Рано утром, в пятницу, двадцать второго числа, месяца июля, дворник Симеон Симишкур подметал свой квартал улицы имени Д. Хармса в городе "Н".
Быстро закончив основную работу(подметание тротуара), он занёс метлу в подсобное помещение, подключил длинный резиновый шланг к уличному водопроводному крану и начал поливать тротуар водой. На тротуаре и проезжей части дороги неожиданно образовалась большая лужа. Видимо за ночь дорога в этом месте немного просела. Возможно от близости грунтовых вод или некачественной работы строителей.
Симеон хотел уже сходить за метлой, чтобы вымести воду из лужи на дорогу, но ужасная головная боль, сухость во рту и общая слабость после вчерашнего посещения "бодеги",* валили его с ног. Плюнув в проклятую лужу и виртуозно выругавшись, дворник бросил шланг в сарай и быстрым шагом пошёл в направлении" вечного горя и спасения многочисленной части мужского населения России - ближайшей наливайки.
По этому тротуару, являвшемуся частью центральной улицы города "Н", на ходу читая того же Хармса, шёл невысокого роста толстый господин (бывший ранее товарищем). Одет он был в дорогой серый костюм, голову его украшала модная фетровая шляпа, на круглом, невозмутимом лице, бросались в глаза аккуратные, пижонские усики - ниточкой и квадратные, больших диоптрий, очки. Как я уже говорил: в одной руке он держал книжку Хармса, другой крепко сжимал большой, жёлто - лимонного цвета, кожаный саквояж.
"Зачем?" - спросите вы, я так подробно описываю внешность этого прохожего, увлекшегося той "чушью", что пишет, часто критикуемый за сюрреализм Даниил Хармс. Дело в том, что читая на ходу, (бывший товарищ) наступил на арбузную корку, которую бросил на тротуар широко известный в этом районе малолетний хулиган Витька Перебийнос. Арбуз Витька украл на рынке. Разбив его о колено, он по братски разделил его с пацанами. Гордясь своим очередным подвигом и возросшим авторитетом в глазах местной шпаны, он, доедая краденый трофей, прошёл по этой улице прямо перед неизвестным франтом. Арбузную корку, как и положено авторитетным хулиганам, Витька бросил не в мусорный бак, а на тротуар.
В общем, солидный господин, со словами: "Ох, ё.. твою япону мать.." прокатился на ней около метра, беспомощно размахивая книгой и саквояжем, пытаясь сохранить равновесие. Однако, так и не устояв на ногах, он въехал прямо в лужу, появившуюся после утренней приборки дворника Симеона. Очки, портфель и модная шляпа неизвестного оказались в луже вместе с ним. Книгу, впрочем, он не выронил, а держал высоко в поднятой руке.
Придя в себя, после такого фиаско, господин сначала посмотрел по сторонам, затем выловил лимонный саквояж и положил его себе на колени. Выудив, плавающую неподалёку, шляпу, он достал из внутреннего кармана пиджака шёлковый платочек и вытерев им лицо, стал искать очки. Проходившая мимо монашка в чёрном остановилась, с любопытством уставившись на хорошо одетого мужчину, сидевшего в грязной луже с книгой Д. Хармса в поднятой руке. Господин (бывший товарищ) невозмутимо водил свободной рукой в мутной воде, пытаясь найти там свои "диоптрии".
Вскоре около скандальной лужи собралась небольшая толпа, с интересом наблюдавшая за манипуляциями толстого гражданина. Отряд пионэров с трубачём и барабанщиком, посланный одной известной актрисой "в жопу", остановился и предложил господину в луже "тимуровскую" помощь. Неизвестный, и без очков разглядев на их шеях красные галстуки, послал их туда же, куда и великая актриса. Пионэры привычно не обиделись, но и не ушли. Трубить и барабанить они, всё же, перестали.
Неожиданно, на большой скорости, из - за поворота выскочил начальницкий автомобиль. Не притормаживая, он промчался по той части лужи, что была на проезжей части дороги. Штормовая волна грязи накрыла всех: и гражданина, сидящего в луже, и любопытную монашку, и пионэров, шедших туда, куда их послала сначала актриса, а потом неизвестный, и остальных, присутствующих при этом необычном событии, горожан. Весело просигналив на прощанье, авто исчез за ближайшим поворотом. Солидный франт наконец нашёл очки, кряхтя встал и пошёл дальше, по своим, несомненно важным и ответственным, делам. Книгу Даниила Хармса, он, протерев шёлковым платочком, положил в портфель. Очки, после такой же процедуры, как ни в чём не бывало, водрузил на нос.
Все быстро разошлись. Некоторые ругали дворника Симеона, некоторые городские жилконторы. О начальнике в авто и любителе сюрреалистической литературы из лужи все сразу же забыли. Часы на городской мэрии громко пробили семь раз.