого он не ожидал, хоть и понимал, что старший не мог появиться здесь без веской причины.
-Я счастлив тем, что вы снизошли до разговора со мной, - осторожно начал пробужденный, - но я служу Бронзовому двору, и по приказу моего короля должен передать младенца лично ему. Такова моя служба, старший.
Золотой великан переложил посох в одну руку, другой коснулся плеча собеседника. От его ладони исходило сильное, почти обжигающее тепло.
-Верность долгу - великая добродетель. Но твоим владыкам не достало знания понять всю опасность, заключенную в этом человеческом отпрыске. Быть может, поймешь ты?
Когда грань между мирами перестала существовать, человек оказался беззащитен перед Туманами творения, а мы, старшие - стали уязвимы для Паутины мира. Вы, пробужденные, стали первым мостом между нами и людьми. В вашей власти было плести паутину, но не как было дано людям, а через вашу связь с Туманами. Мы обучили вас и обратили в щит между двумя народами...
Айдан кивнул:
-Это мне известно, старший. Те же слова говорили мне мои учителя. Но какое отношение к сказанному имеет этот ребенок. В нем нет старшей крови...
Золотой великан взял посох всеми четырьмя руками, выставив перед собой опершись на него. Янтарь светился изнутри, переливаясь и мерцая.
-Твои слова поспешны, а речь моя еще не закончена, - произнес старший властно, - Дитя человеческое, которое ты принес в этот дом, не сможет стать пробужденным. Но не в этом кроется его опасность. Ни пробужденный, ни старший власти над ним не имеют: туманы творения обтекают его, а паутина не вплетает в свой бесконечный узор. Он словно вестник изначальной пустоты, времени, когда не было вообще ничего, даже самого времени. Кто знает, во что вырастет сила его. Те из нас, кто почувствовал его появление, бояться, что однажды пустота вокруг него пробудиться и поглотит этот мир...
Старший замер, пристально глядя на Айдана. Пробужденный молчал. Слова золотого великана заставили его задуматься. Старшие никогда не лгали - ложь была противна самому естеству их. Но и Бронзовый король не мог не знать, куда посылает своего слугу. Знал - и, посылая, о своем думал.
-А что вы сделаете с младенцем, если я отдам его? - спросил, наконец, Айдан. Сразу отказать старшему - означало навлечь на себя его гнев, а гнев их страшен, - убьете его?
-Убить его мы не в силах. Уж скорее он убьет нас - даже сам того не поняв, - словно в почуяв изменение в настроении хозяина, померкло свечение янтаря в навершии посоха, - мы скроем его, будем наблюдать и изучать его. Мы должны узнать, таит ли он в себе опасность и раскрыть тайну его рождения. Его нельзя оставлять без присмотра.
-Но если вы не в силах убить его, как вы предотвратите вред, который он может нанести? - этот вопрос родился сам собой, словно спасительная нить, за которую Айдан тут же ухватился.
-Есть много способов убить человека, не прикасаясь к нему. Он не принадлежит землям Непокоримого Солнца. Если не ограждать его от жара лучей, не давать ему воду и еду - он умрет. Умрет быстро.
-Но не сразу?
Старший подался вперед, прижавшись щекой к посоху. Глаза его - два сияющих золотом провала - сузились.
-Достаточно быстро, пробужденный. Пусть подобные сомнения в нашей силе более не оскорбляют мой слух. Ты решился?
Айдан замолчал, отступив на полшага назад.
-Да, старший, - наконец произнес он, - я решился. Твои слова мудры, но долг перед моим владыкой для меня выше любой мудрости.
Золотой великан распрямился, словно увеличившись в росте. Посох он теперь держал поперек тела, на вытянутых нижних руках. Верхнюю пару он скрестил на груди.
-Твоя верность долгу достойна восхищения, пробужденный. Но легко быть верным, скрываясь от мудрых слов в темноте незнания. Но куда ты скроешься от страха?!
Фигуру охватило слепящее золотое пламя. Земля под ногами его вспыхнула и загорелась, камень пылал как сухая щепа, огонь с ревом вздымался к небесам, выл рассеченный сотней языков воздух. Айдан отшатнулся, закрыв лицо рукой.
-Я не отступлю! - закричал он пытаясь преодолеть рев пламени. Второй рукой он выхватил из ножен клинок. Дымное лезвие дрожало и колебалось под волнами силы, исходящей от старшего. Но первым Айдан бить не стал - знал, что поразить воина Золотого Двора сил у него все равно не достанет. Недвижим оставался и старший. Так стояли они, замерев в ожидании. Наконец пламя вокруг золотого великана спало. Он снова оперся на посох. Айдан опустил руку и убрал меч.
-Древний договор между нашими дворами запрещает мне напасть на тебя здесь. Хоть тут и граница, все же пограничник - вассал Бронзового короля, а значит тут - его земля. Так и передай своему сюзерену. Тебе же скажу: я - не последний гость, который придет к дверям этого дома. И когда стены покроются инеем, а за окном завоет пурга - тогда ты вспомнишь обо мне, пробужденный. Вспомнишь и пожалеешь, что не внял моим словам. Закрой глаза.
Айдан повиновался, и тут же, резанув острыми лучами сквозь кожу век, ударил ослепительный свет. Все длилось недолго - не более секунды. Когда свет ушел и пробужденный рискнул открыть глаза, перед ним никого не было. Даже следов величественного гостя не осталось на каменистой земле.
За спиной скрипнула дверь, послышались шаркающие шаги пограничника.
-Ушел? - спросил он, остановившись в шаге позади. Айдан не обернулся.
-Ушел, - ответил он, помолчав немного, - странные слова он говорил. Странные и страшные.
-А ты, подменыш, никак думал, что у старших все просто? - сипло хмыкнул человек, - у них ничего просто не бывает. Думал ли, на что тебя посылают? Странное дело, туманом покрытое. Чего дитенка неделю у меня держать - как думаешь?
Айдан молчал, вглядываясь в сумрачный, неясный горизонт. Пограничник сделал шаг вперед, став рядом с пробужденным.
-Я так мыслю - не ребенок им нужен. Нужен был бы - сразу б забрали. И не тебя, балбеса, за ним послали.
Айдан резко развернулся и уверенными шагами направился к дому. На пороге он остановился и сказал - веско, как гири кладя слова.
-Скоро сюда старший Серебряного двора придет. Ты готовься, старик. Тяжело будет.
Внутри жарко пылала печка. Сидя рядом с ней на колченогом табурете, женщина держала завернутого в тряпицы младенца на руках, баюкая его и напевая что-то в полголоса. Айдан сел в углу, положив спрятанный в ножны клинок на колени. Песня, которую он едва слышал на таком расстоянии, казалась ему почему-то намного прекраснее, чем возвышенные хоралы придворных певцов Бронзового двора, более чарующей, чем хрустальные переливы королевских арф... Замерев, он словно бы обратился в слух, стараясь ничего не пропустить - но не решался подойти ближе, чтобы лучше слышать.
Вошел пограничник, потоптался у порога, подошел к столу, выудил откуда-то краюху хлеба, откусил от нее, затем, случайно наткнувшись взглядом на Айдана, отломал от краюхи кусок и протянул ему.
-Поешь, - сказал шепотом, - голодный небось.
Айдан покачал головой. Женщина перестала петь, и на душе у него погрустнело. В окно снова застучали мелкие дождевые капли.
Женщина осторожно переложила ребенка на кровать и подошла к пограничнику. Они обменялись несколькими фразами, которые пробужденный расслышать не смог. Потом женщина завозилась у стола - звякала посуда, стучали ложки о миски, плескалась вода. Айдан уже не смотрел. Он устало прикрыл глаза, стараясь на время забыть обо всем. Он хотел представить прекрасные своды бронзового дворца, высокие башни его, ветер, играющий с тонкими, витыми флюгерами, парящие мосты, такие легкие и незримые, что кажется тронь - задрожат и рассыплются. Высокие, сводчатые потолки украшенных древними знаменами зал, пышное убранство вельмож на балах и приемах...
Но образы ускользали, тонули в теплом, вязком сумраке, сквозь который рыжими пятнами пробивались сполохи пламени в закопченной печурке. И уже нельзя было понять, видит ли он их наяву или грезит. Если это и была греза, то с каждой секундой становилась она все реальнее. Домик вокруг преобразился - и похож и не похож. Потолок пониже, к балкам привязаны пучки трав и вязанки лука, на стене висят хомут и оглобля, в углу печь - большая, выбеленная, от нее вдоль стен - лавки, а посреди комнаты - большой стол. И он, уже не Айдан, а кто-то другой, маленький и беззащитный, сидит на теплых, скрипучих половицах. Рядом с ним - кто-то похожий, только поменьше, в руках - фигурки вырезанные из дерева и скрученные из соломы, вертит он их, что-то говорит, улыбается... А рядом с печью хлопочет женщина - большая, добрая и какая-то особенная. И вот сейчас, вот стоит приглядеться только - и вспомнит он, кто она, кто сидит рядом с ним и что за место вокруг... Вот сейчас...
Громко хлопнула дверь, беспощадно, в дребезги разбив тонкую грезу. Айдан вздрогнул, открыл глаза - и тут же кто-то с силой ударил его в лицо чем-то твердым. Пробужденный замотал головой, пытаясь сфокусировать взгляд. Его ударили еще раз - во рту появился резкий металлический привкус, на языке оказался небольшой твердый предмет. Рывком его подняли на ноги.
Комната была заполнена людьми. Пограничник и женщина лежали ничком на полу, над ними стояли затянутые в черное люди. На головах у людей были шлемы, лица закрывали странные, похожие на морды диковинных насекомых, маски. В руках незваные гости сжимали оружие - огнестрельное. Хоть Айдан и редко видел его - узнавал безошибочно. От этих образчиков несло холодным железом - единственным, что люди могли противопоставить старшим. Впрочем, оно, хоть и могло ранить старшего или пробужденного, защитить своего носителя не могло.
Пробужденный сплюнул выбитые зубы, прикрыл глаза, словно обмякнув в руках сжимавших его с обеих сторон. Мысленно он уже видел паутину этого места, видел тянущиеся к людям нити...
Вначале, без всяких на то причин взвыли и упали в корчах двое, державших Ацдана. Еще до того, как они коснулись земли, для остальных фигура его помутнела и стала размытой, едва видимой в полумраке комнаты. Несколько похожих фантомов возникли в других ее частях. Кто-то попытался ударить фантом прикладом - но удар прошел сквозь фигуру, не причинив ей никакого видимого вреда. В ту же секунду взвизгнул рассекаемый воздух и из зыбкого марева материализовался изогнутый клинок, лезвие которого казалось дымчато-серым. Удар был стремителен, и один из людей упал, не издав даже стона. Пол вокруг распростертого тела стал стремительно темнеть.
Раздались выстрелы - они прошивали фантомов, словно они были лишь игрой дыма на ветру, но каждое попадание отзывалось Айдану острой, проникающей болью. Все три его призрачных воплощения разили врагов, те падали один за другим, не в состоянии предвидеть и отразить удары. Но их было слишком много, а каждая частичка холодного железа, проходившая сквозь туман фантомов, отнимала у пробужденного силы. Он успел поразить пятерых, прежде чем последний выстрел бросил его на пол, заставив призрачное марево сжаться до очертаний его обычной фигуры. Его окружили, били ногами и прикладами, били так, что темнело в глазах, но не было сил даже прикрыться. Сознание мутилось, готовое в любую секунду сорваться в пучину беспамятства...
Глава 3
Когда в комнате началась драка, пограничник, постарался отползти под стол, про себя надеясь, что в этой кутерьме ему не достанется случайная пуля или удар. Плакал разбуженный шумом ребенок, билась в беззвучной истерике Марина. Рядом с пограничником упал кто-то из солдат. Грудь его была рассечена, из раны фонтаном била кровь...
Драка закончилась неожиданно, буквально через несколько секунд. Солдаты сгрудились в углу, со злой радостью избивая подменыша, который под градом ударов не проронил ни звука. И тут пограничник ощутил, что от пола, еще недавно прогретого и о теплого, повеяло морозным холодом - резким, колючим. Пограничник задрожал - он помнил слова подменыша. Забившись под стол и вжавшись в стену, он зажмурился, надеясь, что смерть придет к нему быстро. Он пытался вспомнить какую-нибудь молитву, но строки давно ушли в памяти - да и какой смысл был молиться единому богу, когда божки поменьше бродили по земле, устанавливая на ней свои порядки и законы?
Оставленные охранять внешний периметр солдаты напряженно вглядывались в подернутые дождем сумерки. Любой человек в здравом уме не стал бы соваться в эти места. Здесь все те законы, которые человек понял и постиг, на которые столетиями привык полагаться, уже могли дать сбой - неожиданный, иногда смертельный. Потому внимание часовых было обострено до предела, пальцы сжимали рукояти автоматов, взгляды, усиленные сложной оптикой, пронзали темноту, отслеживая малейшее движение.
С востока, где на горизонте клубилась вечная мгла, налетел порывистый холодный ветер. Закручиваясь в маленькие смерчи, он шуршал каменной крошкой под ногами солдат, подвывал в щелях на чердаке, стучал ставнями. Мелкий дождь вдруг сменился острой ледяной крошкой. В доме, куда вошел отряд, прозвучало несколько коротких очередей. Там явно шла серьезная драка, но командир запретил без приказа покидать посты. Враг был слишком коварен и непредсказуем, чтобы даже на секунду ослабить бдительность. Впрочем, бой продлился недолго, всего через несколько секунд после того как прозвучал последний выстрел, в наушниках раздался голос командира:
-Цель нейтрализована. Продолжать выполнение операции.
Солдаты переглянулись, один кивнул другому - мол, все идет не так уж и плохо. Жить ему оставалось меньше десяти секунд.
Принесенная очередным порывом льдистая крошка застучала по маскам, залепляя объективы. Кто-то отвернулся, кто-то торопливым жестом попытался очистить стекла. Все это не продлилось и мгновения, но и этого для старшего было вполне достаточно.
Земля перед одним из солдат вздыбилась, словно зарождающийся вулкан, и расколов скальную породу на поверхность вырвался исполин, высеченный из обсидиана. Фигура его лишь отдаленно напоминала людскую, огромные руки касались пальцами земли, плечи выступали вверх, лишенная шеи круглая голова была лишена всяких черт, кроме двух пылающих синим огнем глаз и темной прорези широкого рта. Сутулый и сгорбленный, он казался настолько несуразным, выпадающим из привычной картины мира, что солдат, увидев его, остолбенел. Одного удара огромной лапы хватило, чтобы изломать его словно хрупкую куклу. Отброшенное ударом тело замерло в неестественной позе, остальные попытались открыть огонь.
Пули, звеня, отскакивали от массивного тела. Исполин медленно развернулся, и глаза его вспыхнули ярко, слепящее. Один из солдат вскрикнул коротко и страшно, а по телу его от ног поползла ледяная корка. Стремительно поднялась к поясу, перелезла на живот, сковала грудь и, наконец, сомкнулась на лице - за мгновения превратив человека в ледяную статую.
Последний оставшийся в живых солдат, с трудом сдерживался, чтобы не роситься бежать, не разбирая дороги и забыв о приказах. Он поспешно пятился к дому, бормоча в переговорник несвязные призывы о помощи. Старший поднял руки на уровне груди и со страшным стуком ударил ладонями друг о друга. Человек даже не вскрикнул - он просто рассыпался морозной белесой пылью, словно и не было его вовсе.
Солдаты в доме слышали стрельбу и предсмертные крики. Повинуясь жестам командира, двое встали у окна, тут же открыв огонь, остальные бросились к дверям, готовясь к атаке.
Первые очереди, выпущенные во врага, отозвались визгом рикошетов. Выбежавшие из дверей солдаты рассыпались по двору, пытаясь укрыться. В сторону исполина полетела первая граната.
Прежде чем раздался взрыв, он поднял руки вверх, широко расставив длинные, искрящиеся сотней граней, пальцы. Земля задрожала, повинуясь воле старшего, пошла мелкими трещинами, из которых белым паром вырывался жуткий холод. Стекла объективов и металлические детали оружия тут же затянуло инеем, граната, бесполезным куском железа подкатилась к ногам и замерла. Еще через мгновение инеем покрылись одежда людей и стены построек. Кто-то закричал, не выдержав обжигающего мороза, пронзавшего кожу. Солдаты один за другим выпускали из рук оружие, в корчах опускаясь на землю.
В доме, мигнув, погасли угли в печи, заскрипело распираемое заледеневшей влагой дерево стен, покрывались инеем металлические предметы, со звоном лопнуло стекло закрывавшее старую фотографию. Двое солдат у окна отпрянули, отбросив оружие - металл, остыв, обжигал руки словно раскаленный - и даже перчатки не защищали. Оружие ударившись о доски пола хрипло звякнуло и разлетелось на осколки. Солдаты в оцепенении смотрели на матово поблескивающие обломки, не замечая, что изморозь уже покрыла их одежду.
Резкий холод вернул Айдана в сознание. Мысли обрели неожиданную четкость, хотя тело и отказывалось слушаться, на каждую попытку двинуться, отвечая резкой болью. Отыскав взглядом пограничника, подменыш, сцепив зубы, на локтях прополз к нему, рванул за хрустящий рукав.
-Бери девку, - процедил подменыш не разжимая губ, - и ползите к ребенку. Вокруг него тепло. Ему это не вредит... Но перед этим... Я возвращаю то, что брал у тебя.
Зубами Айдан прокусил омертвевшую от холода кожу, поднес руку к лицу пограничника. Небольшая красная капелька упала на щеку человека, мгновенно впитавшись в нее. На лице его вдруг проступил румянец.
Пограничник ошалело посмотрел на Айдана, затем коротко махнул головой и пополз. Пробужденный не стал наблюдать за этим. Боль уходила вместе с иллюзией человеческой жизни. Он вновь возвращался в Благословенную Тень, причудливо выплетая себя из паутины мира. Спустя мгновение он уже стоял на ногах. Дымное лезвие призывно дрожало в руке, твердой и уверенной.
Он знал, что ему не одолеть старшего. Тем более старшего Серебряного двора - свирепого и беспощадного, вскормленного вражьей кровью. Но шаг за шагом он приближался к дверям. Переступил через скорчившихся людей, уже утративших от боли всякую способность шевелиться, вышел в сени, все белые от изморози, прошел сквозь открытый проем...
И оказался лицом к лицу с ожившей обсидиановой статуей, по силе сравнимой с богами из старых людских легенд.
-Кто ты и почему пришел на земли Бронзового короля с войной? - собрав все мужество в кулак, спросил Айдан, глядя на исполина снизу вверх.
-Я Варкхрайн, старший Серебряного двора, - пророкотал он, словно внутри него перемалывались камни, - и это не земли твоего короля, подменыш.
-Пограничник заключил с Бронзовым двором договор, - предыдущий гость, сам того не ведая, подсказал Айдану спасительные слова, - он стал вассалом Бронзового короля. А суверен обязан защищать своего вассала.
-Отдай мне ребенка, подменыш, - наконец громыхнул он, - и я пощажу тебя.
Айдан понимал, что жизнь его сейчас висит на тонком волоске. Но отступив сейчас, он лишь навлекал на себя большие беды в будущем.
-Убей меня - и Бронзовей двор станет врагом двору Серебряному. Добавь это к вашей вражде с Золотым двором - не много ли берешь на себя, старший?
В этот раз исполин ответил быстро - гневом обжигали его слова:
-Что Бронзовому королю смерть такой букашки? Не начнет двор войны из-за такого как ты!
Пробужденный знал, что старший ответит именно так. Слова Айдана не замедлили прозвучать:
-Смерть моя будет поводом, а ребенок - причиной! Он - наш по праву, а моя смерть сделает это право еще крепче!
Великан закричал - мощно, раскатисто, зло. Кричал он от обиды и бессилия, ибо знал, что сделать ничего не может. Цель была близка - он чуял пустоту, что клубилась внутри убогой людской постройки. Протяни руку - и вот он, ребенок вожделенный. Но на пути стоял подменыш, людская кровь, соломинка на ветру... И убрать его с пути нельзя было никак.
Крик еще долго эхом бился в вершинах, а обсидиановый исполин исчез - врос в скалу, будто и не было его. Тяжело дыша, Айдан смотрел перед собой. Вокруг него лежали люди, убитые беспощадным эмиссаром Серебряного двора. В комнатке, промерзшей до основания, жались друг к другу пограничник, женщина и ребенок.
Твердым шагом пробужденный вошел в дом.
-Чего застыл, хозяин! - крикнул с порога, - дров принеси, огонь растопи. Миновал лихой час!
Пока пограничник колол дрова, Айдан выволок из избы мертвых солдат - им зарубленных и холодом старшего убитых. Сложил в ряд за сараем, паутину сплел - разошлась рядом земля, открылась в скале широкая щель. Перекидывая мертвых в нее, Айдан думал, что давно не видел таких. Только в самом сердце пограничных земель сохранились места, где человек все еще жил по-старому. Старшие туда не совались - паутина там была прочная, как стальной канат, скрывала туман, не давала лепить из него реальность. Даже пробужденным там было тяжело - она не подчинялась их рукам, даже на глаза показывалась неохотно. Там, по слухам, люди получали холодное железо - особый металл, для старших опасный.
Людское оружие не могло повредить старшим - от того они и завоевали свои королевства без всякого труда. Но сплав, полученный в самом сердце пограничья, все же был опасен для них. Он ранил не плоть - он выпивал силу старших, растворял накопленные в них туманы творения, лишая власти изменять мир по своей воле. И старшие, могучие боги этой земли, под ударами такого оружия могли обратиться в беспомощных призраков. Правда, чем сильнее был старший, тем больше железа требовалось, чтобы обессилить его. Обсидиановый Исполин видно был очень сильным - либо особые пули в отряде были не у всех...
Откуда же они пришли? Как узнали про ребенка? Много нитей сплеталось вокруг него, столько, что и не распутаешь сразу...
Земля сошлась, поглотив мертвых. Айдан довольно потер ладони, обернулся, чтобы идти в дом.
Перед ним беззвучно висел, едва касаясь земли полами серых одежд, один из старших Бронзового двора. Двора Айдана.
-Старший, - он поклонился, и даже распрямившись не смел поднимать на стоящего взгляд.
-Пробужденный, - ответил гулкий, словно исходящий из множества ртов голос, - ты все еще жив.
-Да, старший, - формулировка слегка насторожила Айдана
-И ребенок все еще здесь, - продолжала фигура в туманных одеждах, - не думал я, что так все завершиться.
-Как? - не удержавшись, спросил Айдан, рискуя навлечь гнев старшего. Как это ни странно, но гнева не последовало. Бронзовый спокойно ответил:
-Вот так. Не думал я, что люди узнают о нем, что найдут и выследят тебя. Что эмиссар Серебряного двора внемлет галсу рассудка, а эмиссару Золотого гордость позволит объяснять свои поступки низшему существу. Странно протек ручеек этой истории... но теперь он уже влился в реку судьбы. Возврата нет.
-А вы - вдруг спросил Айдан, сам удивляясь своей смелости, - чего ждали вы? Чем важен этот ребенок?
Бронзовый помолчал, прятав руки за широкие полы, затем улыбнулся - сверкнули длинные, как иглы острые зубы.
-Младенец этот значения для нас не имеет никакого. Мы знали, что такой когда-нибудь да родится. Ну родился - и что с того? Ничего. Власти нашей над ним нет - так это не беда. И него над нами власти тоже никакой. Пусть живет себе.
Айдан опешил. Такого услышать он не ожидал.
-Старший! - в голосе звучали обида и гнев, - зачем тогда все это?
-Утихомирься! - прикрикнул на него бронзовый, затем указал на него длинным, когтистым пальцем, - Ты. Ты был важен, не дитя. Напыщенные Золотые, ослепленные ненавистью Серебряные. Все пришли сюда. Если бы не люди - обязательно встретились бы. И не сдержались бы - вцепились бы друг другу в глотки как псы. А по древнему закону, за бой двух дворов на земле третьего ему вира немалая полагается. Жаль, не вышло. Но и это не важно было...
Рука легла на плечо Айдана. Так же ее положил и посланник Золотого двора - только сейчас от руки исходило не тепло, а едкая сырость. Глаза с четырьмя зрачками смотрели, не мигая.
-Не каждый из старших, видит всю вашу силу. Подменышами называют, разжиженными. Считают, что лучше них ничего на свете нет и быть не может. А вы раз за разом доказываете, что силы в вас поболе, чем во многих старших. И сейчас так вышло. Бронзовому королю многие на ухо шепчут. Ты мне для другого дела нужен, по-настоящему важного. Но словом убедить короля я не смог. Пришлось делом убеждать.
Айдан какое-то время молча смотрел на собеседника, не зная что ответить. Наконец, словно до него только дошел смысл сказанного, он проговорил:
-Так это все было для того только, чтобы испытать меня?
-И тебя, и меня, - кивнул старший и руку с плеча убрал, - весть о ребенке по трем дворам разлетелась быстро. Только не знаю, кто людей предупредил. Видно нашлись доброхоты.
-По трем дворам? - переспросил пробужденный, не понимая. Старший кивнул:
-По трем: Серебряному, Золотому и Деревянному.
-Но посланников было только двое ...
-Знаю, - легко согласился бронзовый, - деревянные больше других с людьми знаются. Может, это они и подослали солдат... А может вообще не пришли - ловушки побоялись...
-Но ведь это и была ловушка, - перебил Айдан. Старший покачал головой, снова ощерив острые зубы в ухмылке.
-Это, дорогой друг Айдан, еще не ловушка. Слишком просто, чтоб старший в нее попался. Время пройдет - ты поймешь. Никто лучше нас, Бронзовых такие ловушки плести не умеет. И ты, вассал верный, научишься. Дай только срок.
-А ребенок? Что с ним будет? - спросил пробужденный. Перед глазами стояло видение комнатки с низким потоком, деревянных и соломенных игрушек, женщины... Старший кивнул:
-Ребенка здесь оставим. Нужен новый пограничник - так лучше него человека и не найти. Как думаешь?
А в комнате, над упеленанным младенцем склонилась заботливая женщина. Пограничник устало прикорнул на стуле в углу, на безымянном пальце правой руки поблескивало простое колечко. Теперь Марина могла чувствовать себя спокойнее. По руками ее время от времени пробегали зеленоватые жилки, глаза засверкали как два изумруда, волосы поплыли как в тумане и уже не угадать было - волосы это или пучок молодой лозы по плечам стелется.
Посланник Бронзового двора ошибся - их давние противники, двор Деревянный, все же явились на зов. Только пришел не старший, а такой же подменыш, как и Айдан. Деревянному двору не за чем было похищать младенца. Он был им нужен именно здесь, в этой земле - только свой, а не чужой. А что нужно младенцу кроме материнской ласки? Ему предстояло вырасти, войти в силу и только тогда Деревянный двор вступил бы в игру открыто. Пока что, женщина, назвавшаяся Мариной, делала свое тихое дело, закладывая основу для будущих событий. Хотя, кто мог предсказать, какими они будут?